Hilla Lilla (джен)

Вещи ложились рядами аккуратных стопок; большую часть из них Девочка левитировала на кровать, чтобы потом отправить в сундуки и забыть. Она ничего не хотела брать отсюда — ни из дома, в котором выросла, ни из отцовской башни.

Завтра у нее начинается новая жизнь, и прежним вещам, предрассудкам, мыслям в ней не было места.

Завтра она уже будет не Девочкой, а кем-то другим, только на этот раз эта маска будет с ней навсегда. Впрочем, она до сих пор меняла их так часто, что забыла, каково это — быть собой. Быть Девочкой из старой башни на далеком острове.

Может, оно и к лучшему. Она теперь настоящая девушка с Большой земли, настоящая леди, как про нее говорят; настоящей леди ни к чему полудикарские поверья и странные гадания — все, что знала Девочка. Тем более в новой жизни — в семье ее почти-мужа не терпят темной магии, а разве могут считаться светлыми гадания на крови или жертвоприношения?

Последними Девочка оставляла украшения; среди них она собиралась было положить и небольшой бронзовый амулет, который когда-то ей дала давно покойная нянька и который она обычно носила вплетенным в волосы у виска вместе с парой-тройкой других амулетов. Ничего особенного в нем не было: потемневшая от времени бронза, едва различимые руны — Лагуз и перевернутый Ансуз, руны Локи, вечного перевертыша, на одной стороне, Райдо и обычный Ансуз на другой — но отчего-то Девочка никак не могла положить его к другим вещам.

Может быть, потому что его дала ей старая няня, которую Девочка очень любила.

Может быть, потому что вторую пару рун — Райдо и Ансуз, Ран и Эгир — выбил по ее просьбе Старший, с которым они тогда еще ладили.

Может быть, потому что это была единственная вещь, так или иначе напоминавшая ей о доме, каким бы он ни был.

В конце концов Девочка прицепила амулет обратно. Не потому, что верила в его силу — силы в нем, изготовленном старой сквибкой, с точки зрения магической науки не было отродясь, — а просто так... на удачу.

Удача ей и в новой жизни не помешает.

— Я идиот, — мрачно проворчал Аластор.

Они с Фрэнком сидели у постели Алисы в больнице святого Мунго; даже сейчас, спустя несколько дней ее не собирались выписывать — настолько велико было магическое истощение. Колдомедики в один голос твердили, что стихийный выброс такой силы у взрослой колдуньи мог с легкостью свести ее в могилу; Фрэнк, знавший правду, сердился, но молчал даже перед родителями, и за это Алиса была ему благодарна. Уж лучше слушать сокрушения Аластора на тему еще одной пожирательской засады, из-за которой вся группа едва не опоздала в Косую аллею, чем справедливые, в общем-то, упреки.

— Нет бы оставить кого-нибудь в Уайтчапеле разгребаться, так нет — решил, что новички сами не справятся! И там обосрался, и тут... стар становлюсь. Стар.

— Аластор, хватит, — устало попросила Алиса. — Мы ни в чем тебя не виним.

— Я себя виню в том, что ты здесь валяешься! — огрызнулся Аластор. — Кабы я не протупил, не пришлось бы тебе к этой срани...

— Тише! — хором зашипели на него Алиса и Фрэнк.

— ...прибегать, — закончил Аластор шепотом. — Что это опять было? Второй раз вижу, как ты это проделываешь, но так и не понял, что за магия такая.

Фрэнк покосился на Алису, и та, помедлив, выложила на одеяло бронзовый амулет.

— Фамильная реликвия, — коротко сказала она. — Активируется кровью... не морщись, Аластор, сам знаешь, они все такие. Может вызывать волну разной высоты, от ряби до цунами; работает в основном рядом с морем, но с пресной водой тоже получается, как выяснилось, только сил тратишь значительно больше.

Версию про реликвию они с Фрэнком придумали вместе; она была куда проще и глаже реальной. В происхождение от мифической нечисти Алиса не верила и сама, но вот что женщинам ее семьи было доступно несколько больше, чем мужчинам, сомнений не было. И что дар мифической прабабки оборачивался проклятьем — тоже: ни одна из пра-теток Алисы не доживала до старости — все или сходили с ума, или становились сквибками и топились от горя.

