1+1 (гет)

Он сопротивлялся, пытался вырваться, с таким отчаянием и болью смотрел, как Гермиону уводят от него. А она смотрела на него, не кричала и не дёргалась — просто смотрела, и взгляд у неё был таким, что у Гарри по коже побежали мурашки. Она как будто прощалась с ним. Навсегда. Ни обвинений, ни сожалений во взгляде, а только страх и грусть.

Как только он увидел её глаза, то тут же замер. Гарри физически почувствовал, как стержень его воли к жизни надломился, потому что он никогда не видел Гермиону такой раньше. Растерянной — да, испуганной — да, сомневающейся — да. Он в отчаянии нырнул в глубину её глаз, отражавших душу, пытаясь найти частичку той Гермионы, которую знал семь лет, но у него ничего не получилось…

Опомнился он только тогда, когда у него за спиной лязгнула закрывающаяся решётка темницы. Он вздрогнул от звука, словно выходя из оцепенения. Вся круговерть произошедших с ними за последний час событий, после того как он в приступе ярости сболтнул имя, которое ни при каких обстоятельствах не должно было быть произнесённым, пронеслась перед его взором одним смазанным куском. Осознание произошедшего как обухом ударило его по голове.

От злости на самого себя хотелось взвыть.

От собственного отчаяния и бессилия он что есть мочи ударил по стене, сбивая костяшки в кровь, и до скрежета стиснул зубы.

Боль облегчения не принесла, но подсознание было радо принять эту боль как наказание за собственную глупость. То, что у него кожу на лице жгло после жалящего проклятья Гермионы, Гарри уже не ощущал.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — он понимал, что не должен поддаваться панике, что должен сделать хоть что-то, помочь, спасти, но он ничего не мог сделать, и эта беспомощность разъедала его изнутри.

— Гарри? — поглощённый своими размышлениями, Гарри сначала подумал, что этот знакомый голос ему просто почудился, но потом он снова повторился. — Гарри, это ты? — он резко развернулся. Из дальнего угла к единственному источнику света в темнице к нему вышла потрёпанная и измотанная Луна: на запястьях синяки от кандалов, под глазами мешки, вся осунувшаяся, исхудавшая, растрёпанные грязные волосы собраны в кривой хвост. Единственное, что выдавало ту Луну, которую он знал, — это глаза. Не взгляд, который тоже поменялся, а именно глаза.

— Привет, Луна, — сейчас он сам с трудом узнал бы свой голос, но она узнала.

— Ох, как же я не хотела, чтобы вас поймали, — сказала она разочаровано и надсадно закашляла.

Наверху закричала Гермиона. По коже Гарри пробежал холодок. Сердце ухнуло вниз. Он должен был собраться с мыслями, но страх за Гермиону не давал ему сосредоточиться.

Он стал метаться из стороны в сторону, заставляя себя не поддаваться панике, но получалось всё с точностью до наоборот. Мозги, которые до этого стояли на холостом ходу, стали хаотично генерировать неимоверное количество идей, одна бредовей другой.

Постепенно в голове стала выстраиваться логичная с точки зрения Гарри цепочка-план по их спасению. Но всё могло пошатнуть то обстоятельство, что за ним могли не спуститься в темницу, чтобы удостовериться, Поттер он или не Поттер.

— Луна, — Гарри перестал метаться из стороны в сторону и обратился к ней.

— Да, Гарри, — отозвалась она, с неподдельным интересом разглядывая его.

— Давно ты тут?

— Меня сняли с поезда, везущего учеников на рождественские каникулы. Я не очень хорошо ощущаю смену дня и ночи: в подвале всегда темно, да и кормят тут непостоянно, но по моим ощущениям прошёл месяц, ну или недели три.

— Долго. Ты тут из-за меня?

— Не совсем, Гарри. Им не нравится то, что папа публикует в Придире. Я предпочитаю считать, что тут я за правду. С этой мыслью в подземелье живётся как-то легче, — печально улыбнулась Луна и обняла себя за плечи, поёжившись от холода.

Гарри посмотрел на свой шрам на руке: “Я не должен лгать” — это тоже его наказание за правду. С тем, что пережила Луна, конечно, не сравнится, но приятного мало. В правде всегда мало приятного. На то она и правда.

— Гарри, — он не сразу отреагировал на зов Луны — задумался, — вокруг тебя столько мозгошмыгов, что ещё чуть-чуть, и они размягчат твоё мозг, — с предостережением сказала она.

Несмотря на всю напряжённость и плачевность их ситуации, несмотря на то, что он не знал, что с Гермионой может сделать чокнутая Белла, он улыбнулся против своей воли. Уголки губ дрогнули, и темноту подземелья озарила мимолётная улыбка. Несмотря ни на что, некоторые вещи действительно не менялись. Но сознание прояснилось и, словно встрепенувшись, сбросило с себя всю мишуру лишних мыслей.

Душераздирающий крик Гермионы быстро всё вернул на свои места, рисуя на лице Гарри неподдельную гримасу ужаса: по спине вновь пробежал холодок, а кровь как будто застыла в жилах. Гарри стал серьёзен как никогда.

— Луна, ты мне доверяешь?

— Конечно, Гарри, — настороженно ответила она. Она не спрашивала о том, что у Гарри с лицом, один ли он, потому что, судя по его состоянию, он не смог бы ответить на эти вопросы внятно — его мозг полностью настроился на выживание, ну или хотя бы на выход из сложившейся ситуации без особых потерь. Но в этом надсадном надломленном крике она узнала голос Гермионы и поёжилась, и на этот раз не от холода.

— Пора покидать эти гостеприимные стены, — он так выделил интонацией слово “гостеприимные”, что сразу становилось понятно, что он думает о хозяевах поместья в целом и о людях, сейчас находящихся в нём, в частности.

Гарри снял с шеи небольшой мешочек — подарок Хагрида — и поблагодарил Мерлина и даже Моргану, до кучи, за то, что засунул туда всё, что имело для него хоть маломальскую ценность. И отругал себя за то, что не подумал об этом сразу.

Луна предпочла ничего не спрашивать. Если понадобится помощь, Гарри её сам попросит.

