Отражение (гет)

Боль. Я чувствую ее, хотя очень давно не чувствую своего тела. В моей неосязаемой груди разрастается огненный цветок, обращая пеплом душу.

За что?! Что я сделал?! Почему ты мучаешь меня?!

Я не помню, кто я. Но уверен, такой боли я не чувствовал ни разу за всю свою жизнь.

Вокруг тьма. Даже не знал, что бывает настолько темно. Кажется, мне холодно, но уверенности нет.

Сознание постепенно гаснет, покидая меня вместе с болью.

Нет! Я не хочу! Нет!

Это похоже на погружение в сон. Только вот… проснусь ли я?

* * *

Время… Здесь (где бы не находилось это «здесь») понятие «время» весьма эфемерно. Сложно сказать: прошел час, месяц или столетие.

Иногда на грани сознания я чувствую рядом присутствие жизни. Животные, люди — все едино. Я слышу, как бьются их сердца. Тук-тук-тук… Чувствую их дыхание. Фух-фух… Однако все они пусты и бесполезны — в них нет искры. Нет магии.

Магия… Несмотря на то, что не помню своего имени, я помню пьянящие разряды силы, пробегающие по телу, концентрирующиеся на кончике палочки, несущие благо и смерть.

Помню всеобъемлющее чувство превосходства, что дарила уникальность, возможность быть не таким, как прочие.

* * *

Мне снится тепло, если я, конечно, способен видеть сны. Теплые руки обнимают меня нежно и бережно. Наверное, именно так ощущается материнская ласка. Жаль, что мне так и не довелось этого узнать.

Еще одно размытое познавательное воспоминание. Их все больше, но собрать из осколков зеркало не представляется возможным.

Тепло прикосновения все отчетливее. Теперь я уже не уверен: сон это или явь. Сосредоточив последние крупицы бережно сохраненной силы, я тянусь к звуку сердцебиения, но что гораздо важнее — к живительному, словно вода фонтана феи Фортуны, потоку магии.

Человек кажется мне знакомым, точнее мне знаком этот ореол спокойной и глубокой, как воды древнего озера, силы.

Очередное воспоминание вспыхивает перед глазами. Комната с серыми стенами, высокий мужчина с мягкой улыбкой и горящий шкаф. Я вижу только образы, звучание голосов искажено. Кажется, мужчина обращается ко мне по имени, но я не могу разобрать даже его.

Что-то меняется вокруг меня. Я больше не чувствую холода и сырости, ставших моими постоянными спутниками. Греясь в чужой магии, словно оживаю, как деревце после зимы.

В голове становится яснее. Я слышу шелест листвы, неторопливые шаги моего сопровождающего... пленителя?

* * *

Я все еще один в темноте, но теперь вокруг меня есть настоящая жизнь. Альбус Дамблдор — тот самый человек из воспоминания — и второй — незнакомый мне низкий голос — тратят неимоверно много времени на обсуждение некоего лорда и проклятия, смертельно поразившего первого. Однако мне это только на руку. Это место буквально дышит магией. Я чувствую, как становлюсь сильнее.

* * *

Лорд Волдеморт. Это имя звучит по-особенному знакомо. Возможно, я знал его до того, как все забыть…

* * *

Сегодня мне наконец-то удается увидеть что-то — скорее всего, чей-то сон. Два молодых волшебника спорят в старинном кабинете. Их эмоции такие яркие и несдержанные. Рыжеволосый обхватывает за шею оппонента, приближая их лица на расстояние выдоха. Блондин расслабляется. Как будто вся злость мгновенно покинула его.

Еще один осколок встает на свое место.

* * *

Альбус и Геллерт снова спорят. В самый разгар бури в комнату входит девушка. Ссора прекращается с ее появлением, но я замечаю, что огонь Гриндевальда лишь заперт в провалах зрачков, но вовсе не потух.

* * *

В этот раз все иначе. На сцене появляется новый участник. Он кричит на Альбуса, обвинительно тычет пальцем в сторону Геллерта. Словесная перепалка быстро превращается в дуэль. Заклинания, вылетающие из трех палочек, крушат мебель и окна.

Я застываю чуть дыша в своем привычном темном углу, зачарованный красотой момента, и не сразу замечаю, что в помещении нас уже пятеро. Хрупкая фигурка Арианы проносится между сражающимися. Ее руки подняты в попытке остановить бой. Ей остается всего пару шагов до старшего брата, когда один из лучей разбивается о ее грудь.

Невероятно красиво. Не девушка, нет. Момент ее смерти. Разметавшиеся по полу светлые волосы, раскинутые в стороны руки и выражение удивления, навеки застывшего на ее лице.

