Хроники десяти королевств (гет)

Начало лета.

Ночная мгла, нещадно поглотившая землю, прочно обосновалась на улицах портового Сатиора, завладев каждым его уголком. Небесное светило медленно скатилось за Фенианское море, оставив после себя закатную полосу, тлеющую всеми оттенками красного. Вскоре угас и этот отблеск, уступив место безлунной ночи. Лишь многочисленные звёзды дарили миру свой яркий холодный свет, но даже он был не в силах остудить воздух, раскалённый за долгий солнечный день.

Мириэн, распахнув деревянные ставни, застыла у окна, вглядываясь вдаль, за массивную стену, окружающую замок, туда, где ночной город Сатиор вырисовывался из темноты тусклыми мерцающими огнями. Она поправила легкую, почти прозрачную сорочку, накинутую на обнаженное тело. В родной Ансарии за подобное одеяние девушку бы сочли порочной блудницей и сожгли на костре, но здесь, в Сейдарии, особенно в южной её части, так одевались многие женщины из самых знатных семей. Тонкая, невесомая льняная ткань позволяла коже дышать свободно, однако даже она ничем не могла помочь местным жителям. Казалось, сам воздух был настолько пропитан зноем и духотой, что именно он лип к телу, стекая по нему тонкими струйками пота.

Взирая на раскинувшийся вокруг королевского замка сад, окутанный мглистым мраком, девушка невольно вдыхала его аромат, казавшийся ей в этот час необычайно тошнотворным. И, хоть время цветения гранатовых деревьев и кустарников, в большом количестве произраставших здесь, уже настало, не их благоухание ощущала Мириэн: запах гниения, разложения и смерти витал над дворцом. Но чувство это было скорее галлюцинацией, вызванной нервным перенапряжением, нежели реальностью. Для его возникновения не было никаких рациональных объяснений, ведь сообщений о внешних угрозах для королевства не поступало уже очень давно. Даже кровожадные Ночные Тени как будто насытились людской кровью и больше не совершали своих набегов, да и не они тревожили повторно занявшую престол девушку... Она боялась за жизнь нового правителя Сейдарии.

Былые воспоминания о долгих семи годах унижения и жуткой "алой ночи" не так страшили её, как их с Келлаем совместное будущее. Шаг за шагом Мириэн просчитала все ходы. Она, именно она выбрала будущего короля из многочисленных отпрысков Эмгара, своего бывшего мужа, предыдущего правителя Сейдарии, столь скоропостижно скончавшегося на днях; смерть, к которой девушка была непосредственно причастна... Но Мириэн не ощущала ни вины, ни сожаления.

Семь лет назад по велению судьбы, а вернее, Кэмиана Харта, благородного правителя Ансарии, для укрепления шаткой дружбы между двумя державами, Мириэн, его младшей дочери, суждено было стать второй женой Эмгара. Что произошло с первой, остается загадкой... Народу было объявлено, что королева отравилась ядовитыми ягодами, случайно попавшими в десерт. Однако, до сих пор поговаривают, что она умышленно наложила на себя руки, устав от странных и иногда жестоких выходок мужа. Кэмиан знал о неуравновешенности Эмгара, но сознательно принес дочь в жертву политической стабильности.

К моменту свадьбы Мириэн едва исполнилось пятнадцать, Эмгару же было за сорок. Семь долгих лет она была его королевой-рабыней, терпела постоянные измены и унизительные оскорбления. Великий правитель Сейдарии люто ненавидел ансарийцев, и причиной тому был кровавый конфликт тридцатилетней давности между этими двумя королевствами. Проклиная народ и родину молодой невесты при каждом удобном случае, грозный муж исподтишка наблюдал за реакцией Мириэн. Однако, не желая доставлять удовольствие своему мучителю, урождённая ансарийка чаще всего не обращала никакого внимания на его выпады, чем ещё больше злила тирана. Когда терпение его лопалось, он приказывал выпороть её. Каждый раз после порки девушку по нескольку дней держали в темнице, когда же её вновь возвращали ко двору, подобревший, вдоволь нагулявшийся супруг встречал жену так, будто ничего и не произошло. Но все же, несмотря на все истязания, что ей пришлось пережить, годы страданий не сломили Мириэн, они закалили ее: сделали смелее, сильнее, решительнее. Подобно цветку, пробившемуся сквозь заросли колючек, юная королева расцветала назло всем.

В первые же месяцы совместной жизни с Эмгаром она начала продумывать план мести, причем не только мужу-извергу, но и всем остальным сейдарийцам. Народу, ставшему для неё столь же ненавистным, сколь она была противна супругу. Народу, который терпел тирана на престоле, пресмыкался перед ним, потакал его эгоистичным желаниям. Наконец, народу, слепо презирающему её родину наравне со своим мерзким ныне покойным правителем.

От первой жены Эмгар имел трех признанных детей и, кроме того, двенадцать бастардов от других женщин. При дворе, как ни странно, из всей этой оравы жили только трое: две законные дочки — Ларента и Солсари, а также тот самый внебрачный сын — Келлай. Полное безразличие к собственным детям — ещё одна странность сейдарийского правителя — порой доходило до абсурда. Например, своего престолонаследника Тиссая он отослал в одну из самых дальних провинций, Брастос, пожаловав ему скромный титул графа, а также крохотную личную армию численностью в сто человек. Судьбы дочерей также не заботили правителя: девушки уже давно достигли детородного возраста, а нерадивый отец и не думал выдавать их замуж, словно забыл о том, что те вообще существуют.

Особенно странно на фоне полного безразличия к законным детям смотрелись теплые чувства, которые он питал к своему бастарду Келлаю. Эмгар открыто восхищался и гордился им, нередко прислушивался к его мнению и заметно нервничал, когда тот удалялся из дворца по делам королевства. Король возвышал юношу даже над первым наследником: Келлая в Сейдарии знали все, Тиссая же — только жители Брастоса.

Вероятной причиной такой благосклонности были врожденные благородство, красота истинной сейдарийской породы, военный талант и незаурядный ум. Все это, а также многое другое, гармонично сочеталось между собой в хорошо сложенном высоком молодом человеке. Но почему деспот и самодур так возвысил полную свою противоположность? Даже старейшие мудрецы королевства не смогли бы ответить на этот вопрос. Разгадка сей тайны крылась в замолкшем навеки сердце правителя.

Мириэн так и не родила Эмгару нового наследника — своеобразная маленькая месть мужу-мучителю. Это было к лучшему: девушка не сомневалась, что над ее ребенком издевались бы при дворе не меньше, чем над ней самой, а Мириэн не хотелось бы смотреть на мучения собственного чада. К тому же, ребенок мог помешать главному возмездию, к которому она двигалась все эти годы — узурпации власти в Сейдарии.

Провозгласив новым королем бастарда Келлая в обход старшего сына Тиссая, истинного наследника, Мириэн фактически становилась верховной правительницей ненавистного королевства...

Легкий скрип дверных петель сковал душу девушки леденящим ужасом и вернул её из омута воспоминаний в реальность — мир вечного ожидания. Словно беспокойный дух покойного тирана, налетевший неведомо откуда порыв ветра приоткрыл дубовую дверь в покоях. Мириэн немедленно бросилась к ней и поспешила задвинуть засов. Достаточно с неё одной встречи с кровожадными варварами, прозванными в народе Ночными Тенями... Вторую она точно не переживет.

Глубоко вздохнув, девушка вернулась на балкон и постаралась отвлечься от тревожных мыслей. Но вместе с ароматами южных сумерек, прошлое вновь захлестнуло её с головой, словно она все еще была там, словно вновь переживала самые кошмарные часы своей жизни.

"Алая ночь"... Красивое название. Но она была совсем не алой, и, уж тем более, не красивой. Скорее — темно-бордовой от пролитой крови, что раскрасила большую часть замка. В ту мрачную ночь Мириэн Харт впервые повстречала демона... Да-да, именно демона, ибо никто бы не осмелился назвать Ночную Тень человеком. В народе про них ходили жуткие легенды, одна ужаснее другой. Однако, сложно было сказать, сколько в них было правды, а сколько — навеянного людским страхом вымысла.

