Осколки битого стекла (гет)

— Здравствуй, дорогая, — целитель в лимонном халате дружелюбно улыбается и закрывает за собой дверь.

— Здравствуйте.

— Как ты себя чувствуешь? — он присаживается рядом на стул и смотрит. Изучает ее выражение лица, положение рук, позу, в которой сижу. Ищет признаки буйства.

— Неплохо, но с ванильным мороженым было бы лучше, — Дафна приподнимает краешек губ в улыбке. Целитель удивленно вскидывает брови.

— Ты понимаешь, где находишься?

— В Мунго. Отделение для ненормальных, да? — Кажется, целитель обрадован. Видимо, не часто с Дафной случаются такие просветления.

— Ты не ненормальная, девочка, просто впечатлительная, — он поправляет очки. Глаза блестят, и на мгновение Дафна думает, что радость искренняя, а не чисто профессиональная.

— Сколько я уже здесь?

— Пару месяцев, — он передергивает плечами. Признак лжи, она знает. Помнит из прошлой жизни, когда перечитывала всевозможную литературу о языке мимики и жестов, чтобы найти хотя бы иллюзорную надежду на взаимность Тео.

— А на самом деле?

— К вам каждый день приходят посетители. — Целитель меняет тему. Дафна считает это глупым. Она имеет право знать правду. Тем более что максимум через пару дней забудет. — Но сами понимаете, мы не можем их пускать, когда вы... — Слова «бьетесь в припадке» остаются непроизнесенными. Как будто приступов не бывает. Как будто. — Вчера заходил Гарри Поттер, — голос целителя подозрительно ровный.

«Прощупывает почву», — решает Дафна. Не может знать наверняка, что их с Поттером связывает. И, правда, что?

— Зачем? — Дафне интересно. Она не помнит, чтобы у них с Поттером были хоть какие-то отношения. Целитель снова пожимает плечами, видимо, и он не знает.

— Можно послать ему сову.

— Зачем? — снова спрашивает Дафна и прикусывает язык. Все же очевидно. Чтобы пришел, и она спросила, чего Поттеру нужно. — Наверняка, он занят, — тут же исправляется.

— На днях заходили ваши родители. — Целитель так быстро меняет темы, что Дафна не успевает. Ей кажется, что она слышит, как шестеренки в ее мозгу скрипят от напряжения. Просят масла, а она понятия не имеет, на какой период пришло просветление. — Они скучают.

— А я нет, — неожиданно вырывается у нее, и в следующую секунду Дафна осознает, что при слове «родители» внутри ничего не отзывается. При упоминании Поттера возникает и то больше эмоций. Застарелая боль почти неощутимо царапает ногтем, и все. Это они ее сюда сдали.

— Они не знали, что еще сделать, чтобы помочь. — Целитель заглядывает ей в глаза и пожимает ее руку своей теплой. Дафна поднимает на него взгляд и тонет в сочувствии и понимании. Она понимает, но принять не получается. Может быть, со временем... Которого возможно прошло и так уже слишком много.

— Я хочу побыть одна, — просит Дафна, отворачиваясь, — и ванильного мороженого.

— Если мистер Поттер...

— Пустите, — она перебивает, потому что слова становятся вязкой патокой. Они затягивают ее в глубину, топят своей бесполезностью и громоздкостью. Поступки важнее, взгляды искреннее, а слова не нужны. Их нужно запретить. Слова никогда не исцеляют, только ранят. Не нужны. Ни к чему. Мороженого.

* * *

В отличие от целителя Поттер входит громко, почти вваливается. Неуклюже закрывает дверь, озирается, приглаживает растрепанные волосы. Он кажется таким милым и беспомощным, что на миг Дафне мерещится, будто это она навещает его в больнице.

— Как ты? — Он мнется у двери, не решаясь подойти ближе.

— Почему ты ко мне ходишь? — Чем дольше Дафна на него смотрит, тем больше не понимает. Их ничего не связывает. Ни в прошлом, ни в настоящем. Так зачем? — Из жалости?

— Нет, что ты, — он засовывает руки в карманы и делает шаг вперед. — Ты не подумай, не хочу тебе надоедать. — Дафна приподнимает брови и улыбается. Милый, как пушистый котенок. — Просто... — Поттер разводит руками и опускается на стул в углу.

— Просто объясни, — она прислушивается к себе. Спокойна. Ей нравится это умиротворение. Можно даже сделать вид, что они сейчас в гостиной ее дома ведут светскую беседу от скуки и безделья. — Сколько уже пытаешься ко мне попасть?

— Пару месяцев, — отвечает сразу. Это он знает наверняка, поэтому не мнется. Значит, с причиной сложнее. Дафна перебирает пальцами шерсть на спине плюшевого медведя. Ее это успокаивает. — Я приходил не вовремя, когда ты не могла... — он запинается, опускает взгляд, — спала. — Она кивает. Ей приятна его трогательная забота. — Тебе лучше.

— Возможно. — Дафна не хочет говорить о себе. По крайней мере, не о здоровье точно. — Но ты не ответил на главный вопрос: зачем ты приходишь?

— Ты спасла мне жизнь в битве. — Он вздергивает подбородок и смотрит прямо в глаза. Ждет реакции. А какая она должна быть? Дафна почти ничего не помнит. Она пожимает плечами. — Оттолкнула в сторону и чуть не погибла сама. — Синий свет вспыхивает перед глазами. Кто-то куда-то бежит, все кричат, спотыкаются, падают. Хаос. Громкий крик и звук упавшего тела. Кажется, это была она.

— Я хотела умереть, — неестественный надтреснутый голос будто совсем не ее. Дафна отчетливо вспоминает желание раскинуть руки и испариться. Получить смертельное заклинание в грудь и улететь на небеса. Она не помнит, почему и зачем, но помнит отчаяние, боль и одиночество. Ей плохо, ей холодно, совсем не хочется жить.

Дафна обхватывает колени и раскачивается из стороны в сторону. Сердце бьется в грудной клетке в бешеном ритме. Еще чуть-чуть и оно сломает ребра и выпрыгнет наружу. Прямо в руки Поттеру. У того наверняка будет забавное выражение лица.

Правильно, нужно отвлечься, иначе снова приступ. А ей ведь совсем не хочется. Она только пришла в себя. Может говорить, строить логические цепочки, даже вспоминает. Нужно оттянуть приступ, переждать, выстоять.

— Говори что-нибудь, неважно что. О погоде, музыке, людях. Только не о войне.

И Поттера прорывает. Он собирает какую-то околесицу о свадьбах на каждом углу, смехе и радости. О новинках «Вредилок Умников Уизли» и об открывшемся магазине цветов в конце Диагон аллеи. Зачем-то добавляет, что не женился на Уизли, ушел по уши в работу. А потом все по новой. Мысль о несостоявшейся свадьбе Поттера назойливо зудит в голове, постепенно рассеивая сумрак перед глазами. Дафна слышит абсолютно все, но именно это фраза занозой врезается между лопаток.

— Почему ты не женился? — Поттер поворачивается к ней. Он удивлен, что она и правда слышит его болтовню. Дафна все также раскачивается, но уже не слышит шума в голове и смотрит в глаза Поттеру. Воспоминания перестают давить на виски, уходят на задний план. Реальность принимает четкие очертания. Дафна чувствует безразличие. Механическое спокойствие куклы, но лучше так, чем томительное беспокойство, спиралью закручивающееся под ребрами.

— От нас все ждали скорой свадьбы, но мы еще молоды, а возможностей так много, что было бы расточительством кидаться с головой в семейную жизнь так же, как когда-то бросились в борьбу со всем темным и опасным. Мы просто решили взять от жизни по максимуму, пока можем.

— Это она так решила? — Поттер горбится и не поднимает взгляд, сжимает угол стула. Такой сильный, такой уязвимый.

— Мы оба. — Он резко встает, почти подпрыгивает. — Мне пора. Работа. — Короткие отрывистые фразы бьют по ушам. Он расстроен. Его до сих пор грызет решение Уизли. Поттер слишком привык поступать так, как от него ожидают. Герой, пример для подражания, несчастный человек. Он уже открывает дверь, когда Дафна его окликает.

