Теперь я - Малфой (гет)

К чему может привести оплошность Аластора Грюма? К шпилькам подчиненных? К насмешкам коллег? К опасности?

В моем случае ошибка шефа перевернула мир с ног на голову, и будьте все прокляты, если я не рада этому!

Начать, думаю, лучше с самого начала. До пяти лет я была самой обычной девочкой: в меру сообразительной, в меру послушной, миленькой (как, впрочем, и почти любой другой ребенок), но… всего лишь одной из трёх. У моих родителей, Клары и Нейтона Логан, было трое детей: сын Филипп и две дочери-близняшки, Аманда и Эмили.

Фил всегда был гордостью семьи, Менди любимой девочкой, а вот я — «вечной головной болью».

Дело в том, что именно в пять лет я узнала, что я волшебница. Нет, письмо из Хогвартса пришло в одиннадцать, как и положено, но вот первый выброс стихийной магии случился на мой пятый день рождения. Наш с Менди. Праздник шёл своим чередом, но я не вписывалась в детский коллектив, меня дразнили… Не знаю, что потом случилось (работники Министерства из отдела по отмене случайного колдовства не стали глубоко копать и просто стёрли всем воспоминания), но ощущение чего-то необычного осталось со мной навсегда.

Как и понимание того, что я разочаровала семью.

Всю мою жизнь можно описать парой предложений: нелюбимая дочь, старательная ученица, добросовестный аврор. Пока другие развлекались, заводили друзей, влюблялись, строили семьи, я была одна. Мне вечно чего-то не хватало для того, чтобы отложить учебник (а позже — отменить дежурство) и присоединиться к коллективу. Мне интереснее были книги, чем люди. Поэтому нет ничего удивительного в том, что к тридцати пяти годам у меня не было ничего, кроме работы.

Ситуация в магической Британии с каждым днём становилась всё хуже, но после того, как Пожиратели Смерти во время какого-то рейда убили мою семью, меня перестало это трогать. А уж после того, как некоторое время назад погибли мои любимые племянники, я просто погрузилась в депрессию, не видя никакого смысла в борьбе. Я даже жить не хотела.

Победа светлой стороны во второй магической войне тоже едва не прошла мимо моего внимания. Хотя «победа» неправильное слово, на мой взгляд, разве что Пиррова. Хогвартс лежал в руинах, число погибших внушало ужас, Пожиратели разбежались и продолжали нападать исподтишка…

Вызов Грюма выдернул меня из апатии, когда я механически писала отчёт по последнему выезду, в результате которого мы потеряли троих авроров, а Пожиратель Смерти, ради чьей поимки всё и было затеяно, сбежал.

— Вызывали? — получив в ответ на вежливый стук неразборчивое бурчание, я заглянула в кабинет начальника Аврората.

— Да, мисс Логан, входите и закройте двери. Нам с вами предстоит серьёзный разговор.

Я нерешительно вошла, ломая голову, чем успела провиниться, и на всякий случай пообещала:

— Отчёт почти готов, к обеду он будет на вашем столе.

Недовольно отмахнувшись, Грюм указал мне на стул напротив его стола и, выдержав паузу, заговорил:

— Мне нет нужды рассказывать вам о ситуации в мире. Это Пиррова победа, и наша гибель — вопрос времени, — я осторожно кивнула, соглашаясь. — После смерти Поттера народ потерял надежду, так что Пожиратели просто задавят нас числом. Информация о крестражах больше не является тайной, всем известно, что Волдеморт в любой момент может вернуться…

— Мистер Грюм, — осмелилась перебить я, — как вы и сказали: мне это известно.

— Да, вы правы… Ладно, перейду к делу, — старик тяжко вздохнул и сделал еще одну паузу. — Эмили, вы ведь потеряли всю семью в войне, не так ли?

По сути, из всей «семьи» я скорбела лишь о племянниках, но Грюму об этом знать было не обязательно, так что я сдержанно кивнула.

— Нас осталось мало, так что мне даже не из кого выбирать… Дело в том, что я придумал, как нам изменить сложившуюся ситуацию…

Аластор говорил много, перемежая факты с домыслами, приплетая жалость к погибшим и ненависть к их убийцам, но план его был до безобразия прост и подл.

Во время битвы за Хогвартс младший Малфой получил смертельное ранение, и жить ему оставалось даже не дни, а часы. Защитить парня было некому: его родители (чуть ли не единственные из сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть) находились в Азкабане, и бессердечный Грюм предлагал умертвить обречённого мальчика, чтобы использовать его магию.

У старика «завалялся» хроноворот, который должен был перенести меня на пару месяцев назад, то есть внедрить в самое сердце врага. А ещё я должна была принять модифицированное Оборотное зелье, которое с помощью тайного магического ритуала вобрало бы в себя жизненную силу Малфоя, и за счёт этого оно не должно было прекратить действие до тех пор, пока наш план не будет исполнен.

— Мистер Грюм, но мальчик…

— Он не жилец, Логан, — отрезал шеф. — Ты согласна стать на время Драко Малфоем?

— Я не смогу достоверно его сыграть, — не видя смысла спорить (поскольку откажись я — старик всё равно не отступится от своей идеи), я начала мысленно прикидывать, как выполнить задание.

— Я позаботился об этом, — самодовольство так и пёрло из Грюма. Достав откуда-то из недр стола пыльную склянку, он ей потряс, сообщая: — Это воспоминания мальчишки. Изучишь их на досуге. Но не затягивай, сама понимаешь, времени в обрез.

— Когда я должна быть готова? — смирившись с неизбежностью, только и спросила я.

— Послезавтра. Отправимся в Малфой-мэнор, и я активирую хроноворот.

— Тогда я приступлю немедленно.

* * *

Аппарировав домой, я действительно сразу же занялась воспоминаниями. Жалость к Драко, чья жизнь весь последний год походила на порядком затянувшийся кошмар, накрыла меня с головой. Мальчишка был жертвой в этой войне, а вовсе не игроком, а теперь его хотят лишить жизни в угоду принципам, в которые он никогда не верил.

На свой счёт я тоже не заблуждалась. Грюм прямо сказал, что обратился ко мне именно потому, что обо мне никто не будет горевать. Так что на положительный исход никто особо и не надеялся… По крайней мере, для меня — точно.

В одном шеф был прав — я не откажусь от участия.

Как магглорожденная ведьма, я прекрасно понимала, что приход к власти таких, как Темный Лорд, априори означал мой конец. Однако ненависть магглов к волшебникам, испытанная на собственной шкуре, мешала мне сочувствовать пострадавшим.

Семья отвернулась от меня, едва узнав, что я ведьма. Они не понимали меня, боялись, и отдалялись, пока не стали просто соседями. В когда я вернулась домой с дипломом Хогвартса, родители весьма недвусмысленно указали мне на дверь — страх перед ведьмой не только не исчез, но стал лишь сильнее. И тем больнее было, когда они приняли детей Аманды, также оказавшихся магами. Племянники стали той ниточкой, что связывала меня с семьей. Паникующая Мэнди сама связалась со мной — впервые с того дня, как они с родителями выставили меня из дома, и, рыдая, умоляла помочь. Отказать я не смогла — дети не были виноваты, что отличаются от матери и бабушки с дедом, и я не желала им той судьбы, которая выпала на мою долю.

Малышей я полюбила мгновенно, с удовольствием возилась с ними в свободное время, учила, как скрывать дар от магглов, водила на экскурсии по Косому переулку и Хогсмиду… А вот родителей и брата с сестрой я так и не смогла простить.

Воспоминания мешали мне готовиться к заданию, я то и дело ловила себя на том, что тупо стою посреди комнаты, замерев на полдороги к столу или шкафу.

Я не знала, вернусь ли ещё когда-нибудь в свою квартиру, не знала, доживу ли вообще до этого возращения, поэтому приводила все дела в порядок: начиная с опорожнения холодильника, чтобы ничего не протухло, и заканчивая завещанием. Собрав все вещи, которыми я хоть немного дорожила (по большей части это, конечно же, были книги), я уменьшила их и прикрепила к кобуре для волшебной палочки на предплечье. Чуть подумав, решила запастись всем необходимым заранее, не зная, как обстояли дела Малфоя с доступом к лечебным зельям и другим могущим понадобиться вещам.

В итоге двухдневных сборов у меня набралось без малого три чемодана книг, два огромных кофра с зельями и приличных размеров сумка, в которую я напихала конфискованные (но не сданные в Министерство) артефакты и запасные волшебные палочки.

Я была готова к чему угодно.

Грюм сто раз повторил, что я должна делать, чтобы помешать Волдеморту, после чего заставил меня залезть под кровать еле дышащего Малфоя (чтобы меня никто не увидел, когда я перенесусь во времени) и приступил к ритуалу.

— Значит, вы займете моё место?

Тихий голос без сомнения принадлежал Малфою. Аластор был занят и не слышал этого, а я не смогла промолчать:

— Прости, малыш.

— Не причиняйте боли моим родителям.

— Я постараюсь, Драко. Клянусь.

— Тогда удачи, — шёпот становился всё тише с каждым разом, и последнюю фразу он произнес вместе с последним выдохом.

— In statu quo ante. In extremis⁽¹⁾, — пропел Грюм концовку заклинания, и я потеряла сознание.

* * *

— Драко? Драко, ты где?

Мужской голос был первым, что я услышала, придя в себя. Отметив, что голос незнаком, я поняла, что лежу, и попыталась сесть… И тут же впечаталась лбом во что-то твёрдое. Взвыв от боли, я не сразу сообразила, что происходит, а тем временем меня уже извлекли из-под кровати.

— Сынок, тебе что-то приснилось? — не узнать Люциуса Малфоя я не могла, но с ответом не торопилась. — Драко, как ты себя чувствуешь?

