Просто быть рядом (джен)

Кровать перестала казаться мягкой и удобной, наоборот, чем больше Гарри лежал, тем горячее и омерзительнее становилось его телу. Собравшись с силами, он принял сидячее положение и гневно посмотрел на Дамблдора:

— Этого не может быть!

— Мне нет смысла тебя обманывать, мой мальчик, — тихо отозвался директор.

Гарри раздраженно выдохнул, не в силах терпеть это отвратительное сочувствие на лице Дамблдора, а оно там точно было!

— Я хочу сам все увидеть…

Переборов дрожь в руках, Гарри чуть развернулся, свешивая ноги. Странно, обычно он доставал до пола.

Мимолетная мысль оборвалась, стоило вернуться мадам Помфри.

— Вам не стоит так торопиться, молодой человек, — заметила она, зайдя за ширму и, судя по звукам, поправляя штору.

— Я хочу увидеть двойника, — сказал Гарри, обращаясь уже непосредственно к Помфри.

Впившись пальцами в жесткую ткань и плотно сжав губы, он готовил себя для следующего шага, а именно: подняться и пойти туда, где должен был находиться Поттер. Они ошибаются. Оба. Его двойник жив и здоров, просто не пришел в себя.

— Гарри, — мягко произнесла медиковедьма, — ты не можешь поверить в это, я знаю. Никто из нас не ожидал такого исхода, но случившегося уже не изменить, а тебе нужно поправиться. Сомневаюсь, что… твоему двойнику понравилось бы, что ты пренебрегаешь своим здоровьем.

— Да не знаю я! — рыкнул Гарри и, несмотря на протесты Помфри, рывком встал, едва не упав. — Откуда мне знать, как бы Поттер отреагировал! Я не настолько хорошо его знаю, чтобы…

Резко замолчав, он скривился, словно от боли, и покачал головой. Наблюдавшие за ним взрослые, кажется, переглянулись, но тоже не проронили ни звука, делая вид, что понимают его состояние. Их сочувствующие взгляды буквально впивались в него, готовясь прожечь внутри огромную дырку. Какого черта? Даже он до конца не мог понять, что чувствует!

— Где он? — тихо спросил Гарри, смотря перед собой.

— Возможно, чуть позже я отведу тебя к нему, но сейчас было бы более разумно еще некоторое время полежать в кровати, — колдомедик говорила спокойно, но в ее тоне звучала присущая врачу строгость по отношению к пациенту.

— Мне нужно сейчас! — выкрикнул парень.

— Гарри, послушай…

— Я отведу его, Поппи, — не дал ей договорить Дамблдор, чуть приблизившись к Гарри.

— Вы уверены, Альбус? — поинтересовалась она, явно сомневаясь в правильности такого решения.

— Я полностью беру ответственность на себя, — согласно кивнул Дамблдор. — Мальчик имеет право все знать до конца.

— Хорошо, будь по-вашему, — устало произнесла она и наконец протянула Гарри очки. — Возьмите, мистер Поттер. Если что-то вдруг начнет беспокоить вас, немедленно сообщите мне.

Дождавшись молчаливого подтверждения от обоих, женщина вздохнула и, осуждающе взглянув на Дамблдора, ушла к себе в кабинет.

Не теряя времени даром, Гарри нацепил на нос очки, отмечая, насколько же сильно отвык их носить. Дужки неприятно натирали уши, а стекла запотевали слишком быстро. Это была не большая плата за то, чтобы не ощущать себя уязвимым и четко видеть окружающие предметы и людей.

— Пойдем, Гарри, — Дамблдор подал ему руку.

Не слишком хотелось дотрагиваться до этой морщинистой ладони и вообще терпеть хоть какой-то тактильный контакт, но парень понимал, что рискует не дойти самостоятельно в нынешнем состоянии. Он крепко ухватился за предложенную руку, позволяя директору направлять себя. Они медленно вышли за ширму и двинулись вперед между сиротливо пустующими кроватями. Почему-то, глядя на застеленные покрывалами в серо-бежевый квадрат койки, Гарри отчаянно хотелось, чтобы на них кто-то лежал, хоть кто-то, чтобы снять жизнь с угнетающей паузы и запустить ее настоящий темп, почувствовать ее вкус и вдохнуть полной грудью. В воздухе отчетливо ощущалось что-то липкое и скользкое, несущее в себе скорбь. Смерть. Не мог Поттер умереть.

«Наверняка Дамблдор что-то задумал и подговорил Помфри, чтобы она подыграла ему», — Гарри оборвал мысль.

Директор обожал продумывать стратегии наперед, иногда не гнушался тем, чтобы манипулировать людьми, однако вряд ли он пошел на подобный обман, особенно в случае с Поттером.

