Дай мне сил (джен)

Его мундир очень выделялся на фоне белой, всей в сверкающем инее, пустоши. Он был как костёр посреди пустыни. Цвет оставался ярким, хотя и не верилось, что воцарившийся сказочный мороз умеет щадить дорогую ткань. Возможно, причина была в том, что цвет мундиру даровала живая человеческая краска. Их кровь.

От него теперь ничем и не пахло: ни порохом, ни чем-нибудь ещё, с чем безошибочно узнавалась война — запах из него выцвел. Только холодом и совсем легко, дымом, теперь мог пахнуть алый мундир.

Артур впервые за долгое время прибывал в незнакомом умиротворении. Это чувство было настолько всеобъемлющим, но вместе с тем хрупким; оно застыло в двух шагах, тихонько спрятав за спиной свои руки и зеркально повторяя позицию Англии. Кажется, вот-вот это чувство вспорхнёт с земли, когда закончатся смягчающие сердце и бесконечно успокаивающие слова, что он шептал.

— Прости недостойных, Господь, за наши грехи. Прости меня за мою ложь, за моё тщеславие, за вспыльчивость, за жадность. И за мою ненависть к ближним. Прошу, избавь меня от неё, — Англия измученно закрывал веки, и бесконечно-белый мир для него сменился собственной чернотой.

— И если случится беда, дай силы принять её в твёрдости. Не сломи мой дух! — услышал он близкий картавый голос Франциска. Тот сегодня был особенно тихий.

— Удержи от... принесения жертв своей гордыне... — нервно улыбнулся Артур. — От убийства?

— Аминь.

Порыв ветра нанёс больше снега, и вьялица закружилась вокруг двух мужчин. Франция задумчиво, с почти физически ощутимой тоской следил за передвижениями клочков снега, на мундир его намело. Он готов был поклясться, что слышал звон маленьких колокольчиков вдалеке.

— Как бы я хотел отмечать праздник дома, ты себе не представляешь! Мне не было бы так скверно на душе, будь я... Хм-м, — Франциск потёр парой пальцев в перчатке свой подбородок. — Может, нам отправиться домой?

Он с вопросом взглянул на стоящего рядом спокойного, почти сонного — последние битвы отняли много сил — Артура.

— Меньше всего я хотел бы провести Рождество в плавании. Оставь эту затею, — вопрос покрылся тонкой корочкой льда и треснул.

Франция лишь вздохнул.

— Как пожелаешь.

С чего бы проснуться подобному холоду, пронизывающему до костей, неясно. Было ли так на самом деле на душе у молодого хозяина этих земель, также пустынно; слышался обманчивый вой то ли шутника-ветра, то ли оголодавших волков; дух захватывало от белоснежного хаоса, посреди которого ты застыл и очарован? Одно хорошо — погода усмиряла пыл и гнев войны.

Англия задрал голову, подставляя лицо едва ощутимым, но острым ударам ветра. Он старался не обращать внимания на присутствие Франции, который неизвестно сколько времени назад здесь его отыскал и... просто стоял рядом. Молился.

— Кстати, а почему ты здесь? — не выдержал Артур. Но всё же смотрел куда-то за горизонт, смутно догадываясь, что в той стороне — западное направление.

— Сегодня не считаю нужным бороться: это кощунство.

Что-то игривое и доброе было в этом тоне, что самому захотелось улыбнуться... Нет. Рывком повернувший голову, отчего редкие снежинки ссыпались со всклоченных волос, Англия бросил на своего южного соседа недоумевающий взгляд. Он буквально столкнулся с полуулыбкой обрадованного вниманием к своей персоне врага и предпочёл отвернуться и забыть то, что увидел.

— Ну и хрен с тобой, — он чуть-чуть вздёрнул подбородок и неожиданно даже для самого себя зашагал прочь. А что, хорошая идея — с глаз долой, а?

Под сапогами слишком громко захрустела продрогшая земля.

— По... Постой, Англия? Ты ещё можешь идти? — Франциск окончательно оживился и дёрнулся в его сторону. — Куда ты?

— Никуда, — отозвался тот. Некуда ему идти, вот честно. Очередной порыв с ледяными крошками освежил и укусил кожу. — Куда... Куда-нибудь. Не иди за мной, — просил Артур, прищурившись от ветра, но Франция будто бы станет его слушать. Он быстро нагнал его и, подхватив под локоть, развернул к себе. Как же это у него так осторожно, не больно и не грубо получалось делать, Англии было неизвестно.

— Ты разве не пойдёшь к Америке? — Франция тяжело дышал, так что кружева пара загораживали лицо.

— Что? — охрипшим голосом переспросил Артур. Ему послышалось...

А чужая рука крепче сжалась на его локте, чтобы удержать.

— Сегодня такой день, когда нельзя быть одному. Нужно быть вместе с семьёй, что бы ни происходило, — Франция пустил в ход завораживающие интонации. Он уже вёл недруга в неизвестную сторону — очевидно, к тому самому Америке. Артур сперва поддался этой самодеятельности, так как в непосредственной близости ненавистный Франциск ничтожно согревал, но согревал ведь.