Так, я Драко, значит, всё прошло нормально, и перемещение во времени и теле состоялось. Теперь вопрос: как мальчишка обращался к отцу? Пробурчав что-то нейтрально-неопределенное, я с помощью Люциуса поднялась и поняла, что дело дрянь.

Да, я стала Драко, вот только не семнадцатилетним, как планировалось, а совсем маленьким! Зеркало в вычурной раме отражало мальчика лет пяти-шести на вид, с нездоровой бледностью лица и лихорадочно горящими щеками.

Непроизвольно попятившись от зеркала, я наткнулась спиной на Малфоя и, если бы он меня не поддержал, точно бы упала.

— Милый, у тебя снова жар! — он подхватил меня на руки и уложил в постель. — Ты не принял лекарство? Драко, ну что это такое?

Я была совершенно сбита с толку. Воспоминания подростка давали мне некоторое представление, как он вёл себя в семнадцать лет с ровесниками и учителями в Хогвартсе, но каков он был десять лет назад в домашней обстановке — я не имела ни малейшего понятия!

— Голова болит, — тихо пожаловалась я, понимая, что нельзя молчать и дальше.

— Потерпи, малыш. Вот, выпей пока жаропонижающее, а я сейчас вызову Северуса…

— Зачем? — пискнула я, испугавшись.

— Как зачем? Пока мамы нет, кто ж ещё скажет, что нужно тебе давать для скорейшего выздоровления?

— А где мама? — машинально спросила я и тут же захлопнула рот: Драко наверняка знал, где находилась его мама.

— Ты так и не запомнил называние? — добродушно усмехнулся Люциус и ласково потрепал меня по волосам. — Шпицберген. Ты же знаешь, маме нужно регулярно туда ездить, а иначе она будет болеть… Впрочем, всё это мы можем обсудить позже. Хочешь, я почитаю тебе?

Каким образом мне удалось сдержать слёзы — не знаю. Со мной никто никогда не был так добр, как Люциус Малфой. И мне никто никогда не читал!

Когда мы с сестрой были еще совсем крохами, мама читала нам сказки, но, сколько себя помню, это всегда были те сказки, что нравились Аманде (наверное, поэтому я и начала читать в четыре года, а сестра только в восемь).

— Хочу! — сама не понимаю, как сказала это вслух. Но Малфой тут же вытащил из прикроватной тумбочки красивую книжку, о какой я и мечтать не могла в детстве, и, открыв примерно посередине, начал читать с того места, где, очевидно, остановился в прошлый раз.

К тому моменту, когда в комнату вошел Снейп, я уже почти влюбилась в Люциуса Малфоя, исполняющего роль отца.

Снейп, каким я помнила его по школе (а он учился на пару курсов старше меня), был язвительным букой. Этот же Северус отличался кардинально от мрачного профессора Зельеварения, каким его описывали абсолютно все молодые авроры, только закончившие Хогвартс.

— Ну, привет. Мелкий пакостник снова отказывается пить лекарства? — обменявшись с Люциусом приветствиями, Снейп обратился напрямую ко мне. — Драко, в кого ты такой вредный?

— В папу, — ляпнула я.

Они расхохотались, и я немного приободрилась.

* * *

Откровенно говоря, я так морально не уставала никогда в жизни, как в первую неделю моей жизни в Малфой-мэноре. Путём осторожных вопросов и чтением извлеченной из мусорной корзины газеты, я выяснила, что переместилась ровно на одиннадцать лет назад и сейчас находилась в восемьдесят седьмом году. Что заболел мальчик после купания в горной речке, куда его возили полюбоваться видами природы. Что Нарцисса — женщина крайне болезненная и четыре раза в год она уезжает на лечение в Шпицберген, славящийся своим уникальным климатом. Что Снейп — крёстный отец Драко. Что Люциус обожает сына…

Одним словом, я узнала очень много, но в то же время этого было слишком мало, чтобы достоверно играть мальчика.

Не успела я приспособиться к Люциусу, как передо мной предстало новое испытание: день рождения. Едва всё не испортив воплем «я не хочу!», который, по счастью, приняли за нежелание готовиться, а не отмечать, я в ужасе ждала, когда нагрянут друзья мальчика и моё самозванство станет очевидным.

От разоблачения меня спасла неприятная случайность. Драко обожал квиддич, так что у Люциуса не было иного пути, как подарить сыну новую метлу. Я же терпеть не могла всё, что было связано с полётами, но пришлось изображать бурный восторг (получилось достоверно, кстати) и тут же нестись в сад, опробовать это «чудо».

В воздухе я продержалась секунд десять.

Зато после того, как меня привели в сознание и напоили сначала обезболивающим, а потом и Костеростом, я была лишена сомнительного счастья принимать гостей и вдобавок получила официальное объяснение всем странностям поведения — сотрясение мозга.

Малфой был безутешен, не отходил от меня ни на шаг, кормил с ложечки, не подпуская эльфов, и я поняла, что хотела, чтобы так было всегда. В тот день я впервые назвала его «папа», и это прозвучало настолько естественно, что больше я не терзалась никакими мыслями о том, что косвенно виновата в смерти его родного сына и обманом заняла место Драко… Малфою нужен сын, и я стану таким сыном, о котором Люциус мог только мечтать. Я не дам ему повода пожалеть, что я заняла это место.

1) In statu quo ante. In extremis (лат.) — В прежнее состояние. В последний момент (перед смертью).

Вернуться к тексту

Постепенно «комната Драко» превратилась в «мою комнату», а принесенные контрабандой из будущего вещи заняли свои места. Чтобы перемены в наследнике не бросались в глаза, мне пришлось пересилить собственную нелюбовь к высоте и научиться летать на метле даже лучше, чем умел сам Драко.

Юный Малфой получал великолепное образование дома. Дядя Северус (ох, каких трудов мне стоило заставить себя произнести это в первый раз!) обучал крестника зельеварению и защите от Темных искусств. Папа проводил все выходные напролёт за объяснением Трансфигурации и Чар, а мама в будние дни вдалбливала основы Нумерологии и Древних рун.

Уже через пару месяцев я обожала свою новую семью. Мои успехи в учёбе вызывали бурный восторг у наставников (ещё бы не вызывали, помнится, в своё время я три года подряд была лучшей ученицей Хогвартса), так что мне даже пришлось поумерить жажду знаний, чтобы не зародить в умах подозрения.

Свободное время я проводила с книжками, одновременно объясняя, откуда я всё знаю (выглядели они, как учебники), и изучая что-то новое (под обложкой скрывались книги, утащенные из малфоевской библиотеки).

Больше всего я боялась встречи с компанией Драко, но мне неожиданно легко удалось подружиться с ними. Оказывается, я не была занудой (как внушал мне брат), меня интересно было слушать (что всю жизнь отрицала сестра) и я вовсе не зазнайка-одиночка (как иногда в сердцах заявляла мама).

Нотт, Гойл, Паркинсон — вот самые близкие друзья младшего Малфоя. Едва услышав фамилии, я передернулась. Ну как же, дети худших из Пожирателей смерти! Но всё было совсем не так, как нам внушали Грюм, Дамблдор и им подобные. Неискренность могла бы обмануть детей, но не меня, взрослую женщину, с пятнадцатилетним стажем работы в Аврорате; они на самом деле были очень приятными в общении людьми. Конечно, у всех были свои тараканы в голове, но пренебрежительное отношение к грязнокровкам не делало их монстрами. Я вот, к примеру, терпеть не могу цыган. Ну и что? Ни они, ни я не бежим убивать тех, кто нам несимпатичен. Так что во всём виноват Тот-Кого… Волдеморт, короче.

Придя к этому выводу, мне стало гораздо легче регулярно общаться с родителями друзей (да-да, Теодор, Грегори и Пэнси уже успели стать моими друзьями).

Если бы я не заняла место Драко — я бы его возненавидела. Из зависти к тому, что кто-то может иметь любящую семью, верных друзей и быть душой компании. Но теперь Драко — это я, а его друзья и семья — мои.

Будь ты проклят, Аластор Грюм, я всё сделаю для того, чтобы они не пострадали!

* * *

Четыре года пролетели быстро. За это время я вдоль и поперёк облазила малфоевскую библиотеку, научилась не бояться того, что меня раскроют, и убедила родителей, что их сын — очень умный мальчик, заслуживающий самостоятельности. А ещё я (и на этот раз дело было именно во мне, а не в Драко) заслужила уважение друзей.

И вот уже пришла пора собираться в Хогвартс. Мама расплакалась, когда сова принесла письмо, а отец заперся со мной в кабинете, рассказывая, что можно, а что ни в коем случае нельзя делать наследнику рода Малфоев.

Я пропустила всё мимо ушей (в конце концов, я привыкла, что я одиннадцатилетний мальчик, а не взрослая рассудительная тётя!), но когда мы отправились в Косой переулок за покупками и в магазине мадам Малкин я заметила худенького мальчика со шрамом, во мне будто что-то всколыхнулось.

— Привет, а ты тоже едешь в Хогвартс? — Гарри Поттер (а кто сомневался, что это был именно он?) что-то неразборчиво пробурчал, но я не собиралась сдаваться. — Меня зовут Драко. Драко Малфой. А тебя?

— Гарри Поттер, — смущаясь, представился будущий победитель Волдеморта.

— Очень приятно, Гарри. Мои родители сейчас покупают мне перья и пергаменты, а потом мы пойдём за волшебной палочкой… А ты уже купил палочку?

— Нет… Наверное, Хагрид отведёт меня за палочкой в самом конце, — уже не так затравленно сообщил мальчик.

— А кто такой Хагрид? — я решила не демонстрировать излишней осведомленности, но и не показаться равнодушной, ведь мне так хотелось подружиться с Поттером.

— Это мой провожатый. Он лесник в Хогвартсе.

— О-о-о! Наверное, он всё-всё знает о школе! А ты живешь с магглами, да? Раз тебя не родители привели за покупками, а Хагрид?

