50 ways to say Goodbye (гет)

— Гарри? Гарри, дружище, ты где? Гар…мать твою, ты что спишь?!

Я с трудом поднял чугунную голову от…кухонного стола? Дьявол, я, и правда, спал на столе? Черт, вот что за идиот.

Неторопливого взгляда на часы хватило для понимания, что почти два часа безнадежно утеряны. Мои охренительно грандиозные планы (а в списке супер-дел на сегодня значилось «бесцельное блуждание по дому», «разглядывание газет, журналов и аврорской документации» и, в конце концов, «занимательное перебирание вазочек из черепов непонятно-кого, так горячо любимых Кричером») жестоко разрушены. Если к прочтению кое-каких дел по работе я все-таки приступил, то только и успел, что поспать на них.

Гребанный Роджерс, которого мы ласково величаем Тупым Ублюдком! Только мистер Главный Аврор может нагрузить меня работой в мой заслуженный выходной, хотя, конечно, не стоит забывать о толпе маленьких манипуляторов, снующих неподалеку. Имя «Гарри Поттер» творит чудеса с их невинными желаниями, превращая в грязные фантазии об управлении миром. Волан-де-Морт был небесполезен: только с его помощью я открыл-таки глаза на многие жуткие аферы. Фактически, Темный Лорд отличался от дедушки Альбуса только тем, что не подменивал жажду власти благими намерениями, которыми, как известно, вымощена дорога сами-знаете-куда. Хотя, что неудивительно, когда я однажды заикнулся об этом при Роне, то получил, кажется, самый ужасающий взгляд за время нашего знакомства.

И кстати, мой рыжий друг как раз находится прямо перед моим носом. Не знаю, что я сделал не так в прошлой жизни, но Рональд держит три бутылки Ron Miel, а я уже в красках представляю, в какую задницу буду пьян через пару часов.

— Я думал, ты меня ждешь, а ты спишь. Что, отличная ночка? — он продолжает, расставляя алкоголь на столе, и старается не смотреть мне в глаза. Кто виноват, что этот рыжий хрен до сих пор винит меня в расставании с его сучеподобной сестрицей, хотя та вроде и не скрывала, что сама меня бросила. Если я сейчас выдумаю историю о длинноногой блондинке, что развлекала меня всю ночь напролет, вечер получится гораздо более скучным и, возможно, станет еще одной точкой в пропасти отношений с моим лучшими другом.

— Привет, Рон. Конечно, нет, черт возьми! Тупой Ублюдок накинул мне пару дел, а я заснул уже на первых страницах. Не знаю, как выдержу следующие пару лет в Аврорате.

Он исключительно аристократично заржал:

— На твоей щеке отпечаталась его подпись!

— Что? Блять!..

— Меченный, мать твою. То Темный Лорд, то Светлый Аврор. Гарри, ты и правда невезуч.

Я с видимым неудовольствием и ненавистью тру щеку рукой, чтобы пара кривых закорючек никогда больше не сумела бы меня тревожить. В противном случае, мне придется попросить у Кричера самый ядерный отбеливатель на свете.

— Эти документы действительно очень скучные. Мерлин, Рон, прекрати ржать. Как выходные?

— Ты сам знаешь как, — он неопределенно хмыкает, намекая на случившееся, но я, черт возьми, все равно ничего не понимаю. — Серьезно, ты что, не в курсе?

— Нет. А должен был? Я не виделся ни с кем из наших с пятницы.

Он бурчит под нос что-то похожее на «зато с Хорьком точно встречался», но я прикидываюсь абсолютно глухим.

— Да. Мама пригласила вчера Гермиону на ужин, а та пришла — нет, ты только послушай, — с Энгельсом!

Вероятно, эта фамилия должна мне о чем-то говорить, да. Но я почему-то вспоминаю только о старом добром марксизме и прочитанном томике «Капитала», в данный момент подпирающем кофейный столик на открытой веранде дома. Дьявол, как же я все-таки невежественен!

