Пустышка (джен)

Мало кто знал, но каждый день однообразной жизни Питер начинал с конфет Берти Боттс.

Резко просыпаясь в своей маленькой, затхлой каморке в дальнем крыле Малфой-Мэнора, на грязной кровати, Петтигрю привычно протягивал руку в куче сладостей, накиданной на краю прикроватной старой тумбочки, и выискивал конфеты, которым он дал свое собственное название — «Каким будет моё «сегодня».

Анимаг вел этот ритуал со второго курса в Хогвартсе в память о матери. И эта странная привычка еще никогда его не подводила. Во время учебы ему попадались разные конфеты: черника, апельсин, малина, крыжовник. Но самое главное, почти все они были вкусными. Ушная сера, грязные носки Питеру попадались крайне редко. В то время.

А с момента предательства Поттеров (как он сам называл, «верного принятия сильной стороны») Петтигрю жевал исключительно самые отвратительные вкусы Берти Боттс. Иногда где-то на краю сознания мелькала тусклая мысль, что так тебе и надо, но тут же растворялась.

Но больше всего Хвост боялся того, что ему попадется безвкусная или «пустая» конфета. Она была прозрачного цвета и совершенно не имела вкусовых качеств. Когда мать Питера нашла её, то тем же вечером умерла. Если бы люди знали о его странных выводах, то наверняка высмеяли бы. Но анимаг не считал это глупостью.

С тех пор Петтигрю отчаянно надеется на то, что ему не попадется «пустышка».

Вот и сейчас он дрожащими от напряжения руками развернул яркую обертку, не смотря на цвет драже, и кинул конфету в рот.

Секунду спустя его лицо скривилось в рвотном позыве, но, преодолевая себя, Хвост продолжил жевать эту отвратительную конфету. Наконец, проглотив гадость, он схватил алюминиевую кружку, стоящую рядом с кроватью на тумбочке, и в один глоток выпил немного мутную воду.

Это был своеобразный подвиг для Питера. Он думал, что таким образом совершает хоть один «хороший» поступок в своей жизни.

— Итак, — пытаясь успокоить возмущенный такими пытками желудок, протянул Петтигрю. — Это были... Сопли? Похоже на то. А значит, день будет далеко не радужным.

И крысиное чутье, въевшееся в сущность анимага, молча поддакивало.

Приуныв, Хвост медленно сел на постели, болтая ногами взад-вперед, так как до пола они не доставали. Посидев так с минуту, спрыгнул на холодный пол и, оглядев свой костюм, который он носил, не снимая, уже больше года, убедился, что выглядит нормально. Для него, по крайней мере. А зеркала он до рези в зубах ненавидел. Вернее, то, что они отражали.

Надев башмаки, поставленные у двери, и, проверив наличие палочки, поспешил в Зал Собраний Пожирателей. Но, пройдя несколько метров, Петтигрю не смог отказать себе в удовольствии снова стать юрким животным.

Повинуясь его воле, маленькое тело начало меняться. И вскоре небольшая крыса резво бежала по длинному темному коридору.

Что ни говори, а Хвост просто обожал свою анимагическую форму. Именно она множество раз спасала его от смерти. В первые дни после превращения он чувствовал боль во всем теле, словно каждую его клеточку растягивали и сжимали до одури. Ведь чем меньше была форма выбранного существа, тем сложнее было «укомплектовать» в нее массу тела и органов. Петтигрю помнил, как проклинал (мысленно, естественно) Джеймса, Сириуса, а особенно Римуса за то, что толкнули его на этот эксперимент. Но быстро вспоминал, что он сам хотел этого. А в результате нескольких последующих обращений боль больше не беспокоила Питера.

Животная сущность внезапно тонко запищала, предупреждая об опасности.

Резко остановившись, Петтигрю перевоплотился обратно в человека, а на том месте, где он должен был пробежать, была нога Люциуса. Его лицо было искажено гримасой отвращения.

— До сих пор не понимаю, почему Темный Лорд оставил тебя в живых. Крыса в любом случае остается крысой. Вонючей и мерзкой, — выплюнув эти слова, Малфой крутанул в руке трость и зашагал в сторону Зала.

Подавив желание запустить этому высокомерному ублюдку в спину Аваду, Хвост быстро засеменил за ним: Метка уже начинала жечь руку, проедая кожу и врезаясь в кость.

А это еще не самое худшее, что может произойти.

* * *

Если бы Питер умел молиться, то он бы делал это до Собраний, вовремя и после. Особенно после.

Волдеморт был крайне недоволен. Но, судя по нескольким искореженным телам Пожирателей, настроение у Тома до прихода Ближнего Круга было гораздо хуже. И Петтигрю был очень счастлив, что Мисс Смерть еще не помахала ему рукой в приветствии.

Последние вылазки Упивающихся были пресечены неизвестно откуда взявшимся Орденом. Том не мог понять, когда в его окружение внедрился «крот» и самое мерзкое, что за самоубийца это делает.

Оторвавшись еще на двух незадачливых Пожирателях (чьи трупы были заботливо отлевитированы к другим телам), Волдеморт отчитывал Беллатрису и Эйвери за провалы операций, закрепляя уроки Круцио. Когда терял сознание один, он пытал другую, и наоборот. Все это время Хвост пытался стать как можно меньше обычного и надеялся на свою «конфетную теорию». Да и не он один чувствовал себя неуютно — Люциус сильнее сжимал набалдашник трости, Долохов нервно тер пальцы, Макнейр незаметно поправлял волосы, Снейп напряженно смотрел на пытку.

