Океан его ненависти (джен)

Май, 1992 год

Дин заметил Пола еще на подходе к школе, и это его мгновенно насторожило. Обычно они встречались сразу возле кабинета или в холле. Пол стоял за деревьями, словно скрывался, и кого-то, похоже, ждал. Ощутив новый укол неясной тревоги, Дин направился прямиком к Полу. Инстинкт подсказал ему также по возможности спрятаться от чужих глаз, поэтому он старался держаться тени деревьев. Привычное приветствие замерло на его губах, когда Дин увидел лицо Пола — оно было почти белым, губы плотно сжаты, а глаза поблескивали каким-то сумасшедшим сухим блеском. Дин еще никогда не видел его в таком состоянии.

— Что слу…

— Я поссорился с отцом, — быстро, судорожно ответил Пол, нервно сжимая кулаки. Дин мгновенно понял, что эта сора отличалась от десятков предыдущих, потому что никогда еще его друг не выглядел таким… опустошенным. — Пожалуйста, давай не пойдем в школу. Я не хочу на него там натолкнуться. Я и так сбежал из дома пораньше. Поедем со мной.

Взгляд Пола стал умоляющим, и первые секунды Дин растерялся, понятия не имея, что сказать и что сделать. Этот Пол Рудмейн был совершенно чужим ему человеком, Дин знал его уверенным и непоколебимым, а этот, казалось, сломался.

— Я… Куда ты хочешь поехать?

— Не знаю! — Пол испуганно посмотрел на двери школы. — Куда угодно, лишь бы на время убраться отсюда.

Дин задумался на мгновение. Решение пришло неожиданно и показалось очень правильным. Все полтора месяца, что они здесь были, он хотел попасть на океан, но отцу все было некогда их свозить, а их одних с Сэмом он бы не отпустил.

— Поехали на океан, — предложил Дин. — Тут всего несколько миль. Возьмем велосипеды напрокат и доедем.

Глаза Пола вспыхнули на секунду и тут же потухли.

— Да, отличная идея! Пойдем, я знаю, где можно по дешевке взять велик.

Озираясь по сторонам, как нашкодившие щенки, они быстрым шагом покинули территорию школы и направились к велопрокатной станции.

Солнце пропало за облаками, когда они приехали, и стало темно, как поздним вечером. Пол, который уже несколько десятков раз был на океане, смотрел равнодушно, а Дин, впервые увидевший эту бескрайнюю гладь, пожирал ее глазами, вдыхал в себя запах бриза, впитывал его кожей.

— Кажется, у этого предложения была и корыстная сторона, — усмехнулся Пол, заметив, как Дин смотрит на океан.

Дин сразу отмер, отвел взгляд и возмущенно сверкнул глазами, усаживаясь рядом на теплый песок.

— Что произошло? — тихо спросил он. Его плечо чуть касалось плеча Пола, который, застыв на песке, будто окаменел. Он прямо смотрел куда-то за горизонт, сжимая в руке край клетчатой рубашки.

— Отец как с цепи сорвался, — единственное, что ответил ему Пол, и замолчал. Дин, поняв, что тот больше не хочет говорить на эту тему, решил не приставать, просто молча сидел рядом. Иногда и ему самому нужна была такая безмолвная поддержка, когда усталость в нем побеждала, но не было человека, с которым он мог так просто посидеть и посмотреть на океан.

— Спасибо, что поехал со мной, — вдруг произнес Пол, от неожиданности Дин вздрогнул. — Правда. Тебе из-за меня влетит.

— Не страшно, — Дин надеялся, что отец ничего не узнает, иначе ему действительно всыплют по первое число. Он встал и медленно подошел к самой кромке, камни похрустывали под тонкой подошвой. Дин наклонился и, подняв один из плоских камней, бросил его. Тот, подпрыгнув три раза на поверхности, с тихим всплеском ушел под воду.

— Спорим, я смогу больше? — Пол не слышно подошел и встал рядом. Набрал в ладонь несколько камней и принял боевую стойку.

Они обменялись дерзкими взглядами и начали свою негласную битву. Полчаса они швыряли камни в океан, радуясь своему успеху и шуточно злорадствуя над провалами другого, и на это время все проблемы, от которых они убежали, действительно остались позади.

Когда подходящие камни под ногами закончились, они снова молча застыли у самой воды, наблюдая, как с тихим плеском колышутся волны, ударяются о прибрежную гальку и снова отходят назад.

— Я схожу за водой, пить хочу, — Дин мотнул головой назад, в ту сторону, где дальше по насыпи находились их велосипеды.

Пол молча кивнул, глядя на океан каким-то загипнотизированным взглядом.

— Давай. А я пока на берегу поищу ракушек каких-нибудь.

— Серьезно? Как девчонка?

— Ты просто никогда в жизни их не искал, — беззлобно огрызнулся Пол и медленно побрел по воде прямо в своих теннисках.