— У меня нет родителей… И да, я живу с тётей и дядей, они — магглы…

— Прости, пожалуйста, Гарри, — со всей возможной искренностью произнесла я. — Тогда ты мало что знаешь о мире волшебников, я прав?

— Я вообще узнал, что волшебник, только сегодня ночью, — признался Поттер. — А ты из волшебной семьи, Драко?

— Да! Хочешь, я могу тебе помочь освоиться, только…

— Что? — жадно подавшись вперед, поторопил с ответом он.

— Ну, я не уверен, что твой проводник обрадуется, если я тебе всё расскажу, — тщательно подбирая слова, чтобы ничего лишнего не ляпнуть (всё-таки за четыре года я отвыкла от интриг), я понизила голос и предложила: — До школы ещё целый месяц, если хочешь, можешь написать мне…

— Правда?!

— Конечно! И я спрошу папу, можешь ли ты приехать к нам в гости… Тебя родственники отпустят, если что?

— Не знаю, — глаза Поттера тут же потухли. — Дядя Вернон и тетя Петунья ненавидят всё, что связано с волшебством…

— Но ведь совсем не обязательно говорить им, что ты поедешь к волшебникам! — горячо запротестовала я. — Ты всё купил, что хотел? Тогда пойдём, я познакомлю тебя с отцом.

— А он не будет против?

— Уверен, что нет! Пойдём, а то твой Хагрид вернётся, а тебя нет.

— Ладно, только быстро, — наконец решился Поттер.

Как он вообще смог дожить до решающей схватки с Волдемортом при такой доверчивости? Но я с уверенным видом потащила Гарри по улице, где должны были ждать родители.

— Папа! Я познакомился с мальчиком, ему нужна помощь с освоением в волшебном мире. Можно он приедет к нам, чтобы я смог ему всё рассказать?

Люциус окинул внимательным взглядом моего спутника и доброжелательно кивнул:

— Почему бы нет? Ваши родители отпустят вас, мистер…

— Поттер, сэр. Гарри Поттер.

В глазах Люциуса мелькнуло изумление, но он быстро справился с собой.

— Хорошо, мистер Поттер, скажите ваш адрес, и на днях я загляну к вам, чтобы доставить в Малфой-мэнор на встречу с сыном.

— Спасибо, сэр! — детская непосредственность тронула даже Люциуса.

— Не за что, Гарри. Драко, твоего нового друга никто не будет искать?

— Будет! Пап, я провожу его обратно и вернусь, ладно?

Не дожидаясь ответа, я развернулась на сто восемьдесят градусов и потащила Поттера обратно.

— Спасибо, Драко, — на прощание поблагодарил Гарри. — Это очень мило с твоей стороны…

— Да брось! Я вспомнил, кто такой Хагрид, вот и подумал, что нормальное знакомство с волшебным миром тебе не повредит. Он-то просто выполняет поручение, а я могу, как друг, все рассказать…

— Друг? — переспросил Гарри напряжённо, и я испугалась, что поторопилась. Но оказалось, что всё даже лучше, чем можно было предположить. — У меня никогда не было друзей… Ты правда хочешь быть моим другом?

— Да. Я познакомлю тебя с моими друзьями, уверен, им ты тоже понравишься… Мне пора идти, Гарри. Надеюсь, ты не передумаешь прийти ко мне в гости… И тебя отпустят.

— Я обязательно приду! — пообещал будущий гриффиндорец.

Или правильнее сказать будущий «бывший гриффиндорец»?

Дома меня ожидал форменный допрос, но я сделала предельно честное лицо и заявила, что мне стало жалко мальчика, который ничего не знает о мире волшебников, хотя его родители были магами. Подействовало. Люциус быстро прикинул, чем ему может пригодиться дружба сына с Мальчиком-Который-Выжил, и благосклонно пообещал наведаться к Поттеру.

С друзьями было чуть посложнее. Нотт надулся, ревнуя, как, впрочем, и Пэнси, а Грэг обиженно пробурчал, что мне их стало мало. Пришлось долго и нудно убеждать друзей, что Поттер им понравится, что я не собираюсь менять их ни на Гарри, ни на кого другого. Поверили, но я зареклась вводить в коллектив ещё кого-нибудь.

Через несколько дней Люциус трансгрессировал в Суррей, чтобы доставить Поттера к нам в дом. Вернулся он в жутком раздражении не только с Гарри, но и с его вещами.

— Немыслимо! Превратили мальчишку в прислугу! Ещё и попрекают куском хлеба! Как хорошо, что ты, Драко, настоял на моём визите к магглам! Гарри, располагайся… Сын, мистер Поттер поживет у нас до школы, я полагаюсь на тебя.

— Конечно, папа, я обо всём позабочусь! — я едва не подпрыгивала от того, насколько всё замечательно устроилось. — Пойдём, Гарри, я покажу тебе свободные комнаты — выберешь, в какой будешь жить… Или хочешь, можем сначала чего-нибудь перекусить? — Гарри был до такой степени смущен, что ждать от него внятного ответа не имело смысла. — Это здорово, что ты поживешь в мэноре, я боялся, что не успею тебе рассказать всё о Хогвартсе, а теперь у нас полно времени. Или ты не рад? — неожиданно для него я резко остановилась и уставилась прямо ему в глаза. — Папа иногда действует очень напористо, может, ты хочешь вернуться к магглам?

— Нет! — слишком уж поспешно вскричал он. — Просто это всё так… Твой отец так разозлился, когда дядя Вернон сказал, что я должен быть благодарен за то, что они меня кормят… А я даже не поблагодарил его…

— Ещё успеешь! — успокоила я и, ухватив его за руку, потащила в столовую. — Вечером познакомлю тебя с мамой, а сейчас ты съешь столько, сколько в тебя влезет! А я пока расскажу тебе о моём доме.

Поттер сразу же стал моей тенью. Я знала то, о чём он даже не слышал, я умела то, о чём он не смел и мечтать, и я готова была с ним дружить, что поднимало меня в его глазах на недосягаемую высоту.

Родители быстро нашли общий язык с несчастным мальчиком, а вот Нотт хоть и был вежлив, но дистанцию соблюдал чётко.

— Я ему не понравился?

— Он просто ревнует. Не расстраивайся, Гарри, Теодор привыкнет и тоже станет твоим другом, вот увидишь!

Поттер заметно расслабился, успев привыкнуть верить мне на слово, а я задумалась, как убедить в этом и Нотта. Пэнси благосклонно отнеслась к новичку, покоренная его неподдельным восхищением, а Гойл, как обычно, принял сторону большинства.

К концу августа мы все были стопроцентно убеждены, что вопроса с факультетом не должно возникнуть, но Гарри решил нас удивить.

Мы сидели в саду, болтая ни о чём, когда наш новый друг поинтересовался:

— А если я попаду на Гриффиндор, вы перестанете со мной дружить?

— С чего бы тебе туда попадать? — буркнул Теодор.

— Мои родители были гриффиндорцами, — пояснил Гарри. — Мне Хагрид так сказал, когда мы были в Косом переулке.

— Ну и что? Ты и родители — разные люди. К тому же ты их совсем не знал, так что ты и не можешь быть на них сильно похож…

— Почему? — обиделся Гарри.

— Потому, что когда ты изо дня в день видишь пример для подражания — это одно, а когда лишь примерно догадываешься — совсем другое.

— Значит, мне вообще не поступить в Хогвартс, — вдруг заявил Поттер. — Потому что мой пример для подражания — магглы!

— А ну перестаньте! — приказала я. — Ты не маггл, так что они не могут быть твоим примером. И вообще, если ты хочешь учиться с нами, достаточно попросить Распределяющую Шляпу отправить тебя в Слизерин, и всё будет хорошо!

Ребята загалдели, выспрашивая, откуда мне это известно, но я стойко молчала, лишь загадочно улыбаясь.

* * *

Родители согласились присмотреть за моими друзьями, так что их рано утром привели к нам, и на вокзал мы добирались все вместе через камин мэнора. Отучившись семь лет, мне было неинтересно рассматривать паровоз или платформу, а мои спутники постеснялись сказать о своём интересе, так что мы быстро загрузились в вагон и уселись в купе. Периодически к нам кто-нибудь заглядывал, но, видя, что место занято, извинялись и шли дальше. Все, кроме одного.

Рыжий мальчишка, в котором без труда угадывался отпрыск Уизли, увидев Поттера, попытался втиснуться в купе.

— Здесь занято, ты что, не видишь? — возмутилась Паркинсон, которой пришелец наступил на ногу.

— Вы же можете подвинуться…

— Но мы не будем двигаться! — перебил Нотт. — Поищи свободное купе, нас тут и так пятеро!

— Но я хочу ехать в этом купе!

Я поразилась наглости Уизли, но потом меня осенило, что это всё неспроста и дружба «Золотого Трио» явно была подстроена кем-то заранее. Даже не «кем-то», а Альбусом Дамблдором!

— Ты предлагаешь нам уйти? — вмешалась я в конфликт.

— Нет…

— А мы тебе — да! — рявкнула я, и, когда ошеломленный Уизли сделал шаг назад, резко захлопнула дверь купе. — Нахал! Нет чтобы вежливо поздороваться, спросить разрешения…

— Драко, это же Уизли, чего ты от них ждал-то? Наплодили десяток, а элементарной вежливости обучить недосуг было.

— Дело не в количестве, а в качестве, — буркнула я, наблюдая за тем, какое впечатление вся эта ситуация произвела на Поттера.

— Это точно, — подал голос Гарри, заметив мой взгляд. — Мой кузен единственный ребенок в семье, а ведёт себя примерно так же, как этот… как вы его назвали?

— Уизли, — подсказал Теодор. — Если ты одиннадцать лет жил с кем-то, похожим на Уизли — мои соболезнования.

— Спасибо.

— Кстати, все Уизли учатся в Гриффиндоре, — веско вставила я, поняв, что теперь путь на краснознаменный факультет Мальчику-Который-Выжил заказан.

