Всё хуже и хуже (гет)

Она сидела на подоконнике и читала, когда он вышиб дверь.

Знал бы он тогда, что реагирует как раз так, как им бы хотелось... но Драко, естественно, не знал. Все мысли были только о том, что он своими глазами видел менее двух часов назад: его собственная девушка, его Гермиона в пылких объятиях проклятого Уизли. Он ей верил, чёрт возьми, он её любил! Чувство было такое, будто его сердце вырвали из груди. И вот она сидела, как будто ничего не произошло. Ну уж нет, чёрта с два, он этого так не оставит! Драко собирался причинить ей столько же боли, сколько она причинила ему, он намеревался заставить её заплатить, и заплатить сполна.

К тому времени, как она встала, Малфой уже пересек комнату. Её книга упала на ковёр, а на лице появилась озабоченность. Он добрался до Гермионы, как раз когда она начала:

— Драко, что...

Он оборвал её, больно, до синяков схватив за плечи, и, бросив на кровать, навалился на неё, вжимая своей тяжестью глубже.

Озабоченность на лице Гермионы моментально сменилась на панику, и он был дико рад это видеть.

— Драко, прекрати, — с трудом выдавила она, задыхаясь под его тяжестью. — Что ты... Мне нечем дышать!

— Отлично, — прорычал он. — Твою мать, ты и не заслуживаешь того, чтобы дышать. Думала, что я никогда не узнаю? Держишь меня за ИДИОТА?

Выражение, промелькнувшее в её глазах — борьба замешательства и страха, — было таким убедительным, что вынудило его несмотря ни на что мысленно ей поаплодировать. Она определенно была той ещё актрисой. В конце концов она ведь водила его за нос, обманывала, возможно, месяцами, а его не так-то легко было провести. И да, как же Драко злило, что он позволил ей запасть ему в душу, помутить рассудок, заставить его нахрен полюбить её. Он был готов ждать вечность, но теперь...

Теперь Малфой собирался предъявить свои претензии, а затем покончить с ней. Он больше не хотел видеть эту шлюху никогда в жизни. Но сначала небольшое дельце: взять то, в чём она отказывала ему месяцами. Отказывала ему, но, очевидно, не Уизли.

— Чёрт, да я вас ВИДЕЛ! — проорал он. — Всё это время ты говорила мне, что ещё рано, что ты не готова... Всё это время... — Драко остановился, потому что почувствовал подступающие слёзы, а он

Ни за что.

Не.

Ударится в слёзы.

Не из-за неё.

Это она будет плакать, когда он с ней разделается.

Вообще-то она и сейчас была близка к этому.

Отлично.

Ей будет о чём поплакать через минуту.

Он на мгновение ослабил хватку, и Гермиона глубоко, судорожно вдохнула. Но она тут же стала отчаянно вырываться, когда поняла, что приподнялся Драко только для того, чтобы избавить их обоих от лишней одежды. В ответ на её сопротивления он закинул руки Гермионы ей за голову и применил связывающее заклинание, чтобы удержать их там. Драко подумывал завязать ей рот, но быстро отбросил эту идею. Пусть плачет, пусть умоляет. В его текущем состоянии это было музыкой для ушей.

— Драко... НЕТ! — закричала она, а вот и слёзы — полились из её широко открытых от испуга тёмных глаз. — Ты не можешь... т-ты обещал... Не знаю, что ты думаешь, что видел, но...

Малфой замахнулся и ударил её прежде, чем осознал, что намеревается это сделать. Как она смеет, даже сейчас, когда он точно знал, когда сказал ей только что, что видел... как она смеет до сих пор пытаться строить из себя невиновную?! С каким-то отдаленным удивлением Драко понял, что ему требуется почти вся сила воли, чтобы удержаться и не обхватить её горло руками, не начать сжимать, и сжимать, и...

Но нет. Он не собирался её убивать. Просто взять то, что принадлежит ему по праву, и покончить с этой лживой потаскухой.

— Чш-ш... — успокаивающе, почти нежно произнес он, на её щеке пылал ярко-красный отпечаток его руки. — Тише, любимая. Просто лежи и смотри на это как потаскушка, каковой ты и являешься, после ты меня никогда не увидишь. Я сегодня уезжаю, не хочу быть с тобой даже на одном чёртовом континенте. Только не после того, что сегодня увидел. Так что чш-ш. — Подкрепляя собственные слова, он полностью закрыл ей рот ладонью, Гермиона таращилась на него, её огромные, полные ужаса глаза были залиты слезами.

