Сын Лили Поттер (джен)

«Распределение. Распределение-распределение-распределение»

С каждым часом приближался Тот Самый День, которого Гарри сейчас боялся больше всего на свете.

«Рас-пре-де-ле-ни-е»

Несмотря на совет профессора отложить выбор факультета, Гарри не мог не думать о том, в какой из них ему все-таки хочется попасть. «Факультет станет для вас домом» — говорилось в «Истории Хогвартса», и его можно было выбрать, как сказал профессор Снейп, а значит, Гарри должен очень, очень хорошо над этим подумать. Это как с цветом обоев в комнате — если есть возможность выбирать, зачем красить стены в розовый?

Поэтому Гарри думал.

Мысль о Слизерине он отверг достаточно быстро, несмотря на то, что его деканом тогда был бы профессор Снейп. Точнее, то, что профессор был еще и деканом, как раз и составляло проблему. Гарри хотел быть его другом, а если он будет и его учеником, и подопечным, да еще и постоянно будет стараться проводить с профессором время, то это будет выглядеть так, как будто он набивается в любимчики. А если просто иногда заглядывать в гости, то, может, никто и внимания особо не обратит, что Гарри наведывается в подземелья. Но даже если забыть о проблеме «профессор-декан», то основная цель попавших на Слизерин — власть и стремление командовать другими. Это интересно, признавал Гарри, но не обманывался насчет того, что не знает, как управлять людьми, и боялся, что станет одним из тех, кем управляют. Пока ему лучше вообще избегать слизеринцев.

После Слизерина Гарри взялся за Пуффендуй. Первая мысль, пришедшая к нему в голову, снова была словами профессора Снейпа — «будь готов к упорному труду», и заставила его поморщиться. Гарри не был лентяем, но и отдыхать ему нравилось, тем более что у Дурслей это редко удавалось. И вообще все указывало на то, что пуффендуйцы стремятся к общению, — верные друзья, взаимовыручка и всё такое. Завести друзей Гарри был бы не прочь, но немножко позже. Как-нибудь потом, когда он привыкнет к тому, что так много людей вокруг, поймет, как вообще ведут себя другие дети-волшебники. У него появился шанс начать все с чистого листа, не хотелось бы всё испортить в первый же вечер.

Почти по той же причине был решительно отвергнут Когтевран — возможность оказаться среди отстающих на «факультете умников» была почти равносильна тому, чтобы быть одиночкой-пуффендуйцем. К своим успехам в учебе Гарри относился с истинным безразличием твердого середнячка, зная, что мог бы учиться и лучше, но предпочитая не напрягаться — ему и дома хватало проблем. Может, в Хогвартсе будет полегче, но пока на место отличника-всезнайки лучше не замахиваться...

Так что к концу августа у Гарри в голове творился настоящий бедлам. По всем признакам лучше всего ему было бы пойти в Гриффиндор — быть смелым, как мама, верным своим принципам и своему слову, — все это было очень привлекательно. Факультет честных и отважных, да. Но и остальные факультеты были ничуть не хуже! Порой он начинал бояться, что, если откажется от Слизерина, то потеряет возможность общаться с профессором Снейпом: вдруг тот не разрешит студенту-гриффиндорцу посещать его во внеурочное время? И найти друзей все же очень хотелось, а Пуффендуй для этого подойдет как нельзя лучше, и так же сильно хотелось знать все на свете, а где лучше всего учиться, как не в Когтевране? Гарри менял решения и факультеты по десять раз на дню, стал ужасно рассеянным и, чем ближе становилось первое сентября, тем хуже Гарри себя чувствовал.

И вот настало тридцать первое августа. Это был последний тихий день школы, и последний ужин с учителями в Большом зале. В этот раз к ним присоединились и призраки факультетов. Гарри видел иногда молчаливые серебристые тени в коридорах, вежливо здоровался с ними, но факультетских привидений еще не встречал. Кроме призраков за столом было еще много интересных людей — например, гигант Хагрид, Хранитель ключей и лесов Хогвартса, который радостно поприветствовал Гарри и после краткой беседы взял с него обещание, что тот как-нибудь заглянет в гости. Мальчик с удовольствием согласился — добродушный лесник ему понравился.