Жили Тени в основном в лесах близ Сатиора, а также в Тасмоготских горах, что возвышались за пустошью Генкеса. Редко, кто выживал при встрече с ними. Их никогда не видели днем — они нападали лишь ночью и чаще всего на своей территории. Странствующий путник, не успевший дотемна добраться до города и решивший заночевать в лесу или горах, сам приговаривал себя к неизбежной гибели. Тени поклонялись богине гнева Сардимит, а она требовала от своих последователей несметное число убийств и жертвоприношений. Ритуалы, проводимые Тенями над жертвами, как и последующее их умерщвление, были чрезвычайно мучительными и болезненными.

Эмгар неоднократно предпринимал попытки истребить кровожадное племя, но каждый раз его армия возвращалась ни с чем. Единственное, что находили солдаты короля — это обагренные кровью жертвенники и алтари, самих же демонов найти никогда не удавалось.

Однажды, двумя месяцами ранее, в очередной раз выйдя за границы своих территорий, Тени под покровом ночи нагрянули в город. Набеги эти повторялись уже не раз: они происходили два раза в год — во второй месяц весны и в последний месяц осени. Но, несмотря на кажущуюся предсказуемость их действий, предугадать, куда именно Тени нанесут удар, никогда не удавалось.

Быстро и бесшумно проникнув в столицу, они сумели похитить с десяток детей, а также нескольких женщин и мужчин прямо из их домов. И вновь королевская армия была брошена на поиски пропавших, хоть поход этот и был заведомо обречен на провал — спасти пленников уже не представлялось возможным, на тот момент их кровь наверняка уже оросила алтари Сардимит. Однако неожиданно для всех впервые за много лет карательный отряд вернулся домой не с пустыми руками...

В тот день после обеда Мириэн укрылась от палящего солнца и нападок Эмгара на балконе второго этажа, выходящего во двор замка. Девушка наблюдала за пролетающими высоко в небе птицами, за суетой слуг, за будто бы оцепеневшими на посту стражами, охраняющими центральные ворота дворца, и жалела, что не сможет сегодня увидеться с Келлаем. Весь день тот должен был провести с Эмгаром, а вечером оба мужчины отплывали в Брастос по неизвестным ей делам.

Несмотря на разницу в симпатиях правителя к двум своим отпрыскам, Келлай и Тиссай относились друг к другу с равным уважением и даже некой братской любовью... Так, по крайней мере, утверждал Келлай. Мириэн знала об этом лишь из его уст, так как сама лично никогда не видела старшего сына своего супруга — к моменту, когда девушка прибыла в Сейдарию, тот жил уже в Брастосе.

Людской гомон, раздавшийся со двора, отвлек девушку от печальных мыслей. Опершись ладонями о перила, Мириэн устремила взгляд на центральные ворота, перед которыми началась какая-то суматоха. Слуги поспешно разбегались, а стражи встряхнулись, сгоняя с себя навеянные жарой леность и сонливость. Равномерное течение придворной жизни в один момент было нарушено.

Наконец тяжелые ворота из парротии — самого прочного дерева во всех десяти королевствах, завезенного с восточной Моссабии — плавно открылись, пропуская внутрь вернувшееся войско. Во главе отряда восседал на гнедом коне Родван Урбийский, один из генералов армии, за ним следовало несколько старших офицеров. А далее, на узкой телеге, сбитой из осиновых кольев, перемещаться в которой можно было только стоя, ехал, а точнее, ехала, как чуть позже разглядела Мириэн, их пленница, сверля всех окружающих злобным взглядом.

Процессия остановилась перед самым входом во дворец. Клетку, в которой находилась невольница, отворили. Один из стражников с силой рванул за прочную веревку, что крепилась к кожаному ошейнику, сдавливавшему шею женщины, и та, не издав ни звука, рухнула из своей клетки на вымощенный булыжником двор. Она была почти нагая — из одежды на девушке была лишь набедренная повязка, едва прикрывающая всё, что следовало скрыть. Длинные черные, словно безлунные ночи, волосы спадали на обнаженные груди, но ни они, ни грязь на смуглом теле невольницы не могли скрыть идеальность ее форм. Пожалуй, только этим отличалась пленница от большинства сейдариек — местные жительницы почти поголовно были от природы наделены либо чрезмерной худобой, либо излишней дородностью — в остальном же это была вполне обычная жительница Сатиора.

Мириэн взирала на происходящее во дворе действо с нарастающим волнением. Поскольку королева не знала, в чем провинилась бедная женщина (да и была ли провинность вообще), девушке было жаль несчастную пленницу. В некотором смысле Мириэн видела в ней себя, запертую в дворцовой клетке, скованную волей супруга, всеми презираемую и гонимую...

— Мы поймали её в лесу, возле одного из алтарей, — холодно доложил Родван подошедшему к нему Вескраю, верховному служителю Эола в Сейдарии.

Этот вездесущий человек средних лет, надменный и высокомерный с прислугой, но подобострастный и почтительный с власть имущими, никогда не нравился Мириэн. Впрочем, симпатии у нее не вызывали и остальные ставленые Великим Владыкой верховные служители, с которыми ей приходилось сталкиваться лично. Дарованная им "свыше" божественная власть обычно применялась для вершения обычных мирских дел: нередко верховным служителям приходилось решать важнейшие вопросы внешней и внутренней политики королевств в обход их правителей.

Триста лет назад вера в единого бога Эола объединила в сплоченный цивилизованный мир десять величайших королевств: Ансарию, Сейдарию, Вилию, Даркарию, Мантрис, Олорин, Фаракию, Эктелион, Лоттланию и Синзарию. Союз этот помог им возвыситься над множеством варварских племен, населяющих материк Иримон. Священным Центром мира было названо небольшое южное королевство Анарримия. С тех самых пор каждый из десяти королей, присягнувших Анарримийскому Владыке, первому служителю Эола, мужу всей земли и единственному сосуду истинной веры, был обязан выполнять каноны, предписанные им Священной книгой Богов.

Вескрай благодарственно кивнул генералу, скривив губы в гнусное подобие улыбки, а затем направился к распластавшейся на земле женщине. Стражник, крепко сжимающий в руках поводок пленницы, не расслаблялся ни на секунду и был готов в любой момент пресечь попытку к бегству. Вескрай с брезгливой миной на лице склонился над женщиной, вцепился в ее вьющиеся волосы и с силой потянул их вверх, заставив её встать на колени и задрать голову. Взорам окружающих предстало симпатичное, еще совсем юное лицо с правильными чертами, перекошенное гримасой презрения. Несмотря на плачевный внешний вид пленницы, дух ее остался несломленным: она с надменностью и вызовом взирала на своих мучителей огромными ясными глазами.

— Ведьма! — донеслось из толпы.

Вескрай никак не отреагировал на брошенную реплику. Видимо, сказанное было для него и так очевидным. Неожиданно выражение его лица резко изменилось, а блуждающая высокомерная ухмылка испарилась без следа. В недоумении он застыл над женщиной, уставившись на её затылок, будто заметив на нем что-то странное. Несколько секунд он разглядывал шею пленницы, затем перевел взгляд на Родвана. Коротко кивнув генералу, верховный служитель обратился к людям, собравшимся во дворе.

— Она не просто ведьма! Она — исчадие ада, монстр, убивающий ваших детей, мужей и жен, купаясь в их крови! И всё это ради похотливой дряни Сардимит, которую она называет своей богиней. Пред вами жрица Теней, их матерь, — торжественно отчеканил Вескрай. Каждое его слово, подобно ударам плети, ложилось на обнаженную спину невольницы, под конец своей тирады он вновь рванул её за волосы, продемонстрировав собравшимся людям то, что сам так пристально рассматривал на её шее. — Доказательство тому — вот этот знак, метка Теней.

Изумленный ропот прокатился по двору, затем кто-то взвыл:

— Сжечь её!

Этот выкрик словно прорвал плотину, настоящая лавина из угроз и оскорблений обрушилась на гордо поднятую голову невольницы. Она внимала им без страха и раскаяния, обводя беснующуюся толпу равнодушным взглядом.

— Уводите её, — скомандовал страже Родван.

