Hurricane. "Give me a sign" (гет)

— Блин, Гарри, ты издеваешься? — выдал с порога Рон.

Гарри слышал, как Гермиона тяжело шагает по ступеням наверх; сердце тягостно сжалось в груди. Нет, он просто не может позволить ей быть рядом, когда его одолевают такие страшные мысли. Они облепляли разум, навязчивыми образами крутились вокруг одного только желания, и оно было настолько далеко от добродетели, что... Нет, не нужно Гермионе знать этого.

— Все же не так сложно, как ты себе накрутил, можно просто взять и...

— Нельзя, Рон! Каким бы простым это не казалось, это не так!

Друг насупился, подбирая выражения поприличнее. Малфой встал, опершись о дверной косяк, и смотрел на Гарри, как в школе, — с напускным отвращением.

— Давай я разжую, Поттер, — вздохнув, сказал он, — тебе и нужно-то было...

Услышать конец фразы Гарри не успел — со второго этажа донесся звук падающего тела и пронзительный крик Гермионы. Он сорвался с места, почувствовав, как сердце буквально выскочило из горла, забившись во рту горячей трепыхающейся плотью, оттолкнул Рона и Драко и взлетел по ступеням.

Сначала Гарри увидел только девушку — она на коленях подползала к чему-то, что из-за спины было не разглядеть, — а потом, кинувшись к ней, заметил его.

Точная копия его самого лежала на полу и явно была мертвой. Гарри подавил в груди испуганный вопль и потянул на себя упирающуюся Гермиону, но она так противилась и совсем его не слышала, что пришлось сильно надавить. Именно в этот момент его труп, на который он старался не смотреть, на глазах превратился в кошмар, мучивший его уже третьи сутки подряд.

Гарри выдохнул так резко, будто его ударили в живот железной булавой, и, одновременно с очнувшейся от паники Гермионой, отполз прочь. Нет, нет, только не это!

Фигура была скрючена и сломана в нескольких местах, руки закованы в цепи; крови так много, что даже и не разглядеть разорванную одежду, слабо прикрывающую бледное тело. Спутанные грязные волосы и прокушенные до крови губы, но такие белые, словно из мела. И столько ран, ссадин, переломов...

Гарри судорожно втягивал ртом воздух, цепляясь остатками ускользающего рассудка за ощущения теплого плеча живой Гермионы под своими пальцами — Боже, как трудно дышать! Грудь стянули точь-в-точь цепи на ее тощих руках, и рвало на куски не сердце — кожу, кости и плоть уже.

В легких не было воздуха, и он хватал его ртом, а потом вдруг услышал странный звук, надрывное рыдание, и осознал, что его издал он сам. Глаза не могли оторваться от нее — жестоко покалеченной куклы, некогда бывшей его Гермионой, и разум отказывался принимать то, что это иллюзия, ведь вот же она, хватается за его руки, как за спасительную соломинку и беззвучно открывает рот.

— Что случилось, Гермион... — Гарри краем сознания понял, что это Рон и Драко поднялись к ним, и теперь замерли, тоже увидев его страх.

Нет, Боже, нет, почему он видит ее ТАКОЙ?! Почему его жуткий кошмар вдруг стал болезненно реальным, и нервы отходили от тела с диким треском толстыми канатными тросами, и хотелось выть, кричать, чтобы почувствовать, что он не умер еще от страха. Гарри не мог отвести взгляд, она приковала его к себе, наверное, теми самыми цепями, что были на ее запястьях, и забрала дыхание.

— Святые Основатели... — выдохнул разом побледневший Рон — Гарри не видел его, только догадывался, что рыжий друг сейчас тщетно пытается найти палочку и убрать с его глаз ее.

Кажется, у него отнялись конечности — он не чувствовал ни ног, ни рук, с силой сжимающих хрупкие дрожащие пальцы Гермионы — Мерлин, вот же она, живая, а не та, что сейчас лежит на полу, заливая кровью все вокруг!

— Рид... Риддикулус! — выдохнул позади Малфой, и тело с мертвыми черными глазами, уставившимися прямо на юношу, с тихим вздохом растворилось в деревянных досках пола. Гарри вновь услышал сдавленное рыдание, словно вырванное из легких, и вновь понял, что оно принадлежит ему. Гермиона мелко дрожала рядом.