Старуха Сигрид и старухи Роули говорили, что их души и магию забирало море в обмен на право недолго пользоваться даром; Алиса не знала, можно ли этому верить — она теперь не знала, чему вообще можно верить. И кому. Не после Розье и Косой аллеи.

— Ага, — глубокомысленно протянул Аластор. — То есть режешься этой штуковиной — и можешь смывать всех к драккловой матери что в твой унитаз, так?

— Больше нет.

— Как это? У нее ограниченный запас действия, что ли, два раза — и все?

— Не два, — Алиса потеребила завязки на больничной рубашке. — До Мелифлуа были... другие.

Тимоти Уилкс, например — даже понять ничего не успел, бедняга, только труп спустя две недели к берегу в Уэльсе прибило. Кто-то из Берков — сманивал молоденьких девчонок в бордель, а еще наймиты из Лютного, которых Пожиратели и за людей-то не считали — так, расходный материал, один подохнет — десяток на звон галеонов прибежит. Даже Фрэнк знал не обо всех, а уж от него у Алисы не было тайн.

Алисы ли?..

Алиса Лонгботтом не стала бы топить людей черной магией, даже преступников, — прошелестел у нее в голове голос Риддла. А была ли Алиса Лонгботтом — или было только неумелое притворство ею?

— Так, — голос Аластора не предвещал ничего хорошего. — И сколько раз этой штукой можно было пользоваться?

— Не знаю. Но этот был последним, — Алиса позволила себе кривую, непривычную для нее усмешку. — Не бойся, Аластор. Я не трогала невиновных и тех, кого поклялась защищать.

— Драккл с тем, кого ты там трогала, — буркнул тот и поднялся. — Дело твое. Раньше сказать об этом не могла?

— Крауч бы нас с костями сожрал за темномагический артефакт, — возразил Фрэнк.

— Крауч бы начихал на этот артефакт с Астрономической башни Хогвартса, если бы мы одним духом избавились от упырей. Собрали бы всех в одну кучку с главарем их — и счастливого плавания, господа падаль!

— Прости, — быстро сказала Алиса. — Не сообразила.

Сейчас она даже обрадовалась, что не сообразила. Одно дело — знакомые и совсем другое — кровные родственники. Братоубийцы прокляты, это знала вся Магическая Британия от мала до велика.

— Ладно, — буркнул Аластор, остывая. — Постарайся вспомнить, кого ты все-таки... смыла. Имя, дату... список предоставишь, когда выйдешь отсюда. Пойдем, Лонгботтом, работа не ждет — полно всякого дерьма разгребать, раз уж смыть не получится.

Аластор злился на нее, Алиса это понимала, и злился за то, что молчала, что лишила их возможности разом избавиться от Пожирателей. Она не стала его разубеждать, что из этой затеи ничего бы не вышло — в лучшем случае она погибла бы вместе с ними, в худшем... нет, об этом она даже думать не хотела. Пусть Аластор себе ворчит, у нее есть заботы поважнее его недовольства — например, угроза ее семье с двух сторон разом. И если Риддла можно было отложить в пусть и недолгий, но ящик, то оскорбленная в лучших чувствах Амалия (ею пренебрегли! опять! опять в пользу каких-то полукровок!) требовала упредительного удара — и такого, чтобы заткнулась раз и навсегда.

В обед к ней пришла миссис Лонгботтом — поворчать и поинтересоваться, когда же она изволит вернуться домой, а то Невилл сам извелся и других извел — и Алиса, попросив поправить одеяло, сунула ей в руку склянку и маску — те самые, которые она только чудом не разбила и не потеряла во время драки. Миссис Лонгботтом, не поведя бровью, одним движением спрятала их в свою бездонную сумку и лишь потом сощурилась:

— Это, кажется, разбрасывали Пожиратели в Косой аллее на днях?

— Именно так.

— Хочешь, чтобы я передала это Фрэнку? Отчего же сама не дала?

