Кто будет таким, как я? (джен)

Реакция общественности на мою новую метлу была — и была достаточно бурной. По крайней мере, мне её хватило для того, чтобы притомиться — не очень удобно, когда окружающие постоянно стремятся тебя поздравить (особенно с этим усердствовали члены нашей команды, которым было неловко из-за того, что человек без мётел было изначально двое, а наскрести средства возможно было только на одну метлу). Пожалуй, единственной, кто настороженно отнёсся к такому роскошному подарку, была Сьюзен.

— Знаешь, — поясняла мне она, — всё бы замечательно, но я не понимаю, чем вызвана такая щедрость...

— Думаешь, факта наших занятий с Рейей недостаточно? — насторожился я.

— Для Рейи, может, достаточно, — Сьюзен посмотрела на меня едва ли не обвиняюще. — Только не забывай, что родители её в своё время поддерживали Сам-Знаешь-Кого...

— И как это связано? — удивился я. — Тем более что считается, что их заставили...

— Моя тётя так не считает, — резко высказалась Сьюзен. — То есть Сам-Знаешь-Кто безусловно был выдающимся, пусть даже гениальным магом, но тётя думает, что его возможности переоценены. Если б он действительно мог заставить с помощью магии десятки, — она сделала упор на это слово, — волшебников, входивших в ближний его круг, следовать за собой, то вряд ли ему что-то помешало выбрать для этой цели, условно говоря, весь Визенгамот и спокойно стать министром, — она сделала паузу. — По крайней мере, тётя так считает. Правда, мне она говорит далеко не всё. Понятное дело, так думают единицы, но повод насторожиться есть.

— Так как это связано с метлой? — действительно, связи я пока не увидел.

— Вряд ли её родители будут давать какому-то знакомому дочери такую действительно ценную вещь просто ради какой-то чести факультета, — последние слова она произнесла с издёвкой. — Тем более, что это не Слизерин, а какой-то там Хаффлпафф. Хотя, может, это я неправильно о них думаю.

Нет, с позиции Сьюзен такой шаг казался очень даже подозрительным, но чуток поразмыслив, я решил, что знаю слишком мало, чтобы делать те или иные голословные выводы. Более того, другую метлу со сколько-то похожими характеристиками мне было всё равно не достать, так что лучшей идеей показалось перестать заморачиваться из-за чужих подозрений и понадеяться на лучшее в людях.

На первой же тренировке состоялось долгожданное знакомство с моим «Вихрем», в то время как Максин О'Флаэрти была подарена «Комета-260». Было решено сравнить наши две метлы, просто ради интереса. Заодно, как выразился капитан, можно было оценить и то, насколько мой экземпляр действительно улучшили. Нам заранее составили список упражнений, которые надо было выполнить, и приготовились оценивать. Мы же взяли наши мётлы, вышли на старт, оседлали их... и Лэшли дал команду.

Когда я взлетел первый раз на «Вихре», то мгновенно понял, что до этого я скорее ползал — настолько быстрее он разгонялся, настолько замечательные ощущения дарил. Свист ветра, развевающего мои лохматые волосы, падающие на стёкла очков лучи солнца, очень быстро движущаяся назад и вниз трава подо мной, на которую лучше было не смотреть, и самое главное, настоящее чувство единения с метлой, с самых первых секунд — всё это было неповторимо. Как будто я с воздухом начал глотать счастье вместо его заменителя, как это было во время предыдущих полётов. То, что раньше зачастую казалось практически невозможным, сейчас стало получаться едва ли не с лёгкостью. Я был в полном восторге.

— Ну что, — сообщил мне Лэшли, когда мы приземлились, — весьма и весьма хороший у тебя экземпляр. Но с набором высоты он всё-таки начинает подтормаживать.

— Спасибо, — улыбнулся я, всё ещё пребывая на седьмом небе от счастья, — но как по мне, он замечательный.

А потом началась сама тренировка. И меня первый раз гоняли до седьмого пота, равно как и всех остальных, заставляя то выполнять те или иные трюки, оттачивая при этом точность и скорость их выполнения, то отрабатывать встречу с противником или двумя в воздухе, то уворачиваться от бладжеров, которые запускали наши доблестные загонщицы, тоже тренируясь. А иногда надо было делать первое или второе одновременно с третьим — и вот это уже была дикая, чудовищная пытка, и только наличие чудесного средства для полёта спасало меня, но к сожалению, не всегда. Когда мы в итоге закончили, казалось что болело у меня всё, да и та же Максин с трудом держалась на ногах.