Гарри достал покорёженный медальон:

— Кикимер! — позвал он эльфа твёрдым голосом. Тот на зов хозяина отреагировал не сразу, но спустя минуту появился в подземелье с лёгким хлопком. На его вечно недовольном лице мелькнула тень удивления, потому что он понял, в чьём доме находится его нынешний хозяин.

Кикимер не стал злорадствовать или радоваться тому, что Гарри с Гермионой в скором получат всё, что им причитается как “поганой грязнокровке” и “глупому полукровке”. Такой исход в глубине души Гарри не исключал, но ничего подобного не было.

— Хозяин звал старого Кикимера? — холодно спросил эльф и чуть склонился. Гарри помнил, что отношения у них складывались непросто, но дело сдвинулось с одного места, когда на поверхность всплыла история с медальоном. Пора бы в ней уже поставить финальную точку.

— Да, звал, — Гарри протянул сломанный медальон Кикимеру, — я сдержал своё обещание.

Тот сначала придирчиво посмотрел на украшение на цепочке, похоже, он не сразу приметил, что это за медальон. Но когда понял, то не смог поверить своим глазам. Он вытаращился на медальон как на восьмое чудо света и робко спросил:

— Гарри Поттер дарит медальон хозяина Регулуса Кикимеру? — голос его немного дрогнул.

— Да, он и так принёс многим столько мучений и даже смерть; но можешь считать, что я закончил дело, начатое Р.А.Б — Регулусом Арктурусом Блэком, — Кикимер аккуратно взял из рук Гарри медальон и с трепетом повесил его себе на шею. И его ничуть не смущал тот факт, что медальон покорёжен, даже наоборот. Узнав, что дело, порученное ему хозяином почти двадцать лет назад, выполнено, Кикимер как будто обрёл внутренний покой. Выражение лица эльфа стало мягче и морщины его как будто разгладились.

— Спасибо, хозяин, — расчувствовавшись, сказал он и благодарно посмотрел на Гарри.

Тот не знал, как Кикимер отреагирует на эту ситуацию, но то, что он увидел, вполне его устроило. Такому Кикимеру можно было доверить спасение их жизней.

— Кикимер, после того, как мы в последний раз покинули дом на площади Гриммо, там кто-то ещё был?

— Нет, хозяин. После вашего ухода дом пустует. Были попытки пробраться внутрь, но защитная магия не пропускает их дальше крыльца.

— Дом безопасен? Никто из посторонних не может неожиданно нагрянуть?

— Полностью, хозяин. И вы как наследник семьи Блэк можете возобновить защиту дома и замкнуть её на себя как на главу семейства. И тогда без вашего ведома и мышь не проскочит, — разъяснил всё Кикимер, но судя по паре гримас, мелькнувших на его лице, он был жутко недоволен невежеством своего хозяина.

— Отлично, вновь не придётся в лесу ставить палатку.

Пока всё складывалось гладко, а после слов Кикимера так вообще мелькнул лучик надежды. Но главное оставалось впереди — спасение Гермионы, а остальное мелочи жизни.

— Тогда слушай меня внимательно, перенеси туда Луну.

— Но Гарри! Я бы хотела тебе помочь!

— А я думал, что ты больше когтевранка, чем гриффиндорка. В таком состоянии и без палочки чем ты можешь мне помочь?

— Но я…

— Не спорь! — повысил он голос, она сникла и умолкла.

— Как только поможешь расположиться Луне, возвращайся сюда. Только не задерживайся, за мной с минуты на минуту могут придти. А нам ещё Гермиону спасать, но это я объясню тебе чуть позже.

— Удачи тебе, Гарри! — Луна рванула к нему и порывисто его обняла. — Возвращайся вместе с Гермионой, — она шагнула в сторону и позволила Кикимеру взять себя за руку. Они аппарировали почти бесшумно.

А Гарри ничего не оставалось, кроме того, как сидеть и ждать. Он опустился прямо на пыльный холодный пол темницы. Правда, под аккомпанемент криков и плача Гермионы время тянулось чертовски медленно. Иногда можно было различить визг Беллатрикс, но что именно она говорила — понять было трудно.

Каждый доносящийся сверху звук, издаваемый Гермионой, наковальней ударял по барабанным перепонкам. У него уже больше не было сил терпеть эти стоны боли, но всё стало гораздо хуже, когда все звуки прекратились. Гарри вскочил на ноги, зрачки его расширились от ужаса, а сердце пропустило удар.

— Нет, нет! НЕТ!..

* * *

Гермионе очень хотелось рвануть к Гарри. Просто до безумия. Но егеря держали её крепко, да и она понимала краем сознания, что сопротивляться уже бесполезно — станет только хуже.

Её начали оттеснять в сторону. События до этого развивались столь быстро, что она не успевала их анализировать, а только реагировала на происходящее первым, что придёт в голову. И жалящее проклятье было её рук дело, пока палочку не отобрали. А сейчас…

Весь ужас произошедшего обрушился на неё, когда она словно сквозь толщу воды услышала фразу: “Отведите мальчишку в подземелье, а грязнокровку оставьте”. То ли потому, что ей больше не нужно было хаотично соображать или что-то срочно придумывать, в сознании отчётливо вспыхнула мысль: “Всё. Мы видимся в последний раз. Это конец”.

Гермиона впилась в Гарри взглядом, смотрела так долго, насколько позволяло положение её тела. Ещё больше изогнуть шею она бы не смогла чисто физически. Она провожала и прощалась. Пыталась запомнить всё: каждую чёрточку, каждый изгиб, то, как лежали его растрёпанные после погони волосы, тёмные круги под глазами — следы бессонных ночей, и игру света и теней на коже его лица, когда мышцы под кожей сокращались или растягивались, сменяя эмоции.

Постепенно каждой клеточкой её тела овладевал страх. Причём не за себя, а за Гарри. Всё, что они делали, сделали и делают, станет напрасно с его смертью. О своей жизни в этот момент она даже не думала. Хотя стоило подумать — хоть на мгновение, потому что без неё, если Гарри вдруг выживет, он просто не будет сопротивляться. Но нет, о себе Гермиона думала в последний момент…

Гарри увели в подземелья, а её, всё ещё связанную, швырнули на пол. Она не очень удачно приземлилась на плечо — сустав тут же вспыхнул резкой болью.