Мириэн с грустью взирала на происходящие. Хоть она и была королевой, но чем-либо помочь пленной девушке не могла — её слово в этой стране не имело никакого веса. Как ансарийка ни старалась, ей так и не удалось с балкона разглядеть таинственный знак, по которому Вескрай определил матерь Теней, и вызвавший столь бурную реакцию придворных. И лишь внутренней голос подсказывал ей, что уже совсем скоро свершится непоправимое.

* * *

Спустя несколько минут, отослав генерала Родвана отдыхать после тяжелого похода и строжайше наказав охране не спускать глаз с пленницы, Вескрай склонился пред королем Сейдарии, представ пред ним с докладом. И хотя в поимке ведьмы не было ровно никакой его заслуги, именно он вызвался сообщить Эмгару радостную весть. Сейдарийский повелитель принимал посетителя в спальной комнате, где он вальяжно возлежал на удобной расшитой красным бархатом кушетке. На застеленном дорогими коврами полу подле Эгмара пристроились несколько полуобнаженных девушек. Металлические цепочки и подвески, украшавшие скудную одежду наложниц, мелодично звенели при каждом их движении.

— Ваше святейшество, чем обязан? — с нескрываемым недовольством резко ответил король на низкий поклон Вескрая и щелкнул пальцами. Повинуясь воле правителя, девушки, окружавшие его, поднялись и поспешили покинуть комнату.

— Спешу сообщить вам добрую новость, Ваше Величество, — оставшись один на один с королем, торжественно и патетично начал верховный служитель. — Войско, что вы отправили утром на поиски пропавших из города людей, на этот раз вернулось с добычей. Да еще с какой! В это трудно поверить, но нам попалась сама жрица Теней.

— Жрица Теней, говоришь? — скривился в недоброй усмешке Эмгар, пристально оглядывая своего первого духовного советника.

Вескраю было чуть меньше сорока, он был высок и худ, но не тщедушен — широкие кости делали его вполне крепким и сильным на вид человеком. Черные, как смоль, волосы без намека на седину, высокий лоб прямоугольной формы, подчеркнутый чуть вздернутыми линями бровей, из-под которых соколиным взором на мир смотрели холодные, выразительные, кристально чистые голубые глаза. Прямой нос, четко очерченный контур губ и широкий массивный подбородок — всё подчёркивало мужественность этого человека. Да, Вескрай был совсем не плох собой и, если бы не глубокие морщины, за годы тяжелой службы уродливой паутиной покрывшие его лицо, его даже можно было бы назвать симпатичным. Но внешность верховного служителя всегда отступала на второй план, когда тот проявлял основную черту своего характера — упорство.

Вескрай знал, чего хочет, и готов был приложить максимум усилий, чтобы добиться цели, причем она для него всегда была важнее средств. Этим он заслужил репутацию эгоистичного, беспринципного, коварного и опасного человека. Благодаря своему упорству, мужчина и добился столь высокого положения: выше него были лишь магистры, ну а там и на место Великого Владыки можно метить. Для Эмгара не было загадкой, что из себя представляет и к чему стремится этот властолюбивый человек; правитель Сейдарии с первого взгляда раскусил своего верховного служителя, а раскусив, проникся к нему глубоким отвращением. Эгмар справедливо рассудил, что не доживет до того дня, когда Вескрай взойдёт на Анарримийский трон, даже если этот момент вообще когда-нибудь наступит, и поэтому не таил своих чувств от духовного советника, при этом давая тому понять, что только он, Эгмар, является королем Сейдарии, и никому другому управлять страной не позволит.

— И как же вы определили, что пред вами жрица Теней, а не обычная выжившая из ума крестьянка, заблудившаяся в лесу? — насмешливо поинтересовался Эмгар, испытующе глядя на служителя грозным взором. — С чего вы вообще решили, что у Теней есть какая-то там жрица?

— Так говорится в Священной книге Богов, — спокойно, не выказывая никакого волнения, объяснил Вескрай и процитировал те самые строки: "...А во главе — порочная блудница, Богопротивная, сама матерь Теней. Лишь умертвив нечистой веры жрицу, ты сможешь усмирить ее детей". А далее в писании "Об отродьях Сардимит" описываются некие метки на телах её прислужников, которые должны быть расположены на шее, чуть ниже затылка. Если позволите процитировать...

— Можешь не продолжать, у меня нет времени слушать эти рифмованные бредни. Я тебя понял, — перебил его Эмгар, отхлебнув красного вина из увесистого кубка, взятого им со столика возле кушетки. — Через три часа мы с Келлаем отплывем в Брастос. У тебя есть полтора часа на то, чтобы собрать весь Сатиор на главной площади для отмщения Теням за все причиненные моему народу горести. Тебе же не надо объяснять, что ведьму нужно сжечь? И молись Эолу, чтобы она оказалась той, за кого ты её принял. Иначе следующий костер, который запылает на площади, будет твоим погребальным!

Вескрай был наслышан о том, как короли, уставшие от контроля своих духовных советников, находили какие-либо изощренные методы для избавления от соглядатаев первого служителя, но происходило это чаще всего в отдаленных от Анарримии королевствах, таких как Лоттлания, Даркария или Ансария. Здесь же, в Сейдарии, находящейся в непосредственной близости к духовному центру и, соответственно, самому Великому Владыке, такое вряд ли было возможно. Поэтому пропустив угрозу, верховный служитель решился коснуться темы, которая на его взгляд должна заинтересовать короля.

— Ты еще здесь? — возмутился Эмгар.

— Да, — выдержал небольшую паузу Вескрай, — у меня есть еще одна новость.

— Ну, не томи... время идет, а приготовления к казни еще даже не начались!

— Думаю, Вы уже знаете, что вчера вечером в Анарримии был избран новый Великий Владыка. Неугодного нам Валмара I из Даркарии, почившего неделю назад, сменил Умбар III из Синзарии...

Эмгару все это было прекрасно известно, как и иерархическое устройство культа Эола, коему поклонялись все десять королевств. Низшими рангами в ней являлись насельники — постоянные жители храмов; чуть выше стояли служки — они наблюдали за насельниками, просвещали их и наставляли на путь истинный, а также помогали почитателям, занявшим следующую ступень в иерархической лестнице культа. В обязанности почитателей входили каждодневное чтение молитв и выслушивание людских исповедей. Еще выше были смотрители, ведающие храмовым имуществом и распоряжающиеся нижестоящими чинами. Именно смотрители обычно имели дело с представителями мирской власти. Все эти ранги относились к священным храмам Эола, находящимся в больших количествах в каждом из десяти королевств. Высшим саном в храме был Вершитель, на каждый храм приходился один Вершитель. Выше были лишь Хранители, которые трудились при дворе короля, в их обязанности входили составления летописей и ведение прочей королевской документации, а также перепись священных рукописей. Как правило, при дворе было от семи до девяти Хранителей. Но главным духовным лицом в королевстве являлся Верховный Служитель, он был единственным на все королевство ставленым лицом и выбирался лично Великим Владыкой из многочисленного числа Вершителей по рекомендации совета Магистров. Сами же Магистры находились непосредственно в Анарримии, было их десять, по одному от каждого королевства. Место магистра, по каким-либо причинам покинувшего свой пост (чаще всего причины было две: смерть и становление Великим Владыкой), автоматически занимал Верховный Служитель. Но выше всех на материке Иримон был священный сын Эола, муж земли и неба, отец всех живущих — Великий Владыка. Несмотря на столь громкие эпитеты, был он выборным лицом и выбирался из числа десяти магистров, однако после избрания он проходил тайный обряд посвящения, после которого, считалось, он мог общаться с самим Эолом.

— ...теперь у Вас появилась возможность избавиться от обузы, которая обременяла Вашу жизнь последние семь лет, — между тем продолжал Вескрай, — думаю, Умбар без труда даст разрешение на Ваш развод с бездетной ансарийкой, этим враждебным клещом, не принесшим никакой пользы нашему королевству. Она пила наше вино, ела наш хлеб, а взамен источала яд, медленно вытягивая жизненные соки из Вас, наш Благочестивый Правитель.

Чем больше вникал в слова служителя Эмгар, тем ярче багровело от гнева его лицо.