— Не Фрэнку, — сухо ответила Алиса. — В доме Амалии, в нише, где мы сидели, за одной из настенных панелей тайник... понимаете, о чем я?

Миссис Лонгботтом не ответила — только ноздри раздула. Ожидаемо.

— Мужчины нашего дома цветут, пока мы унавоживаем клумбы, — повторила Алиса сказанные не так давно слова. — У навоза не самый приятный запах, мэм, вы знаете это не хуже меня. Кто вам дороже — всегда ненавидевшая вас сестра или ваши сын и внук?

Миссис Лонгботтом медленно кивнула и пристально взглянула на Алису — так, будто видела ее впервые.

— Напомни, ты не Слизерин, случайно, заканчивала, вместе со всеми вашими?

— Рейвенкло. Не люблю каменные склепы.

— Ах да, я и забыла, — миссис Лонгботтом наклонилась ближе. — Расчет недурен, девочка, совсем недурен... но ты забываешь, что совсем скоро, похоже, связи с Пожирателями смерти будут поощряться.

— Но пока не поощряются, — спокойно возразила Алиса. — Особенно Краучем — маски и Темная метка действуют на него как Конфундус на хвосторогу, он совсем выходит из себя. И не станет разбираться, чья это маска — тот, у кого ее найдут и кому она подойдет, уедет в Азкабан сразу и навсегда.

— Этим кем-то может быть Эмметт. Хамфри этого не переживет, — нахмурилась миссис Лонгботтом. — Он обожает кузена, да и Элджернона тоже.

— Значит, она должна подойти тому, кого не жаль. Не думаю, мэм, что это так сложно.

— Не сложно, — эхом повторила миссис Лонгботтом. — Тайник за стенной панелью, значит? Я услышала тебя.

Вечером того дня, когда Алису все же выписали, в дом Лонгботтомов прилетела сова со скандальной передовицей "Пророка": Эльфрида Лонгботтома, сотрудника Отдела Магического транспорта, арестовали по подозрению в связях с Пожирателями смерти. В одном их тайников в доме нашли характерную маску, зажигательное зелье, использовавшееся при недавнем нападении на Косую аллею, а также расписки на суммы, существенно превосходившие суммарный доход семьи Эльфрида, причем деньги он занимал не только и не столько в "Гринготтсе".

— На долгах его и подловили, скорее всего, — равнодушно заметила миссис Лонгботтом, листая газету. — По своей воле не пошел бы — смелости бы не хватило, уж ты прости меня, Хамфри.

— Но как он мог быть так беспечен? — горько недоумевал мистер Лонгботтом. — И как никто — ни Эмметт, ни Амалия — этого не заметили?

— Тетя Амалия привыкла к... определенному уровню жизни, папа, и наверняка не задавала вопросов, а дядя Эмметт и подавно, — мягко ответил Фрэнк. — Меня больше интересует, как кузен собирался расплачиваться.

— Нашими деньгами? — фыркнула миссис Лонгботтом, быстро глянув на Алису. — Вы чуть не погибли в том налете, мы немолоды, а Невилл — младенец... делай выводы сам, сын.

Алиса Лонгботтом никогда бы не подставила так кузенов своего мужа, пусть и ради семьи, снова зашелестел у Алисы в голове змеиный голос. Кто ты, девочка? Уверена, что твое место здесь?

Алиса, как в детстве, зажала уши руками, не желая слушать и слышать; пока обеспокоенный Фрэнк суетился вокруг нее с обезболивающим, она с горечью думала, что голос — кем бы он ни был — все же прав.

С каждым днем от Алисы Лонгботтом — аврора, члена Ордена Феникса, добропорядочной женщины — оставалось все меньше и меньше, и ее место занимала та, кого Алиса давным-давно похоронила.

* * *

Арест Эльфрида то ли настолько напугал драгоценную родню с обеих сторон, то ли жирно намекнул ей, куда лезть не стоит, но от Алисы и Фрэнка отстали. Алиса даже позволила себе перевести дух — любая передышка теперь была на вес золота, но как оказалось, их поджидала новая, куда более страшная беда.