— Не надо. Не приходи ко мне больше. Ты не обязан. — Поттер кивает и выходит за дверь.

Дафна еще долго на нее смотрит, будто ждет, что Поттер передумает и снова зайдет.

Сегодня прекрасный день. Она понимает, где находится, и помнит, кто такая. Большая удача, которой завтра может не быть. Она смотрит в окно, за которым светит яркое солнце. Настоящее ли оно — Дафна не знает, но протягивает руки навстречу и улыбается. Она не знает, когда еще ей выпадет такая возможность.

Чем дольше она пытается понять свои приступы, проанализировать их природу и предотвратить, тем чаще они случаются. Поэтому ей остается только расслабиться и получать удовольствие от своего жалкого существования, пока целители ищут причину и способы лечения. Если еще ищут.

Дафна чувствует, как подступает тошнота и поворачивается к тумбочке. Берет кисть и чистый холст, щурится и делает пару штрихов. Рисует картину в воображении. Там, в голове, множество красок и движений. Неукротимая стихия. Там пылает огонь и рокочет ветер, кричат чайки и волны облизывают белый песок, расправив крылья, навстречу закату несутся фестралы.

Там свобода. Там жизнь. Там мечта.

Первые мазки ложатся неровно, но Дафна не унывает. Она прикусывает от усердия язык и рисует, не оглядываясь на условности. Творит то, что чувствует, так, как может. Она — центр мира, и каким он будет — зависит только от ее мазков.

Стены наступают со всех сторон. Словно издеваясь, потолок осыпается мелкой каменной крошкой. Темные волосы сразу покрываются белизной, будто проседью. Будто Дафна стареет на глазах. На своих собственных глазах. Снег в аду уже не кажется аллегорией из дурацких книг. Дафна горит, а потолок грозит обрушиться. Он хочет окунуть ее в пучину льдистого холода, чтобы не допустить, не выпустить за пределы палаты. Выкорчевать источник заразы на корню.

Она чувствует, как капли пота стекают за шиворот. Она боится. Липкий ужас обволакивает почки, печень, легкие. Страх добирается до сердца, и Дафна застывает. Безмолвно открывает и закрывает рот. Смотрит округлившимися глазами на дверь. И ждет неотвратимого. Сейчас придет Анубис и заберет в царство тьмы. Туда, где страшное чудовище сожрет ее только потому, что Маат весит больше зачерствевшего сердца, испещренного трещинами и ушибами.

— Нет! Нет! Нет! — она кричит, зажимая уши. Она не слышит ничего вокруг. Не слышит собственного голоса, только хрип, похожий на предсмертный. Она не заслуживает такой смерти. Это Тео, это все Тео. Это из-за него она такая. Ненормальная, изгой, прокаженная.

Любовь нельзя предавать, она обращается против любящего. Она изводит изнутри, сверлит, скребет, воет. Сводит с ума и разрушает. Любовь — самое темное и низменное чувство. Потому что самое сильное и светлое. Нет ничего лучше любви, нет ничего хуже. Невзаимность отравляет. Земля под ногами становится токсичной, воздух смердящим, дождь кислотным.

Руки Дафны пузырятся. Они покрываются ядовитыми нарывами, кровь заменяет гной. Внутренности горят, будто кто-то поднес спичку. Испарения забиваются в ноздри, не пуская кислород. Она задыхается от запаха гниющей плоти. Своей плоти. И чувствует на языке привкус горелого мяса.

Она сумасшедшая. Дафна сумасшедшая. Она умирает. А возрождаться умеют только фениксы.

— Тео, ну, Тео. — Она дергает его за рукав, а он не замечает. — Тео! — топает ногой, почти отчаявшись привлечь его внимание.

— Чего тебе? — Он, наконец, морщится и смотрит на нее сверху вниз. Лучше бы не смотрел. Колючий взгляд не предвещает ничего хорошо. Так относятся к мебели или, на худой конец, к прислуге. Но Дафна его круга. Тео не имеет право так себя с ней вести.

Дафна изо всех сил сжимает виски. Сотни иголок впиваются в кожу с каждым вздохом все глубже. И зудят, зудят, зудят. Перед глазами расплываются белые пятна. Реальность ускользает, стирается. Зрение, осязание, слух, обоняние отключаются друг за другом. Она крот, выкинутый из норы под солнечный свет. Спотыкается и падает, натыкается на камни, разбивает локти и колени. Она бредет на тьму. Тьму ее воспоминаний. У Дафны есть только они. Пусть пугающие и сюрреалистичные, но настоящие. Слишком реальные, чтобы быть обманом. Слишком иллюзорные, чтобы быть правдой.

Ее Тео был хорошим. Милым, заботливым, добрым Тео. Самым лучшим, самым честным, самым преданным. Он любит ее. До сих пор любит, Дафна уверена.

— Помнишь наше детство? — Дафна выводит пальцем узоры на стекле. Незатейливые завитушки без особого смысла. Просто красиво. Ей нравится.

— Конечно, помню. Ты была очень милой пухлощекой малышкой, норовящей споткнуться на каждом углу, и мне приходилось бегать за тобой, чтобы потом не оправдываться перед нашими родителями. — Он улыбается и лучики маленьких морщинок расходятся паутиной от уголков глаз, а Дафне хочется лезть на стену. Неужели это все, что можно о ней помнить? — Эй, ты чего? — Он замечает перемену в ее настроении и чуть хмурится. Дотрагивается пальцами до подбородка, заглядывает в глаза. — Что не так, кнопка?

— Все не так! — В порыве безрассудного гнева кричит Дафна и вскакивает с места. — Ты не так, я не так, ничего не так! — Срывается с места, убегает. Кого только пытается обмануть? Тео в два прыжка догоняет и разворачивает Дафну к себе. Его горячее дыхание касается ее губ и становится невыносимо. Жарко, душно, обреченно.

Дафна сворачивается в кокон и жмурится до звезд под веками. Мгновение слишком прекрасно, оно не должно закончиваться. Нужно сохранить, запечатлеть, вырезать на сетчатке. Дафна замирает. А что если..? Она вскакивает с кровати, забывая, что видит только смутные силуэты. На ощупь ищет хоть что-нибудь острое: ножницы, пинцет, щипцы, хоть иголки. Тео слишком близко, эмоции слишком яркие. Все СЛИШКОМ. Пальцы цепляются за что-то шершавое, Дафна подпрыгивает. Вот оно, еще минутку. Сейчас! Подушечку пальца саднит и щиплет, но она упорно продолжает тереть выпуклость в надежде. На что?

Раскинутые руки, остекленевшие глаза и струйка крови, стекающая из уголка рта. Будто спящий, если бы не неестественная поза. Умиротворенный и даже почти радостный. Дафна падает на колени и бьет его в грудь.

— Ты не можешь. Не можешь... Не имеешь права! — Голос хрипит, но она не слышит. Она видит мертвого Тео, держит его еще теплую руку и не верит, что он бросил ее. — Мерзавец, сволочь, дурак! Вставай и иди! Ненавидь, унижай, но живи! Тео! — Сил не хватает. Спазм сдавливает горло, дыхание перехватывает, она медленно садится на пол и убирает челку с его лба.

Он не мог умереть. Только не Тео. Он всегда решает проблемы. Он всегда выиграет. Он всегда... С детства.

Дафна хватает себя за волосы и дергает, что есть силы. Из глаз брызгают слезы, но она не чувствует. Слезы оставляют мокрые дорожки на щеках, но Дафна видит распростертого на каменном полу Тео. Она не верит. Это галлюцинации. Не ее воспоминания, ведь Тео жив. Он любит ее, ждет ее. Дафна поправится, и они обязательно будут вместе. До самого конца.

— Поиграй со мной, — на одном дыхании выпаливает она, тут же испугавшись своей смелости. Он презрительно окидывает Дафну взглядом и усмехается.

— Нет.

Жесткое, металлическое, непререкаемое слово царапает сердце.