— Вилли, ты нас точно убьёшь такими темпами, — пожаловалась она, — и тогда некому будет играть на матчах... Все игроки кончатся.

— Ничего, привыкнете, — с готовностью отозвался капитан. Утешил, так сказать.

— Или у нас будет команда инферналов, — вставила своё веское Эрин. Все засмеялись, кроме меня.

— Кажется, я не в теме, — надо же было признаться, — но кто такие эти ваши инферналы?

— Оживлённые магией мертвецы, — пояснил мне Прис.

— То есть что-то вроде зомби? — решил уточнить я.

— Это по-маггловски они зомби, — снова исправили меня, — а у нас — инферналы, и лучше это запомнить.

Так мы и добрались до раздевалки, где можно было принять душ, переодеться и отправиться спокойно по своим делам. Собственно, вся раздевалка состояла из личных шкафчиков из лакированного дерева, с индивидуальными запирающими чарами (отсек для метлы в шкафчике был, и потому подобные заморочки были оправданы), и отдельного помещения с душевыми кабинками, маленькими каменными мешками, испещрёнными водоносными трубами да самими душевыми насадками.

Что можно сказать о дальнейших тренировках? Проходили они действительно примерно в том же ключе, что и первая, и мы всё ещё адски на них уставали, но... мы и правда к ним привыкли. Как пошутил по этому поводу Прис, в неволе гибнет всякое там зверьё или даже трава, и только человечеству гибель не грозит — человек привыкает ко всему. Вышло немного грустно, но кабального рабства у капитана никто не отменял. Да и новый образ жизни, в которой надо было теперь выкраивать время не только для домашних заданий, но и для квиддича, и для занятий с Рейей, тоже перестал вскоре выбивать из колеи. У кузины Сида, кстати, наблюдался определённый прогресс, так что была надежда на то, что когда у них на уроках чар закончится теория и начнётся практика, она задаст всем жару. Точнее, продолжит задавать жару, ибо теорию она знала назубок.

Вообще, если говорить о ней подробнее, то взаимоотношения со сверстниками у неё немного не задались, больше из-за её упрямства и высокомерия, чем от нежелания однокурсников с ней общаться. То есть не то чтобы Рейя с ними не говорила, просто у меня сложилось впечатление, что с Сидом и мной она была более раскованной и живой, особенно тогда, когда у неё получались отрабатываемые заклинаниями.

— Кстати, мне тут Нотт по секрету поведал, — начал на одном из занятий Сид, припозднившийся как раз именно из-за того, что Теодор после очередной партии в вист на истории магии попросил его на минутку, — по поводу мётел и команды Слизерина... Догадаешься?

— Нет, не догадаюсь, — прервал его я. — Поэтому лучше сам расскажи.

— Ну, ты подумай, — продолжал тем временем он, — у них новый ловец, и знаешь, кто это? — он выдержал театральную паузу. — Драко Малфой, прикинь.

— А что в этом такого? — я не видел повода для радости или удивления. — Он же вроде как увлекается квиддичем... да и хвастался тем, что на метле дома летает часто...

— Ладно, скажу, а то всё равно не догадаешься, — махнул рукой мой друг. — Его отец сделал команде королевский подарок, купив всем её членам новые «Нимбусы».

— Позёр, — откомментировала ситуацию доселе молчавшая Рейя, — пожалуй, кузен из него ещё хуже, чем ты, — обратилась она к Сиду. — А если так подумать... это единственный плюс распределения сюда.

Постой, — новость про родство Рейи с Малфоями меня шокировала, — ты хочешь сказать, что Малфой — тоже твой кузен, что ли?!

— Конечно, — невозмутимо ответила она. — Мать Драко — младшая сестра моей мамы. Но это не отменяет того, что он чересчур самовлюблённый позёр.

— Уж кто бы говорил, — прошептал мне в это время на ухо Сид так, чтобы кузина его не слышала.