— Богохульство! — наконец взревел он, — как может новый Владыка перечеркнуть деяния предыдущего, если они благословенны самим Эолом? Разве не по воле нашего единого Бога нас венчали в божественном соборе? Или со сменой власти меняется и Бог? Ты еретик! Твои слова грешны!

— Но...

— Заткнись, не смей мне перечить! Я сожгу тебя вместе с ведьмой! Запомни одно: ансарийка — моя игрушка, орудие для мести, она — моя! Я никому её не отдам, мне не нужны её дети, у меня и так достаточно наследников. Ты единственный клещ, что пьет мою кровь, и я бы раздавил тебя прямо сейчас, если бы...

Эмгар замолчал, переводя дух. Впервые Вескрай видел государя в состоянии, подобному бешенству или безумию — его глаза горели адским огнем, руки тряслись, побледневшее лицо перекосило гримасой гнева, а слова, вылетающие из его уст, сотрясали стены небольшой спальни. Это не могло не пугать, в такую минуту человек способен на всё. Казалось, сейчас он вызовет стражу, и несчастного Верховного Служителя сволокут в темницу. Поэтому, услыхав спасительное "если бы...", Вескрай выдохнул. Сам он пребывал в состоянии легкого шока, жалея о том, что решился на этот разговор, ибо не такую реакцию он ожидал.

— Слушай меня, — наконец проговорил немного утихший правитель, — сегодня же после казни жрицы ты отправишься в Анарримию, встретишься там с нашим магистром Мэггоном и уговоришь его собрать совет. Я хочу внести поправку в закон о престолонаследии в своем королевстве. Следующим, кто взойдет на трон в Сейдарии после меня, будет Келлай. Но до того, как совет вынесет свой вердикт по этому вопросу, об этом никто не должен знать. И в твоих же интересах сделать всё возможное, чтобы их вердикт был утвердительным. А теперь убирайся с глаз моих!

Вескрай поспешно покинул покои Его Величества.

Эмгар тяжело опустился на кушетку, в последнее время он неважно себя чувствовал. Былая прыть исчезла без следа, на смену ей пришли неповоротливость, вечная усталость и утомительная слабость. "Мне всего пятьдесят три, но силы меня стремительно покидают. Говорят, человек чувствует приближение смерти, моя, уж точно, не за горами", — думал мужчина, допивая вино из кубка. Опрокинув всё до капли, Эмгар швырнул позолоченную чашу на пол, та звонко отпрыгнула на ковер, где совсем недавно восседали наложницы, оказавшись прямо напротив бросившего её человека. Своей пустотой, обреченным положением, использованная и брошенная на пол, она словно подтвердила мысли Эмгара: твоя чаша жизни испита до дна.

* * *

Шум и гам сотрясал улицы Сатиора, словно полноводная река. Поток разношерстной человеческой толпы устремился со всех сторон столицы в центр города, вливаясь в огромный бурный океан. Здесь, на центральной площади, совсем скоро начнется представление, посмотреть на которое собралась вся знать, включая самого короля. Что тут скажешь, увидеть правителя Сейдарии — это все равно что прикоснуться к святому, а уж тем более узреть сожжение ведьмы — праздник вдвойне. Вот и тянулись к площади ходоки всех мастей: от простого люда, до купцов, ремесленников, храмовников различных рангов, а также иноземные гости, оказавшиеся в этот час в порту.

Специально для королевской семьи, а также наиболее знатных горожан был сооружен крытый помост, расположенный в непосредственной близости от места казни. Ещё час, и свершится акт возмездия.

Вескрай отдал последние распоряжения служкам, обустраивающим ложе для Эмгара и его свиты. Он расспросил стражу о состоянии пленницы. Узнав, что ведьма за всё время прибывания в тюремных подвалах дворца не произнесла ни слова, вновь строго наказал не сводить с неё глаз. После чего направился к собору Эола, грандиозному сооружению возвышающегося над всеми домами в Сатиоре, даже над самим королевским дворцом.

Молчание пленницы ничуть не удивляло его, сомнений в её порочных связях с кровожадной Сардимит быть просто не могло. В священной книге описывались существа, отличные от человеческой расы, и Тени — одни из них. Вескрай впервые за свою жизнь столкнулся с таким существом, знак на шее пойманной в лесу ведьмы невольно заставил верховного служителя отшатнуться, зрелище было не из приятных. Даже сейчас, когда мужчина находился в относительном отдалении от адской жрицы, неприятная дрожь проняла его при воспоминании об увиденном.

— Эол, защити нас, — буркнул Вескрай себе под нос. И тут же чуть не вскрикнул — неожиданно тяжелая ладонь опустилась на его плечо. Служитель резко обернулся. Позади него обнаружилась коренастая мужская фигура среднего роста, обтянутая рясой храмовника, с накинутым на голову капюшоном, частично скрывающим лицо.

— Ваше святейшество, — обратился незнакомец, слегка откинув складки капюшона, чтобы можно было рассмотреть, кто скрывается под ним, — по какому важному делу вы задержали отплытие будущего короля в его ненавистный загнивающий Брастос?

— Тиссай! Так ведь можно в могилу загнать, — возмутился священнослужитель.

— Уверен, смерть будет более изобретательной, когда явится за тобой, ибо околеть от испуга — слишком щедрое вознаграждение Эола для такого, как ты, — с высокомерием нынешнего короля возразил старший сын. Напыщенность отлично уживалась в этом человеке с другими характерными ему чертами, такими как: властолюбие, эгоизм, бескомпромиссность, завистливость, язвительность, жадность. По свой жестокости он превосходил собственного отца. Обиженный, отвергнутый, семнадцатилетним мальчишкой сосланный в провинциальный городок, он ненавидел всех и вся на свете, мечтая, чтобы Дисил поскорее прибрал Эмгара в царство мертвых.

За десять лет графства Тиссая в Брастосе в этом городе обезглавили четырёх мэров, и виной тому был необузданный гнев юного графа. Несмотря на это, Вескрай гораздо более комфортно чувствовал себя в компании Тиссая, нежели его родителя. Набожность старшего отпрыска короля, никогда бы не позволила ему казнить священнослужителя, лишь иногда он повышал тон и иронизировал в адрес храмовников, но и то, когда был чем-то сильно недоволен, как в этот раз.

Вескрай, сдержанно улыбнувшись, пропустил язвительность мимо ушей, решив немедля перейти к делу:

— Не слишком ли вы спешите, "будущий король"? Похоже, на ваше место есть другие желающие, и когда вы вновь сможете прибыть в Сатиор, на престоле вполне может восседать кое-кто другой.

— О чем это ты? — в состоянии полного замешательства грозно спросил Тиссай, вплотную приблизившись к Верховному Служителю и сверля его взглядом карих глаз. Проделал он всё это резко, но так неуклюже, что капюшон сполз на плечи, полностью обнажив его лицо.

Взору Вескрая вновь предстала крупная голова графа, было в ней что-то бычье: широкие скулы, точеный, почти квадратный подбородок, широкий прямой нос, крупный рот с тонко очерченными линиями пухлых губ. Широко распахнутые глаза со зрачками золотисто-коричневого оттенка, густые брови и копна курчавых волос угольного цвета. Телом граф был коренаст, но невысок, имел смуглую кожу (характерная черта для всех сейдарийцев), при первой встречи всегда производил впечатление сильного и уверенного в себе человека, коим, по сути, и являлся.

— Спрячьте лицо, — отступив на шаг и оглядываясь по сторонам, произнес Вескрай, — не нужно, чтобы король знал о ваших столь частых визитах в Сатиор и, уж тем более, о наших встречах.

— Тогда не виляй, а говори по делу. Кто, если не я, может занять место на троне после смерти отца? — сквозь зубы прорычал Тиссай, вернув капюшон на место.

— В таком случае научитесь слушать, не перебивая, — возразил Вескрай, — я должен был увидеть вас до отплытия в Брастос, то, что открылось мне менее часа назад, не терпит отлагательств. Начну по порядку, я встречался с Его Величеством. Желая угодить ему, я вскользь намекнул о выпавшей возможности избавиться от неприятной многим ансарийке. Я полагал, что брак с ней тяготит короля, но его реакция поразила меня — вместо благодарности он пригрозил мне расправой.

