Змеиный град (джен)

Княже мой, княже,

Шелкова пряжа

До ворот твоих мне дорогой легла.

Враже мой, враже,

Грозна твоя стража,

Что ж от меня-то не уберегла?

(с) Мельница «Княже»

Стрела просвистела и скрылась меж ветвями, сбивая по дороге молодые листья с деревьев. Кони перешли на галоп, однако отсутствие звериного вскрика сказало Ярославу, что в кабана они не попали.

Выругавшись сквозь зубы, всадники понеслись дальше, ветви хлестали по лицу — не помогали даже острые края шлема. Ярослав лишь сильнее натянул поводья, заставляя коня перепрыгнуть поваленное на землю дерево. Уголёк — его конь — прыгнул легко и понёсся дальше, там, где в просвет между ветвями наконец стал виден несущийся во весь опор огромный зверь. Ярослав вновь натянул лук и выстрелил. Одна за другой полетели стрелы вслед уходящему кабану. Голову кружила стремительная погоня, а кровь из рассеченной веткой щеки стекла вниз и засолонила губы.

Кабана гнали, замыкая с трёх сторон, до тех пор, пока тот, взревев напоследок, не упал в развесистый папоротник. Ярослав спрыгнул с коня, легко в руку лег походный топорик с пояса. Но, к счастью, зверь оказался окончательно мёртв, и добивать его не пришлось. Князь, славящийся своей воинственностью, не любил таскать за собой обозы с продовольствием — для него в удовольствие была и охота, и даже неспешная рыбалка. Дружинники тоже были привычные к нравам князя и набрались достаточно мастерства.

За охотой на кабана подобралось время обеда, отряд встал на привал, легко стреножив коней на поляне, поросшей травой и густо усеянной васильками.

— А девчонка-то хоть красивая? — с лукавым прищуром спросил Фёдор — троюродный брат и по совместительству воевода князя, — проворачивая вертел с дичью.

— Кто знает — сколько вёсен минуло, — Ярослав неудобно поёрзал на стволе поваленного дуба, на котором примостился. С новой силой разгорелись сомнения в мыслях у князя. И дружину подведёт, и сам пропадёт.

— А ну как спалит нас этот аспид? — видя сомнение князя, вновь запричитал Фёдор, раздувая пламя куском сухой коры. — Вот взять хотя бы Забаву… Красавица — глаз не отвести. Мастерица да умница. А всё в твою, княже, сторону смотрит. И тоска такая в её очах. Лучше жены ты и не найдёшь. А захочешь — не одну такую, а девять жён возьмёшь.

Ярослав вздохнул. И прав был Фёдор, да вот холодно было на сердце у князя, не хотел он по примеру некоторых брать столько жён — ему бы и одна сгодилась. Откровенно говоря, ему так долго никто не приходился по сердцу, что он и вовсе решил бросить эту затею — найти счастье в объятиях любимой. Всю страсть и силу он вкладывал в расширение и укрепление своей земли, доставшейся ему от выбранных на княжение прадедов. В этом, надо сказать, он добился уже кое-каких успехов. Однако теперь он столкнулся с препятствием: и на запад и на север в городах правили его родные дяди и братья. Не желал Ярослав быть первым, кто развяжет междоусобицу, прольёт родную кровь. Поэтому решил он попытать счастье на востоке — там, где заканчивались земли подвластных племён и начинались змеиные.

Впереди лес должен был вскоре кончиться, а за ним — Ведьмин Ручей — тёмная, почти стоячая речка, усеянная болотистыми заводями. А там, где Ведьмин Ручей сливался с полноводной Ириной, и стоял Змеиный град — место забытое и проклятое.

А ведь каких-то десять, пятнадцать зим тому совсем другие названия носили эти места — человеческие, радостные. И вокруг земли были, не в пример теперешним — обитаемые.

— Да и не девчонка-то уж совсем… — продолжил гнуть своё Фёдор.

Ярослав вновь задумался. Освободит он княжну и лишит змея проклятого головы — позабыты будут страшные названия, вновь заселены будут здешние места людьми — крестьянами и ремесленниками, купцами и служивыми, и все будут под его — Ярослава, — рукой. Князь отёр лоб в задумчивости.

— Девчонка не девчонка, а всё же княжна. Ровня мне, — строго ответил он, пресекающим возражения тоном. — И говорить о ней надобно уважительно.