Крови больше нигде не было, но ему все равно казалось, что она повсюду, заливает пространство вокруг, добираясь до его пяток, ползет к рукам, чтобы окрасить и его с ног до головы. Вывернутые щиколотки до сих пор стояли у него перед глазами. Господи, на ней почти ничего не было, только пара грязных тряпок...

Кто-то поставил его и онемевшую Гермиону на ноги; он не чувствовал коленей и был готов снова упасть, но позади оказались лестничные перила, на которые можно было опереться. Воздух проходил через его легкие со свистом, словно с трудом — Гарри и сам начал понимать, что ему не хватает кислорода, и хочется теперь втянуть в себя как можно больше.

Гермиона, все это время молчавшая, просто подошла к нему и уткнулась носом в шею. Гарри обнял ее обеими руками, притянул к себе так сильно, будто хотел полностью растворить ее в себе или себя в ней. Сердце, заполнившее грудную клетку, теперь медленно сужалось до нормальных размеров, и это приносило боль. Было больно.

— Ну вы, ребята... Ну у вас и страхи! — выдавил Рон, Гарри услышал это на периферии сознания, всем своим существом сейчас пребывая рядом с хрупкой, совершенно беспомощной Гермионой, из последних сил обнимающей его за плечи. Она тяжело дышала ему в шею, бессознательно перебирая его непослушные волосы, и, кажется, тихо плакала. Гарри ничего не понимал, знал только, что она не умерла, что она вот — рядом, и можно почувствовать биение ее сердца где-то под ребрами, что ее слезы мажут ему щеки и шею. Гермиона тихо плакала, у нее тряслись руки, и Гарри крепко-крепко держал ее за плечи, то ли боясь, что она упадет, то ли хватаясь за нее сам, словно себе он уже не верил.

— Пойдемте вниз, — неуверенно позвал Малфой, и они с Роном отлепили Гарри от перил — он держал девушку и в ближайшее время был просто не способен отпустить ее куда-либо, поэтому она шла, обвивая его руками за шею.

Гарри трясло, и перед глазами все еще стоял этот образ, от которого почти темнел рассудок, и удержать его помогало только тепло пальцев Гермионы. Он и раньше видел это в своих снах, но материальное, живое воплощение самого большого страха стало, кажется, предельной точкой.

Нет, все. Он больше не справится самостоятельно. Ему нужна помощь.

— Пейте, оба, — голос Рона прозвучал в кухне, словно гром, и эхом отразился от стен. Гарри вздрогнул, протянул руку к стакану и залпом выпил содержимое. Огневиски обжег горло, пролился в желудок и выстрелил в голову, теплом окружая неясные страшные тени в сознании. Гермиона порцию не приняла, все еще цепляясь за Гарри, и он дрожащими пальцами поднес к ее губам свой стакан. Она послушно глотнула, тут же закашлявшись, но алкоголь сделал свое дело — девушка перестала трястись.

— Может, ей зелья дать? — недоверчиво спросил Малфой; Гарри заметил, как странно блестят его глаза и каким обеспокоенным он выглядит.

— Да, пожалуйста, — сипло произнесла Гермиона, — можно мне...

— После виски нельзя, — отсек Рон. Гарри кинул в его сторону тяжелый взгляд, на что друг ответил не менее строгим, и повел девушку из кухни.

На выходе он, все еще прижимая к себе Гермиону, обернулся.

— Спасибо.

Странный дуэт, сработавший сейчас так слаженно, кивнул, и Поттер удалился, оставляя их наедине с собственными размышлениями.

Она больше не дрожала и не плакала, но ему становилось все страшнее смотреть на нее, бледную и испуганную, потому что вновь вставала перед его глазами та, искалеченная и истерзанная, неего Гермиона, что пустым взглядом пробурила в его груди черную дыру.

Гарри завел ее в спальню и уложил на кровать. Гермиона все еще хваталась за его плечи, но уходить он и не подумал бы, ни сейчас, ни потом — никогда больше. Она улыбнулась одними губами, когда он прилег рядом, обвивая ее руками за плечи и талию, и уткнулся носом в шею, пахнущую лавандой и персиком. Ощущение было знакомым, родным и таким нужным, о котором он будто забыл в эти несколько дней.

