Принцесса Подземного царства (джен)

Сломанная рука по ночам не давала ей спать, а днём – работать. В голове часто шумело. Ланга боялась упасть в обморок, чтобы не разгневать Властелина...

А ещё ей снилась мама. Веса, молодая, красивая, стояла на крыльце, домик освещался ярким солнцем, вокруг расстилалось море цветов... Деревья склоняли тяжёлые ветви к самой земле, и мама улыбалась... Потом сон превращался в кошмар: откуда-то налетал ветер, срывал все цветы и уносил вдаль, а мама внезапно горбилась и превращалась в страшную старуху... А потом прибегал откуда-то Железный Дровосек. Ланга никогда его не видела, но мама часто о нём рассказывала и даже пыталась неумело набросать портрет. У неё плохо получилось, но некоторое представление о его внешности Ланга имела. Дровосек начинал бестолково бегать вокруг домика, размахивая топором, а потом поворачивался к Ланге и... Девушка просыпалась от собственного крика. Нет, он не угрожал ей во сне и не убивал её, но ей становилось так страшно...

«Это он во всём виноват, – думала она с ненавистью. – Как он посмел так поступить! Мама так его любила, а он... Эгоист, законченный эгоист! Стал правителем – и на бывшую невесту плевать! Гудвин тоже хорош! Сердце, видите ли, ему вставил! Да на что оно годно, такое сердце, если можешь так легко забыть тех, кто тебя любит?! Зато, наверное, девочку Элли он не забыл. За что? Что она такого сделала для него? Ну подумаешь, спасла от ржавчины...»

А потом в голову начинали лезть другие мысли. Почему же мама в юности не отправилась искать своего незадачливого жениха, когда он попал под дождь? Смирилась? Или он сам попросил не искать его? Ушёл, исчез? Но зачем? А ей – неужели так трудно было побродить по окрестным лесам, поспрашивать зверей и птиц? Почему она этого не сделала? Её не пускали? Ей запретили? Но, насколько Ланга знала свою маму, Веса в юности была очень смелой и чуточку своевольной. С неё сталось бы даже из дому сбежать, если бы жених согласился. А он... Он ведь работал дровосеком, поставлял дрова в деревни... Почему же там никто не спохватился, когда он застыл на целый год в лесу?.. Всё это было очень странно и непонятно. Ланга страшно мучилась от этих возникающих ниоткуда вопросов, а больше всего – от того, что не могла найти на них ответа.

* * *

Пакир не был человеком и не имел сердца. Но у Ланги сердце было, а человеческое сердце не может жить без любви и привязанности. Ланга любила маму, но мама была слишком далеко сейчас. Ланге отчаянно хотелось найти хотя бы кого-нибудь, кто бы дал ей немного теплоты, но в мире Пакира это было абсолютно невозможно.

Во всяком случае, так казалось – до одного случая…

Однажды Ланга, выйдя из дворца (иногда ей позволялись прогулки), прошла поближе к берегу моря. Здесь было тихо, пустынно, и душа успокаивалась и светлела – ненадолго... Можно было просто сидеть и ни о чём не переживать. В этот раз Ланга сидела бы долго, но внезапно заметила неподалёку, в серых камнях, какое-то движение. Она подошла поближе и в изумлении остановилась.

Это был птенец огромной хищной птицы, какие в изобилии гнездились на береговых скалах. Каким образом они умудрялись выживать под землёй – оставалось загадкой, но было похоже, что они тут чувствовали себя не так уж плохо. Питались они только рыбой, глотая её живьём. Птенец, которого обнаружила Ланга, очевидно, был уже далеко не младенцем, но летать и добывать себе пищу сам ещё не мог. Увидев девушку, он шустро пополз по камням, пытаясь спрятаться за ними.

Ланга посмотрела по сторонам. Птенец выпал из гнезда, это ясно. Но можно ли положить его обратно? Скалы здесь очень крутые, на них не влезть. А на земле родители даже не обратят на него внимания. Эти птицы жили в воздухе. Если сравнить их с птицами верхнего мира, то они представляли собой нечто среднее между стрижами, альбатросами и орлами, только намного крупнее. Они взлетали, бросаясь в воздух со скалы, и на землю попросту не садились – для них это было верной смертью.

Что же делать? Взять птенца с собой? Безумие, что она с ним будет делать? «А что? – подумала Ланга. – Выкормлю и выпущу». Идея показалась несложной. Ланга наклонилась к птенцу, взяла его в руки (он так перепугался, что даже глаза зажмурил) и понесла ко дворцу.

В своей комнатке она немедленно посадила его в ящик, выстланный тряпками. Часа через три птенчик уже освоился, забрался под лоскут (может, решил, что это его родное гнездо?) и издал хриплый писк, похожий на «Чуиж!». Ланга тихонько засмеялась и протянула руку, а он схватил клювом её палец и попытался проглотить.