— Ну, пожалуйста, — голос звучит насколько жалобно, что Дафна хочет забиться в угол и не показываться. Его тон унижает, но Тео нужен ей. Вот прямо сейчас и никак иначе. Почему он отказывает, им же так весело играть в прятки вместе?

— Не унижайся, Гринграсс, противно смотреть, — он выдергивает из ее пальцев лацкан своего пиджака и уходит, не оглядываясь. А Дафна смотрит вслед и глотает слезы.

Оскорбительно и безжалостно, но ведь это не Тео. Какой-то чужой мальчик зачем-то притворяющийся им. Может, это какой-нибудь мальчишка-слуга, выпивший Оборотного? Сердце кричит: «Это не Тео!» Разум шепчет, что она плохо его знает.

Дафна задыхается. Образы сбивают с толку. Они слишком яркие, но не могут быть реальными. Это какое-то заклинание, вызывающее сумасшествие. Она помнит другого Тео, а этот... этот... Высокомерный засранец с гипертрофированным чувством превосходства. Разум упорно нашептывает, что Нотт таким и был, но сердце не выносит очищающей правды. Чувства заставляют вспоминать раз за разом их первый поцелуй.

— В какие игры ты играешь? — выдыхает Тео.

— Тебя они не касаются, — бросает Дафна ему в лицо. Она не собирается ему ничего объяснять. Девочка выросла.

— Уверена?

Дафна изгибает бровь и с трудом удерживает себя на месте. Обнять бы за шею, прижаться всем телом и поцеловать так, чтобы в воздухе заискрило.

— Что за банальности второсортного любовного романа? — Она демонстрирует безразличие, но понимает, стоит ему сделать шаг навстречу и вся показная бравада полетит низзлу под хвост.

Тео долго смотрит ей в глаза, она не в силах пошевелиться. Застывает восковой куклой, забывая дышать. Знает, нужно отвести взгляд от его губ и уйти. Пока еще можно сохранить крохи собственного достоинства. Но он не дает ей и шанса. Горящий взгляд не отпускает. И о чем думает? Хоть бы намекнул, они и так стоят без слов и движений непозволительно долго.

— Сюда могут войти в любую минуту, — зачем-то говорит она.

— Знаю, — и накрывает ее губы своими. Теперь уже хоть небо упади на землю, Дафна не заметит ничего вокруг. Имеют значение только эти губы, обжигающие до кости, руки, сковывающие тисками, мысли, испуганной птицей уносящиеся вдаль.

Дафна обнимает себя руками и улыбается. Ей хорошо. Пульс постепенно приходит в норму, дрожь унимается, дыхание выравнивается. Дафна засыпает. Приступы всегда отнимают много сил. Этот из числа безобидных, заканчивается без вмешательства целителей. Дафне хочется надеяться, что это признак улучшения. Лимонный чай, которым ее пичкают сердобольные сиделки, ей не нравится. Он кислый, как протухшее мясо.

Ей снится бескрайнее зеленое поле. Дафна ложится на траву и смотрит в небо. Жмурится от солнечного света и наслаждается. Видит как из облаков складываются пирамиды. Она уже не крот, тьма отступает. Душу наполняет любовь ко всему живому. Она протягивает руки и смеется во весь голос так, как никогда не смеялась. Дафна ощущает себя намного более живой, чем за последние годы. Спокойной, умиротворенной, любимой. Так, как будто Тео рядом.

Сквозь сон Дафна чувствует, как заботливые руки накрывают ее одеялом. Она надеется, что проснется завтра собой. И непременно нарисует что-нибудь египетское. Или может даже почитает! Во сне Дафна мечтает. Во сне Дафна счастлива, потому что боль и ужас отступают.

Чтобы вернуться в приступах и мучить снова. Несмотря ни на что Дафна еще верит, что каждый только закончившийся кошмар выворачивания ее кишок станет последним. Пока еще верит.

Ночь. Дафна не любит ночь. Шорохи, запахи, аллюзии на стыке реальности и бреда. Она прижимается лбом к оконному стеклу и смотрит вниз. Ненастоящее. На улице не бывает так темно и тихо. Будто люди вымерли, будто Дафна одна. Может, она умерла?

Дафна смотрит на свои руки. Такие же бледные и тощие. Не склизкие, не в трупных пятнах как у инфернала. Синяя вена на сгибе локтя судорожно бьется. Она жива. Тогда чистилище? Между светом и тьмой? Вот только Дафна — тьма.

Резкий свет бьет по глазам, она вскакивает и хватается за первое, что попадается под руку. Газета.

— Тише, тише, девочка, — целительница выставляет перед собой руки и чуть улыбается. — Все хорошо.

Дафна опускается на кровать и замирает. Она не знает ее. И не может доверять. Она щурится, присматриваясь внимательнее. В глазах рябит, «картинка» смазывается. Будто ее уводят насильно. Будто не хотят, чтобы она вспоминала. Будто Дафна на самом деле знает целительницу.

В мозгу раздается щелчок. Едва слышный, но набирающий силу с каждой секундой. Он превращается в оглушительный колокольный звон. Дафна падает, падает, падает...

Над головой солнце, под ногами комья грязи, а в руках то ли кирка, то ли лопата. Ладони стерты в кровь, наглая блондинка только ухмыляется и цедит мелкими глотками воду. Спасительную воду, которой так не хватает Дафне. Она тает, тает, тает...

В висках стучит кровь, гомон голосов раздражает. Легкомысленный смех, неуместное бахвальство, заискивающие ужимки. Дафна идет между людей так быстро, насколько позволяют приличия. Она хочет скрыться, чтобы не видеть никого. Особенно противных девчонок, не дающих ей выдохнуть свободно. Легкие сковывает стальной обруч корсета. В ушах стоит пронзительный издевательский смех. Смеются над ней, над Дафной Гринграсс. А она даже не может отвесить мерзавке пощечину, выдрать волосы, выцарапать глаза. Как кто-то смеет насмехаться над Дафной? Она злится, злится, злится...

Светлые волосы, голубые глаза, четко очерченные губы, прямой нос, высокие скулы. Идеальная нордическая красота. Такую хотят все, такая нравится всем, за такой все ухаживают. Она улыбается и кивает. Чистокровная мразь. Убить, убить, убить...

Из горла вырывается сдавленное рычание, Дафна подпрыгивает и кидается к колдосестре. Она должна ее обезвредить. Дафна чувствует силу блондинки и опасность. Перед глазами плывут круги, она сильнее сжимает руки на шее, но этого недостаточно. Дафна не думает, инстинктивно подается вперед и впивается сестре зубами в плечо. Вкус крови на языке вызывает головокружение и легкую тошноту. От железистого привкуса ломит зубы, но она терпит. Чувствует, как в груди поднимается эйфория. С кровью жертвы к Дафне перетекает ее сила, знания, опыт. Воспоминания.

Темные глаза. Влюбленный щенячий взгляд. Парень, стоящий на одном колене. Блеск бриллиантов. Кольцо. Обручальное кольцо. Улыбка. Торжествующий смех и пренебрежительная ухмылка.

Она пришла показать, какое Дафна ничтожество! Она пришла издеваться! Она пришла унизить и растоптать, будто того, что Дафна в Мунго недостаточно. Она пришла забрать единственное, во что Дафна еще верила.

Она пришла сказать, что забрала ее Тео.

Убить, убить, убить! Зубы впиваются в кость, ногти сдирают кожу с шеи. Дафна безумна. Ей все равно. Эта дрянь сама напросилась. Эта мерзавка получит по заслугам! А после... Дафна будет упиваться жалостью к себе и вспоминать Тео. Вспоминать, упиваться жалостью и ждать наказания. За глупостью всегда следует наказание.

Кто-то кричит, по коленям бьет каменная крошка, красный свет на секунду ослепляет, хотя Дафна и так ничего не видит. Ее отбрасывает к стене, и она ударяется затылком. Мир погружается в темноту. Снова наступает ночь. Дафна задыхается. Она видит бесовской оскал и злобный взгляд блондинки. Она обещает расправу, обещает убить. Откуда ей знать, что каждый день для Дафны — маленькая смерть. Каждый приступ — новая жертва. Каждый вздох как семь казней египетских.