Америка. Почему Франция говорил о нём? Артур всеми силами тушил всполох нежной ностальгии в груди, согревший сам британский дух, да похлеще экваториального солнца. Пора бы пробудиться от спячки! Но Англия опомнился и вырвался.

— С чего бы я должен... — он заозирался по сторонам, прикидывая, сколько до ближайшего города ему идти. Хотя бы до деревушки — домов не видно, вокруг одна пустошь. Слишком просторны эти территории!

Простор — это благословение, это проклятье.

Он отступил на пару шагов назад, но Франциск не попытался схватить противника, лишь с сожалением наблюдал за его смятением.

— Ты не подумай, я не собираюсь мирить вас или что-нибудь ещё в этом роде. Просто я хотел идти к Америке, мы бы вместе поели, здорово ведь? — Франция спрашивал осторожно, словно прощупывал почву. — Он нас, наверное, ждёт... Он будет рад.

Это было странно. Артур словно бы увидел и себя, и Франциска со стороны, откуда-то сверху, с высоты полёта слабенькой птички. Какими, хм, незначительными две империи казались, если изменить ракурс, да и поставить обоих в заснеженном поле. Как оловянные солдатики. Англия — удивительно молодой офицер, Франция — этот вообще на королевича походит при всём своём параде. Тот самый молодой офицер выглядит жалко, а пара его неровных шагов, когда он попятился в сторону, это только подтверждают. Или всё потому, что осознание на миг вернулось назад, сопровождаемое гулом и слабостью во всей исхудавшей тушке. Нет ничего святого, он прямо в этот миг отдан войне!

В ушах и под кожей зазвенело, а звуки — Франциск, кажется, что-то рассказывал о чудесах Рождества — отдалялись, приобретая неизвестную глубину и...

И...

Артур взъерошил и без того всклоченные волосы, схватившись за голову, как будто у него закружилась голова.

— Он от меня отрёкся! Я не... Не пойду к нему! — он пошатнулся на ставшей неровной земле и упал без чувств нелепо, как пыльный мешок.

Францию этот жест поверг в настоящий шок. Оцепенев на миг от нежданной слабости Артура, он всё-таки подсуетился, присел рядом и легко шлёпнул по щекам бессознательного. Уж лучше бы румянец как и прежде сиял на лице Англии, а не ужасающая бледность.

— Вы только посмотрите на него, — это усталая ухмылка и жалоба Франции. — Кем бы ни был я в очередной потасовке — Англия феноменально доверчив! Даже засыпать вздумал, как ребёнок, ей-богу...

Артур мирно спал под баюкающее раскачивание снега, под отдалённые на тысячу километров выстрелы.

А Франциск, трепещущий перед особенностью дня, творить добро не прочь для самого лютого, непереносимого врага. Не долг ли это человеческий? Ну хотя бы раз в год — открой своё сердце! И Франция рад, что удаётся ему это невероятно легко. Всегда бы так.

— Америка, помилуй, иди же сюда скорей, — Франция нахмурился, поднявшись с колен, и не отводил от спящего Англии пристального взгляда. — Твой брат умирает от холода!

* * *

Он очнулся от физического тепла, даже приятного жара, который он никоим образом не стремился отгонять от себя, поэтому и не шевелился.

О, восхитительный запах еды! Это хлеб... и похлёбка. И самый сильный запах — мясо, какая-то зажаренная птица. Ароматы специй, ароматы дома.

Англия разлепил веки и пошарил руками по неизвестно кому принадлежащей и изрядно потрёпанной накидке, которой было укрыто его тело. Как уютно же может быть под такой рухлядью. Разбуженный не успел удивиться: вот Франция присёл к нему на лавку, скрипящей под его весом, и своей обеспокоенной мордой загородил весь обзор, вызвав у него разочарованный вздох.

— Дьявол, сгинь! — засквернословил Артур, отмахиваясь от неприятеля.

— Ар! Англия, злюка, можешь хотя бы в праздник... — оскорблённые, но намного более привычные Артуру интонации Франции отрезвили.

Запахи смешались в единый — ужин готовится. Какой и почему — информации слишком мало, и мозг её ещё не обработал.

— Задолбал, знаю, что праздник! Уберись, дай мне испытать блаженство аппетита, — Артур старательно отпихивал Франциска от себя: тот стремился и температуру измерить, и что-то ещё обидное обернуть в диалог.

— У тебя голова хоть не кружится, вояка? Держу пари, ты нормально неделю не ел. Не то чтобы ты вообще когда-то хорошо питался.

— Может, и не ел, просто времени не было, — вспоминал Артур.

— Но это неправильно! — воскликнул Франциск. — Неудивительно, что ты упал.

— Где... где мой мундир! Моя сабля!

Англия догадался заглянуть под накидку, рассмотреть себя. Из одежды на нём остались короткие штаны-бриджи, чулки и рубаха из тонкого полотна.

— Куда ты утащил все мои...

Кремневой пистолет также пропал. Англия остановил свои руки, которыми до этого судорожно шарил в радиусе досягаемости, и всего лишь мог возмущённо на доброго Франциска посмотреть. Да, именно доброго, это было слишком явно.

Артур укутался покрепче в полюбившуюся ткань как в последнюю доступную ему защиту и сглотнул.