Как ни странно, но боль вернула ей способность к мыслительному процессу: “Меня узнали. Лестрейндж взбесило, что у нас меч Гриффиндора. Интересно, почему? ” — что-то крутилось в голове, но она никак не могла понять, что именно. Они о чём-то таком уже говорили, но тогда Гермиона была не в том состоянии, чтобы прислушиваться к окружающему их спору.

Поглощённая размышлениями, она не заметила, как вернулся связавший её егерь во главе с Сивым, отводившие в подземелья Гарри. Она ещё не знала, что этим двоим поручили припугнуть её, чтобы она была сговорчивей, когда Беллатрикс приступит к допросу.

Но о своей участи Гермиона не задумывалась до последнего момента — пока жёлтые клыки Сивого не клацнули прямо у неё перед носом.

Гермиона даже не поморщилась от резкого неприятного запаха — настолько это было неожиданно. Но ещё по её спине пробежал холодок приближающейся смерти. Не только Гарри мог сегодня умереть. Жалящее проклятье спадёт — они убедятся, что это именно Гарри и вызовут Волдеморта. Гермиона знала, что Гарри уже выходил с ним лицом к лицу, но её смерть может подкосить его настолько, что он попросту не будет сопротивляться. Ведь кроме Гермионы у него больше никого не осталось.

Реакция Гермионы позабавила Сивого. Он попытался повторить свой трюк, но Гермиона, превозмогая боль в плече, попробовала извернуться так, чтобы оказаться от челюстей Сивого как можно дальше. У неё это получилось. Коряво, но получилось.

— Моя бы воля, я бы давно тяпнул тебя по-настоящему, — криво оскалившись, сказал Сивый.

Гермиона поморщилась. Её нос уловил исходящее от Сивого зловоние.

Тот уже не обращал на неё никакого внимания, хотя нет-нет, а взгляд соскальзывал на пульсирующую на шее жилку, где по сосудам под кожей сердце разгоняло живительную красную жидкость… Отбросив наваждение, Сивый гнусно обратился к Струпьяру:

— Припугнуть и развязать язык, но не калечить, по крайней мере, физически. Последнее от меня, полнолуние скоро. Боюсь, сорвусь, — и в предвкушении обнажил клыки.

Гермиона так и лежала в неестественной позе и не видела лиц, но её воля — и она нашла бы в себе силы перебороть страх и обжечь это отродье ненавистным взглядом.

— Знаю я одно заклинание, которое развяжет ей язык, — ухмыльнулся Струпьяр, направляя на Гермиону палочку. Сивый довольно хмыкнул и отошёл в сторону, уже будучи в предвкушении того, что помещение гостиной скоро наполнится звонким девичьим криком — музыкой для его души.

— Круцио!

Несмотря на все передряги, в которых они побывали, Гермионе посчастливилось не испытать на себе это заклятье. Гарри доставалось, и не раз. Рону тоже. Ощутив эту гнусную магию на себе, Гермиона в первое же мгновение поняла, почему его называли одним из Непростительных. То, что надо желать причинить боль, она знала ещё с четвёртого курса, но то, что эта палка о двух концах…

Первые три секунды она силилась и, стиснув зубы до скрежета эмали, пыталась не закричать, но у неё ничего не получилось. С губ сорвался истошный болезненный вопль-вой. Гермиона кричала как никогда, но не об этом она сейчас думала, далеко не об этом. Центром её вселенной стала боль: острая, тупая, ноющая — все эпитеты, которые существовали в языке для её описания, подходили для того, чтобы передать то, что творилось с её телом.

Она кричала, извивалась, даже не чувствуя, как из-за её движений верёвки, которыми она была связана, тоже достаточно больно впивались в её кожу. Это было ничто по сравнению с тем, что творилось у неё внутри: попеременно в каждой клеточке её тела, в сознании и даже в душе.

Всё прекратилось так же, как и началось. Тело свело судорогой, Гермиона начала хватать ртом воздух, глаза всё ещё застилала болезненная пелена.

После пытки она чувствовала своё тело как никогда: лёгкое и неприятное покалывание, возникшее из-за охватившей судороги; кровь, текущую по жилам; воздух, проскальзывающий в лёгкие с каждым её рваным вдохом; мышцы, сжимающиеся в спазмах; внутренние органы, устроившие под диафрагмой как будто революционный переворот… Гермиону замутило.

Ощущение собственного тела была настолько ярким, что на долю секунды она забыла, что таким чисто физическим мироощущением она обязана одному из непростительных.

А потом, как будто отойдя от шока, в её теле всё завибрировало от боли. И пусть она не подвергалась сейчас заклятью, но фантомное ощущение боли всё ещё было очень сильным.

А затем пытка повторилась вновь. И стало ещё хуже.

Гермиона, уже не сдерживаясь, закричала. Но от криков ей не становилось легче.

Хрящи между суставами как будто превращались в расплавленный металл: каждое её движение-реакция на боль отзывалось в её теле новой болью.

Боль волнами блуждала по её телу, иногда ныряя в самую глубь, сворачивая внутренние органы в морской узел, а иногда оставаясь на самой поверхности, заставляя кожу отслаиваться от мышц. Иногда эти волны наплывали друг на друга. В такие пики её сознание как будто отключалось.

Она знала, что эти ощущения фантомны всегда: не только после заклятия, но и во время, но эти знания ничуть не помогали ей сопротивляться.

Гермионе показалось, что пытка продолжалась целую вечность, но на самом деле прошло не больше минуты. Конечно, ей давали передышки, чтобы придти в себя, но толку от них не было никакого…

* * *

— Вызовите Снейпа, — холодно приказала Беллатрикс, пристально разглядывая лезвие меча и наблюдая за переливами света в красных камнях отделки рукояти. Контраст с предыдущим её поведением был разительным. Чтобы уши не заложило от пронзительного девчачьего визга, Беллатрикс наколдовала вокруг них заглушающее заклинание.

— Нечего распоряжаться в моём доме, Белла! — так же холодно ответил ей Люциус. Нарцисса промолчала. Свою сестру она знала намного лучше, чем её муж, так что такая резкая смена поведения её насторожила.