Драко обнаружил, что, даже обуреваемый праведным гневом, он не мог больше смотреть в эти глаза, не теряя решимости — Боже, где она научилась так превосходно играть?! — поэтому отвел взгляд и убрал руку с её лица. Ему в любом случае нужны были обе руки, чтобы раздвинуть ей ноги и разорвать ночнушку. Открывшиеся взору Драко незатейливые бледно-розовые трусики из хлопка были просто-напросто самыми непорочными из всех, какие он когда-либо видел — Пэнси подняла бы такие на смех, — и это привело его в ещё большую ярость. Как у неё хватило наглости носить что-то подобное после того, чему он был свидетелем всего каких-то пару часов назад? Тогда Грейнджер двигалась как чёртова профи.

Когда он подцепил их большими пальцами и со злостью стянул с неё, она только бессвязно всхлипнула, но не проронила ни слова. Драко не мог сказать, было ли это оттого, что Грейнджер боялась нового удара, или же она на самом деле была не в состоянии вымолвить ни слова, потому что задыхалась. Гермиона дышала так прерывисто и учащённо, что краем сознания он задумался, не упадет ли она в обморок от недостатка кислорода.

Драко склонил голову к её лицу, так что их носы почти соприкасались, и заставил своё сердце не обращать внимания на мольбы в глазах Гермионы. Он был готов войти в неё, руки мёртвой хваткой сжимали её бёдра, оставляя синяки. Малфой чувствовал, как напряжено и дрожит под ним всё её тело.

— Расслабься, милая, — прошептал он, мягкость в голосе как насмешка. — Для тебя ведь в любом случае не будет в этом ничего нового, правда?

Гермиона отчаянно покачала головой, из глаз текли слёзы, теряясь в копне её тёмных волос, разметавшихся на кровати. Однако вновь заговорила она, только когда Драко начал двигаться, врываясь в неё поначалу практически нежно, смакуя ощущение того, что лишь головка находится в плену её тёплого, дрожащего тела. Гермиона запиналась, слова не желали выстраиваться в цепочку, настолько очевидным было её страдание.

— Дра-Драко, ост-тановись, — удалось ей выговорить между неистовыми судорожными вдохами, — ты не можешь... не можешь, только не так, прошу тебя, Боже, не... НЕТ!

(Он как раз вошёл ещё на дюйм, и о Боже, какой она оказалась тесной, как будто была девственницей, и как ей это удалось после того, что он только что видел её оседлавшей Уизли как сраного пони?)

— Нет... нет... мне больно! О Боже, Драко, так больно! Остановись... ох... больно... пожалуйста, остановись!

И он бы остановился, если бы ему пришлось и дальше слушать эти её отчаянные мольбы, они казались такими настоящими, боль в её голосе была почти осязаемой, какого чёрта она до сих пор играла?! Так что Драко опять заткнул её, на этот раз накрывая губы Гермионы своими в требовательном глубоком поцелуе.

Это дало ему возможность буквально впитать её крик, когда, одним решительным толчком, он вошёл в неё до предела. Тело Гермионы выгнулось дугой, отрываясь от постели, и Боже милостивый, неужели он только что нарушил преграду? Но у него не нашлось времени об этом подумать, потому что она была такой тесной, настолько чертовски тесной, что причиняла ему боль, и всё же доставляла самое острое наслаждение, какое Драко когда-либо испытывал. Ни одна другая девушка, с которой он был, не приносила ему таких ощущений. А её неистовое сопротивление, бесполезные попытки избавиться от него, избавиться от его присутствия в ней, подтолкнули Драко прямиком в пропасть, и он уже не мог бы остановиться, даже если бы захотел. Ещё полдюжины сильных толчков — и Малфой кончил в неё, наполняя Гермиону своим семенем.

* * *

Он прервал поцелуй и приподнялся, выходя из неё, смотря в тёмные глаза, из которых по-прежнему текли слёзы, но которые теперь были остекленевшими, взгляд — расфокусированным от очевидного шока. Запоздало до него дошло, что природой он вовсе не был обделен достоинством, а Гермиона оставалась сухой, и совсем не исключено, что он сделал ей больно. И о Боже, теперь, поднявшись и встав около кровати, одним словом освобождая её руки от пут, Драко видел, что у неё открылось кровотечение. Причем достаточно сильное.

Сердце в груди скрутило от боли, но он жестоко растоптал побеги раскаяния прежде, чем те смогли укорениться и вырасти. Малфой не собирался чувствовать угрызений совести по этому поводу, пошло оно всё к чёрту. Может, он и сделал ей больно, но она первой причинила ему боль. Может, он и угробил её тело, но она угробила его душу. Её тело восстановится. А вот насчёт своей души Драко не был уверен. То, что Гермиона вот так предала его, изменила, и с кем — с чёртовым Уизли — он всегда подозревал, что между ними что-то было — и это после всего, чем он пожертвовал, от чего отказался ради неё... это окончательно сломило Драко. Его злость вернулась волной багрянца, он наклонился и схватил Гермиону за плечи.