— Далеко же тебе пришлось нести меня, а? Зачем же ты? — он не дал бы точного названия своему новому чувству, но по оттенку сжавшее его грудь напоминало тёмный и красный стыд.

Он стал осматриваться: светлое дерево стен, запах также свежий, видимо, это недавняя постройка. Комнатка небольшая, но здесь есть коридорчик, ведущий в другие. Вещей мало: несколько полок с бытовой мелочёвкой, добротный, крепкий стол. Лавка, изредка скрипящая от движений Артура. А на одной из стен висит как раз весь его военный «реквизит». Он впился в свою одежонку взглядом.

«Я тебя не нёс», — или: «Не я тебя нёс», — что-то с этим смыслом, как будто внушающе, боясь лишних слушателей, произнёс Франция, понизив голос и склонившись к его уху.

Это было важно, но Англия пропустил фразу мимо ушей. Франциск вновь защебетал о чём-то.

Как же он сегодня болтлив, чёрт его побери!

— Твою ля фузею пришлось бросить в печь, а то знаю я тебя: стоит сказать якобы лишнее слово, так ты сразу примешься за насилие. Нет-нет, лайми, мы не можем этого позволить! К тому же ты ослаблен и этим разъярён, это смотрится довольно мило, но ля фузею всё равно лучше послать в уголь...

Не обращая внимания на слова, Артур случайно поднял взгляд и увидел Америку: он стоял, опершись о дверной косяк плечом, и с лёгкой улыбкой смотрел на них. Давно уже, наверное. Белоснежная рубаха в сочетании с черным камзолом придавали пареньку пуританский вид. Он кивнул Артуру, но так и не удостоился ответного приветствия, потому что Англия появления этого персонажа никак не ожидал — хотя верил! В глубине души. А тут словно окатили ледяной водой.

Артур приоткрыл рот.

Альфред неспешно прошёл к столу, чтобы поставить на него глубокую тарелку с каким-то кушаньем.

— Мы где? — совсем тихо прошипел Англия, схватив Франциска за плечи, а тот заметался взглядом и растопырил руки, желая высвободиться.

Артур не успел поймать ту мысль за хвост, что сейчас трусливо прячется за спиной Франции. Он опешил и боялся почувствовать себя в сказке, воссоединившись здесь и сейчас с разбитой трагедией войны семьёй, и волнение в сердце напугало его.

Англия не выдал своего страха, поддерживая жизненное кредо — лучше уж укрепить позиции перед лицом врага.

— Представляешь, — воодушевление засияло в глазах цвета лазури. Франция и сам засиял. — Америка, словно какое-нибудь рождественское чудо, проходил мимо и... Вот, — он, как ни в чём не бывало, отцепил от себя костлявые руки Англии и окинул помещение взглядом. — Это мы в недавно брошеном доме, уж не знаю, чей он. Те, кто был тут, ох, чем они жили, зачем — непонятно. Вокруг на двести миль больше ни одной живой души, никаких построек, пастбищ, просто — ничего... Неужели это и есть свобода? — Франция действительно задумался об этом. Американцы так смелы, что отвергают все удобства ради того, чтобы ощущать свободу в полной мере? Интересно, а сможет ли он так же?

Англия замер, не в силах оторвать взгляда от спины своего воспитанника, суетящегося с обедом. Так и глядел на него: всклоченная светлая макушка хорошо выглядывала из-за плеча Франции, так что Артур мог видеть и даже на какой-то краткий миг неосознанно искать потенциальные раны на теле Альфреда.

Эта ностальгия снова тонет. Руки, маленькие руки того, кто вёл его впервые по незнакомым, новым для него склонам, полям и прериям, ныне оттачивали в свободное время приёмы, что пригодятся в сражениях. Чтобы его отторгнуть, чтобы его воспринимали, как равного, как чужого. Они пачкаются в крови, и Альфред, должно быть, в непривычном оцепенении на неё смотрит.

Затерявшийся посреди снежной пустыни домик, в котором тепло, в котором брат и извечный «друг», и в котором переживать Сочельник; кто решил за тебя, Англия? Это действительно сказка. Что ж, Артур, как и всякий сказочник, не верил в правдоподобность сказки — это же любимая неразумными детьми шутка. Неприятности, о которых вспоминаешь даже в волшебные дни и от которых сжимается сердце, толкают избежать прямого контакта с их же причинами, если это возможно, если на их преодоление нет сил.

Подобно лунатику, Англия медленно сел на лавке, а затем поднялся на ноги, и на них ещё не совсем уверенно держался. Кровь с небольшой задержкой разливалась по затёкшим мышцам, и он выждал, пока всё не придёт в норму, пару секунд.

Быстрые, подобные армейским, шаги — он спешит и находит прихожую в соседнем помещении, отворяет дверь. Прямо в чём был, босой он выходит навстречу холоду и набирающей силу метели. И всё же буйство погоды не пугает его так, как пугает его перспектива затянувшейся встречи.

Альфред и Франциск недоумённо проследили за захлопывающейся дверью, а затем за реакцией друг друга.

— Я же говорил, что не пойду к нему, — Англия вдохнул чрезвычайно холодного воздуха и тут же пожалел, что не захватил с собой никакой одежды — поступил опрометчиво, просто вспылил.