— Эй, ты, Чижик, – возмутилась она, выдёргивая палец. – Меня-то хоть не ешь. Вот тебе еда, – она сунула ему кусочки мелко нарезанной рыбы. – И вот вода. – Вода стояла в глиняной плошке в углу ящика.

Птенец, однако, не понимал, что еду надо клевать, а воду пить самостоятельно (к тому же птицы, как и животные, в подземном мире не разговаривали). Начались первые проблемы: кормить его надо было с рук, поить же пришлось с мокрого пальца: окунать палец в воду, потом просовывать птенцу в клюв (добившись ещё, чтобы он его открыл), и капля воды попадала ему в горло.

За два дня Ланга немало намучилась с птенцом. У неё началась бессонница: кормить, поить и убирать за ним приходилось примерно каждые три часа с раннего утра до позднего вечера. Чижик, как она назвала своего неожиданного питомца, чувствовал себя прекрасно, а девушка волновалась: неизвестно, сколько придётся его воспитывать. И, тем не менее, она чувствовала себя какой-то обновлённой. Ей было о ком заботиться. Появилась живая душа, которой она была нужна.

За следующие две недели птенец подрос и начал бить крыльями, не вылетая, однако, из ящика: сил на это у него пока ещё не хватало. Из тряпок Ланга сделала ему уютное «гнёздышко» в углу, а он часто веселил её, когда вместо того, чтобы залезть в него, засовывал голову под лоскуты.

Ночью, однако, начинались проблемы серьёзнее. Ланга занавешивала окно (она так и не привыкла к тому, что здесь день от ночи по освещённости не отличается), и комната погружалась в полумрак. Птенец начинал дремать, Ланга тоже ложилась, но, стоило ей чуть-чуть шевельнуться, как ее питомец просыпался от скрипа кровати и начинал кричать. То ли ему было страшно, то ли он просто внезапно обнаруживал, что одинок – так или иначе, девушка вставала, шла к нему, успокаивала, подкармливала (птенец оказался необычайно прожорливым для своих размеров) и снова ложилась – чтобы через десять минут повторить всё снова.

Первые несколько раз Ланга терпела, потом её начинали раздражать эти птичьи страхи. Она сердилась и ругала птенца, но ведь это было бесполезно: он не понимал человеческую речь. Она пробовала оставлять свет – и тогда птенец вообще не спал. Он сидел, чистил пёрышки, прыгал по коробке, попискивал, шуршал, стучал коготками и клювом. Уснуть под это бурное звуковое сопровождение было трудно. И дело было даже не в шуме. Ланга волновалась за птенца, ведь он стал единственным близким ей существом в этом страшном мире. Ей казалось, что Чижик покалечится в ту самую минуту, когда она отойдет ко сну.

Всё было забыто ради него. Ланга больше не думала о магии, меньше времени посвящала учёбе, небрежно выполняла свои обязанности, забывала поесть. Птенчик. Маленький и беспомощный. Она нужна ему, а он – ей.

* * *

К концу третьей недели Чижик уже выглядел очень взрослой и серьёзной птицей, но Лангу смущали его крылья. Они были слишком коротки по сравнению с крыльями его взрослых сородичей (девушка видела их на побережье). Птенец отчаянно бил ими по воздуху, но почти не отрывался от пола. Ланга ужасно переживала. Ему явно пора было полететь, а он не мог… Наконец девушка вспомнила об особенности этих птиц – неумении взлетать с земли – и решила дать Чижику возможность спрыгнуть с какого-нибудь возвышения и разогнаться в воздухе как следует. Ланга взяла коробку с птенцом (с недавних пор пришлось заменить низкий ящик коробкой с высокими стенками: птенец подпрыгивал, вспархивал и легко преодолевал препятствие, а выпускать его во дворце девушка боялась) и отправилась на улицу. Найдя укромное и удобное местечко, она сдержанно сказала:

— Ну что же, Чижик, давай!

Расставаться с птенцом ей очень не хотелось. Даже не так. «Не хотелось» здесь звучало слишком блекло: ей было больно, обидно и горько от того, что он сейчас улетит, равнодушный и неразумный, и она никогда больше его не увидит. Не услышит его хрипловатого писка по ночам, не коснётся его пушистых пёрышек... А он не схватит клювом её палец, как будто желая его проглотить. Даже пусть бы он опять не давал ей спать. Всё равно...

Ланга забралась на камень и подняла птенца в сложенных ладонях над головой. Хватит ли ему этой высоты для разгона?

Птенец обрадовался. Рванулся, забил крыльями по воздуху... Но крылья оказались слишком коротки. Плавно, по наклонной, птенец опустился на землю. Он совсем не смог подняться.

— Чижик...

Сердце Ланги разрывалось. С одной стороны – птице необходима свобода. С другой стороны... Без него она останется совсем одна. Но всё-таки – он не может летать! Почему? Условия оказались неподходящими для развития? Питание неправильное? Ведь вон его ровесники, в воздухе... Что же делать?

