Диптих (джен)

...И тогда время остановилось — лишь рукоять моего светового меча, постукивая, катилась по дюрастилу. Я закрыл глаза, не в силах смотреть на содеянное, и молил Силу лишь об одном – разделить с моим императором его судьбу. Пусть я умру так же, говорил я себе, от короткого и точного удара в спину. Пусть это сделает мастер Зинде, пуст избавит Марасию от этой необходимости.

А смерть не приходила. Сиа, сбросив оцепенение, упала на колени рядом с телом отца. Мастер Зинде, старейший рыцарь Империи, стоял, склонив голову. Я же не смел приблизиться, хотя – да будут мне свидетелями духи магистров – мастер Фел, мой император, был мне ближе родного отца.

Отцы прощают сыновьям, сыновья отцам – нет.

Я выдал проклятым ситам тайну Скрытого храма, только бы не потерять мою Сию, самое дорогое, что было у меня. Сиа оказалась иллюзией. Ценой моего предательства стали десятки тысяч жизней.

Самым дорогим для Роана Фела была его Империя. Ради ее спасения он тоже готов был пожертвовать жизнями. Население Корусканта нестравнимо больше, чем по моей вине погибло в битве при Тейвасе, но и Империя – не один человек. Так мне ли упрекать моего императора в его выборе? Он лишь сделал то же, что и я – и так же, как я, стал жертвой иллюзии, что проблему можно решить, пойдя на сделку с совестью.

Совесть не торгуется. Ее нельзя подкупить – только избавиться от нее навсегда. Это и есть темная сторона, путь к погибели.

Я поднял голову лишь на секунду, и в этот миг встретился взглядом с Марасией.

"Ты уберег его от позора, а Империю – от падения, — в голосе Сии была скорбь, но не было ненависти или даже упрека. – Когда бы вирус превратил Корускант в планету-кладбище, никто больше не желал бы быть частью Империи, чей правитель сотворил подобное зло".

Я рассеянно кивнул. Да, нам бы не простили. Пусть Корускант уже семь лет был столицей ситской псевдоимперии, пусть все те, кто жил на верхних ярусах могли считаться перебежчиками, а потому заслуживали смерти – оставались еще и те, кто по бедности не мог улететь, да и то, что осталось от нашей, настоящей империи, не могло принять и десятой части беженцев планеты, где нижние ярусы видели солнце последний раз десятки тысяч лет назад.

Сиа не винила меня, а я не желал ее прощения. Меня и так прощали чаще, чем следовало. Я не увидел, что мой первый учитель, мастер Ниин, слишком близко подошел к темной стороне. Не смог защитить от него Эллию, императрицу и мать Сии – а потом ринулся преследовать Ниина, не сказав никому. Хотел же. Я до сих пор помнил, как пытался подобрать нужные слова, а палец дрожал над комлинком. Глупец, я думал, как сказать императору, что его жена погибла, не понимая, что он уже почувствовал это в Силе. Так и не сказал. Решил преследовать бывшего учителя сам. Вот они – последствия. Ниин обманул меня, заставив поверить в свою смерть, а спустя десять лет – убедив, что Сиа у него в руках.

Мой император простил меня тогда, простил и сейчас. Десять лет назад он сам стал моим учителем. Ни один из мастеров не желал браться за ученика предателя – мало ли, что в действительности произошло на Коррибане? Никто не доверял мне, никто не хотел отвечать за такого ученика, так что я ждал изгнания из Ордена имперских рыцарей – а вместо этого получил такого учителя, о котором и мечтать не смел.

"Не вини себя, — продолжила Марасиа. – Знаю, о чем ты думаешь, но других вариантов действительно не было".

"Был, Сиа", — хотел было сказать я, но слова застряли в горле. Ей бы этот вариант не понравился.

В этом варианте я сам брал контейнер с вирусом и отправлялся с ним на Корускант. Планета корчилась в муках, но смерть ее если и не уничтожала захватчиков, то приближала их конец – остатки ситского ордена Империя в союзе с Республикой добила бы без труда, а что до сумасшедшего имперского рыцаря, который устроил всю эту кровавую баню – так что взять с безумца? Все знают, что рыцарь Дрейко не раз нарушал приказы и вообще предатель. Конечно, Император был против использования вируса, тому есть свидетели. И конечно, Империя осуждает геноцид. Но если и есть, в чем обвинить Роана Фела – так это в том, что он из доброго отношения к бывшему ученику оставил его на свободе.

В этом случае миры, составляющие Империю, возможно и не отвернулись бы от нас. Сумасшедший рыцарь и обезумевший император не одно и то же.

О чем бы я думал в последний момент? О Сии, наверное. Или, может, о том, что Император, переступивший однажды грань Темной стороны, не удержался бы и дальше. Рано или поздно все закончилось бы окончательным падением Роана Фела. А я клялся, что не допущу его ухода на Темную сторону. Все рыцари клялись.