Как трудно поверить в то, что двойник уже…

Они остановились перед огромной картиной, висящей в отдаленной части Больничного крыла. На ней была изображена обнаженная девушка, сидящая на берегу озера возле уходящего ввысь выпуклого камня, ее волосы волнистыми локонами спадали вперед, прикрывая наготу. Позади виднелась небольшая часть огромного дома с распахнутыми настежь дверями, скрывающими за непроглядной чернотой внутреннее убранство. Ветер играючи развевал волосы девушки, перемешивая их с опавшими желтыми листьями, которые то и дело падали ей то на колено, то на плечо, а затем, подхватываемые новым дуновением, отлетали и соприкасались с землей, однако девушка ни на что не реагировала. Она смотрела вперед, и во взгляде невозможно было различить ни единой эмоции, он был абсолютно... пуст. Гарри удивленно разглядывал ее хрупкую фигурку, ожидая, что девушка вот-вот повернется к нему и отругает за подглядывание, как, бывало, часто сердились другие изображенные на картинах люди, однако та оставалась безучастной к его вниманию, устремив отстраненный взгляд куда-то вперед. Такое странное, не похожее ни на что другое поведение напрягало Гарри, особенно, когда он разглядел, что иногда у девушки появляется странная, едва уловимая для чужого взгляда улыбка. Скользящее ощущение чего-то неправильного заставило поежиться и крепко обнять себя за плечи. На вид обыденная картина несла в себе нечто тяжелое, отрицательное. То, что невозможно контролировать.

Убедившись, что Гарри уверенно стоит на ногах, Дамблдор выпустил его руку и, сделав незамысловатое движение ладонью, произнес на латыни что-то, отдаленно напоминающее:

«Да пребудут в покое души ваши, и пусть ничто не тревожит ваш крепкий сон».

Гарри передернуло от подобных могильных слов. Или же это сквозняк гулял по помещению, нещадно дуя по ногам? В любом случае, сказанное вызвало в нем огромное отчаяние, от которого хотелось бежать не то что из Хогвартса, а на самый край света — туда, где эта непроглядная тьма никогда не сможет найти и затронуть его уязвимые струны, идущие из самого сердца. Парню не хотелось верить в слова директора о смерти двойника, но раз за разом он возвращался к этой мысли, словно привязанный. Гарри так задумался, что пропустил момент, когда картина отъехала в сторону, и лишь легкое прикосновение Дамблдора вернуло его в реальность. Чуть вздрогнув и переведя напуганный взгляд на пожилого волшебника, Гарри вновь оперся о старческую, но при этом сильную руку, и они двинулись дальше, спускаясь по находившимся за проходом ступенькам. Помещение было освещено неяркими факелами, отбрасывающими зловещие тени, пролегающими вдоль каменных стен. Потолок располагался настолько высоко, что можно было лишь гадать о том, где он начинался и что из себя представлял. Внизу, неподалеку от еще одного дверного прохода, им на глаза попалось среднего размера пыльное зеркало. Зачем оно тут вообще было нужно, Гарри спрашивать не стал. Отступив от Дамблдора и убедившись, что терять сознание не собирается, слизеринец неторопливо приблизился к зеркалу и, не сумев разглядеть свое отражение за коричневатым слоем пыли, аккуратно протер его.

По ту сторону стекла на него уставился небольшого роста худой мальчишка, на вид не старше четырнадцати лет, с бледной, словно сама смерть, кожей, на фоне которой яркие зеленые глаза и черные взъерошенные волосы смотрелись как-то дико и… отталкивающе. Не до конца еще осознавая происходящее, Гарри потянулся к своим неожиданно запотевшим круглым очкам и заметил, что растерянное отражение сделало ровно то же самое. Руки обоих замерли и вместо этого легли на холодную поверхность зеркала, соприкасаясь ладонями.

— Я уже забыл, как выгляжу, — тихо сказал Гарри, наблюдая, как движутся губы его двойника, повторяя слова.

Жгучее чувство пустоты наполняло его все сильнее, рвущуюся наружу боль от потери чего-то важного становилось все труднее контролировать.

— Мне надо его увидеть, — проговорил парень, нервно облизнув пересохшие губы.

— Мы почти пришли, — еле слышно отозвался Дамблдор, и, когда Гарри повернулся к нему, указал на дверной проем, до которого они пока не успели добраться.

Последний раз бросив задумчивый взгляд на свое не слишком привлекательное отражение, Гарри присоединился к директору и вместе с ним вошел в следующую комнату. Стоило лишь переступить порог, как в тело впилось тысячи, нет, десятки тысяч мелких иголок — настолько в этом маленьком мрачном месте было холодно. Парень поежился, обхватывая себя руками, однако неприятное ощущение быстро отступило, сменяясь вновь наполняющим тело теплом. Гарри слегка кивнул наложившему на него согревающие чары директору и, чуть помедлив, нашел в себе силы осмотреться.