Ариана прекрасна, но еще прекраснее крупные слезы отчаяния на щеках Альбуса Дамблдора.

* * *

С последнего посещенного мною сна что-то меняется. Магия питает меня сильнее: я почти уверен, что могу чувствовать. Но мои ли это чувства или Дамблдора? Ведь это именно его магия удерживает меня в сознании. Видимо, старик держит артефакт, пленником которого я являюсь, слишком близко, не чувствуя угрозы.

Вскоре мне уже удается видеть его глазами. Директорский кабинет. Я уже был здесь, уверен. Но вот сам Дамблдор будто бы выглядит старше, чем я помню: борода длиннее, морщинки вокруг глаз образуют более плотную паутинку.

Старик постоянно перебирает колдографии. Кого он пытается найти? Что понять? Вот мелькает знакомое лицо. Абраксас Малфой? Нет. Кто-то из его предков? Потомков?

Следующее фото какого-то собрания. Я не узнаю людей на нем. Они ненамного старше меня. Вот эти двое явно из Пруэттов — будь фото цветным, наверное, можно было бы разглядеть их рыжие волосы. Вот этот мальчишка явно из Блэков — видна порода. А это, скорее всего, Поттер — сын или внук Генри.

В очередной раз задаюсь вопросом: сколько же лет прошло?

* * *

Старый манипулятор продолжает держать меня слишком близко, так что через пару дней я уже вижу его глазами, слышу его ушами. Старик по-прежнему ни о чем не подозревает. Застаю занимательный диалог. Они говорят о каком-то мальчишке и о том, что тот должен принести себя в жертву для победы в войне. Дамблдор умирает, проклятие отравляет его кровь. Мрачный мужчина, которого я вижу глазами директора, невероятно искусен в магии, ему удаётся локализовать проклятие всего лишь в кисть руки, но это ненадолго: год, полгода — неизвестно, сколько осталось старому козлу.

Дамблдор бормочет ничего не значащую для меня фразу. Из черной палочки вырывается патронус — красивая грациозная лань, символ утраченной любви. Как забавно, нет ничего более хрупкого и вечного, но в то же время любовь — опасное оружие, слабое место и рычаг давления.

Дамблдор размахивает руками, слишком разволновавшись. Взгляд, будто магнитом, притягивает к его почерневшей кисти. Золотое кольцо с чернеющим в оправе камнем. Я знаю это кольцо! Я помню это кольцо!

Мысли взрываются болью, осколками впиваясь в память.

Приют. Дамблдор.

Хогвартс. Снова Дамблдор.

Гораций. Мой добрый друг.

Тайная комната. Василиск. Грязнокровка Миртл. Дневник.

Дом Мраксов. Оставляю после себя лишь пару трупов, безумного «убийцу» и вот это кольцо.

Кольцо, хранящее часть моей души.

Кольцо, хранящее меня.

Я Лорд Волдеморт!

* * *

Забавно. Не знал, что крестражи способны не только хранить душу, но и обладают собственным сознанием.

Дамблдор помешался на идее снова увидеть сестру. Кто бы мог подумать, что простой камень может быть тем самым даром смерти. Впрочем, сейчас не это стоит на первом месте в списке моих приоритетов.

Пока старик поглощен своей идеи фикс, я крупица за крупицей вытягиваю из него магию. В этом даже есть какой-то сакральный смысл— он вечно стоял на пути, пытался сделать из меня хорошего человека, а теперь именно его жизнь окупает мою. Я чувствую, что скоро смогу быть не только призраком где-то на границе чужого сознания. Еще немного, совсем чуть-чуть — и я вернусь в эту жизнь во плоти.

* * *

Мордред! Гребаный Северус Снейп. Он настолько напуган состоянием Дамблдора, что заставляет его снять кольцо. Из ящика стола мне ни за что не дотянуться до живительной силы.

Но я все еще жив. А значит, найду способ выбраться.

* * *

Время тянется, как патока. День за днем моих сил едва хватает, чтобы оставаться в сознании. Снова. После столь щедрого пира это вдвойне мучительно.

Я много рассуждаю на тему того, насколько я изменился за те года, что должны были пройти, чтобы превратить меня — великого мага, наследника древнего рода — в безумца.

Возможно — только возможно — не стоило делить душу на столько частей, мне бы хватило одного-двух крестражей, но, судя по словам Дамблдора, у меня их гораздо больше. Нужно было остановиться раньше — до того, как маниакальная идея бессмертия поглотила меня.