Когда оба Пожирателя перестали даже отхаркиваться кровью, Реддл холодно прошипел двоим провинившимся:

— Я надеюсь, намек ясен? — и, повернувшись к остальным Упивающимся Смертью, поинтересовался. — Всем ясен?

Все послушно закивали головами. Жестом дав понять, что отпускает проваливших задание, Лестрейндж и Эйвери, поскуливая и рассыпаясь в извинениях, поползли к выходу, оставляя за собой пятна крови. Когда двери за ними закрылись, Лорд сел в свое кресло и подозвал Нагайну. Поглаживая свою любимицу, он прикрыл глаза и выдохнул. Гнев понемногу улегся. По крайней мере, хотелось просто оторвать ноги за проваленные задания, а не вспарывать им вены раскаленными иглами и рвать нервы мышц и сухожилия (с помощью заклятий, конечно).

Питера же пробирала нервная дрожь — он боялся боли. Поэтому и стал Правой Рукой Темного Лорда, надеясь на кое-какие привилегии. Пусть небольшое, но покровительство у него было.

Спустя какое-то время, справившись с собой, Малфой подошел к Реддлу, и, опустившись на одно колено, твердо произнес:

— Мы ищем крота, и мы его найдем.

Внезапно Люциус послал в Северуса молчаливый яростный взгляд, на что тот не обратил внимания. Том же сильнее сжал подлокотник, чуть подаваясь вперед.

— И когда же случится сие чудное мгновение? — мило спросил Волдеморт, на что хозяин поместья шумно сглотнул.

— В ближайшее время, мой Лорд.

Змеелицый рассеянно водил пальцами по чешуе Нагайны и в тоже время пристально смотрел на Малфоя, склонившего голову в знак покорности.

— Что ж, урок всеми ведь усвоен, верно? Поэтому можете быть свободны, мои верные слуги, — величественно кивнул словно сам себе Темный Лорд.

Пожиратели, подавив желание вздохнуть с облегчением, поклонившись Тому, медленно двинулись к выходу. Практически у самых дверей Петтигрю настиг голос Волдеморта:

— Питер, останься. У меня для тебя есть поручение.

Анимаг сглотнул и повернулся к хозяину. «Конфетная теория» еще раз была подтверждена.

* * *

Уже второй час Петтигрю метался по постели, пытаясь уснуть. Но не мог. Вцепившись в грязные спутанные волосы, Питер тяжело выдохнул.

Слишком свежа была память о выполненном задании.

Убить. Как обычно, Лорд следил за положением в стране и приказал убить журналистку Мари Кроул, копавшуюся в грязном белье Министерства, которое уже почти прогрызла сеть Реддла. Она старалась как можно меньше наследить, поэтому о её действиях никто не знал. Точнее, никто не должен был узнать. Но узнали.

Все просто. А на деле оказалось не так.

Хозяин умолчал об одной маленькой детали. У этой женщины был сын. Маленький сын. Джонни.

Изучив вдоль и поперек все комнаты в квартире, сломав защиту, Питер ворвался к журналистке в дом и, зная, где она сейчас находится, кинулся в детскую.

Отточенным движением анимаг вырвал палочку из рук Мари Экспеллиармусом и... застыл.

Лишь одно слово промелькнуло в голове анимага: «Дежавю».

Мари закрыла собой мальчика, который судорожно всхлипывал. Женщина же умоляла, чтобы он не трогал ребенка. Какофония звуков на миг смешалась, представляя картину далекого прошлого, которая постепенно слилась в одно целое.

За спиной Кроул Хвост словно видел образ Лили. А за ней плакал Джонни, рядом с которым мелькал фантом маленького Гарри.

Питер просто стоял с палочкой и не могу ничего сделать. Те чувства, что он давно похоронил в себе, считая их ненужными, всколыхнулись вновь.

Дружба с Мародерами, первая и безответная любовь к Лили, благодарность Гарри за спасение в Воющей Хижине каким-то ревущим потоком стали подниматься наверх, к свободе. Появились сумасшедшие мысли и риторические вопросы: «Что я делаю? Убиваю? Ради кого? И чего? Кем я стал?».

И, возможно, новый Питер потеснил бы старого, если бы не момент.

Мари, заметив, что её палач словно впал в транс, кинулась на него, надеясь вырвать у него из рук палочку. Все-таки выглядел анимаг довольно жалко.

Но испуг за собственную жизнь сработал моментально. Выполнив пасс рукой, Хвост взвизгнул:

— Авада Кедавра!

Тело Кроул безвольно рухнуло к ногам Петтигрю.

И что-то внутри мужчины также упало, разбившись о холодный и скользкий пол червями.

Мальчик же подполз к Мари и начал надрывно плакать, пытаясь её разбудить. И не обращал внимания, что в комнате еще стоит Питер.

А анимаг как будто со стороны смотрел на себя: вот он целится в рыдающего Джонни и видит за собой образ Темного Лорда. И это чертовски приятно. Это дает силу...

С палочки срывается зеленый свет.

И Петтигрю, зная, что он сейчас в своей уютной каморке, живой и невредимый, тешит себя мыслями о том, что поступил правильно. Она хотела его убить — он сделал это первым. Мальчик, когда вырос, захотел бы мести — он первым его устранил.

Все правильно. Рационально. Логично.

И просто.

Засыпая с успокоенной совестью, на грани сознания вспыхнет безумная мысль: «Форма крысы мне подходит».

* * *

Разбуженный внезапным стуком и криком, что тащат трех подозрительных пленных, Питер не успевает достать свою ежедневную конфету и вылетает из комнаты, надеясь выслужиться перед Темным Лордом...

Сегодня ему бы попалась «пустая» конфета.