— Кто это вообще? А Маркс у вас в гостях не бывал?

— Нет, Маркса не было, кто это? Новый аврор? — к сожалению, мой интеллектуальный юмор мало кому понятен, и уж точно не Рону. — А, хрен с ним. Энгельс — это же гребанный писатель.

Ну, вообще-то ты недалек от правды, друг.

— Рон, я не понимаю, о ком ты говоришь.

Парень округляет глаза:

— Да ладно, ты не знаешь его? Он написал «Основы ментализма» или что-то такое. Гермиона еще тряслась над его книжкой на курсе шестом.

— Гермиона пришла на ужин с каким-то стариком? Я, честно, не понимаю, в чем тут горе.

— Не стариком. Ему лет тридцать, не больше. Хотя да, все равно разница большая. Короче, поговаривают, что она с ним встречается или как-то так.

Теперь моя очередь удивляться:

— Серьезно? Гермиона мне ничего не говорила.

Рыжик демонстративно медленно пьет ром, стараясь выглядеть абсолютно бесстрастным.

— Ну, мне тоже. Вообще, она не призналась, даже когда я спросил ее в лоб. Сказала, что он ей просто нравится как человек науки, и начала нести подобную хрень, ты же знаешь. Но я-то видел, как она на него смотрит!

— Хм. Может быть, у них ничего и нет? Я имею в виду, что обычно наша подруга не врет. А что, писатель и правда знаток своего дела?

— Откуда мне знать, я не читал. Гермиона, конечно, распалялась и рассказывала, какая это интересная и неизученная наука и бла-бла-бла, но этот тип меня все равно настораживает. Сидел весь такой в себе, холодный как ледышка, на отца Хорька кстати похож. Он немного начал рассказывать, но заинтересовал разве что только папу, который при словах «магглы тоже пытались проникнуть в чертоги этой науки и создавали некоторые приборы для этого» почти подпрыгнул. Уверен, он слышал только первое слово из этой фразы, а Джордж уже, кажется, знает, что будет дарить отцу на Рождество. Ты, кстати, где будешь его праздновать?

Есть все-таки у Рона одна неприятная привычка — хотя если верить Гермионе, то даже не одна — резко менять темы, что я за ним не поспеваю. Пытаясь сосредоточиться, я мысленно записываю в длинный список литературы на ближайшее будущее Энгельса следом как раз за подкинутым Люциусом Шпеером.

Кстати про Рождество, да. Если честно, я и понятия не имею, чем собираюсь заниматься в конце декабря, потому что, во-первых, сейчас только начало ноября, а, во-вторых, у меня действительно нет никаких планов. Немногим раньше я бы сказал, что меня можно найти у Уизли, но после расставания с рыжей сукой это уже не вариант. Рон-то, конечно, был бы не против, но там не будет молчаливо поддерживающей Гермионы, а терпеть все это одному — я не намерен, не такой уж и придурок. Еще можно было бы навязаться Драконышу: насколько я знаю, он собирается устраивать крупную вечеринку у себя в поместье, где будет толпа слизеринских друзей, но с некоторых пор это меня не расстраивает. Теоретически, я все еще в раздумьях, если вообще можно так назвать нежелание праздновать хоть какой-либо веселый праздник, когда меня пожирает грусть.

— Не знаю, даже не думал. Кролик Роджер грозился какой-то командировкой в несусветные дали как раз на рождественские праздники, но я думаю, он просто злится, что я на него срал.

— Эй, а как же я, дружище?

— Э-э-э, а разве ты не планировал остаться на Рождество с Лавандой? — я чуть не проговариваюсь и не называю ее «Страшной Лавандой»[1], как ее обычно величает Гермиона. Не то что бы моя подруга была так жестока, но под действием Бейлиса или «Двенадцатилетнего малыша»[2] она становится весьма забавной.

— Да, вроде как собирался, но она планирует слетать во Францию, а я никак не могу бросить родителей. Ты знаешь, как они расстроятся, если меня не будет. Мы почти поссорились с Лавандой по этому поводу, но решили все-таки провести праздники по отдельности.