— Люциус, — Беллатрикс сощурилась, пристально глядя на него, — сколько можно совершать одни и те же ошибки: окунаешься в ситуацию с головой, не глядя по сторонам? Поведение, достойное владельца этого меча.

Нарцисса поджала губы, она поняла, о чём именно говорит Беллатрикс; Люциус же нахмурил брови.

— Ты же хотел вызвать Тёмного Лорда, не до конца удостоверившись в том, Поттер это или нет.

— Я доверяю своей жене. Раз она говорит, что это именно та девчонка, которую она видела с Поттером, то так оно и есть. У неё превосходная память на лица.

— А если же она всё-таки ошиблась?

— Действие жалящего проклятья, которому якобы подвергся Поттер, не вечно. Скоро всё станет ясно. Но лично у меня нет никаких сомнений, что это он.

— Я тоже думаю, что стоит подождать, Люциус, — Нарцисса решила вмешаться в их жаркий спор.

Беллатрикс хмыкнула, а Люциус обжёг свою жену не очень одобрительным взглядом. Нарцисса чуть кивнула ему. Хотя она и была Малфой, Беллатрикс тоже часть её семьи. К тому же Люциус знал Беллатрикс не так хорошо, как она.

— Я вызову Северуса.

— Отлично, — одобрила Беллатрикс.

— Я пойду с тобой! — тут же вмешался Люциус. Нарцисса бросила ему предостерегающий взгляд, но было уже поздно.

— А ты, Люциус, останешься здесь. Ты потерял свои права, лишившись палочки, — Люциус вспыхнул, но сдержался. Мысль о том, что Лорд пользуется его палочкой, извращённо, но всё же грела ему душу. Пусть хоть это и было его наказанием за очередной провал, но он-то знал, что Беллатрикс бы с радостью предоставила Лорду своё волшебное оружие в неограниченное пользование, лишь намекни он об этом. Люциус умел разбираться в людях. В конце концов, он был политиком, пусть Белла и хорошо умела прятать эмоции, но бывали моменты, когда её с лёгкостью можно было читать как открытую книгу. Наказание, которому подверг Люциуса Лорд, Беллатрикс приняла бы как честь и награду.

— Хорошо, тем более негоже хозяину оставлять гостей без присмотра, — манерно ответил он. Беллатрикс же прямо так и прожигала его взглядом, но не сказала ни слова. У неё были дела поважнее, чем ставить на место мужа сестры. К тому же ей во что бы то ни стало нужно выяснить, что это за меч и как он оказался у их пленников. И ей нужен Северус. Что-то в любом случае выяснится.

Довольно ухмыльнувшись, Беллатрикс бросила пока ненужный меч на стол и направилась к пленнице, с которой развлекались егеря.

Либо она выведет девчонку на чистую воду, и вскроются довольно интригующие подробности касаемо Снейпа — тогда он уж точно не отвертится, — либо, что менее вероятно, удастся раскрутить на откровения самого Снейпа. Беллатрикс никогда не понимала, за что Лорд так благоволил этому полукровному выскочке?

* * *

— Ладно, вижу, вы неплохо постарались, — в поле зрения Гермионы появилась Беллатрикс, но мысли в, как ей казалось, поджарившихся мозгах уже не носились с такой скоростью, а тянулись как нити сладкой патоки с ложки, поднятой из сосуда с этим лакомством.

Но потихоньку она начала приходить в себя, привыкать к этой боли — стало возвращаться ощущение реальности, и она поняла, чьё именно лицо перед ней. И вот тут Гермионе захотелось взвыть безо всякого Круциатуса. Впрочем, последний не заставил себя долго ждать.

— Где вы взяли меч? — вкрадчиво спросила Беллатрикс, наведя кончик своей изогнутой палочки на грудь Гермионы. Той соображалось туго. Пока она сообразила, что спрашивают её и нужно что-то отвечать, лицо Беллатрикс до неузнаваемости исказилось гримасой ярости, и в Гермиону полетел очередной красный луч заклятья.

Беллатрикс всего лишь уколола её, не стала долго держать на ней Круциатус, но Гермионе было достаточно и этого, чтобы понять: то, что было до этого, — разминка, цветочки, а вот они — ягодки.

Круциатус в исполнении Беллатрикс был другим. Не было никакого проваливающегося в забытье сознания. Гермиона могла мыслить, и боль в теле была осознанной, на пределе осознания понятия боли ей самой.

Круциатус егеря был ленивым, другого слова она подобрать просто не могла. Ощущения были точно такими же, но если до этого боль слоями блуждала по её телу, то Беллатрикс жалила, пробивая сразу несколько слоёв боли: от кончиков волосков, покрывающих кожу, до спинного мозга, спрятанного под несколькими слоями костной ткани.

И это было в тысячу раз хуже, чем те ощущения, которые Гермиона испытала до этого.

Когда её грудная клетка была готова лопнуть от зародившегося внутри крика, всё прекратилось.

На этот раз глаза не были затянуты поволокой боли, а наоборот, её зрение обострилось настолько, что она в мельчайших деталях смогла разглядеть трещины на эмали зубов скалящейся в её адрес Беллатрикс.

— Спрашиваю ещё раз: где вы взяли меч? Где?! — после вкрадчивого шёпота переход на визг был резким контрастом, и Гермиона впала в некий ступор, хотя была готова ответить.

— Нашли… Мы его нашли… Пожалуйста, не надо! — взмолилась она, увидев вспыхнувшую в глазах Беллатрикс ярость в ответ на её молчание, но было уже поздно. Вошедшую во вкус Беллатрикс было уже невозможно остановить.

Круциатуса не последовало, но Гермиона почувствовала, как кожу чуть ниже сгиба локтя обожгло. Это было знакомое ощущение — ей не раз приходилось ранить руки во время нарезки ингредиентов на Зельеварении. Она хорошо знала это ощущение заострённого металла, нарушающего целостность кожного покрова. И сейчас было что-то похожее. Как будто метал, режущий кожу, был раскалён — специально для нанесения клейма.

