Милейший друг (джен)

Глаза Альбуса Дамблдора излучали теплоту и свет, а объятия раскрылись навстречу старому другу.

— Гасси!

— Альбус, мальчик мой!

— Увы, дорогой мой, но я уже не мальчик. Я всего лишь старый больной человек, — вздохнул директор, обнимая его.

Неужели это Гасси («Гусик») Штанцлер, сколько зим, сколько лет!

— Старый, больной? Мой как всегда скромный Альбус, ты прекрасно выглядишь.

Штанцлер умело не замечал почерневшие директорские пальцы, мелькавшие у него перед глазами. Впрочем, а разве сам Альбус заметит боевые отметины Гасси, которых прибавилось со времени их последней встречи? Разумеется, нет!

— Мой любезный друг, позволь вернуть тебе комплимент. Ты здоров и бодр как никогда.

— Но золотые времена, когда мы с Гиллом Гриндевальдом выпивали на троих, ушли навеки, — подхватил Гасси. — От них осталось только незабываемое эльфийское вино, лучше которого нет в обоих мирах!

— Не на троих. На четверых, Гасси, если не подводит моя дряхлая память, — поправил Дамблдор. — Разве ты не приходил с другом? Как его звали — Густав, кажется? Право же, Гасси, мне неловко помнить твоих друзей лучше тебя самого. Густав — да, именно так. Не знаешь, что с ним сталось?

— А кстати, — заметил Гусик, — как дела у Гилли?

Как деликатно со стороны Гасси напомнить о Гриндевальде.

— У Гилли всё нормально, только ревматизм замучил. В Нурменгарде ужасные сквозняки.

— Зато в Нурменгарде нет выходцев, — возразил Штанцлер. — Гилл не представляет, как ему повезло. Обязательно напиши ему об этом! У нас в Багерлее с выходцами просто беда… Беднягу Густава — Альбус, только представь себе, — они увели прямо из камеры! Он сидел, ждал суда — и он исчез! Это ужасно. Их не останавливают ни решетки, ни стражники. От них не то что в собственном доме — даже в тюрьме спасу нет. Бедный Густав…

— Бедный Густав, — кивнул Альбус.

— Ужасно думать, — продолжал жаловаться Гасси, — что он не дождался освобождения. Я непременно вытянул бы его из тюрьмы, Альбус. Даже суд со мной согласился, Густава обязательно бы оправдали.

— Обязательно?

— Оставь свои визенгамотские замашки, Густав был ни в чем не виновен! У него было безупречное алиби. Даже Сильвестр согласился с этим.

— А в чем его обвиняли?

— В убийстве, — скривился Гасси. — И он ушел, так и запятнанный этим ужасным обвинением.

— А кто его увел?

— Предполагаемые жертвы. Так неудобно получилось.

— Действительно, — согласился Альбус, — неудобно.

— Помянем Густава, — предложил Гасси.

Альбус налил; Гасси, поднеся рюмку к носу, долго вдыхал аромат, изобразив на лице райское блаженство.

Даже слишком долго. Некоторые привычки старых друзей так утомительны...

Длиться это могло бесконечно, и директор рассмеялся:

— Можешь не прятать жабий камень в рукаве! Спокойно кидай его в бокал, мой недоверчивый друг, хотя на нюх и на цвет вино, по-моему, великолепно. И твое кольцо, сколько ты на него ни капал, не поменяло цвет. Впрочем, ты в своем праве. Ты вряд ли поверишь, Гасси, но я не собирался тебя отравить.

— Осторожность никогда не бывает лишней, — провозгласил Гасси.

— И ты абсолютно прав: в этом году меня не раз отравить пытались. И не только отравить… Не ощупывай стул, Гасси, он не проклят, я уже всё проверил.

— И кто тебя на сей раз?

— А, один милый юноша, — отмахнулся Дамблдор.

Гасси рассмеялся:

— Я жажду подробностей!

— Не дождешься.

— Твоя рука — его работа?

Надо же, "заметил"!

— Ни Боже мой. Я случайно наткнулся на отравленное кольцо.

— Отравленное кольцо, — повторил Гасси, и глаза его стали совсем кошачьими. — Браво, Альбус. Какая идея!