Стопы ног занемели от непривычки и хорошо покраснели. Англия прозяб сразу же в своей обыкновенной рубахе, но сколько шагов по снегу он сделал — дюжину или около того — и между лопаток ощутил удар... Прилетевшего сзади сапога!

— Эй! — Франция выскочил из дома на крыльцо. Он тоже успел снять мундир, и теперь на нём красовалось настоящее жабо: таков был век «войн в кружевах». — Какого ты опять играешь со мной в догонялки, идиот! Я не стану за тобой бегать!

«Идиот». Губы Артура искривились в усмешке. Стоило же ему взвинтить галантного Францию. Артур развернул корпус, чтобы на него взглянуть: мириады чувств проносились по его лицу, но он стоял неподвижно, не пытаясь физически удержать пленника, только грудь его вздымалась — он усмирял свой пыл.

«Кажется, он... они действительно старались. Сейчас, если я уйду, то испорчу им этот день», — с абсолютным спокойствием Англия подобрал свой сапог, которым и получил.

— Иди в дом! — Франциск замахивался вторым.

— Поставь мой сапог, — потребовал Артур.

— А ты иди сюда, он тебя дожидается в тепле, — и ухмыляющийся Франциск, отворив двери, забросил обувь в помещение, откуда волшебно повеяло запахом еды... Англия проигнорировал желание очень глубоко вздохнуть. Его провоцировали на самые разные действия одновременно. Еда. Еда хороша для злого солдата.

Он свёл брови к переносице, он не мог сохранять каменное выражение лица.

— Я, кажется, тебе уже говорил, что не собираюсь справлять Рождес...

— Ты пойдёшь, — отрезал Франция.

— Нет! Я не этого хотел! — развёл Англия руками в широком жесте, то ли демонстрируя свой жалкий и безоружный внешний вид, то ли драматизируя.

— А как же твои возлюбленные традиции? — Франция давил на больное.

Ущемлённый тут же сжал кулаки, выдавая эмоции.

— Так. Заткнись о традициях! Причём здесь Америка?! — он и не думал о том, что юноша в доме их может услышать.

— А причём здесь Америка? — искреннее удивление Франции.

— Мы с ним в ссоре, Франция, если ты забыл. Тебе голову продуло на морозе? Ты не представляешь, какая это ссора, это такая задница, просто огромная жопа! Во-о-от такая!.. — Артур жестами показывал масштаб настигших его проблем.

— Ничего, — махнул тот ладошкой. — У нас с тобой каждый век такие задницы случаются, и не одна, а много, очень много! Но Мы оба до сих пор живы, — куда-то не в то русло заводился разговор. Франция положил ладони на бёдра. Артур, в свою очередь, не удержался от того, чтобы обнять себя руками, делая вид, что просто скрещивает их на груди. Его уже трясло.

— Я не хочу видеть его, — голос Англии утонул в порыве ветра. — Наверное, не сдержусь и выдеру его.

— Что ты сказал? — Франциск смутился, потому что не расслышал его бормотание.

— Я сказал, у меня нет подарка!

Он спустился по тихонько скрипящим ступенькам. Его черты стали непривычно суровыми, недовольными и даже обиженными.

— А у нас еле нашлась еда! И всё-таки мы сумели сделать из неё некое подобие праздничного ужина для бедняков. Знаешь, мне даже кажется, Альфреду не привыкать к подобному, — в его словах проскользнули нотки упрёка. Так и есть: парень прищурился, но искорки заблестели в его глазах. — Нам еду придётся ещё на троих делить. Нужна твоя помощь, хотя бы что-то сделай...

Артур с сомнением оглядел приблизившегося Францию, — до него можно было дотронуться, если протянешь руку — а потом изрёк простое:

— Нет.

— Почему?!

— Не ори. Нарываешься! — Англия правда понял, что их хорошо так слышно за тонкими стенами хижинки, и жестами просил помолчать.

— Да силёнок у нас двоих побольше, чем у тебя будет, — по улыбке Франции можно прочитать, что он празднует победу.

Двоих. То есть...

— Это насилие какое-то, — с несвойственной ему пассивностью идей и мыслей Англия вздохнул.

— Насилие ли в том, что тебя хотят усадить за стол и накормить? В этом году ты, конечно, не сможешь погадать на своих пирогах с кольцами-пуговицами. И сливовой каши ты не отведаешь. Но от восхитительного мяса индейки по одному из лучших рецептов ты вряд ли откажешься?

Артур смирился, раз уж он должен! Недолго пришлось гадать. Не сильно-то хотелось терпеть это испытание холодом. Он быстро поест и тут же уйдёт, вот точно.

— Иди к печи, она в соседней комнате, — подталкивал миролюбивый Франциск, видно, решив для себя, что Артур продрог до костей из-за своего упрямства. Но не от холода он дрожал, а от злости.

Стол накрывался, пока противники спорили рядом с домом. Убранство его подтверждало слова Франции: довольно убогий праздничный вид. Но всё выглядело так аккуратно — парни старались. Забота отпечаталась на блюдах странным образом, которого Артур понять не мог. Обычная запечённая картошка показалась обалденно вкусной. Возможно, подготавливал это всё один Америка, это было бы в его духе. Но Артур предпочёл об этом не думать.