Или вот профессор Стебль, очень веселая леди, рассказывавшая забавные истории про какую-то теплицу номер восемь. Или профессор Флитвик, который весь ужин вел яростный научный спор с директором Дамблдором, иногда взмахивая палочкой и сотворяя прямо в воздухе огненные руны. Директор только усмехался, развеивал руны профессора и чертил свои собственные, отчего профессор Флитвик смешно подпрыгивал на своем высоком стуле и с новыми силами бросался в атаку, как шпагой рассекая воздух волшебной палочкой.

Приехала и профессор МакГонагалл. Она расспросила Гарри о лете и профессора Снейпа о Гарри. Пообещав позднее побеседовать с каждым из них в отдельности, профессор поделилась историями о визитах к другим магглорожденным и маггловоспитанным ученикам. Гарри с облегчением узнал, что будет не одинок в своем непонимании магического мира, и подумал, что учиться на факультете с таким деканом, как профессор МакГонагалл, было бы совсем неплохо, но тут же прогнал из головы мысли о распределении. Нечего еще больше себя запутывать, завтра все равно все разрешится.

В общем, ужин прошел шумно и весело. Профессора громко переговаривались друг с другом, обмениваясь новостями, которые Гарри не очень интересовали, но иногда кто-нибудь из них обращал внимание на Гарри и наколдовывал что-нибудь забавное, чтобы развеселить заскучавшего ребенка. Поэтому из-за стола Гарри вылез объевшимся, сонным, с невозможной формы очками, которые к тому же переливались разными цветами радуги, огненно-рыжими волосами, с гигантскими львом и змеей на мантии, которых наколдовали профессор МакГонагалл и профессор Снейп, и, как Гарри подозревал, на его спине почти наверняка разместились барсук и ворон. Профессора заверили его, что все это великолепие к утру исчезнет, и Гарри украдкой вздохнул. Он был бы не прочь оставить пламенеющие рыжим волосы.

Но прежде чем кто-нибудь успел выйти из Большого зала, дверь открылась и в зал стремительно вошел мужчина в дорожной мантии. Кое-кто из профессоров ахнул, а Хагрид приветственно взревел:

— Люпин! Сколько лет!..

— Здравствуй, Хагрид, — мужчина, которого Хагрид назвал Люпином, тепло улыбнулся ему и коротко поклонился всем остальным. — Добрый вечер. Прошу прощения за столь поздний визит, но мне крайне необходимо поговорить с вами, директор Дамблдор.

Вдруг он втянул носом воздух и резко повернулся в сторону Гарри. Его взгляд остановился на лице мальчика, и Гарри, приготовившись к атаке вопросами, дружелюбно улыбнулся. Но мистер Люпин отшатнулся, неловко взмахнув руками, и несколько секунд только открывал и раскрывал рот.

— Гарри! — наконец воскликнул он. — Что у тебя с волосами?!

Тут настал черед Гарри в недоумении уставиться на странного мужчину. Он спрашивал так, как будто они сто лет знакомы, и он спросил про волосы. Не про мантию в гигантских факультетских символах, и даже не про кошмарно сверкающие очки. Мальчик растерялся, не зная, что и ответить, но ему на плечо неожиданно легла тяжелая рука — это незаметно подошел профессор Снейп, встав у него за спиной. Гарри слегка улыбнулся.

— Что ты тут делаешь, Люпин? — холодно спросил профессор. В его голосе Гарри с удивлением различил отголоски тщательно скрытой ненависти. Мистер Люпин не показался Гарри плохим человеком, пусть он и вел себя немного странно, но профессору он явно не нравился.

— Северус? — взгляд мистера Люпина переметнулся с Гарри на руку профессора Снейпа, все так же сжимающую плечо мальчика. На его лице отразилось изумление пополам с недоверием, а губы кривила сдерживаемая улыбка. Он, кажется, снова потерял дар речи.

— Ремус, мальчик мой, какой неожиданный сюрприз! — вмешался в немую сцену директор Дамблдор, и Гарри мысленно поблагодарил его. Рука профессора сжимала плечо очень уж крепко, а после слов директора тот будто опомнился и разжал пальцы. — Что привело тебя в Хогвартс?

— Вообще-то, я здесь из-за Гарри, — растерянно произнес мистер Люпин, — я не знал, что он уже в Хогвартсе...

— Потому что это никоим образом тебя не касается, — перебил его профессор Снейп, и в этот раз злость отчетливо прорывалась в его голосе. Гарри напрягся — ситуация приобретала все более неприятный характер.

