Музыкальный момент (джен)

Чужая душа — потемки, ну а кошачья — тем более.

/А.П.Чехов/

Лежу на облезлом подоконнике. Подпираю морду передней лапой.

Простые коты так не умеют, но я могу. Я волшебный.

Размышляю.

Не слишком напрягаясь (это дело в принципе не люблю), а так — лениво, по-кошачьи, тихо урча в такт собственным мыслям. Люди воюют, коты наблюдают. Всегда так было.

В магазинчике непривычно тихо. Клетки с толстыми кроликами и прочие жабы исчезли, но болезненная привязанность волшебников к старым питомцам спасает магазинчик от разорения. Знакомо. Домашнее животное — это не просто так, это фамилиар, дающий колдуну ощущение надёжности.

Как? Не знаю. Самому странно. Особенно когда последние кнаты выкладывают за какую-нибудь крысиную микстуру.

Не для моих усов философия.

Диогена надо читать.

Не, сам не читал. Просто делюсь соображениями.

Потому что взгляд на мир из бочки никак не может быть примитивно-обывательским. Подобный сосуд даёт удивительную гармонию звуков. Если, конечно, бочка правильная, с хорошим резонансом.*

И капли дождя, и звон сосулек, и шум ветра... Мыр-рр!

Природа звучит в музыкальной бочке долго и красиво, а все остальное — негармоничное — гаснет и затухает. Не верите? Что ж, найдите хорошую дубовую бочку...

Каждое лето так развлекаюсь. Слушаю и облизываюсь.

А жизнь, между тем, полна сюрпризов. В который уже раз принадлежу исключительно себе, и это — строго по нотам: «го-ре-мне» — ужасно. Потому что я уже не мальчик. И всякие такие крутые повороты судьбы... Ну, лишнее это дело.

По порядку: хозяйка исчезла без малого девять месяцев назад. Растворилась в воздухе под шум всеобщей паники, коей печально закончилась известная свадьба. Пропала бесследно (в смысле, след взять не удалось). Остался там, где меня кинули.

Полгода незатейливой деревенской жизни: кухня, чердак, снова кухня и настоящие свиные отбивные на ребрышке под сливочным соусом. Если не считать близнецов, появлявшихся в отчем доме по выходным дням, стоящий аппетит только у меня и был.

Выкладывая министерские новости, мистер Уизли, так сказать, несколько отвлекался от тарелки. Миссис Уизли горестно вздыхала над каждым словом своего муженька. Приходилось брать на себя ответственность. Иначе кулинарные труды хозяйки — все, без остатка! — на радость глупым курицам.

Вечера заканчивались всеобщим молчанием под тягучие завывания упыря, доносившиеся с чердака.

На первую ноту «солиста» худо-бедно хватало — брал. Но потом голосовые связки подводили, мошенник переходил на полушёпот и кое-как выделывал свое предельное «соль». Дыхательной техники никакой, вибрация звука ужасающая, и это при обычной рабочей частоте ноты пять к четырём... Тоже мне, баритон в пижаме!

Про миссис Уорлик лучше помолчу. Её можно слушать только под свиные отбивные. Голос, как бы это сказать... В общем, не бельканто.

Однажды, ближе к марту, я показал хозяевам «Норы», что такое настоящее искусство. Настраивая голосовые связки перед новым весенним сезоном, выдал на высокой ноте «Мио-Мяу-Мио» из своего Миланского репертуара. Не то чтобы я великий артист, но крыша «Ла Скала» — не проходной двор, а скромность...

Не, это не про меня. Разве я серенький?

Эффект был. Миссис Уизли мгновенно вывернула ручку радиоприбора, а мистер Уизли, не скрывая удовлетворения, собственноручно положил в миску котлету и нежно погладил меня по спинке.

Похвалил. Так и сказал: «Глотик хор-р-роший!..»

Март у меня, как у настоящего кота, которому еще не перевалило за... (здесь стоит многоточие, потому что у каждого индивидуально), и который уже не мальчик (называть себя мальчиком позволяю только любимой хозяйке) — месяц сложный. Просыпаются древние инстинкты, хочется вершить подвиги и петь. И разного рода приключений, сражений, драк...

Любви!

За всем этим отправился в соседнюю деревню. Окрестных котов разогнал силой взгляда. А что прикажете делать с этой мелкотой? Драться, что ли? Помилуйте, я ж не убийца. Подробностей описывать не буду. Догадываетесь, что в деле замешаны дамы?

Котлеты миссис Уизли пошли на доброе дело. Я был в голосе, и мое несравненное бельканто три недели сводило с ума жителей деревни. Звуковой диапазон в полторы октавы и верхнее свободное «ля», звучащее даже при опущенной гортани мягко и нежно — это, скажу я вам, какое-никакое волшебство.

Атлетическое телосложение, сильная диафрагма, классический резонанс звука один к одному и его немалый объем... А какой тембр, какая окраска, какие обертоны, сопровождающие каждую ноту! В среднем регистре у меня есть некоторая сдавленность, но это только добавляет выразительности: слушатель сразу домысливает, что сейчас солист разойдется не на шутку и старается дышать глубже.

Только серьёзного кота меньше всего интересует, какое впечатление производят его искусство на кого бы то ни было, кроме соперника. Но конкурентам я быстро заткнул глотки.

И вот, катастрофически похудевший, слегка охрипший, но совершенно счастливый, возвращаюсь в «Нору» восстанавливать формы.

Встречает меня пустой дом. Мрак и тишина, и даже гномы из сада куда-то дёрнули.

Возмущаюсь. Подаю голос.

На чердаке обнаруживаются обрывки бордовой пижамы, которую в последнее время носил упырь. Сам нечестивец вываливается из щели — перепуганный какой-то, весь трясется. Добиться от него не удалось ничего, кроме нечленораздельного мычания, что далеко не свидетельские показания и уж точно не вокал.

Осталось признать исчезновение хозяев как факт и устраивать свою кошачью судьбу. А ведь я уже не мальчик!

Двинул в Лондон. Добрался до Косого переулка. Поселился в старом зоомагазине.

Ведьма оказалась человеком: узнала меня, отмыла, молока в миску налила. Расспрашивала про Гермиону. Надо же: помнит, к кому меня пристроила.

Если б я знал, где носит мою девочку? Ищут всем министерством днем и ночью. Надеюсь, не найдут. Мио-мио, но когда кот молит о том, чтобы хозяйка не находилась, это не тянет на классику.

Грустно.

Снова продаюсь...

Шучу.

Это хозяйка магазинчика так думает.

Пусть думает.

Я не мешаю.

Просто лежу на подоконнике...

Внизу, под окном, суетятся люди.

Только кошки знают, как получить пищу без труда, жилище без замка и любовь без треволнений.

/У. Л. Джордж/

*Правильный музыкальный сосуд отбросит все лишнее, но оставит звуки, частоты которых относятся к резонансной частоте сосуда, как простые дроби. Это и есть семь чистых нот октавы, а нумерология не так страшна, как пугают (примечание Гермионы Грейнджер).