— Ты лжёшь, паршивая грязнокровка! — зашипела Беллатрикс, и у Гермионы не оставалось никаких сомнений, какое именно клеймо появилось у неё на локте. С запозданием в нос ударил запах палёной плоти, немного резкий, чуть сладковатый. Её плоти. Гермиону в очередной раз замутило. Она задрожала всем телом. На глаза навернулись слёзы — не столько от боли, хотя в этот раз боль была настоящая, физическая, — сколько от унижения.

Гермиона скосила взгляд на свою руку. Действительно, там на коже можно было разглядеть контуры букв, покрасневшие вокруг от воспаления. Она увидела только первые две буквы, но этого было вполне достаточно, чтобы подтвердить её догадки.

— Это правда, — одними губами отчаянно зашептала Гермиона, мысленно смиряясь с тем, что просто так от этой сумасшедшей ей не отделаться. Она от неё не отстанет.

— Не смей мне врать! — на этот раз схожим ощущением вспыхнула кожа на ключице. Гермиона вскрикнула от боли. Это, конечно, не Круциатус, но приятного мало.

— Вы забрались в мой сейф в банке! Что ещё вы там взяли? Говори правду, не то, клянусь, я от тебя живого места не оставлю! Что ещё вы там взяли, что ещё? Отвечай! Круцио!

Гермиона что есть мочи закричала. Напряжение было настолько сильным, что организм не выдержал, и у неё носом пошла кровь. В висках стучало, голова раскалывалась, тело превратилось в пружину, которую против её воли насильно то сжимали, то растягивали.

Чтобы пленница не захлебнулась в собственной крови, Белларикс поменяла положение её тела с помощью палочки. Теперь Гермиона не лежала на полу, а стояла, поддерживаемая силой заклятья и никак иначе, потому что она была далеко не в том состоянии, чтобы стоять на ногах.

Путы от связывающего заклятья упали на пол. Поддержка прекратилась, и Гермиона всем весом бухнулась на колени. До этого крепко перетянутое верёвками тело отдалось болью в онемевших конечностях.

Гермиона нашла в себе силы и взглянула в лицо своей мучительнице. Такого чистого отвращения и лютой ненависти с презрением она не видела никогда, даже по отношению к Гарри со стороны Снейпа.

Гермиона инстинктивно утёрла залитое собственной кровью лицо рукавом кофты и просипела:

— Вас интересует меч? — хриплый вдох. Слова давались с трудом, губы не хотели слушаться, во рту был привкус крови, но она через боль, через силу заставила себя говорить: — Не забирались мы к вам в сейф… Этот меч — ненастоящий! Подделка, просто подделка! — она знала, что врёт, прекрасно это понимала, и сейчас от её лжи зависела жизнь, причём не только её. Поэтому, произнося эти слова, она должна была поверить в них всем сердцем, чтобы всё прозвучало правдоподобно.

— Подделка? — хрипло каркнула Беллатрикс. — Очень правдоподобно! — она расхохоталась. — Девчонка врёт в лучших традициях Слизерина, не так ли, Люциус? — она наконец отвлеклась от Гермионы и переключила своё внимание на до этого безмолвно за всем этим наблюдавшим Малфоя.

— Это легко проверить, но придётся отправиться в Гринготс, — холодно сказал Люциус, внимательно смотря на Беллатрикс и даже не взглянув в сторону Гермионы.

— В этом нет необходимости. В сейф меч помещал Снейп. К тому же он знает Поттера и наверняка эту девчонку в лицо. Дождёмся твоей жены, — распорядилась Беллатрикс. Люциус скривился от её слов, но ничего говорить в ответ не стал.

Беллатрикс развернулась обратно к Гермионе, и та по её глазам поняла, что круги ада продолжатся. Какой стервятник откажется от добычи, которой уже пустил первую кровь, пусть и столь грязную?

Гермиона собрала остатки своей силы воли в кулак, готовая стерпеть любые пытки. Но не учла одного факта: Беллатрикс была фанатична в равной степени, как и безумна.

* * *

Кикимер вернулся спустя буквально пару минут. Гарри встретил его со стиснутыми зубами и плотно сжатыми кулаками. В глазах где-то на самом дне плескалось безумие вперемешку с отчаянием. Но, несмотря на всю плачевность ситуации, голова у Гарри соображала с такой скоростью, что Гермиона позавидовала бы. Хотя она сама и говорила, что от Гарри всегда больше толку в таких ситуациях, нежели от неё.

К моменту возвращения Кикимера у Гарри созрел план.

— Кикимер, — голос у него немного подрагивал, но взяв себя в руки, он продолжил: — домовики же чувствуют дом, хозяевам которого служили? Знают, где находится хозяин, и вообще знакомы с планировкой?

Расспрашивая эльфа, Гарри старался не думать о плохом, хотя это было чертовски сложно.

— Конечно, — прокряхтел тот в ответ, — вот только Кикимер чувствует, что это дом хозяйки Нарциссы. Не более того.

— Скажи, а если эльф здесь раньше бывал и даже служил хозяевам, то он будет ориентироваться в особняке?

— Хозяин знает изгнанного из этого дома эльфа? — презрительно спросил Кикимер.

— Да, ты уже знаком с Добби, и я знаю, как ты к нему относишься. Поэтому я приказываю тебе не вступать с ним в склоки, пока мы все не очутимся в особняке Блэков, — Гарри говорил быстро, надеясь, что Кикимер его понимает.

Гарри не знал, что было хуже: леденящие душу вопли Гермионы или тишина. В первом случае Гермиона была жива, хоть и мучилась и страдала, во втором… Что с ней могло случиться во втором случае, ему думать не хотелось, но как на зло в воспоминаниях кружилась хищная ухмылка Сивого, который отводил Гарри в темницу.

— Как хозяину будет угодно, — сквозь зубы пробурчал Кикимер, крепко вцепившись в медальон у себя на шее.

Кикимер мог прямо сейчас забрать своего хозяина домой, но тот Кикимеру этого не приказывал. Хозяин хотел спасти свою грязнокровую подругу с его помощью. Сейчас в крохотной груди Кикимера шла настоящая борьба: истерзанная за столько лет самоедством за невыполненный приказ любимого хозяина Регулуса душа, огранённая годами одиночества и ограниченная общением с портретом покойной госпожи, металась между полным принятием своего нового хозяина и вдолбленными устоями.

