На ощупь (гет)

Дождавшись, пока за последним человеком закроется дверь, Кингсли устало опустился в кресло и, откинувшись на спинку, на секунду закрыл глаза. Ни при ком другом он бы себе этого не позволил, но Поттеру он доверял. Сейчас, когда совещание закончилось, министр ощутил усталость, накопившуюся у него за эти дни, которые для всех были выходными, а для него оказались едва ли не самыми сложными со времён битвы. Всегда трудно подводить итоги, особенно когда у тебя нет уверенности в правильности своих решений. А Мерлин свидетель, Кингсли не был уверен ни в чём. У него не было реального опыта и необходимых знаний для того, чтобы занять эту должность. Но это никого не волновало полгода назад. И волей случая он оказался в этом кресле, где с первого дня был вынужден принимать решения, от которых зависила судьба страны. Иногда он руководствовался знаниями, которые получил в бытность секретарем маггловского премьера, иногда интуицией, а иногда секундными порывами. И результат одного из таких слегка поспешных решений сейчас сидел перед ним.

Кингсли все так же молча открыл глаза и перевел взгляд на Гарри, невольно вспоминая тот октябрьский разговор и сравнивая внешний вид юноши тогда и сейчас. Ведь то, что Поттер изменился, было видно невооруженным взглядом. Новенькая мантия темно-синего цвета, иссиня-черная рубашка и узкий светлый галстук прекрасно сочетались друг с другом. Отросшие волосы перестали топорщиться в разные стороны и были аккуратно зачесаны назад. Что уж и говорить про отсутствие очков — это и вовсе делало Поттера другим человеком.

— Ты исправил зрение, — невпопад уточнил заинтригованный Кингсли.

— Да, — отмахнулся Поттер, удивленный таким началом разговора. — На рождество подарили зелье, — он осознанно не стал называть имя Дина, так как не все компоненты зелья были законны.

— Понятно, — министр поджал губы и чуть неодобрительно посмотрел на Гарри. Только сейчас он понял, что это лишь внешнее проявление произошедших изменений. В душе Гарри поменялся гораздо сильнее, и это надо было заметить раньше. Но во время работы Кингсли смотрел на него как на рядового подчиненного, стараясь ничем не выделять, на личные же темы они говорили очень давно. — Как тебе работается в отделе?

— Достаточно интересно, — аккуратно произнес Поттер, абсолютно не понимая, зачем его попросили задержаться. — Во многом уже разобрался.

— Это хорошо, — министр не знал, как перейти к теме, ради которой он попросил Гарри остаться. Он абсолютно не понимал человека, сидящего перед ним. Раньше на лице Гарри отображались все эмоции, а сейчас создавалось впечатление, что лицо юноши под действием анестезирующего зелья. Впрочем, он не знал, что в этом предложении была доля правды, и пустой флакон от успокоительного сейчас лежал в верхнем ящике стола Поттера. — Вижу, ты нашел с Ллойдом общий язык?

— Он достаточно адекватен. И, судя по всему, профессионал своего дела, — такой ответ не стал сюрпризом для Кингсли после того, как Гарри поддержал Ллойда на сегодняшнем совещании.

Министр опять замолчал. Он смотрел на юношу перед собой и видел, что тот уже стал частью системы. Или это система поглотила его? Хотя, какая разница? Итог был один. Ему вдруг нестерпимо захотелось наколдовать зеркало и посмотреть на себя. Какие изменения произошли с ним самим за эти полгода? Он не тешил себя напрасными надеждами, осознавая, что с ним случилось абсолютно тоже самое, кажется, еще до того, как он сел в это кресло. Только заняв пост министра, он понял, о чем говорил Тони Блэр. Систему не сломать. Она была, есть и будет. И единственное, что можно сделать, это взять ее в свои руки и катить по нужному тебе курсу. Это непросто, иногда приходится идти на компромисс с собственной совестью. Но нельзя искать мораль в политике, её там нет. Надо смириться с этим и работать на результат. Если не усвоить эти истины, тебя съедят очень быстро. Кингсли это понимал, но не хотел признавать, что он уже стал таким. Бывали минуты, когда хотелось все бросить, жениться и уехать жить за город, или вообще в другую страну, но отсутствие преемника и врожденное упрямство не позволяли ему это сделать. Поэтому он день за днем бежал по кругу, пытаясь добиться того, к чему никогда не стремился.