Та никак не отреагировала. Казалось, она находилась в полнейшей прострации.

— Возьми себя в руки, Грейнджер, — рявкнул Драко, рывком поднимая её и ставя на ноги. — Иди приведи себя в порядок. Ни на что не похожа.

Он её отпустил, и Гермиона тут же беззвучно осела на пол. Некоторое время Малфой стоял и смотрел на неё, полулежащую привалившись к кровати. Наконец он сказал:

— Что ж, отлично. Хочешь продолжать вести себя так, будто я только что лишил тебя девственности — да пожалуйста! Только вот не знаю, кого ты думаешь обмануть. Я прекрасно, твою мать, тебя видел! Надеюсь, ты считаешь, что оно того стоило. Прощай, Грейнджер.

Драко развернулся к двери, но прежде, чем выйти, не смог удержаться от того, чтобы ещё разок взглянуть через плечо.

Гермиона приняла позу эмбриона — свернулась калачиком, и выглядела такой маленькой, одежда разорвана, лицо спрятано в волосах, в этих роскошных темных волосах, которые он так любил. Она дрожала с головы до пят, не так, как когда судорожно трепыхалась под ним, сейчас всё её тело сотрясалось, как от лихорадки.

Ему было больно видеть Гермиону в таком состоянии, даже несмотря на его ярость.

Поэтому Малфой отвел взгляд и оставил её лежать там.

* * *

Некоторое время он простоял на пороге своей комнаты — из всех студентов Хогвартса собственная комната была только у него и у Гермионы — главного старосты мальчиков и главной старосты девочек соответственно, — оглядывая ущерб, причиненный им за те два часа или около того, что прошли с тех пор, как Драко поймал её с Уизли, и до того момента, когда он вломился к ней в дверь, ища мести. Массивная кровать с балдахином была единственным оставшимся стоять прямо предметом мебели, и это не то чтобы он не пытался. Всё остальное было перевернуто, кругом были разбросаны книги и его личные вещи, пол устилали бумаги и одежда.

Трудно сказать, как долго он остался бы там стоять, пребывая практически в трансе, если бы его внимание не привлекло настойчивое постукивание в окно. Окну каким-то чудом удалось уцелеть в вихре бушевавшей здесь ярости, и с внешней стороны на подоконнике примостилась сова. Перепрыгивая с ноги на ногу в попытке согреться в эту снежную зимнюю ночь, она неустанно стучала клювом по стеклу.

Драко медленно прошёл к окну, пробираясь через весь тот беспорядок, который ранее сотворил, отпер задвижку и впустил сову, принадлежавшую, как он понял, Пэнси. Малфой намеревался посмотреть, что за послание оказалось достаточно важным, чтобы его бывшая девушка отправила сову в такую погоду, а затем начать собираться.

К чёрту Хогвартс. Ему незачем было оставаться и проходить ЖАБА, чтобы обеспечить себе высокое место в иерархии Темного Лорда. Это было неотъемлемым правом, данным ему с рождения. Неотъемлемым правом, от которого Малфой собирался отказаться ради Гермионы, но... к чёрту эту грязнокровную шлюху. Он станет странствовать, пока его не призовут на службу. В одном Драко был чертовски уверен: этого места с него хватит.

Он отцепил пергамент от совиной лапы, и птица, негодующе ухнув, немедленно улетела, едва не задев при этом Малфоя. Сове необычайно повезло, что она промахнулась, в его теперешнем состоянии он без колебаний убил бы её, если бы та его поцарапала. Смог бы поймать — тогда голыми руками, нет — с помощью палочки.

Драко сорвал бледно-зеленую атласную ленту — отличительный знак писем Пэнси — и развернул записку, в отвращении морщась от цветочного запаха пергамента. Боже, его бывшая. Наверное, у него были не все дома, раз он когда-то с ней вообще встречался. Приставучая жеманница с лицом как у мопса, стремящаяся достичь максимально высокого социального статуса. После этой пародии на отношения как Драко был рад очутиться в объятиях Гермионы! Казалось, в ней было всё, чего не было в Пэнси. А теперь... что ж, теперь Малфой завязал с женщинами, хватило. Завязал с ними навсегда. Не с сексом, понятное дело, но с неравнодушием — он больше никогда не будет небезразличным, помоги ему Бог.