Гарри вздохнул одновременно с Гермионой — она слабо гладила его по запястьям. Узел в груди постепенно ослабевал и пропадал вовсе от того тепла, что она дарила ему, страх отступал прочь. Становилось хорошо, он возвращался домой.

— Гарри... — шепнула девушка, и он прижал палец к ее губам.

— Шшш, все хорошо, Гермиона, теперь все хорошо. Спи, нам нужен отдых.

Она легко выдохнула — горячее дыхание коснулось его кожи, ее сердце под его руками несколько раз взволнованно стукнуло в грудную клетку.

Гарри закрыл глаза, сосредотачивая свое внимание на размеренном биении жизни в его руках, а не на страхах, что мучили его, и, наконец, успокоился. Уйти не было ни сил, ни желания, ни, как оказалось, возможности. Нет, никогда больше такой ошибки он не допустит.

* * *

Рон и Драко все еще были в кухне, когда Гарри спустился, оставив Гермиону беспокойно ворочаться на кровати. Он мысленно сделал себе пометку вернуться к ней раньше, чем она проснется — заставлять ее думать, что она снова одна, ему не хотелось.

— Спит? — первым делом поинтересовался Рон и, дождавшись утвердительного кивка, протянул стакан. — Там вода с настоем от мамы, не виски. Пей.

Гарри послушно опустошил емкость — в голове прояснилось.

— Мне кажется, что я море переплыл, — поделился он. — Аж дышать трудно.

— Неудивительно, — хмыкнул Малфой, и Гарри впервые за все время внимательно его осмотрел: такой гаммы эмоций, какую он увидел на лице аристократа сегодня, он не видел никогда, даже при суммировании всех их в течение шести лет учебы.

— Ты изменился, Малфой, — задумчиво изрек Гарри, но блондин даже ухом не повел.

— Ты тоже, и это пугает.

Когда юноша не обратил внимания на выразительную интонацию, он повторил.

— Ты не понимаешь, Поттер? Ты меня пугаешь! Твой боггарт такой реальный, что...

— Оставь мои страхи при мне, — огрызнулся Гарри, но Малфой его одернул.

— Нет, ты послушай: та Гермиона была точь-в-точь такой же, какой ее помню я, те же царапины на руках, те же вывихи, выражение глаз такое же. Только одежды на ней было больше, но...

— Прекрати.

Это сказал не Гарри — Рон, смотрящий на юношу. Того скрутило по новой и едва ли не вывернуло наизнанку, когда Малфой заговорил. Кровь снова прилила к лицу, и стало нечем дышать, поэтому он хватал ртом воздух, пытаясь урвать порцию кислорода.

Гермиона. Гермиона. Гермиона.

Он думал, что его страхи преувеличены — не может все быть так плохо, — но их эмоциональная связь стала уже такой крепкой, что, видимо, в какой-то момент он ухватил ее мыслеобраз, и это переплелось с его страхом.

Кукла. Сломанная, никому не нужная кукла. Мертвые глаза и испещренное ранами тело.

Вот откуда многочисленные оставшиеся синяки, которые он видел в доме Билла и Флер последний раз. Не от побоев.

— Поттер, слушай, ты не так понял, — замялся Драко. — У меня были такие же раны, это нам всем доставалось, а не только ей.

Гарри медленно повернул голову, поднимая на него тяжелый взгляд — в глаза словно насыпали песку. Он что, говорил вслух?

Малфой кивнул, подтверждая его мысли — или уже слова?

— Это не было жутко больно, Снейп быстро нас обратно чинил. Смотрелось просто ужасно, и все.

— Всем доставалось, говоришь? — голос Гарри сломался на середине фразы, и он стал шептать. — Только ни над кем другим не надругались трое ублюдков.

Рон чертыхнулся, быстро отворачиваясь, и Гарри отстраненно подумал, что его слова просто подтвердили подозрения Уизли, и друг знал на самом деле, с чем он не мог смириться.

— Эти ублюдки много магловских девушек изловили ради своих прихотей, знаешь ли, — выплюнул Драко, и Гарри задохнулся от возмущения.

Слов не было.

