Дневник Вечности (гет)

Меня зовут Джейк Эванс, и мне сорок лет.

Месяц назад я развёлся с женой. И весь прошлый месяц крутился, как белка в колесе, совмещая работу с посещением судебных процессов. Моя жена хотела, чтобы я продал дом. Деньги же, вырученные от продажи, поделил пополам. К счастью, дом был куплен моим отцом задолго до нашего знакомства с Элис, а брачный контракт мы не составляли, поэтому мой адвокат без труда добился, чтобы судья отклонил прошение моей бывшей. В любом случае, я готов был отдать ей всё, лишь бы не продавать дом, слишком много он значил для меня. Естественно, нажитое нами в совместной жизни имущество мы должны были поделить поровну, однако я предложил забрать ей любые вещи, которые она пожелает.

И вот, сегодня в тёплый солнечный воскресный день наконец-то была поставлена финальная точка в наших отношениях, теперь я смело могу сказать: «я свободен!», — утром Элис забрала свои и некоторые принадлежавшие мне вещи, а затем убралась восвояси, оставив меня в гордом одиночестве. К слову, детей у нас не было.

Полдня я шатался по дому, не зная, чем заняться, а ближе к вечеру решил навести порядок на мансарде и выбросить скопившийся там хлам. Давно хотел этим заняться, но никак руки не доходили.

Поднявшись по лестнице, я отворил дверь и окинул просторную залу мансарды критичным взглядом.

— М-да, ну и бардак, — невольно слетела фраза недовольства с моего языка, пока глаза бегло оглядывали хаотично разбросанные по комнате предметы. Тут работы не на один день, а на целую неделю.

Но раз уж решился взяться за это дело, отступать поздно. Я принёс большой мешок под мусор и объёмную коробку для нужных вещей и приступил к разборке. Первый час пролетел незаметно, всё это время я постоянно думал о нашей с Элис совместной жизни, взвешивал тяжесть наших проступков и порой неуместных скандалов. Правильно ли мы вели себя друг с другом? Кто виноват в том, что произошло? И есть ли путь назад? И нужно ли нам искать этот путь?

Перед глазами отчетливо стояла картина её сегодняшнего ухода.

— Ну, вот теперь всё, — произнесла Элис, когда нанятый ей грузчик вынес последнюю коробку, и ещё немного помедлила, устремив взгляд мимо меня, куда-то в холл. На секунду мне показалось, что она желает остаться, вернуть всё назад, начать нашу жизнь с чистого листа. Но потом она вдруг подняла глаза и… встретилась взглядом со мной, видимо, хотела что-то сказать, но никак не решалась. Я не торопил её, просто молча стоял и смотрел в бездонные голубые глаза, пытаясь прочитать в них фразы, которые так и не слетели с её губ. Ведь несмотря на всё то, что нам пришлось пережить, я всё еще любил её.

Наконец, она натянуто улыбнулась, резко развернулась, как мне показалось, чтобы скрыть накатившие слезы, и заспешила прочь, аккуратно затворив за собой дверь, оставив мне лишь воспоминания...

Я встретил Элис Беккер на одной из лекций по психологии. Она была стройной, кокетливой, совсем юной студенткой, очаровавшей меня с первого взгляда. Всю лекцию я не сводил с неё взгляда, пока профессор, по-видимому, уставший смотреть на мою изогнутую шею, обратился ко мне:

— Прошу прощения, молодой человек, похоже, в зале есть кто-то, кто интересует вас больше психологии.

Чем вызвал всеобщий смех в зале, заставив меня покраснеть и в срочном порядке отвести глаза от девушки, которая уже успела меня заметить. Правда, долго не смотреть на неё я не смог, и уже через мгновение снова взглянул в её сторону, словив игривую улыбку, — ей явно было приятно мое внимание.

Позднее, после лекции, мы познакомились, пообедали вместе в близлежащем кафе, по-дружески непринуждённо пообщались на различные темы, словно давние друзья, обнаружили друг в друге много общего и стали встречаться. Тогда моя Элли была беззаботной, радостной девочкой, спустя два месяца мы сыграли свадьбу и целых три года прожили в абсолютной идиллии...

Но вскоре в наш безоблачный рай нагрянули тучи. Я не сразу обратил внимание на повальное увлечение Элис усовершенствованием собственной фигуры, поначалу мне даже нравилась её увлеченность фитнесом, постоянные диеты и различные процедуры поддержания молодости и красоты. Но проблема появилась сама собой, на третий год брака я ненароком намекнул, что пора бы нам подумать о пополнении семейства. На мое предложение молодая жена заявила, что пока не готова стать мамой. Я согласился подождать, в надежде, что материнский инстинкт проснется в ней сам собой, и вскоре она объявит о беременности. Но шли годы, а мы всё так и оставались семейной парой без детей, на этой почве у нас частенько случались недопонимания и мелкие ссоры.