Гарри, конечно, не замечал внутренней борьбы в своём эльфе. Ему было далеко не до этого.

— Добби! — позвал он.

Домовик откликнулся на зов почти сразу, но, оказавшись в доме своих бывших хозяев, он был сам не свой от страха. Добби вовсю таращил глаза, похожие на теннисные мячики, и дрожал от пяток до кончиков заострённых ушей.

— Гарри Поттер позвал Добби! — пропищал он тоненьким голоском, совсем не похожим на его звонкий и задорный. — Добби откликнулся на зов.

Гарри опустился на колени и крепко схватил домовика за его с виду хрупкие плечики.

— Спасибо, Добби, что пришёл. Ты поможешь мне спасти Гермиону? — тот не раздумывая закивал, хлопая ушами.

Гарри перевёл взгляд на Кикимера и, дождавшись от того положительного кивка, заговорил.

— За мной в скором времени кто-то должен будет спуститься, чтобы проверить, спало жалящее проклятье или нет, — зеркала в темнице не было, но Гарри уже чувствовал, что кожа на его лице постепенно приходит в норму. — Наша общая задача — как можно бесшумней обезвредить зашедшего сюда волшебника и конфисковать палочку. Я навалюсь на него, а вы постарайтесь использовать магию. Вам всё ясно? — домовики кивнули: Кикимер — медленно и чинно, а Добби — резко и дёрганно, сжав в кулачки свои маленькие ручки. Весь его вид, несмотря на сковавший его страх от нахождения в доме бывших хозяев, так и говорил, что он постарается сделать всё возможное, чтобы помочь сэру Гарри Поттеру.

“Если не придут с проверкой, то можно будет как-нибудь пошуметь, чтобы пришли посмотреть на то, что тут в темнице творится”, — кивнув своим мыслям, Гарри продолжил дальше:

— Как только завладею хоть чьей-нибудь палочкой, то первым выбегу в гостиную. Добби, наша с тобой задача — отвлечь внимание на себя. Ни в коем случае не появляйся в поле зрения людей, находящихся в гостиной, до того момента, пока этого не сделаю я. Потом уже можешь вмешиваться и ты. Не знаю, правда, что тебе стоит сделать, но думаю, что что-нибудь придумаешь сам, главное — чтобы было как можно больше хаоса. А когда Кикимер спасёт Гермиону, ты аппарируешь вместе со мной на Гриммо.

Смотря на Гарри, который так браво держался перед лицом опасности, Добби тоже попытался унять свой страх. Только вот не знал он, что контроль собственных эмоций и голоса давался Гарри колоссальным трудом, зверское усилие над собой не позволяло ему раскисать и ударяться в панику. Также он не позволял себе расслабляться ни на секунду. В его жизни уже был случай, когда дорогие ему люди пострадали из-за его глупости: Гермиону ранили, Сириус погиб, так что сейчас он хоть в лепёшку расшибётся, но попытается всё исправить.

— Кикимер, — Гарри переключил своё внимание на эльфа и замялся. Он знал, что тот недолюбливает Гермиону, поэтому просто просьбу он вряд ли исполнит. Вспомнив, чем закончилось для Сириуса пренебрежение домовиком и расплывчатые формулировки просьб и приказов, Гарри сделал глубокий вдох и начал твёрдым голосом: — Я приказываю тебе там, в гостиной, под шумок от образовавшейся из-за нас с Добби суматохи пробраться к Гермионе и забрать её с собой с особняк Блэков. Тебе ясен мой приказ?

Кикимер мало общался со своим новым хозяином и знал, что тот не любит его из-за того, что он косвенно повинен в смерти Сириуса, но никогда, никогда ещё он не слышал в голосе своего хозяина столько стали, никогда он ему ещё так не приказывал. Магия в его тельце вся натянулось словно струна, как бы намекая, что если он не повинуется, то ему несдобровать. Хозяин не сказал этого, но Кикимер понял по его глазам, что если что-то пойдёт не так и он будет тому виной, то его мечта, чтобы его высушенная голова покоилась на постаменте на главной лестнице особняка на Гриммо, так и останется мечтой. Та девчонка наверху была очень дорога его хозяину, его новому хозяину, который сдержал своё обещание и выполнил за Кикимера дело, порученное Кикимеру хозяином Регулусом. “Помни об этом”, — как будто говорили Кикимеру глаза Гарри, когда тот, перестав внимательно смотреть на него и словно прочитав его мысли, взглядом скользнул к медальону, который Кикимер всё ещё крепко сжимал.

Что ж, если та девчонка хозяину дороже жизни, а любой порядочный эльф должен оберегать своего хозяина, то он обязан приложить всё возможное, чтобы спасти её, закрыв глаза на то, что она грязнокровка.

— Кикимер сделает всё от него зависящее, чтобы исполнить поручение хозяина Гарри, — и по выработанной годами привычке он склонился в учтивом поклоне.

Реакция Кикимера слегка насторожила Гарри, но, сообразив, что тот воспринял его слова не как приказ, который должен исполнить любой ценой, даже против воли, а как поручение, с которым он смирился и готов исполнить, Гарри облегчённо вздохнул.

Тишину подземелий нарушил раздавшийся откуда-то сверху незнакомый ему голос.

— Хвост, приведи пленника. Снейп прибыл.

Сначала Гарри весь подобрался, поняв, что за ним идут, но когда он услышал фамилию своего бывшего профессора, у него как будто почву из-под ног выбили. “А этот ублюдок что тут забыл?” — но Гарри задушил все сторонние размышления на корню. Да хоть второе пришествие Мерлина, не об этом он должен сейчас думать.

Гарри вовремя собрался с мыслями, потому что на лестнице, ведущей к камере, раздались чьи-то шаркающие шаги. Быстро сообразив, что нужно делать, он прижался к стене слева от двери, а домовикам велел сделать то же самое, только с другой стороны.

— Отойдите от двери, — раздался голос Хвоста. — Я вхожу! — он махнул палочкой, и дверь со скрипом открылась. Он замер на пороге, щурясь и оглядывая подвал на наличие пленников, но видно было плохо. Тогда он сделал шаг вглубь темницы, поднял палочку, чтобы наколдовать Люмос, и остолбенело уставился на пустой подвал, освещённый ярким светом наколдованной им сферы.

