В глубине тихих вод (гет)

— Однако ваша бледность очень меня беспокоит, мой дорогой мистер Уиллоуби, уж не заболели ли вы? — Миссис Дженнингс с материнской, как ей самой казалось, заботой коснулась рукава своего собеседника.

Они сидели за чаем, расположившись на веранде особняка Бартон-парк. Небольшой прием, устроенный Джоном Мидлтоном, самым радушным, по единодушному мнению всех соседей, хозяином, был в самом разгаре. Гости к тому времени уже покинули просторную гостиную, служившую музыкальным салоном, яркое майское солнце, бирюзовое небо и легкий ветерок как нельзя больше способствовали прогулкам и игре в крикет, чем все и поспешили воспользоваться. Вот уже около получаса со стороны игрового поля слышались звонкие удары биты о пробковый мяч и оживленные голоса зрителей и участников — все явно наслаждались игрой и прекрасной погодой, столь редкой на туманном Альбионе. Безусловно, Джон Уиллоуби с удовольствием присоединился бы к веселой компании, однако избавиться от назойливости миссис Дженнингс, целиком завладевшей его вниманием, было совсем не легкой задачей.

— Ну как так можно, я вас не узнаю! Сколько помню, вы всегда отличались веселым нравом и живостью характера, и вдруг такая печальная метаморфоза. На вас так пагубно повлиял туман Лондона? Или, напротив, дела сердечные тревожат, мой милый друг? Уж не наша ли певчая птичка Марианна растревожила ваш покой? Ай-яй-яй! Так вам и надо! Как говорится — близок локоток, а не укусишь!

Она шутливо погрозила ему пальцем, на что молодой человек, слегка покоробленный извечной бестактностью собеседницы, взяв себя в руки, выдавил из себя приветливую улыбку.

— Ну что вы, миссис Дженнингс, вам все показалось. Я с безмерным уважением отношусь к миссис Брендон и, конечно, пришел в восхищение от ее таланта, однако даже в мыслях не посмел бы отнестись к ней хоть сколь-нибудь фривольно. Что касается моей молчаливости, то в ней не было и намека на печаль. Я лишь ненадолго задумался. Слишком много приятных воспоминаний об это доме я храню в моем сердце.

— О да! Как быстротечно время. Как все стремительно меняется. Вы абсолютно правы, мой дорогой, эти стены помнят многое. Столько прекрасных молодых людей познакомились именно здесь. Я всегда говорила, что этот дом — настоящий храм Гименея: соединяет пары неразрывными узами. Ну и я по мере сил всегда помогала в этом благом деле. Вот и наша милая мисс Дэшвуд повстречала своего будущего супруга именно здесь. Право же, я с первого взгляда поняла, что они просто созданы друг для друга! Она так молода и прекрасна, он богат и умен. И видите? Оказалась совершенно права.

— Да-да, ваша проницательность общеизвестна... — Тема разговора уж точно не доставляла Уиллоуби удовольствия, однако миссис Дженнингс явно не собиралась ее оставлять, тайно наслаждаясь душевными терзаниями молодого человека.

— Ну настоящие голубки, право слово! Как жаль, что вы не присутствовали на их свадьбе! Это было такое великолепное торжество. Мистер Брендон, облаченный в мундир полковника, был совершенно неотразим и так трогательно не сводил глаз со своей невесты, что я, право, не смогла сдержать слез. Марианна всегда была прелестнейшим созданием, но в подвенечном уборе стала похожа на настоящего ангела. Как жаль, что вы все пропустили.

— Увы, я был тогда в Лондоне и не имел удовольствия. Действительно, жаль...

— Да-да, конечно, — лукаво улыбнулась миссис Дженнингс, всем видом показывая, что ни на грош не верит в правдивость этих слов, — вы, разумеется, не могли оставить вашу прелестную миссис Уиллоуби. Кстати, а почему вы сегодня не взяли ее с собой? Мы все были бы счастливы возобновить знакомство с вашей дражайшей супругой.

— Софи сейчас в Алленем-Корте. Мы только приехали, и она не хотела оставлять тётушку в одиночестве. Я же ненадолго отлучился, получив приглашение сэра Джона, чтобы иметь возможность засвидетельствовать свое почтение. И счастлив застать всех хозяев дома и гостей в добром здравии.

