Отец (джен)

Тонкая струйка крови вытекала из уголка рта. Маска валялась на земле, в нескольких метрах от тела. Наверное, слетела во время падения с метлы. Никто не пришёл на помощь, все были увлечены спасением собственных жизней и азартом воздушного боя. Силы были практически равны. Орденцы за последнее время неплохо поднаторели в боевых заклинаниях. Когда всё было кончено, оставшиеся в живых улетели с победным кличем, и только Малфой спустился посмотреть, кому сегодня не повезло.

Человек лежал на спине и отрешённо смотрел в светлеющее небо. Увидев Люциуса, присевшего рядом, он захрипел и попытался повернуть голову. Ничего не вышло. Раненый силился что-то сказать, но не мог произнести ни слова, только хрипел и умоляюще смотрел на соратника.

— Погоди немного, я постараюсь что-нибудь сделать. — Малфой взмахнул палочкой над обездвиженным телом.

Секунды томительного ожидания — и диагностика ран, не внушающая оптимизма. Переломы рёбер, травма позвоночника, внутреннее кровотечение. Аппартировать в Мунго? Вряд ли кто-то поможет там умирающему Пожирателю, да и собственную шкуру подставлять не хотелось. Своими силами ему Гойла не вылечить. Он сможет только облегчить его последние минуты.

— Сын, — наконец произнёс умирающий. — Мой сын…

— Грегори?

— Обещай, что присмотришь за ним, — с большим трудом выдавил из себя Гойл. — Ты единственный, кому я могу его доверить.

— А как же Луиза? Она его мать…

— Она не сможет воспитать его так, как ты. Обещай мне, Люциус!

— Обещаю.

Едва Малфой произнёс это слово, старый друг обмяк и закрыл глаза, будто только забота о единственном наследнике всё это время держала его в сознании.

Через минуту один Пожиратель смерти умер на руках другого.

До Хэллоуина 1981 года оставалось три дня.

* * *

Отца он не помнил вовсе, а образ матери с каждым годом становился всё призрачнее и нереальнее. Порой Грегори думал, что всю жизнь прожил у Малфоев, а воспоминания до этого времени — всего лишь сон.

Люциус и Нарцисса всегда представляли его новым знакомым как своего воспитанника. Но сам он мечтал стать для них сыном. Нельзя было сказать, что Гойл был чем-то обделён или в чём-то нуждался. Ему доставалось всё то же, что и Драко: новая метла, парадная мантия, торжественный ужин по случаю дня рождения. Но всё же чего-то не хватало.

Миссис Малфой была добра и приветлива, читала им сказки на ночь и выводила на прогулки, покупала сладости в Косом переулке и учила этикету. Мистер Малфой рассказывал увлекательные истории из своей жизни, посвящал в маленькие тайны и придумывал для детей небольшие приключения. До поступления в Хогвартс Грегори был обычным мальчишкой, не знающим бед больше содранной коленки или разбитого носа.

С Драко они были хорошими друзьями, почти братьями. Вместе учились летать на мётлах, вдохновлялись тайными знаниями о Тёмном лорде и его постулатами. Но всё же были очень непохожи друг на друга. Неповоротливый Гойл проигрывал во всех подвижных играх юркому и спортивно сложенному Малфою. С быстротой и живостью ума Драко Грегори тоже было не сравниться. Одному давалось всё легко и без труда, второму приходилось вгрызаться в учебники, чтобы хоть что-то понять и усвоить. Но он старался изо всех сил, чтобы Люциус мог гордиться им так же, как и собственным сыном.

Только заносчивость Драко иногда вставала между ними. Был период, когда он не пропускал ни дня, чтобы не ткнуть Грегори носом в то, что он всего лишь Гойл, а не Малфой.

— Знаешь, почему тебе никогда не попасть в сборную Слизерина по квиддичу, Грегори? — как-то за летним семейным ужином спросил Драко. — Я слышал, твой отец был туп как пробка. И погиб, глупо упав с метлы. Так что тебе лучше не рисковать, а вдруг это родовое проклятье?

— Сын! — недовольно произнёс Люциус. — С чего тебе взбрело в голову оскорблять Грегори? И тем более его отца. Между прочим, Гойл-старший был моим хорошим другом. Немедленно извинись и выйди из-за стола. Сегодня останешься без десерта.

Гойл не обижался. На то, как погиб отец, ему было плевать, ведь он не помнил его. А вот попасть в сборную стало его навязчивой идеей. К третьему курсу это всё-таки удалось — он стал загонщиком.

На следующий же день Люциус прислал ему в школу письмо, хотя раньше адресатом всегда был Драко. Там были поздравления, совет беречь себя и в конце приписка: «Твой отец гордился бы тобой, Грегори». Это было вовсе не то, чего Гойл ждал.