Но ничего, у меня есть второй шанс, я начну все сначала и в этот раз уже не допущу прошлых ошибок.

* * *

Темнота — она снова поглощает меня. Здесь так холодно тихо и одиноко.

* * *

Кто бы мог подумать, что именно мальчишка Поттер найдет меня.

Мой крестраж нашел мой крестраж. Забавный каламбур. До этого момента у меня еще были сомнения, но сейчас я твердо уверен в том, что часть моей души есть и в нем.

Однако я чувствую, что крестраж мальчишки спит, что собственная магия Поттера подавляет мою силу внутри него, хотя, будь у меня чуть больше силы, я бы смог дотянуться до осколка в нем.

* * *

Они боятся оставлять меня где-то и носят на шее, как простую побрякушку. Так сложно настроиться на чью-то магию, найти подход. Я должен снова вернуться к жизни — полноценной жизни. Надоело быть наблюдателем, надоело следить за собственной судьбой со стороны.

Нужно взять все в свои руки, точнее в руки того, к кому раньше я бы никогда не прикоснулся. Грязнокровка Грейнджер — вот кто станет моей целью. Она так печальна — не составит труда найти ее слабость.

Я выжидаю. Наверное, слишком долго. Они находят еще один крестраж, но этот тоже спит. Один из Блэков предал меня, выкрал часть моей души и спрятал. Даже забавно, что он нашелся именно сейчас. Разговоры вокруг меня — немного волнуюсь, — они хотят уничтожить крестражи, все: и кольцо, в котором заключен я, и медальон Салазара Слизерина. Вот только знают ли они, что Гарри Поттер тоже мой крестраж?

Идея с родителями грязнокровки не срабатывает. Она твердо уверена в том, что поступила правильно и просто не видит вариантов вернуть им память, по крайней мере сейчас, когда идет война со мной, точнее с худшей версией меня. Нужно найти другую слабость.

Возможно, магия Поттера подошла бы мне лучше, но она недоступна, ей питается другой осколок души. Уизли пусть и чистокровный, но не подходит. Нужен источник сильнее и ярче — кто-то более решительный.

Пробираюсь в сон Грейнджер. Это место похоже на Хогвартс. Кажется, Гораций проводил здесь свои знаменитые вечеринки. Интересно, это тоже воспоминания, как в случае с Дамблдором, или просто фантазии юной школьницы? Вот она говорит с Поттером. Хм… Все довольно примитивно: пылкое сердце жаждет любви. Здесь во сне я могу быть кем угодно, даже отпрыском бессчетного семейства Уизли.

* * *

У меня уходит несколько ночей, чтобы видоизменить сон, сделать его интимнее, изолированнее от действительности. Где-то там, в реальном мире, идет война. Война, в которой Гермиона — приходится учиться называть ее именно так — солдат, взваливший на свои плечи тяжелую ношу. Я делаю все, чтобы здесь она чувствовала себя просто девушкой. Бережно культивирую в ней потребность любви.

Пусть мне самому не испытать и не понять этого чувства. Я знаю, что делать. Нужно признать, студентки Хогвартса находили меня привлекательным. И порой я пользовался столь щедро предложенными удовольствиями.

Но вот девушку, в чьих снах я обитаю, вниманием не баловали. Она даже трогательна в своей невинности. Как хрупкий цветок, на который скоро обрушится коса садовника.

* * *

Все движется слишком медленно. Личина рыжего недотепы дает мне преимущество, но этого недостаточно. Солдат Грейнджер держит нежную половину себя в ежовых рукавицах.

Даже здесь, во снах, она слишком сдержанна, слишком застенчива. К тому же я получаю возможность пробираться в ее сознание лишь в одну ночь из трех.

Необходимо найти способ проводить с ней больше времени.

В эту ночь я скрипя зубами вторгаюсь в сон Уизли. Мирное видение о семейном вечере быстро превращается в кошмар. Вокруг летят вспышки заклятий, мелькают черные тени (интересно кто эти люди?).

Я, не церемонясь, делюсь собственными гневом и яростью, подпитывая его страхи и неуверенность. Каждый осколок злости тщательно вгоняю в уязвимые места.

Неудивительно, что утро встречает нас четверых скандалом. Воздух звенит от взаимных обвинений и едва сдерживаемой магии. Я вспоминаю о судьбе Арианы Дамблдор, ставшей невольной жертвой чужой ссоры. Как бы моей Гермионе не повторить ее судьбу.

Обрываю себя. Моей Гермионе? Когда я стал думать так о грязнокровке? В какой момент она из простого инструмента стала в моих глазах личностью?