Драко уже почти собрался скомкать письмо и отшвырнуть его в сторону... почти. Но в итоге Малфой его всё же прочитал, поспешно пробежался по тексту только для того, чтобы разделаться с этим и вернуться к своим планам свалить из этой адовой школы, причём как можно быстрее.

И вот что он увидел:

Мой дорогой Драко!

Блейз строго-настрого запретил мне писать эту записку, но я не могу иначе, ведь я едва сдерживаю возбуждение! План сработал идеально, и я уверена, что к этому моменту ты уже выполнил свою часть так же безупречно, как и мы пару часов назад. Ладно-ладно, не сомневаюсь, ты задаешься вопросом, о каком плане я веду речь. Я расскажу тебе, пусть даже Блейз меня за это убьёт! Хотя, конечно же, не убьёт, ведь ты ему не позволишь, правда? Потому что теперь всё улажено, и мы можем снова быть вместе! Видишь ли, я не могла больше смотреть, как ты мараешься об эту грязнокровку, это было невыносимо! Разве ты не понимаешь, что достоин намного большего? Да ей не годится даже дышать тем же воздухом, что мы с тобой, неужели ты этого не видишь? Это было всё равно что наблюдать за твоим романом с домовым эльфом! Отвратительно! Наверняка она тебя околдовала. Так или иначе, этому нужно было положить конец. Так что мы с Блейзом подготовили этот план, хи, не могу поверить, что он хотел тебе никогда не рассказывать, никогда! План просто настолько восхитительный, что я итак с трудом удержалась, чтобы оставить всё в секрете до сегодняшнего дня. Блейз добыл Оборотного зелья от кого-то из своих знакомых за пределами школы, а потом... Ты уже догадался? Могу поспорить, что да.

(Тут ноги Драко подкосились и он рухнул на колени на пол.)

Я была Грейнджер, а он — Уизли! Ну разве это не самый хитроумный замысел из всех, о каких ты когда-либо слышал?! Мы организовали всё, чтобы ты вот так нас застукал. Блейз хотел быть Грейнджер, чтобы поразвлечься и добавить немного остроты, но я решительно отказалась. Это должна была быть я, потому что я могу справиться с болью — так и знала, что эта чопорная сучка окажется девственницей, — а мальчишки ведут себя, ей-богу, как малыши, когда дело касается боли! У него бы ни за что не получилось выглядеть убедительно. Но что-то я отхожу от темы. Суть в том, что к тому времени, как ты получишь это письмо, спорю, ты уже заставишь Грейнджер исчезнуть с горизонта, не исключено, что даже бесследно (можно ведь позволить себе понадеяться, так?), и мы сможем опять быть вместе! Я пойму, если тебе понадобится немного времени, чтобы прийти к этому... Надо думать, что ты сегодня немало натерпелся, если судить по твоему лицу, когда ты нас застукал! Но я верю, в итоге ты согласишься, что мы с Блейзом действовали в твоих же интересах. Понимаешь, мы точно знали, что понадобится что-то эффектное, чтобы освободить тебя от её чар, чего бы там она на тебя ни наслала. Ты ведь не будешь слишком злиться, правда, Драко? Ты не можешь, потому что мы с тобой предназначены друг для друга. Я это вижу, мои родители это видят, твои родители это видят, наши друзья это видят... так что я знаю, что ты придёшь к этому. Что бы ты ни сделал с этой нахальной грязнокровной коровой, она это заслужила — за то, что осмелилась посчитать себя достойной быть с чистокровным. С тобой! К сожалению, боюсь, что старый дурак Дамблдор вряд ли посмотрит на это так же, как и мы, так что я пойму, если тебе придется на какое-то время скрыться, пока наш Лорд не придёт к власти. Я буду преданно ждать тебя, моя единственная любовь!

Всегда твоя,

Пэнси.

­­__________________________________________

Полное саммари выглядит так: День Драко становится всё хуже и хуже, превращается в абсолютно катастрофический. В мире, где продается и покупается Оборотное зелье, он мог бы сообразить, что верить своим глазам — не лучшее решение.

Переводчик приглашает всех протопать в комментарии и поделиться своим мнением. В глубине души переводчик понимает, что написать что-нибудь доброе и вечное по прочтении такого скорее всего представляется затруднительным, хотя надеяться на то, что его скромный труд оценят, ему никто не мешает. И всё же обсудить я предлагаю вот что: смогли бы Вы на месте Гермионы простить Драко? Возможно ли заслужить прощение в таком случае, как по-Вашему? Очень интересно послушать, кто что думает на этот счёт.