Профессор Дамблдор вызвал их с Фрэнком в штаб-квартиру Ордена поздним осенним вечером; к своему удивлению, Алиса не обнаружила там никого, кроме бывшего учителя и молодой четы Поттеров — Джеймса и Лили. Алиса знала их по Ордену и немного — по школе, но близко они никогда не общались. Джеймс и Лили, кажется, тоже не ожидали увидеть только их — во всяком случае, поздоровались они несколько растерянно.

Профессор Дамблдор вышел к ним не сразу; увидев его на пороге, Алиса невольно охнула — директор как будто постарел еще лет на двадцать: неизменно бодрый и излучавший надежду, он как будто погас изнутри и превратился в дряхлого старика.

— У меня для вас скверные новости.

Алиса переглянулась с Фрэнком и сжала его ладонь, большую и теплую, под столом. Что еще могло случиться?

— Недавно я услышал пророчество о Волдеморте и... одном ребенке. Мальчике, рожденном на исходе седьмого месяца. Мальчике, которому суждено победить тьму и ее приспешников.

Алису передернуло было от пафоса, но кое-что другое тут же заняло ее мысли. Невилл родился в конце июля, а значит...

— Так вышло, что Волдеморт тоже узнал о пророчестве и скоро начнет охоту за этим ребенком. Или за вашим Гарри, Лили, Джеймс, или за вашим Невиллом, Фрэнк, миссис Лонгботтом. Он решил, что в пророчестве идет речь об одном из них.

На Лили было жалко смотреть — с нее, обычно живой и яркой, будто смыло все краски. Джеймс рядом с ней выглядел ошеломленным, будто его со всей силы шарахнуло бладжером; Фрэнк, напротив, подобрался и закаменел, изо всех сил стискивая руку Алисы. Но Алиса не чувствовала его пожатия, не видела она и Поттеров.

Ее Невилл. Ее малыш. Самый большой подарок, который она получила от жизни. Ребенок какого-то пророчества. Ребенок, за которым начнут охоту все темные маги Британии...

...если сумеют переступить через труп его матери. Это Алиса поняла с холодной ясностью — своего сына она не отдаст никому и никогда.

— Что мы можем сделать, сэр? — хрипло спросил Джеймс. — Мы... Мальчики... я скорее умру, чем позволю ему дотронуться до Гарри!

— Надеюсь, до этого не дойдет, Джеймс, — тяжело вздохнул Дамблдор. — Разумеется, и я, и Орден окажем вам всю возможную помощь, найдем какое-то решение...

— То есть сейчас его у вас нет? Вы не знаете, как нас защитить?

Алиса не узнала со стороны свой голос — напряженный, чуть дрожащий от сдерживаемой ярости. Рядом с нею не менее яростно закивала Лили — ей тоже не хотелось сидеть сложа руки, пока на ее ребенка охотятся будто на кролика.

— Я не всесилен, — печально покачал головой Дамблдор, и Алисе на мгновение стало стыдно за свою вспышку. — Волдеморту и его приспешникам ведомы те виды магии, что порой лежат за пределами человеческого разума и восприятия. Мне очень жаль, но универсальной защиты действительно нет. Мы найдем выход, обещаю — но для этого нужно время.

— Оно у нас есть? — напряженно спросил Фрэнк.

— Немного, но есть. По моим данным, Волдеморт пока не определился с тем, кто из ваших сыновей представляет для него реальную угрозу. Пока он не сделал выбор, вы в относительной, но безопасности.

— А потом кто-то из нас станет дичью, — пробормотал Джеймс.

— Или мы все, если он решит убить обоих мальчиков, — мрачно предположила Алиса. — Чтобы наверняка.

— Это очень скверный вариант, но маловероятный, — спокойно ответил Дамблдор. — Видите ли, миссис Лонгботтом, в пророчестве ясно говорится об одном ребенке, которому предназначена великая, но трагическая судьба. Второму с момента выбора Волдеморта ничего не будет угрожать.

Алису несколько покоробило, что Дамблдор обращался по имени ко всем, кроме нее, но она промолчала — мало ли причуд у старика, в конце концов.