Пожав плечами, Дин пошел вверх по берегу, где они оставили свои велосипеды. Протертая подошва почти не спасала от ощущения острых камней под ногами, камни впивались в ноги, ошпаривая тупой болью. Постоянно морщась и шипя сквозь зубы, Дин все-таки добрался до бутылки с водой. Жара стояла не такая невыносимая, как пару дней назад; несмотря на отсутствие солнца, пот по спине лился ручьями, и поблизости не наблюдалось никакой тени, в которой можно было бы найти укрытие.

— Дин, помоги мне! Помоги!!!

Истошный крик пронзил мозг Дина, и он резко развернулся. Бутылка упала, расплескивая воду, которая окрасила камни в темный цвет. Взгляд скользнул по пустому берегу и перескочил на воду, и в двадцати футах от берега Дин заметил голову Пола, виднеющуюся из воды. Пол беспомощно барахтался в воде, он то исчезал в волнах, то вновь появлялся, брызги, которые он создавал, иногда полностью скрывали его с поля зрения Дина.

Времени думать о том, как Пол оказался в океане, не было. Дин помчался обратно по берегу, наплевав на камни, на ходу снимая с себя футболку, и, как и был в обуви, забежал в воду. Сердце колотилось как сумасшедшее, но Дин пытался не думать о том, что и сам может утонуть. Расстояние было немаленьким, он действовал на одном лишь адреналине, но сейчас это было неважным.

— Дин!

Он плыл и плыл, волны толкали его с пути, швыряли назад, но он, сжав зубы, сражался с ними, сражался со своей силой, которая стремительно убывала обратно пропорционально возрастающему расстоянию между ним и берегом.

— Пол! — Дин завис в воде, бешено оглядываясь вокруг, но Пола нигде не было видно. — Пол!

Он проплыл еще несколько метров, снова замер и позвал, но ему вторил лишь крик чаек с берега и отзвук собственного голоса. Дин нырял и нырял, пока окончательно не выбился из сил, звал, пока связки не ослабли и из горла стал вырываться один лишь хрип.

Он сам не помнил, как смог добраться обратно до берега, как, трясясь от холода и ужаса, оделся и, сев на велосипед, в одиночестве поехал обратно в город. Он делал все на автомате, перед глазами стоял обманчиво Тихий океан, который только что отобрал у него единственного друга.

На автомате он добрался до полицейского участка, где, не сбиваясь и не запинаясь, пустым от эмоций голосом рассказал о произошедшем. Не колеблясь, он сел с ними и поехал обратно туда, куда ему было дико страшно возвращаться, но он думал лишь о том, что отец скоро уедет, а Сэм останется один.

Спасатели подъехали через пять минут после них, еще через пятнадцать — отец Пола и почти сразу Джон, который непонятно откуда узнал.

Джон не стал ничего спрашивать у него, сразу направился к полицейским и о чем-то долго с ними разговаривал. Он вернулся с мрачным лицом — более мрачным, чем обычно, — и, не говоря ни слова, встал позади Дина и положил ладони ему на плечи, легко сжав.

Дин почти этого не чувствовал, неподвижным взглядом смотрел на океан и теперь ненавидел его.

Бледный, как смерть, Ричард носился по берегу и что-то вопил, но Дин не мог разобрать его слов.

Пола вытащили через двадцать три минуты поисков, в той же одежде, в которой он сюда приехал, в той же обуви. Таким же, каким Дин его помнил, тем же Полом Рудмейном, сыном сволочного учителя физики. За одним-единственным исключением: он был мертвым Полом Рудмейном, сыном сволочного учителя физики, который теперь потерял свою оставшуюся семью.

Вой Ричарда резанул по слуху и по сердцу, и больше всего на свете Дину хотелось убраться отсюда подальше и в то же время упасть на колени перед этим человеком, который отчего-то не любил его, но любил, хоть и как умел, своего сына, и просить прощения за то, что не успел.

Но Дин стоял неподвижно, кусая губы, давя в себе закипающие слезы. Руки отца, сжимающие его плечи, были единственным, что не позволяло ему разломаться на куски прямо сейчас.

— Мой сын! Мой единственный сын!

— Пойдем, сынок, — это было первым, что сказал Джон за все время их пребывания здесь. Голос Джона был мягким, каким Дин не слышал его почти никогда, но слова отчего-то ударили словно пощечиной. — Ты сделал все, что мог.

Дин под легким давлением рук отца отвернулся от океана, который он увидел впервые в жизни и который он хотел бы теперь никогда не видеть. Камни все так же впивались в ноги через мокрую подошву, и теперь эта была та боль, которую он хотел, лишь бы это заглушило то торнадо, творящееся на его душе.