На седьмой год нашего брака у Элис приключилось большое горе: в автокатастрофе погиб младший брат, она сильно переживала потерю близкого человека, практически перестала есть, стала раздражительной и нервной. Около месяца она провела в клинике, но так и не оправилась полностью от депрессии. Тогда-то мои чувства к ней дали трещину. Мне было уже тридцать пять, ей двадцать восемь, я был преуспевающим риелтором, она — домохозяйкой. Я ежедневно навещал её в больничной палате, а после коротал вечера в компании молоденькой клиентки, обратившейся ко мне с просьбой продать весьма респектабельную квартиру в центре.

К тому времени, как Элис выписалась из больницы, наша маленькая интрижка с Беллой переросла в бурный роман. Каждый вечер мы встречались на купленной мной, специально для любовных утех, квартире. Она, конечно же, не была столь роскошна как та, что я продал по просьбе Беллы, но все же казалась вполне уютной, хорошо благоустроенной, к тому же находилась в живописном районе города. Белла была в восторге от нашего гнездышка и вскоре перебралась жить туда, чему я был только рад, теперь мне не приходилось заезжать за ней, тратя драгоценное время, которого у нас было не так уж много. Обычно я проводил с ней пару часов, редко задерживался ещё на часик, всё это время мы не вылезали из постели. Казалось, вот оно счастье, пора менять остывающие чувства на новые бурные, такие страстные, настоящие.

Но почему-то именно в тот момент я осознал глубину собственной подлости. Слабак, как мог я отвернуться от любимого человека в первый же сложный период нашей жизни, предать любовь Элис в столь трагичный для неё год. Я — предатель, ничтожество, ведь если задуматься, то единственное, что удерживало нас с Беллой — это секс, у нас не было времени как следует пообщаться, узнать друг о друге побольше, да, казалось, нам это и не нужно. Элис же была подобна моему отражению в зеркале, взглянув на неё, я понимал, о чём она думает, что хочет сказать, я знал о ней всё, она знала всё обо мне, за семь лет брака мы стали единым целым, наши души сроднились. И хоть тогда, как никогда ранее, мы были далеки друг от друга, незримая нить впитавшихся в кровь чувств плотно связывала нас.

Но, как это часто бывает, даже осознав насколько низко пала моя лживая душонка, я не предпринял ровным счетом никаких попыток, чтобы предотвратить собственное нравственное падение, продолжая предаваться страстным вечерам с молодой любовницей.

* * *

Могу сказать, что возвращение жены из клиники было отнюдь не радужным. Она изменилась, замкнулась, стала необщительной, задумчивой, практически не выходила из маленькой комнаты на втором этаже нашего дома. Меня словно совсем не замечала.

Я маялся, раздираемый угрызениями совести и отчуждением Элис. И всё же старался не нарушать её уединение, полагая, что излишнее вмешательство будет ей в тягость. Одиночество даёт свои преимущества: всё хорошенько обдумать, пережить, переболеть и, подобно фениксу, вновь возродиться, чтобы начать жизнь с чистого листа. И, как ни странно, выбрав подобную позицию, я оказался прав: вскоре сквозь мрак затянувших наши отношения туч проглянул лучик света.

Всё началось со счетов из близлежащего фитнес-центра, никогда не думал, что буду так радоваться лишним затратам. Счета могли значить лишь одно: так как сам я не посещал данного заведения, выходило, что затворничество Элис закончилось, и она вновь возвращается к обычной жизни. Правда, я почему-то по прежнему оставался вне этой жизни, может, жена чувствовала какие-то перемены, произошедшие во мне, может даже, догадывалась о Белле... Да кто же знает, что творилось у неё на сердце после перенесённого душевного потрясения?!

Однако данная новость не могла не радовать.

На мой тридцать седьмой день рождения Элис устроила мне настоящий сюрприз — пригласила своих родителей и приготовила отменный ужин, а также заказала небольшой, но очень вкусный торт, в который как-то умудрилась воткнуть тридцать семь свечей. Весь вечер она улыбалась и пребывала в отличном настроении, а после того, как мистер и миссис Беккер покинули наш дом, также пребывавшие в приподнятом настроении, оттого что у нас с их дочуркой снова всё великолепно, затащила меня в нашу общую спальню.

С этого дня мы снова стали полноценной семейной парой.

И, дабы не давать лишних поводов для скандалов и ревности, мне пришлось расстаться с Беллой, о наших встречах не могло быть больше и речи.