С одной стороны, послание немного огорчило его, с другой — стало ещё большим стимулом. Действительно, в квиддиче ему никак не переплюнуть прирождённого ловца-Малфоя. Значит, нужно искать другую сферу деятельности. Где бы он отличился и стал лучше Драко. Как ни странно, такой сферой стал дуэльный клуб.

После первого не очень удачного опыта с Поттером Малфой напрочь отказался от факультатива. Когда Локонс ушёл из школы, дуэльный клуб не закрыли, но и былой популярности у него не осталось. Каждую неделю на втором этаже северной башни встречалось полтора десятка учеников, и Флитвик проводил часовые занятия, рассказывая о новых заклятиях, которые не проходили в школьной программе, и различных способах защиты.

Поначалу для Грегори новые нагрузки и обилие информации были невыносимо сложны. Он приходил в спальню позже всех, пытаясь совместить учёбу, квиддич и клуб, старался не отставать по основным предметам и порой проклинал самого себя за собственную твердолобость. Но упрямства Гойлу тоже было не занимать. Отказаться от чего-то одного он себе просто запретил.

А на четвертом курсе в нём вдруг что-то проснулось. После летнего отдыха появилось второе дыхание. Люциус впервые поставил его в пример Драко.

— Ты бы лучше на каникулах занялся чем-нибудь полезным. — Они втроём сидели на веранде. Гойл без интереса читал дополнительную литературу по зельеварению, Драко писал письмо какой-то из своих подружек, а Малфой-старший перелистывал утреннюю газету. — У меня иногда складывается впечатление, что бладжеры отбили у тебя всё желание учиться. Что за «слабо» по прорицаниям?

— Пап, да эта Трелони не учитель, а какая-то умалишённая, — презрительно произнёс Драко. — Ей всюду мерещатся злой рок и смерть. Фу, мерзость.

— Почему же тогда у Грегори «превосходно»?

— Может быть, ему везёт на проклятия? Я вот никогда не видел в своих чаинках смерть от руки волка, — он усмехнулся и подмигнул Гойлу. Тот не знал, куда деться. То ли светиться от счастья, что он, наконец, удостоился похвалы, то ли разозлиться на Драко, что припомнил ему то жуткое пророчество, проявившееся в старой фарфоровой чашке.

— Не нужно оправданий, сын. Грегори кроме всего прочего занимается в дуэльном клубе и не получил ни одной оценки ниже «удовлетворительно», к тому же ещё неплохой загонщик. Так что бери пример и перестань лентяйничать.

После каникул Гойл вернулся в школу и заметил, что уроки стали даваться ему чуть легче, квиддич начал доставлять не только моральное удовлетворение, но и удовольствие, а дуэльный клуб неожиданно превратился в самое любимое времяпрепровождение. Теперь уже не нужно было зубрить заклятия, они сами приходили на ум в подходящих ситуациях.

Люциус всё чаще искренне хвалил его, даже начал иногда писать письма, адресованные лично ему. Гойл отвечал на них, спрашивал совета или хвалился достижениями. Ему казалось, что вот-вот — и его заветная мечта сбудется. Малфой однажды назовёт его сыном.

* * *

Что важнее: гены или воспитание? Грегори часто задавался этим вопросом. Каким бы он был, если бы его родители были живы? По рассказам Лестрейнджей и Ноттов, которые были частыми гостями в Малфой-мэноре, он понял, что особыми достижениями Гойлы не отличались. Были обычной средестатистической чистокровной магической семьёй. Ни богатствами, ни высоким положением похвалиться не могли. И однажды он поймал себя на кощунственной, но такой простой и очевидной мысли: как же хорошо, что родители умерли и оставили его на попечение Малфоев.

Если бы они были живы, Грегори, пожалуй, был бы похож на Винсента Крэбба, вечно таскающегося за Драко. Так же подобострастно смеялся бы над малфоевскими шутками, так же следовал бы за тем вечным телохранителем. А сейчас Гойл на хорошем счету у преподавателей и однокурсников, благодаря большой домашней библиотеке Малфоев и летним занятиям. Он — личность, а не тень за спиной Драко. Грегори уже почти догнал его. Осталось совсем чуть-чуть.

Но мечтам не дано было сбыться. В последний учебный день пятого курса известие о смерти Люциуса Малфоя облетело всю магическую Великобританию. Для многих это известие было шокирующим, для меньшинства — ожидаемым. Для Грегори это было кошмарным сном, от которого он смог очнуться не сразу.

Газетная статья скудно сообщала: «Во время нападения на Министерство пострадало несколько человек, среди погибших — Люциус Абрахас Малфой. Пока нам не удалось узнать, на какой стороне сражался этот уважаемый во всей стране волшебник. Хотелось бы верить, что он защищал святая святых — Отдел тайн, но информация, что во время первой магической войны Малфой был Пожирателем смерти, внушает некоторые сомнения».

Конечно, он был Пожирателем. Он был лучшим из лучших! И как же смог пропустить простенькое заклинание? Каким образом упал в Арку Смерти? Как он мог оставить их именно сейчас, когда, наконец, его мечты о возрождении Тёмного лорда начали сбываться?