Дафна уплывает. Еще один раунд за безумием. Оно поедом пожирает уязвленную душу. Оно отступает только перед самой древней магией. Самой странной и неизведанной. Самой непостижимой. Но Дафна не желает знать об этом. Отрицает и прячется за маской беспамятства. Убегает, пока ей это еще позволяют.

У Дафны дрожат руки и подгибаются колени. Остаются считанные минуты до того, как она выйдет к гостям. Первый бал. Первый выход в свет. Так волнительно!

Она будет скользить пальцами по перилам, спускаясь по лестнице. Прямая спина, высоко поднятый подбородок, надменный взгляд. Она должна быть такой. Царствовать надо всеми: пленять одним видом, поражать одним взглядом, влюблять одним прикосновением. Она Дафна Гринграсс — наследница внушительного состояния. Чистокровная, богатая, изысканная невеста. Толпы поклонников должны волочиться за ней по пятам, а девицы завистливо перешептываться в своих будуарах. Она Дафна Гринграсс, она должна быть лучшей.

Этого от нее ждут родителями. Так наставляет ее мама. Так хочется непослушному сердцу. Но в реальности все будет по-другому. Дафна понимает, хоть еще на что-то надеется.

Ладони потеет от скорой встречи с Тео, а не дебюта в высшем обществе. Дыхание перехватывает от страха, что ему не понравится платье или, что еще хуже, сама Дафна. Мышцы сводит судорогой от мысли, что она поскользнется, кружась с ним в танце. Слезы наворачиваются на глаза, стоит подумать, что он может прийти не один.

— Дочка. — В комнату заходит отец и улыбается. Дафна выпрямляется и присаживается в реверансе. — Какая ты все-таки хорошенькая. — Он треплет ее по щеке, рассматривая с ног до головы. — Не хватает только одной детали.

Дафна знает, о чем он говорит, и послушно поворачивается спиной.

— Семейная реликвия. — Ожерелье ложится на грудь, драгоценные камни переливаются всеми цветами радуги в свете свечей. — Еще вчера под стол пешком ходила, а теперь уже невеста. — Мистер Гринграсс утирает скупую слезу. — Через минуту можешь спускаться.

Вдох. Выдох. Дафна сжимает руки в кулаки, пытается собраться с духом перед прыжком. Первый шаг во взрослую жизнь. С сегодняшнего дня она сможет на равных разговаривать с Тео. Дебют. Она ждала и верила, что все изменится. Именно сегодня. Он увидит, какая она. Он откроет глаза, будто пробудится от долгого сна. Он рассмотрит сокровище, которое не замечал столько лет.

Вдох. Выдох. Дафна закрывает глаза. Детство подходит к концу с каждым движением. Гости увидят новую Дафну: взрослую, красивую, умную. Завидную невесту.

Она подходит к зеркалу и смотрит на себя будто со стороны. Простое кремовое платье, плотно обтягивающее фигуру, намекает, что придраться не к чему. Чуть покатые плечи, небольшая округлая грудь, тонкая талия и узкие бедра. Все при ней: тонкость костей, хрупкость, миниатюрность. Талию подчеркивает тонкая полоска тесьмы, чуть темнее самого платья, спускается каскадом по подолу и теряется в мелких складках сбоку. Чуть массивное для ее фигуры, но нарочито неброское ожерелье гоблинской работы подчеркивает ключицы и изящную шею. Камни подстраиваются под платье и отливают хрусталем и бирюзой, играя в локонах, намеренно не забранных в высокую прическу.

Сегодня она маленькая фея. Лесная нимфа, случайно оказавшаяся на празднике, по счастливой случайности устроенном в ее честь.

Дафна улыбается своему отражению и уверенным шагом идет к дверям. Ничто не испортит ее дебют, она искренне верит. Наконец Тео станет ее.

Перед глазами плывут красные пятна. Красива — красна — каленое железо. Дафна выгибается. Упирается ногами в кровать и почти встает на голову. Она мягкий, пластичный металл, плавящийся под ударами умелого мастера. Ей обжигающе больно, но скоро будет хорошо. Она хрупка и безвольна, она беспомощна, она открыта.

Она топит страх во вспышках боли. Дафну раздирают на части и собирают вновь. В тело втыкаются иголки. Проникают под кожу и крутятся, крутятся, сами по себе или повинуясь чужой воле. Ток пробегает по нервным окончаниям и она дергается. Выгибается на кровати, хватает ртом воздух и ждет избавления, облегчения, покоя. Да чего угодно. Она знает, что блаженное забвение придет, и ей неважно сон или смерть это будет. Уже неважно.

В висках кровь бухает набатом. Бац-бац-бац. Живи-умри-живи-умри-живи-СДОХНИ!

Дафна взлетает над скомканным постельным бельем и парит в воздухе. Невесомость. Она даже улыбается или думает, что улыбается. Во рту привкус крови и зелий. Время течет, жизнь изменяется, но не у нее. У нее есть воспоминания и боль, боль и воспоминания. Это она мазохистка или целители-садисты?

Она стоит на площадке у лестницы и смотрит на улыбающегося отца. Он протягивает ей руку. Дафна улыбается одними губами, вскидывает подбородок и делает шаг к мистеру Гринграссу. Еще один, еще, еще. Она смотрит ему в глаза, как подобает по этикету, но нестерпимо хочет поскорее обернуться. Увидеть, как глаза соперниц засверкают завистью, а парни замрут в восхищении.

Красивая, холодная, недосягаемая. Звезда. Такой представляет себя Дафна.

Отец берет ее руку и поворачивает к свету. Прежде чем сделать вдох, на секунду она замирает. Ступает во взрослую жизнь без колебаний. Это ее вечер, ее дом, ее праздник.

Дафна медленно спускается, глядя перед собой. Она не имеет права ударить в грязь лицом. Старшая сестра, первая невеста дома Гринграсс.

Дебют состоялся.

Она знает всех этих людей с детства, но теперь демонстрирует, что девочка выросла. Гадкий утенок оперился и готов выпорхнуть из родового гнезда.

Дафна снисходительно улыбается однокурсницам и ступает в зал. Вот он, момент истины. Где же Тео?

— Дафна, ты ослепительна! — Мальсибер появляется неожиданно, как всегда.

— Чего тебе? — Дафну мутит. Она не хочет с ним разговаривать. Он пустой, никчемный, ненужный. Когда же он наконец от нее отстанет?!

— Фи. Разве дама так выражается, да еще и на своем первом приеме? — он деланно кривится и тут же улыбается. — Даф, расслабься. Хочешь, я принесу тебе выпить? — Он заискивает, прогибается, а Дафне хочется хорошенько ему врезать.

— Дафна, дорогая, просто нет слов! — К ней подпрыгивают Милисента с Панси. Тупые курицы. Ни мозгов, ни манер, ни капли такта.

— Спасибо, Панси, Милисента. Вы и сами прекрасно выглядите. — Дафна улыбается краем губ, Мальсибер смеется в кулак. Никакого воспитания!

— Ты просто молодец, на твоем месте я бы тоже его игнорировала. — Первая порция яда Паркинсон проходит мимо. Дафна не понимает, что та имеет в виду.

— Не обращай внимания, он недостоин, — вторит Милисента, и Дафна оглядывается в растерянности. О чем они?

— Даф? — Она чувствует, что кто-то ее хватает за руку, но не понимает.

Тео! С другой! С ней! Как же так!

Хочется рухнуть на колени и зарыдать в голос. Зачем? Почему? Ради чего? На ее дебюте! Как он посмел! Но это Тео. Ему можно все. Сердце сжимается в бесформенный комок. Кажется, даже останавливается на долю секунды.

Он игнорирует ее. В очередной раз показывает, насколько она ему безразлична. И почему именно с ней? Почему с Фарли? Хочет показать, что Дафна слишком молода для него? Тогда Фарли старуха! На пять лет старше, а все еще не обручена!

Чего он хочет? Чего? Чего?!

