Дамбигуд & Волдигуд (джен)

В редакции «Ежедневного пророка» стоял дым коромыслом. Дамблдор с извинениями протиснулся между яростно спорящими журналистками, миновал запертую дверь, из-за которой ползли струйки зеленого дыма, ловко подобрал мантию, увидев бегущего на него драккла. Потом его чуть не сбил с ног тип, пытающийся этого драккла поймать. Наконец Дамблдор добрался до кабинета главного редактора.

— Добрый день, Флетчер. Не помешаю?

Саймон Флетчер застенчиво поднял на величественного Дамблдора голубые глаза и вежливо улыбнулся. Кажущаяся наивность неплохо помогла ему в начале карьеры, но давно уже никого не могла обмануть — Флетчер был на редкость беспринципным и неразборчивым в средствах.

— Здравствуйте! Чем обязан?

— Этот ваш репортаж из новой гостиницы… как же она называется? Запамятовал…

— «Ноттингемский шериф». Занятное местечко, а?

— И статья прекрасная. За исключением одного эпизода, — Дамблдор сделав внушительную паузу. — С участием французов.

Редактор нервно забарабанил по столу пальцами.

— Подобные публикации не в наших интересах, дорогой Флетчер. И даже не в ваших.

— Народ должен знать правду, — заявил редактор. — У нас в Англии пока еще гласность и свобода печати, или я что-то путаю?

Позади скрипнула дверь, зацокали каблуки.

— Саймон, мне срочно… Вау, директор Дамблдор!

— Рад вас видеть, Рита.

Скитер присела на краешек стола Флетчера, деловито достала из сумки Прыткое Перо и пестрый блокнот. На длинных ногтях поблескивал темно-красный лак.

— Господин Дамблдор навестил нас по поводу твоей последней статьи.

— Да ну? — блокнот раскрылся сам собою, и Прыткое Перо вертикально замерло на чистой страничке, уткнувшись в нее острием. — Хотите обсудить поведение этого грязного старикашки? Вы собираетесь озвучить мнение гей-сообщества или пришли в… эээ… своих собственных интересах?

Дамблдор поморщился. Репортерша казалась воплощением чистого любопытства. Ее ядовито-оранжевая мантия распахнулась, открыв короткое черное платье и длинные крепкие ноги.

— А как вы сами относитесь к насилию в любовных отношениях? Говорят, когда Гриндевальд увлекся идеями мирового господства, вы некоторое время держали его взаперти?

Вопрос оказался настолько в точку, что Дамблдор чуть не улыбнулся. Ну и чутьё у этой ведьмы! Что правда, то правда — Геллерту тогда досталось от души. Рука у Альбуса всегда была тяжелой! Ну ничего, Геллерту это только на пользу пошло — мозги довольно быстро встали на место! Но сейчас было не время предаваться сладким воспоминаниям.

Разумеется, Флетчер наотрез отказался писать опровержение и вообще хоть как-то смягчать эффект от хамской статьи. Рита в тон ему повякивала что-то о свободе печати. Чтобы хоть немного поднять себе настроение, Дамблдор на прощание прошелся по узости интересов газетчиков и их неспособности видеть дальше собственного носа. Но по большому счету ничего другого от «Ежедневного пророка» ждать не приходилось. Что ж, пора пускать в ход тяжелую артиллерию.

* * *

А вот то, что Фадж встал на сторону Флетчера и Скитер, было на порядок хуже. Дамблдор не знал, что у министра и у самого рыльце в пушку, и никак не мог понять мотивы его поведения. Напрасно он убеждал Фаджа, что ссориться с французами совершенно невыгодно, напрасно грозил собрать заседание Визенгамота. Фадж нервничал, злился и явно хотел, чтобы Дамблдор закончил поскорее. Министр твердо заявил, что посол сам виноват, надо было думать головой, и никакие дипотношения он разрывать не собирается, всего лишь попросит французского министра магии прислать на замену кого-нибудь поскромнее, с более традиционными взглядами — того, кто впишется, кто сможет работать в такой глубоко нравственной стране, как их родина.

Расстались политики очень недовольные друг другом. Стоило Дамблдору выйти, как Фадж начал судорожно рыться в ящиках стола. Найдя наконец то, что искал, он пошел в кабинет Амбридж.

У Долорес уже кто-то был. Слов было не разобрать, но в нежном голосе помощницы было столько яда, что Фадж довольно улыбнулся. Молодец Долорес, умение руководить у нее в крови! Никто во всем Министерстве не способен отчитать, сделать выговор, поставить на место лучше, чем она!

Выволочка скоро закончилась, и из кабинета в слезах выбежала молоденькая ведьма. Фадж плотоядно улыбнулся ей вслед и взялся за дверную ручку.