— Какое отношение имеет эта девка к престолонаследию?

— Конкретно она — никакого, но сам факт, что мое предложение настолько взбесило Эмгара — он ведь чуть не отправил меня на костер вместе с ведьмой — обеспокоил меня. Никогда бы не подумал, что он испытывает хоть какие-то чувства по отношению к этой ничтожной чужеземке, всегда полагал, что она для него пустое место.

— Ближе к делу, — поторопил Тиссай.

— Похоже, ваш отец серьёзно болен, частое посещение его покоев лекарем, лишний раз доказывает это. Жить старику осталось недолго, и он чувствует приближение смерти, однако судьба королевства все еще заботит его, причем сейчас больше, чем когда-либо. Может, именно поэтому вместо того, чтобы казнить меня, он поручил мне очень важную миссию. Сегодня после сожжения жрицы теней я отправляюсь в Анарримию, где буду вынужден встретиться с нашим магистром. Я должен убедить его собрать Совет Десяти, дабы тот с позволения Владыки принял поправки в закон о престолонаследии в нашем королевстве. Полагаясь на волю Эмгара, следующим, кто взойдет на престол Сейдарии, согласно этим поправкам, будет ваш сводный брат Келлай, но не вы.

— Что? Этот выродок? Бастард? — вновь взревел граф.

— Тише, нас могут услышать.

— Ты хоть знаешь, кто его мать?

Этот вопрос заставил обоих на мгновение умолкнуть.

Конечно же Вескрай помнил, кем была мать бастарда Келлая. Её звали Ариэна — язычница, верующая в пантеон Богов, не пустившая в свое сердце Эола, за что была обезглавлена по приказу самого Владыки. Король знал о её староверческих взглядах, но держал при дворе в числе фрейлин королевы и любил больше своей первой жены Иврин, матери Тиссая. Ариэна появилась в замке уже беременной Келлайем, Эмгар привез её из удаленной провинции Экланвир, расположенной на границе с Моссабией. Этот город имел скандальную славу пристанища еретиков, среди его жителей до сих пор встречаются староверы. Теперь они скрываются, боятся выказывать свое недовольство Верховным Владыкой, однако еще двадцать лет назад экланвирцы требовали независимости от Анарримии. За что и поплатились. По настоянию Владыки войска Эмгара во главе с Его Величеством явились в ту провинцию, дабы покарать грешников. Все предатели истиной веры были схвачены и повешены, поговаривали, будто на каждом дереве в городе и округе болталось по висельнику. Как ни странно, это не помешало королю завести себе новую любовницу из числа тех самых еретиков и, что ужасней всего, привезти её во дворец. Недовольству королевы появлением соперницы не было предела, но что она могла поделать? Тогда она еще не знала, кого пригрел её муженек на своей шее.

Годы шли, дети подрастали, Ирвин всё чаще замечала, насколько Эмгар привязан к сыну любовницы и насколько безразличен к её детям. Ненависть Иврин к Ариэне достигла предела, и она решилась на крайние меры: разузнала всё о своей сопернице. Тут-то и всплыла её родословная. Оказалось, что Ариэна — дочь одного из предводителей староверов, а это значит, по определению — еретичка. Тогда, возмущенная до предела королева обратилась за помощью к Верховному Правителю, то есть ко мне. Это был мой первый год в столь значимом сане.

Вспомнив это Вескрай невольно выпрямился, расправил плечи и с нескрываемой собственной значимостью глянул на Тиссая. Тот явно что-то обдумывал, хмуря брови.

Воспользовавшись этой минутной паузой, Вескрай вновь окунулся в бездну воспоминаний.

Именно с моей помощью королева известила сейдарийского магистра о присутствии язычницы при дворе королевства, ну а тот уже донес это до ушей самого Владыки, который тут же приказал обезглавить неверную. Как же страдал Эмгар, только множеству советников и придворных удалось отговорить его от облачения в траур. Всё же негоже королю убиваться по казненной еретичке. С тех пор в нём что-то переменилось, он стал совсем безразличен к жене и её детям. Все чаще окружал себя распутными девками, практически перестал посещать храм и затаил злобу на всех храмовников. Как только не пыталась королева воскресить хоть какие-то теплые чувства супруга к себе и детям: она заискивала лаской, она требовала, она угрожала, но, увы, так ничего и не добилась. Вся любовь короля доставалась лишь бастарду. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Иврин, стала отправка Тиссая в Брастос, этого она снести не смогла и сразу же после его отъезда перерезала себе горло, а спустя три года Эмгара обвенчали с ансарийкой.

Вся придворная жизнь лежала у Вескрая перед глазами, словно все произошло только вчера.

— Ну, ответишь ты или нет? — свирепый громовой голос Тиссая, оборвал череду воспоминаний.

— Вы и сами знаете мой ответ.

— Я презираю и ненавижу этого выродка Келлая, он виновен во всех моих бедах, и я не допущу, чтобы он забрал то, что принадлежит мне по праву. Слушай меня. После казни ты отправишься в Анарримию, как велел тебе мой... выживший из ума предок, — назвать Эмгара отцом у Тиссая не повернулся язык, а точнее, не позволили гнев и отвращение, которые он испытывал к близкому человеку. Нервно сглотнув, он продолжил: — Встретишься с магистром, прямо укажешь на беды, которые может повлечь за собой правление бастарда. Уверен, как только Келлай придет к власти, те, кого так усердно искоренял Великий Владыка, эти Эолу неугодные язычники вспомнят, кем была мать нового правителя, и уж тогда не миновать новых восстаний. Или, что будет еще хуже, Сейдария вовсе может выйти из числа Десяти, став языческим королевством. Думаю, эта новость тут же будет на слуху у наместника нашего Бога, Умбара Третьего.

— Но как же я вернусь обратно? Эмгар точно казнит меня, если я не выполню его приказа, — недоумевал Вескрай.

— Будь спокоен, меньше чем через месяц старик отправится в Леса Дисила, где, если верить Священному писанию, расположено царство мертвых. Как только это произойдет, я вызову тебя, пока же поживешь в Анарримии.

Неуклонно приближался час казни. Мириэн, разодетая в самое дорогое платье во всем королевстве, шелковое, гранатового цвета (плод гранатового дерева был символом Сейдарии, значился на гербе королевства и правящей династии Туон), ниспадающее до самого пола, неохотно, но уверенно поднялась на помост. Она не понимала, зачем так изысканно одеваться, если идешь смотреть на чью-то смерть, но главная фрейлина объяснила, что это требование самого короля. Преодолевая чувство отвращения к собственному супругу, женщина все же исполнила бессмысленную просьбу.

Мягко ступая по застеленному коврами помосту, волоча за собой шлейф роскошного одеяния, юная ансарийка под шум и завывание толпы на площади добралась до громоздкого кресла, расшитого золотом. Величественно, с грацией, присущей истинной королеве, опустилась на его край, бросив безразличный взгляд на мужа, восседавшего по правую руку от неё. Эмгар был не менее наряден: шелковый пурпуэн лилового цвета, отороченный мехом куницы, черные кожаные ботфорты до колен, на голове его красовалась золотая корона, украшенная драгоценными камнями. Правитель Сейдарии грозно взирал на своих подданных; некогда смуглое его лицо ныне казалось необычайно бледным, изнуренным, постаревшим. Оно белело на фоне яркости гардероба короля, подобно снегу северного Туриона.

Мириэн перевела взор на центральную площадь города, переполненную людьми, и это без преувеличения: здесь собрались все жители Сатиора, а также прилегающих к нему окрестностей. Толпа встречала её сдержанно, изредка слышались приглушенные выкрики "Да здравствует королева!", но все они тонули в общем гаме, терялись в громогласных возгласах "Да здравствует король!".