Не то чтобы это имело какое-то значение — в нужный час она расстанется с жизнью, подарив ее мне. Однако приятно видеть в себе черты человечности. Значит, все же есть шанс стать другим Волдемортом, не тем Темным Лордом, который сейчас так увлечен игрой в солдатиков и преследованием мальчишки, что не замечает как ведет магическое сообщество к краху.

Ожидаемо «третий лишний» покидает нас. Поттер и Гермиона спешно собираются. Во всех их движениях сквозит печаль и тщательно скрываемая нервозность.

Теперь мы находим пристанище на каком-то утесе, продуваемом всеми ветрами.

* * *

Уход Уизли сказывается на продвижении моего плана неожиданно. Гермиона злится так сильно, что не желает видеть его даже во сне.

Я рискую. Показываюсь ей в своем обличии. Вместо того, чтобы удивиться, она закатывает глаза и читает сама себе лекцию о нелепой сублимации. Впрочем, где-то в середине речи она называет меня красавчиком, так что я не расстроен.

Гермиона все еще осторожна, однако теперь я с ней каждую ночь, и вскоре это дает свои плоды. Она расслабляется, считая меня иллюзией своего подсознания, не боится делиться мыслями и переживаниями. А их у нее много — так много, что за этими нагромождениями она не замечает постоянного недосыпа и слабости.

Через неделю я уже могу подчинить ее тело и, пока разум наслаждается приятной негой, сегодня привел ее смотреть закат, просматриваю ее записи.

Велик соблазн выйти из палатки и снять чары сокрытия. Это хороший план. Егеря Темного Лорда нашли бы нас очень быстро. Только вот я не уверен, чем именно это обернется для меня. Для схватки с самим собой я еще слишком слаб, а уверенности, что безумная версия позволит мне жить, у меня нет.

* * *

Мы празднуем Рождество. Гермиона танцует с Поттером и что-то в моей все еще бестелесной груди неприятно шевелится.

Ночью я более настойчив, чем обычно. Вместо демонстрации красивых мест и бесед я привожу ее к Черному озеру, его самой дальней от замка стороне. Здесь когда-то впервые… Неважно.

Гермиона пытается заговорить, но я опережаю слова, прикладывая указательный палец к ее губам. Я улыбаюсь своей самой обаятельной улыбкой, обнимая ее второй рукой за талию. Шепчу: «Позволь мне…»

Гермиона рвано выдыхает, касаясь моей руки теплым воздухом. В ее распахнутых в удивлении глазах мое отражение. Подушечкой указательного пальца касаюсь ее нижней губы, чуть оттягивая ее вниз. Склоняюсь ниже, почти касаясь ее носа своим. Обхватываю ладонью лицо, поглаживая скулу.

Когда ресницы Гермионы делают очередной взмах, преодолеваю оставшееся расстояние. Стараюсь оставаться нежным, не спугнуть ее. Чуть подхватываю ее губы по очереди, хотя хочется жадно впиваться. Шквал эмоций поражает меня самого.

Еще один судорожный выдох — и тело в моих объятиях расслабляется. С почти неслышным «это всего лишь сон» Гермиона отвечает на поцелуй, ощутимо ударяя по моей выдержке.

Но вовсе не ее отзывчивость так будоражит меня. Отдаваясь нехитрой ласке, она так же перестает удерживать и свою магию. Фейерверками удовольствия она взрывается в моем «теле», даря пока что ложное чувство всемогущества.

Оказывается, приятное с полезным все-таки совместимо.

Прижимаю Гермиону сильнее. Обхватываю рукой ее затылок. Углубляю поцелуй. Как зависимый, тянусь за новой дозой удовольствия. С ее губ срывается стон. Еще один. Я жадно сцеловываю их…

Сон разлетается осколками.

Мне удается расслышать: «Ты стонала во сне. Кошмар приснился?» — голос Поттера. Мордредов выродок!

Смущенный ответ Гермионы: «Да, Гарри. Спасибо», звучит почти убедительно.

Но не для меня. Я все еще помню тепло ее тела и вкус магии на ее губах.

* * *

Глупые дети зачем-то сунулись в Годрикову впадину. Как будто следуя за красочным указателем «Внимание! Ловушка».

Лишь чудо помогло им. Змея, видимо, почувствовав мое присутствие, засомневалась, убравшись восвояси. Были бы у меня руки, уж показал бы им, насколько зол.

* * *

Поттер на дежурстве. В этот раз, будем надеяться, он мне не помешает.

Я чувствую смущение Гермионы, когда она ложится в кровать. Скорее всего вспомнила недавний сон.