— Будь ты проклят, Винчестер! — пронзительным воплем ударило в спину. Дин содрогнулся и сжался, но руки отца держали крепко, прикрывали спину. Джон рядом что-то яростно прошипел, но Дин не понял что.

Боль расставания, от которой он так бежал, изолируясь от людей, тянулась за ним мокрым следом по камням новой болью, болью потери, и на какой-то миг Дину захотелось поверить, что расстояние сможет высушить ее. Он сомневался, что времени это под силу.

* * *

Дин с некоторым волнением зашел в свою бывшую школу, в которой проучился всего полтора месяца, на которая, в отличие от десятков других, запомнилась ему. Из-за Пола. За все годы это был второй раз, когда он возвращался в места своей учебы, и второй раз это было по делу, только теперь по его делу, а не Сэма. Занятия, насколько он знал, должны были длиться еще неделю, поэтому он удивился, когда, зайдя, обнаружил пустые коридоры и кабинеты.

Школа за пару десятков с лишним летом изменилась мало. Стены были теперь бежевыми, а не зелеными, парты новее, поменялись таблички на кабинетах, и на этом наблюдения Дина заканчивались. Спустившись обратно на первый этаж, он спросил у охранника, которому при входе представился обычным пожарным, проверяющим безопасность школы перед каникулами, где сейчас все учителя и школьники.

— Они в актовом зале, сейчас какой-то концерт идет у детей, я точно не знаю, — рассеянно сказал охранник, не отрываясь от своего сканворда. — Так что ищи всех там.

— Спасибо, — поблагодарил его Дин и, надеясь, что актовый зал остался там же, где и был, направился туда. Он уже почти завернул за угол, как его остановил голос охранника.

— Эй, а ты откуда знаешь, куда идти?

Дин повернулся, встретившись глазами с его подозрительным взглядом.

— Я здесь учился когда-то давно.

— А-а-а, понятно, — протянул охранник, и, когда Дин уже собрался идти дальше, спросил: — Первый рожденный на Земле человек, ребенок Адама и Евы, ты знаешь? Четыре буквы. Кто придумывал эту тупость …

Дин усмехнулся и, не оборачиваясь, ответил:

— Это Каин. И на твоем месте я не называл бы его тупым.

Что крикнул вслед ему охранник, Дин уже не услышал. Дойдя до актового зала, он открыл дверь и осторожно проскользнул внутрь. Громко играла какая-то музыка, на сцене перла какая-то девочка, за которой наблюдали десятки зрителей: ученики и их родители. Пытаясь остаться незамеченным, он пошел вдоль стены, направляясь к небольшой толпе людей, стоящих в другом конце зала. Это, по всей видимости, были учителя, потому что Дин заметил среди них несколько знакомых лиц, в том числе, к своему облегчению, и лицо бывшей классной руководительницы; она хоть и сильно постарела, Дин узнал ее без труда. Все они также смотрели на сцену, и Дин невольно обернулся. Девочка, одетая в костюм Красной Шапочки, пела какую-то песню, в слова которой он решил не вникать. Бросив на нее еще один мимолетный взгляд, Дин продолжил пробираться в задний конец. Все стулья в зале были заняты либо остальными детьми, либо их родителями.

Джейн Спенсер, худощавая женщина с вечным пучком на голове, стояла с самого края, и Дину не пришлось проталкиваться сквозь толпу. Проговорив про себя начало всех возможных диалогов, которые не включали в себя возможность того, что Спенсер может считать его серийным убийцей, он подошел к бывшей учительнице и слегка тронул за предплечье, привлекая внимание.

— Миссис Спенсер, здравствуйте. Возможно, вы меня не помните…

Ее взгляд пару секунд оставался вопросительным, но затем в нем появилось узнавание вперемешку с удивлением.

— Бог мой, Дин Винчестер, — ее голос, так же как тогда, был чуть с хрипотцой и слегка тянул гласные. Она улыбнулась. Дин выдохнул с еле заметным облегчением. Кас все-таки подчистил, как и обещал, или же она просто не была в курсе новостей трехгодичной давности.

— Можно просто Дин, — слегка нахально ввернул Дин, заслужив наполовину раздраженный, наполовину веселый взгляд. — Конечно, я тебя помню, — продолжила Спенсер как ни в чем не бывало. — Ты и Рудмейн на каждом моем уроке не прекращая болтали, несмотря на мои замечания, но при этом как-то умудрялись с блеском выполнять каждую работу.

— Что было, то было, — признал Дин, сверкнув улыбкой. — Но география всегда была моим любимым предметом.

На секунду он увидел перед собой ту же учительницу — строгую, исполнительную, но с юмором и относящуюся к своим ученикам как к равным, за что ее и уважали и любили.

— Даже не пытайся мне льстить, Винчестер, — тут же обрубила она. — Это никогда не срабатывало.

