Лондон-2022 (гет)

Они шли вдоль полосы прилива. Джейми застегнул пиджак на все пуговицы, кое-как укутался в шарф, и все равно тихонько ругал себя самыми нелестными словами. Астории в серой мантии и шляпке — с вуалеткой, как и в их первую встречу — до погоды, кажется, и дела не было; куда больше леди занимала природа.

Осеннее море не славится приветливостью, и в конце октября трудно ждать чего-то особенно радостного. Серые, беспокойные волны, двойники тяжелых серых туч сверху, обещали дождь — или снег, если повезет — но еще не скоро. Чайки решили это все бойкотировать — по крайней мере, ни одной не было видно. Как и людей.

— Тори, у меня проблема. Собственно, у меня куча проблем, но эта не решается. Понимаешь, я попытался послать Скорпи из организации. Чем дальше, тем лучше. Шею ему, я говорил, так и так не свернули бы, — хмыкнул Джеймс, — а вот карьеру, может, я ему б и спас.

— Послушай, я твои усилия ценю, но я знаю своего сына дольше, чем ты. И буду благодарна, если ты не будешь повторять его ответ, — Астория ступала по песку уверенно, не выказывая никакого намерения откинуть вуаль. Джеймс шел с ней вровень, лишь немного придерживая шаг. — Если он захочет прийти, он придет. Я не смогла бы его остановить, не сможешь и ты. Знать бы еще, зачем это ему.

— Ну надо же. А что же я тебе разъяснял все эти месяцы, а? — Поттеру оставалось только воздеть ладони к небесам. Те не оценили.

— Зачем это надо тебе, конечно, — леди Малфой остановилась было, но двинулась дальше. Вода мерно хлестала песок, но не доходила до ее каблуков добрых десяти шагов. — Пожалуй, это я поняла. Это было более чем интересно. Не поняла я другого.

— И чего же, Тори? — Джеймс забежал вперед и шутливо поклонился. Нет, вот с играми в школьника пора б уже и завязать. — Постараюсь уж объяснить, если смогу, да.

— Я полагаю, можешь, — голос чуть-чуть тише. — Тебе осталась одна неделя до точки невозвращения, Джейми. Неделя до экзамена, если угодно. А ты — вместо того, чтобы вновь и вновь проверять то, что приготовлено, ходишь со мной по тихим местам, рассказываешь… и, главное, слушаешь. Хотя я, думаю, не произвожу впечатления перспективной цели для вербовки.

— Тори, да о чем ты? Я ж вроде уже объяснял, — они наконец остановились, и Джеймс чуть придержал спутницу под руку — желая прикоснуться лишний раз. — Мне с тобой интересно. Должен же я как-то отдыхать от беготни по Лондону? Или от дома — я рассказывал, отец же тоже все понимает, просто не сделает уже ничего… А я не могу так, у меня нервы сгорают — сорвался бы. С тобой вот спокойно.

— Это все? — миссис Малфой не вложила в этот вопрос никаких эмоций. Только светски поинтересовалась. Ох, Мерлин, да пошло оно все тестралам на кормежку!

— Нет, не все. Могу я, в конце концов, влюбиться в красивую и умную женщину? Могу, нет?

— В замужнюю? Старше тебя в два раза?

— Да какая разница!? — Джеймс подобрался, готовясь вынести удары судьбы под дых. Сейчас его вежливо пошлют, после чего он аппарирует, напьется, а назавтра уйдет в работу с головой. А что, тоже мотивация.

Астория стянула перчатку с руки. Медленно, палец за пальцем. Джейми сразу понял, чего ждать, и решил, что, в принципе, в этом даже будет стиль — пасмурное небо, сбивчивое объяснение и пощечина. Людей нет, опять же, никто не видит.

Вместо удара по красной щеке Поттера Астория стиснула — резко, неожиданно сильно — его ладонь. Секунда — и они в бальном зале Малфой-Мэнора.

— Ох, как же я об этом пожалею, — сказала в гулкое пространство хозяйка дома, увлекая совершенно деревянного от удивления Джеймса к двери. — Пойдем, налью тебе хоть стопку огневиски, согреешься.

У двери она, впрочем, остановилась, аккуратно положила шляпку на столик, встала на носки и легко поцеловала Джеймса в губы. Коротко, совсем коротко…

— Нет, не пожалею.

Дом был пуст. Скорпиус то ли учился, то ли измышлял еще что-нибудь на пользу дела; Драко играл в покер. В холле они избавились от пахнущей океаном верхней одежды — и дальше уже шли, поминутно целуясь, до небольшой гостевой комнаты в левом крыле.

Там было хорошо.

* * *

Косая аллея не видела ничего такого со времен… Да никогда. Я уже немолод, я видел факельные марши легальных тогда сторонников Волдеморта — мужчины в черных капюшонах строем шли от Котла до лавки Олливандера, растянувшись на всю улицу. Попарно.

А сейчас все пространство от магазина мадам Малкин до квиддичной лавки заполнено веселыми молодыми людьми. Они не выглядят опасными, они радуются — вот только Гринготтс наглухо затворил двери, а из Лютного переулка при мне не вышел ни один человек.