Упав духом, Ланга вернулась во дворец. На следующий день, устав от того, что Чижик всё время вырывался из коробки, она повторила то же самое. И на третий день – тоже. Ничего нового. Птенец спрыгивал с рук и по наклонной спускался на землю. В воздухе он совсем не держался.

— Ну что же, – сказала как-то Ланга, тихонько поглаживая пёрышки на спинке своего нечаянного питомца, – не хочешь от меня улетать, да? Не бросаешь меня...

Ей было грустно, но какая-то эгоистическая доля радости всё равно присутствовала: она не останется одна...

Однако всё вышло не так, как мечталось.

* * *

Дверь в комнату распахнулась без стука. Ланга замерла, наклонившись над коробкой, в которую она только-только хотела положить птенчика. На пороге стоял Властелин.

— Это ещё что такое? – негромко спросил Пакир. Тем самым голосом, которым обычно он разговаривал с осуждёнными на казнь.

Ланга только смотрела на него – с отчаянием и страхом, и не знала, что сказать.

— Я спрашиваю.

— Птица, – тихо ответила Ланга.

— С каких это пор ты ухаживаешь за птенцами? Кто тебе разрешил?

Девушка молчала. Ей никто не разрешал, и жестокий приказ не замедлил воспоследовать.

— Иди и избавься от него.

— Он не улетает, – мотнула головой Ланга, подняв расстроенные глаза. – У него крылья…

— Я так понимаю, – неторопливо проговорил Пакир, и его голос заставил Лангу сжаться в ожидании удара, – что если бы птица могла летать, её бы тут и не было. Дворец – не приют для беспомощных птенчиков. Если птица не может летать, значит, она не птица. Убери её и возвращайся. Я позабочусь о том, чтобы тебе больше не хотелось подбирать и выхаживать всяких тварей.

Лицо Пакира напоминало каменную маску. Если бы Ланга не прожила, видя его каждый день, несколько лет подряд, то ей бы сейчас захотелось умереть от взгляда этих страшных глаз. Птенец притих в коробке, как будто тоже понимал опасность.

— Но куда же я его дену? – беспомощно спросила Ланга, осознавая в глубине души, что вопрос – самый дурацкий из всех, что она могла сейчас задать.

— Тебе непонятно? – Пакир издал зловещий смешок. – Идём, придётся тебе объяснить.

Он схватил коробку, развернулся и пошёл по коридору к выходу из дворца. Ланга, бессильная сделать что-либо, вынуждена была поспешить за ним.

— Он же не выживет один... – с отчаянием добавила она на ходу.

Пакир снова хищно усмехнулся.

Он вышел во двор – этакий каменный колодец среди высоких стен. Здесь иногда проводились учения солдат, но в основном он пустовал. На земле валялся мусор, его подбирали птицы – не те, что были родственниками Чижику, а другие, вроде наземных ворон. Тут даже трава не росла. Зрелище было унылое.

Без церемоний Пакир вытряхнул из коробки птенца на каменный пол. Девушка вскрикнула и бросилась к питомцу, но Пакир, не глядя, попросту отбросил её силовой волной. Ланга упала на каменные плиты, и оттуда увидела самое страшное.

Птенец, оказавшись на земле, шустро забил крыльями и пополз прочь от Пакира. Колдун равнодушно отбросил коробку и сделал небрежный жест в сторону птенца. Лёгкая молния. Тонкий птичий крик. И Чижик, с опалёнными перьями на голове, остался неподвижно лежать на каменном полу.

Пакир с издевательской улыбкой взглянул на Лангу, которая с искажённым от боли и отчаяния лицом пыталась встать.

— Видишь, как всё быстро и легко. Если бы ты сразу обратилась ко мне, тебе бы не пришлось целых три недели не спать по ночам и дёргаться каждую минуту.

Ланга наконец вскочила и кинулась к птенцу, но Пакир не дал ей приблизиться.

— Прекрати истерику, – глухо потребовал он. – Или мне помочь тебе?

Ланга выпрямилась и без страха взглянула ему в глаза.

— Вы чудовище, – с ненавистью прошептала она. – Вы у меня отнимаете всё. Может, вам и меня лучше убить? Ведь это так быстро и легко!

— Я сказал – прекрати истерику, – оборвал её Пакир. – Мне не нужна ученица, которая разменивает свои силы на глупости вроде бессловесных птиц. А если ты ещё издашь хотя бы звук, твоей маме будет грустно.

Ланга усилием заставила себя проглотить сухие рыдания. Только бы маму он не тронул, этот не-человек, этот бездушный, бессердечный монстр – нет, хуже, чем монстр. В тысячу раз хуже.

Схватив её за руку – как каменными клешнями сжал, – он насильно повёл её во дворец.

Ланга даже не могла оглянуться – всё её тело было как будто парализовано. Не было даже слёз. Впрочем, их уже много лет не было...

Чижик остался лежать на камнях. Его навеки застывший взгляд был обращён вверх. Там, высоко под потолком пещеры, кружились его сородичи.