— О! Ну, тогда вопрос решен! — вдруг обрадовался Гарри. — С копией Дадли я на всю жизнь нажился!

До школы мы добрались избежав приключений. Поттер спрятался за моей спиной, когда Хагрид, в обязанности которого входило доставление первокурсников, его позвал, и так и сидел всё время, что мы плыли в лодке, выглядывая из-за моего плеча.

Уизли предпринял ещё две попытки «подружиться», но Гарри от него шарахался, как от чумного, так что даже Гойл не выдержал и встал таким образом, что подобраться к нашему новому приятелю можно было только минуя внушительную для первокурсника фигуру Грэга.

Представ перед преподавательским составом, мы притихли. Мои соседи по толпе волновались, переминались с ноги на ногу, я же была каменно спокойна. Слишком сильно я изменилась за прошедшие с моего одиннадцатилетия годы, чтобы Шляпа предложила мне родной и нежно любимый Равенкло. Теперь для меня был открыт только один путь — в Слизерин.

— Малфой, Драко! — громко прочитала моё имя МакГонагалл.

Я прошествовала к табуретке и позволила надеть мне на голову Шляпу.

— Хм… кажется, мы уже встречались?

— Не имеет значения, — отрезала я. — Прошлое осталось в прошлом, сейчас я — Малфой!

— Слизерин! — выкрикнула Шляпа, прекрасно поняв, что ничто другое меня не устроит.

Подмигнув Поттеру, я прошла за стол змеиного факультета, принимая поздравления от однокурсников и с нетерпением ожидая, когда очередь дойдет до моего протеже.

— Поттер, Гарри!

Мальчик неуверенно вышел вперед, явно напуганный тишиной. Прежде чем Распределяющая Шляпа закрыла всю его голову, Гарри успел бросить взгляд в мою сторону, и я твёрдо кивнула, одновременно делая рукой приглашающий жест.

— Слизерин! — прошли не меньше трёх минут, прежде чем Шляпа вынесла вердикт, повергший в шок большую часть присутствующих.

Заметно повеселевший Гарри гордо, как и полагается слизеринцу, прошествовал к нашему столу. Попав туда же, где были все друзья, Поттер абсолютно не волновался о том, что по этому поводу думают посторонние люди. А вот от меня не укрылась гримаса, посетившая лицо директора на долю мгновения.

Что ж, когда-то давно я дала обещание умирающему Драко, что не причиню боли его родителям. Сегодня Люциус и Нарцисса — мои родители, и я сделаю всё, чтобы защитить их, а если это разрушит планы Дамблдора, Грюма, Волдеморта, или ещё кого-нибудь… это их проблемы.

* * *

Учить второй раз то, что прекрасно понял сто лет назад, — то ещё удовольствие. В бытность студенткой я была пай-девочкой, которую приводили в пример все учителя. Я вовремя делала уроки, никогда не нарушала режим (читай: не попадалась), не безобразничала, не конфликтовала… Сейчас же я отрывалась по полной. Нет, уроки по-прежнему занимали лидирующие позиции моего личного рейтинга, но вот поведение изменилось кардинально.

Раньше я была грязнокровкой, без кната за душой, теперь же я — наследник уважаемого семейства, на чьи шалости придётся закрывать глаза не только профессорам, но и всему миру.

Я по-прежнему мыслила, как взрослый человек, но вот считать себя взрослой перестала. Заставляя друзей хорошо учиться (то есть добросовестно учить материал, а не списывать мои эссе), я тянула их в сомнительные авантюры вслед за собой.

Началось это с подозрительного поведения младшего отпрыска рыжего семейства. То, что мальчик не блещет интеллектом, видно было невооруженным глазом, но такая его настойчивость в неблагодарном деле завоевания дружбы Поттера не могла не настораживать. Рону объясняли вежливо и невежливо, спокойно и с криками, мирно и с применением кулаков — он не отставал.

Причём мне, как бывшему аврору, не составило труда увидеть в его мыслях нечёткий образ директора, и понять, что рыжий уже и сам не рад возложенной на него миссии. Не выдержав, я открытым текстом заявила, что Уизли может сообщить всем заинтересованным лицам, что Поттер не нуждается в компании сомнительных личностей и ему хватает друзей. Меня не поняли.

Вовремя вспомнив историю девяносто первого года, я помешала Гарри лезть в запретный коридор на третьем этаже, где, согласно замыслу Дамблдора, он должен был встретиться с трехголовой собакой и проявить свою избранность. Вместо этого я, предварительно удостоверившись, что перемещение меня во времени не повлияло на ход событий, написала письмо скандально известной журналистке Рите Скитер, в красках расписав цербера и «гений» Дамблдора.

Скандал вышел — загляденье! Папа рвал и метал (как к председателю Попечительского совета к нему все прислушивались), так что Фаджу не оставалось ничего иного, как официально сделать Альбусу выговор и начать расследование по факту «халатного отношения к обеспечению безопасности вверенных его попечительству детей».

Вообще, за первый год не произошло ни одного по-настоящему важного события.

Сначала непривычные к жизни с соседями мы разругались с мальчишками, но быстро свыклись с неизбежностью и помирились. Потом я с неудовольствием констатировала, что поведение Грейнджер чересчур напоминает меня саму (за тем исключением, что я никогда не подпрыгивала на уроках с вытянутой рукой). У Гермионы совершенно не было друзей, а те, кто с ней всё же общался, откровенно использовали девочку в качестве пособия для выполнения домашних заданий. Я, может, и пожалела бы её, но для Драко это был всё лишь ещё один повод блеснуть остроумием.

Квиррелл исчез из Хогвартса сразу же после того, как Хагрид забрал Пушка, а следовательно и философский камень покинул пределы школы. Мысленно потерев руки, я ждала развития событий.

Год закончился, и Гарри совершенно открыто переехал в Малфой-мэнор. Уж не знаю, случайно это вышло или отец постарался, но история первых одиннадцати лет жизни Мальчика-Который-Выжил стала достоянием гласности, и каждый желающий мог с ней познакомиться со страниц «Ежедневного пророка». Поттер был в ужасе, но мне удалось его успокоить, сказав, что он ни в чём не виноват, так что, кроме сочувствия, ему ничего не грозит, да и к новому учебному году шумиха поутихнет.

Как бы то ни было, но, прибыв домой, я всерьёз занялась восстановлением хода событий прошлого, чтобы знать, чего ждать от будущего. При сборах в «прошлое Драко» я собрала все вещи, в том числе и подшивку «Пророка», изучением которой занималась на досуге, планируя в обозримом будущем написать диссертацию о «девиантном поведении чистокровного сообщества в период эскалации ввода магглорожденных волшебников». Диссертацию я уже вряд ли напишу, а вот старые газеты мне очень даже пригодились.

Естественно, сведения в «Пророке» не всегда были правдивыми (это ещё мягко говоря), да и о Дамблдоре в те годы писали только хорошее, но мне хватило и этих крох информации, чтобы моя собственная память активизировалась. В частности, я вспомнила регулярные обыски, устраиваемые в мэноре аврорами летом девяносто второго. И, не придумав ничего умнее, написала папе анонимное письмо с предупреждениями.

Отец информацию не проигнорировал, так что когда мой бывший шеф явился с ордером на обыск, Люциус встретил незваных визитеров с невозмутимой улыбкой короля, во дворце которого убогие холопы надумали искать сбежавшую козу. А я под шумок стянула первый крестраж Волдеморта.

Пожалуй, второй курс для меня выдался самым спокойным. О Том-Кого… и так далее почти не вспоминали, бывшие Пожиратели занимались своими делами, Дамблдор, чудом отмахавшийся от обвинений, не смел и носа высунуть из директорского кабинета, а Поттер всё время был под моим чутким контролем.

Как известно, со второго курса ученикам разрешается играть в квиддич, вот мы и пошли на отборочные соревнования всей компанией. Гойл и Нотт мечтали стать охотниками, Паркинсон предпочитала подбадривать нас с земли, а мы с Гарри претендовали на место ловца. Как и в прошлом, Люциус не поскупился на приобретение новейших «Нимбусов» для команды Слизерина вообще и для нас с Поттером в частности (свои метлы мы получили ещё в середине лета, так что успели не только их объездить, но и научились профессионально пользоваться, что дало нам неоспоримое преимущество перед другими желающими занять место ловца). Капитан команды Маркус Флинт долго издевался над нами, но никак не мог определиться: меня или Гарри взять в команду.

— Драко, я, пожалуй, уступлю тебе… — начал Поттер, но я мгновенно поняла, с чего это он решил отказаться от мечты.

— Вот ещё! — перебила я. — Давай будем по очереди играть? А на тренировки ходить вместе, в конце концов, мало ли что? А у команды будет запасной ловец.

Мою идею неожиданно поддержали, и все оставшиеся годы мы так и играли с Поттером, по жребию определяя, кто ловец в первой игре, а кто во второй. По-другому я поступить не могла: соперничество Малфоя и Поттера я помнила по прошлой жизни, а обижать друга мне совершенно не хотелось, как, впрочем, и разочаровывать папу.

В итоге кубок по квиддичу больше не покидал кабинет Снейпа, напоказ выставленный в застекленной витрине.

* * *

История с василиском не повторилась (дневник Тома Реддла я утянула вовремя), но с парцелтангом Гарри все же умудрился отличиться.

Наш новый учитель — Гилдерой Локхарт — устроил дуэльный клуб, и кто-то чересчур умный призвал змею, а Гарри вместо того, чтобы ее уничтожить простым Vipera Evanesco, зашипел на весь зал.

Косились на мальчишку долго, но тут себя показал Теодор.

Нотт отличался тем, что у него всегда было собственное мнение по любому вопросу. Характерно, что его мнение всегда отличалось от общественного, но того это нисколько не смущало. Вот и в этом случае, стоило кому-нибудь бросить подозрительный взгляд на Поттера (или тем более сказать что-то нелицеприятное), как Нотт начинал шипеть на них не хуже заправской гадюки.