— Почему я еду в Швейцарию? — уставший молчать Гарри задал вопрос, который действительно волновал его.

— А? — очнулся от собственных мыслей Кингсли. — Ты едешь, потому что нашел общий язык с мисс Дюнан, и именно она нам сейчас очень помогает. Так что постарайся и дальше с ней не ссориться. Гарри, я хотел тебя кое о чем попросить, — он наконец смог перейти к главному.

— Да, Кингс, конечно, — Поттер улыбнулся, чем напомнил себя прежнего, но это только осложнило разговор.

— Понимаешь, Гарри, мне не очень нравится то, что происходит в министерстве, но за всем я уследить не могу, — Кингсли осторожно начал, не зная, как объяснит этому, по сути еще мальчишке, свою деликатную просьбу. Ведь Поттер, в отличие от него, был гриффиндорцем, а такое поведение им обычно претит. — Я был бы рад, если бы ты делился со мной тем, что происходит у вас в отделе…

— Ты и так все знаешь, Кингсли, — притворно удивился Поттер. — О чем ты?

— Нет, все знать невозможно, — сжал челюсти министр. — Но я не хочу, чтобы из-за моей невнимательности мы лишились возможности все изменить. Ведь не за это мы боролись.

О, как он ненавидел себя за эти слова! Потому что сам уже давно не верил в них. Но так было надо, слишком много активности проявлял Ллойд, и слишком мало верных людей было в его окружении. За последние полгода он слишком хорошо стал понимать Дамблдора. Но не хотел стать таким же. Временами у него мелькали мысли пустить все на самотек и оказаться выброшенным на берег политической жизни Англии. Вот только выбросит ли его живым? Ответа на этот вопрос он не знал. Маги жестоки и беспринципны. А в нынешней ситуации, когда власть еще окончательно не поделена, и когда каждый пытается оторвать себе кусок побольше, подобное поведение может стать фатальным. Что-что, а жизнь Кингсли любил, не для того он прошел всю войну, чтобы стать жертвой чьих-то политических игр.

— Что именно ты хочешь знать? — после недлинной паузы спросил Гарри.

— Информацию обо всем, что может угрожать нам. К примеру, о таких вечерах, как тот, что проходил недавно у Ллойда. О том, кто на них бывает, и о чем там говорят. О том, что обсуждают за моей спиной…

— То есть, ты хочешь, чтобы я собирал сплетни? — с заметным отвращением в голосе уточнил Гарри. — Извини, но я не буду этого делать.

— Но это необходимо и для тебя тоже!

— Нет, Кингсли, извини, — Поттер поднялся с места. — Если это все, о чем ты хотел поговорить, то я бы предпочел вернуться к работе.

Дождавшись кивка, Гарри вышел, и Кингсли, наконец, остался один. Он горьковато усмехнулся и на секунду закрыл лицо ладонями. Дико хотелось курить, а еще лучше напиться, чего он себе никогда не позволял. Ему самому было неприятно говорить об этом, но чем скорее Гарри лишится иллюзий, тем меньше ошибок он успеет совершить. Кингсли осознавал, что ради собственной пользы и выгоды привел юношу в политику, но не раскаивался в этом. Тем более Поттер был вполне доволен сложившейся ситуацией. Оставалось лишь надеяться, что он сумеет вовремя во всем разобраться и сделать правильные выводы. А что произойдёт дальше — покажет время…

* * *

А вот Гарри о прошедшем разговоре старался не думать, по крайней мере, до конца рабочего дня. Слишком неприятный осадок остался у него в душе. Он не понимал мотивов Кингсли, вернее не хотел понимать. Не хотел верить, что соратник по Ордену просит его о такой… Такой мерзости, вот! К тому же он чувствовал фальшь в словах министра, и это взбесило его еще больше. Наверное, если бы не успокоительное, он бы прямо там устроил скандал, но действия зелья хватило на то, чтобы вернуться к себе в кабинет и сесть за работу. А дома эмоции окончательно улеглись и психовать не хотелось. Поздним вечером юноша собрал необходимые вещи для поездки в Дурмстранг и забылся беспокойным сном.