— Вы очень мило поступили, мистер Уиллоуби, мы все были просто счастливы вас видеть! Как жаль, что ваша уважаемая тетушка, миссис Смит, продолжает оставаться затворницей. Но ее доброе сердце общеизвестно. Ведь это просто замечательно, что она нашла в себе силы простить ваш ужасный проступок и вернуть свое расположение. Вместе с наследством... — Миссис Дженнингс расплылась в самой добродушной улыбке. — Я как-то навестила ее незадолго до вашего приезда, и она мне поведала, что именно ваша женитьба на достойной девушке перевесила чашу весов и позволила ей надеяться, что вы на верном пути и не намерены более с него сворачивать. Достойная, очень достойная партия. Вас можно только поздравить с таким удачным выбором.

— Благодарю. — Мистер Уиллоуби сдержанно поклонился и поднялся. — Простите, миссис Дженнингс, но мне уже пора, я вынужден вас покинуть. Как я упоминал ранее, меня ожидают в Алленем-Корте. Я и так уже задержался сверх всякой меры.

— О, разумеется, я вас прекрасно понимаю — нельзя оставлять ваших дам так долго в одиночестве. Но я надеюсь, вы нас еще посетите вместе с миссис Уиллоуби? Отказов я не принимаю!

— С огромным удовольствием. Софи будет совершенно счастлива, когда я передам ваше приглашение.

Он еще раз учтиво поклонился, поцеловал протянутую руку почтенной вдовы и с видимым облегчением сбежал вниз по ступенькам веранды.

Мучительные сожаления. Невозможность что-либо исправить и непреходящее уныние — вот чувства, которые преследовали Джона Уиллоуби уже несколько месяцев. При всей легкомысленности характера он оказался глубоко уязвлен вынужденными резкими переменами в своей жизни, а сегодняшняя встреча с Марианной Брендон лишь стократно усилила его боль. Он действительно был страстно увлечен этой девушкой, и память о всей прелести их встреч была еще так свежа в его памяти. В конце концов, лишь непреодолимые, как ему тогда казалось, препятствия не позволили ему предложить ей руку и сердце. Перспектива жизни без привычных атрибутов роскоши, которые казались ему не приятными излишествами, а необходимыми средствами для существования, поставили крест на женитьбе на Марианне Дэшвуд, перевесив порывы сердца в пользу доводов рассудка. А брак с Софией Грей казался тогда вполне логичным выходом из сложившегося положения. Надо сказать, что то, что причиной всех бед было его же собственное распутство, никогда не приходило Уиллоуби в голову. Он считал себя жертвой обстоятельств и если и корил себя в чем-то, так только в неспособности действовать достаточно аккуратно и сохранить свои шалости в тайне от общества. Опозоренная девушка и ребенок ни в коей мере не занимали его мыслей. То, что он оказался привязан к Софии Грей, к которой никогда не питал теплых чувств, было достаточным, по его собственному мнению, наказанием за адюльтер. Словом, он вполне успокоился, убедив себя в правильности своих действий. И был если не счастлив, то покоен.

Все изменилось в начале весны. Его тетка внезапно решила сменить гнев на милость и вернула ему свое расположение. Присовокупив при этом именно то, что только что повторила мисисс Дженнингс: женитьба на достойной девушке была как раз тем, что она ждала от него при сложившихся прискорбных обстоятельствах. Слова миссис Смит вместо законной радости повергли Джона в уныние. Причиной его подавленного состояния было внезапное озарение: значит ли это, что, воссоединившись с Марианной Дэшвуд, он так же был бы прощен? Ведь нельзя не признать, что мисс Дэшвуд — более чем достойная партия! И выходит, что ему достаточно было поступить по велению сердца, чтобы не только вернуть себе обещанное наследство, но и обрести счастье. И вместо всего этого он оказался пожизненно привязан к злобной, мелочной женщине, способной одним своим видом убить всякое веселье. А Маринанна отдала свою руку мерзкому старику, который к тому же был неразрывно связан со всей этой позорной для Уиллоуби историей. И если ранее он мог оправдывать свой скоропалительный брак крайней необходимостью, давлением обстоятельств, то теперь получалось, что он сделал несчастным себя и, по твердому его убеждению, Марианну лишь по собственной недальновидности. Глупости и малодушию! И это было самым невыносимым.