Помост, или королевская ложа, вплотную примыкала с одной стороны к городской стене, с трех других была окружена сейдарийской элитной стражей так, чтобы никто не смог протиснуться к государю и его семье. Прямо напротив королевской ложи, в метрах пятнадцати от неё, возвышался деревянный столб, обложенный со всех сторон охапками хвороста и дров, заготовленных для поддержания должного пламени. За ним, еще в метрах двадцати, выстроилась бескрайняя орда зевак, заполонившая всю площадь. Мириэн была последней, кто взошел на помост, остальные кресла в ложе были заняты. Справа от короля, сложив руки на подлокотниках, безупречно, словно по струнке, держа осанку, расположился молодой человек лет двадцати, одетый в темно-зеленый короткий распашной жакет, зауженный в талии и стянутый поясом. На ногах его красовались коричневые кожаные штаны и высокие сапоги черного цвета. Гордо вскинув голову, юноша опечаленно взирал на ликующую толпу, не выказывая особого восторга относительно предстоящего в скором времени действия.

Но стоило только Мириэн приблизиться к помосту, как скучающее выражение на его лице оживилось. И как не старался Келлай, а это был именно он, скрыть всех своих чувств к юной королеве, выраженных одним лишь взором, брошенным в её сторону, всё же сторонний наблюдатель без труда мог углядеть в его глазах безграничную любовь, что жила в его сердце по отношению к ансарийке. Девушка ответила на пылкий взгляд Келлая едва заметным кивком головы, после чего ни разу за всё время казни не взглянула в его сторону, хотя именно этого ей сейчас хотелось больше всего на свете. Она боялась гнева мужа, боялась, что он догадается обо всем, раскроет их тайную связь.

Слева от Мириэн, утопая в складках шелкового покрывала, накинутого поверх кроваво-красного платья, расплылась по креслу Ларента, старшая дочь Эмгара, и Иврин. Девушка была чрезмерно полна телом, симпатична лицом, смугла кожей, в движениях неповоротлива и медлительна. Имела скверный характер, дерзила всем без исключения. Впрочем, на то у неё имелись свои причины: вот уж лет пять она числилась в старых девах, и надежды на то, что отец всё же опомнится и сосватает её хотя бы за местного дворянина, таяли с каждым днем. Властно, горделиво взирала Ларента то на горожан, то на место казни, не удостоив Мириэн даже мимолетным взглядом. Игнорировала она не только мачеху, но и своего отца, давая понять, что он для неё такое же пустое место, как и она для него.

Сразу за ней, изогнувшись в нелепой позе, вжавшись в кресло и глядя на Мириэн огромными добрыми глазами, устроилась малышка Солсари. На вид ей было не больше тринадцати, на самом же деле — все семнадцать. Это была необычайно худая девушка, одетая в голубое платье, скроенное из самых дорогих тканей. Одежда висела на ней мешком, как на огородном пугале. Личиком Солсари тоже не вышла: помимо огромных, слегка раскосых глаз, у неё был маленький острый носик и длинный рот с тонкими губами, небольшой заостренный подбородок. В совокупности с оттопыренными ушами эти черты придавали ей определенные сходство с мышкой-полевкой. Эмгар не раз удивлялся: и в кого пошла эта невзрачная девчонка? В отличие от своей сестры, малышка была застенчива, немногословна, попросту неприметна. Зато чиста душой и добра сердцем.

Довольно часто, пока Мириэн держали в темнице после очередного гневного выпада Эмгара, девочка пробиралась к ней, отпирала камеру, в которой держали наказанную королеву, садилась рядом, бережно опуская её голову себе на колени, и ласково гладила по волосам. Так они вдвоем в полной тишине проводили по нескольку часов в тесной сырой каменной комнате. Мириэн понимала, что ничего большего для неё Солсари сделать не могла, но была благодарна даже за этот крошечный лучик теплоты и ласки, который малютка вносила в её серую безрадостную жизнь.

Также в ложе присутствовали генерал Родван, герцог Фасильдилии Медар Исланвир (родной брат Иврин, унаследовавший титул герцога после её самоубийства), канцлер Сейдарии Гэдей Брэгор, рыцарь ордена правительницы северных ветров Даэтсены, двухметровый великан, уроженец туманной Лоттлании, повсюду сопровождающий короля на праздничных и светских мероприятиях.

Король сосредоточенно молчал, мрачно поглядывая на свою королеву, всего несколько минут назад между ними состоялся неприятный разговор. Чувствуя, что Мириэн замечает его болезненность и может воспользоваться его слабостью, Эмгар приказал ей смотреть на приговоренную к смерти женщину от начала казни до самого конца, пока обугленная плоть несчастной не превратится в пепел. Очередное наказание для чужеземной девки, к тому же хороший урок — пусть супруга знает, что ждет её в том случае, если вдруг чего задумает.

Время для Мириэн тянулось необычайно долго, она мысленно торопила его, в то же время страстно желая, чтобы час сожжения никогда не настал. Но вот наконец возле приготовленного для казни столба появился Вескрай, облаченный в яркую сиреневую рясу. На голове его красовалась шапка Верховного Служителя, надеваемая им по особым случаям, дарованная самим Владыкой вместе со священным саном, больше похожая на закрученный на голове тюрбан.

Рев толпы на площади стих. Вескрай кивнул королю, тот спустился с помоста, стал рядом с ним и обратился к жителям Сатиора. Торжественно прочитав речь, полную презрения к ненавистному племени Теней, он вернулся на место под неистовое ликование толпы, рев которой усилился, когда трое стражников, отделившись от ворот замка, двинулись к месту казни, ведя перед собой бедную женщину, пойманную в лесу и признанную Верховным Служителем жрицей теней. Пленница ступала по булыжной мостовой уверено и совершенно спокойно, будто не понимала, куда её ведут. Руки её были связаны, на шее так же, как и в обед, черной полосой выделялся кожаный ремень с тугой веревкой, особой нужды в которой не было — ведьма шла впереди своей стражи. Её идеальная фигура в этот раз была скрыта белой бесформенной рубахой из грубой ткани, спадающей ниже колен.

Стражники подвели матерь Теней к столбу, поставили к нему вплотную, туго обмотали веревками и обложили со всех сторон хворостом и дровами так, чтобы кладка доставала до пояса. Ведьма не произнесла ни слова. Не кричала, не молила о пощаде. Только смиренно выполняла всё, что требовали от неё палачи.

Всё это время Мириэн, словно слившись со своим креслом в единое целое, пребывала где-то далеко за пределами сейдарийского центра. Она смотрела прямо на жертвенный столб, но не видела его, просто не хотела видеть, хоть и сидела с широко открытыми глазами. Всей душой и мыслями женщина пребывала далеко, в родной Ансарии, бегала по Осониэрскому саду, раскинувшемуся близ замка Роз, утопающему в лучах летнего солнца, не такого раскаленного, как здесь.

В своем видении она, пятилетняя девочка, играет на обширном лугу вместе с братом Дэйвиэром и сестрой Мариэн в догонялки.

— Мириэн, — манит её братик, — бежим на пруд!

— Бежим! — подхватывает старшая сестра, машет ей рукой, увлекает вслед за собой. — Скорее, Мириэн, Томиэн поймал огромного сома, того самого, что поедал глупых белок, приближающихся слишком близко к кромке воды!

Мириэн со всей прыти маленькой юркой девчонки бросается вслед за сестрой и братом, но не успевает пробежать и нескольких метров, как её детское сердечко, сжавшись от ужаса, замирает на мгновение, а затем начинает колотиться в ускоренном темпе, готовое выскочить из груди. Из горла вырывается истошный крик.

Вначале падает Мариэн, сраженная прилетевшей откуда-то стрелой, угодившей ей в шею. Она хрипит, захлебывается собственной кровью, клокочущей во рту, стекающей по подбородку на лиф её платья.

Следом за ней, пораженный неведомым недугом, на землю валится Дэйвиэр, кривляясь в предсмертных конвульсиях. Мириэн оглядывается по сторонам, пытаясь найти убийцу. Она замечает, как из окаймляющего поляну леса, в тени которого раскинулся пруд Сомов, навстречу ей несутся три всадника на вороных конях, укутанные в черные плащи.