Они обменялись одинаковыми понимающими улыбками, вспомнив прошлые полушуточные баталии. Он, видя в ней взрослого, выделяющегося из окружающей его серой массы, никогда не позволял себе переступить черту и относился к ней и ее предмету непривычно серьезно; она в ответ иногда закрывала глаза на его проделки, видя в нем не отличного ученика, но отличного человека.

— Никакой лести, — Дин хоть и был теперь выше ее на полторы головы, все равно чувствовал себя неловко. — Но вообще-то я пришел по делу, — он посерьезнел. — Хотел узнать, осталось ли в школе что-то из вещей Пола.

— Пола? Пола Рудмейна? — удивленно переспросила она.

Дин кивнул.

— Да. Я проезжал мимо и решил заехать. Ну и взять что-нибудь на память.

Миссис Спенсер прищурилась и покачала головой.

— Ты никогда не умел врать, Дин Винчестер, по крайней мере, мне. Я знаю, ты дружил с ним, но ты не из тех, кто приедет сюда спустя двадцать три года, проникнувшись сентиментальностью, чтобы «взять что-нибудь на память».

Дин скептически хмыкнул — теперь он мог это делать, не опасаясь, что ему назначат отработку или что-то в этом роде. Он и сам признавал: его аргумент заслуживал двоечку по десятибалльной шкале.

— Впрочем, я все равно сейчас не смогу ответить на твой странный вопрос. Давай дождемся окончания праздника и поговорим в более спокойной обстановке.

Дин бросил взгляд на свои наручные часы и закусил губу.

— А долго он еще будет?

— Нет, минут пятнадцать-двадцать. Сейчас допоет моя внучка, затем еще два хоровых пения, заключение и все.

Дин посмотрел на сцену.

— Это ваша внучка там?

— Да, — ее покрытое морщинами лицо словно засветилось изнутри, когда она взглянула на девочку. — Она, кстати, сейчас в том же классе, что был и ты тогда. И тоже под моим руководством.

— Почему-то я… — Дин поперхнулся словами, когда смог внимательнее разглядеть лицо девочки. Снова тот же высокий лоб, русые волосы, прямой нос… Холод пронзил его тело раскаленной стрелой, во рту моментально пересохло. Неужели Спенсер ни разу не задумывалась о том, как ее внучка похожа на Пола. Вот же черт. В другой раз его бы поразило такое количество похожих друг на друга детей, но сейчас не это было важным.

— А вы не могли бы нас с ней познакомить? — удивительно, но он смог сохранить ровный голос.

— Когда закончится концерт, почему бы и нет.

Дин удержал на губах улыбку.

— Я хотел бы сейчас, если вы не против, — он стойко выдержал подозрительный взгляд бывшей учительницы. — Она ведь больше не будет петь?

— Нет, — помедлив, ответила она. Когда девочка закончила выступать и, спускаясь с лестницы, посмотрела в их сторону, Спенсер, встав на цыпочки, жестом подозвала внучку к себе. Та на мгновение нахмурилась и вприпрыжку поскакала между рядами по направлению к бабушке. — С чего такой интерес к моей внучке? — Джейн снова повернулась к Дину.

— Просто лично хочется поздороваться с еще одной Спенсер, — Дин обезоруживающе улыбнулся, зная, как эта улыбка сработает, даже на бывшую классную.

Девочка подошла и вопросительно посмотрела на бабушку, та лишь указала кивком на Дина. Дин присел перед ней на корточки и улыбнулся ей. Та вопросительно посмотрела на бабушку, но та лишь слегка пожала плечами и одобрительно кивнула головой.

— Ну, привет, певица, — поздоровался Дин, с замершем сердцем убеждаясь в том, что сходство девочки с Полом ему не почудилось. — Как тебя зовут?

— Фелиция Спенсер, — официально представилась внучка Джейн Спенсер. — А как тебя зовут?

— Я Дин, — он протянул руку, и Фелиция робко ее пожала; ее до этого серьезное лицо чуть смягчилось — она была маленькой копией своей бабушки. — Я слышал тут, как ты пела. Надо сказать, я потрясен, миледи.

Девочка вновь посерьезнела и посмотрела на него с обвинением.

— Бабушка говорит, что лесть — это плохо.

Дин еле удержал смешок и поднял взгляд на бывшую учительницу — та чуть смущенно усмехнулась и пожала плечами.

— А здесь никто и не льстит, — Дин выпрямился в полный рост и посмотрел на Фелицию сверху вниз.

Глаза девочки расширились.

— Ого! Ты такой большой! Выше моего папы.

— Ты не видела моего младшего брата, он еще выше меня.

— Твой младший брат выше тебя? — в глазах Фелиции зажегся неподдельный интерес. — А так бывает?

— К сожалению, бывает, — Дин притворился грустным, ощущая, как завлекает его разговор с этой девочкой.

На лицо Фелиции набежала туча.