— Да заходили тут одни, с утречка, — объясняет мне Тимоти Томас, темнокожий юноша с пачкой листовок. — Смотрели на наших девочек не так, как следует. Ну, мы тоже к ним в гости сходили.

Томас уходит, вручив мне листовку — черная тень зажимает рот белой фигуре в полосатом ученическом шарфе; под ней надпись: «Будь молодым. Заткнись» — а я впервые после долгого перерыва сворачиваю с приличной Косой аллее в самую обитель порока. Меня встречают выбитые стекла, вырванные двери, полуразобранная на булыжники мостовая — и полная тишина.

Молодые люди собираются в стайку у нижней баррикады, взмахивая траспарантами. На них — чего только нет: две тонкие девушки несут растяжку, на которой неровными буквами значится: «Беги! За твоей спиной — весь старый мир!»; крепкий рыжий парень прямо в воздухе рисует алыми буквами «Жизнь невероятна, потому что она настоящая». Стайка совсем молодых, в факультетских шарфах — О Мерлин, здесь и школьники тоже! — украшает фасад Совиного Рынка сразу десятком граффити — не палочками, маггловской краской, ох и повозится хозяин. О чем же думают школьники? «Ешь, учись, ешь, спи, ешь, умри…» — оптимистично, не правда ли? Еще и широкая красная линия сверху: «Это касается каждого» — черноволосый слизеринец, курс пятый или шестой, только что вывел ее, стоя на плечах однофакультетника-блондина.

— Что, дядюшка, славно получилось? — подмигивает он.

— Да уж, внукам расскажу, — вынужден признать я.

— Не понадобится, — смеется светловолосый. — Поищи своих внуков здесь.

Самое ужасное, что я оглядываю толпу вполне серьезно. С моих — станется. Когда я обернулся, мальчиков уже не было.

Обе баррикады уже готовы. На верхней стоит беловолосый, не по-английски красивый парень — и говорит, прижав к губам тут же трансфигурированный рупор. Вокруг него — не школьники, нет — молодые служащие, которых так беспощадно сокращают. Они слушают.

— Клерк! Тебе двадцать пять, а твой отдел создан пятьсот лет назад. Прекрати обманывать себя — никто и никогда не подумает о твоем благе, пока этого не сделаешь ты. У тебя нет возможностей — общество их отменило. Хорошо. У тебя нет свободы — общество ее отменило. Хорошо. Скоро у тебя не будет даже коврика под дверью, потому что с тем, у кого отняли будущее, можно не церемониться, как дойдет до денег — потому как рваться ему некуда.

Они говорят нам, что дают нам еду и кров, что блюдут нашу безопасность и поставляют нам развлечения. Развлечения, от которых хочется повеситься, да. Подумайте, зачем нам Министерство? Зачем? Наши отцы жили без него целый год, показав Волдеморту то, чем потом сделали нас — другой вопрос, что потом они избрали себе нового босса. Парни, нам не нужны боссы. Это боссам нужны мы.

Мы предлагаем — я предлагаю — вы предлагаете, покуда стоите на этой улице — даже не полную смену людей у руля. Мы предлагаем вырвать руль и сжечь его в Адском Пламени. Наши предки могли прожить коммунами вокруг наставников, бок о бок с магглами — сможем и мы. Или найдем чего получше.

Завалим вход в Министерство навсегда. Завалим ту телефонную будку и тот чертов туалет!

Он замолкает, за его спиной принимаются скандировать: «Будь реалистом — требуй невозможного», а еще «Твою свободу купили — укради ее». И отчего-то «Под булыжниками — пляж!», хотя будь я проклят, если знаю, что это значит.

Черноглазый слизеринец, которого я уже видел за граффити, выдает мне чуть позже еще одну листовку. Очень натурально нарисованный кирпич, подписанный «Твой избирательный бюллетень». Минутой позже по толпе прошла рябь: «Идут, идут!» — слышно вновь и вновь.

От «Дырявого котла» ровным каре, видимо, внушительности для, маршируют ударники в своих синих мантиях. До меня долетает усиленный во сто крат голос:

— Граждане! Расходитесь! Иначе будут применены парализующие заклятия!

— Будут. Обязательно будут, — усмехается рыжий совсем рядом со мной — и хлопает в ладони. Блондин сразу же замолкает.

— Так, старшие, соберите парней — и девчонок половчее. К баррикаде, к стенам ближайших домов. Баррикадные бросают экспеллиармус, прочие — ступефай порядно, промежуток две секунды. Скорпи, — он трогает за плечо того самого слизеринца-блондина, — собирай своих школьничков,

занимайте с Никки «Мадам Малкин». Баррикадируйте окна, на улицу не лезть. Я проверю.

Те, с кем он поговорил, расходятся резко, почти без суеты, с деловитыми лицами. Лидер улицы оборачивается ко мне.

— А ты, дядя… шел бы ты отсюда. Еще зацепит чем.

«Пляж под булыжниками», статья Р. Питтимэна для «Придиры» за ноябрь, не была опубликована. Вышла в свет в сборнике «Лондон — 2022». Париж, 2030