Однокурсники сначала пугались, но так как наша компания неизменно начинала ржать, то вскоре первопричина шипения была забыта, и жизнь вошла в привычную колею.

Как-то вечером я читала письмо мамы и, присмотревшись к подписи, впервые обратила внимание, что, помимо «Малфой», росчерк содержит еще одну фамилию. Ассоциативная цепочка привела меня к Сириусу Блэку. До его побега из Азкабана оставалась всего пара месяцев (если я ничего не путаю с датами), поэтому я решила подготовить Поттера к шокирующим новостям.

К разговору я готовилась около недели, но в итоге с задачей справилась прекрасно.

Для начала я сообщила Гарри, что мы в некотором роде родственники, поскольку его крёстный приходится кузеном моей маме. Подождав, пока радостные восклицания стихнут, я прозрачно намекнула на грязные тайны директора, не забыв упомянуть, что Сириус не по своей воле отсутствует в жизни друга. В итоге Поттер загорелся идеей расспросить Нарциссу.

Расспросил на свою голову.

Выяснив, что крёстного голословно обвинили в смерти его родителей, Гарри впал в анабиоз. Но когда Люциус добавил, что Блэк одиннадцать лет сидит в Азкабане, будучи невиновным на самом деле, но так и не дождался суда — Поттера пришлось удерживать силой.

Мама всю ночь просидела с рыдающим Гарри, утешающе гладя его по голове, так что я даже немного приревновала. Но утром Гарри с горящими глазами заявил, что отомстит директору и за Сириуса, и за свою жизнь домашнего эльфа, и папе пришлось пообещать, что он попытается вытащить Блэка.

* * *

Азкабан — это худшее, что может случиться с волшебником. Не только из-за дементоров, но и из-за того, что оттуда практически невозможно выбраться. Отец два месяца добивался хоть какой-то информации, но все было тщетно: про Сириуса предпочли позабыть.

Мои интриги привели к тому, что я по чуть-чуть, медленно и осторожно, но успела подготовить Гарри к тем событиям, что ожидали нас в будущем. Я рассказала про службу отца Волдеморту, сто пятьдесят раз повторив, что методы Лорда ужасны, но идеи есть и вполне жизнеспособные. И что, само собой разумеется, Люциуса Малфоя нельзя ненавидеть за то, что он их разделял.

Гарри и не ненавидел. Он любил Малфоев лишь немногим меньше меня. Мы оба не знали в детстве родительской ласки, так что, попав в дом Люциуса и Нарциссы, не могли не полюбить их. Мы были обречены на любовь к чете Малфоев! Гарри, как и я несколько лет назад, готов был простить им все прегрешения за то, что его приняли в семью.

Блэк всё-таки сбежал из Азкабана, но мы были готовы к этому. Едва прочитав «Ежедневный пророк», мы с Гарри понеслись в совятню, чтобы отправить месяц назад написанное письмо. Ни дементоры, ни авроры не могли сделать то, что с лёгкостью осуществила обычная почтовая сова.

Через два дня ободранный, грязный, замученный мужчина постучал в ворота Малфой-мэнора с горящими надеждой глазами. А спустя еще сутки к Блэку вернулась и его знаменитая веселость.

Папа морщился от одного лишь вида гостя, мама при каждом удобном случае напоминала кузену о том разочаровании, которое постигло его родителей по вине легкомысленности Сириуса, я недоумевала, как это существо может быть родственником блистательной Нарциссы, а Гарри просто был счастлив.

Очередной учебный год пролетел быстро. События практически полностью совпадали с теми, что были мне знакомы по воспоминаниям Драко и статьям «Пророка». Люпина и вправду взяли преподавателем, но, как и в прошлый раз, все едва не закончилось печально.

После пасхальных каникул к Гарри пристала Грейнджер, которой не терпелось поделиться «великим секретом»: грязнокровка догадалась о природе поведения Люпина и теперь горела жаждой сообщить всем и каждому, что нас учит оборотень. Мы-то знали, а вот для других студентов новость была бы та еще.

Пока Поттер убеждал её потерпеть с разоблачением и промолчать, мы с Теодором и Грегори побежали к профессору, чтобы предупредить о скором увольнении в надежде, что мужчина знает, что можно сделать для исправления ситуации. Зря надеялись. Люпин в расстроенных чувствах сбежал от нас в Визжащую хижину, чтобы залить свое горе алкоголем, напрочь забыв, какой сегодня день.

А дальше творилось что-то невероятное: когда мы доложили о происходящем Снейпу, тот схватил со стола какую-то склянку (очевидно, с аконитовым зельем) и, полностью игнорируя наше присутствие, понесся следом за Люпином. В итоге в хижине мы застали очень интересную компанию из оборотня, разыскиваемого по всей Англии Блэка и плюгавенького человечка, которого Сириус рекомендовал нам как предателя-Питера. Пока Снейп вливал в глотку дезориентированного коллеги зелье, а мы с Сириусом пытались удержать Гарри от убийства, Петтигрю сбежал.

Признаться, я была в шоке. Прекрасно зная, к чему приведет пребывание на свободе этой крысы, я совершенно ничего не предприняла для того, чтобы заблаговременно его нейтрализовать, и теперь ломала себе голову: это следствие моей глупости, или таким образом судьба стремится свести моё вмешательство к минимуму?

Как бы то ни было, но теперь ничто не мешало Волдеморту возродиться.

Ещё несколько лет назад, поняв, что люблю Люциуса и Нарциссу больше, чем могла бы полюбить родных родителей, я терзалась сомнениями, как удержать папу от гибельного участия в войне, но всё, до чего я смогла додуматься, — анонимные письма. Я не могла прийти к отцу и сказать правду, но и оставаться в стороне было выше моих сил.

Отправляясь на чемпионат мира по квиддичу, я трепетала. Так и не придумав выхода из щекотливой ситуации, я отравила отца, тем самым обеспечив ему алиби. И когда авроры трясли всех бывших Пожирателей смерти после беспорядков на чемпионате, папа спокойно отсыпался в Мунго.

Зато у меня возникла другая проблема. Четырнадцать лет — тот возраст, когда просыпаются первые желания. Для меня это началось гораздо позже — в шестнадцать, но акселерация поколений перестала быть чем-то недоказанным уже давно, так что я даже не слишком удивилась, поняв, что для четырнадцатилетнего мальчишки этот вопрос стоит первым на повестке дня.

Хуже было другое — мне по-прежнему нравились мальчики. Вернее, даже не мальчики — мужчины! Впервые с момента перемещения во времени я начала бояться раздвоения личности.

Драко Малфой был довольно симпатичным мальчиком… точнее, уже парнем, поэтому пользовался успехом у противоположного пола. Томные взгляды Паркинсон, Гринграсс, других девчонок оставляли меня абсолютно равнодушной. Зато случайно встретив в Гринготтсе одного из Уизли, я с трудом смогла оторвать от него взгляд. И это при том, что мне никогда не нравились рыжие!

Что и говорить, может, я и была нелюдимой, но вот старой девой меня точно назвать было нельзя, а ведь последний раз я была с мужчиной… Великий Мерлин, почти восемь лет назад!!!

Мое состояние напугало маму и Гарри, а отец догадался, что со мной происходит, и посоветовал не забывать из-за похоти о том, что по-настоящему важно. Покраснев до корней волос, я уверила Люциуса, что не потеряю голову из-за какой-нибудь смазливой девчонки (и не врала ведь!), и на этом приватный диалог завершился.

* * *

Конец августа девяносто четвёртого заставил меня всерьез понервничать. Дело в том, что я вспомнила, кто должен стать учителем по защите от Темных искусств, и не на шутку испугалась.

Нет, не Аластора Грюма — Бартемиуса Крауча младшего.

Барти Крауч был старше меня на год, и шесть лет он был моим кумиром, примером для подражания, авторитетом… и тайной страстью заодно. Блестящий ученик, староста Равенкло, симпатичный парень… Пожиратель смерти. Когда я узнала, что мой идеал служит Тому-Кого… я усомнилась не в нем, а в Светлой стороне. Я все равно стала аврором, поскольку поздно было менять специализацию на седьмом курсе перед самыми ЖАБА, но…

И это самое «но» и заставляло меня все последующие годы оставаться одной, отталкивая каждого, кто пытался завязать со мной отношения. Естественно, я давным-давно выкинула из головы девчачьи мечты о прекрасном принце, однако в каждом своём любовнике я искала именно его черты…

Во время приветственной речи Дамблдор сообщил, что Хогвартс выбран в качестве места проведения Турнира Трех Волшебников, и поэтому квиддич отменяется. Почти все слизеринцы заранее знали и о Турнире, и о возрастном ограничении, поэтому сразу же пошли всей толпой к декану, прося разрешить нам играть.

Откровенно говоря, всем нам было плевать на Турнир, но, помня об участии Поттера, я заявила, что мы из принципа должны бросить в Кубок наши имена, а то мало ли? Вдруг что-то пойдёт не так, и в чемпионы выберут несовершеннолетнего волшебника, а им окажется не слизеринец?

Бред, конечно, но когда имя Поттера прозвучало, Слизерин ликовал.

* * *

Я тенью следовала за Краучем, наблюдая за ним во время уроков, трапез, прогулок по школе. Я видела тысячи мелочей, по которым его можно было бы разоблачить любому, кто хоть немного знал настоящего Грюма, но, конечно же, не выдавала его. Хуже того, я помогла ему!

Дело было так. Экспериментируя с одним зельем (ночами в заброшенной части подземелья), я обнаружила, что мне не хватает кое-какого ингредиента и, не придумав ничего умнее, решила залезть в личную кладовую Снейпа. И почти нос к носу столкнулась с объектом моей слежки. Мужчина не заметил меня, когда выходил, ругаясь себе под нос, что у Северуса нет именно того, что так нужно, но я сразу же догадалась, о чём идёт речь.