По величине помещение сильно уступало всем самым крохотным классам в Хогвартсе, оттого голые болотно-зеленые стены выглядели особо давящими и угнетающими. Тускловатый свет давали многочисленные свечи, которые где-то одиноко висели в воздухе, а где-то кучкой стояли на простых деревянных тумбах. Присмотревшись, Гарри обнаружил, что в комнате всего две кровати, одна из которых была пуста, а на второй…

Ноги вдруг ослабли, но, тем не менее, парень нашел в себе силы приблизиться к лежавшему на второй постели Поттеру. Каждый шаг давался ему с большим трудом, будто невидимые руки удерживали ступни, мешая передвигаться. Он чувствовал нереальную усталость. Не только физическую, но и моральную. Образ двойника в памяти почему-то начинал меркнуть и сереть, словно с момента их последнего общения прошло лет пять, а не неделя. И эти разговоры тоже вспоминались без ярких красок, будто не несли в себе никакого смысла. Но это же не так! Достаточно подумать о шарфе, который Поттер ему подарил, чтобы задуматься об абсурдности и неправильности этого миража.

Сбитый с толку, Гарри осторожно прикоснулся к лежащей вдоль тела руке, остро почувствовав ее ледяной холод. Уже остыла… или виновата низкая температура этого помещения? Сжав сильнее ладонь двойника, парень вдруг ощутил, как рвутся наружу все воспоминания, связанные с Поттером, и как они окрашиваются в яркий цвет. Вот они говорят после матча по квиддичу, где Гарри одержал победу. Гриффиндорец охотно признает свое поражение и хвалит слизеринца за отличную игру, а также предлагает если не дружбу, то равное общение и замечает, что открыл для себя что-то новое о змеином факультете. Странно, почему тогда Гарри не обратил внимания на то, насколько же у двойника нестандартное мышление и необычная способность принимать людей. Второе, что вспомнилось, это то, как он помогал Поттеру бороться с Волдемортом. Гарри тогда понял, насколько его двойник нуждался в помощи, но, казалось, не придал этому такого значения, считая, что в окружении Мальчика-Который-Выжил полно тех, кто жаждет защитить его. Как же мерзко было теперь осознавать, какую огромную ошибку он допустил.

Рука сжала ледяную ладонь сильнее, а испуганный взгляд метнулся к умиротворенному лицу Поттера. Тот больше никогда не посмотрит на него, не заговорит, не улыбнется, вынуждая осторожно прятать улыбку от остальных; не будет отныне вечного одиночества, навсегда замрет на определенной точке угасающее доверие к взрослым, не будет окончательного разочарования, и останется затаенная, спрятанная за семью печатями надежда, что, может быть, кто-то хоть когда-нибудь увидит в нем сына, племянника, внука или другого родственника и заберет от Дурслей, предоставляя крышу над головой…

Гарри передернуло от понимания, что мысленные образы, увиденные однажды у Поттера, переплелись с его собственными, становясь личными. Это он совершенно не верил в чудеса и все сильнее не доверял миру взрослых, пусть где-то глубоко в душе и мечтал, как кто-нибудь спасет его и заберет к себе, в семью. Как в свое время сделал для него Дамблдор из его реальности, оставив маленького мальчика на попечение сурового Мастера зелий.

Осознание того, что двойник действительно мертв, не отпускало, упорно фиксируя взгляд на юном, серо-белом лице Поттера. Гарри знал о неизбежности такой плачевной судьбы. Директора предупредили его еще тогда, когда он только собирался перейти из мира в мир, но тогда парень не желал понимать и принимать ситуацию, ему было почти плевать на то, что станет с Поттером. Гарри растерялся лишь в один момент, не увидев в Дамблдоре льющегося через край стремления спасти своего героя, но тогда для него существовали более значимые вещи.

Тяжесть от открытия и признания собственной ошибки сдавливала грудь.

Он мог попытаться что-то сделать…

Воздуха в легких резко перестало хватать.

Он вполне был в состоянии поискать выход из сложившейся ситуации…

Неприятный ком поднялся к самому горлу.

Двойник был достоин того, чтобы жить дальше, мечтать…

Откуда эти рваные хрипы и эта мутная пелена?

Поттер всегда тянулся к нему, будто ощущая нечто их объединяющее, некую родственную душу…

Почему так хотелось орать, словно раненному зверю? Почему он ничего не сделал, зная правду? Никак не помешал произойти этому несчастью. Двойник нуждался в нем, ценил возникшее общение, а он его предал.

Холод ладони Поттера неприятно протыкал кожу мелкими иголками. Некогда теплые руки вручили Гарри шарф, обычный гриффиндорский шарф, однако для обоих Поттеров он имел огромное значение, для обоих он излучал тепло, не просто согревая и оберегая от порывов ветра, но и спасая от одиночества и боли.

Гарри наконец осознал, что плачет… нет, рыдает.

Двойник был дорог ему.

— Прости… — тихий шепот и крепкое сжатие ледяных пальцев.