— Слушай, — мне пришёл в голову новый вопрос, — это ж получается, сколько у вас родственников?

— Чистокровные семьи, — менторским тоном начала она, — уважаемые, конечно, а не всякие проходимцы — чаще всего состоят в том или ином родстве между собой, — она сделала паузу. — Вот ты, к слову, хоть и полукровка, — не могла не уколоть она, — приходишься мне четвероюродным родственником, потому что твоя бабушка была из Блэков, — Рейя ненадолго задумалась. — Кажется, она была сестрой моего прадеда.

Это замечание оказалось весьма интересным, ведь из него следовало, что на самом деле я связан с магическим миром значительно теснее, нежели думал до этого. То есть несмотря на то, что я полукровка, несмотря на то, что воспитывался я магглами, я всё равно оказывался частью этого мира, и здесь у меня всё ещё оставалось приличное количество родственников. Правда, эти связи значили не слишком много — хотя бы потому, что никто из родственников меня на воспитание не взял. По крайней мере, если б они этого хотели, вряд ли какие-то магглы могли им существенно помешать.

Весть о том, кто и как оказался новым ловцом Слизерина, облетела школу довольно быстро — думаю, громче войти в состав команды у Малфоя не получилось бы, как бы он ни старался. Реакцию это породило совершено разную: слизеринцы радовались новым мётлам у их команды на халяву (и их можно было понять), к тому же летал Драко достаточно хорошо, что давало надежду на то, что он сможет проявить себя. В других команде злые языки не преминули заметить про то, как покупаются места в команде одного отдельного факультета (и их тоже можно было понять — они тоже хотели себе «Нимбус-2001», но шансы на то, что и им что-то подобное перепадёт в качестве подарка, были крайне малы), Прис прямо признался в своей зависти, сказав, что лучше бы и у нас нашёлся какой-нибудь спонсор, на что Лэшли посоветовал ему тренироваться более усердно, чтобы никаких там «Нимбусов» не потребовалось, и действительно увеличил нам нагрузки. Народ единогласно взмолился — но нет, всё было тщетно.

Мне же думать об обновке команды конкурентов не хотелось, поскольку оные мысли радостными быть не могли по определению. Зато становилось интересно, как отреагировала бы Рейя, узнав о таких моих сходствах с Волдемортом, как начинка палочки или, что гораздо более интригующе, возможность говорить со змеями, которую я, боясь показывать на людях, с того весеннего случая так и не использовал. В общем-то, это был бы неплохой способ проверить, как она относится к Волдеморту и его идеям, будь я более убедительным в подобной роли или не ограничивайся наши сходства только этими двумя вещами. С другой стороны, когда я думал о такой проверке, что-то мне начинало подсказывать, что ничего такого из неё всё равно не вышло бы.

За заботами с Рейей и обновлением факультетских команд пролетел сентябрь. Октябрь, пришедший ему на смену, принёс с собой дождливую погоду и укороченный световой день, из-за чего наш капитан решил, чтобы использовать всё выделяемое под тренировки время, с пользой, заниматься иногда в темноте или под затяжными дождями, не пользуясь никакими средствами спасения от вездесущей воды — «игроки должны быть готовы биться в любых условиях, и на игре всё равно никакими оставляющими одежду сухой чарами пользоваться нельзя». Остальные шесть членов команды выступали резко против, хотя, думалось мне, будь на его месте какая-нибудь условная Эрин или ещё кто, вряд ли что-либо поменялось бы. Всем было понятно, что если мы хотим добиться результатов, то и выкладываться надо по полной не только на играх, но постоянно, дабы набирать форму, а не терять её. Но нельзя же было не пожаловаться на измотанность, на то, что нас не берегут, и просто на весь мир, когда тебя рано утром поднимают и велят через четверть часа быть на поле, причём готовым к перегрузкам, финтам, бладжерам в рёбра...