За свои порывы эгоистично сбежать ему было немножко стыдно, сейчас Англия смиренно сидел, позволив себе облокотиться на спинку совсем нового стула. Да, новый, вырезанный пару дней назад. Или перед тем, как Артур очухался?..

Не напрягай себя, Англия.

Вилки клацали по пустеющим блюдам, челюсти неустанно работали. Америка был на удивление молчалив, но это, наверное, из-за важности приёма пищи. Франциск успевал бросать на англосаксов, севших друг напротив друга (сам Франциск пристроился сбоку от Артура), мимолётные взгляды, будто взвешивая ситуацию.

Тонкие губы Франции то и дело расползались в легкомысленной улыбке. Ему, наверное, тяжелее всех из троицы было вынести это давящее молчание и не оставлять без внимания — а, значит, вмешиваться во что-то почти интимное — участившиеся столкновения взглядами братьев. Эти двое смотрели друг на друга почти исподлобья, когда в очередной раз наклонялись, погружая кусочек картофеля или мяса в рот.

Обед... нет, их ужин был неимоверно тихим, но звенящим, как натянутая струна.

Америка снова взглянул на Артура, и взгляд его был подобен выстрелу.

Тот сдержанно откашлялся и впервые за несколько минут нарушил тишину, повернувшись к Франциску.

— Отрежь мне рождественского хлеба, пожалуйста, — Англия не терял лица. В общем, держался, как королевская особа, гордо вынося присутствие двух врагов, с которыми находился в состоянии войны.

Вы когда-нибудь попадали в лагерь к противоборствующей стороне во время войны? Нет? Не очень-то это здорово. Вас могут пытать, если не прикончат для начала, конечно, выпытывать планы командования и делать ужасные, ужасные вещи.

— Конечно... — потянулся Франция к дальнему краю стола и взял нож. Лезвие отразило яркий свет зажжённых свечей и отчаянно скрываемую в замечательного изумрудного оттенка глазах ярость. Нож так соблазнительно сверкнул! Артур перевёл тяжёлый взгляд на невозмутимо жевавшего воспитанника. Альфред тоже оценивал холодное оружие бойкими глазами. А Франция поспешил нарезать сразу весь хлеб, чтобы спрятать нож от греха подальше.

— Держи, — Франциск подал Англии один из малейших кусков.

— Благодарю.

— О, а как ты... Твои армии! — воскликнул неожиданно громко, как показалось после приглушённых слов вежливости, Франция, всплеснув руками. — Англия, ты не используешь всю мощь на этом континенте, почему? Так даже скучно, и это непредусмотрительно.

— Ты знаешь, — процедил сквозь зубы Артур, осторожно держа в руке хлеб, — что я не могу быть опрометчивым, потому что твои войска подозрительно активировались и защебетали о моей Империи! Держу пари, ты готовишься напасть на остров, когда я не ожидаю или буду занят... здесь. А приказ из Лондона дойдёт только через четыре месяца.

— Ну что ты, — хихикнул Франциск и, похлопал соседа по плечу. Тот вздрогнул от подобной дерзости, кажется, подавился бы, будь его рот занят едой в данный момент.

— Отыграешься за семилетнюю, сволочь? — Артур криво усмехнулся.

— Как ты мог вообразить подобное!

— Это будет по тебе, твои манёвры предсказуемы. Только попробуй ещё раз об этом подумать, и я...

— О-хо-хо, ты со мной ничего не сделаешь, лайми.

— Нет, почему? — Англия в пылу отложил свой хлеб, просыпав на стол большие крошки. В его бледном лице, в отсветах свечей становившимся правильно-золотистым, сияла решимость, а под глазами залегли тени. — Меня отзывают в столицу в ближайшее время! Я не удивлюсь, если побежим с тобой домой наперегонки, чтобы окунуться в новые европейские битвы с головой.

— Хм... — Франция как-то странно посмотрел на Артура, не ответив ему.

— Надолго ты уезжаешь? — очнулся Альфред.

Артур не сразу понял, что обращались к нему, а когда до него дошло, то выпрямился, небрежно расправив плечи. И нашёл в себе феноменальные способности: посмотреть Америке прямо в таинственно мерцающие глаза.

— Да, наверное... — неопределённо он ответил. И, подумав, набил рот едой.

— Без тебя будет скучно, — высказал Альфред, прикусывая кончик вилки, очевидно, о чём-то задумавшись.

— Зато спокойно, — буркнул Англия.

Тишина снова повисла над странами. Америка, казалось, чему-то радовался, и было ясно, что вовсе не о войне юноша сейчас думает и не ненависть пылает в нём. Он так смирно сидел, следил за манерами. Канаду напомнил.

Ну-ну. Англия не оказывал ему внимания, и это могло обидеть.

— Ты только посмотри, как мальчик вырос, — любовно щебечет Франция через пару минут, едва наклонясь направо, к Артуру, активно черпающему бульон деревянной ложкой. — Несомненно, здесь, в этих солнечных краях, кровь так и кипит в жилах! Юноши быстро взрослеют и... Ты посмотри на плечи, как похорошели!

— Угу, — Англия зачерпнул похлёбки, выловив хороший кусок какого-то красного овоща.

