Откровенный разговор о горячих напитках (гет)

— Когда ты понял, что любишь не только кофе, но и чай?

Призраки твоего прошлого наползают со всех сторон, окружают тебя, и даже мне становится тяжелее дышать, но разве мы не справимся? Не отводи взгляд, милый, не надо. Не стыдись и не бойся. Я благодарна тебе за доверие.

— В д-девятнадцать. Я т-тогда впервые услышал запах одного сорта чая, и д-долго не мог выкинуть его из головы. Но…

— В твоей семье чай не понимали, да?

— Мама умерла, к-когда я ничего, кроме воды, и не пил. Но д-даже если бы она и была рядом, я бы всё равно н-не решился. Отец скорее у-убил бы меня.

От того, как нервно ты растираешь пальцы и прожигаешь дыру в стене, мне не по себе. Вот моя рука — я с тобой, всегда была и всегда буду. Сожми её, взгляни на неё, улыбнись сквозь пелену непрошенных слёз вечным пятнам чернил на моих ногтях. Я не позволю никому причинить тебе боль, особенно твоему отцу: как бы он ни пугал тебя, выскакивая из закоулков памяти, как бы ни изводил недостижимыми планками «идеала», он остался далеко, за океаном.

Если же ты думаешь, что одинок или безумен, то спешу тебя разочаровать.

— Я тоже.

— Тоже… что?

Так гораздо лучше, удивление идёт тебе больше печали.

— Люблю чай. Кофе, правда, больше, но в своё время пара сортов чая чуть не свела меня с ума.

Видел бы ты то, что вижу я. Удивление идёт тебе больше печали, но надежда и облегчение — знал бы ты только, какой сейчас красивый и как сильно мне хочется покрыть поцелуями каждый дюйм твоего невинного как у ребёнка лица.

— И… Т-ты когда-нибудь пробовала чай?

— Ни разу, как и ты. Наверное, я из тех, кто любит заходить в чайную лавку и восторгаться обстановкой, но потом возвращается в кофейню и понимает, что большего ему не нужно.

От твоей улыбки по моей коже бегут мурашки. От того, как она испаряется, а на твоём лбу появляются суровые морщинки, моё сердце обливается кровью. Какой призрак на этот раз накидывает петлю на твою шею?

— В п-последний раз я захотел попробовать чай в п-первые месяцы нашего с тобой знакомства.

Неужели тебе совестно за это? Уголки моих губ приподнимаются сами собой, ничего не могу с этим поделать. Кто-кто, а ты не должен корить себя — до встречи со мной ты даже кофе не пробовал. О себе до встречи с тобой я такого сказать не могу, но тебе ведь всё равно, так почему мне не должно быть?

— Дай угадаю: чай был немецкой марки, что-то на букву «К»?

Ты отворачиваешься и заливаешься краской. Три года вместе — и я уже успела позабыть, что ты можешь так густо краснеть и так часто заикаться. Не было повода. Взгляни на меня, пожалуйста. У тебя очень умелые руки, могу поклясться в этом на Библии, но моё лицо всё же будет поинтереснее. Разве ты видишь на нём осуждение?

— Всё хорошо, любимый. Должна признаться, и мой последний чай был бельгийским.

— Ромашковым, да?

Значит, ты заметил, заметил так же, как и я. Чаёвник чаёвника издали углядит.

— Да. Но вскоре после нашей встречи это стало неважно. Хоть на хлебе и воде сидеть всю жизнь, лишь бы ты был рядом.

Разговоры о предпочтениях в горячих напитках порой на редкость изматывающи. Ты прикрываешь глаза, по щеке скатывается тяжёлая слеза и падает на клетчатый жилет. Ты дрожишь, и я хочу успокоить тебя. Мы вместе, отныне и навсегда, и прикосновения наших губ, привычно робкие поначалу, день ото дня скрепляют наш союз. Сегодняшний разговор нас нисколько не отдалил, напротив.

Хоть двадцать лет пройдёт, хоть пятьдесят, хоть целый век, я навсегда сохраню в памяти этот день как бесценное сокровище, запомню твои тёплые объятия, хвойный аромат твоего одеколона, румянец на твоих щеках, дорожку нежных, едва ощутимых поцелуев от шрама на моём подбородке до уха, твоё сбившееся дыхание, щекочущее кожу, и несмелый шёпот:

— М-может, выпьем кофе?