Но выбирать пришлось мне. Не Сии, не мастеру Зинде. Мне, ученику и почти что сыну.

"Мы солжем, что он пал от руки ситского убийцы, — уверяла меня Сиа. — Отец избегнет позора, а ты — наказания".

Я кивнул. Имя Роана Фела останется чистым. А моя кара будет всегда со мной — когда я буду просыпаться среди ночи и, возвращаясь мыслями к этому дню, и думать, что же я должен был сделать?

Никто не раздражал меня сильнее, чем собственный ученик. Сотни раз я проклинал тот день, когда, поддавшись жалости – пропадет ведь парень без Ордена – взялся закончить его обучение.

В глубине души я завидовал Антаресу. В моей жизни не было места безумству страсти; я знал, что женюсь на хэйпанской принцессе еще до того, как увидел ее впервые. Мы с Эллией были хорошей парой, понимали друг друга с полуслова, скучали в разлуке, вместе радовались и печалились. Но я не сбегал с тренировок на свидание, не краснел, обманывая своего учителя, не изощрялся в выдумывании причин появиться во дворце, чтоб хоть мельком увидеть возлюбленную. Считай, полжизни пропустил. А у Антареса все это было.

То и дело я срывался на нем. Отсылал подальше с надеждой, что его убьют, и я обрету покой. А он, дурак, принимал все со щенячьей преданностью. Убеждал, что не подведет. Потом он улетал, а мне становилось тоскливо и, к тому же, стыдно, и я молил Силу, чтоб пощадила его.

Я готов был видеть женихом своей дочери кого угодно – принца, моффа, владельца корпорации, на худой конец криминального босса – но не имперского рыцаря. Кто угодно понимал смысл выражения "прикрыть задницу" как термин из области управления и политики, и только Антарес машинально активировал световой меч. Такому я не мог поручить в будущем ни дочь, ни, тем более, Империю, но с каждым разом становилось все труднее отправлять его на задание, грозящее смертью. Возможно, слишком часто думая о нем, я сам не заметил, как привязался к своему незадачливому ученику.

Потому я поставил его мастером над всеми рыцарями Империи. Пытался откупиться, раз не удалось уничтожить. Надеялся, что уйдя с головой в дела Ордена, он забудет о Марасии, как некогда забота об Империи довольно скоро помогла мне справиться с потерей Эллии. К тому же, это привлекло внимание к разнице в происхождении Антареса и Марасии – все только и говорили, что Император возвысил своего ученика, чтоб не так бросался в глаза мезальянс, а в итоге страдал авторитет Антареса. На какое-то время я добился своего – он стал избегать моей дочери. Но не меня – его верность не только не пошатнулась, но, кажется, укрепилась. И это тоже раздражало.

Ко всему прочему, в итоге Антарес и Сиа помирились, несмотря на то, что разговоры за спиной никуда не делись. Я снова завидовал ученику – его отношения с любимой складывались, мои же катились под откос.

Да-да, мои отношения с любимой — в некоторых пор я стал так называть свою Империю. Она таяла на глазах, хоть и огрызаясь бластерами и истребителями. Какие-то планеты завоевывали, какие-то отпадали из страха, где-то нас предавали. И единственный человек, в ком я был уверен – это Антарес. Когда я отправлял его освобождать Марасию с Коррибана я не сомневался: Сиа может проболтаться, но не Антарес.

Он вернул мне дочь, а сам, как мне сказали, сгинул. Когда-то я мечтал услышать эти слова, а теперь словно отрезали часть меня. Тот же, кого ситы вернули мне замороженным к карбоните, уже не был Антаресом, которому я верил, который никогда бы не подвел.

Мой ученик оказался обычным человеком, сломавшимся под пытками. В мире больше не было никого, на кого можно было положиться.

Правда же, глупо было приказывать именно ему доставить смертельный вирус на Корускант? Но я втайне надеялся, что он согласится, и тогда в моем мире снова будет он – человек, который не подводит. Неважно, выживет или нет. Даже если нет – я буду знать, что такой человек был.

Так я думал, и – понятное дело — прогадал. Антарес не стал выполнять мой приказ. Говорил что-то про темную сторону, от которой клялся меня защищать. Остался верен по его пониманию – и глух. А я не мог слышать его доводов – крик умирающей Империи заглушил для меня все.

Я сам решил доставить вирус на Корусант – открыть его там и умереть вместе со всеми. Жить я не хотел, коль больше не мог найти понимания нигде. Не было больше никого, кто поддержал бы меня, что бы я не сделал.

И когда луч светового меча проткнул меня, последней мыслью было – Сила, дай мне умереть целиком и полностью. Не стать призраком, не видеть, как моя Империя умрет и не видеть, как на ее руинах обретут счастье те, кто меня предал.

...Мои молитвы не были услышаны...