Поравнявшись с девочкой, они сбрасывают с голов капюшоны, открывая свои лица. Один из трех ей хорошо знаком: это Томиэн, сын лорда Кирэна, мальчик, с которым они часто играли вместе. Теперь он уже не мальчик, Мириэн смотрит на него, узнает знакомые с детства черты, но перед ней абсолютно взрослый мужчина, злобно взирающий на неё холодными карими глазами. С трудом, но всё же Мириэн узнает и его спутницу: это её повзрослевшая племянница Кэтриэн, дочь упавшего в траву Дэйвиэра. Но как такое может быть? Третий всадник ей не знаком, это мужчина лет сорока с густыми русыми прядями волос, продолговатым лицом, горбатым носом, большими зелеными глазами, суровыми и колкими, как наконечники пик.

— Зачем вы это сделали? — холодно обращается он к Мириэн, указывая на лежащие в траве бездыханные тела, не скрывая презрения и нарастающей озлобленности.

— Что? — всхлипывает девочка. — Я? Но это вы их убили...

— Мы? Ах, ты сейдарийская шлюха! — взвизгивает Кэтриэн. — Ведьма! Сжечь её!

— Сжечь её! Сжечь! — повторяют её спутники, спрыгивая с лошадей и приближаясь к маленькой девочке...

Пелена сошла с глаз.

— Сжечь её! — скандировала толпа на площади, когда Мириэн вернулась из кошмарного видения в суровую реальность. Вескрай дочитывал очищающую молитву, двое служек уже держали в руках зажженные факелы. Жрица Теней впилась взглядом в глаза юной королевы. Мириэн стало не по себе от блеска её глаз: она почувствовала, как неведомая сила окутывает её сознание, проникает в глубины души. Так вот кто наслал ей недавнее жуткое видение — все это колдовские чары жрицы кровавой Богини! Чего она хочет? Мириэн попыталась отвести взор от ведьмы, но та словно парализовала её.

Вспыхнуло пламя — служки подожгли хворост. Между двумя девами выросла стена из огня, но противостояние на этом не закончилось. Мириэн все еще чувствовала неведомую силу, и теперь к ней добавилась невыносимая боль, словно не ведьма, а она находилась в центре костра. Невыносимо зажгло и защипало ноги и живот, но как девушка не пыталась, она не могла даже пошевелиться. Пламя медленно взбиралось по столбу и своей жертве, оно было необычайно чистым, прозрачным и без дыма. Сквозь прогоревшую ткань стала заметна запузырившаяся на животе и груди кожа. Факелом вспыхнули волосы, но жрица не издала не звука. Не выражали той адской боли, что испытывало тело, и её глаза: они по-прежнему были прикованы к лицу Мириэн. Ещё мгновение, яркая вспышка — и огонь полностью поглотил ведьму. В небо вырвался столб дыма, от которого мановением легкого ветерка отделилась бесформенная субстанция фиолетового цвета, направляясь к королеве, она клубилась подобно облаку, пока не приняла очертание уродливого женского лица.

— Тебе не избежать этого, — прошипел дух, зависнув над королевой, и в ту же секунду растворился в воздухе.

Неведомая сила наконец отпустила Мириэн; напуганная, та вскочила с места, озираясь по сторонам. Первое, что она увидела, было умоляющее лицо Солсари, словно говорящее ей: "Пожалуйста, сядь на место!". Затем безразличную и вечно недовольную гримасу Ларенты, возмущенно взирающей на неё, и лишь потом она встретилась взглядом с багровеющим от гнева лицом мужа, готового разразиться грозной бранью. Выходит, только она видела злобный дух, покинувший тело ведьмы. Ей хотелось рассказать о видении Эмгару, но яростный взгляд и небрежно брошенные слова:

— Я прикажу выпороть тебя! — заставили её передумать. Тяжело вздохнув, девушка опустилась в кресло.

Толпа роптала, безмолвное сожжение не произвело на них должного впечатления, совсем не этого они ожидали от казни.

— Истинная жрица Теней, — вдруг произнесла Ларента, поднимаясь со своего места. — Только дети Сардимит способны выдержать огонь, не издав ни звука. На вашем месте, отец, я бы щедро отблагодарила нашего Верховного Служителя, за то что, он безошибочно определил ведьму.

Эльвин полюбила этого парня с первого взгляда.

В самом захолустном районе Сатиора, разместившемся на окраине города, а точнее, — в трактире "Лунная Гавань", где работала девушка, он появился впервые пару недель назад. И с первого взгляда завладел её сердцем.

Но вот беда, как ни тщилась бедняжка произвести на него впечатление, все её старания оставались без внимания, он будто бы и не замечал её вовсе. Однако, безразличие полюбившегося юноши только сильнее разжигало крепнувшие с каждым днём пылкие чувства девчонки. Заступая на смену, Эльвин молила Эола, чтобы тот привел предмет её страсти в "Лунную Гавань". Без конца искала его глазами среди постоянных посетителей, а обнаружив, с нескрываемым интересом изучала черты мужественного лица, любовалась крепким телом и мечтала оказаться в его объятиях.

Однажды, прислуживая в зале, девушка совершенно случайно услышала, как Ромин, местный пьянчуга, подсев к предмету её воздыхания, спросил как того зовут, давясь еле ворочавшимся от выпитого языком. Парень неохотно представился, после чего дал понять, что не желает далее продолжать беседу, — и пьянчуга был вынужден отвалить. Девушка, несмотря на всю неприязнь к Ромину, была благодарна непутевому за этот вопрос: в этот момент, наконец-то, безымянный возлюбленный обрел имя — Дэрилл. "Странное, совсем не сейдарийское имя", — удивлялась Эльвин. Но смуглая кожа, карие глаза, а также темная щетина волос, которая покрывала почти лысую голову молодого человека, выдавали в нем коренного жителя юго-восточного королевства — Сейдарии. С той же легкостью, с какой Эльвин полюбила Дэрилла, она влюбилась и в его непривычное имя, шептала его, как молитву, перед сном. Тогда она еще не знала, что ждет её впереди.

Тем вечером, по обыкновению устроившись за большим дубовым столом в центре зала, Дэрилл попивал крепкий эль в гордом одиночестве. Он вообще держался особняком, ни с кем не общался, а любые попытки обращений к нему пресекал на корню, отвечая короткими фразами с явным недовольством в голосе. Это не являлось из ряда вон выходящим, многие посетители "Гавани" вели себя точно так же.

Вот только в этот раз Дэрилл всё чаще и чаще бросал в сторону Эльвин загадочные взгляды, дарящие ей радостную надежду.

Близилась ночь, однако завсегдатаи "Гавани" не спешили покидать своих мест. Многие из них уже напились в стельку и мирно спали на своих местах, а оставшиеся продолжали обжигать глотки крепкой выпивкой, изредка отрыгивая ругательства по поводу дороговизны их любимого пойла.

До конца смены Эльвин оставалось совсем немного. Она вновь бросила мимолетный взгляд в сторону приглянувшегося ей паренька и обреченно вздохнула — Дерилл словно сквозь землю провалился, а на столе после него осталась опустевшая деревянная кружка и плата за выпитый эль.

— Ну, хоть всегда платит, — печально промолвила девушка, сгребая медные монеты со стола в подставленную "лодочкой" ладонь.

— Эй, красавица! Эля старому моряку, — прокричал седой старик за соседним столиком, стукнув пустым стаканом по дубовой поверхности. Эльвин направилась к стойке, находившейся в противоположном конце зала. Как обычно, по другую сторону этой важнейшей части трактира заправлял хозяин заведения, отпуская пенящиеся кружки. Привычная суета ее отвлекла.

Остаток смены пролетел незаметно, девушка ловко передвигалась между столами, разнося выпивку и не забывая брать плату. К счастью, в этот вечер не было проблемных посетителей, а значит не было драк и разбитой посуды.

Эльвин покинула трактир, когда огромная луна взошла над Сатиором и на город опустилась ночь. Тихонько прикрыв дверь, девушка быстро огляделась и тут же заспешила по каменной опустевшей мостовой, вдоль которой громоздились убогие Фахверковые дома. И вот, когда она уже почти миновала подозрительный переулок...

— Эльвин, — окликнул её отдаленно знакомый мужской голос. Девушка вздрогнула и остановилась, всматриваясь в темноту арки, нависшей между домами, откуда прозвучало её имя. Девятнадцатилетняя, загорелая, черноволосая молодая женщина отступила подальше от пугающей темноты и спросила:

— Кто ты?