— Значит, моя младшая сестра, когда вырастет, тоже станет выше меня? — она вздохнула.

— Совсем не обязательно, — Дин утешающим жестом потрепал ее по плечу. — Ешь много каши, и все будет хорошо. Мой брат ел каши больше меня, вот и вымахал выше меня.

Девочка смерила его скептическим, каким-то взрослым взглядом.

— Мне уже не пять, и я знаю, что дело не только в каше.

Дин беспомощно переглянулся с Джейн Спенсер, молчаливо прося помощи. Та усмехнулась: мол, сам захотел познакомиться, вот и получай, и Дин ясно видел пляшущие в ее глазах смешинки.

— Знаешь…

В зале раздались громкие крики и визг, которые перекрыл оглушительный предупредительный выстрел, люди сразу вскочили со своих мест. Дин повернулся так резко, что чуть не свернул себе шею, и стремительным движением сунул руку за ремень, где всегда прятал пистолет.

Твою же…

Ощутив под пальцами пустоту, он выматерился сквозь зубы. Из-за этого отпуска, впервые почувствовав себя нормальным, он в то же время превратился в тряпку, и теперь приходилось иметь дело с последствиями. Он не мог засунуть пистолет в шорты, и не всегда он надевал рубашку, чтобы суметь спрятать оружие под ней. Прошло всего три недели, а за это время он смог забыть то, что отец вбивал ему годами, то, что не раз спасало ему жизнь…

Сейчас у него был только перочинный складной ножик в кармане, от которого вряд ли было бы много толку.

— Всем на пол! Лежать! — панические крики перекрыл громкий грубоватый голос. — Лежать, руки за спину! Малейшее движение — и я открою огонь!

Словно марионетки, которым подрезали все ниточки, все в зале как один послушно повалились на пол между рядами стульев и возле них, родители прижимали к себе плачущих детей. Перед тем как упасть на пол рядом с обеими Спенсер, Дин смог рассмотреть только, что террористов было трое, в масках, закрывающих лицо, но вместо автоматов в руках они держали обыкновенные ружья, и Дину показалось это довольно странной деталью. Обычно террористы являлись будучи куда лучше вооруженными. Мимолетом пронеслась шальная мысль о том, что только террористов в своей жизни он еще не встречал, но она прервалась громким голосом одного из них, по-видимому, главаря:

— Будете вести себя хорошо и выполните все мои условия — никто не пострадает.

Весь зал безмолвно лежал, почти не дыша, только изредка слышались всхлипы испуганных детей. Дин попытался взглядом успокоить напуганную Джейн, прижимающую к себе внучку, лихорадочно думая, что делать, но тут главарь снова подал голос, и от сказанного Дин ощутил, как дыхание застряло в глотке.

— Мне нужен лишь один человек…Позвольте мне забрать его, и никто больше не пострадает, — Дин еле сдержал нервный смешок, вспомнив, что почти точно такие же слова видел в книге Роулинг (Сэм так и не узнал, что он читал «Гарри Поттера», но Дин и не собирался посвящать его в этот маленький секрет). Эти ублюдки, видимо, совсем слетели с катушек, если решили косить под Волдеморта, потому что Дин на своей памяти не мог вспомнить ни одного случая, чтобы террористы вламывались в школу с требованием отдать им человека, тем более ребенка. Это было дико и заранее гибло. По крайней мере, Дин надеялся на это.

— Мне нужна одна ваша ученица… Фелиция Спенсер. Я знаю, она здесь, среди вас.

Дин встретился с полным невыносимого ужаса взглядом Джейн, чувствуя, как в животе оседает огромная глыба льда. Он еле заметно покачал головой и приложил палец к губам, пытаясь одновременно успокоить и ее, и Фелицию, которая плакала без единого звука. Мысли в его голове стремительно проносились одна за одной, сталкиваясь, выстраиваясь в нужный пазл. Он напряженно думал, зная, что решение находится где-то совсем рядом, но никак не мог его поймать.

— Отдайте мне девчонку, и никто не умрет.

Зал молчал, и почти чувствовалось, как утекают драгоценные секунды.

Дин резко выдохнул, и внезапное понимание разорвалось в его голове оглушительной бомбой. Они с Сэмом все это время гонялись не за тем волком, и если бы он был чуть более разумным и не топил себя в своей вине, то он бы понял… и он, возможно, смог бы предотвратить гибель тех детей. Облегчение от того, что Пол все же оказался ни при чем, горечь, что они зря осквернили его могилу, и внезапная, жгучая ненависть к этому бесчеловечному ублюдку наполнили Дина, как коктейль из лавы. Как же он не догадался раньше! Только один человек мог убивать похожих на Пола детей, и ведь это было куда более логичным, чем тот факт, что Пол стал бы мстить своим ровесникам. Их запутал Джейсон, который, как теперь понял Дин, в отличие от остальных, на самом деле тонул по чистой случайности, и это сразу навело их на ложный след.