Боль утраты пульсировала внутри, вызывая все больше слез и новые потоки ненависти к себе и своей гордыне. Он не учится на совершенных ошибках.

Плакать парень перестал также резко, как и начал. На щеках осталось неприятное ощущение чуть слипшейся кожи. Гарри не спешил приводить себя в порядок, с головой погрузившись в пучину разверзнувшейся бездны, ощущая, как напряжен каждый мускул, каждый нерв.

Он снова был виноват в смерти близких ему людей и опять не сделал ничего, чтобы уберечь их.

Услышав позади себя едва уловимый шорох, Гарри вспомнил о находящемся здесь Дамблдоре.

— От чего он умер? — не поворачиваясь, спросил слизеринец.

Возможно, стоило постесняться своей несдержанности при директоре, но с другой стороны, Гарри было абсолютно все равно. Частичка его души умерла вместе с веселым огоньком в зеленых глазах двойника, что закрылись навсегда, погружая его в вечный сон.

— У Гарри всегда было слабое сердце, — старик приблизился к кровати и тоже посмотрел на лежащего на ней гриффиндорца.

Директор выглядел печально и беспомощно, чем вызывал у Гарри лишь отвращение и клокочущую ярость, остервенело просящуюся наружу.

— Поясните, — прорычал парень, плотно сжав губы.

Дамблдор глубоко вздохнул:

— Он никогда не жаловался на здоровье, всегда терпел молча, предпочитая не вмешивать взрослых…

— Конечно, предпочитал! — не выдержал Гарри. — Разве вам можно доверять после того, чего вы его лишили?!

К огромному разочарованию Гарри, Дамблдор не стал оправдываться. То ли не нашлось слов, то ли не хотел разжигать конфликт. Все это время старые, мудрые глаза смотрели на Поттера, поэтому понять его истинные эмоции было практически невозможно, да и кроме того, директор всегда был отличным манипулятором, который прекрасно притворялся, если того требовала ситуация.

— Я не всемогущ, мой мальчик, — наконец произнес Дамблдор, позволяя себе прикоснуться к взъерошенным волосам Поттера и осторожно провести по ним кончиками длинных пальцев, — и тоже совершаю непростительные ошибки.

В помещении вдруг сделалось слишком жарко, рука потянулась к шее, чуть оттягивая ставший жестким ворот больничной пижамы. Находиться в одном месте с директором стало невыносимо.

— Я знаю, что очень виноват перед ним, — на этот раз Гарри отчетливо услышал горечь в словах Дамблдора. — Поверь, если бы я мог что-то изменить, я непременно бы это сделал.

Теоретически Гарри понимал, что если Поттер скрывал свою болезнь или сам не подозревал о ее существовании, то Дамблдор действительно не виноват в его смерти, но практически… если бы он попытался хоть что-то поменять в жизни гриффиндорца, если бы не соглашался так просто принимать в своем мире Гарри Поттера из другой реальности.

— Ты можешь задавать вопросы, мой мальчик. Ты, как никто, нуждаешься в объяснениях.

Голова звенела от бесконечного количества вопросов, но в таком состоянии, когда готов ломать, крушить и причинять боль всем, а прежде всего себе за тупость, стоило чуть повременить с ними, успокоиться и как следует обдумать сложившуюся ситуацию.

— Не сейчас, — покачал головой парень. — Я устал.

Не дожидаясь реакции директора, Гарри развернулся и медленно направился к выходу из жуткой комнаты. Застыв на мгновение у двери, он бросил последний взгляд в сторону неподвижного тела двойника и, сморщившись от очередной волны сожаления, продолжил путь. Силы практически оставили его, поэтому каждые несколько шагов приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание, однако как только позади раздался стук ботинок директора, Гарри был вынужден справляться со своей слабостью и идти дальше, лишь бы не просить у него помощи.

* * *

— Как думаешь, ему уже лучше? — режущий слух шепот проник в его и без того тревожный сон, заставляя вздрогнуть.

Гарри открыл глаза и, подслеповато щурясь, попытался разглядеть находящихся рядом с ним людей. Их было двое. Судя по тонкому силуэту и длинным каштановым волосам, спадающим чуть ниже плеч, одним из посетителей была девушка, а вторым — долговязый парень с яркими рыжими волосами, видными даже через туманную пелену плохого зрения.

— Если бы было что-то не так, вряд ли бы мадам Помфри пустила нас, — незнакомка заговорила чуть громче, явно раздраженная чем-то. Или кем-то.

— …логично, — знающим тоном согласился ее собеседник и, кажется, даже покивал головой для убедительности.

— Конечно, логично, Рональд, — тяжелый вздох в ответ.

Похоже, они смотрели друг на друга. Девушка с длинными каштановыми волосами и рыжий паренек по имени Рон…

От внезапного осознания, кто перед ним, Гарри подавился воздухом и закашлялся, привлекая к себе их внимание.