Сжигаемый горькой досадой, он стремительно шел по направлению к конюшне. Прочь! Немедленно прочь из этого дома! Идею проститься перед отъездом с хозяевами он отмел почти сразу, предпочтя удалиться тихо, по-английски, — зная характер сэра Джона, прощание с ним могло значительно затянуться, а Уиллоуби был не в том расположении духа, чтобы вести пространные разговоры. С него вполне хватило общения с миссис Дженнингс, чей насмешливый взгляд и совершенно недопустимые намеки всколыхнули в его душе все то, что он тщетно пытался выбросить из памяти. Однако, на миг представив свое возвращение в Алленем-Корт и перспективу провести еще один унылый вечер с женой и теткой, он замедлил шаг и остановился. Ему было просто необходимо хоть немного посидеть в одиночестве, чтобы привести расстроенные чувства в порядок. С минуту поколебавшись, он свернул с дорожки, ведущей к конюшне, в парк. Стараясь не попадаться на глаза гуляющим гостям, Уиллоуби выбрал самую уединенную тропу и, пройдя мимо беседки, скрылся между деревьями. Удостоверившись, что его маневр остался незамеченным, он сел прямо на траву, прислонившись спиной к толстому, обросшему мхом стволу ясеня, и закрыл глаза. Тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц и шорохом листвы, укрыла его, даря иллюзию покоя.

Однако на поверку его уединение оказалось не полным. Очень скоро Уиллоуби почувствовал едва ощутимый запах табачного дыма. Видимо, некто, невидимый за ажурной стеной беседки, выбрал это место, чтобы выкурить сигару подальше от шумного общества. Решив подождать, пока неведомый гость уйдет, и лишь потом самому покидать свое укрытие, Уиллоуби вновь прикрыл глаза и погрузился в свои невеселые раздумья. Но его плану вновь не суждено было сбыться: прошло чуть больше пяти минут, когда шорох гравия возвестил о приближении еще одного человека.

— Я так и знала, что найду вас здесь! — Веселый голос Марианны заставил Уиллоуби вздрогнуть и открыть глаза. Как она могла его отыскать, да и зачем?! Но его испуг и недоумение оказались преждевременным — миссис Брендон обращалась вовсе не к нему, а к человеку, сидящему в беседке. — Вы нарочно оставили меня одну на целый день?

— Конечно нет, моя дорогая! — В низком голосе ее собеседника не было ни капли раскаяния. — Я лишь не хотел мешать вашему общению с друзьями.

— Какие глупости! — Выглянув из-за ствола, Уиллоуби смог рассмотреть сквозь редкие ветви кустарника, отделяющего его от беседки, как Марианна легко хлопнула веером по плечу поднявшегося при ее появлении мужчины и села на скамью. — Когда это, интересно, ваше общество мешало мне, полковник Брендон? Не лукавьте!

Услышав, что мужчиной, курившим в беседке, оказался его счастливый соперник, Уиллоуби испытал целую гамму противоречивых чувств. С одной стороны, было верхом неприличия подслушивать чужой разговор, да еще и разговор супругов! Он просто обязан оповестить о своем присутствии. С другой... Его пребывание в кустах, как и внезапное появление, показалось бы более чем двусмысленным. Как это можно было объяснить, он совершенно не представлял. К тому же, что греха таить, в глубине души молодому человеку очень хотелось все же узнать, зачем Марианне понадобилось так срочно искать мужа посреди приема. Мелкое любопытство, недостойное светского человека, но совладать с ним он не смог и весь превратился в слух.

— Наверное, вам просто надоели мои вечные репетиции за роялем, вот вы и сбежали! — продолжала между тем миссис Брендон. — Вы ведь даже не пришли послушать, как я играю новый романс. А я так волновалась, что сбилась в самом начале, представляете? Это было ужасно!

— И вы в это верите? Милая, неужели вы действительно хоть на миг допускаете мысль, что я уйду, не послушав ваше чарующее пение? Этого не могло произойти ни при каких условиях. Разумеется, я слышал все, до последней ноты, — с легкостью отмел шутливые обвинения полковник и присел с ней рядом. — И вовсе вы не сбились, не стоит наговаривать на себя. Только чуть-чуть потянули паузу во втором куплете. Это лишь придало произведению новый шарм, можете мне поверить. А последние строки вам особенно удались. Я никогда не слышал, чтобы этот романс звучал так глубоко и пронзительно. Не зря все дамы и даже некоторые из джентльменов не могли удержать слез.

— Вы правда слушали? — чуть тише переспросила Манианна и коснулась его руки. От такой трогательной робости, прозвучавшей в ее голосе, у Уиллоуби сжалось сердце. Она говорила так, как будто присутствие собственного мужа во время ее выступления было очень важным для нее.

— Ну конечно. — Брендон наклонился и поцеловал тонкие пальцы супруги.

— И все же исполнение было неидеальным, — совсем по-детски вздохнула Марианна. — Столько погрешностей...

— А разве красота обязательно должна быть идеальной? Вовсе нет, можете мне поверить.

— Что вы имеете в виду?