Расставание было болезненным для неё: она плакала, умоляла остаться, не бросать её, под конец вечера, пытаясь удержать меня любыми силами, любовница заявила:

— Я беременна от тебя!

Ничего не скажешь, сильный аргумент. Она прекрасно знала, куда ударить, чтобы пробить возникшую между нами стену.

— Сделаешь аборт, — жёстко выдержал я удар, не веря её словам, — пока можешь пожить в этой квартире, я помогу тебе с деньгами, но советую долго не пользоваться моим гостеприимством.

— Какая же ты сволочь! — зло прошипела Белла, метнув в меня яростный взгляд, усиленный потёкшей от слёз тушью.

Я последний раз взглянул на неё.

— Прощай!

С прошлым было покончено, полагал я тогда. Белла не знала моего адреса, кроме той квартиры, и практически ежедневных встреч, больше ничего не связывало нас. Элис почти оправилась от потрясения. Правда, изредка полученная душевная травма давала о себе знать. Иногда жена замыкалась в себе, запираясь в своей комнате, иногда попросту не замечала меня, не слышала о чём я ей говорю, словно находилась не рядом, а в потустороннем мире. К счастью, подобные "провалы" были скоротечны, и стоило ей "вернуться", как она тут же становилась не в меру общительной и подвижной, изливая на меня поток нежных слов и ласк.

Так прошёл еще один год, я вновь заговорил о детях, как-никак мне было уже тридцать девять: у некоторых родителей в этом возрасте дети уже учились в старших классах, у нас же они ещё не родились.

— Я ещё не готова, — вновь ответила Элис, — мне совсем не хочется портить фигуру беременностью.

— Зато я давно готов стать отцом, почему ты думаешь только о себе? Разве я меньше буду любить тебя, если у тебя вырастет животик? Да я на руках буду носить тебя, зная, что там зародилась новая жизнь — наш малыш. Я больше не могу ждать! — невольно повысил я голос.

Подобные разговоры стали случаться у нас всё чаще и чаще, и я был уверен в том, что Элис готова сдаться, но сбыться этому, видимо, была не судьба...

Уж не знаю, как Белла раздобыла мой адрес, но, вернувшись вечером домой, я застал Элис в меланхолично-сдержанном состоянии.

— Я хочу развестись, — без лишних истерик только и сказала она.

Случилось это полтора месяца назад. Дальше вы знаете. Элли было невыносимо больно, я боялся, что она снова попадет в больницу, но опасения оказались напрасны. Дабы причинить мне ответную боль, она попыталась отсудить наш дом и выставить его на торги, прекрасно зная, насколько он мне дорог.

Я молил прощения, пытался всё объяснить, хотел вернуть её, уверял, что наш роман с Беллой ровным счетом ничего для меня не значил, но случилось то, что случилось — я свободен! Дом остался со мной. Элис переехала к родителям.

И вот я разбираю старые вещи на мансарде, среди которых каждая вторая напоминает мне о бывшей жене.

Стряхнув пыль со старого комода, стоявшего у стены, я невольно бросил взгляд на странную книжечку, лежавшую на одной из его полок, а странной она мне показалась тем, что на её кожаной обложке, на которой крупными буквами значилось "Дневник", совсем не было пыли. Словно кто-то только сегодня принёс и положил её на полку.

Дневник Элис — мелькнула догадка в моём сознании, я даже собрался окликнуть жену, чтобы спросить, так ли это, но вовремя вспомнил, что мы больше не вместе. Может, Элли специально положила свой дневник тут, чтобы я мог прочитать его. Именно поэтому она так ничего и не сказала мне перед уходом, в надежде, что рано или поздно я найду его и прочту.

Однако я колебался.

Любопытство толкало меня открыть дневник и прочитать, но совесть всячески останавливала, уверяя в том, что нехорошо читать чужие личные дневники.

В итоге борьба закончилась в пользу любопытства, и я открыл дверь в чужой мир, перевернув титульный лист. Тут же невольная улыбка набежала на моё симпатичное, как уверяла Белла, и в то же время забавное, но такое милое и родное, по мнению Элис, лицо. Дневник был пуст, только чистые листы, по крайней мере — в самом его начале.

И стоило столько времени мучиться сомнением, открывать его или нет? Я наспех пролистал свою находку. И вдруг, в самом конце, моему взору предстало несколько исписанных неразборчивым почерком листов. Я нашел страницу, с которой начинался текст.