Шкура бумсланга, рог двурога, крылья златоглазки… Все ингредиенты, входящие в состав оборотного зелья, легко было достать. Все, кроме шкуры бумсланга. Учитывая количество зелья, которое вынужден потреблять волдемортовский шпион, — шкуры не напасешься, и раз уж он полез к Снейпу, значит, дела у него совсем плохи.

И я, как влюбленная дура, отдала ему свои запасы.

«Здравствуй, Барти.

Если ты читаешь это письмо там, где и получил, — значит, ты сейчас в ужасе осматриваешь Большой зал в попытке определить, кто тебя вычислил.

Не бойся, я не желаю тебе зла. Если я правильно поняла твое затруднение, у тебя заканчивается оборотное зелье… Надеюсь, моя посылка тебе поможет.

Будь осторожнее».

Весь завтрак я исподтишка смотрела на преподавательский стол, рискуя заработать косоглазие, но это того стоило. Несмотря на внешность шефа, Бартемиус выглядел сущим мальчишкой, когда читал мою записку. Я абсолютно верно предсказала все его реакции: испуг, удивление и в конечном счете облегчение.

— Драко, на кого ты так усердно смотришь? — Гойл что-то рассказывал мне, но я была так занята разглядыванием Крауча, что полностью его игнорировала, так что однокурсник не выдержал и силой повернул мою голову к себе. — В той стороне только гриффиндорцы и преподавательский стол, так кто же привлек твоё внимание?

— Я просто задумался, — отмахнулась я. — Как думаете, кто победит в первом туре? Может, откроем тотализатор?

Естественно, азартные игры и тотализатор были гораздо интереснее моего рассеянного состояния, так что от меня отстали мгновенно.

Весь четвертый курс я самой себе напоминала лунатика. После того, как Крауч прислал мне с той же совой записку с благодарностью и тысячей вопросов, между нами завязалась активная переписка. Конечно же, я не говорила, кто я (вернее, я представилась своим собственным именем, которое ни о чём не могло ему сказать — вряд ли он запомнил скромную младшекурсницу, с которой даже не говорил ни разу), но при этом ни разу ему не солгала. В соответствии с тем, что я о нём знала, он тоже был честен.

С каждым разом наши записки становились всё длиннее и многословнее. Через месяц я уже не могла жить без его писем, да и он тоже, поскольку, когда я не ответила на его письмо (из-за травмы во время тренировки по квиддичу я была вынуждена провести два дня в Больничном крыле), он прислал четыре свитка, в которых умолял меня его не бросать.

Я буквально разрывалась между желанием в кои-то веки позволить себе побыть счастливой и реальностью, в которой мой респондент готовил убийство моего лучшего друга. Признаться, я даже не думала, что Эмили больше нет, а я — Драко Малфой. Днём я была непоседливым слизеринцем, а ночью — несчастной женщиной, которая впервые за столько лет получила возможность открыть правду о своём поле.

Друзья не понимали, что со мной происходит. Чего только они ни предполагали, но ближе всех к действительности оказалась догадка Паркинсон, которая с крайне недовольным видом заявила:

— Да он просто влюбился! Кто она, Драко?!

— Нет никакой «её», — ответила я абсолютную правду. — И перестань меня ревновать. Пэнс, ты замечательная, но я отношусь к тебе как к другу, понимаешь?

Конечно же, она обиделась, но я и помыслить не могла о том, чтобы ответить на её заигрывания. К тому же для меня не было секретом, что Паркинсон нравится Поттеру, а уж становиться между ними я бы не стала, даже если бы была парнем.

* * *

Довольно долго мы с Барти обходили стороной тему его службы Волдеморту, но это не могло продолжаться бесконечно, и весной Крауч сам поднял этот вопрос.

«Я ничего не знаю о твоих предпочтениях, но догадываюсь, что ты помогаешь мне, а не Лорду. Если ты действительно придерживаешься стороны Дамблдора — умоляю тебя, уезжай из Англии. Ты стала мне очень дорога, и хотя мы даже не знакомы лично, я не переживу, если с тобой что-то случится…»

«Я не могу сбежать, у меня есть определенные обязательства. Да и некуда мне бежать, если уж совсем честно. А ты? Разве ты не понимаешь, как рискуешь?»

«Я верю в победу Лорда. Он действительно великий волшебник! Если бы ты только могла с ним познакомиться — ты сама бы…

Мерлин! Прости! Я никогда не попрошу тебя сменить сторону. Я уважаю твой выбор…»

Я не знала, что ответить на это.

Таких вопросов я предпочитала себе не задавать. А готова ли я ради него предать те идеалы, ради которых отказалась от своей собственной жизни, согласившись занять место настоящего Драко? Как оказалось, я с лёгкостью могла себе это представить.

Все же хорошо быть гриффиндорцем: никаких полутонов, только черный или белый, только друзья или враги…

В моём же случае всё было очень сильно запутано. Ещё до того, как Грюм дал мне последнее задание, я полностью разочаровалась в Дамблдоре и Светлой стороне. Это не означает, что я обрадовалась бы победе Волдеморта, поскольку уж он-то был мне неизменно отвратителен, но будь у меня выбор — второй раз я не встала бы под знамена Альбуса… Поймав себя на этой мысли, я похолодела.

Вот же он — второй шанс, сейчас я могу принять кардинально другое решение. Если Эмили Логан просто плыла по течению, не имея никаких жизненных ценностей и людей, ради которых стоит бороться, то Драко Малфой совсем на неё не похож. У Драко есть любящая семья, друзья, перспективы…

Родители научили меня-Драко столь многому, что я-Эмили просто обязана сделать всё для того, чтобы они были счастливы. Победа Светлой стороны обернулась разорением семьи, разрушением мэнора, смертью Драко и арестом Люциуса и Нарциссы… Так может не стоит желать этой стороне победы?

«Я не знаю, что мне делать. Твой Лорд уничтожил всех, кто был мне дорог, но теперь у меня появились близкие, ради которых я пойду на любую подлость и предательство. Я больше не желаю победы Светлым, но по-прежнему хочу видеть поражение этого монстра».

«Темный Лорд вовсе не стремится убивать — его к этому вынуждают обстоятельства. Он лишь хочет, чтобы волшебники заняли достойное их положение…»

«А может, я — грязнокровка?»

«Для меня ты — лучшая женщина на свете».

И снова я не знала, что ответить на это признание.

Полночи я ворочалась с одного бока на другой, раздражая чутко спящего Теодора, но лишь под утро смогла определиться с планом действий.

Будучи аврором, я скрытно восхищалась Люциусом Малфоем. То, как изящно (а по-другому это и назвать было нельзя) этот аристократ избегал обвинений, поражало. Надменному блондину удавалось мастерски предугадывать все ходы противника и выходить победителем из самой проигрышной ситуации (конечно, длилось это хоть и долго, но не бесконечно. Ровно до тех пор, пока он принимал решения самостоятельно, а как только его вынудили выполнять чужие приказы — тут же угодил в Азкабан). Поэтому я и решила посоветоваться именно с ним.

Понятное дело, не от имени сына — анонимные письма, в которых я предупреждала папу о замыслах авроров или происках Дамблдора, были подписаны просто «Эмили». Вот от её имени я писала.

«Вы уже убедились, что я Вам не враг, и все мои рекомендации были направлены исключительно на Ваше благо. По воле судьбы я имею доступ к крайне деликатной информации, и хотя причины моего расположения к Вашей семье Вам неизвестны, я буду продолжать помогать Вам всеми доступными средствами и способами.

Однако сейчас мне необходимо знать, каковы Ваши намерения относительно сына. Понимаю, что Вы не можете рисковать, доверяя абсолютно неизвестному человеку, но молю Вас, Люциус, ради безопасности Драко и Вашей собственной, скажите, что Вы планируете для мальчика? Для того чтобы позаботиться о Вашей семье, мне необходимо понимать, пойдут ли мои действия Вам на благо. В противном случае, моя «полезность» станет крайне ограниченной.

Возрождение Вашего Лорда — вопрос времени. Вы наверняка обратили внимание на активность метки, уверяю — это не случайность. Он вернется этим летом, и Вы должны быть готовы. Позаботьтесь о семье. Ваш Лорд очень сильно изменился, в чем Вы сами убедитесь при личной встрече, но тогда будет поздно. Мне нужен Ваш ответ сейчас.

Планируете ли Вы присоединяться к нему, и, что еще важнее, хотите ли Вы втягивать в это сына?

По-прежнему пекущаяся исключительно о Вашем благе, Эмили».

Я не рассчитывала на скорый ответ, но он прибыл уже к обеду.

«Я верен решению, принятому много лет назад. Но только я».

Что ж, предельно лаконично, другого я и не ждала. Значит, Люциус не хочет, чтобы Драко становился Пожирателем, однако сам не отступится от присяги.

Вывод напрашивался сам собой: моя задача поспособствовать бескровному захвату власти Риддлом, а для этого нужен четкий план действий.

План я составляла долго, но учитывая его сложность, справилась довольно быстро. Просчитать все детали, не забыть ни о каких мелочах, принять во внимание характеры всех действующих лиц, чтобы как можно меньше зависеть от человеческого фактора… Что и говорить, задача максимальной сложности.

Мои друзья, да и не только они, окончательно уверовали в версию с влюбленностью, и на этот раз я не стала ее опровергать. Я действительно влюбилась. Бедные совы выбивались из сил, по несколько раз на дню летая в Хогсмит и обратно (в целях конспирации), но нам этого было мало.

Бартемиус настаивал на свидании, но я даже не могла объяснить, почему отказываюсь. Мой «любовник по переписке» уже не намекал, а прямым текстом писал, что у него кончается время, и мне пришлось поставить ультиматум: либо наша нежная дружба заканчивается, либо… Крауч, естественно, выбрал второе.