— Мерлин, друг, ты очнулся! — Рон вскочил и поспешил подойти ближе. — Как же ты нас напугал!

— Гарри, — Гермиона зашла с другого края и взволнованно взяла его за руку, — мы так волновались за тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Я… я в порядке, — тихо отозвался он, одарив ребят непонятным взглядом.

На самом деле все было совершенно не в порядке. Гарри ощущал, как что-то склизкое и неприятное щекочет его изнутри, заставляя чувствовать себя неуютно. Осознание неправильности происходящего тревожило и сердило не меньше, чем радостные лица Рона и Гермионы. Всю свою жизнь он был Гарри Поттером, жил его жизнью и шел по отведенной для него судьбоносной дорожке. Он был Мальчиком-Который-Выжил. Он был учеником школы Хогвартс и учился на Гриффиндоре, имел самых лучших на свете друзей, состоял в команде по квиддичу, являясь самым молодым ловцом столетия. Он был Избранным, которого чуть ли не силой заставили сражаться с Волдемортом и исполнить сомнительное пророчество, которое когда-то в бреду сделала Сибилла Трелони. Он был приемным сыном одного из школьных преподавателей, Мастера зельеварения, профессора Северуса Снейпа. А еще он был Гарри. Просто Гарри. Во всяком случае, так он считал шестнадцать лет своей жизни.

И кто бы мог подумать, что за полгода все может так решительно измениться! Разве мог он представить себе, что для него станет абсурдным то, что он Гарри Поттер, а не Крис Ларсен? Однако так оно и оказалось. Парень перестал воспринимать себя как Гарри. Он Крис! Черт возьми, он Крис Ларсен, учащейся на Слизерине, у которого есть пусть и своеобразные, но замечательные друзья, нет никаких обязательств перед магическим миром, нет навязанной ответственности. Его родители в Америке настолько заняты, что он их почти не видит, зато регулярно получает письма. Также Крис сумел подобрать подход к суровому Мастеру зелий и даже периодически оставался у него в личных комнатах на чашку чая или партию в шахматы. До той отвратительной ссоры из-за Поттера.

Поттер… Неожиданно приобретенный друг, которого хотелось оберегать.

Почувствовав, что хватка на его руке усилилась, Гарри отвлекся от мрачных мыслей и перевел взгляд на Гермиону. Подруга какое-то время молчала, внимательно рассматривая его, поджав губы, затем тихо произнесла:

— На миг мы решили, что… потеряли тебя.

Не в силах сдерживать свою тревогу, подруга всхлипнула. Чувствовалось, как подрагивают ее пальцы.

— Ага! В какой-то момент ты перестал дышать и даже начал синеть! — Рон тактично привлек к себе внимание. — Повезло еще, что Дамблдор с Помфри успели вовремя!

Если Рон пытался успокоить Гермиону, то получилось у него не так уж и плохо. Чего нельзя было сказать о Гарри. С каждым словом друга он все больше убеждался в своей правоте: не для него высказывался Рон, не из-за него плакала Гермиона, не его с таким трудом удалось спасти вчера вечером. Тот, кого они так отчаянно хотели спасти, лежал сейчас в дальней, скрытой от посторонних глаз комнатке совершенно неподвижный и ледяной, и если бы к его губам поднесли зеркало, то увидели, что он совсем не дышит. Поттер мертв, и друзья сейчас должны оплакивать его, а не стоять здесь и радоваться похожему на него живому самозванцу. Острое ощущение, что он совершил какую-то крупную кражу, усиливалось с каждым вздохом. Это в его мире Рон и Гермиона его лучшие друзья, а здесь они совершенно чужие для него люди, которые даже не подозревают о том, что произошло с настоящим Гарри Поттером. Он должен был сказать им, чтобы они смогли проститься с ним до того как…

— Что вы себе позволяете?! — возмущенный голос мадам Помфри оторвал от неприятных мыслей.

В палате раздался громкий топот, прежде чем кто-то из ребят успел отреагировать, шторы отъехали в сторону, и в поле зрения троицы оказались запыхавшиеся слизеринцы-полукровки во главе с Теодором Ноттом.

Гарри похолодел.

— Он не здесь, — досадливо поморщился Тео и, мельком зацепившись взглядом за опешившего пациента и его друзей, скрылся за ширмой.

— Где они его держат? — грустно спросила Хизер.

— Без понятия, — тихо ответил ей Нотт.

«Я здесь! Здесь! Заберите меня!» — слова застряли в горле, а сердце защемило от странной тоски.

Рано или поздно Дамблдор ведь поменяет их снова местами, правда? Тогда отчего же сейчас от него словно кусок кожи отрезали?

¬— Мистер Нотт, — сердитая медиковедьма настигла их. — Что, по-вашему, вы и ваши друзья делаете?