Ему всю ночь снился Кингсли, он смотрел на юношу своим грустным взглядом и повторял гулким нереальным голосом: «Ты станешь таким же». В какой-то момент на лице министра появились очки-половинки, и он поправил их таким знакомым жестом. И вот уже не Бруствер сидит за столом, а Дамблдор:

«Ты станешь таким же».

Гарри показалось, что он уменьшается, а тело перестаёт его слушаться. В этот момент он увидел в руках у покойного директора палочки, нити от которых тянулись к его конечностям. Он попробовал пошевелить руками, но они уже ему не принадлежали, теперь они подчинялись безжалостному кукловоду, который приводил их в движение и повторял: «Ты станешь таким же. У тебя нет выбора». Юноша задрал голову в попытках разглядеть директора, но его место снова занял Кингсли. Министр рассмеялся злым неприятным смехом, и в этот момент Гарри открыл глаза.

Он был в своей спальне. Сквозь окна, не задернутые занавесками, проникал лунный свет, в камине догорали последние поленья. Тихо тикали часы на стене. Гарри почувствовал, как по его лбу стекает пот, и захотел вытереть его рукавом рубашки, но руки дрожали, и это удалось ему лишь с третьей попытки. Сердце выскакивало из груди, а перед глазами все также стояло искаженное смехом лицо Кингсли, такое, каким он его никогда не видел в жизни.

— Кричер, — позвал Гарри и тут же закашлялся. Голос звучал хрипло, судя по всему, он кричал во сне, но просто не помнил этого. — Кричер, — повторил он уже громче.

Эльф появился, чтобы тут же исчезнуть и вернуться уже со стаканом воды и флакончиком зелья. Гарри жадно выпил воду, и подождав, пока эльф вновь наполнит стакан, опустошил его второй раз. Взял в руки флакон с зельем, но, посмотрев на часы, с сожалением отложил его назад. До будильных чар оставалось всего несколько часов, и засыпать уже не имело смысла.

Отпустив эльфа, Гарри несколько минут просто сидел и смотрел перед собой, а потом медленно выбрался из кровати и добрел до ванной, где первым делом открыл кран и плеснул в лицо холодной воды, после чего перевел взгляд на зеркало. Он и сам не знал, что хочет там увидеть. Увиденный сон не давал ему покоя. Кем он является в этой игре — куклой или кукловодом? Министром поневоле, ищущим заговоры там, где их нет? Или интриганом, запутавшимся в собственных делах и погибшем от руки своего шпиона?

Кингсли сильно недооценивал своего подчиненного, считая, что тот ничего не понимает. Он забывал об одной важной вещи. Сейчас весь круг общения Гарри состоял из тех, кто весьма неплохо разбирается в «системе». А еще Поттер помнил первые послевоенные собрания Ордена, затравленный взгляд Кингсли и глухую обреченность в его глазах, и не мог не сделать выводы — они были слишком очевидны.

Вот только ни одной из этих судеб Гарри себе не хотел.

Правильно ли он поступил, придя работать в Министерство? Этот вопрос еще ни разу не возникал в голове юноши. Он отметался как несущественный за ворохом сиюминутных мыслей и увлечений. А ведь это решение круто изменило его жизнь. Да и его самого. Юноша печально улыбнулся. Сейчас он не видел себя без ежедневной работы, которая, хоть и доставляла много проблем, но тем не менее была невероятно интересной. Время покажет, правильно ли он поступил…

Закрыв воду, Гарри быстрым шагом вышел из ванной и пошел вниз. У него было слишком много планов на ближайшие дни, чтобы просто так терять время. Вечером он отправлялся в Дурмстранг, где должен был встретить Новый Год, а по возвращении сразу принимался за работу в министерстве.

* * *

Если бы кто-то спросил Асторию, как прошли ее праздники, она бы ответила, что отвратительно. И на то было несколько причин. Так и не наладившиеся отношения с родителями, дующаяся Дафна и, наконец, отсутствие возможности написать Гарри хоть пару строк, не говоря уже о встрече с ним. А скоро ей предстояло вернутся в Шармбаттон, и ещё полгода уж точно никаких встреч не будет. А ведь время не стоит на месте, и ей хотелось использовать каждую возможность, но их было катастрофически мало.

Единственным лучиком среди этой беспросветной мглы был грядущий ужин, на который был приглашен Гарри, и на котором они едва ли смогут перемолвиться словом, но, по крайней мере, увидятся, и, возможно, договорятся о следующей встрече. А пока ей осталась лишь ждать и выбирать мантию, а также строить коварные планы побега из дома. Не навсегда, конечно, а на один день, который она хотела провести с Гарри.