Дафна пытается выглядеть равнодушной, но не уверена, что получается. Фарли виснет на Тео и заливается визгливым смехом, а он рад стараться. Руки целует, шампанское подносит. Дафне хочется выть от обиды. А еще лучше вцепиться в волосы мышиного цвета и рвать, рвать, рвать. Вместо этого она улыбается какому-то дряхлому лорду и кивает в нужных местах, совершенно не понимая, о чем он говорит.

Дафна молится Мерлину, чтобы этот вечер закончился. Триумф не состоялся, только очередное разочарование.

— Хорошо выглядишь. — Дафна глупо смотрит на сидящего рядом Поттера, озирается по сторонам, но все равно ничего не понимает. — Держи, это, кажется, твое. — Он протягивает ей лист бумаги, на котором яркой акварелью нарисовано солнце. Черное солнце, проткнутое раскаленным добела мечом. Это ее рисунок, но откуда тут Поттер?

— Зачем ты пришел? — Она начинает с главного. Или несущественного?

Он передергивает плечами и ерошит волосы. Как всегда лохматый и будто бы какой-то... Сморщенный.

— Могу уйти.

Дафна прищуривается и смотрит исподлобья. Изучает взглядом. Кажется, она просила его не приходить, а он пришел. Зачем? Посмеяться? Или это комплекс героя, о котором беспрестанно говорил Малфой, презрительно фыркая.

Гарри смущается и отворачивается. Смотрит то ли на пол, то ли на свои ботинки. Странный. Он не похож на героя.

— Ты не похож на героя, — озвучивает свои мысли Дафна и продолжает смотреть.

Гарри поднимает голову и часто-часто моргает. Удивлен. Дафна улыбается краем губ.

— Ты похож на детей, которым мама уносила старую одежду тайком от папы. Вроде она это называла приютом. Там все ходили в бесформенных кофтах и мешковатых брюках. И такими же лохматыми. — Поттер снова тянет руку к волосам, но в последний момент останавливается. Виновато улыбается, пожимает плечами и трет шею. — Ты волнуешься?

— Для неадекватной ты слишком разумная, — грубовато отвечает Поттер, но тут же краснеет. Она зацепила его за больное, и он не сдержался.

— Бестактность за бестактность... Разумно. — Дафна улыбается и забирает свою картину из его рук. — Мне нравится рисовать, но иногда получается очень странно.

— Моя подруга говорит, что искусство должно быть странным. — Он хрустит пальцами и снова смущенно улыбается.

— Ты милый. — Дафна достает мелки и косо смотрит. — Я бы тебя нарисовала. — Гарри смешно округляет глаза и переводит взгляд с лица Дафны на ее руки. — Но сейчас я хочу спать.

Озадаченный он встает со стула и идет к двери.

— Так я могу прийти? — задает настолько глупый, неуместный вопрос, что она хихикает.

— Я умею хихикать, — тихо говорит Дафна и пораженно смотрит на Поттера. — Я знаю, что ты придешь. — Отворачивается к стене, обнимает подушку и закрывает глаза.

— О, Дафна, прелестное платье. — Фарли, изрядно выпившая, отвратительно скалится, опираясь на руку Тео. — Ты тоже ничего, но платье перекрывает, если ты понимаешь, о чем я, — она наклоняется ближе, и Дафну обдает запахом алкоголя.

— Как всегда сама честность и непредвзятость, — подытоживает Тео, смотрит прямо в глаза. Ждет реакции.

А Дафна кусает щеку изнутри, лишь бы не разреветься. Выдавливает скупую улыбку, которая никогда не обманывает, но держится. Она отказывается понимать, почему он так ее мучает, предпочитая... этой. Она даже не находит слов как без грубости охарактеризовать Фарли.

— С дебютом, девочка, — издевательски бросает на прощание Тео и уходит под руку с этой девицей.

Панси не дремлет, заглядывает Дафне в глаза и якобы переживает.

— Не расстраивайся из-за него, он...

— Уйди, — цедит Дафна, резко разворачивается на каблуках и идет в туалет.

Панси и сама бы не прочь получить доступ к Тео, хотя бы на одну ночь, да не получается. Как и у Дафны. Но Дафна не хочет быть одной из многих. Она должна быть единственной. Она же Дафна Гринграсс. Она знает его, как никто. Она любит его больше всех. Она, только она, имеет право на Теодора Нотта. Почему же он этого не понимает?

Холодная вода на горящих щеках чуть остужает. Дафна прикрывает глаза и не хочет возвращаться. Хочет сползти по стене и дождаться окончания торжества в тишине, жалея себя и проклиная всех на свете. Но она не может подвести родителей. Должна изобразить хотя бы подобие радости, чтобы не быть очередной униженной и оскорбленной в списке героя-любовника всея Слизерина. Она так просто не сдастся.

Холодные скользкие руки повсюду. Они хватают ее и куда-то тащат. Больно и противно. Они ее разрывают. Она пытается пинаться, но руки сильнее, не отпускают. Ей кажется, что с нее снимают скальп, но она будет бороться. Она должна. Она Дафна Гринграсс, инфернал вас утопи!

Стоит подумать о безжизненных трупах, она уходит с головой под воду. Легкие скручивает огненным жгутом, она задыхается. Вода заливается в уши, нос, горло. Она отплевывается, но воды все больше. Она болотная, густая, с привкусом гнили и тины. Дафна цепляется ногтями за руки, но они в струпьях. Ошметки давно мертвой кожи тянутся за ней под воду. Дафна пытается кричать, но не может. Кислорода почти нет. Выдох. Секунда, три, пять. Вдох. Десять, тринадцать, двадцать. Выдох.

Инферналы тянут ее за собой, к себе. Она сжимает кулаки и чувствует под ногтями струпья. Ей не страшно, давно нет. Смерть также естественна, как жизнь, но она должна бороться. Она не сдастся. Ради себя, ради папы, рады мамы. Ради Тео! Она докажет, что сильная, что справится, что не позволит кому-то играючи забрать ее жизнь.

Она продолжает брыкаться из последних сил. До слуха доносятся непонятные слова из другого мира «обострение», «не пускать», «из вне», «изоляция».

Становится тихо, пусто и темно. Как будто все разом выключилось. Может, ее целует дементор? Додумать Дафна не успевает, она проваливается вглубь чего-то, сама не знает чего. Зато ей уютно, и кушать не хочется. И ужасов нет, даже красные круги перед глазами исчезают. Дафну отбирают у безумия.

Ей снится Тео. Красивый, родной, спокойный. Он смотрит на нее и улыбается. Так, как больше никто улыбаться не умеет. Уголки губ чуть приподняты, в глазах светятся тепло и участие. Такой Тео согревает ее изнутри. Дафна тянет руки на встречу, Тео улыбается шире и делает шаг вперед. Она жмурится от нахлынувшего счастья, открывает глаза и... Натыкается на совершенно чужого Тео. Злого, жуткого, отвратительного.

Он достает из пачки сигарету, чиркает спичкой и затягивается. Мерзкая маггловская отрава. И Тео. Тео призирает все маггловское, настоящий Тео даже не посмотрел бы в сторону этой гадости.

— Ты не Тео! — кричит Дафна, но тварь, так похожая на Тео, скалится и смеется раскатистым басом. Ее пробирает дрожь, хочется бежать, но ноги прирастают в земле. Она стоит и смотрит, как он выпускает клубы дыма изо рта и наслаждается ее растерянностью и страхом. Это не Тео, совершенно точно не он. Нет, нет, нет! Но кто?

— Кто ты? — почти пищит Дафна и не верит, что это ее голос. ЛжеТео ничего не говорит, только смотрит. Последний раз затягивается и идет к ней. Дафна сжимается, но продолжает чего-то ждать. Может, морок рассеется, и появится настоящий Тео?

— Детка, ты такая забавная, что даже почти не хочется тебя разочаровывать, но увы, — он театрально разводит руками, — у меня нет выбора. Я и есть Тео, просто ты не хочешь признавать очевидное.

— Я не верю, — как под гипнозом шепчет Дафна, чувствуя, как его руки забираются под пальто. Кожа покрывается мурашками от холода, она молчит и во все глаза смотрит на Тео, ищет знакомые черты, пытается верить. Он наклоняется и целует ее шею, сжимает холодными руками грудь. Дафна бы должна наслаждаться, но ее сковывает лед. Не то, не тот, иллюзия!