Нет, даже зная, что всё происходящее необходимо в процессе подготовки меня как игрока, требовались немалые усилия, чтобы заставить себя, только проснувшегося и умывшегося, выйти с метлой в густой утренний туман, в котором летать было всё равно практически невозможно и приходилось обсуждать тактику. Конечно, когда туман поднялся, нас погнали вверх, отрабатывать трюки и взаимодействие с другими игроками, но тогда же началась и мелкая, но становящаяся с каждой минутой всё крупнее морось. А в конце концов и она перешла в дождь, капли которого, казалось, проходили сквозь мокрую тогда мантию и особенно отвратно стекали по спине. Впрочем, по волосам, свисавшим от них мокрыми чёрными сосульками, тоже. Не менее приятны были и запотевающие очки — по-моему, только в тот момент я впервые по-настоящему задумался, а что же мешает мне исправить зрение, дабы не испытывать неудобства с протиранием стёкол во время полёта. Как только выдаётся для этого несколько секунд. Увы, когда я подошёл к мадам Помфри, которая заведовала больничным крылом в Хогвартсе, с мучающим меня вопросом, то получил от ворот поворот.

Мы не можем давать детям такого рода средства, — пояснила мне она, — только различного рода восстанавливающие лекарства и заклинания. И даже не потому, что вы тогда начнёте постоянно менять внешность ради забавы или чего ещё, — продолжала она свою речь, — просто у них может быть масса побочных эффектов, которые не всегда удаётся предугадать.

В этих словах была определённая логика и даже смысл, и умом я понимал, откуда могли пойти такие запреты, но когда я метался над стадионом, слепой, как крот, и должен был при этом уворачиваться от бладжеров, кидать и ловить от условного Приса квоффлы и не врезаться при этом ни в трибуны, ни в кольца, ни в других членов команды (вот была бы хохма: вывести из строя своей метлой своего же — думаю, на реальном матче такое бы особенно тепло оценили) — тогда приведённые мадам Помфри доводы уже не казались настолько убедительными. А ещё менее убедительным казался запрет на использование посторонней магии во время матчей. Правда, я не знал, как далеко он распространяется, так что позже подошёл спросить капитана.

— Уильям, у меня есть к тебе вопрос... — я всё ещё немного стеснялся его расспрашивать.

— Валяй, — лениво ответил он. — Кстати, сегодня ты не слишком хорошо себя показал.

— Я в том числе по этому поводу. Видишь ли, — я собрался с духом и продолжил, — у меня в такую погоду запотевают очки. А без них, — пояснил я свои проблемы, — я ничего не вижу. Более того, с ними, но когда они запотели, я тоже ничего не вижу...

— Плохо быть тобой, — Лэшли явно надо мной издевался.

— Я просто хотел узнать, можно ли их зачаровать как-нибудь... — я задумался. — Ну, чтоб они не запотевали, например. Или чтоб вода на них не попадала... И можно ли такие вещи применять на матче?

— У нас — вроде бы... нет, — огорчил меня капитан. — По крайней мере, я не помню, чтобы в правилах разрешалось чем-то подобным пользоваться. А накладывать особые чары на одежду запрещено. Как обстоят с этим дела в профессиональном квиддиче, точно сказать не могу, но мне думается, что и там такого рода вещи не применяются, — он взял паузу. — Извини.

Для меня это было весьма неприятным известием, поскольку в непогоду никто не заботится о том, чтобы командам было удобнее играть, а надеяться на то, что все игры пройдут при хорошей погоде, было как-то глупо.

Так незаметно пролетело время и до Хеллоуина, перед которым у нас как раз была последняя тренировка перед матчем, «размяться по дождичку», как это назвал Лэшли, выгоняя нас под ливень со снегом. Вернулись мы уже затемно, но к праздничному ужину ещё успевали — пришлось только буквально на ходу переодеться и бегом, всё ещё мокрыми, припустить к Большому Залу. Там, как и в прошлом году, летали тыквы Хагрида с огромными оскаленными ртами, светящимися адским пламенем, свечи, которые почему-то не капали воском на всё вокруг, болтались украшения, навевающие воспоминания о самых страшных сказках, связанных с волшебством, которые входивший только знал. И над всем этим висела кромешная тьма на потолке, то и дело освещавшаяся молниями (грома в зале, слава Мерлину, слышно не было) — да, мы очень вовремя покинули стадион. А может, это гроза только и ждала, когда же мы, наконец, уберёмся и прекратим маячить в воздухе.

— Чего-то ты мокрый какой-то,— заметил очевидное Сид, потягивая тыквенный сок из кружки, когда я сел рядом и постарался переключиться со спортивного на правильный, праздничный настрой.

