Май бесконечный (гет)

Вокруг него кипел и не думал кончаться бой. В мутном свете, в мерцающих кадрах, в мелькающих и пропадающих лицах друзей и врагов.

Ему не оставалось ничего, кроме как драться — отчаянно, и почему-то он был не в силах прекратить борьбу, хоть уже не чувствовал собственного тела и не улавливал собственных мыслей. Война преследовала его, обступала, душила страхом и гневом, утягивала в омут, накрывала тенью.

Лица стирались, и уже не видя лиц, он слышал только нарастающий гул, шум, давящий со всех сторон, заполняющий всё его существо, почти до физической боли.

Всё схлынуло разом, и в лицо дохнуло воздухом, как чем-то давно забытым, и тело вдруг налилось тяжестью, когда он попытался дёрнуться.

— Очнулся, — прошептал кто-то вдали. — Позовите, кто-нибудь...

Очнулся? Внезапная тишина, перемежаемая лишь глухими отдалёнными звуками, пугала его, сбивая с мысли. Он ещё раз дёрнулся, не осознавая, что происходит, но кто-то удержал его.

— Ремус. Ремус! — пробился сквозь помехи встревоженный голос. Знакомый.

— Всё кончилось, — ему на лоб легла прохладная рука, и он с усилием разлепил веки.

Палата. Рядом маячили два силуэта. Он напряжённо сощурился, пытаясь разглядеть их.

Страх, панический, рвущийся наружу, охватил его не до конца пришедшее в норму сознание.

— Дора? — прохрипел он, пытаясь дотянуться до сидящей фигуры.

— Дора жива. Она поправляется. Лежи.

В расплывающемся мире наконец появились очертания.

— Лежи, — повторила Андромеда Тонкс, мягко проводя ладонью по его лбу. — Тедди в порядке. Всё будет хорошо.

Он сглотнул — попытался сглотнуть, но в горле пересохло, и мышцы как будто не слушались.

— Гарри?.. — Ещё один вопрос, который требовал ответа.

— Мы победили, — к нему приблизилась вторая фигура, и Ремус узнал взъерошенного, бледного, но улыбающегося Поттера. — Война окончена. Вольдеморт мёртв.

Люпин закрыл глаза, чувствуя, как на него вновь наваливается тишина.

Война кончилась.

— — — — — -

Дора лежала в соседней палате, — об этом ему рассказала в следующий раз, когда он очнулся, Андромеда. Им обоим повезло, но Дора, вымотанная недавними родами, ещё толком не пришла в себя, хотя опасности для жизни, как уверяли целители, уже не было.

Когда его впервые пустили в её палату, Дора спала — и на секунду внутри что-то ощутимо бухнуло вниз под натиском старого страха.

— Вам нехорошо? — участливо осведомилась целитель — совсем ещё девочка, — не понимая, почему он так припал к косяку. Ремус опустил взгляд и с усилием мотнул головой.

— Я справлюсь, — он бы попытался улыбнуться, но словно разучился. — Правда. Пожалуйста... Я вас позову, если что-то случится, спасибо.

Целитель, смутившись, улыбнулась, и исчезла в коридоре.

Кто-то по забывчивости отставил к дальней стене стул, и Люпин так и опустился на пол у койки собственной жены. На колени — как раз, чтобы быть на одном уровне.

— Дора, — одними губами произнёс он, как будто боясь, что она не очнётся, не откликнется на его зов.

Она пошевелилась лишь через долгих десять секунд, и Ремус почувствовал, как, неуёмное, сердце заколотилось где-то в горле.

В её глазах, настоящего, искрящегося серого цвета, плескалась жизнь, и это казалось самым невероятным чудом всего мира.

— Ты не сердишься на меня? — спросила Нимфадора, касаясь кончиками пальцев его щеки и глядя на него с такой сосредоточенностью, как будто от ответа зависело наступление конца света.