Кудри Долорес украшал очередной бантик, на этот раз серебристый. Она так вытаращила и без того выпуклые глаза, так широко улыбнулась своим жабьим ртом, что Корнелиус чуть было не растерял всю свою решимость. Может, не надо, а?

Надо. Он так и не мог забыть вопли бандитов, застукавших его в гостинице с крошкой Хезер, ехидные взгляды и усмешки авроров, которые обнаружили их обездвиженными… Хорошо еще, не во время секса! Раз сделали колдографии Саля — могли заснять и его! Пора укреплять свою репутацию, сделать ее настолько безупречной, чтобы никакие сплетни его не задели! Корнелиус Фадж — оплот нравственности!

Амбридж уже успела подумать, что Фадж тупеет на глазах и, кажется, не в состоянии вспомнить, зачем пришел. Но министр взял себя в руки и выдал ей пламенный монолог о своем одиночестве, тяжкой доле политика и желании разделить с кем-то близким непосильную ношу управления страной и закончил все это предложением руки и сердца.

Разумеется, Долорес согласилась, и Фадж надел ей на палец обручальное кольцо. Крупный розовый топаз, оправленный в золото, смотрелся донельзя безвкусно на ее толстом пальце. Он так и знал, что ей понравится — вон как светится от радости!

* * *

Дамблдор аппарировал к воротам Хогвартса и вошел внутрь. Во дворе столпилась группа школьников, с интересом наблюдавших за чем-то… что же они затеяли? И почему никого из преподавателей нет во дворе? Знают ведь, что за детьми нужен глаз да глаз!

Над толпой показалась голова Тома, потом плечи, туловище, наконец он полностью поднялся над учениками, левитировав на высоту около шести футов.

— Этот дар встречается очень редко, но… — донесся до директора его голос.

— Прекрати немедленно, — громовым голосом приказал Дамблдор. Реддл плавно опустился на землю, ученики растерянно переглянулись и начали расходиться.

— Нечего забивать им головы всякими сверхспособностями, — брюзгливо заявил директор. — Потом начнешь говорить глупости про всемогущество, а там и к темным искусствам перейдешь, знаю я тебя!

— Что случилось? — без обиняков спросил Том. Редко приходилось видеть директора в таком плохом настроении.

— Альбус, это невыносимо, решающий матч уже на носу, а Слизерин все время занимает стадион!

— Минерва, дорогая, ваш факультет настолько хорошо играет, что дополнительные часы ему ни к чему! Альбус, есть проблемы и посерьезней — что вы решили насчет закупки шкуры бумсланга и перьев гиппогрифа?

— Альбус, хоть вы Ремусу скажите! Он ранен, а ко мне так и не пришел, кровь течет, ученики пугаются…

Иногда Дамблдору казалось, что он руководит не школой, а детским садом.

— Минерва, Северус, обсудим позже. Поппи, я сейчас же его навещу, — и стремительно пошел в кабинет ЗОТИ, Том поспешил следом.

Люпин был на месте. Когда он обернулся на звук открываемой двери, Дамблдор и Риддл увидели на хмуром лице оборотня четыре глубокие царапины, рассекающие щеку от скулы до носа.

— Ну, не так уж все и страшно — скользящий удар, кровотечение остановилось… — Том поднял палочку, чтобы начать исцеление, но Люпин рыкнул: «Нет!».

— Я так понимаю, переговоры зашли в тупик.

Люпин ответил злобным, чисто волчьим взглядом.

— Здоров он, все у него в порядке — получше, чем у меня! Я ему все передал, что вы сказали, а он… — Люпин помолчал, но все же выдавил из себя: — он сказал, что я позорю расу, продолжая работать на волшебников! Говорит, увидел во мне потенциал — и ошибся, из меня выросло не пойми что! Будто его просили меня кусать!

— Не расстраивайся, мой мальчик, мы все знаем, что Фенрир — грубиян, не стоит принимать близко к сердцу…

— Неважно это все, сэр. Я не выполнил миссию. От помощи он отказался, страшно даже подумать, чем он сейчас питается.

— Как «чем»? Охотится, разумеется, — вставил Том. — Сколько волка не корми…

— Том, попрошу не обобщать! Ремус — тоже оборотень! Продолжай, мой мальчик!

— Принимает он зелье или нет — я так и не понял. Похоже, что нет. А главное, сэр — он там не один. У него волчонок на заднем дворе.

* * *

Только когда они ушли от расстроенного Люпина, Дамблдор наконец рассказал, что произошло утром.

— Так это же прекрасно! — просиял Том. — Чем больше ошибок он наделает, тем лучше! Быстрее освободит министерское кресло!

— Твой цинизм иногда переходит все разумные границы.