— Что? Как вам лучше объяснить... Ну, вот посмотрите на эту иву. Ее ствол искривлён и порос лишайником, ветви почти касаются земли. Она совсем не идеальна, но разве от этого менее прекрасна? Ведь будь она прямой, как корабельная мачта, то наверняка потеряла бы шарм таинственности, который сейчас живет в ее изгибах. Вы видите?

— Да. Вы правы, — после короткой паузы выдохнула Марианна, — я всегда поражаюсь, как тонко вы умеете замечать красоту в самых обычных вещах.

— Или вот это маленькое пятнышко на вашей шее, — продолжил полковник и нежно обвел пальцем родинку, прячущуюся под локонами супруги — Что это — неидельность кожи или самое пленительное, что мог создать Творец? Кто может ответить на этот вопрос? Разве что великий поэт. И он прошептал, едва не касаясь губами нежных завитков:

"Агар ан торк-е Ширази бе даст арад дел-е ма ра

Ба хал-е хиндуйаш бахшам Самарканд о Бухара ра"

— Это стихи? Как необычно звучит! О чем они?

— Это Хафиз, моя дорогая. Его тоже волновала несовершенная родинка возлюбленной много столетий назад. Он написал:

"Когда турчанка из Шираза любовную начнет игру,

За родинку одну отдам я и Самарканд, и Бухару".

И, черт меня подери, как же он был прав!

Брендон вдруг крепко обнял ее тонкий стан и приник губами к обнаженной шее, как раз в том месте, где пряталась "неидеальная" родинка. Марианна вздрогнула от неожиданности и со стоном откинулась на спинку скамьи.

— Что ты делаешь, Крис? Нас могут увидеть, это же неприлично! — спустя пару минут задыхающимся голоском пролепетала она, однако не сделала ни малейшей попытки отстраниться. — Ты совершенно невыносим...

— Я знаю. Мое поведение тоже далеко от идеала, но, родная, зачем нам нужен такой идеал?

С этими словами он поднялся и, легко подхватив ее на руки, закружил по поляне.

— Сумасшедший! — Марианна со смехом взъерошила и без того растрепанные волосы супруга и поцеловала в выдающийся нос. — Опусти меня, Крис, нас правда могут увидеть! Я же со стыда сгорю!

Рассмеявшись в свою очередь, Брендон поставил драгоценную ношу на землю и постарался придать своему внешнему виду хотя бы относительный порядок.

— Вы ведете себя совершенно недопустимо, сэр! — поправляя сбившийся галстук супруга с деланым неудовольствием, выговаривала Марианна. — Вот вы можете мне объяснить, как такое могло получиться: я выходила замуж за степенного полковника...

— Во фланелевом жилете, — вставил свои пять пенсов Брендон и поцеловал ее ладонь.

— Вот именно, во фланелевом! А оказалась женой сумасшедшего, совершенно невоспитанного мальчишки?

— О, это великая тайна, моя дорогая. Ведь никогда не знаешь, что обнаружишь в глубине тихих вод. А вообще я считаю, что вам со мной просто повезло, — лукаво улыбнулся Брендон, — и это на всю жизнь, имейте в виду!

— Думаете? — с сомнением покачав головой, спросила она и взяла мужа под руку. — Пойдемте, думаю, нам пора собираться домой, там вы никуда не денетесь и очень подробно расскажете, в чем именно мне так повезло!

Вполголоса переговариваясь, они направились по тропинке к особняку.

Уиллоуби наконец остался один. И хотя ему выпала редкая возможность воочию убедиться, что его ошибка, при всей ее трагичности, принесла несчастье лишь ему одному, не затронув дорогого его сердцу человека, однако едва ли ему стало от этого легче. Радоваться чужому счастью, даже если оно приносит боль, — редкий дар, который, увы, так и остался ему недоступен. Напротив: к гнетущему сожалению, терзавшему его в последнее время, добавилась ревность к счастливому сопернику, что только усилило душевную боль молодого человека. Однако есть натуры, которым не свойственно долго предаваться страданиям, чем бы они ни были вызваны. И мистер Уиллоби, безусловно, из их числа. Так что его исцеление оказалось вопросом нескольких месяцев. К его чести, можно лишь добавить, что, несмотря на всю легкомысленность, он сумел сохранить в своем сердце память о нежной привязанности и Марианна Брендон навсегда осталась для него непревзойденным идеалом.

Что касается самой Марианны, то она просто обрела счастье там, где не искала. Но в этом нет ничего удивительного, ведь, как совершенно верно отметил ее супруг, — никто не знает, что таится в глубине тихих вод.