— Северус, не горячись, — тут же пресек на корню возможную ссору директор. — Ремус, Северус, Гарри, почему бы нам не подняться ко мне в кабинет и не обсудить твои, Ремус, вопросы, раз уж они касаются непосредственно присутствующего здесь человека?

— Но почему Северус?.. — тут же попытался возмутиться мистер Люпин.

— Я тебе сейчас объясню, почему я, Люпин, — голос профессора уже больше напоминал шипение. Его рука отпустила плечо Гарри, и в тот же миг директор Дамблдор взмахнул палочкой.

— Что за ребячество! Какой пример вы подаете Гарри, — сердито произнес директор, потрясая двумя зажатыми в левой руке палочками, и указывая своей то на профессора Снейпа, то на мистера Люпина. — Ко мне в кабинет, немедленно!

Гарри с огромным удивлением наблюдал, как мужчины молча подходят к директору, чтобы забрать у него палочки, бормочут невнятные извинения насчет причиненного беспокойства и выходят из зала, не глядя друг на друга.

Профессор МакГонагалл, подошедшая к директору, только покачала головой.

— Поторопитесь, Альбус, как бы они и вправду в холле дуэль не устроили.

— Разумный совет, Минерва, — усмехнулся директор и поманил Гарри за собой. — Пойдем, Гарри.

— Спокойной ночи, — он попрощался с профессорами, поклонившись, и вприпрыжку кинулся след за директором Дамблдором, который стремительным шагом направлялся к выходу из Большого зала. За его спиной слышался нарастающий гул голосов.

К счастью, все обошлось. Профессор Снейп и мистер Люпин стояли холле, подчеркнуто не смотря друг на друга, но и не поворачиваясь друг к другу спиной. Когда директор Дамблдор и Гарри вышли из зала, они синхронно повернулись на звук открывшейся двери, и Гарри подавил смешок. Он только что обратил внимание, насколько непохожи профессор и мистер Люпин, прямо день и ночь. Мистер Люпин в светлой запыленной мантии, и профессор Снейп в черном строгом одеянии без единого пятнышка. У мистера Люпина волосы светло-русые, а у профессора — черные, как смола. У профессора даже глаза черные. А у мистера Люпина? Кажется, светлые. Гарри не успел разглядеть.

Поднимаясь по лестнице следом за директором, Гарри буквально чувствовал, как его затылок сверлят взгляды идущих позади мужчин. Он неловко дернул плечом, но оборачиваться не стал. Так, в гнетущем молчании, они добрались до кабинета директора. Скрежет отодвинувшейся горгульи, открывшей проход на спиральную лестницу, в тяжелой тишине резанул по ушам, и Гарри вздрогнул от неожиданности.

В самом кабинете с прошлого визита Гарри ничего не изменилось. Дремал на своем насесте Фоукс, издавали тихие мелодичные звуки загадочные серебряные и золотые устройства на каминной полке, похрапывали на стенах портреты. Гарри показалось, что пахнет чаем и бисквитным печеньем, и довольно просторная комната показалась вдруг маленькой, уютной и безопасной. Она показалась вдруг чем-то надежным, словно была неизменна за сотни лет до появления Гарри здесь, и останется такой же спустя еще сотни, что бы ни происходило за ее дверью.

Но это удивительное чувство было в один миг развеяно грохнувшей за спиной дверью. Гарри испуганно развернулся, и увидел, что мрачный, как никогда за все время их знакомства, профессор Снейп скрещивает руки на груди, всем своим видом показывая, что отвечать ни на какие вопросы мистера Люпина не намерен и вообще желает уйти. Но директор Дамблдор словно бы ничего не заметил.

— Проходите, присаживайтесь у камина, — с этими словами он взмахнул палочкой, создавая рядом с уже стоящими креслами еще два. — Чаю?

— Мы только что ужинали, Альбус, — резко ответил профессор, усаживаясь в самое дальнее кресло. Гарри занял место в кресле, стоящем по его левую руку, и, к его удивлению, в соседнее сел мистер Люпин.

— Я полагаю, что в разговоре, который сейчас пойдет, чашечка чая будет нелишней, — заметил директор и хлопнул в ладоши. На столе появился чайничек, чашки с блюдцами и несколько маленьких тарелочек с сладостями. От чайника отчетливо пахло мелиссой, мятой и немного — ромашкой. Профессор Снейп раздраженно хмыкнул, но первым налил себе чай. Немного помедлив, за чайник взялся и мистер Люпин, вежливо предложив налить и Гарри.