— Ну, неплохо. В смысле, жаль, конечно, но раз так, то ничего не поделаешь. Ты уже вовсю готовишься к Рождеству?

— Да, нет же. Слушай, ты же не останешься на праздники в Норе, да? — он смотрит с надеждой, но мы оба прекрасно знаем, что ему не на что рассчитывать. — Черт, я так и знал. По правде говоря, Джинни тоже была бы не в восторге от этого, но я все равно хотел тебя позвать. Жаль, что ты не придешь.

Мне не требуется ничего отвечать, но я все равно киваю головой и отпиваю еще алкоголя. Не могу скрыть, что я немного расстроен, но это не так-то и отличается от моего обычного состояния, в котором я пребываю уже второй месяц. Если быть откровенным, то я и вышел из него на пару часов только для того, чтобы не дать поводов другу рассказать экс-невесте-экс-героя о том, насколько я жалок без нее. Я не виню его в том, что он говорит все, что думает и видит, но наши с ним видения ситуации несколько различаются.

У него с Гермионой было все совсем не так. Они, если можно так выразиться, дошли до этого сами. Отдалились, почувствовали холод в отношениях и еще много такой же сентиментальной херни. Несмотря на то, что инициатором была девушка, вину Рона тоже не следует упускать из внимания: много дерьма шло и из него. Два моих лучших друга просто разошлись как в море корабли, но продолжают общаться без попыток взять друг друга на абордаж. Это было осмысленное решение, и я рад, что они сделали все без проблем.

Что касается того, что у меня было с Джинни…блять, я и правда не знал, что она может так поступить. В смысле, сейчас-то я, конечно, понимаю, что все к этому шло, но на тот момент это была самая неожиданная для меня новость, опередившая в моей личном топ-листе даже возрождение Волан-де-Морта.

Я неторопливо возвращаюсь домой после жуткого дня, проведенного в обществе убийц и головорезов. Нет, конечно, не так, но Тупой Ублюдок почему-то решил, что я просто обязан засвидетельствовать место преступления, на котором — о, Мерлин, — у добропорядочного гражданина украли мешочек с галлеонами, когда он выходил из Гринготса. Я несколько часов слушал нудные причитания господина Как-его-там, и все это снова было похоже на маленькую месть Роджерса мне, но, откровенно говоря, это его обычная модель поведения со мной, так что иного случая я и не знаю.

В общем, я и правда дьявольски устал. Фактически, мысль о возвращении в теплые объятья Джинни грела и держала меня на плаву весь этот хренов день.

Но с порога я сразу ощутил…пустоту. Как будто бы здесь уже давно никто не живет, словно это заброшенный дом какого-нибудь сбежавшего в Европу Пожирателя. И это было, по меньшей мере, странно, потому что я все еще видел личные вещи Джин, разбросанные по дому, которые Кричер категорически отказывается убирать, сославшись на титул «предателей крови».

— Джинни? — мой вопрос потонул в тишине дома. Я ожидал сладких приветствий и поцелуев, а вместо этого получаю какую-то неестественную пустоту. В голове громко стукнуло, холодные иголки уже пошли по рукам, но, прежде чем я успел запаниковать, в гостиную зашла рыжая девушка в светло-зеленом платье.

— Черт, Джинни, что-то случилось? Здесь слишком…тихо, наверное.

Моя золотая нимфа улыбнулась краешками губ, и я, что, казалось бы, невозможно, начал паниковать гораздо больше.

— Привет, Гарри. Ты сегодня рано. Будешь кушать?

Девушка уже направлялась на кухню, а в голове глухо звучало «что-что-что-что-за-черт».

Я обогнал ее в коридоре и остановился прямо перед ней.

— Моя хорошая, что такое?

— Тебе лучше поесть, Гарри, — я упрямо покачал головой. Не уверен, что в горло пролез бы хоть кусочек, даже если бы это было что-то, приготовленное на нескольких литрах оливкового масла.