Он прижал её ладонь к губам, осторожно перебирая тонкие пальцы. Кажется, тогда Ремус впервые ощутил, как по впалым щекам его стекают слёзы.

— Рем... — Дора потянулась к нему, требовательно подтягивая его голову ближе. — Мы ведь живы?..

Спрашивала она или утверждала? Он поднял замылившийся от нахлынувших слёз взгляд и увидел, как она улыбается.

— — — — — — -

— Сиди! — остановила Люпина Андромеда, когда он рванул было на кухню. — Сиди. Я всё принесу. Успеешь ещё побегать. А пока — выздоравливайте оба.

Андромеда выхаживала их с Дорой обоих с редким усердием: без лишнего сочувствия, без вздохов и ворчания, но с неизменной твёрдостью и внутренней улыбкой.

Они почти не говорили о прошедшей битве, но во всех движениях миссис Тонкс чувствовалось сдержанное облегчение: своей ненавязчивой заботой она говорила, что была рада их возвращению. Но даже во взгляде Андромеды Люпин иногда ловил глубоко спрятанный страх, что происходящее окажется сном. Он чувствовал то же — особенно когда смотрел на всё ещё соблюдающую постельный режим Дору, и был благодарен миссис Тонкс за её молчаливую поддержку.

Тедди был, пожалуй, единственным во всём доме, кто не чувствовал никаких перемен. И улыбался — маме, папе, бабушке, приходящим гостям и целому огромному миру. И в этом было что-то правильное, что ещё не вполне осознавал сам Ремус, но что невольно заставляло его улыбаться в ответ.

Жизнь как будто остановилась, отдыхая от бешеной скачки, замерла в междувременьи, как если бы прошлое вдруг кануло в небытие, а будущее... О будущем Люпин старался не задумываться.

— Поставь там у вас на подоконник, — Андромеда вручила Ремусу вазу с пухлой охапкой цветов. — Доре всегда нравилась сирень. Пусть у вас хоть весна в комнате будет.

«Весна?» Он поймал себя на внезапной мысли, что уже давно наступил май. Густые гроздья сирени качнулись от лёгкого ветерка, обдав его волной терпкого аромата.

В комнате в закатных лучах, пробивающихся сквозь тюлевые занавески, царило ощущение тёплого покоя, вызывающего какое-то ностальгическое чувство.

Тедди тихо гулил рядом с лежащей на боку Дорой. Та, хихикая, щекотала сыну маленькие розовые пятки и ерошила топорщащийся ёжик переливающегося разными цветами младенческого пушка.

Ремус тихо, чтобы не помешать им, водрузил вазу на положенное ей место и оглянулся: розоватые лучи скользили по голым плечам и открытой спине Доры, высвечивая острые лопатки, и окрашивали её в последнее время натуральные русые волосы в самые причудливые цвета.

Он прилёг на свой край постели, наблюдая, как постепенно затихает в материнских объятиях Тедди.

— Когда он спит, он похож на тебя, — прошептала она таинственно и почему-то торжественно. — Когда вырастет, будет таким же.

— От меня он и так унаследовал имя и фамилию, так что пусть будет, как ты, — таким же шёпотом отозвался Люпин, осторожно целуя сопящего сына в маленький лобик.

Нимфадора придвинулась к нему, легонько боднув мужа в плечо.

— Не беспокойся, ему хватит наследства от нас обоих, — она зевнула и, пристроившись рядом, закрыла глаза.

Маленький Тедди, словно соглашаясь, дёрнулся, ткнувшись головой в отцовскую грудь. Скрипнуло окно, и ветер, ворвавшись в комнату порывом, дохнул сиренью, и вновь воцарилась тишина.

— Дора, — Ремус нащупал её ладонь, — я тебя люблю.

Она сжала его руку и сонно улыбнулась.

— Очень, — добавил он тихо после недолгого молчания.

За окном цвёл май.

На сей раз бесконечный.