Гарри посчитал, что это удачный момент для нападения, и бросился на Хвоста, рукой зажав ему рот. Домовики немедля кинулись Гарри на помощь. Пока Добби вис на руке Хвоста, не давая тому делать никаких пассов палочкой, Кикимер старался эту самую палочку выхватить.

Они молча боролись. Из палочки, которую наглым образом хотели выхватить, посыпались искры, пальцы серебряной руки сомкнулись у Гарри на горле. Он начал задыхаться.

— Хочешь меня убить? — еле выговорил Гарри, безуспешно пытаясь оторвать от себя металлические пальцы свободной рукой. — Я тебе жизнь спас, ты у меня в долгу, Хвост! — кое-как с хрипом выдавил он из себя.

Хватка серебряной руки ослабла, чем Гарри, изумившись, тут же и воспользовался. Водянистые глаза, похожего на крысу человека испуганно выпучились — он, казалось, не меньше Гарри удивился внезапному милосердию собственной руки и ещё энергичнее начал вырываться и даже что-то промычал, но невозможно было понять что, ведь Гарри всё ещё зажимал ему рот.

Рука, державшая палочку, дрогнула, и эльфам удалось её выхватить. Хвост даже этого не заметил, продолжая сопротивляться, хотя его уже никто не держал, если не считать руки Гарри, до сих пор не дававшей ему сказать ни слова.

Металлическая рука вновь было потянулась к горлу Гарри, чтобы загладить свою минутную слабость и продолжить начатое, но так и замерла на полпути.

Безоружный, беспомощный Хвост вытаращил глаза, зрачки в которых расширились от ужаса. Его взгляд был направлен не в лицо Гарри, а куда-то в сторону. Пальцы серебряной руки вновь потянулись к горлу, только на этот раз к его собственному.

— Нет, — прошептал Гарри, пытаясь перехватить металлическую руку, но всё было тщетно. Даже кинувшиеся на подмогу домовики ничем не смогли помочь.

Серебряное оружие, подаренное Волдемортом самому трусливому и никчёмному из его слуг, обратилось против своего владельца.

Хвоста настигла расплата за мимолётное колебание. Мгновение жалости сгубило его: он задыхался на глазах у сына своего друга, которого предал ради хозяина, чей подарок сейчас убивал его самого. Хвост посинел.

Бросив попытки отодрать руку, вцепившуюся мёртвой хваткой в горло своего владельца, Гарри подобрал брошенную эльфами волшебную палочку.

— Релашио! — воскликнул он, направляя её на металлическую руку, но безрезультатно.

Хвост упал на колени, глаза его закатились. Он последний раз дёрнулся и затих.

Придя в себя и переведя дыхание, Гарри, оставив мёртвое тело Хвоста валяться на полу и, поманив за собой эльфов, бросился вверх по лестнице, на ходу шепча им, что от них требуется сделать, чтобы никто из них об этом не забыл.

Прокравшись по коридору, они добрались до приоткрытой двери в гостиную — отсюда был хороший обзор. Гарри увидел Беллатрикс. Гермиона, не шевелясь, лежала у её ног. Присмотревшись внимательнее, Гарри заметил, как она дышит, и у него от сердца отлегло.

Тем временем в поле его зрения появился Снейп с мечом Гриффиндора в руках. Снейп внимательно его разглядывал, чуть ли не касаясь металла кончиком своего крючковатого носа.

Судя по всему, они о чём-то разговаривали, потому что Гарри видел, как размыкаются их губы, но при этом он ничего не слышал, хотя находился достаточно близко. Догадка пришла моментально. Ему сразу стало ясно, почему тогда все звуки сверху оборвались. Гарри тут же наколдовал невербальное Фините.

— Ну?! — по барабанным перепонкам сразу же резанул противный голос Беллатрикс. — Настоящий это меч или нет?

Гарри затаил дыхание, вслушиваясь в разговор, чтобы выбрать удачный момент для внезапного появления.

— Нет, — холодно сказал Снейп, одаривая Беллатрикс холодным беспристрастным взглядом и опуская руку с мечом. — Подделка, — добавил он.

— Ты уверен? — оскалилась Беллатрикс. — Совершенно уверен?! — чуть взвизгнула она. — В сейф меч помещал лично ты, Северус.

— Абсолютно. Или вы, мадам Лестрейндж, сомневаетесь, что я, являясь директором Хогвартса, не смогу отличить оригинал реликвии, столетиями принадлежавший школе, от копии, пусть и довольно искусно выполненной? — Гарри уловил в голосе Снейпа знакомые саркастичные нотки. Но это ему удалось только лишь из-за шестилетнего опыта общения с ним не в позитивном ключе. Лестрейндж же, видимо, не так хорошо его знала, поэтому ничего издевательского в его ответе не услышала.

— Тебе виднее, Северус, — в их беседу вмешался ещё один смутно знакомый Гарри женский голос, обладательницу которого он не видел, но интуиция ему подсказывала, что это всё же миссис Малфой.

Беллатрикс не сводила недовольного взгляда со Снейпа. Он делал вид, что не замечает этого.

— Ну где там Хвост!? — Гарри узнал обладателя этого голоса. — Он уже давно должен был привести пленника.

— В этом нет необходимости, Люциус, — сказала Беллатрикс, — Северус уже подтвердил, что это Грейнджер.

— Как я уже сказал, мисс Грейнджер могла пуститься в бега и ваш второй пленник может быть обычным магглорожденным студентом Хогвартса, к Поттеру имеющим отношение крайне косвенное. Лучше убедиться, что это он, — Снейп попытался в очередной раз урезонить Беллатрикс, но, видимо, её было не переубедить.

Она победно взглянула на всех, в том числе и на Снейпа, и, закатав рукав, коснулась Чёрной Метки.

Что происходило в гостиной дальше, Гарри не видел. Его шрам полоснуло болью. Реальность исчезла, он был Волдемортом, которого неожиданный вызов привёл в ярость. Он же предупреждал, он запретил вызывать его по пустякам. Если его побеспокоили напрасно, они получат по заслугам…

Гарри вернулся к реальности и первым, что он услышал, был повеселевший голос Беллатрикс.