Дин только не мог понять, как вышло так, что не осталось никаких следов на телах, ведь этот ублюдок наверняка применял огромную силу, чтобы удержать сопротивляющихся детей под водой. Не могли же судмедэксперты ничего не заметить… Хотя Дин не мог не признать, что эта тварь работала очень чисто.

Отбросив из мыслей лишние и не нужные сейчас попытки осознать, как можно было превратиться в такое, Дин успокаивающим жестом мягко сжал руку Джейн Спенсер и снова покачал головой, прося ее молчать и ничего не предпринимать. Он улыбнулся Фелиции, которая, прижавшись к бабушке, не отрываясь смотрела на него огромными заплаканными глазами.

«Все будет хорошо», — одними губами пообещал он им и глубоко вздохнул.

У него не было плана, даже первого пункта, и, возможно, он врал Сэму, когда говорил, что план у него всегда есть, и «А», и «В», и дальше по алфавиту. Сейчас у него не было ничего, он знал только то, что ему нужно тянуть время как можно дольше. К чему тянуть и для чего для него в данный момент было неважно, ему было необходимо не отдать девочку этому сумасшедшему ублюдку и не позволить расстрелять всех этих людей как кроликов.

— У вас последняя попытка, или я открою огонь, — по залу вновь пронесся тот же голос.

Отчаянно надеясь, что он не ошибся, Дин на секунду прикрыл глаза и, все так же прижимаясь щекой к каменной плитке, громко произнес:

— Ты думал, что, придя сюда, все по первому зову кинутся исполнять твою просьбу? Если так, то ты стал куда большим идиотом, чем был раньше, Рудмейн.

Глаза миссис Спенсер расширились, когда она услышала обращение из уст Дина, но он, не сводя с нее взгляда, снова молча призвал ее к спокойствию.

Никто не шелохнулся, но Дин ощутил, как вокруг заискрило напряжение, и на этот раз оно исходило в большей мере не от родителей и детей, а от группки нежелательных гостей, которых Дин сначала принял за террористов. Но они оказались слишком жалкими даже для того, чтобы быть террористами.

— Кто это сказал? — только Дин, который ожидал этого, смог расслышать еле уловимый испуг в голосе Рудмейна. — Встань!

Нацепив на лицо пренебрежительную улыбку, Дин медленно и не спеша поднялся на ноги и решительно встретился взглядом с отцом Пола, принципиально убрав руки из-за спины. Они стояли друг от друга на расстоянии четырех метров, и, казалось, метали друг в друга невидимые молнии.

— Можешь снять маску, Рудмейн, теперь все знают, что это ты, — Дин взмахнул ладонями, выражая притворное сожаление.

Ричард Рудмейн секунду смотрел прямо на Дина, замерев, и вдруг одним рывком стянул с себя маску. Дин если и удивился, то не подал виду. Он смог наконец-то рассмотреть его лицо. Тот, в отличие, от Джейн, мало изменился, разве что стало больше морщин, а блеск в глазах — еще безумнее, чем прежде. Теперь они стояли не как учитель и ученик, а на равных, и черта с два, если Дин не собирался этим воспользоваться.

— Все в школе говорили, что после смерти жены ты слетел с катушек, а смерть сына тебя окончательно добила, — в голосе Дина мелькнуло и тут же исчезло сочувствие, вновь сменившись презрением. Этот выродок больше не заслуживал понимания.

Рудмейн не отводил от него взгляда, с каждой секундой все больше наполняющегося узнаванием и ненавистью.

— Ты, — выплюнул он, и его лицо страшно исказилось от гнева.

— Я, — совершенно спокойно ответил Дин. — Не ожидал увидеть, да, мистер Рудмейн? — обращение к бывшему учителю вырвалось из его рта сгустком презрения и холодной ярости.

— Как ты смеешь… — от злости голос Рудмейна срывался; Дин даже со своего места видел, как он вцепился пальцами в рукоятку ружья. Но ярость смело так же резко, и следующие слова были произнесены почти безэмоционально. — Это ты убил моего сына.

Дин сжал кулаки, и боль в ладонях от впившихся в кожу ногтей тут же привела его в чувство. У Рудмейна было одно оружие, которым он мог бы его одолеть: давить на вину, — но сам Рудмейн даже не подозревал об этом, и Дин не собирался ему подсказывать. Если бы Рудмейн надавил чуть глубже, Дин бы рванул с силой гранаты, потому что вина перед этим человеком приравнивалась к ненависти, которую он теперь испытывал.

— Его убил ты, — спокойно и холодно ответил Дин. — Это ведь от тебя он тогда убежал. Если бы ты не превратил заботу о нем в пытку и наказание для него, все случилось иначе. Ты потерял грань после смерти жены, и смотри, к чему это привело.