— Ладно, — она утомленно кивнула. — Тогда я бы хотела поговорить.

Я снова закивал головой, как испорченный китайский болванчик, уже толком не понимая, с чем соглашаюсь. В моей жизни было слишком много длинных разговоров и недомолвок, и я уже порядочно устал от этого. К тому же, я знаю, чем они обычно заканчиваются: «Гарри, тебе надо убить Волан-де-Морта», «Часть души Темного Лорда сидит внутри тебя, тебе надо умереть», «Гарри, твой крестный предал твою семью» и бла-бла-бла. Разве так сложно сказать все в нескольких предложениях?

Мы расположились в гостиной на диванах, которые купили вместе несколько недель назад. На маленьком кофейном столике, приобретенном в антикварной лавке на окраине Инфилда, в беспорядке лежали оставленные мной бумаги и чашка с недопитым кофе. Точно так, как я оставил утром, пока в спешке собирался в Аврорат. Ничего не изменилось. Словно в этом доме ничего и не происходило.

Я внезапно понял, что не хочу слышать того, что скажет Джинни. Совсем не хочу знать, что случилось, кто умер, или что-то в этом роде. Мне неинтересно. Я хочу остаться в Блэк-хаусе, в доме, окруженном какими-то статическими чарами, и ничего не предпринимать. Я устал. Я хочу спать. Нет больше желания гоняться за какими-то призрачными бедами.

Но в ту секунду, как только я собираюсь выложить это все моей хорошей девочке, она торопливо говорит:

— Нам надо расстаться, Гарри.

Нам…что?

— Что? — тупо переспрашиваю я. Возможно, я просто ослышался. Да, вполне вероятно, что у меня какие-то проблемы со слухом, потому что днем Роджерс орал слишком громко, и мои барабанные перепонки не выдержали. Мне следовало давно пройти полный осмотр у колдомедиков.

— Расстаться, Гарри. Я не могу так больше.

— Джинни…Что случилось?

Она мнется ровно двадцать шесть секунд, но за это время я успеваю сойти с ума и обнаружить себя абсолютно потерянным.

— Разве ты не видишь этого? Это больше не работает. Мы не можем оставаться вместе только по привычке и из долга перед общественностью.

— Долга? Привычка? Мерлин, я тебя совсем не понимаю.

— Гарри, — она произносит мое имя так мягко, что мне кажется, это все просто сон. Но Джинни продолжает, а мои надежды умирают, — ты хоть видишь, что происходит вокруг тебя? Замечаешь, что что-то не так? Что, например, Гермиона с Роном расстались?

Я не удерживаю себя от едкого замечания:

— И ты хочешь последовать их примеру? Полнейшая чушь.

— Да нет же! Я хочу объяснить тебе, но ты меня постоянно перебиваешь. Послушай, ты очень много работаешь. Я знаю, что это твоя мечта — быть аврором — и не могу забирать ее у тебя. Но все оставшееся время ты где-то пропадаешь, ты не замечал? Ты рассказываешь мне о встречах с Малфоями, Забини и даже Паркинсон, и при этом не думаешь, что мог бы провести это время в моем обществе. Я ведь жду тебя каждый вечер, а ты приходишь, ужинаешь и отправляешься спать. Гарри, я так не могу! Я хочу быть с тобой, но ты слишком занят для меня. Это больше не может продолжаться.

Я смотрю на нее пустым взглядом, на то, как она перебирает ткань юбки тоненькими ручками, как убирает падающие пряди волос, как поджимает губы, и абсолютно ничего не понимаю. Работа? Работа и слизеринцы? Это что…так плохо? Я провожу с ней все выходные, праздники и любую свободную минутку, незанятую важными делами. Иногда я встречаюсь с Гермионой или Роном, но она почему-то ничего не говорит про них. Это так важно? Что я общаюсь с теми, кто ей не нравится? Я озвучиваю свою последнюю мысль.