— Полагаю, грязнокровка нам больше не нужна.

Сфокусировав свой взгляд, Гарри увидел, как та пнула лежащую на полу без сознания Гермиону. Раздался глухой измученный стон, и Гарри почувствовал закипающую ярость, только в этот раз не чужую, а свою собственную.

— Забирай её, Сивый, если хочешь.

Поняв, что выжидать смысла больше нет, Гарри ворвался в гостиную. Пока никто ещё толком не успел сообразить, что стряслось, он обезоружил Беллатрикс волшебной палочкой Хвоста. Деревянный “коготь” вырвался из её ладони и отлетел практически прямо в него, сработали навыки ловца, и волшебная палочка очутилась в его левой руке.

Люциус, Нарцисса, Сивый и Снейп обернулись разом. Растерявшись от такого количества целей, Гарри наугад махнул палочкой и крикнул:

— Остолбеней! — заклинание, пролетев по какой-то кривой траектории, угодило в Люциуса, и тот повалился прямо в камин.

Лучи заклятий трёх разных цветов пронеслись мимо Гарри. Ближе всех прошло заклинание Снейпа, больно опалив щёку, а ведь сразу же после того, как он завладел трофейной палочкой, он начал движение, чтобы уклониться от возможных атак. Чтобы было наверняка, Гарри бросился на пол и откатился за диван.

— Стоять! Или она умрёт! — гостиную огласил истошный крик.

Гарри осторожно выглянул из-за своего укрытия. Беллатрикс держала еле стоявшую на ногах Гермиону, приставив к её горлу серебряный кинжал.

— Сдавайся, мальчишка, иначе я вновь пущу твоей грязнокровной подружке кровь, — Гарри выпрямился, на этот раз держа обе палочки в правой руке. Он прожигал Беллатрикс ненавистным взглядом.

— Бросай палочки, щенок! — провизжала та, крепче прижимая лезвие кинжала к горлу Гермионы. На её коже выступили капельки крови.

Гарри вдруг почувствовал, что действие заклинание, которое растягивало кожу на его лице, прекратилось. Его внешний вид вернулся в норму. Он понял это по лицу Беллатрикс, на котором выступило злорадное ликование.

— Ладно! — крикнул Гарри, медленно опуская руку с палочками. “Добби, Кикимер, ну где же вас черти носят!”— панически подумал он, потому что с каждой секундой ситуация накалялась.

— Неизбежное не оттянешь, Гарри Поттер. Близится твоя смерть! — восторжествовала Беллатрикс, так и не убрав лезвия кинжала от горла Гермионы.

Боль в шраме, которую Гарри до этого старался игнорировать, накатила с новой силой. “Нет, только не сейчас!” — скривившись, подумал Гарри, опять вываливаясь из реальности. Вот он недовольный и раздражённый летит по небу, где-то очень далеко над тёмным бурным морем. Скоро будет достаточно близко для того, чтобы аппарировать…

Всё внимание гостиной с оцепеневшего с опущенными вниз палочками Гарри переключилось на поиск источника какого-то странного звука: то ли скрипа, то ли дребезжания, то ли всего вместе. Все посмотрели вверх.

Громадная хрустальная люстра дрожала всеми своими подвесками. Вдруг она оборвалась и полетела вниз. Беллатрикс стояла прямо под ней; она едва успела отскочить, уронив Гермиону. Люстра грохнулась об пол грудой цепей и хрусталя, накрыв Гермиону. Во все стороны брызнули сверкающие осколки. Сивый согнулся пополам, прижимая ладони к окровавленному лицу. Снейп и Нарцисса успели защитить пространство вокруг себя с помощью палочек. Беллатрикс вскочила на ноги, размахивая серебряным кинжалом.

Крошечный домовик рысцой вбежал в комнату и встал в оборонительную позицию перед Гарри.

— Добби? — вскрикнула Нарцисса, и даже Беллатрикс оцепенела. — Ты! Это ты обрушил люстру?

— Не тронь Гарри Поттера! — пропищал он.

— Убей его, Цисси! — завопила Беллатрикс, но тут раздался треск, и палочка Нарциссы, вылетев у неё из рук, приземлилась у дальней стены.

— Ах ты, дряная мартышка! — зашлась криком Беллатрикс. — Как ты смеешь отнимать палочку у волшебницы? Как смеешь не слушаться хозяев?

— У Добби нет хозяев, — гордо пропищал он в ответ. — Добби — свободный эльф, и Добби пришёл спасти Гарри Поттера и его подругу.

Знакомый тоненький голосок, назвавший его по имени, вернул Гарри к реальности, но несмотря на это, боль в шраме продолжала его ослеплять. Он смутно осознавал, что у них остались считанные секунды до появления Волдеморта.

— Северус, сделай же что-нибудь! — отчаянно вскрикнула обезоруженная Нарцисса. Гарри повернул голову в ту сторону, где до этого стоял Снейп, но увидел только какое-то размытое чёрное пятно. Сознание начало ускользать от него. Всеми силами он сопротивлялся, пытаясь сфокусировать зрение.

Снейп махнул палочкой, и в его сторону полетели верёвки от Инкарцеро, но, не долетев до него, разрезанные на мелкие кусочки, упали на пол.

Не поняв, что произошло, Гарри посмотрел вниз и увидел Добби с поднятой вверх ручкой и сомкнутыми пальцами, готовыми к щелчку. Потом он начал искать глазами Гермиону и увидел, что воспользовавшийся суматохой Кикимер аппарировал вместе с бессознательной Гермионой. Больше никак отсутствие Гермионы в гостиной он объяснить не мог.

Ни секунды не медля, Добби вцепился в ногу Гарри мёртвой хваткой, и их обоих начало затягивать в водоворот аппарации. Гарри последний раз увидел перед собой гостиную особняка Малфоев: бледную, застывшую Нарциссу, окровавленного Фенрира, беснующуюся в ярости от беспомощности Беллатрикс и Снейпа с опущенной палочкой, смотрящего на него обеспокоенным взглядом. Меч Гриффиндора был крепко сжат в его левой руке.