— А лицо такое серьёзное, ох, так и стариком себя недолго почувствовать. Как изменился за пару лет. Возмужал, а в росте? На пару дюймов вот точно вытянулся!

— Хм. Спасибо, я заметил, — Англия даже не взглянул в его сторону. Хотя, постойте-ка, взглянул. Очень быстро — вдруг действительно недоглядел чего?

— Но самое замечательное — дух его сильного, молодого тела, — недвусмысленно, наверное, Франция затаил дыхание и подождал, когда Англия прекратит жевать. — Ты такой тяжёлый, так что я вряд ли смогу тебя поднять, а Америка тебя легко закинул себе на спину, и потом, как пушинку... О-хо-хо!

— Я, вообще-то, здесь, — Америка весело и широко улыбнулся.

Те, от удивления похожие друг на друга, вытаращились на младшего. Артур издал звук, как будто чем-то поперхнулся, вскоре и вовсе закашлялся, сотрясаясь от надрывного кашля и зажимая себе рот рукой. Америка растерянно распахнул свои большие глаза.

Франциск сильно постучал по спине Артура, согнувшегося в три погибели. Когда Артур затих, то оба европейца снова, не мигая, смотрели на янки.

— Я тут, прямо перед вами. И я вас слышу, — терпеливо повторил Альфред.

— Сколько времени я здесь не приходил в себя? — решился спросить Артур, не отыскав лучшей темы.

— Пару часов, тебе нужно было отоспаться, — ответил Франция. — Ужасная нынче погода, не находите?

«Я чё-то не догнал. Франциск мечтал притащить меня сюда, в хижину к Америке, чтобы мешать моим попыткам заговорить с ним?» — Англия мысленно восстанавливал картинку событий.

Ему дали праздник. Ему дали шанс.

Он, чуть нахмурив толстые брови, помолчал, зачерпнул ещё пару раз супа, и более уверенно поднял голову.

— Америка, какие у тебя успехи? — вопрос был задан приятным, почти доброжелательным тоном, а в голосе заметен живой человеческий интерес.

Америка для удобства поставил локти на стол.

— О, тебе правда интересно? У меня... Я научился переплавлять оловянные детали в пули, а ещё я лучше целюсь! Вот.

— Научился стрелять два раза в минуту? — последовал и другой вопрос от Англии.

Альфред ненадолго задумался, но со сдержанной радостью отвечал:

— А, да!

— Не дразни его, всё ведь идёт хорошо, — Франция вдруг плавным движением склонился так близко к Артуру, что, понизив голос, защекотал его ухо. Эта дерзость заставила Артура вздрогнуть, но этого было мало, чтобы заставить его растеряться.

— Я не дразнюсь. А ты не встревай, падаль, — Англия повторил за ним его жест, тоже зашептал ему на ухо. — Я тебя придушу, когда мы оба выйдем наружу, слышишь?

— За еду? За тепло? — улыбнулся Франция, уже похотливым жестом, как показалось сидящему напротив юноше, замирая всего в миллиметрах от того, чтобы не коснуться кожи недруга кончиком носа.

«За Америку».

Америке же только оставалось гадать, о чём это империи переговариваются. И стыдливо отвести взгляд.

Англия не мог ответить на такой вопрос. Он увлёкся этой гадиной и не ведал смущения. Он почти врезался во Франциска, чтобы в очередной раз прошипеть ему на ухо:

— Будешь жить, если достанешь вина.

— Ты что, где я тебе достану?! — Франция так удивился, что отстранился от него, и вопрос услышал Альфред.

— Ну тебя, ничего не можешь нормально сделать! — Англия кольнул его взглядом.

— У нас нет больше еды. Эта вся, клянусь, — Америка пододвинул в их сторону глиняную тарелку с характерным шаркающим звуком.

Англия несколько мгновений оставался не в силах произнести ни слова, ни узнать столь знакомый цвет, аромат пищи. И какова она на ощупь — он не удержался и протянул руку, чтобы взять по размерам чуть большую, чем его собственная ладонь, булочку.

— Овсяные лепёшки, — неверяще прошептал Артур, сам не понимая, что произошло с его голосом от радости. Артур чувствовал себя маленьким ребёнком. И так всё это неправдоподобно было — откуда взяться здесь им?

— Спасибо... — он обернулся к Франции, но тут же одёрнул себя — Франция качал головой, показывая на Альфреда. Тут по спине прошлось нечто холодное и омерзительно влажное. Англия снова сел прямо, взглянув на мордашку Альфреда, якобы такого непричастного, но явно заслуживающего благодарности.

— Спасибо за всё... это, — Артур думал, что будет мечтать о том, как бьётся головой о стол или нервно смеётся, но единственное ощутимое им было огнём, однако огнём точно не божественным.

Америка почти удивился этому простому «спасибо».

Они продолжили есть, поровну поделив весь хлеб и лепёшки. Этот мистический обряд, уходящий корнями в древность, знаменовал перемирие и согласие.

«Он откупается от меня овсяными лепёшками? У меня же теперь и нет причин желать поставить его на место. И нет никаких обид. Я, конечно, преисполнен решимости покарать преступные замыслы этого глупца, но, Боже, взгляни, как я смирён и... И сегодня уйду из этого места с миром». — Внушал себе Великобритания, да так, что уже сам верил в своё миролюбие и отсутствие проблем.