— Мы хотим знать, что с нашим другом, Крисом Ларсеном, мадам, — обманчиво вежливым тоном отозвался Теодор. — Ни вы, ни директор ничего не говорите, а мы, между прочем, его одноклассники и должны знать, что с ним.

Другими словами Тео хотел сказать следующее: «Мы его друзья и нам важно знать, что с ним все в порядке».

Теплое чувство благодарности накрыло Гарри мягким одеялом, замедляя тот бешеный пляс, что еще пару минут назад выдавало сердце. Он важен друзьям. Они беспокоятся о нем, и совсем скоро Гарри сможет с веселой улыбкой отмести их волнения и сказать, что с ним все в порядке. Ведь сможет же? Внутренний холод заставил поежиться. Дамблдор пока ничего не говорил ему. Почему он вдруг стал Гарри Поттером? Почему личину не поменяли обратно на личину Криса Ларсена? Что задумал старый интриган? Парень досадливо поморщился, вспоминая, что сам всеми силами избегал разговора с директором, в итоге оказавшись виновником собственных переживаний.

— Если бы с вашим другом что-то случилось, вас бы уже поставили в известность, — выдержав паузу, более мягким голосом заметила Помфри. — Он еще не оправился до конца после вчерашнего, поэтому пока я не пущу к нему посетителей.

— С ним точно все хорошо? — взволнованно переспросил Майкл.

— Да, мистер Штенберг, — усталый вздох. — Теперь, будьте так любезны, покинуть больничное крыло. Насколько я знаю, у вашего курса еще есть уроки сегодня.

Послышался тихий бубнеж, какое-то копошение и звуки удаляющихся шагов. Видимо, ребята вняли словам мадам Помфри.

— Интересно, а с этим-то что случилось? — задумчиво поинтересовался у друзей Рон, едва слизеринцы покинули палату. — Ты что-нибудь знаешь, Гарри?

Гарри, не сразу осознавший, что обращаются к нему, лишь пожал плечами, продолжая буравить взглядом то место, откуда появились Нотт и остальные, втайне надеясь на их неожиданное возвращение. В мыслях вертелись слова колдоведьмы о том, что сейчас Криса Ларсена нельзя проведать, но с ним все хорошо. Какую же игру затеял Дамблдор? Кого в итоге будут оплакивать друзья?

Страх навсегда остаться Гарри Поттером нанес новый удар, истощая последние силы. Огромная усталость и нежелание кого-то видеть накатили на парня.

— Не могли бы вы оставить меня одного? — тихо попросил он, не решаясь посмотреть на Рона с Гермионой.

— Дружище, ты уверен, что…

— Пожалуйста, — сквозь зубы процедил Гарри, ощущая сильное раздражение.

— Идем, Рон, — быстро отреагировала Гермиона, выпуская, наконец, его руку. — Гарри совсем недавно пришел в себя и ему надо отдохнуть, а нам еще нужно попасть на нумерологию.

— Говори за себя, — буркнул в ответ Рон, тем не менее покорно следуя за подругой. — Мы вечером придем, дружище.

Дождавшись согласного кивка, друзья ушли.

Какое-то время Гарри лежал, не шевелясь, затем резко и как-то по-детски накрылся одеялом, сжимаясь в комок. Может, так получится отогнать от себя холод, что веял из той дальней комнаты за портретом? Может, теперь, погрузившись во тьму, образ белого лица Поттера не будет так отчетливо стоять перед глазами?

* * *

Гарри ждал и одновременно страшился объяснительного разговора с директором. Он хотел узнать всю правду о болезни двойника, но чувство вины также продолжало грызть его.

Профессор Дамблдор навестил Гарри, когда до отбоя оставалось около двух часов. Устроившись поудобнее, оба собеседника некоторое время молчали, словно собираясь с мыслями. Гарри, во всяком случае, отчаянно пытался настроить себя на непростой разговор. Что делал Дамблдор, оставалось только гадать. Директор умел утаивать мелкие, но важные детали, если это имело для него или для "общего блага" последствия, но Гарри был настроен разобраться во всем до конца.

— Если у моего двойника были проблемы с сердцем, — начал парень разговор, — то почему никто ничего не заметил?

— Сложно сказать наверняка, — ответил Дамблдор так, словно диалог идет уже на протяжении какого-то времени. — Мы можем только предполагать, ведь Гарри никогда не подавал виду, что его что-то беспокоит.

— И вы хотите сказать, что мадам Помфри ничего не замечала при его диагностике на протяжении всех шести лет? — Гарри недоверчиво изогнул бровь, как обычно делал это отец.

— Я уже давно привык к тому, что в твоем случае не действуют большинство мирских законов, — Дамблдор улыбнулся, но после некоторой паузы продолжил не менее серьезно:

— Ты предполагаешь верно — Поппи обнаружила проблему еще на первом курсе. Однако эта болезнь была словно в замороженном состоянии, если судить по событиям позднее.