Только когда все взяли себе по чашке, директор начал говорить.

— Как я уже сказал, я догадываюсь, о чем пойдет разговор, Ремус. Ты не раз поднимал этот вопрос, и каждый раз я просил тебя обождать. Мы оба знаем аргументы друг друга, сложившаяся ситуация не позволяла ни мне, ни тебе сдвинуться с мертвой точки, но теперь обстоятельства изменились, я признаю это. Но я не знаю, изменились ли твои намерения.

— Вы знаете, что нет, директор! — горячо воскликнул мистер Люпин, и, кажется, смутился своей вспышки. — Вы знаете, кем были для меня Лили и Джеймс, и если бы не... Если бы не те обстоятельства, которые не позволяют мне, я бы с радостью взял на себя опеку над Гарри. Разумеется, я не мог этого сделать. Но даже этого оказалось недостаточно, и вы настоятельно просили меня не искать встречи с Гарри, пока он не пойдет в Хогвартс, якобы для его же собственной безопасности, и я не сделал этого, хотя мог бы найти его даже на обратной стороне Луны, если бы захотел!..

Голос мистера Люпина постепенно становился все сильнее, хотя он сам явно не замечал этого. Гарри не мог сказать, что он кричал — вовсе нет, но, тем не менее, что-то в его тоне, в том нажиме, с которым он говорил, заставило мальчика поежиться.

— Поэтому я хотел бы знать, почему Гарри уже месяц живет в Хогвартсе, а вы даже не подумали сообщить мне об этом?

Мистер Люпин сидел, слегка наклонившись к Дамблдору, сжимая в руке забытую чашку. Гарри перевел взгляд на его лицо, напряженное, сердитое, и почувствовал легкий прилив благодарности. Этот человек, которого он видел в первый раз в своей жизни, думал о нем, и беспокоился о нем на протяжении стольких лет! И, похоже, примчался в Хогвартс, как только узнал, что Гарри здесь. Это было так странно. Но почему директор не разрешал им встретиться?

Директор Дамблдор, пристально смотревший на мистера Люпина во время его речи, вздохнул и перевел взгляд на чашку, которую держал в руках.

— Я думаю, я должен объяснить ситуацию Гарри и Северусу. Дело в том, Гарри, что мистер Люпин был давним другом твоих родителей, одним из самых близких... — в этот момент профессор Снейп что-то негромко сказал. Гарри не понял, что, но директор сделал секундную паузу, метнув взгляд поверх очков на профессора, и продолжил, — но однажды стало известно, что кто-то из их ближайшего круга собирается предать их Волдеморту. Как ни больно это признавать теперь, но в то время подозрение пало, помимо прочих, и на Ремуса. После того, как твои родители погибли, и настоящий предатель открыл себя, все подозрения с Ремуса были сняты, разумеется, но тогда за ним стали следить те немногие Пожиратели и их последователи, которые стремились добраться до тебя, Гарри.

На это Гарри только пожал плечами. Он уже понял, что было время, когда убить его хотели все, кому не лень, потому прежнего шока уже не испытывал и примерно догадывался, к чему ведет директор.

— Несмотря на то, что Министерство вряд ли признало бы мистера Люпина подходящим опекуном, существовала возможность неофициального опекунства, или просто его присутствия рядом с тобой, поэтому за ним пристально наблюдали. Спустя определенное время можно было бы позволить ему навещать тебя, но это все же было слишком рискованно, поэтому мы пришли к соглашению — подождать до твоего поступления в Хогвартс, когда тебе придется открыто войти в магический мир. И я ждал до последнего, Ремус, потому что Гарри было необходимо свыкнуться с мыслью, что он теперь волшебник, и узнать как можно больше о волшебном мире, прежде чем волшебный мир узнает о нем.