— Нисколько, сэр. Вы все еще верховный чародей Визенгамота, так? Но вместо того, чтобы собирать внеочередное заседание или встречаться с этим послом, вы утешаете волка-неудачника. Из чего я делаю вывод, что вы решили остаться в стороне и дать толстячку наломать побольше дров.

Против воли Дамблдор улыбнулся. Том оказался хорошим учеником. Приятно, когда тебя понимают.

* * *

Скандал полыхнул на славу. Первой мыслью скомпрометированного посла было заявить, будто это не он, а неизвестный злоумышленник, принявший его внешний вид с помощью оборотного зелья. Но, немного остыв, Саль передумал. Об ориентации посла и так ходили слухи, и неудачное вранье могло окончательно его погубить. Ему не поверят. Будут смеяться за спиной. А ему как никогда нужно было сохранить достоинство!

Злость, обида, стыд и страх неожиданно обернулись приступом вдохновения небывалой силы. Забыв и о еде, и о любовнике, Саль сочинил душераздирающее открытое письмо в «Ежедневный Пророк», а для верности отправил его и в «Волшебное зеркало». Главной идеей было, что любовь не должна быть поруганной и осмеянной на потеху обывателям, и с какой стати его интимные порывы снимают исподтишка, и от англичан он ожидал большего уважения к частной жизни! Ни один гей, более того — ни один мужчина, да что там — ни одно волшебное существо в этой стране не может чувствовать себя в безопасности, занимаясь сексом!

Вся магическая Англия, что называется, запаслась поп-корном и заняла места в первом ряду. Оскорбленный посол возмущался во всех инстанциях, требуя извинений и от газеты, и от гостиницы, и от Министерства. Все мало-мальски заметные волшебники судорожно вспоминали все свои интрижки и прикидывали, может ли это вызвать интерес прессы. Особенно нервничали те, кто баловался сексом с русалками или гоблиншами, но остальным тоже было не по себе. Флетчер сиял, как новенький галлеон, радуясь подскочившим тиражам. И скандальное колдофото, и ответ француза вызвали множество писем, и «Пророк» публиковал чуть ли не все. Оскорбленные домохозяйки возмущались и французами, которые занимаются ужас какими пакостями на исконно чистой английской земле, и редакцией, которая напечатала эту аморалку — а ведь газету и дети читают! Английское гей-сообщество с достоинством отвечало, что однополый секс, да и BDSM-практики не запрещены законом, а вот подглядывание за влюбленной парой — это по-настоящему грязно! Злые языки хихикали, что Саля возмутил не столько сам снимок, сколько неудачный ракурс. Если бы он выглядел чуточку мужественнее, а порол с большей страстью, все геи Магической Британии слетелись бы к нему как мухи на мед, желая познакомиться!

На фоне агрессивных писем и скандальных статей объявление о помолвке министра магии со своей помощницей смотрелось на редкость респектабельно, хоть и скучновато.

Через несколько дней шумиха пошла на спад… и тут в прессу просочилась информация, что Мишель, любовник и секретарь посла — магглорожденный. В бой вступила тяжелая артиллерия — общественная организация «За права магглорожденных». Активисты не давали бедняге Мишелю прохода, выспрашивая, часто ли его обижает начальник, не хочет ли он подать на него в суд за харассмент, не дискриминируют ли его в посольстве по происхождению, не нужно ли ему заживляющее зелье для многострадальной жопы… Мишель заикнулся было, что никто его не дискриминировал, и вообще он все это делал добровольно — плетка вообще-то была мягкой, специально предназначенной для сексуальных игрищ, а наручники обиты бархатом. Лучше бы молчал. На следующий день в «Пророке» появилось сенсационное интервью о подавлении воли магглорожденных во французском посольстве и об их сексуальной эксплуатации. Колдография Мишеля, опять же, была неудачной… а может, наоборот — как нельзя более подходящей к истерично-разоблачительной статье? Несмотря на красоту, на колдофото он казался на редкость беспомощным и бесхарактерным.

Мишель красочно описал послу все, что он думает о нем, о ситуации, о том черном дне, когда он решил делать карьеру через постель, свалил в неизвестном направлении, и больше его никто не видел.

Это стало последней каплей в чаше терпения Саля. Он свернул все свои дела в Англии и вернулся на родину. Неизвестно, что он доложил французскому министру магии, но уже на следующий день Франция прекратила поставки вина и сыра. Англичане восприняли это мужественно — это все, на что способны лягушатники?

Оказалось, что не все. Вслед за этим Франция прекратила поставки лягушек — лучших в мире, между прочим! — конфисковала на границе партию английских метел (не соответствовали стандартам) и котлов (якобы излучали темную магию), выслала на родину всех англичан, не пощадив даже детей, что обучались в Шармбаттоне, и еще, и еще… Пакостям не было конца и края.