«Карлос Чероне» — значилось в центре неё. Эти явно итальянские имя и фамилия ровным счётом мне ничего не говорили. Я не знал такого человека. Следующий лист состоял из двух дат, также вписанных посередине:

17.10.1953 — 25.03.1975

По всей видимости, даты рождения и смерти Карлоса. «Похоже, чья-то биография или некролог», — заключил я и небрежно перевернул страницу. Моему взору предстал забористый текст, написанный незнакомым почерком, то слишком мелким, то крупнее, без абзацев и, на первый взгляд, совсем без знаков препинания. Я попробовал почитать, но уже с первых строк, словно наваждение, на мое тело навалилась усталость, а вместе с ней и сонливость. И, несмотря на то, что было около шести часов вечера, меня сморил сон...

* * *

Проснулся я в своей кровати. Будильник разрывался от звона, требуя, чтобы хозяин дома немедленно поднялся. Восемь утра, похоже я проспал четырнадцать часов кряду. Давненько я так не отдыхал. На деле же было такое чувство, как будто я вовсе не спал этой ночью.

Сделав над собой неимоверное усилие, я кое-как дотянулся и отключил нарушившее мой сон беспощадное электронное устройство, затем снова откинулся на подушку; голова трещала безбожно, словно я очнулся после бурной попойки. Комната плыла перед глазами, невозможно было уловить очертания окружающих предметов.

— Какого чёрта? — вырвался стон из моей груди.

Плотно сомкнув веки, я приложил пальцы к вискам и помассировал височные доли. На мгновение мне как будто стало лучше, а затем сквозь затуманенный разум прорвалось нечто...

Я вспомнил... Вспомнил красивую молодую женщину, которая нежно гладила меня по голове, улыбалась и называла Карлосом, она говорила по-итальянски, но я понимал её... Я знал — она моя мать, и она безумно любит своего пятилетнего сынишку, то есть меня.

Я резко открыл глаза. Утренний свет ослеплял, резал воспаленное неведомым недугом зрение.

— Не может быть...

Уверенность в том, что мне не удалось прочитать и нескольких абзацев в дневнике, обнаруженном среди разнообразного хлама, годами копившегося на мансарде, не покидала меня. Непонятного было много: откуда взялись воспоминания? Что вообще произошло вчера? Что заставило меня так скоро отключиться и проспать намного больше обычного, а сегодня с утра оказаться в своей собственной постельке, страдающим от похмельного синдрома? Кто перетащил меня сюда и раздел? А может — я все еще сплю?

Грохот, донесшийся с кухни, заставил меня вздрогнуть. Вопрос о сне был снят в одно мгновение — это не сон, а реальность, и, похоже, она не очень-то хороша: кто-то забрался в мой дом.

Накинув халат, я, осторожно ступая, добрался до двери, выглянул в коридор второго этажа, огляделся и прислушался: сомнений не оставалось, откуда-то снизу доносились голоса. Вряд ли эта была Элис. Если бы она что-то забыла, она бы точно позвонила и предупредила меня о своем визите, значит, на первом этаже орудуют посторонние. Грабители? Я невольно потянулся к бейсбольной бите, хранившейся в моей комнате, на всякий пожарный. Вооружившись ей, я прокрался по коридору до лестницы и, перегнувшись через перила, осмотрелся. Холл был пуст, значит, я не ошибся, голоса доносились из кухни.

Я спустился до середины лестницы, когда одна из деревянных половиц предательски скрипнула, заставив меня застыть на месте.

— Вот ведь идиот, — выдохнул я.

Да, да — полный идиот, это же надо было так перепугаться работающего на кухне телевизора. Я расслабился и спокойно вошёл в просторный холл. Однако упрямое чувство самосохранения не сдавалось и тут же, в моей измученной головокружением голове, зародилась вполне логичная мысль: "С чего это вдруг телевизор заработал сам собой?", я был на сто процентов уверен, что даже не включал его вчера, поэтому просто не мог забыть его выключить.

Что за чертовщина?

— Эй! Кто здесь? — выпалил я, толкнув ногой дверь на кухню, на всякий случай крепко сжав биту обоими руками, готовый в любой момент атаковать незваного гостя. И опять промах. Никого. По телику идет передача посвящённая космической миссии "Новые Горизонты", Алан Штерн — один из ученых НАСА увлечённо рассказывает о Плутоне. Занятная передача, но сейчас мне не до неё. Я выключил телевизор и уселся за стол, предварительно одним нажатием кнопки заставив работать кофеварку, в надежде, что кофе вернёт меня к жизни.

Пока готовился живительный напиток, я совершил обход первого этажа, заглянул в кладовку, осмотрел небольшой кабинет, ванную комнату и даже туалет. Определенно — в доме, кроме меня, никого нет. Ну что же, выходит телевизор включился сам, всякое с техникой бывает.