Рон тяжело дышал рядом, облокотившись на кухонный стол, Гарри закрыл глаза, сосредотачиваясь только на том, что Гермиона сейчас в безопасности, с ним, и все не так плохо. Драко удовлетворенно хмыкнул, очевидно, довольный своей бомбой.

— Благодари Бога, что Гермиона цела и невредима. Все могло быть гораздо хуже.

Гарри с удивлением обнаружил себя внемлющим словам бывшего врага, словно тот был пророком. А потом вдруг пришло осознание собственной слепоты, глупости и эгоизма — вот так внезапно и сразу.

И все встало на свои места.

— Знаешь, Драко, — заговорил Гарри спустя минуту, привыкнув к своему новому внутреннему мироощущению. — Не думал, что дойдет до такого, но я рад, что ты вправил мне мозги.

К чести Малфоя, тот не выглядел сильно удивленным.

— Обращайся, Поттер.

Он кивнул и, каким-то образом почувствовав, что Гермиона наверху просыпается от беспокойства, пошел к ней.

Когда он выходил, Рон, сам себя проклиная, хвалил Малфоя за его дерзкую прямоту.

* * *

Она проснулась, солнце перевалило за полдень: солнечный свет слабо лил через неплотные светло-зеленые шторы, касаясь щеки теплыми пальцами. Гермиона откинула голову назад, заметила спящего Гарри и улыбнулась. Его руки крепко обвивали ее за талию, так крепко, словно он боялся отпустить ее даже во сне. Он был расслаблен, лицо спокойное, словно ничто его не тревожит. Может, все, наконец, закончилось, подумала Гермиона.

Было страшно: вдруг все ей привиделось, и сейчас она проснется на пустой кровати, и Гарри снова не будет рядом. Девушка ущипнула себя за руку, тут же тихо ойкнув: нет, не сон.

Она все еще видела искалеченную фигуру себя, высматривающую в ней все потаенные страхи, все еще помнила рыдание Гарри, невольной птицей вырвавшееся наружу, как он трясся рядом с ней под мертвым взглядом собственного самого большого страха. Неудивительно, что Гермиона стала свидетелем именно этой сцены: она знала его сокрытый ужас — это проскальзывало в зеленых глазах каждый раз, когда он смотрел на нее.

Странно, но сейчас, прислушавшись к себе, Гермиона поняла, что прошлые мучения остались в памяти рядом с воспоминаниями о войне и смерти близких, и теперь она могла смотреть на свое отражение в темном оружейном зале уже без того ужаса и холода в запястьях. Наверное, так и должно было быть: со временем все ушло бы, являя собой уже тени прежних страданий. Гермиона понимала это, только никак не могла поверить, что сейчас ей помог боггарт Гарри, вывернув наружу кошмар, сковавший ее эмоции, выплеснув страх волной, заставив его тяжелым осадком осесть на пол и раствориться вместе с собой. Это должно было продолжаться месяцы, возможно — годы, но один случай — и все исчезло.

Гермиона улыбнулась своим мыслям: кажется, они действительно спасли друг друга, хоть еще и не известно, как Гарри отреагирует на это.

Он вздохнул во сне и развернулся на спину, увлекая Гермиону за собой. Она удивленно ахнула — его руки сцепились на ее животе замком и не давали извернуться.

— Не знал, что ты такая тяжелая, — услышала девушка сиплый сонный голос — Гарри смеялся. Улыбка осветила ее лицо: она скучала по его смеху едва ли не больше, чем по его рукам.

— На моих плечах лежит тяжелый груз, — отпарировала Гермиона. — Мне приходится воспитывать героя целого магического мира, а это, знаешь ли, непосильная ноша.

Гарри фыркнул ей в волосы и перевернул на спину, сам пристраиваясь сбоку. Зеленые глаза подслеповато щурились, но она видела, как потеплел его взгляд, и это разительное изменение обрадовало ее.

— Действительно, тяжкий труд! — язвительно произнес Гарри и умолк, всматриваясь в ее лицо. Глаза, нос с веснушками, бледный лоб и покрытые едва видным пушком мягкая кожа щек — точь-в-точь кожица персика. Вскоре, будто насладившись ею, он остановился на губах, неуверенно потянулся к ней. И тут Гермиона заплакала.

Гарри удивленно смотрел, как ее глаза заполняются слезами, а потом они переливаются и текут к вискам.