— Я потрачу отведенное нам время с пользой, — подвел итог Дамблдор. — Но пока что могу предложить вам лишь свое утешение. Идите сейчас домой, побудьте с вашими мальчиками. Я сообщу, как только появятся какие-то новости. И вот что... — он внимательно оглядел их, всех четверых, и дольше всего задержал взгляд на Алисе. — Родительская любовь, особенно любовь матери — великая сила; она способна созидать, но в минуту горя нет ничего страшнее и разрушительнее любви отчаявшейся матери. Не позволяйте себе отчаиваться. Не теряйте надежды, даже в самые темные минуты. Надежда есть всегда — даже самая маленькая и в самую темную минуту.

Если это и было утешение, то помогло оно слабо — они расходились подавленные; Джеймс и Лили в одну сторону, Фрэнк и Алиса — в другую. Фрэнк отказался аппарировать; не менее часа они молчали — слова были не нужны, — плутали по темным улицам, держась друг за друга, как утопающий за соломинку, прежде чем вышли на какую-то маггловскую станцию — Алиса смутно помнила, что с нее можно доехать почти до их дома. Холодало, маггловский поезд задерживался, ветер гнал по пустынной станции пожухлые листья; Алиса прижалась к Фрэнку, и тот изо всех сил обнял ее, согревая.

— Придется идти на поклон к дядюшкам, — произнес он наконец.

Алиса подняла голову.

— Что?

— Придется идти на поклон к Селвинам, — повторил Фрэнк и поморщился так, будто у него все зубы заныли. — Ты же слышала профессора. Они не смогут нас защитить, просто не успеют — этот ублюдок может начать охоту со дня на день. Кроме того, иногда против темных магов помогает темная магия, а уж этого у Селвинов арсенал богатый.

— Ты же понимаешь, что это конец? — тихо спросила Алиса. — Все, что мы делали, во что верили, за что воевали — все напрасно?

— Еще как, — невесело усмехнулся Фрэнк. — Но выхода другого нет. Мы не можем зависеть от прихоти помешанного ублюдка. Ты на моем месте так же бы поступила, верно?

— Я? — задумчиво отозвалась Алиса. — Я бы сделала все, что угодно.

Не успев сказать, она поняла — она действительно сделает ради Невилла абсолютно все. И к дракклам профессора Дамблдора с его проповедями об отчаянии и надежде.

А еще — что помощь нужно искать вовсе не у Селвинов. Фрэнку незачем ломать себя и мараться в этом, а ей не привыкать заниматься грязной работой для блага семьи. Тем более, как раз у нее на примете есть кое-кто, кто точно имеет доступ к Волдеморту и не сможет отказать в ее просьбе.

Кто-то назвал бы это предательством, но Алисе было плевать. За своего ребенка она была готова умереть — но и убивать была готова не меньше.

Ей пришлось подождать, пока Фрэнк и Невилл уснут. Накинув плащ с капюшоном, Алиса поцеловала обоих — Невилл смешно заворочался и зачмокал во сне — и поспешно, боясь передумать, аппарировала прямо из холла.

На острове стояла тьма хоть глаз коли, штормовые волны взлетали едва ли не выше прибрежных скал, но дорога к хергу была сухой и хорошо виднелась даже в темноте. Алиса зашагала по тропинке; она никого не звала и не оборачивалась — в верхних окнах башни горел свет, значит, тот, к кому она пришла, ее увидит. Выйдет или нет — другой вопрос, но она была готова ждать столько, сколько потребуется, и заставит себя выслушать.

Крови на камнях херга прибавилось с тех пор, как она была здесь в прошлый раз, или же просто так падали тени от башни; Алиса вошла в круг и уселась на ледяную землю — теперь она была в святилище, с ней ничего не смогут сделать, разве что прирежут здесь же, как жертвенную козу. За себя она не боялась — боялась лишь, что не успеет помочь Невиллу. Ждать долго не потребовалось: в темноте послышались шаги, и хриплый мужской голос насмешливо произнес:

— Не ожидал тебя здесь увидеть. Как только смелости хватило? Не боишься ни гнева духов моря, ни гнева человеческого?