Рудмейн побелел от ярости; на мгновение Дину показалось, что от того, чтобы выстрелить, его удерживают какие-то крошечные миллисекунды.

— Заткни свою чертову пасть, Винчестер! Ты понятия не имеешь, щенок, каково это: потерять все, когда у тебя в жизни остается единственный смысл…

Дин презрительно усмехнулся.

— Я понимаю в этом куда лучше тебя, Рудмейн. Но я никогда не поступал так, как ты. И я никогда не оправдал бы себя этим, я не использовал бы потерю оправданием своему безумию. Ты потерял сына тогда, когда первый раз ударил его, когда он пришел домой на минуту позже указанного.

— Откуда ты это знаешь? Неужели тебе Пол нажаловался? — в Рудмейне удивление боролось с ненавистью. Дин прибавил себе одно очко, счет пока склонялся на его сторону.

— Я много чего знаю, но тебя это не касается.

— Тебе? — Ричард, казалось, не слышал Дина. — Он жаловался тебе? — с неприкрытым презрением переспросил он. — Хотя это неудивительно… — Рудмейн вскинул на Дина безумный взгляд и, понимая, что начинает сдавать позиции, попытался снова: — Ты… ты… если бы не ты, мой сын был бы жив!

— Я уже сполна расплатился за свою ошибку, и я до сих пор очень сожалею о том, что произошло. Но вот ты так ничего и не понял.

— Твое сожаление ничего не изменит! — Рудмейн почти что провизжал это, что показывало то, что он уже совсем на грани.

Дин ощутил легкий холодок на шее. Время утекало сквозь пальцы, а он все топтался на одном месте. Если бы Рудмейн и его компания были действительно террористами, полиция бы знала о них и, возможно, пыталась бы что-то предпринять. Но цель Рудмейна была полностью противоположной: главным для него было не позволить полиции узнать о себе, ему не нужны были деньги, позиция, или изменения в законах, или что-то в этом роде. Он хотел по-тихому забрать девочку и скрыться, и если в школе, кроме теперь уже наверняка мертвого охранника, никого не было вне актового зала, то вряд ли стоило ожидать помощи.

— Ты, правда, думаешь, что имеешь право забирать жизни всех этих детей, только потому, что они похожи на твоего сына? — Дин почувствовал, как ярость рвется наружу, переполняет его, и ему пришлось приложить все свои усилия, чтобы успокоиться. Этот ублюдок, убивший стольких ни в чем не виновных детей, просто потому, что пытался утешить свое самолюбие, стоял прямо перед ним, а Дин не мог даже ударить его, не мог вцепиться в глотку и расквитаться с ним. — Ищешь их, выясняешь всю их подноготную, а затем топишь… Ты мразь, Рудмейн. Ты отвратительная мразь, — холод в голосе Дина мог бы заморозить весь зал.

— Какое право они имеют жить, когда мой сын мертв? — Рудмейн, похоже, искренне верил в свои слова, и этого Дину хватило, чтобы окончательно убедиться в том, что он не в себе. — Это несправедливо. Родители этих детей должны испытать то же, что и я, — он задыхался от переполняющих эмоций, его почти трясло от экстаза, когда он представлял себе боль близких этих детей.

Левый глаз Дина дернулся, и ему пришлось крепко сжать челюсти, чтобы удержать все слова, рвущиеся наружу. Вся его сущность стремилась избить этого урода до полусмерти, но он был пригвожден к полу нацеленным на него ружьем и бетоном ненависти, давящей на него.

— Сотни родителей ежедневно теряют своих детей, — шипящим голосом произнес Дин; и если бы Рудмейн не был маниакальным психом, он, скорее всего, испугался бы. Дин сейчас представлял собой сгусток чистейшей ярости, готовой вот-вот взорваться с силой атомной бомбы. Он на секунду вспомнил о Метке, но эта мысль моментально затерялась. Сейчас дело было не в ней, — ее не было, — не в проклятии, сейчас это были лишь его эмоции и чувства, и он не сопротивлялся их силе, они его и удерживали. — Каждый. Чертов. День. Но они не убивают чужих детей, просто потому, что те все еще живы, а их дети нет! — последние слова он выкрикнул, не в силах сдерживать свой гнев. Кадрами промелькнули лица всех погибших по прихоти Рудмейна детей, их невинные и доверчивые глаза, и хлипкая опора с оглушительным треском рвалась под его ногами.

Он ощущал на себе испуганно-восхищенные десятки взглядов тех людей, которые лежали лицом к нему, чувствовал, как они прожигают каждую клеточку его тела; он ловил безмолвную поддержку и благодарность этих людей, и только это позволяло ему устоять на месте. Он был единственным из всех, кто не боялся, и это взаимно придавало силу и спокойствие. Они верили ему, и Дин не мог их подвести. Он и так совершил слишком много ошибок, не оправдал доверия многих, и теперь, когда жизни всех этих людей, в особенности маленькой Фелиции, в большей степени зависели от него, он не имел права на очередной провал.

