Под крестом и за пиками (джен)

Оскорбленные в лучших чувствах, Юсуповы провели следующий год в семейных заботах, так как больше участвовать в государственном управлении их никто не звал. Молодая мать Ирина часто и подолгу болела, и маленькая Ирина оказалась такой же болезненной. Зинаида часто присматривала за внучкой, страшно переживала и измучила всех докторов. Одного, очень хорошего, ей прислала Элла из своего госпиталя в Москве.

Ксения, вторая бабушка, писала о том, какие новинки в медицине могли бы помочь, заваливая Зинаиду терминами и теориями до такой степени, что в итоге Юсупова просто перестала ей отвечать.

Летом 1916 года Александра Федоровна предложила переселить ребенка в Царское Село на время, чтобы там за ним приглядывали доктора из ее личной лечебницы. Маленькая Ирина была в конце концов двоюродной внучкой императора.

Зинаида с подозрением приняла это предложение. Но муж убедил ее воспользоваться возможностью для сближения.

Две первые встречи для них прошли в разговорах о детях и благотворительности. Пока они гуляли по саду, Александра Федоровна рассказывала, как много удовольствия ей доставляет работа в лазарете с дочерьми и забота о раненых и как многому они там учатся. Ее глаза буквально сияли. Чтобы не отстать, Зинаида поведала о небольшом лазарете у моря, который ее сын организовал в Крыму. Императрица в ответ миролюбиво улыбнулась. Они говорили почти как во время их недолговечной дружбы лет двадцать назад, когда Зинаида была фрейлиной у молодой императрицы.

Александра Федоровна от природы была вполне недурна и была бы истинной красавицей, если бы не вечно унылое выражение лицо. К себе в фрейлины и компаньонки она брала страшных уродин, на фоне которых, вероятно, надеялась выглядеть выигрышнее.

Впечатление состоялось такое, будто Александра Федоровна горбилась (она никогда не горбилась), а Елизавета Федоровна сидела с прямой спиной. Потухший взгляд младшей сестры не мог соперничать с проницательным взглядом старшей. Александра Федоровна была ужасно застенчивой, властной, религиозно экзальтированной и всегда недовольной. Она любила мужа и до безумия обожала детей, особенно сына, с появлением которого связывались все ее чаяния. Она видела весь свой долг перед мужем и его страной в том, чтобы произвести наследника.

Терпение Зинаиды быстро иссякло. "Россия изнывает, а мы что?", — писала она сыну, и вот однажды решилась пойти в нападение.

На третью аудиенцию Юсупова принесла подарок.

Императрица приняла ее в золотой зале, с потолка которой свисала огромная люстра с сотней незажженных свечей. По бокам стояли мраморные фигуры нимф, а из-за зашторенных окон пробивалось солнца и запах буйной летней зелени.

Они сидели одна напротив другой в высоких кресла и сладко друг другу улыбались, закончив говорить о чем-то неважном. Вдруг Зинаида выложила на стол сияющие бриллиантами серьги.

— Я знаю, мы с Вами не в лучших отношениях последнее время. Но мы просто обязаны найти общий язык в такие тяжелые времена. Прошу, примите. Это для меня много значит.

Аликс со слащавой улыбкой потянулась к сережкам.

— Какая чудная работа! — воскликнула она. — Я непременно буду их носить. Кто производитель?

— Франция, 18 век. Их носила королева.

— Какая же? — спросила Аликс из вежливого интереса.

— Мария Антуанетта.

"Надеюсь, я донесла свою мысль",— говорили глаза Юсуповой в ответ на свернувшуюся кислым молоком улыбку императрицы.

— Я прошу Вас уйти.

— Нет, я выскажусь. Вы всех оттолкнули от себя, чтобы никто не смел сказать вам правды. Но я здесь и не уйду, пока не скажу все, что думаю.

— Я слышала, что Юсуповы сделали свое состояние, потому что знали свое место, — обронила императрица.

— Мое место! Я на своем месте. Служу дому Романовых, как и все мои предки. Прогоните Распутина. Это мое единственное требование, моя единственная мольба.

— Я этого не сделаю, — отмахнулась Аликс.

Зинаида сложила руки в молитвенном жесте.