«Англии понравится! Это приубавит его колючести! — надеялся Америка. — Или я с ума сойду от этого его вида. Бесит! Лучше бы мы не сжигали его мушкет».

«Фу, тут волос...» — а Франция сделал для себя не самое приятное открытие, отыскав волосинку в еде, но достаточно быстро о нём забыл.

Между прочим остались ещё немного козьего сыра, бобов и лука.

— Где вы нашли это? Неужели, украли у хозяев? — Артур уже и не знал, что ему думать.

— Именно так, — пожал плечами Франция.

— Не думаю, что они будут против... — протянул Америка со странным отзвуком печали в голосе. — Они больше не вернутся сюда, поэтому я подумал, что могу остаться на какое-то время. Мне здесь довольно удобно.

— Что же произошло с хозяевами? — последовал закономерный вопрос. Вдруг Англия опомнился и упёр свой взгляд в стол.

Только бы не убитые англичанами...

— Они замёрзли. Потерялись во время метели, — ответил Альфред твёрдо.

«И ты бы тоже мог так заплутать и заморозиться, если бы не...» — читалось в глазах Франциска — Англия просто случайно поймал его насмешливый взгляд.

«Как же я всё это терплю-ю?» — в сердцах, поразился Артур своей необыкновенной стойкости. Он старался больше не оборачиваться к Франции, да и не особо пристально следить за движениями юноши, сидящего напротив. Артур мысленно усмехнулся, поняв, что уже очень давно не видел, как брат ест.

Он с удовольствием расправился с овсяными лепёшками, искренне надеясь на то, что ни одна из них не создана с целью отравить его. По вкусу они оказались самые обычные, и посему самые вкусные, и закончились быстро. Это и было лучшей едой — её всегда мало.

— А я не ожидал, что буду рад вас видеть, — признался Америка, замерший с крылышком индейки в руке, и его губы расплылись в мальчишеской улыбке.

— Ты не представляешь, насколько я этого не ожидал... — сказал Англия.

Ни один из присутствующих никак не прокомментировал эту его фразу — возможно, её никто и не услышал.

Или все просто всё очень хорошо понимали. Старались не говорить о войне. Не то время.

— Если бы осталось ещё что-нибудь из птицы, а лучше, из мяса, я бы накормил вас обоих так, что вы бы не смогли сделать и шагу! — кажется, это была угроза со стороны Франции, но выглядел он, на самом деле, довольно дружелюбно, смеялся.

Англосаксы заулыбались вслед за ним: Альфреду действительно хотелось веселиться, не показывать слабины, а с алеющими скулами быстро прекратил улыбаться.

— Это было так вкусно, что век не забуду! — Америка искал взглядом на столе что-нибудь, чем бы вытереть освободившиеся от еды грязные руки и, не найдя ничего подходящего, простецки и невежественно вытер руки... о собственную рубаху.

— Америка! — почти синхронное возмущение европейцев по другую сторону стола, и тот краснеет от смущения — взрослые недовольны, значит, он делает что-то неправильно.

— Что такое? — спрашивает он.

— Следи за манерами! — Артур полез в свой карман, дабы подать по старой, не изжившей ещё себя привычке пример младшему. — Не будь такой деревенщиной, — накрахмаленный кружевной платочек был использован им для того, чтобы настоятельно вытереть Америке лицо. — Я уверен, что у тебя и приличного платка с собой нет! Вечно забываешь о важном, растяпа.

Это был простой отеческий жест. Альфред зарделся от стыда и злости, но противиться не стал. Скоро и Англию устыдил собственный порыв эдакой... заботы. Он словно забыл о последнем десятилетии.

— Простите, — потупился Альфред.

— Ты позоришь меня, — заметил Англия, видя, как сам Франция зарумянился.

— Я! — Америка готов был возмутиться. — Я не...

Неловкость момента приструнила Артура. Он спрятал платочек, сложил ладони на столе, а под столом его нога довольно больно пинала ногу Франциска, ибо тот тихонько хохотал над локальным провалом Британии.

— Без обид, слушай, я просто не мог смотреть на твою перепачканную рожу, — сказал, наконец, Артур.

— Да ничего, я виноват, — отвёл взгляд Альфред.

— Ха... Англия опередил меня, а то я тоже хотел так сделать! — признание Франциска.

— Да ладно вам! Вы оба так реагируете, словно никогда не видели, как я с ребятами вытираю руки об волосы, — разошёлся янки, почувствовав себя легко.

— Что? Что ты сказал? — Артур боялся, что краснеет: атмосфера была той же, что и в далёком семнадцатом веке.

— Ты такой легкомысленный. — Скривился Франция. — Думаешь, ты делаешь так один? Угадай теперь, почему у Англии всегда всклоченная шевелюра... И угадай, что он делает, когда ест в одиночестве?

— Будто ты у нас образец этикета, — хмыкнул Артур. — Правда, немецкие рыцари пострашнее будут, это точно.

— Да, не доверяю я им. Такие зацикленные и мрачные.

— От их присутствия, как мне кажется, вянут леса!

И стало так тепло, что уходить уже не хотелось. Хотя уже нечего было положить в рот: это означало, что надо обязательно говорить, и о чём-то отстранённом, что не приведёт к спору, ссорам или чему-то похуже.