— Нет, это тут не при чем! О, Мерлин, Гарри, ты не видишь главной проблемы! Я сказала так много слов, а ты услышал только про Змей?!

— Нет, Джинни, я услышал все. Но я все равно не понимаю, что именно я делаю не так.

— Да все не так! — она взрывается, и теперь в ее глазах поселилась злость, а не жалость, или что я там видел минуту назад. — Ты ведешь себя как Чертов Герой! Всем помогаешь, никому не отказываешь, но есть и Я! Я хочу твоего внимания! Я хочу быть с тобой не только по выходным. Я хочу целовать тебя, когда мне вздумается, а не только, когда у тебя есть настроение. Ты слышишь это, черт возьми?

«Как много личных местоимений», — отстраненно замечаю я, стараясь не прослушать ни одного слова, что вбивает ржавые гвозди в крышку моего гроба.

— Ты работаешь, постоянно работаешь! Тебе нет дела до меня, ты…

— Все не так, Джинни! Я люблю тебя.

— Я знаю лучше, ясно? — она практически кричит. — Я вижу, что творится вокруг, и это не работает!

Девушка останавливается, переводя дыхание, а потом в ускоренном темпе продолжает поливать меня грязью. Понятия не имею, чем я заслужил это. Возможно, за убийство Волан-де-Морта полагаются пожизненные наказания или что-то в этом роде. Возможно, стоило оставить ублюдка в живых, чтобы не мучиться всю оставшуюся жизнь. Возможно, я испортил себе карму, когда связался со слизеринцами. Я и правда не знаю. Это больно. Мне хочется выть, но я не Ремус, чтобы кидаться на луну. Ремус, кстати, тоже больше этого не делает. Он же мертв.

— …все к этому шло, ты знаешь?

Я качаю головой. Не знаю. И знать не хочу.

— Тебе следует найти кого-то, кто будет терпеть твой образ жизни. Мы просто не подходим друг другу, вот и все. Мне жаль, Гарри.

Она торопливо поднимается и отходит к камину намного быстрее, чем я успеваю прийти в себя.

— Я уйду сейчас, Гарри, ладно? Попрошу кого-нибудь забрать мои вещи на днях. Пока что нам лучше встречаться как можно реже.

— Джинни, дай мне ска…

— Не надо, прошу тебя, — девушка практически умоляет, и я останавливаю себя. — Я так решила. Я надеюсь, ты будешь счастлив.

Камин полыхает ярко-зеленым, а я все также сижу на диване. Даже и не знаю, есть ли смысл вставать и идти куда-то. Потому что моя жизнь, кажется, кончена.

Я помню это. Прошло уже два месяца, а я до сих пор помню все, что Джинни говорила в тот вечер. После этого я видел ее только один раз, на приеме у Министра, но, пока мое сердце раскалывалось от одного взгляда на улыбающуюся экс-невесту, по обе стороны от меня внезапно оказались Драко с Гермионой, подхватывая под руки и унося аппариционным коридором в какую-то маггловскую забегаловку, где подают замечательный абсент с тоником и ананасовым соком. И, кстати, чистый абсент там тоже вкусный.

Много воды утекло с тех пор. Надо бы забыть, как сделал Рон, который через месяц после ухода Гермионы завел интрижку с Кассандрой, длинноногой секретаршей из Департамента по связям с общественностью. Но я просто стою на месте. Не двигаюсь. Жду непонятно каких событий. Как будто бы я сам оказался под чарующим воздействием статики в доме на Гриммо.

Все это весьма раздражает. Ясное дело, что я не Рон, но, насколько я знаю, я и не безмозглая девица, что льет слезы по ушедшему принцу. Более того, Джинни принцессой не была, а была настоящей сукой, так что я вполне могу позволить себе выкинуть ее из головы.

Если все действительно к этому шло, так почему же я все еще помню?

[1] «Brown» переводится так же, как и «lurid» и означает «карий». Но у последнего слова есть и другое значение «страшный».

[2] Имеется ввиду знаменитый шотландский бренди «Ballantines Aged 12 Years»