— Из... Извини! — всхлипнула девушка, шмыгнув носом ему в шею. — Извини, пожалуйста, я не хотела!

— Не хотела чего?.. Герм, ну что ты? — Гарри стер ее слезы одной рукой — стало тепло, и мокрые дорожки вмиг высохли. Он так и не отвел пальцы, когда она успокоилась.

Гермиона пребывала в таком смятении... Вдруг разом исчезла необходимость закрываться от всего мира и от него пустой маской, спало напряжение, все эти дни держащее в узде нервы, стали казаться дурным сном прежние страхи потерять его — как, как она могла подумать, что он оставит ее одну? Облегчение, внезапно накрывшее с головой, вытолкнуло на поверхность сознания всю застарелую слабую боль, и вот — захотелось полить слезы.

— Ну успокойся, успокойся... — шептал Гарри, ловкие пальцы гладили волосы, едва касаясь головы. — Наверное, тебе нужно поплакать.

Гермиона слабо кивнула, подставляя лицо робким ласкам, и закрыла глаза. Внутренняя стенка век отпечатала скрюченную фигуру Гарри на полу, замершую в удушливом крике. Она вздрогнула, и юноша это заметил.

— Что такое?

— Просто все это... — Гермиона не смогла подобрать слов и беспомощно водила взглядом по его лицу. — Все это кажется таким... ненастоящим. Я столько боялась и переживала. Думала, нам понадобится столько времени, чтобы смириться. Я даже... думала даже, что ты уйдешь, — последнее слово она произнесла едва слышно, будто боялась, что оно станет правдой, скажи она его чуть громче.

— Уйду? — переспросил Гарри. Брови потерялись в густой челке. — Нет, что ты такое говоришь, я никуда не собирался...

— Ты на меня смотреть боялся, Гарри, — отчеркнула Гермиона, сердито тряхнув головой. — Что я могла думать? Мы и парой слов за три дня не перекинулись, ты все время пропадал в библиотеке. Мне стало казаться, что я тебе... что я...

— Что? Неприятна мне? — она стыдливо кивнула, пряча глаза, и услышала, как Гарри резко выдохнул. — Герм, я бы никогда... мне бы никогда такого...

— А что мне оставалось думать? — она вывернулась из его объятий, упираясь ладонями ему в грудь. — Ты на меня не смотришь и не говоришь со мной, все мои попытки хоть как-то до тебя достучаться оказываются бесполезными — тебе словно безразлично, что с нами происходило в эти дни. Словно я совершила что-то ужасное, за что ты меня простить не можешь, словно я... грязная!

Гарри резко замотал головой, а на последнем слове, которое она буквально выплюнула, он задохнулся. Гермиона все еще не смотрела в его сторону и не могла видеть, какая буря эмоций одолевает его, абсолютно в противовес недавней пустой маске на его лице.

— Послушай меня, — он тряхнул ее за плечи, заставив поднять глаза, и девушка ахнула — Гарри перекосило от шока, он чуть не задыхался. — Ты не понимаешь, Герм, я не хотел, чтобы ты знала меня таким!

Она не успела ничего сделать, как Гарри соскочил с кровати и опрометью кинулся в ванную комнату. Тут же девушка услышала звук льющейся воды в раковине.

Гарри стоял, уперевшись руками в обод тумбы и, когда Гермиона вошла, тихо прикрыв за собой дверь, поднял на нее глаза. В них плескалось что-то такое чужое и не его, что на секунду она усомнилась в своих выводах. Еще не отпустило?

— Что тебя так пугает, что ты не можешь рассказать даже мне? — спросила Гермиона, внутренне ожидая мучительной развязки. Гарри покачал головой — взгляд стал колючим, жестким и каким-то раненным.

— Я все время думаю о том, как нахожу их и убиваю, — заговорил он, голос ломался, словно ему снова пятнадцать. — Кого Авадой, не сдержав гнева, кого пытаю до безумия. Иногда я представляю, что у меня в руках нож, и я бросаюсь на них с криками и поочередно режу им всем горло или втыкаю прямо в сердце. Хотя какое у этих ублюдков может быть сердце.