Гарри недоуменно нахмурился. Ему казалось, что он знает о волшебном мире ничуть не больше, чем в свой первый день в Косом переулке. Но тут же в памяти всплыли разговоры с профессором Снейпом и его замечания насчет манер, одежды, речи, и всяких мелочей, о которых Гарри бы и не задумался. Например, что ножны для волшебной палочки, которые Гарри приметил во время визита в лавку Олливандера, являются статусной вещью, указывающей на то, что волшебник владеет боевой магией или специализируется в Чарах или Трансфигурации, а чехол говорит о мирных занятиях его носителя — Зельеварении, Травологии, и тому подобных. Во время войн каждый носящий ножны считался потенциальным бойцом, которого можно было привлечь в ополчение, чехлы же всегда говорили о нежелании вступать в боевые действия. Существовали и правила-обычаи, касавшиеся крепления ножен и чехлов на предплечье, у бедра или хранения во внутреннем кармане на груди, но их Гарри помнил смутно. Студенты редко приобретали ножны, в основном чехлы, или вообще хранили палочки во внутренних карманах, как это делал сам Гарри. Да, оказывается, волшебный мир все же приоткрывает свои двери для маггловоспитанного волшебника. Неохотно, понемногу, но Гарри уж не отступит! Мальчик украдкой улыбнулся и кинул благодарный взгляд на профессора Снейпа, который, будто почувствовав, встретил его взгляд, и Гарри снова испытал то непередаваемое ощущение, будто смотрит в глаза ожившей кукле, а не человеку — до того пугающе пустыми они были. Такое бывало редко, но всегда пугало Гарри до полусмерти, хотя профессор, кажется, ничего не замечал. Гарри поспешно отвел глаза и уставился в собственную чашку.

— Я понимаю, — наконец, после недолгого молчания обессилено сказал мистер Люпин. — В любом случае, мне не доверят опеку, и вы вряд ли порекомендуете забирать Гарри на лето или навещать его. Но я могу проводить с ним хотя бы по паре часов в выходные здесь, в Хогвартсе? Если, конечно, он сам согласится. Гарри?..

Гарри слегка опешил. Он никак не мог привыкнуть к тому, что у него спрашивают, чего он сам хочет.

— А... Да, — наконец, пробормотал он. — Да, я согласен.

Надо хоть узнать, что он за человек такой. Расспросить про родителей... Профессор Снейп о них не очень любил говорить, только иногда отвечал на какие-нибудь вопросы, но никогда ничего не рассказывал сам, и Гарри перестал спрашивать.

— Ну что же, вот и ладно, — кивнул Дамблдор. — Значит, два часа в, скажем, субботу или в воскресенье, верно?

— Да, а точное время будем обговаривать с Гарри, — согласился мистер Люпин. — Гарри, у тебя есть сова?

— Нет, конечно, — растерянно ответил тот. Кому ему письма с совой отправлять, Дурслям, что ли?

— Вот как, — протянул мистер Люпин, повернувшись к мальчику и пристально глядя на него. «А глаза у него желтые», — вдруг подумалось Гарри. Конечно, они были просто светло-карими, но в свете каминного огня и пламени свечей казались двумя камешками из прозрачного янтаря. Гарри моргнул, и наваждение рассеялось.

— Ничего страшного. Будем пользоваться школьными совами, — заключил мистер Люпин. Гарри на это только пожал плечами. Какая разница — школьная сова или личная? Главное, чтобы письма доставляла.

— Значит, вы уже все решили? — вдруг раздался голос профессора Снейпа. — Вы позволите этому... Люпину, — он выплюнул его имя, будто оскорбление, — приблизиться к ребенку?

— А почему нет, Северус? — спокойно парировал директор, но из его голоса пропала вечная добрая нотка, — почему я должен запрещать ему видеться с Гарри, если они оба желают этих встреч? Отказать ему в этом только на основании болезни — жестоко и глупо.

— Значит, то, что Люпин опасен для окружающих — это глупо?

— Ты сам прекрасно знаешь, что Ремус может быть опасен только в определенные дни, в которые он все равно не сможет появиться в школе, Северус. Не обвиняй его в том, в чем нет его вины, — предупреждающе произнес директор Дамблдор, с укоризной глядя на профессора Снейпа. Тот в ответ скривил губы в презрительной усмешке.

— Что ж, директор, раз вы так доверяете своему ручному Люпину, то у меня более комментариев нет, — он с громким стуком поставил чашку на столики встал. — Гарри, идем. Режим и так уже безобразно нарушен, тебе давно пора спать.

Гарри тут же подскочил, торопливо ставя чашку на стол.

— Спокойной ночи, директор Дамблдор, мистер Люпин, — попрощался он и пошел к двери. За его спиной директор сказал: «Ремус, мальчик мой, еще чаю?»

Гарри вслед за профессором Снейпом вышел из кабинета директора и отправился в подземелья.

Это будет его последняя ночь в его собственной комнате.