— Вы сами отучили меня бояться, ты и отец, — пожала плечами Алиса. — Помнишь, как ты учил меня плавать? Выбрасывал из лодки и приказывал положиться на милость Эгира и грести, если хочу жить.

— Ты ничего не имела против, — около самого края херга воткнулся факел — освещать херги магией было не принято — и стало немного светлее. — И плавать научилась.

— Тогда я не знала, что бывает по-другому, — Алиса поднялась, подошла к факелу и вгляделась в лицо человека, к которому девятилетней девочкой была готова бежать на другой конец страны, а сейчас скорее ненавидела, чем любила. — Не обнимешь меня, брат?

Рудольфус Лестрейндж остался неподвижен.

— Зачем ты пришла?

Он выглядел изможденным, это было заметно даже в свете факела — видимо, служба Волдеморту давалась нелегко. На мгновение Алиса пожалела его — как в детстве, когда тайком от отца промывала ему порезы и ссадины — но тут же одернула себя: ему не была нужна ее жалость, а ей была нужна от него весьма конкретная вещь.

— Я узнала вас. Вас обоих. Тебя — по шраму, его — по голосу.

Рудольфус чуть приподнял брови.

— Рабастана я не выдам никогда в жизни, — Рабастан все еще был для нее Крохой, малышом, чьими родами умерла их мать и кого она поклялась оберегать от всего на свете, едва взяв на руки. — А вот ты у меня в долгу.

— О, очевидно, — усмехнулся Рудольфус. — Ты так старательно меня прикрывала, что подставила и отправила в Азкабан невиновного. Эльфрид Лонгботтом — Пожиратель смерти... ничего смешнее в жизни не слышал.

— Да уж, породой не вышел. Поэтому вы просто платили ему через Селвинов и обещали все наследство Лонгботтомов, за вычетом моей и Августы вдовьей доли — так?

Про наследство Алиса не знала; ударила наугад, но, судя по лицу Рудольфуса, попала в цель.

— Хорошо. Допустим, что не такого уж невиновного. Чего ты хочешь?

Алиса медленно вдохнула и выдохнула, собираясь с силами. Ей казалось, что будет так легко прийти и просто потребовать... но недавний ужас сковал ей горло.

— Ты знаешь о некоем пророчестве? О... нем и ребенке, который сможет его одолеть? — она невольно перешла на норн, на котором они оба говорили с самого детства, пока не отправились на Большую землю: он — в Хогвартс, она через несколько лет — на воспитание к Блэкам.

— Да, — тихо ответил Рудольфус.

— Ты знаешь, о... каких детях идет речь?

— Да.

— Тогда ты знаешь, зачем я пришла, — Алиса шагнула к нему вплотную, стоя на границе темноты и факельного света. — Я помогла тебе, теперь и ты мне помоги. Делай, что хочешь, но убеди своего... хозяина в том, что пророчество не о Невилле.

Впервые за много, много лет на ее памяти Рудольфус выглядел по-настоящему изумленным.

— Ты... — выдавил он в конце концов. — Ты не понимаешь, о чем просишь.

— Это невозможно?

— Я не о возможности. Ты... — Рудольфус провел рукой по волосам. — Утроба Локи, ты действительно пришла просить меня о том, чтобы я убедил Лорда убить другого ребенка вместо твоего сына?

Звучало это омерзительно, но у Алисы не было дороги назад.

— Пожалуй.

— Ты так ненавидишь этих... как там... Поттеров?

— Я их едва знаю, — Алиса немного смягчила голос. — Рудольф, моему сыну грозит опасность. Смертельная опасность. У вас с Беллой нет детей, но спроси Цисси, спроси любую мать из ваших — на что она пойдет ради своего ребенка? Солжет в лицо? Закроет собой от Авады? Убьет сама? Да, да и еще раз да, все вместе и сразу, и если бы мне надо было просить помощи у самого Мордреда, я бы захватила с собой лучшие доспехи в качестве взятки!

Над хергом повисла тяжелая тишина — только завывал ветер в скалах и потрескивал факел. Рудольфус смотрел на Алису — долго, тяжело, испытующе, — а потом подошел и рассадил изуродованное шрамом предплечье о ближайший из камней.