За интригами и любовью время промелькнуло слишком быстро, и я сама не поняла, как успела сдать все экзамены, оказавшись перед первым этапом моего Плана.

В прошлом Гарри смог увернуться от смертельного проклятия и сбежать с кладбища, где Темный Лорд проводил ритуал. Но могла ли я рисковать, полагаясь исключительно на удачливость Поттера? Выход я нашла простой — занять место четвертого чемпиона и за него пройти последний тур.

Естественно, Гарри мне отказал. Не из честолюбия (за четыре года мы стали почти как братья), а из нежелания подвергать меня опасности. Все уговоры разбивались о стену его благородства (или упрямства, тут уж можно поспорить), поэтому мне пришлось применить силу:

— Petrificus Totalus! Прости, друг, но у меня нет выхода, — шевелиться он не мог, зато его взгляд был более чем выразительным. — Слушай внимательно, Гарри, от того, насколько чётко ты все сделаешь, зависят наши жизни! Мантию-невидимку не снимай. Встретишь меня по дороге к Больничному крылу после Турнира… Наверняка чемпионов на всякий случай отправят к Помфри. Мы должны будем снова поменяться местами так, чтобы ни у кого не возникло ни малейших подозрений. Гарри, ты все понял?

Взгляд Поттера не подобрел, но он всё-таки моргнул, подтверждая, что понял. Вырвав у него несколько волосков, я закутала друга в мантию-невидимку и на прощание сообщила:

— Паралич пройдёт через час. К тому времени я уже буду в лабиринте. Не подведи нас обоих.

Рассчитанные на подростков испытания не вызвали у меня затруднений — я пришла первой. Но вот дальше мне предстояло лицом к лицу столкнуться с великим магом… Когда я протягивала руку к кубку-порталу, по спине тёк холодный пот.

* * *

Не знаю, что было с Поттером в моём времени, а меня сразу же попытались обездвижить.

— Эй! Какого гиппогрифа? — делано возмутилась я, отпрыгивая за ближайшее надгробие — спасибо квиддичу, реакции у меня стали даже лучше, чем после аврорских тренировок. — Нельзя, что ли, по-человечески сказать, что вам нужно?

— Мне нужна твоя кровь.

У меня волосы зашевелились от звуков этого голоса. Даже и не помню, доводилось ли мне когда-нибудь сталкиваться с чем-то настолько же пугающим. Но отступить назад я уже не могла — пришлось стиснуть зубы и доигрывать представление одного актера.

— А зачем? И вообще, вы кто?

Спутник Риддла заверещал что-то относительно моей непочтительности, но быстро заткнулся, стоило его господину заговорить:

— Я Лорд Волдеморт!

— О-о-о! — изобразив восхищение, я даже выглянула из укрытия. — Очень приятно, а я Гарри Поттер. Дядя Люциус много рассказывал о вас… Э-э-э, а вы мне ничего не сделаете? Можно, я вам передам кровь в баночке…

Я несла чушь, но это был единственный способ сбить врага с толку. Уж чего-чего, а такого от Поттера точно не ожидал никто.

— Ты не боишься меня?

— Боюсь, — мгновенно ответила я. — Но дядя Люциус говорил, что вы очень-очень умный и никогда не совершаете необдуманных поступков. И ещё, что никто точно не знает, что произошло, когда погибли мои родители…

— Кто такой «дядя Люциус»? Уж не Малфой ли?

— Малфой, — подтвердила я его догадку.

— Та-а-ак… — все же мне удалось вывести Лорда из равновесия, видимо, нечасто ему доводилось удивляться. — Хочешь сказать, ты не мечтаешь о моей окончательной смерти?

— Я?! Нет конечно! Вы же стремитесь помочь волшебникам… Мы наоборот ждали вашего возвращения…

— Кто «мы»?

— Э-э-э… слизеринцы.

— Гарри Поттер — слизеринец?! — шокированно переспросил Волдеморт, даже не пытаясь сохранять невозмутимый тон.

— Ну да… Слушайте, мне пора возвращаться… Я вот тут баночку вам оставлю с кровью, ладно? Пока вы не передумали, я это… пойду…

Искренне признаюсь, не знаю, чего в моем монологе было больше: игры или настоящей паники. Но уйти мне позволили.

Итак, первый этап успешно завершен. Гарри жив и здоров. Интерес Волдеморта к Поттеру приобрел менее «летальную» окраску, а сам Лорд возродился вовсе не с помощью крови избранного, которая давала ему какие-то преимущества.

В Хогвартс я вернулась в шоковом состоянии. Не будучи уверенна, что стоит оповещать всю школу о возращении Того-Кого-Нельзя-Называть, я покорно позволила Грюму увести меня со стадиона.

И лишь оставшись наедине с мужчиной моей мечты, я пришла в себя.

Крауч пытался узнать у меня что-то о Лорде, но я его бесцеремонно перебила:

— Я не Гарри Поттер, Барти, это Оборотное зелье. Твой Лорд получил то, что хотел, так что, наверное, с ним всё в порядке…

Пожиратель смерти среагировал достаточно оперативно — мне в горло уперлась его волшебная палочка.

— Кто ты?!

— Эмили.

— Какая еще…

— Твоя Эмили.

Вряд ли он мне сразу же поверил, а палочку опустил скорее вследствие изумления.

Запинаясь от пережитого стресса и не желая раскрывать все свои тайны, я кратко пересказала события, приведшие меня сначала на кладбище, а потом и в кабинет лже-Грюма…

— Дамблдор быстро догадается, что дело не чисто, тебе нужно уходить.

— Я миллион раз представлял нашу первую встречу, — не слушая меня, произнес Крауч, — но никогда не думал, что это может произойти так: оба с чужими лицами, голосами…

— Ты должен уйти, — облик мужчины расплывался от навернувшихся слёз, но голову я не теряла.

— Пообещай, что мы встретимся.

— Я…

— Обещай! — потребовал Бартемиус, вцепившись в мою руку. — Ну же!

В этот момент действие Оборотного закончилось, его лицо исказила судорога обратного превращения, и передо мной предстал настоящий Барти Крауч. Завороженная огнём в его глазах, я покорно прошептала:

— Обещаю.

Шум в коридоре прервал затянувшееся прощание. Дамблдор, МакГонагалл и Снейп вбежали в кабинет через мгновение после того, как порт-ключ унес волдемортовского шпиона.

— Поттер!.. Гарри, что с тобой?!

Но я была не в силах ответить. Глядя в пол, я глотала слезы.

Суета — вот что окружило Поттера после того, как мы поменялись местами обратно. Отпросившись в туалет, я забрала у Гарри мантию-невидимку, протараторила то, что, по моему мнению, ему следовало знать, и ретировалась, оставив друга расхлебывать заваренную мной кашу.

В возвращение Волдеморта (как и в моём времени) никто не желал верить, поэтому неуверенный лепет Мальчика-Который-Выжил даже Дамблдор пропустил мимо ушей. Я не настаивала. По секрету рассказав близким друзьям о том, что в действительности произошло, я спросила их мнение, и на Совете Слизерина было принято решение наблюдать, но не вмешиваться.

Отец устроил нам с Гарри скандал. Мне — за то, что не помешала другу, а Поттеру за хамское поведение на кладбище.

— Ты понимаешь, что обо мне подумал Лорд?! — на повышенных тонах вещал Малфой. — «Дядя Люциус говорил…», «дядя Люциус думает…»; чем ты думал, Поттер?!

Гарри в ужасе смотрел на меня, не зная, что возражать человеку, который так много для него сделал.

— Пап, это не Гарри, а я был на кладбище…

Лицо Малфоя побелело, и он взмахом руки выставил нас из кабинета, по всей видимости, опасаясь, что в порыве чувств собственноручно прикончит своего единственного сына.

Да уж, дров я наломала немало… Но если отбросить в сторону все возмущения, основанные на переживаниях за меня, то останется чистая выгода. Риддл уже через неделю вызвал отца, обласкав своей милостью за проделанную работу. Ну, как же? Сделать из потомственного гриффиндорца слизеринца, да ещё и внушить ему уважение к Лорду Волдеморту — чем не подвиг?

О том, что дело не в Гарри, а во мне, отец предпочел забыть.

* * *

Темный Лорд возродился менее змееподобным, нежели в моём прошлом, но внешность никак не повлияла на его характер. Во всяком случае, только Бартемиус Крауч был лишён сомнительного удовольствия доказывать былую верность, остальным же предстояло «потом и кровью» подтвердить готовность служить своему господину. Как бы то ни было, мое вмешательство в историю не осталось без последствий: Лорд сразу же отдал приказ представить ему наследников «своих верных Пожирателей». В рядах дамблдоровской оппозиции началась паника. Одно дело самому рисковать положением в обществе, свободой и даже жизнью, совсем другое — обречь на то же самое родных детей. Смотрины заставили всех нас понервничать. Кто боялся не пройти по соображениям идеологической верности, кто просто не был готов, а я опасалась волдемортовской легилименции.

К счастью, Темному Лорду хватило здравого смысла не требовать многого от детей, и все ограничилось тем, что Гарри и меня — как воспитанников Малфоя, в чьей преданности Риддл не сомневался после событий на кладбище — обязали к «дополнительным занятиям».

Я не стала расстраиваться, с радостью встречая любые новые знания… Узнав же, что вести эти занятия будет Крауч, я и вовсе едва не захлопала в ладоши.

Лорд поселился в Малфой-мэноре на правах хозяина, и маме «срочно потребовалось навестить родственников во Франции». Признаться, мы с отцом вздохнули с облегчением после её отъезда: за Нарциссу мы волновались больше всего. Поттер же к новому соседу отнесся индифферентно: раз я спокоен, то и ему не нужно переживать.