Нарциссу было не узнать. Она сутки напролёт молча просиживала перед портретом мужа в гостиной и плакала. Не ела и почти не спала. Драко был необычно тих и грустен. Но едва пришло время возвращаться в школу, с энтузиазмом собрал багаж и самостоятельно отправился на Кинг-Кросс.

— Как ты можешь? Ты должен отомстить! Ведь это твой отец! — негодовал Грегори, узнав, что Драко ничего не собирается предпринимать.

— Зачем? Что я этим изменю? Его уже не вернуть. А по-настоящему мы сможем отомстить, только когда придём к власти. Когда Тёмный лорд станет достаточно силён, чтобы убрать всю эту грязнокровную дрянь с наших дорог.

— ОН ЖЕ ТВОЙ ОТЕЦ! — закричал от безысходности Гойл.

— Да, он мой отец. И он бы хотел, чтобы я закончил школу, — совершенно спокойно ответил тот. — А ты делай всё, что хочешь. Ты теперь сам себе хозяин.

И Грегори принял решение. Он не поехал в Хогвартс, он пришёл к Волдеморту, чтобы выразить свое почтение и встать в ряды Пожирателей. Он считал своим долгом рассказать, как Люциус был предан, как лелеял надежду о возрождении господина, как воспитывал его, Гойла, с самого детства, внушая мысли о величии Тёмного лорда. И теперь Грегори станет верным и полезным соратником.

Через месяц Грегори уже принял метку. И засыпая, каждый вечер мысленно обращался к Люциусу: «Теперь ты гордишься мною?» Но всё ещё боялся назвать того отцом даже про себя. Сначала нужно уничтожить его убийцу. Нужно отомстить!

В налётах Пожирателей Грегори был очень ценен, особенно если кого-то нужно было оставить в живых, для допроса. Большинство старой гвардии предпочитали замучить жертв до смерти или вообще сразу прикончить Авадой. Гойл же, благодаря всё тому же дуэльному клубу, знал много отличных заклинаний и всегда приходил к Волдеморту с хорошим «уловом». Никто и не догадывался, что в этом кроме всего прочего кроется ещё одна тайна. Своё первое смертельное заклинание он берёг на особый случай. И вот он представился.

Девчонка-метаморф немногим старше него самого удивлённо разглядывает противников и не может решиться. Они стоят трое на трое и изучают друг друга, взвешивая шансы на победу. С одной стороны — Грегори, Рудольфус и Кондар, все скрывают лица масками. С другой — их старый учитель по ЗОТИ, Люпин, девушка с постоянно меняющими цвет короткими волосами и высокий рыжий парень — наверняка кто-то из предателей крови Уизли. У всех палочки наготове, но почему-то никто не приступает к активным действиям. Лестрейндж и Нотт знают, зачем сюда явился Гойл, и не мешают, готовые лишь поддержать его в случае чего. А благородные противники не начинают бой первыми.

Грегори не выдерживает, срывает с себя маску и кричит: «Я — Грегори Гойл! Вы узнаёте меня, господа?» Люпин, кажется, расслабляется и теряет бдительность. Ещё бы, ведь он знал Гойла как ученика с не самыми высокими оценками, как мальчишку-сироту. Метаморф тоже опускает палочку. Может быть, она думает, что это шутка? Уизел остаётся в боевой стойке. Он насторожен, видно, чует подвох.

— Я пришёл отомстить за отца, — выкрикивает Грегори, поднимая палочку.

— Твой отец умер много лет назад, ты его даже не помнишь и не знаешь, каким чудовищем он был, — спокойно отвечает Люпин. Неужели надеется его отговорить?

— Мой отец умер год назад, — сквозь зубы цедит Гойл и произносит заклинание: — Авада Кедавра!

Из рассказа Беллатрикс, он точно знает, кто отправил Люциуса в Арку Смерти. И теперь застывшее, удивлённое и растерянное лицо умершей мгновение назад от его заклятия Нимфадоры Тонкс заставляет Грегори ликовать.

— Нет! — Люпин кричит, подхватывая оседающее безжизненное тело девушки, рыжий начинает швыряться заклинаниями, Нотт и Лестрейндж отвечают ему. А Гойл будто замирает в этом вихре. Ему впервые так хорошо и спокойно. Он представляет себе лицо Люциуса. Такого родного, такого знакомого и близкого. Он, конечно, улыбается, той неуловимой, мягкой улыбкой, чуть прикрытой вежливой отстранённостью, но всё же искренней и адресованной именно ему, Грегори.

— Теперь ты гордишься мной, отец? — спрашивает он тихо, и его собственная улыбка застывает на лице. Он не замечает, кто бросил заклинание, ему это и не важно. Он отомстил за отца. Теперь он отправится к нему и узнает лично, гордится ли им Люциус Малфой.