Нет, она никогда не была особенно влюбчивой, скорее наоборот — ее считали холодной и неприступной, но близкие друзья хорошо знали нрав Астории, приносивший ей немало проблем. Если она что-то делала, то всегда отдавала всю себя. И сейчас, влюбившись в Поттера, а отрицать это было бы глупо, ей хотелось с головой окунуться в эти отношения. И, в конце концов, почувствовать себя счастливой, пока на это есть время.

Сейчас все эти чувства сплелись плотным клубком и требовали выхода, но рядом не было человека, которому она могла бы доверить свою тайну. Только подаренному пару лет назад дневнику, который пылился в верхнем ящике тумбочки, она могла излить свою душу. Бережно протерев носовым платком тонкую книжицу, проверив запирающие чары, девушка опустила перо на белоснежные страницы. Говорят, так начинали великие романистки. Кто знает, может и она однажды напишет свой роман.

Когда Астория поставила точку в последнем предложении, солнце уже село за горизонт, и эльфы зажгли в комнате свечи. Выглаженная светло-сиреневая мантия лежала на кровати и ждала своей хозяйки. Оставалось лишь надеть её и идти на ужин.

— Добрый вечер, maman, — девушка спустилась в гостиную, поцеловала мать в щеку и устроилась на диване в ожидании гостей. Её абсолютно не интересовало, кого помимо Поттера пригласил отец. Домочадцы смотрели не нее с неодобрением. Да, Дафна в своей голубой мантии на фоне младшей сестры смотрелась бледненько. Отец уже открыл рот, чтобы отправить младшую дочь переодеться, как сработал камин, из которого вышел пожилой представительный господин. Однако, не успел он сделать и пары шагов, как зеленое пламя снова взметнулось, и из камина, споткнувшись, вышел Гарри. Астория тут же вспыхнула, а Дафна не растерялась и подала ему руку, помогая очистить мантию. Под благосклонным взглядом отца она увела его к себе на диван, увлекая в неспешную беседу про бывших однокурсников.

Астория прикрыла глаза и медленно выдохнула. Это ничего не значит, нельзя его ревновать, надо держать себя в руках… К Мерлину самоконтроль! Она резко поднялась, но оказалась на ногах на секунду позже отца, который пригласил всех в столовую, где все повторилось снова. Дафна, открыто заигрывающая с Гарри, предупреждающие взгляды родителей, растерянный блуждающий взгляд зеленых глаз и собственное бессилие. Надо как-то изменить ситуацию или хотя бы свое отношение к ней! Она невпопад отвечала на вопросы, сжимала кулаки под столом и один раз даже хотела сказаться больной, но это лишило бы ее последнего шанса перемолвиться с Гарри хотя бы парой слов.

Когда ужин закончился, она механически пошла в гостиную с другими присутствующими женщинами и, кажется, даже смогла выдавить из себя несколько ненатуральных улыбок. Ее раздражало абсолютно все: запах духов, визгливый смех, глупые разговоры. В какое-то мгновение она действительно поняла, что у нее кружится голова и вышла на балкон, поэтому пропустила момент, когда в гостиной появились мужчины. Она стояла на холодном ветру, кутаясь в тонкую мантию, и наблюдала за людьми. Хотя, кого она обманывает, только за Гарри. У него на лице проглядывалась усталость и какая-то странная, возможно слегка пьяная, улыбка. Ей хотелось подойти и взять его за руку, но она не была настолько храброй, поэтому продолжала стоять, будто она чужая на этом празднике жизни. Словно призрак или дух, которому больше ничего не остается, кроме как подглядывать за жизнью других людей.

Вечер закончился так же странно, как и начался. Девушка вернулась в свою комнату, убрала в тумбочку дневник и устало взглянула на себя в зеркало. Сняв мантию, она не глядя бросила ее на кровать, а когда обернулась, то увидела маленький клочок пергамента, выпавший из кармана. Она прекрасно помнила, что в начале вечера карманы были пусты. Дрожащими руками она развернула записку и прочитала единственную строчку, написанную очень неаккуратным почерком:

«В субботу, в 12-00 в кафе возле Дырявого Котла. Буду ждать. Гарри».