Занятия с Барти мне нравились: что ни говори, а учеба в Равенкло откладывала отпечаток на всю жизнь, позволяя систематически излагать материал, преподнося самые сложные вещи в развернутом виде, что делало занятия доступными даже для такого новичка, как Гарри.

* * *

Планы Волдеморта требовали не афишировать его возрождение на данном этапе, поэтому Бартемиусу было поручено обучить нас окклюменции. И именно здесь меня и поджидал крах. Первоочередная задача начинающего окклюмента — научиться очищать сознание. Хвала Мерлину, что ментальной практикой он занимался с нами по отдельности, поскольку «очищение» привело к тому, что с меня «стекла» внешность Драко.

Крауч в ужасе смотрел на меня, не зная, как реагировать, а я только и могла, что испуганно таращиться на него.

— Кто ты?

— Я... Я всё объясню... — пролепетала я, возвращая себе привычный вид.

— Тогда начинай, — усмешка Пожирателя не сулила мне ничего хорошего.

— Я Драко. Сын Люциуса мертв, но...

— Значит, ты не можешь быть им!

— Я давно им стала, — только и могла я возразить. — Послушай, я расскажу тебе всё, что смогу, только не говори папе.

— Папе?!

Я глубоко вздохнула и, игнорируя направленную на меня волшебную палочку, приступила к рассказу, помня, что не имею права говорить всю правду.

— Люциус и Нарцисса стали для меня настоящей семьей. Я люблю их и сделаю всё, чтобы их защитить. Настоящий Драко погиб и... Я пока не могу тебе сказать, зачем я заняла его место, но я могу поклясться своей магией и жизнью, что не желаю им зла.

— Ты так и не сказал, кто ты... Или стоит говорить «сказала»? В чём дело? Не придумал ничего на случай разоблачения?

Он был прав. Я давно перестала бояться того, что меня могут раскрыть и теперь не знала, что сказать. Врать я не хотела... То есть любому другому я солгала бы без зазрения совести, но не ему.

— Я Эмили. Та самая Эмили, с которой ты переписывался весь этот год. Та самая Эмили, что заменила Поттера на третьем туре Турнира. Та Эмили, с которой ты так хотел встретиться... Твоя Эмили.

Бартемиус опустил палочку сразу же, едва услышав моё имя. Я сказала достаточно для того, чтобы он поверил, что я действительно Эмили, но вот то, что Эмили и Драко Малфой могут быть одним и тем же человеком, в его голове не укладывалось.

— Ты... правда моя Эмили?

— Правда, — кивнула я, только теперь заметив, что задержала дыхание в ожидании его реакции на моё признание.

— Тогда стань ею! — попросил он умоляющим голосом. — Я хочу увидеть твоё настоящее лицо.

— Я... Хорошо.

Очистив сознание, я снова позволила «стечь» малфоевской внешности, становясь собой — Эмили Логан.

— Почему ты отказывалась от встречи со мной?

Барти не зря с детства мне нравился, казалось бы, ситуация, мягко говоря, не тривиальная, но мужчина не тратил время на бесполезные восклицания, спросив лишь то, что ему было важно.

— Я не знала, что могу вернуть свою внешность с помощью окклюменции.

— Это единственная причина?

Признаться, я растерялась:

— В каком смысле?

А вот теперь наступила очередь Крауча смущаться, и он неуверенно произнес:

— Я... Просто я не мог понять, почему ты оказывалась встречаться... Эмили, ты пойдёшь со мной на свидание?

Я облегчённо рассмеялась, и Барти тут же заключил меня в объятия.

— Я так долго мечтал об этом, что не хочу ни о чём сейчас думать.

— Не думай. У нас будет достаточно времени, чтобы всё обсудить...

С того дня моя жизнь заиграла новыми красками. Каждый день я убегала из дома к мужчине, о близости с которым мечтала более двадцати лет и эти несколько часов принадлежали только нам. Хоть я и обещала Бартемиусу, что мы обсудим сложившуюся ситуацию, ни один из нас не хотел тратить ни минуты того времени, которое можно было бы использовать на поцелуи, ласки и занятия любовью. Не только я была лишена общения с противоположным полом — Барти и вовсе сбежал из Азкабана, так что постель мы покидали лишь по принуждению.

Особо мне запомнилась ситуация, когда нас чуть не застукал отец. У меня едва сердце не остановилось, когда папа решил нанести неожиданный визит давнему знакомому, не обременяя себя предварительными договоренностями. Мы сидели с гостиной, причем я сидела на коленях любовника, когда из камина вышел Люциус.

Из моей головы напрочь вылетела информация о том, что сейчас я Эмили.

С визгом подскочив, я спряталась за спину Крауча, не отдавая себе отчета в том, насколько глупо это выглядит со стороны. Отец понимающе хмыкнул, попросив Бартемиуса о паре минут разговора наедине и старательно отводя взгляд от моего неглиже…

С началом учебного года частота наших встреч не уменьшилась. Мы были безрассудными влюблёнными, не желающими задумываться о невозможности совместного будущего. Я регулярно сбегала из школы, благо как староста я имела отдельную комнату, и некому было настучать Снейпу, что моя постель пуста. Когда же у меня не получалось выбраться из замка, Барти пробирался в Выручай-комнату, отмахиваясь от мысли о смертельной опасности, которой подвергается.

Весь пятый курс я парила в облаках, отстранившись и от друзей, и от своей миссии по изменению будущего: любовь сделала меня эгоисткой.

* * *

Девяносто шестой год вообще имел мало общего с тем, что помнила я по собственному прошлому. Узники Азкабана были освобождены, но все остальные события имели абсолютно иной сценарий.

Волдеморт был доволен нашими с Гарри успехами и постепенно вводил нас в Ближний круг. К счастью, о Темной метке речь не шла — лишь о присутствии на собраниях.

Довольно скоро Лорд заподозрил, что в ряды его сторонников пробрался предатель, а все из-за того, что я была неосторожна. Пренебрегая здравым смыслом, я продолжила передавать Люциусу и Барти полезную информацию, и вот к ним-то у Риддла и возникли вопросы, когда оба мужчины умудрились скрыться из Министерства за мгновение до проявления авроров и Дамблдора, о приходе которых не могли узнать ни от кого, кроме Ордена Феникса.

Ни отец, ни Крауч не спешили меня сдавать и удовлетворять любопытство Хозяина. И если Люциус не желал терять полезного информатора, испытывая благодарность за неоднократную помощь, то Бартемиус меня любил. То ли Риддл понял, что на сей раз не добьется результата пытками, то ли причина дальнейших событий была в другом — Лорд спустил историю на тормозах, спокойно заметив, что желал бы познакомиться с человеком, обладающим эксклюзивными данными.

Сначала я даже не заволновалась. Барти рассказал мне всё, что, по его мнению, мне стоило знать, Малфой также прислал письмо с предупреждением, но я не усмотрела в этом никакой опасности для себя: никто ведь не знал обо мне, а Барти… Любовнику я верила безоговорочно.

И любовь-то нас и подвела.

Волдеморт просто-напросто наложил на Крауча Imperio, не став усложнять всё поиском «неизвестной осведомительницы», и Барти пришел меня убивать…

Чай имел странный вкус, но насторожило меня не это, а ужас, плескавшийся на дне глаз любимого.

— Что случилось?

Он сжал мою руку с такой силой, что я невольно вскрикнула, но вместо того, чтобы отпустить, он лишь ещё сильнее сдавил пальцы.

— Я убил тебя… — прошептал Бартемиус.

И, прежде чем я успела осознать, что означают его слова, залпом допил мой чай.

— Барти!

— Я люблю тебя! Я не могу ничего сказать… Я люблю тебя!

Но говорить уже было не нужно, я поняла и так, что моя песенка спета.

— В чае был яд? — он кивнул. — Лорд посчитал, что я враг? — последовал ещё один кивок. — Ты под Imperio?

— Прости меня!

— Не вини себя, — чувствуя, как силы стремительно покидают моё тело, я осела на диван и потянула на себя любимого. — Ты не мог ничего изменить… А вот чай мой ты выпил зря.

— Это глупость, но я абсолютно об этом не жалею. Если тебя не будет со мной — я не хочу жить.

— Барти!

— Эмили, любимая, не трать последние минуты на споры.

До меня наконец-то дошло, что я умираю, и я расплакалась.

— Я люблю тебя! Я так хотела всё изменить! Я думала, что теперь, когда мы вместе…

— Теперь мы вместе навсегда… Пусть это и будет не долго…

Бартемиус ещё что-то говорил, целовал меня, обещал, что всё будет в порядке, но моё сознание поглотила тьма. Последнее, что я услышала перед тем, как умереть, были его слова:

— Если бы я мог всё изменить, я бы увез тебя на другой конец света, подальше от Лорда и этой войны…

Открыв глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь. Смутно знакомые очертания комнаты, ненавистная пружина, впивающаяся в спину каждый раз, когда ты поворачиваешься во сне набок…

Я была в своей собственной квартире, в которой прожила без малого пятнадцать лет. Лежала на родном диване… Как можно было его не узнать? Но вот все остальное было для меня тайной за семью печатями.

Как я здесь очутилась? Где Барти? И какого черта я вообще жива?!

Вопросы роились в моей голове навозными мухами, а я неподвижно лежала на диване, безуспешно пытаясь осознать произошедшее. Пикающий звук будильника заставил меня открыть глаза… То, что я увидела при этом, вогнало меня в ступор. Сумка с зельями, чемодан с книгами… Всё то, что я старательно складывала, собираясь встретиться с Грюмом.

Всё то, что должно было остаться в Малфой-мэноре…

Это что же получается, ничего этого не было?! Люциус и Нарцисса не были моими родителями? Гарри Поттер не стал мне названным братом? Барти так и не узнал о моей любви, умерев задолго до того, как моему шефу пришла в голову блестящая идея подменить мной настоящего Драко?! Мне это приснилось?

Или всё же нет?..