В арке что-то шевельнулось, и из темноты на освещенную лунным светом улицу вышел среднего роста парень в кожаных узких штанах и тряпичной безрукавке с высоким воротом, обнажающей широкие сильные плечи и мускулистые руки.

— Дэрилл, — облегченно удивилась девушка, узнав такое знакомое лицо, и тут же забеспокоилась, — тебя ведь так зовут?

— Да, — кивнул он в ответ. Глаза блеснули уверенно и решительно, контрастируя с полутенями, играющими на лице от колыхания листьев близ растущего дерева, на которое сегодня Луна не пожалела своего света.

— Откуда ты знаешь мое имя? — спросила девушка, изучая красивое лицо молодого человека. "Вблизи он чертовски хорош", — мысленно заключила она, не осознавая, что уже попалась в ловушку.

— Я давно за тобой наблюдаю. Пойдем, — тихим, будоражащим наивное девичье сердце голосом произнес новый знакомый, нежно взяв Эльвин за руку и потянув девушку в арку. От соприкосновения рук по телу пробежала приятная дрожь. Эльвин не могла поверить в реальность происходящего. Будь на месте Дэрилла кто-то другой, она давно бы бросилась прочь, но этот парень словно околдовал её. Сейчас с ним она готова была идти хоть на край света.

— Куда мы идем? — всё же спросила она, когда они вышли из арки на соседнюю улицу.

— Скоро узнаешь, — последовал короткий ответ. И вновь его приятный голос будто всколыхнул все её сознание, добавил огня в и без того пылавшее сердце.

Пара прошла еще пару улиц и оказалась возле городской стены, за которой начинался лес. Эльвин прекрасно знала, что этот узкий проулок ведет в тупик, но Дэрилл так уверенно вел её за собой, что девушка не решилась сказать об этом. Сделав еще десяток шагов, они остановились возле раскидистого, заросшего листвой кустарника. Он, казалось, торчал прямо из стены. На противоположной ему стороне улицы высился полуразвалившийся заброшенный дом, — когда-то в нем может, и жили люди, но ежегодные набеги Теней явно давно уже лишили этот дом законных владельцев. Большинство соседних хибар так же пустовало: редко кто решался жить на самой окраине возле городской стены. Этот район считался самым опасным, так что даже стража старалась обходить его стороной.

Дэрилл аккуратно развел руками в разные стороны ветки кустарника, открыв взгляду девушки метровое отверстие в стене, заполненное непроглядной тьмой.

— Что это? — Дурман, что окутывал сознание Эльвин, внезапно испарился без следа. Его место занял панический ужас. "Что я здесь делаю? Кто этот человек, что он от меня хочет?"— вопросы лихорадочно возникали в голове девушки, не находя ответа, и тут же стираясь новыми.

— Не бойся, лезь туда, скоро всё узнаешь, — будто прочитав её мысли по изменившемуся лицу и сжавшейся фигурке, спокойно произнес парень. — Я пойду за тобой.

И снова магнетизм его голоса развеял все страхи и утихомирил панику, придав ей к тому же храбрости и решительности. Она понимала, что только что произошло, но это не трогало ее, не беспокоило. "Что за неведомую власть имеет он надо мной?" — только и подумала Эльвин, пролезая в темный проем, согнувшись чуть ли не пополам.

Через десятки неловких в темноте шагов, передвигаясь на ощупь все в той же скрюченной позе, девушка почувствовала, как на её талию ласково легли руки парня.

— Остановись, — шепнули его губы возле её левого уха. Девушка послушно замерла на месте. Она почти ничего не видела, но прекрасно ощущала близость Дэрилла. Руки парня так же нежно соскользнули с её тела. Послышались какие-то странные щелчки, а затем в темный тоннель тонкой полосой просочился мягкий луч света. Он разрастался и ширился по мере того, как стена, в которую уткнулись двое заблудших, медленно отходила вбок, открывая за собой просторный коридор, освещенный факелами, укрепленными на стенах.

— Где мы? Что это за место? — изумленно оглядываясь по сторонам, спросила Эльвин, когда они сделали еще пару шагов, и оказались уже на каменном полу таинственного помещения.

— Мы внутри городской стены, еще немного, и мы будем на месте, — Дэрилл внимательно осмотрел девушку, словно решая, годится ли она для отведенной им цели. Затем, видимо, взвесив все её достоинства и недостатки, и еще раз убедившись, слегка кивнул, приглашая следовать за ним.

— Куда ты меня ведешь? — Изумление девушки вновь перешло в беспокойство.

— Еще немного потерпи и всё узнаешь. — Снова успокоил ее провожатый.

Те несколько минут, проведенных в лабиринтах подземных ходов под городской стеной, показались Эльвин вечностью. Путники то спускались по лестницам вниз, то вновь поднимались, натыкались на многочисленные развилки, шли то налево, то направо, то прямо. Казалось, Дэрилл точно знал, куда ведет свою спутницу, всегда безошибочно уверенно выбирая нужное направление. Наконец они уперлись в тупик, как на первый взгляд показалось девушке. Но её проводник тут же рассеял сомнения, — присев на колени возле стены, парень произвел несколько ловких движений руками, и вновь сработал некий механизм, и стена тут же поползла в сторону. Эльвин почувствовала, как в прохладу катакомб вторглась духота сейдарийской ночи.

Поляна, на которую вывел их Дэрилл в конце недлинного пути за пределами городских стен, находилась на опушке леса, в центре её, ярко освещенный полной луной, возвышался языческий памятник в виде столба, украшенного незамысловатым барельефом: двое влюбленных слились в единое целое своими непропорционально удлиненными, вытянутыми по всей длине столба, телами. Изображённые на колонне мужчина и женщина настолько сильно сплотились в тесном объятии, что, казалось, даже влипли друг в друга, став единым целым. Извиваясь к небу словно две змеи, они вскидывали вверх продолговатые лица, искаженные сладострастием. И лишь их тени, хотя скорее всего — души, поднимались еще выше, изваянные до самой вершины столба. Целомудренно, нежно глядя в глаза друг друга, они соприкасались губами в невинном, но таком искреннем, непрерывном в веках поцелуе.

— Послушай, — спросил замершую девушку Дэрилл, — ты знаешь, что это за место?

— Какая-то священная для староверов поляна, не знаю... мне страшно, зачем мы пришли в лес? Тут могут быть Тени.

— Не бойся, после сожжения жрицы, они вряд ли сунутся близко к городу. Наш благородный правитель Эмгар позаботился о безопасности жителей Сатиора. Но не для того, чтобы восхвалять его, я привел тебя сюда, к почитаемой староверами реликвии. Знаешь, я давно наблюдаю за тобой, и за это время я понял, что ты предназначена мне судьбой. Ты та, что послана мне самим Эолом. Ничего не говори, просто выслушай. — Остановил он движением ладони вопросы, готовые сорваться с губ Эльвин. — Ты права — это священное место. По преданию, если во время полнолуния провести ночь вблизи от этого изваяния, — Дэрилл указал на столб, — души влюбленных свяжет навечно истинная любовь, никакая разлука не будет страшна этим двум счастливцам и они вечно будут верны друг другу. Их жизнь будет долгой и блаженной.

Сказав это, юноша притянул к себе обомлевшую от его неожиданной речи девчонку и поцеловал. В первый момент Эльвин даже не могла решить, что ей сейчас делать и как себя повести, но в итоге просто сдалась, поддавшись его страстным ласкам и пробуждающемуся в ней древнему, как мир, зову плоти. Как же долго и как же давно она об этом мечтала...

В лесу, средь дико растущих гранатовых, миндальных и лимонных деревьев, колючего дрока, тимьяна и розмарина, неподалёку от обнаженной влюбленной пары, сплетающейся в страстных объятиях на мягкой душистой траве, прямо из воздуха возник небольшой дымовой сгусток фиолетового цвета. Он появился внезапно, словно прибыл сюда из потустороннего мира. В следующий миг он вытянулся вдоль, обретая форму червя, и заскользил по траве в сторону любовников.