Дин втянул воздух через нос, успокаиваясь. Вдруг в кармане джинсов завибрировал телефон, но он не пошевелился. Он знал, что это звонит Сэм, но ответить ему не имел никакой возможности. Услышав звук вибрации, Рудмейн напрягся, его глаза сузились, но, заметив, что Дин никак не отреагировал, даже не дернулся, самодовольно усмехнулся. Не дожидаясь, пока звонок прекратится, Дин задал давно интересующий его вопрос, не надеясь на ответ, но ожидая, что попытка отвлечь Ричарда сработает.

— Кто эти двое рядом с тобой? Что они-то имеют с этого?

— Кто они, тебя точно не касается, — легко отбил выпад Рудмейн. — Но я плачу им за это хорошие деньги.

— За убийство детей? — как плевком в лицо, выдавил Дин.

— За помощь в убийстве детей.

Сильнейшее отвращение накатило на Дина, ему было противно даже смотреть на этого ненормального, не то что с ним разговаривать, но он продолжил играть с огнем, не думая о том, что в любой момент может обжечься.

— Зачем ты раскрыл себя? — едко поинтересовался он, сложив руки на груди. — Ты ведь мог продолжать делать это втихушку, и никто не выследил бы тебя.

Рудмейн хмыкнул и чуть опустил ружье.

— Это ведь ты раскрыл меня, чертов ублюдок. Но… — он задумался на мгновение. — Мне захотелось, чтобы все почувствовали этот страх. Я не удержался.

— Почему именно сейчас? — Дин лихорадочно придумывал, чем можно растянуть время. — Ты как-то узнал, что я здесь?

Рудмейн, запрокинув голову, рассмеялся каркающим, неприятным смехом, который прекратился так же резко, как и начался. Рудмейн снова смотрел на Дина, его яростный взгляд прожигал Дина насквозь, сейчас он совсем не был похож на сумасшедшего. Дин вообще не желал принимать его за сумасшедшего, потому что тогда это могло бы послужить ему оправданием — ничтожным, но все же оправданием. А о каких-либо скидках в этой ситуации и речи быть не могло. Возможно, Рудмейн осознавал куда больше, чем хотел показать.

— Если бы я знал, что ты здесь, Винчестер, тебя давно бы уже не было, — Рудмейн усмехнулся. — Сейчас моему сыну было бы тридцать шесть, как и тебе. Три раза по двенадцать… Я и так терпел слишком долго. Но знаешь…

Он снова поднял ружье, его губы растянулись в холодной торжествующей усмешке.

— Ожидание того стоило. Я не стал искать тебя, надеялся, что когда-нибудь ты сам явишься ко мне… Что ж, так оно и случилось. И я не мог ожидать большего подарка от судьбы. Эта месть будет самой сладкой из всех.

Ни один мускул не дернулся на лице Дина; сложив руки на груди, он все так же смотрел на Рудмейна с ледяным спокойствием, но тело словно парализовало. Дин предполагал подобный исход, одним из первых, но где-то в глубине души надеялся, что в происходящее вмешается что-то, что изменит ход событий.

— Ты сумасшедший ублюдок, Ричард, — спокойно, будто говоря о погоде, произнес Дин; страх застрял где-то в глубине, погребенный под пластами еле сдерживаемой ярости, направленной на Рудмейна.

— Я знаю.

Они стояли друг напротив друга, неестественно выпрямившись, свихнувшийся охотник и его нечаянная жертва, и между ними искрили взаимные ненависть и презрение, сталкиваясь между собой в воздухе и посылая электрические заряды по всему телу.

Где-то за стенами раздался чуть приглушенный звук полицейских сирен, а в кармане Дина вновь завибрировал телефон. Незримая волна всколыхнулась по залу среди людей, Дин и Рудмейн вздрогнули одновременно, встретившись взглядами. Громыхнул выстрел, и кто-то пронзительно закричал; плач детей смешался с возгласами и проклятиями взрослых.

Дина по инерции отбросило назад на два шага, прежде чем он безмолвно упал набок рядом с обеими Спенсер и больше не шевелился. Фелиция истошно завизжала, но Джейн быстро закрыла ей рот ладонью, подавив свой собственный вопль.

Рудмейн пару секунд смотрел на своего поверженного врага, затем опустил ружье и резко повернулся к выходу.

— Уходим, быстро! — рявкнул он.

— Зачем, Рик? — подал голос один из его помощников. — У нас заложники, они нам ничего…

— Я сказал: валим! — заорал тот и первым выбежал из зала, за ним, помедлив, остальные двое.

В зале запахло порохом, и оглушительная тишина на секунду охватила пространство.