— Мне давно стоило бы тебя заавадить, — предложил Дамблдор, — ради всеобщего блага.

— Неужели ты поднимешь руку на беспомощного магла?

— Беспомощного! — с горечью сказал Дамблдор. — Если бы так!

— Я, разумеется, предпринял некоторые меры на случай моей или твоей безвременной кончины, — застенчиво признался Гасси. — Благодаря одной превосходнейшей даме, живо интересующейся твоей бурной юностью. Я кое в чем удовлетворил ее любопытство — вышел труд на девятьсот страниц… Он спрятан в надежном месте. Право, жаль, что ты его не прочитаешь, тебе бы понравилось.

Ах ты, зараза.

— Воображаю, что ты ей наврал. Никто лучше тебя не умеет рассказывать сказки.

— Напротив, я сказал ей чистую правду. Правда, Альбус, — это прекраснейшая и опаснейшая вещь… Особенно если уметь ею пользоваться.

— Ты снова доказал мне, как стал единственным маглом, которого пощадил Гриндевальд, — вздохнул Альбус.

Гусик отмахнулся:

— О, Гилл чудесный человек, чудесный. Поднимем бокал за него? Да пошлет ему Создатель долгих лет жизни!

— Жестокое пожелание для пожизненно заключенного, — сказал Альбус, и друзья выпили.

* * *

— Чудесное вино, — с чувством сказал Гасси.

— Только не делай вид, что истощил свои запасы! В прошлый раз ты выманил у меня сто бутылок, и я не поверю, что они кончились.

— Половину выхлебали слуги, — скорбно перечислял Гасси, — пятую часть конфисковала казна, четверть ушла на взятки, а остальное украли висельники с Двора Чудес. У меня не осталось ни капли. Альбус, ты не представляешь, в какое страшное время мы живем. Воистину близится конец света.

— И зачем тебе в конце света бутылки? — улыбнулся Альбус.

Штанцлер смотрел на него с немым укором.

— Друг мой, я знаю тебя чуть менее сотни земных лет, и каждую встречу со мной ты начинаешь объявлением о конце света. Ни один конец света не может длиться так долго.

— Альбус, ты просто не веришь в чудеса, — огрызнулся Гасси.

— Я ученый, Гусик. Я верю в то, что вижу и могу доказать: что дистиллированная вода не проводит электрический ток, а превращение иголки в ежа требует больше энергии, чем превращение иголки в игольницу. Ты же — верующий. Ты веришь в магловские сказки о Создателе и его Ожерелье, Четверых, Леворуком и конце света… Я могу поверить в выходцев, потому что они реальность, а вот твои постулаты, что терпение Создателя переполнено и скверна заполнила Кэртиану, приближая конец, — извини, звучат как бред. Мы договорились никогда не спорить об этом, ибо очевидно не найдем согласия.

— Потому что ты ученый невежда, Альбус! — фыркнул Штанцлер. — Ограниченный и самодовольный, не знающий ничего и воображающий, что знаешь все на свете. А твои хваленые знания, Альбус, отличаются ужасающей неполнотой! О кэртианской теогонии, суевериях и прорицаниях ты не имеешь ни малейшего понятия. Ни малейшего! Напомнить, как ты проигрался с пророчествами? В Кэртиане любой ребенок знает, что прорицание — точная наука. Но ты, разумеется, знаешь лучше! Стоило мне заикнуться об этом, как ты разбил в прах все мои аргументы. Ты издевался над моей, как ты выразился, «верой в шарлатанов». Шарлатаны! Ты блестяще доказал, что та женщина, Трелони, может быть только шарлатанкой, а она прозрела будущее, и весь мир посмеялся над тобой.

— Прорицание — не точная наука, — устало сказал Дамблдор.

— В Кэртиане…

— Кэртиана — не Земля.

— Жалкая отговорка, — отрезал Штанцлер.

— Я не желаю спорить с тобой. Поговорим о другом.

— Поговорим о чем-нибудь приятном, — кивнул Гасси. — Например, о… милом юноше. Он тот же милый юноша, который был одержим Томом и хотел убить тебя в прошлом году, или другой?

— Одержим Томом?.. Я так говорил? Ах да, — вспомнил Дамблдор, — ты о Гарри. Гарри — действительно чудесный юноша. Я ошибся в нем тогда, и сейчас с ним всё в порядке. Мы лучшие друзья. Он не собирается убивать меня, он слишком занят тем, чтобы убить Тома.