Она упирается руками ему в грудь, толкает, но Тео впивается зубами в ее шею и прижимает крепче. Дафна кричит, бьет кулаками, пинается, но он сильнее. Он смеется, до боли сжимает ее грудь и дергает на себя. Пульс зашкаливает, в ушах стучит: «Моя. Никуда не денешься». Дафне холодно и страшно. Не ее Тео, обман, подделка, колдовство. Она извивается в его руках, а он только получает от этого удовольствие. Твердый член упирается в бедро, она боится, что не сможет вырваться, что он прижмет ее к грязной холодной стене и изнасилует. Тео бы никогда так не поступил, это не Тео!

Тео не стал бы курить сигареты. Тео не стал бы ее ни к чему принуждать.

Тео не любит жесткий секс!

— Хочешь я тебя трахну? Прямо здесь и сейчас. Задеру юбку, порву трусы и войду в тебя. — Тео не стал бы никогда такое говорить! — Сначала пальцами, чтобы подготовить. Не потому, что меня беспокоит твое удовольствие, нет, чтобы ты скулила, чтобы текла, как последняя шлюха, чтобы просила вставить тебе по самые яйца. Ты хочешь этого? Признайся, что хочешь. — Его прерывистое дыхание опаляет ключицы. Когда он успел так задрать кофту? — А если бы пальцы не помогли, я бы опустился на колени — плевать на грязную мостовую — залез под юбку и отлизал бы так, что на ногах не устояла бы. Ты бы стонала, всхлипывала и сдирала ногти о шершавую стену в поисках опоры. Какой-нибудь неудачник прошел бы мимо и кончил, осознавая, что никто не будет стонать от его прикосновений так, как ты течёшь от моих. Признайся, признайся себе, что ты похотливая дрянь, которая только и ждет, чтобы ее трахнули по-настоящему. Чтобы круги перед глазами, шум в ушах и сердце в горле.

— Да, — непроизвольно выдыхает Дафны. С закрытыми глазами она чуть расслабляется в его руках. Его слова бьют током по нервам. Она ненавидит себя за то, что возбуждается от грязи и мерзости, похоти, которыми сочится каждый звук, но не может сопротивляться реакции организма.

Он запускает руку ей под юбку и довольно ухмыляется. Она влажная, она стонущая, она — его.

— Сучка, грязная, развратная сучка. Я не буду тебя трахать, нет, ты сама себя трахнешь моим членом. — Дафна не понимает его, да и не хочет. Кости превращаются в желе. Как бы ни противно было признаваться, сейчас она согласится на все. И Тео, похоже, это понимает. Упивается властью, наслаждается, манипулирует.

Рукой комкает ее трусы и дергает. Дафна взвизгивает, ей больно. Ткань врезается между ягодиц, а Тео все сильнее тянет... И резко отпускает. Тянет, и снова отпускает. Трение ткани доводит до безумия. Дафна вскидывается. Грани реальности стираются, боль притупляет удовольствие, за удовольствием почти не чувствуется боль. Она откидывает голову назад и закусывает губу. Возбуждение растет.

— Для кого ты надеваешь стринги? А для кого кружево? Они ведь неудобные. Натирают, колются, приходится все время поправлять. Чертовка. — Тео отпускает трусы, и Дафна чуть хнычет. — Хочешь еще? Вижу, что хочешь, но не получишь, если только... — Он замолкает на полуслове, мучает. Знает, что она ждет, сделает все лишь бы продолжал. — Какого они цвета?

— Черные, — выдыхает Дафна. Ей все равно, как она сейчас выглядит. Лишь бы получить то, чего она хочет. А хочет она сейчас его. Неправильно, порочно, необходимо.

— Умница. — Она слышит ухмылку в его голосе. Плевать. — А теперь оближи два пальца и вставь себе. — Дафна не раздумывает. Облизывает пальцы, размазывает слюну по лобку, уверенными движениями двигает внутри себя. Тео смотрит, как завороженный, не отрываясь. Еще бы. Дафна мастурбирует посреди улицы на грани оргазма.

Он перехватывает ее руку и толкает к стене. Рвет на части трусы, резко вводит три пальца до упора.

— Какая узкая. — Выдох сквозь зубы. — Какая влажная. — Чертыхание вполголоса. — Моя. — Он останавливается также резко, как начинает. Прерывисто дышит, смотрит в глаза и облизывает свои пальцы. — Расстегни штаны. — Она подчиняется. — Возьми член в руки и сожми. — Он закрывает глаза, подается в такт ее движениям. Ему хорошо, ему хочется еще, ему хочется ее. Он тянется к Дафне, проводит рукой телу. Горячая, возбужденная, ждущая. Он хочет ее, но нет. Одно движение, и в Дафну входит что-то мягкое, упругое, большое, но точно не член. Она распахивает глаза и удивленно смотрит на Тео. Он ухмыляется и двигает внутри Дафны вибратором. Быстро, резко, сильно. Она закатывает глаза и стонет, цепляется за Тео, но это не то. Она закусывает губу, закидывает ногу ему на бедро, прижимается ближе и почти кричит.

— Тебя...

— Что?

— Хочу тебя...

И Тео в ней. Сжимает до боли ягодицы, вбивается до упора, не думает о боли. Жажда обладания накрывает его с головой. Дафна бьется головой о камень, обхватывает Тео за шею и впивается зубами в его шею. Ярко, болезненно, горячо.

Дафна подается навстречу, вперед, вперед, еще, сильнее, больше... Вскидывается на кровати. Она одна в своей палате, а за окном занимается рассвет. Дафна откидывается на подушку и прикрывает глаза. Очередной сон из серии эротических. Она всегда просыпается на пике оргазма и долго смотрит в пустоту. А потом наступает очередной приступ. Острый, удушающий.

Она тянется за пергаментом и кистью. Косые лучи солнца окрашивают постель в оранжевый цвет. Где-то на задворках памяти неясным пятном вспыхивает воспоминание. Сознание цепляется за яркость цвета и четкость линий, но образ ускользает. Рука сама собой выводит завитки, накладывает штрихи, затемняет фон. Через полчаса на Дафну янтарными глазами смотрит полярная сова, которую она совершенно наверняка знает, но не помнит откуда. За спиной птицы разноцветные всполохи то ли заклятий, то ли заката, то ли еще чего. И бесконечная преданность в глазах. Дафна не может отделаться от ощущения, что это не просто рисунок. Он должен что-то значить, Дафна еще до Мунго привыкла верить интуиция.

Поэтому она вешает рисунок на стену и долго смотрит. Она что-то пропустила. Что-то важное, из-за чего суть ускользает между пальцев. Она не обращает внимания на тихий стук в дверь. Кому надо, и так войдет.

— Хедвиг? — Удивленное восклицание вырывает из раздумий. В дверях почти напуганный Поттер, и это уже само по себе странно забавно.

— Ты ее знаешь?

— Это моя сова. — Дафна вскидывает брови и долго смотрит Гарри в глаза. Испытывает, читает душу.

— Как она умерла? — Дафне холодно. Не просто озябшие руки и мурашки по телу, замогильно холодно. Так веет смертью. Она молчит, он должен сказать это сам.

— Откуда ты..? — Гарри смотрит во все глаза, открывает и закрывает рот, как выброшенная из воды рыба. — Тебе говорили, что ты очень странная?

— Я нарисовала твою мертвую сову на фоне заклятий. По твоему взгляду это поняла. Волдеморт?

— Хедвиг умерла за меня, — Гарри выдавливает из себя слова. Ему больно, до сих пор больно. Это бросается в глаза.

— Боль — твоя сила, но ты должен ее отпустить, чтобы двигаться дальше.

— Почему ты все еще здесь, если такая умная? — Зеленые глаза мечут молнии, Дафна понимает его. Но вместе с пониманием к горлу поднимается удушающая злость. Как он смеет ее судить?