— Тебя б так под дождём погоняли, — пожаловался ему я.

— Надеюсь, ты помнишь, что метла должна остаться в сохранности? — это Рейя решила меня поддеть.

— Если на ней нет чар защиты от воды, — напомнил кузине моего друга я, — то ты поздно спохватилась: я должен быть мёртвым уже почти месяц как...

— Считай, что с чарами тебе повезло, — и с невозмутимым видом она продолжила ковыряться в тарелке.

Наверное, зная о последующих событиях, стоило бы вспомнить этот праздничный ужин как последнее тихое и уютное время перед чередой не самых замечательных событий, которые начали твориться уже тогда, когда мы, беззлобно подтрунивая друг над другом, занимались чрезвычайно важным процессом поглощения питательных — и вкусных — веществ. Проблема заключалась только в том, что этот вечер отнюдь не воспринимался таковым, чему способствовала и недавняя тренировка, после которой не оставалось даже лишней секунды на отдых, и занятия с Рейей, и что особенно не радовало, домашние задания, которые отнюдь не уменьшались из-за внеклассных увлечений и тоже отнимали драгоценное время. Но с тем, с чем мы столкнулись, всего-то выйдя, наевшись и напившись, в коридор, это ни в какое сравнение не шло.

Мы уже хотели направиться к себе в гостиную, дабы с пользой провести остаток вечера, как делали и многие другие ученики, возвращавшиеся с ужина, но услышали вопли со второго этажа. Естественно, мы не могли не побежать и не посмотреть, что же произошло, и когда мы прибыли к месту, откуда предположительно и доносился крик, оказалось, что мы не одни такие — в коридоре возле женского туалета собиралась немалых размеров толпа. Впрочем, это было неудивительно — какой ещё реакции можно было ожидать в наполненной детьми школе? На каменном полу коридора, прямо в вытекающей из входа в помещение туалета луже, стоял на коленях Аргус Филч, уже не вопящий, а бормочущий вполголоса про то, что надо «убить мелких выродков» или «сгноить их в Азкабане», рядом стоял сам директор, успокаивающий завхоза, а завершал композицию профессор Селвин, разглядывающий то, что должно было стать потом школьной историей, которую не один год передавали из уст в уста, лучше всего, в тёмном-тёмной спальне, в качестве страшилки.

— Всё не так страшно, Аргус, — тихим и ясным голосом говорил Дамблдор. — Ваша кошка определённо жива.

— Жива? — суд по тону, которым это было произнесено, с Филчем случился катарсис. — Я... я не мог и надеяться... Но что же тогда с ней, и когда она будет... вылечена?

— Пока, — директор выделил это слово, — я могу только сказать, что она точно будет вылечена, но вот когда, — он сделал паузу, — это нам пока только предстоит узнать. Возможно, понадобится мандрагоровое зелье... — Дамблдор задумался и замолчал.

— А виновные?! Вы найдёте маленьких гадов, совершивших злодеяние?! — теперь, удостоверившись, что свою кошку живой он ещё увидит, Филч, наконец, вспомнил, про то, что он ничего не прощает. — Думаю, это должен быть кто-то с первых трёх курсов, — проявил он неожиданную смекалку, — если судить по высоте, на которой её повесили.

— Едва ли, — покачал головой директор. — Это слишком сильное колдовство, чтобы его мог сотворить младшекурсник. Такое и редким выпускникам под силу...

— Определённо, — изволил открыть рот профессор Селвин, — это либо кто-то из старшекурсников, либо какая-то неведомым образом пробравшаяся в замок сущность, — он нахмурился. — И я очень хотел бы надеяться, что не последнее.

А перед ним — да и перед всеми нами — прямо под факелом на стене была выведена то ли кровью, то ли просто красной краской надпись: «ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА. ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!»

Мы не знали, что это за тайная комната (ну не сортир же имелся в виду!), кто этот наследник, что у него за враги, не знали мы и то, кто и каким образом заставил оцепенеть кошку (она, конечно, была премерзким животным, но так ей мстить никто из наших знакомых даже не думал), и что из этого выйдет — но понимали совершено точно, что с этого момента и до находки виновника учебный год сильно изменится...