— Ваше величество, поверьте мне. Я знаю, о чем говорю. Я таких, как он, насквозь вижу. Меня они всю жизнь окружали, только я была слишком глупа и наивна, чтобы увидеть. Такие только и делают, что крутятся вокруг самых знатных и богатых. Они как мушиный рой, эти волки в овечьей шкуре. Он наверняка окружает вас лестью, говорит, что Вы вторая Екатерина Великая. — Аликс дернулась, и Зинаида поняла, что попала в точку. — Он говорит, что Вас никто не понимает и все Вам завидуют. Ну разве я не права? Я знаю всю эту схему назубок. Он говорит, что Ваш муж слишком добр и на вашу долю выпало защищать его от недоброжелателей. А он, Распутин, знает, кто желает добро, а кто зло, потому что он, дескать, божий человек. А Вы так искренне верите в Бога, ведь я знаю Вашу, — "сестру", недоговорила Зинаида, — Вашу религиозность. Он говорит, что он Ваш единственный друг…

— Он и есть наш единственный друг! — вскричала императрица. — И его суждению я доверяю абсолютно, слышите Вы меня? Абсолютно! И этого Вам должно быть довольно. Он святой человек, а святые люди всегда мученики! Их всегда мучали, сжигали на кострах…

"Поскорее бы!" — в сердцах подумала Зинаида, а вслух:

— Я, я буду Вашим другом! Мы все станем за Вас горой, только прогоните Распутина! И Вас все полюбят. — Она сделала глубокий вздох. — Вы знаете, наверное, что мой старший сын, Николай, что он погиб на дуэли, куда был втянут таким же шарлатаном, как Ваш Распутин. С тех пор я их так ненавижу, что страх берет. Клянусь, тогда я на время ополоумела. Я желаю Вам никогда не узнать подобной участи, но если Ваши глаза откроются слишком поздно, это будет конец не только для Вашего мужа, но и для Ваших дочерей и для наследника! Вы приведете нас к катастрофе, к новой революции!

— Вы не понимаете, что он делает для меня, — сказала Александра Федоровна непонятным тоном и снова отодвинулась. До этого она почти приняла руку Зинаиды в свою.

— Нет, это видно Вы не понимаете, в каком положении находитесь! — вспылила Зинаида. — Вас все ненавидят, понимаете Вы это или нет? И стар, и млад, и крестьянин, и помещик, министр и вся поголовно Дума, а Вы что делаете? Вы будто нарочно подогреваете их ненависть. Знаете, что о Вас говорят? Говорят, что безграмотный мужик указывает императору, что делать, а императрица с этим мужиком… — она замялась, — готовит сепаратный мир! И это во время войны, когда народ должен напрягать все силы ради императора, Вы его позорите!

— Когда об императрице говорят гадости, дело верного подданного защитить ее! А не доносить ей потом, что про нее говорят гадости! Согласны Вы со мной или нет, но есть присяга, есть долг, есть честь!

— Если бы я бегала и защищала Вас каждый раз, когда о Вас говорят гадости, мне бы пришлось оббегать всю Россию три раза на дню! — Зинаида выдохнула. — Неужели Вы не понимаете, что при нынешних обстоятельствах даже если он и правда святой, трижды святой, его все равно надо отослать? Никакая помощь не может пересилить тот вред, что он наносит. Вы губите династию.

— Я спасаю династию.

— Ну так пеняйте на себя. Никогда я не видела такого самодурства, такой безответственности…

— Надеюсь, я Вас больше никогда не увижу, — сказала Александра Федоровна и ушла из зала.

Конечно, она не могла сказать, что залогом ее веры в чудодейственные силы Распутина была его способность исцелять ее сына. Для императрицы и императора недуг наследника имел характер государственной тайны: они пытались, как могли, скрыть, насколько все было плохо. Царевич Алексей болел гемофилией, любой ушиб влек за собой внутреннее кровотечение, сильнейшие боли, а в худших случаях и смерть. Это выяснилось, когда ребенку было два месяца. От гемофилии погиб и младший брат Аликс и Эллы, когда они сами были детьми. Царевич Алексей целыми днями лежал, стоная от боли, страдая от каждого движения, а Распутин одним своим появлением делал так, чтобы мальчику стало лучше. За это Александра Федоровна готова была идти за Распутиным в огонь и любому его слову повиновалась, как слову господа бога.

"А недовольные, — думала она, — всегда будут нас хулить. На большее они неспособны".