— Глупость и повышенная чувствительность — разные вещи. И спасать мне некого кроме себя. Считай мое сумасшествие защитной реакцией. — Поттеру становится стыдно. Руки теребят рукав кофты, глаза опущены в пол, губа закушена. Провинившийся ребенок. — Как ты умудрился победить Волдеморта с такой неуверенностью в себе?

— Я думал, вы называли его Темным Лордом.

— Мы? — Дафна нервно хихикает. — Нам посчастливилось родиться по другую сторону баррикад, только и всего. Правда, в отличие от тех же Малфоев, Ноттов и Паркинсонов мои родители не были Пожирателями. Так что для меня Волдеморт никогда не был Темным Лордом. Нас с сестрой пугали им на ночь и предостерегали от необдуманных поступков. Не так страшен черт, как его малюют. — Дафна выдыхает, дыхание сбивается, будто она бежит марафон и разговаривает. Она выворачивает душу перед Поттером, глупость какая! Она ему ничем не обязана! Ничем! Ее мир он не спас — нет! — он его разрушил! — Какого черта ты вообще приходишь! — Почти визжит Дафна. — Поднимай свою героическую задницу и вали из моей разбитой вдребезги жизни! Тебе меня не понять, а мне на тебя плевать!

— Мы связаны, ты не можешь отрицать, — спокойно говорит Гарри, не двигаясь с места.

— Чем, Мордред и Моргана? Чем? Поломанными судьбами, что ли? Я сломала свою жизнь задолго до войны. Проваливай, Поттер.

— Ты нарисовала смерть моей совы.

— Будем считать, что я медиум или что-то в этом роде. — Дафну утомляет этот разговор. Бессмысленный, беспощадный, глупый. Таскается сюда, задает ненужные вопросы, да еще и обижается. Ему бы проблемы Дафны! Как эгоистично.

Она закрывает глаза. Темноту тут же расчерчивают зеленые и красные полосы. Она проваливается в пустоту. Падающая белая птица, разъяренный крик и крик отчаяния. Янтарные глаза распахнуты, крылья раскинуты, сова летит вниз. В пропасть забытья. Она сгребает простыню в комок, закусывает губу до крови, выгибается на постели. Из горла вырывается вопль боли. Электрический ток разбивает ее на тысячу осколков. Они впиваются в кожу, впитываются в поры, застревают в костях. И жалят, жалят, жалят. Слишком реально, чтобы быть иллюзией.

Ее хватают за руки и тянут в разные стороны. Разрывают на части, тело вспыхивают огнем. Она пылает, а под веками прыгают красные цифры. Хаотично и отвратительно. Она не понимает системы. Дафна истошно вопит, но крик тонет в оглушительной тишине. Она одна. Наедине со своими страхами и болью. Ее режут ножом, обжигают железом, дробят кости. Острые края зазубрин впиваются в органы. Она чувствует, как истекает кровью. Захлебывается ею. Воздух вышибает из легких, их заполняют смола и дым. Дафну травят изнутри. Озноб бьет по нервным окончаниям. Она растворяется в боли.

Безлюдный Хогвартс одновременно прекрасен и уныл. Разве красота не может быть унылой? Даже в искалеченных трупах есть своя прелесть. Извращенная, ненормальная, отвратительная, но все же прелесть. Сырость забивается в ноздри, но она упрямо идет вперед. В подземельях всегда сыро. Только в гостиной тепло камина чуть разгоняет затхлость воздуха. Давно пора привыкнуть, но не получается. Папа шутит, что она слишком теплокровная для Слизерина. А мать кривит губы. Кажется, Дафна совсем не оправдывает ее надежд. Все равно. Она не интересуется ее жизнью вовсе, почему Дафна должна подстраиваться под представления матери о себе. В конце концов для реализации несбывшихся родительских надежд есть еще Астория.

После одиннадцати Хогвартс фальшиво засыпает. Комендантский час. Это имеет значение для студентов курса до четвертого. Старшие выходят на охоту. Нет ничего запретнее, чем устроить свидание в одном из кабинетов, чтобы с утра вспоминать ночные приключения. Всего лишь глупая попытка доказать свою мнимую взрослость. Вот только Дафна точно так же, как и многие, выбирается в коридор после отбоя. Но ей некому что-то доказывать. Она просто дышит. В тишине и вдали от любопытных глаз. Наедине со своими мыслями, рядом с которыми не нужно притворяться. Не нужно быть прилежной ученицей, старшей сестрой, соответствовать фамилии. Хогвартские коридоры ничего не требуют. Только эхом разносят звуки шагов и сбивчивое дыхание. Дафна каждый раз пытается вдохнуть полной грудью, но в горле встает ком, и она захлебывается. Ни туда, ни обратно. Она катает его по гортани, но голос хрипит, а легкие не принимают кислорода больше, чем необходимо. Дафна так хочет вздохнуть полной грудью, но что-то не позволяет, царапает изнутри, втыкает иголки в трахеи.

Она слышит томные вздохи и влажные стоны. Обычные звуки для пятницы. Особенно для пятницы. Расслабляются после тяжелой недели или просто развлекаются. Ей все равно. Как и всегда Дафна делает вид, что глухая. Дверь в класс приоткрыта. Какая беспечность. Звуки все громче и хочется заткнуть уши. Хочется зайти в класс и сказать что-то вроде: «Давайте будем вежливы друг к другу». Парочка наверняка перепугается, шарахнутся в разные стороны, судорожно шаря по парте в поисках одежды. Это было бы даже забавно, не будь так грустно. Когда у нее хорошее настроение, таких горе-любовников даже жаль. Они удовлетворяют свою похоть в пыльных углах, называя это любовью. Глупо торопиться жить, даже если завтра можешь умереть. Ведь запоминают поступки, не слова. А отдаваться в пыльном классе — это как-то грязно. И недостойно. Вот у нее с Тео...

Сознание цепляется за близкое и родное. Тео! С маггловской сигаретой в руках. Она вдыхает испарения и кашляет. Давится, надсажается. Гортань сводит. Дафна сгибается пополам и видит, как выплевывает печень на ладонь. Она черная и прогорклая. Как сажа на вкус, она знает. Кто-то заставляет ее есть свои органы. Она видит, как орел клюет печень. Через секунду или вечность Дафна становится Прометеем. Это ее приковывают к горе, ее обездвиживают, ее заставляют умирать. За добро, за свет, за огонь. Черный огонь, пожирающий изнутри.

Дафна рвет на себе волосы. Пытается подсознательно заглушить одну боль другой. Вместо этого становится совсем невыносимо. На руках выжигают диковинные руны. Она хватается за нож, разрезает ладони до мяса, но не чувствует ничего. Отчаяние рвет артерии, сердце отбивает чечетку. Вены становятся черными, по ним течет ртуть, испепеляет Дафну изнутри.

Она расслабляется. Плывет по зыбучим пескам времени, растворяется в вечности. Ей не холодно, ей не жарко. Ей не больно, ей не щекотно. Ей не спокойно, ей не тревожно. Дафна в нирване.

— Можешь так не кричать, — доносится до ее ушей, и даже Дафна почти жалеет эту дуреху. Резко останавливается. Что? Это же не... Нет, он слишком... Хорошо воспитан и... и... и... Мысли путаются в голове, она как завороженная подходит к двери и заглядывает. Это совершенно мерзко и чуть позже она обязательно себя отругает, но... Лунный свет высвечивает каштановые пряди, призрачными бликами ложится на бледную спину, опускается к ложбинке между ягодиц. Пот капельками блестит на его теле, и он движется, движется, движется.

Дафна слышит, что девчонка все равно стонет. Неважно, кто она. Какая разница. Он чертыхается и затыкает ей рот ладонью. Она мычит и вертится, но он и не замечает. Мышцы спины напрягаются, он выпрямляется... Он сейчас кончит. Дафна совершенно точно знает, потому что так он кончал на ней. Через пару секунд он скажет:

— Я сейчас. — И кончит.

Тео чуть расслабляется, но не касается больше девчонки. Вместо этого поворачивается и замирает. Он смотрит во все глаза, а Дафна будто примерзает к полу. Ей противно смотреть, но любопытно, как он себя поведет.

— Пошла вон, — почти рычит на девчонку под собой, бросает ей одежду и сталкивает с парты.