Он уже обещал себе. И искренне верил, что Альфред придерживается того же плана. Это расслабленное состояние, поглотившее их, было непозволительно, оно стирало ощущения недавних боёв, слежек. Страха.

Англия не мог мечтать о семейном ужине ещё несколько часов назад. Да он и не мечтал, понимая, что это будет тяжело. Скорее, это испытание для него. Да, точно.

Испытание.

Парни снова шутили — они не вели себя, как шумная развесёлая компания, но кое-кто улыбался уголками губ, а кто-то смеялся, и морщинки появлялись у глаз. Артур знал, что его пригласят остаться на ночь, как и Франциска, но спать они вряд ли будут — Франциск, наконец-то, достанет вина, они, возможно, рассорятся из-за чего-то. Америке вина не дадут, «ему рано».

«Возможно, ситуация на самом деле лучше, чем я ожидал? Неужели я... даже смогу подавить восстание?» — и Артур полетел на крыльях мечты.

Полёт Артура завершился, когда вдалеке послышались выстрелы: так, что можно было не сомневаться, это именно они. А затем крики и новая стрельба. Начиналось сражение.

— Я не отдавал приказа, — с ощутимой злобой в голосе проговорил Артур, вцепляясь в свой столовый прибор. Адреналин был брошен в кровь. Это не могли быть его воины, значит...

— И я, — Франция напряжённо покосился на Америку.

— А? — янки беззаботно болтал ногами под столом. — Ах, это, кажется, очередная вылазка... Жаль, что ребята не предупредили меня.

«Это была ловушка?! Этот Сочельник — ловушка для меня? Они оба с самого начала знали, что произойдёт!» — Англия готов был завыть от подобной несправедливости. Его вполне могут взять в плен.

— Убери их отсюда, — Артур угрожал воспитаннику вилкой. — Прикажи им уйти, пока я добрый!

Этот повелительный тон Артура в последнее время особенно бесил молодого Америку.

— И не подумаю. Сам убирайся, — Альфред с вызовом взглянул ему в глаза.

— Ах ты!..

Переполненный до краев горячей яростью Англия рванул вперёд, и Франциск не смог удержать его за рукав — дорогая ткань порвалась в его пальцах. Артур так стремительно действовал, что Америка и защититься не успел: его горло уже грубо сжимали сильные худые пальцы. Артур явно собирался удушить: стоял коленями на столе, а сам рычал.

Стол опрокинулся, упал прямо на Альфреда, придавливая собой; свечи разлетелись, как и всё остальное, но не каждая успела потухнуть. Англия в последний момент успел соскочить со стола, избегая столкновения с полом, а Альфред уверенно отбросил мебель в сторону своей недюжинной силой и тем самым высвободился.

Франция только успел прижаться к стене и осознать, что пистолет, сабля — оружие британца — висит сейчас совсем рядом с его правой рукой. Просто бери и действуй.

Англия не медлил, не приходил в себя, а навалился на Альфреда всем телом. Руки тянулись к шее, к шее Альфреда... Господи, какое же молодое и прекрасное лицо у этого парня. Невинное лицо и ненавистный взгляд — две несовместимые вещи и, вместе с тем, в смеси становящиеся мерзкими.

Из скривившихся от боли и тяжести губ Америки вырывались судорожные всхлипы, он всё вертелся под старшим братом и почему-то никак не мог сбросить с себя. Лицо его уже раскраснелось, дыхание перешло на хрип. Завязалась бы драка, но...

— Англия, Англия, ты убьёшь его! — почти с паникой воскликнул Франция, так и не воспользовавшийся оружием, и вот голос его уже навис над самым ухом. — Опомнись!

Ослеплённый Артур ещё касался золотистой от солнца, даже в это зимнее время, кожи Америки на шее, на лице — успел невесомо провести кончиками пальцев, хотя собирался поцарапать на самом деле, как дикая кошка. Альфред выглядел таким напуганным и потерянным, будто знал, чего его опекун боялся так горячо, и потому был уверен, что этого не произойдёт, это табу.

А для Англии эти секунды растянулись в часы.

Франциск кричал что-то прямо в ухо, Альфред дрожал, безуспешно пытаясь вылезти из-под тяжёлого Англии. Сам же сэр Артур с тоской, переполнявшей сердце, понял, что его тянет назад проклятый Франция. Ухватил подмышками и тянет... Поднимает на ноги, а Америка, почувствовав свободу, приподнимается на локтях.

Артур смиренно склоняет голову, Франциск всё ещё держит его так, словно отчаянно вырывается, а ведь его руки висят безвольными тряпками.

Англия понимал, что в мгновения разрушил хрупкий барьер, который недавно для себя создал, и это буквально обессилело его. Хотелось провалиться сквозь землю, но её он не чувствовал под ногами. Черты Альфреда, растрёпанным полулежавшего на полу, растворялись, будто в тумане, поглотившем всё.

Прости меня за мою ложь, за моё тщеславие, за вспыльчивость, за жадность. И за мою ненависть к ближним. Прошу, избавь меня от неё...

Артур измученно закрывал веки.

Будто какие-то молитвы могли всё изменить!