Деликатес (джен)

— Ты, Малфой, невыносимый зануда.

— Антонин, ты пьян, — с досадой сказал Люциус, не глядя на своего и впрямь нетрезвого собеседника. Когда в голосе Долохова появлялись Те Самые нотки, даже Беллатрикс предпочитала быстро найти себе занятие где-нибудь в другом конце мэнора. Люциусу в этот раз не повезло.

— Невыносимый зануда и самодовольный ханжа. Убийственное сочетание.

Люциус поморщился, но промолчал. На любое возражение Долохов выдаст очередную бессмысленную тираду, на которую и ответить-то не сразу найдешься. Что самое интересное, пьяный Долохов практически никогда не буянил — зато своими словоизлияниями был способен довести до белого каления кого угодно.

Кроме Фенрира, тому на все было плевать, кроме своей драгоценной стаи.

— И как тебя Нарцисса выносит? — тем временем продолжал Долохов. — Святая женщина. Прекрасная и восхитительная в своей вуали, сотканной из ледяного высокомерия, несбывшихся надежд и эгоистичных амбиций истинной англичанки.

— Антонин! — не выдержал Люциус и развернулся всем телом. Долохов ухмыльнулся и отсалютовал ему стопкой водки, после чего осушил ее одним глотком.

— И где ты берешь эту гадость?

— Не цените вы Снейпа, я смотрю.

Долохов потянулся к затейливо изогнутой бутыли и плеснул себе еще, не пролив ни капли.

— А ведь у него золотые руки. Парень способен сварить практически что угодно — была бы мотивация.

Он поднес полную стопку к носу и вдохнул.

— Если ты скажешь, что ее аромат кружит голову и вызывает томленье, я тебя приложу проклятьем, — предупредил Люциус.

— Амброзия. Настоящая амброзия, сыворотка для исцеления ран души.

— Скорее, припарка для сдохнувшей совести. Твоей, Антонин, между прочим.

— Самодовольный ханжа и невыносимый зануда, — Долохов сощурился. — Но я знаю, что поможет делу.

— Я не пью твою гадость, — холодно напомнил Люциус. И больше ничего не успел сказать, потому что именно в этот момент Долохов подхватил со стола небольшую розетку с черной икрой и вывалил содержимое ему на голову. Люциус дернулся и застыл, почуяв, как в горло впивается кончик волшебной палочки.

— Тише, — ласково прошептал Долохов. — Ты же знаешь, я быстрее.

Он дохнул Люциусу в ухо.

— Черное золото природы на белом шелке твоих волос. Да ты деликатес, Малфой, кто бы мог подумать.

Долохов отодвинулся, не убирая палочку, полюбовался делом своих рук. Обозленный Люциус гневно сощурился, про себя обещая жестоко отомстить. По ухоженным прядям медленно сползали вниз икринки, доставляя ощутимый дискомфорт.

— Хорошая выпивка и изумительная закусь, — сделал вывод Долохов. — Что может быть лучше? Малфой, мы еще сделаем из тебя человека. А будешь возмущаться, к икре присоединится еще что-нибудь.

И без малейшего смущения слизнул «деликатес» с виска.