Он хмыкнул, взглянув на девушку в зеркале. Гермиона замерла, и каждая клеточка ее тела застыла в немом ужасе оттого, какой страх она за него испытывала. Гарри почти шептал, наверняка чувствуя стыд за свои мысли, но разве могла она винить его за такое?

Гермиона всегда считала его самым чистым и бескорыстным человеком из всех, кого она знала, и, порой, сама боялась оттолкнуть его своими помыслами — те были далеки от добрых еще в школе, а после Малфой-мэнора она вообще отчаялась найти в себе хотя бы остатки прежних чистых чувств.

Она не знала, что сказать и как успокоить его. Ведь это Гарри всегда был тем, кто находил правильные слова, даже когда казалось, что больше ничего нет, Гарри мог мгновенно привести в порядок хаос в ее душе, только взяв за руку. Это он был тем светом, за который она все время держалась, Гарри — не она. Гермиона иногда думала, что со своими мыслями не достойна его, такого чистого и искреннего.

— Я не хотел, чтобы ты узнала, что за грязь во мне скопилась, — прервал он гермионины мысли, и она тут пришла в себя.

— Что ты такое говоришь! — закричала она, напугав его силой своих эмоций. Гарри обернулся к ней, и Гермиона вмиг преодолела разделяющий их метр, крепко схватив его напряженные руки.

— Ты, только ты, слышишь? — запальчиво начала она — слова не шли, и ей не хватало их, чтобы выразить всю гамму чувств, что охватила ее. — Всегда это был только ты, Гарри, кто дарил мне надежду на будущее, кто поддерживал меня тогда, когда казалось, что выхода нет! Ты меня вытаскивал и спасал, и там, в мэноре, я только благодаря тебе держалась! Не смей говорить, что в тебе грязь, слышишь? Ты — самый чистый человек, которого я знаю. Единственный.

Он смотрел на нее и, кажется, совсем не верил ее словам, потому что взгляд оставался пустым и невидящим, но Гермиона тряхнула головой и чуть ли не с отчаянным криком, невольно вырвавшимся из груди, прижалась в нему, зарываясь пальцами в мягкие волосы, сжимая руками так сильно, что могла бы слиться с ним.

— Гарри, ты не понимаешь, что значишь для меня, да? — шепнула она ему на ухо, и Гарри, как маленький, покачал головой. Гермиона вздохнула, чуть ослабив хватку, и провела губами по колючей щеке. — Ты все для меня. Ты тот, кто заставляет меня идти дальше, даже когда выхода, кажется, не остается.

Гарри выдохнул, отстранился от нее и заглянул в глаза. Девушка увидела в его взгляде все то же неверие и обреченность.

— Я изнутри сгораю оттого, что не могу справиться с ненавистью. Какой тут может быть выход, Гермиона?

Она чуть улыбнулась, уже зная ответ на этот вопрос, потому что он тоже мучил ее все эти дни, не давая покоя.

— Выход всегда есть, милый. Для нас это — оставить прошлое в прошлом, — Гарри замотал головой, не соглашаясь, не смея согласиться с ней, но Гермиона поцеловала его в щеку, разом выбив другие мысли, кроме теплого касания своих губ. Он резко выдохнул, и слабая тень улыбки мелькнула на его лице.

— Выход — быть друг у друга. Поддерживать друг друга. Любить. Выход, Гарри, это жить дальше. Разве не ради этого мы выиграли чертову войну? Чтобы все могли жить дальше.

Гарри хмыкнул, и Гермиона, наконец, увидела теплоту в его взгляде.

— Девочка моя, эту чертову войну я не выигрывал ради всего прогнившего мира. Некоторые люди, конечно, считают меня альтруистом до мозга костей, но на самом деле я эгоист. И все, что я когда-либо делал — не ради мира во всем мире, — он обнял ее, притянув к себе, и вжался губами в шею. — Ради тебя. Только ради тебя.

Гермиона улыбнулась, чувствуя, как в груди теплеет, и попыталась разглядеть его лицо, но Гарри терся носом об ее щеку, и она видела только беспорядочно торчащие во все стороны черные волосы. Он вдруг замер, прикрывая глаза и вдыхая аромат ее волос, и Гермиона скорее почувствовала, чем услышала, его жаркий шепот.

— Выходи за меня замуж, Герм.