— Погодите, — Гарри резко мотнул головой, будто отгоняя неприятное наваждение, — когда мы с вами встретились в моем мире, вы говорили, что не знаете, от чего умрет мой двойник. Получается, вы солгали мне... Ни вы, ни Помфри не помогли ему.

От столь ужасающего открытия сердце парня болезненно сжалось.

— Я не знал наверняка, мой мальчик — покачал головой директор, — ведь диагноз нельзя было назвать чистым.

— Незнание не освобождает от ответственности, — огрызнулся Гарри в ответ. — Вы взрослый, могущественный волшебник. Вы должны были попытаться его спасти.

— Судя по тому, что ты не спросил о моих действиях, полагаю, найти виноватого в моем лице для тебя сейчас важнее, чем знать правду, — печально произнес Дамблдор, не отводя взгляда.

Гарри сердито взглянул на директора, ожидая продолжения. Что-то сказать сейчас означало выйти из себя, полностью утратив и без того скудный самоконтроль.

Директор откинулся на спинку кресла, привычно сложив пальцы домиком. На удивление, движение вышло тяжелым.

— Поппи сразу обратилась ко мне, когда при первой диагностике Гарри не смогла купировать болезнь, — начал профессор, погружаясь в воспоминания. — Наоборот, от любого вмешательства ему становилось хуже, не только физически, но это также влияло и на его магический потенциал. Когда же целительные чары сходили на нет, а лечебные зелья прекращали свое действие, состояние Гарри стабилизировалось. Это навело меня на мысль, что недуг каким-то образом переплелся с тем проклятьем, что вам обоим удалось пережить в детстве, той защитой, что дала вам мать. И до конца четвертого курса болезнь никак не давала о себе знать, что лишь подтвердило мои догадки, — он выразительно посмотрел на Гарри.

— Волдеморт возродился с помощью крови Поттера, — слова директора заставили Гарри чуть ослабить копившийся в нем гнев. — Возможно, вмешательство темной магии разбило барьер матери и ускорило течение болезни.

Перед глазами всплыл образ двойника, когда они виделись последний раз. Тот улыбался ему чуть смущенно, радовался возможности подружиться, а не просто поддерживать нейтралитет. Все вроде бы обычно, Поттер ничем не выдает в себе болезнь, если только... сейчас Гарри отчетливо понял, что взгляд гриффиндорца был потухшим, он едва не упал, перед тем как уйти. Не осталось ни одного сомнения — Поттер знал, что ему осталось недолго. Знал и молчал.

— Именно такая мысль меня и посетила, — коротко кивнул директор, на некоторое время умолкнув.

Что-то тягостное было в этом молчании. Грусть, что выражал весь облик старого волшебника, была почти материально ощутима. Но почему-то Гарри не мог нарушить тишину. Едва улегшийся гнев снова стал подниматься от этого напряжения, как внезапно Дамблдор тихо произнес:

— Мы с Поппи повторили диагностику состояния Гарри, и теория подтвердилась. Однако только мы сосредоточили мысли на попытке излечения, как появилось Зеркало Судьбы.

— Что это значит? — Гарри удивленно посмотрел на Дамблдора, разом позабыв про всю свою злость. — Вы же прибыли за мной только летом.

Домик из пальцев словно рухнул. Встретив взгляд Гарри, директор ответил:

— Так и есть. Однако связь между нашими мирами появилась именно в тот момент. Конечно, потребовалось некоторое время, чтобы во всем разобраться, изучить его и наладить контакт. Но вместе с тем пришло и подтверждение тому, что мы хотели, но так и не смогли избежать.

— Что мой двойник обречен... — хоть из всего сказанного директором и выходило, что у Поттера не было ни шанса на спасение, мысли упрямо не желали успокоиться, раз за разом посылая сигналы: "А что если...", "Вдруг, если бы...", "Возможно, что если бы...". Гарри не мог так просто отпускать ситуацию.

Совсем недавно он видел, как Поттер веселился вместе со своими друзьями, будто не было никакой неизлечимой болезни, которая тикала внутри, ставя все новые жизненные рубежи.

— Он ведь ничего не говорил друзьям. Они даже не знают, что Гарри Поттер мертв. Это неправильно.

Гарри только сейчас понял, что проговорил мучившую его мысль вслух.

Впрочем, не только это осознание заставляло переживать. На самом деле, как ни посмотри на сложившуюся ситуацию, все выходило не просто плохо, а отвратительно. Двойник ничего не говорил друзьям про болезнь, значит, все решил за них и не дал им возможности попрощаться, не считая похорон. Однако если сказать им правду, они будут страдать, винить себя в том, что не уберегли, не заметили, не помогли, точно также как винил себя сам Гарри. Это тоже было плохо. Тогда какое решение правильно? В мире все относительно, и любое решение может быть как правильным, так и неправильным. Для кого-то истина, а для кого-то непоправимая ошибка, и что выбрать в итоге — неизвестно до самого конца. Или же все еще проще. Какой бы выбор ни был сделан, он все равно окажется неправильным. Опять же к вопросу о друзьях Поттера. Или же... решение Дамблдора в одном мире отдать Гарри на воспитание Снейпу, а в другом оставить Дурслям. Сколько миров, столько и вариантов, но не факт, что они являются верными, а если и являются, то это может оказаться чистой случайностью. И как же мучительно было осознавать, что два ставших дорогими для Гарри мира сошлись вот так, на точке, где уже ничего нельзя изменить. От этого было горько, настолько горько, что сводило челюсть. Лучше будет сейчас подумать о чем-то другом.