— Я не считаю, что должен тебе что-либо, — ровно произнес он. — Ты... сглупила, не сказать хуже, когда связалась сначала с Лонгботтомом, потом с аврорами. Но как бы то ни было, и ты, и твой сын — моя кровь. И этой кровью я клянусь, что приложу все силы, чтобы убедить Темного Лорда, что пророчество — не о твоем сыне и моем племяннике.

О большем Алиса и мечтать не могла.

— Ты... обещаешь?

— Я только что дал клятву на крови. Есть менее болезненные и более быстрые способы свести счеты с жизнью, — Рудольфус превратил валявшуюся на земле щепку в тряпку и замотал раненую руку. — И тебе не нужно было меня шантажировать — достаточно было просто попросить.

— Я... — Алиса помедлила. — Я не думала, что все еще имею на это право.

— Что ж, — Рудольфус отвернулся. — Тебе пора. Муж наверняка заждался.

Алиса коротко кивнула на прощание и собралась было шагнуть из херга прочь, как ее схватили за локоть.

— Эдда. Адельгейда. Постой.

Алиса прикрыла глаза — впервые за ночь брат обратился к ней по имени. И впервые за много лет назвал полным⁽¹⁾ именем, которое она похоронила глубоко в памяти, вместе с вечерами у очага, старой Сигрид и ее гаданиями.

— Пока мы оба здесь и я могу отозвать клятву — ты уверена? — непривычно мягко спросил Рудольфус.

Алиса кивнула вновь, не в силах вымолвить ни слова.

— Невилл возненавидит тебя за это, когда узнает.

— Если узнает, — поправила Алиса. — Пусть ненавидит, зато будет жив.

— А что думает об этом твой муж?

Это был тот самый вопрос, который Алиса категорически не хотела услышать.

— Фрэнк не знает. И не должен узнать, — отрывисто ответила она. — Он хотел просить о помощи Селвинов, но... пусть лучше так.

— А, — в голосе Рудольфуса прорезалось презрение. — Благородный аврор Фрэнк Лонгботтом не хочет унижаться перед родственниками, но посылает жену просить брата-Пожирателя о защите для сына. Благородный аврор Фрэнк Лонгботтом не желает сам разбираться с неудобным кузеном, но позволяет жене подставить его и засадить в Азкабан. Какое... удобное разделение обязанностей.

— Я не хочу это обсуждать, особенно здесь и сейчас, — отрезала Алиса.

— Хорошо, — Рудольфус выпустил ее руку. — Поговорим об этом, когда ты и Невилл будете в безопасности. Все вместе — всей семьей, так сказать. Не думаю, что Рабастану понравится, что его любимую сестру оскорбляют подобным образом.

Перед тем, как аппарировать, Алиса мысленно пообещала себе ни за что на свете не допустить этого разговора. Ее муж и старший брат не выносили друг друга со дня знакомства, очередная их встреча вполне могла закончиться трупом, а то и двумя.

Дома никто не заметил ее отсутствия — Фрэнк и Невилл даже не проснулись. Осторожно взяв сына из кроватки, Алиса аккуратно уложила его между собой и мужем и закрыла глаза.

Она смогла. Она справилась. Еще немного — и ее маленькой семье ничего не будет угрожать.

* * *

Когда спустя неделю профессор Дамблдор сообщил о том, что Волдеморт выбрал своей целью Поттеров, Алиса Лонгботтом, аврор и член Ордена Феникса, тихо всхлипнула от жалости к Гарри, Джеймсу и Лили перед тем, как раствориться в небытии окончательно и бесповоротно.

Эдда Лонгботтом, урожденная Адельгейда Лестрейндж, сжимала в ладонях старый бронзовый амулет и думала лишь о том, что ее сын будет жить. Осталось продержаться еще чуть-чуть, доиграть роль Алисы до конца, чтобы никто ее не заподозрил, и тогда они, все трое, будут живы и свободны.

И наплевать, какая за их жизнь и свободу была уплачена цена.

1) И Эдда, и Алиса — сокращенные варианты древнегерманского имени Адельгейда (Аделаида в англо-французской традиции).

Вернуться к тексту