— Ты нашел ему хорошее занятие, — одобрил Штанцлер. — Но всё-таки будь осторожен — особенно принимая из его рук кубок с питьем…

— Не клевещи, Гасси. В этом мальчике я уверен.

— А в другом нет?

— Драко тоже хороший мальчик, — вздохнул Дамблдор. — Глупый, но хороший. Ему с детства вбивали в голову безумные и опасные мысли, всякую пафосную чушь. Во всем виновато воспитание. Он прожил жизнь, запертый в своем нелепом и пышном мирке, набитом Честью и Достоинством Рода Малфоев, величием своей крови и происхождения… Возведением убийц, дураков и фанатиков в святые… Его с детства готовили в слуги лорду Волдеморту, внушали, что это служение есть спасение Отечества от неминуемого банкротства. Его учили, что нынешнее правительство есть зло, с которым только лорд Волдеморт может справиться, он должен свергнуть прежнего министра и взять в руки власть. И что он имеет на то великое право как потомок самого Слизерина…

— И что, Драко проникся? — с живым интересом спросил Штанцлер.

Альбус поморщился:

— В конце концов его взяли на шантаж. Мол, вся его семья, все друзья, все близкие погибнут, если он не исполнит свою убийственную миссию.

— А он исполнит? — с сомнением спросил Штанцлер.

— Не думаю, но он очень старается. Несколько случайных жертв вместо меня он уже успешно отравил. Их еле откачали.

— Безнадежен, — отрезал Штанцлер.

— Ты жесток к мальчику.

— Эти мальчики, — проворчал Гасси, — довели меня до язвы. Это не мальчики, а неуправляемый ужас. Им в одно ухо влетает, в другое вылетает, а расхлебывать тебе. Им триста раз говоришь быть осторожным — и разумеется, они сделают всё наоборот. Как нарочно. Смотри, Альбус, чтобы твой расчудесный верный мальчик прикончил именно Тома, а не кого-нибудь другого.

— Он уже пытался прикончить Драко, — признался Дамблдор. — Неудачно.

— Что я говорил.

— Гасси, это возраст такой. Он горячая голова, и хотя я предупреждал его держаться от Драко подальше, но разве их удержишь? Они подрались. Говорят, что это была дуэль.

— Твой хотя бы одного вызвал, — фыркнул Штанцлер, — мой вообще семерых. А сколько раз я просил его держаться от Эстебана подальше…

— Гасси, это возраст такой, — повторил Альбус.

— Это пустая голова такая, — сказал Гасси, — и это не лечится. К ним нужно приставить санитара, и больше никого. И тот не уследит.

— Приставлял я надежного человека присматривать за Гарри и за Драко. Хорошего человека, — сказал Альбус, — если бы не он, страшно подумать, чем бы «дуэль» в туалете юной Миртл закончилась. Мой человек, хвала Мерлину и твоим Четверым, успел вовремя. Но даже он успевает не всегда.

— Так и мой оболтус под опекой надежного человека, — возразил Гасси, — и что? Я думал, что он за Рокэ как за каменной стеной. Но даже Рокэ бессилен. Я убедился, Альбус, в одном: не обольщайся. Не надейся на своего надзирателя. Эти мальчики — стихийное бедствие, их даже ураган не остановит.

— Рокэ, говоришь? Это не тот ли юноша, которого ты держишь на крючке из-за прелестной Катарины?

— А твой смотритель — не тот юноша, которого ты держишь на крючке из-за прекрасной Лили?

Альбус улыбнулся:

— За это ты не получишь сегодня ни одной бутылки, старый разбойник.

— Альбус, ты одарил меня чем-то лучшим, чем бутылки. Целых тридцать секунд я воображал, что действительно смогу взять на крючок герцога Алву… Не разбивай мои сладкие мечты.

— Скорее он возьмет на крючок тебя, — предсказал Альбус, — да и нажмет на него. Молись, чтобы выстрел был холостым.

— Всё возможно, — философски сказал Штанцлер. — Кстати, если он возьмет меня на крючок и не убьет, ты отдашь мне еще сто бутылок?