И тут Гарри кое-что вспомнил.

— Подождите, если верить теории параллельных миров о том, что каждый жизненный выбор, который сделал человек, позволяет создать новый параллельный мир и другую судьбу, то… наши пути с Поттером разошлись в возрасте девяти лет, то есть… у меня тоже есть эта болезнь?

Гарри вспомнил, как у него за две недели до случившейся трагедии болело сердце, и в день смерти двойника он едва не умер сам.

— Если следовать логике этой теории, то полагаю, что так и есть, — ответил директор, поглаживая бороду. — Однако, твои физические показатели сейчас в пределах нормы, — поспешил он успокоить Гарри, прежде чем продолжить:

— Возможно, на такую разницу в ваших с Гарри состояниях повлияло то, что в твоем изначальном мире Северус нарек тебя своим сыном.

Гарри задумчиво кивнул. Это было вполне логично и имело место быть, однако Северус не являлся его биологическим отцом, разве могло усыновление так серьезно повлиять на лечение? Гарри во многом хорошо разбирался благодаря воспитанию отца и своей любви к чтению, но сказать по правде, он был абсолютно не сведущ в вопросах усыновления, решив для себя, что Северус просто будет его папой. Никаких подробностей, юридических или магических, он не знал, о чем поспешил сообщить Дамблдору.

Тот тепло улыбнулся.

— Даже в мире магглов такой процесс несет в себе определенное волшебство. Ведь принять чужого ребенка, чуждую кровь, как свою родную и близкую может далеко не каждый человек. Среди магов же подобный выбор создает еще большую связь. Сама структура крови Принимающего и Приемного меняются. Она объединяется и переплетается так, что разорвать ее не под силу ни одному ритуалу. Ты только представь, — он наклонился чуть вперед, — если любовь твоей матери, обусловленная не только душой, но и кровью, создала такой волшебный щит, который не смог преодолеть Волдеморт, то каким потенциалом обладала любовь человека, принявшего тебя так глубоко вопреки кровной связи?

Гарри опустил голову, внезапно заинтересовавшись своими руками.

Он не заслужил отцовской любви, не после того, что натворил.

— Вы думаете, мой отец сотворил какую-то защиту? Но что-то пошло не так, когда мне стало так же плохо, как и Поттеру. И нет никакой гарантии, что приступ не повторится.

Дамблдор ненадолго умолк, снова откидываясь в кресле. Улыбка исчезла, а взгляд стал более пристальным.

— Полагаю, мы не должны сбрасывать со счетов то, что изначальный уговор об отсутствии контактов между тобой и Гарри был не единожды нарушен.

В ответе не прозвучало упрека, однако почему-то в комнате стало значительно холодней.

Похоже, чувство вины никогда не отступит.

— Что мне делать, если расклад будет совсем не в мою пользу? — поежившись, задал вопрос Гарри.

Перед глазами внезапно встали песочные часы, песком в которых служила его жизнь. Гарри невольно задумался о том, смог бы он так спокойно ждать смерти, как его двойник, никак не выдавая своего огромного желания жить и думать о будущем.

Когда Гарри погрузился в депрессию после смерти отца в своем мире, он тайно ждал прихода смерти, поскольку считал ее самым легким способом забыться и сбросить с плеч тот нереальный, взваленный на себя груз ответственности, и плевать, что кто-то не понимает и не одобряет его мрачные мысли. Закрыть глаза и не проснуться, очутиться по ту сторону и встретить близких ему людей. Они ведь поймут его выбор?

Теперь же, представляя себе эти часы, Гарри четко понимал, что боится прихода смерти, что изо всех сил будет цепляться за те спасительные нити, что протягивает ему жизнь.

— Конечно, мы сделаем все возможное, чтобы исправить ситуацию, — уверил Дамблдор твердо. — Зеркало Судьбы уже привнесло равновесие в оба мира, а значит, и изначальная наша задача должна быть выполнена.

Пальцы старого волшебника вновь легли в форме причудливого домика, привлекая к себе внимательный взгляд голубых глаз. Абсолютно бескомпромиссный. Однако в какой-то момент он словно погас, а Дамблдор чуть тише добавил:

— Это равновесие уже затребовало свою цену. Нельзя допустить, чтобы оно обошлось еще дороже.