Самому мне сложно настроиться на романтический лад. Во мне все еще клокочут эмоции. Наверное, поэтому вместо запланированного сада, усыпанного расцветающими розами, мы оказываемся в месте, бывшем свидетелем более чем половины моей жизни. Одинокое дерево у обрыва, а внизу бескрайний бушующий океан.

Гермиона завороженно смотрит вдаль, вытягивая руку навстречу рассвету. Штормовой ветер треплет подол ее платья, вырывает пряди из прически, отбрасывая их на лицо.

Я ловлю одну тугую пружину пальцами, подношу к губам. Гермиона улыбается; ее глаза блестят, и она сама тянется к моим губам. Смелая.

Подталкиваемый еще не утихшим волнением я форсирую события. Нежный, почти невинный поцелуй быстро разгорается пламенем. Мои руки жадно ласкают ее тело, возможно, слишком сильно сдавливая и прижимая. Но Гермиона, кажется, вовсе не против. В ответ она зарывается пальцами в мои волосы, оттягивая их почти до боли. Отзывчивая.

Скольжу поцелуями по беззастенчиво подставленной шее. Гермиона несдержанно стонет, прогибаясь в талии. Ее обнаженные плечи ласкают первые лучи солнца. Она сама под стать окружающей нас стихии. Несдержанная.

Гермиона первая скользит пальцами под одежду, медленно расстегивая мою рубашку. В ее глазах предвкушение. Распахнув ткань, она уверенно ласкает открывшиеся участки моего тела, щекоча дыханием, касаясь кончиком языка. Соблазнительная.

Сила ее желания сплетается с магией, струящейся внутри меня. Я не остаюсь в долгу. Медленно, словно подарок, обнажаю ее тело. Дюйм за дюймом открывая взору светлую с россыпью веснушек бархатную кожу. Исследую ее губами, пальцами. Уделяю внимание каждой впадине и вершине. Бережно опускаю на плед, появившийся у наших ног. Приподнимаюсь, желая увидеть картину целиком. Гермиона великолепна нагая в ореоле растрепавшихся волос, с зацелованными губами и парой розовеющих отметин на шее. Божественная.

Она тянется ко мне, даря еще один поцелуй. Буквально срывает рубашку. По-змеиному льнет, извиваясь от вторжения моих пальцев. Опьянено смотрит из-под прикрытых век. Еле слышно умоляет о большем. Страстная.

Рассвет горит вместе с нами, благословляя наше слияние. Острое поглощающее удовольствие. Каждое движение посылает разряды по натянутым нервам. Падают последние преграды. Наконец-то могу позволить себе целовать ее так, как давно хотелось. Забывая об осторожности, жадно и голодно. Вырывая из нее стоны в ритм толчков. Гермиона впивается в мои плечи короткими коготками. Тянет ближе. Проникает под кожу, отдаваясь и отдавая. Кусает мои губы в ответ. Растворяется в общем безумии. Всесильная и бессильная одновременно. На все сто процентов… Моя.

Шепчу ей о том, что никому больше не позволю ее коснуться, что брошу весь мир к ее ногам, что не позволю никому больше причинить ей боль.

Лгу. Лгу ей и себе. Схожу с ума от невозможности получить все. И как бы не сильна была моя привязанность, выбор очевиден.

Моя рука медленно скользит по ее животу. Огибает полукружия груди. Дразняще касается ключиц. Ласкает свод шеи.

(Слышу как в реальности кто-то неспешно приближается к палатке. Две пары ног.)

В последний раз касаюсь ее приоткрытых губ. Почти с сожалением целую в кончик вздернутого носа. Впитываю, запоминаю каждое рыжеватое пятнышко на ее лице, изгибающийся луком рот, нежно розовеющие щеки. Осознанно избегаю смотреть Гермионе в глаза.

Ее шея такая хрупкая под моей рукой — не требуется много усилий, чтобы перекрыть поток кислорода.

Задыхаясь, Гермиона успевает прошептать: «Кто ты?»

Ее хриплый голос заставляет меня закрыть глаза и впиться зубами в нижнюю губу, но не разжать руку. Ее магия бушует во мне, взывает к несуществующей совести.

Однако я должен Гермионе. Должен за подаренную жизнь. Должен хотя бы такую мелочь, как правду.

(Шаги все ближе.)

Распахиваю глаза, сильнее сжимая руку. Вокруг видавшая виды палатка. Сон истлел.

Любуюсь своим отражением в стекленеющих зрачках напротив.

— Я Лорд Волдеморт!