— Но, Тео...

— Вон, я сказал. — Она пробегает мимо. Полураздетая, злая, обиженная. И кажется стирает слезы со щек.

— Это не то, что...

— Я подумала? Брось, секс сложно перепутать с чем-то другим.

— Тогда почему ты все еще здесь? — Дафна смотрит на него, и ей страшно. Она совершенно не знает такого Тео. Беспринципного, грубого, жесткого. Почему она еще здесь?

— А ты? — Отвечать вопросом на вопрос невежливо, но в этой ситуации...

— Когда ты уже перестанешь за мной таскаться? Самой не противно?! — он кричит, а Дафна с каждым звуком все больше превращается в желеобразную массу. Не плакать, не плакать, не плакать. — До подглядывания опустилась, мерзость. — И вот тут она закипает.

— Я. Не. Подглядывала. — Пусть думает, что хочет. Плевать. Если бы не его голос, ни за что бы не зашла. Лучше бы легла спать пораньше.

— А что ты делала? Мимо проходила? Три раза ха! — Он откидывает голову назад и громогласно смеется. Или это внутри меня эхо из-за образовавшей пустоты там, где еще несколько минут назад было сердце. Должно было быть.

— Наверное, я тебя удивлю, но иногда люди могут просто гулять. И просто наткнуться на парочку, занимающуюся непотребствами посреди школы. — Она собирает волю в кулак и вскидывает подбородок. Выплакаться можно будет в спальне. Главное, заглушающее не забыть поставить. — На моем месте могли быть старосты. И даже лучше, если бы это были они. — Что Дафна теряет? Даже самоуважение уже в мусорной корзине, раз до сих пор не уходит. Его глаза горят яростью. Наверняка и кулаки судорожно сжимаются, но она не смотрит вниз. Глаза в глаза. Дафне страшно. И больно. Но она не имеет право проиграть дуэль взглядов. Хоть в чем-то же она должна оказаться лучше?

Она хочет раствориться и парить над облаками. Тео жестоко вырывает из беспамятства. Он протягивает руку, знает, Дафна не может отказаться. Он приближается, но чем ближе, тем страшнее становится. Карие глаза наливаются красным, жилка на виске дергается, скулы заостряются. Это не ее Тео, обман, клон, иллюзия. Дьявол?

Облака наполняются дождем и градом. Кристаллизовавшимися слезами. Чужой все ближе, Дафна сжимается в комок, но не убегает. Он все равно догонит. Тео всегда догонял, а от другого опасностью веет за милю. Не стоит его злить.

Наконец, он берет ее за руку, и Дафна падает. Голову пронзает ослепительная вспышка боли. Она у стены и ласкающий ее Тео. Грязное, постыдное выплывает наружу, Дафна не может сопротивляться. Она кривится, что есть сил цепляется ногтями в вены незнакомца. Он взвизгивает и превращается в Волдеморта и почти сразу в Поттера.

Какой в черту Поттер?!

— Ты жалкая, — выплевывает Тео, но голос дрожит, и он отворачивается. Последнее слово всегда должно оставаться за ним.

— Потому что любила тебя? — Его спина вздрагивает, Тео останавливается и не шевелится.

— Любила? — эхо прокатывается по ставшему в миг огромным кабинету.

— Ты уничтожаешь все на своем пути, топчешь и калечишь. У любви тоже есть свои границы. Она чахнет и погибает, когда над ней смеются. Я бы сказала, что мне жаль, но уже совсем не жаль. Однажды ты останешься совсем один, Тео, и не сможешь ничего изменить. — Душа кричит и корчится в агонии. Это не так, совсем не так. Она любит, по-прежнему любит. И чем сильнее ранят чувства к нему, тем они крепче. Но он не заслуживает их. Дафна впервые так четко это осознает. Взаимность нужно заслужить, а он... он... он... Ему не нужно ничего кроме обладания и самоудовлетворения. Тогда и ей не нужно. Дафна больше не хочет страдать, не может. Сердце иссыхает и атрофируется. Она перестает чувствовать что-то кроме болезненной привязанности к нему. Дафне безразлично яркое солнце, теплая вода озера, вышивание по вечерам. Ее день начинается с мыслей о Тео, продолжается немым наблюдением за ним и заканчивается мысленным пожеланием приятных снов. Ее жизнь — он, но так больше не будет. С Дафны хватит!

Тео все так же неподвижно стоит и, кажется, не дышит.

— Сволочь! — в сердцах бросает она и разворачивается. Платье шуршит в тишине, рвется под грубыми пальцами.

— Ты — моя, — шипит сквозь зубы. Дафна смеется. Безумно, надрывно, горько.

— Кого ты пытаешь в этом убедить? — Снова игра в гляделки. Он слаб, она беззащитна. — То, что ты стал моим первым мужчиной, не означает ровным счетом ничего.

— Неправда! — на его крик скоро сбежится весь Хогвартс, не меньше.

— Ты только что это доказал. — Дафна выдергивает платье из его пальцев.

— Не посмеешь, — скорее угадывает по губам, чем слышит.

— Ты же посмел. — Часть юбки остается в его пальцах. Она почти убегает. Через пару коридоров прислоняется к стене и оседает. Это просто не может быть правдой. Глупый сюрреалистичный сон. Кошмар. Дафна как одержимая щипает себя за руки, но ничего не происходит. Это реальность. Ужасающая и настоящая. Едва успевает накинуть маскирующее.

Тео смерчем проносится по коридору. Останавливается в нескольких десятках шагов от нее и бьет в стену, шипит сквозь зубы, снова бьет. Она не понимает, зачем. Потеря одной из многих ничего не изменит. Это для Дафны мир рушится на глазах, для него это лишь досадная оплошность. Только и всего.

Дафна сворачивается в клубок в углу и раскачивается в разные стороны. Она маленькая лодка. Ничтожная маленькая лодчонка, ведомая волнами и бьющаяся о скалы. Это больно, но необходимо. Настанет порыв ветра, и она снова будет в свободном плавании. Ей будет хорошо.

Она маленькая хрупкая лодочка, нужно только перетерпеть.

Она открывает глаза и видит рядом много целителей. Какие-то трубки, растворы, склянки.

— Она очнулась, — вскрикивает молодая девица.

— Как? — охает сиделка Дафны.

— Не отвлекайтесь! — почти рычит врач. — Мы теряем ее.

Поттер зовет, приглашает туда, где хорошо. Туда, где Сизиф и Тантал. Она видит, как Орфей оглядывается на Эвредику. Она видит, как пузырится Стикс. Навстречу выходят Аид и Персефона. Они ждут, они зовут, они рады ей. И Гарри (или Волдеморт? Или Тео?) тянет ее вперед. Все ближе к лодке, все ближе к покою, все ближе...

Она хочет уйти, но что-то еще держит.

Дафна оборачивается. Янтарные глаза гипнотизируют, цепляют, останавливают. Ее ничего не держит, но совиный взгляд не отпускает. Это как инь и янь. Глупые слова, банальное сопоставление.

Дафна уже у берега, когда ее вышвыривает в реальность. Туда, где желтые стены, кричащие врачи и диагноз в карточке «неизлечимо больна».

Она тянется к кисти, но не находит ее. Приподнимается на кровати и тут же падает. Сил нет, руки не держат, ноги ватные. Спать она боится. Дафна не хочет видеть чужого Тео, Дафна боится увидеть свою слабость, Дафна отказывается поддаться уговорам.

Но ведь ее же ничего не держит в этой палате?

Веки опускаются, она слишком вымотана. Она проваливается в сон. Сюрреалистичная, яркая иллюзия.

Гарри.

Сова.

Дафна.

Чужой Тео.

Волдеморт.

Сова.

Образы кружат в ее голове, не задерживаясь. Цветные круги на воде воспоминаний. Дафна спит или грезит наяву, она не понимает. Сознание за пределами разума. Вдалеке от чувств. На полпути к очередному приступу.

Она кутается в одеяло и, наконец, не думает ни о чем. Ей нужно набираться сил перед новой игрой воспаленного мозга. Ей нужно.