Вслед за прерванным разговором окончился и привал. Дружина вновь была в пути. Кони легко перепрыгивали небольшие овражки, заросшие по краям черникой, а затем вновь шли шагом. Спешить ровным счётом было некуда, хоть Ярослав и изнывал от внутреннего нетерпения, но приказывал себе на всякий случай беречь коней. Страха не было, но он наверняка появится позже — на подъезде к Змеиному граду.

— Диво право, что никому не удалось девицу освободить, — протянул вдруг князь.

— Зато чуть не каждый год этот аспид новым князьком закусывает. Столько дружин-то перевёл, — хмуро буркнул Фёдор.

Ярослав непроизвольно оглянулся назад, туда, где не спеша тащились и его тяжеловооруженные люди. Дружина слегка отстала — князь, неосознанно, то и дело приторапливал коня нестись вперёд.

— Жаль Святослава, конечно, — со вздохом заметил он. — Матушка до сих пор нет-нет, да всплакнёт по дядьке.

— Много их в пасти змеиной сгинуло, — подтвердил Фёдор, делаясь совсем уж невесёлым.

— Не трусь, Фёдор, — подумав, хохотнул князь, чтоб наконец разогнать мрачное, нависшее над ними настроение, — небось, мы-то не всякие. Боги с нами!

* * *

Когда солнце встало над лесом, дружина уже переходила мост через реку.

До града оставалось рукой подать — по прикидкам Ярослава три или четыре версты. Основная часть дружины стала в лагерь, а князь с Фёдором и парой человек отправились на разведку.

Деревянные ворота окольного города были открыты и сильно покосились от времени. Вдоль заросшей дороги валялся всяческий скарб, видный кое-где из-под нанесенной пыли и поросшей поверх травы — хаотичным и отчаянным было бегство здешнего люда.

Ярослав и его небольшой отряд неспешно двинулся по пустым улицам — только кузнечики стрекотали в сухой траве под ногами, разгоняя полную тишину. На окраине избы стояли брошенные, но почти целые, однако, чем ближе отряд подходил к центру, чем отчетливее проступали следы страшного пожарища. Деревянная ограда детинца⁽¹⁾ была полностью сожжена, лишь остатки опорных столбов ещё можно было кое-где разглядеть. На краю площади Ярослав цепким взглядом отметил разрозненные части воинских снаряжений, оставшиеся без хозяев.

— Слышишь? — спросил вдруг князь у Фёдора шёпотом.

— Что? — одними губами ответил тот, прислушиваясь.

— То княжна поёт, — звуки мелодичного пения донеслись до затаившегося отряда. Голос был чарующий, а песня — щемяще печальная.

Ярослав прислушался к голосу и махнул своим спутникам, чтобы следовали за ним. Странным казалось то, что змея до сих пор они не увидели.

Впереди была почти пустая выжженная площадь, лишь на краю приютился величественный когда-то, но до половины обгорелый теперь терем, с высоким крыльцом и резными ставнями. Оттуда и слышалось девичье пение.

Ярослав приказал своим людям обходить площадь с обеих сторон — чтобы проверить окрестности на наличие чудища, а сам направился прямиком к терему.

И действительно — в распахнутом настежь окне сидела девица и причесывала свои длинные — иссиня-чёрные — волосы. Одета она была в длинный белый сарафан, подпоясанный тканым красным поясом.

Девушка вскрикнула, увидев его приближение, и выронила гребень в окно. Ярослав поднял красивый медный гребень, упавший аккурат в коротенькую грядку с репой, и протянул его княжне, слегка касаясь теплых кончиков пальцев.

— Кто ты, добрый человек? — спросила она, отбрасывая волну нечесаных тяжёлых волос за спину.

Ярослав очень смутно представлял себе встречу с княжной, но от прямого взгляда её глубоких зелёных глаз по спине у него пробежали мурашки.

— Ярослав Игоревич, князь вятитский.

— Ну, здравствуй, Ярослав Игоревич, — улыбнулась княжна, продолжая без стеснения смотреть князю в лицо. — Родители звали меня Ингой. С чем пожаловал?

Такие имена — северные, суровые, ещё носили его родители, но не он.

— Змея убить, тебя освободить, в жёны взять — коли захочешь, да землями этими вместо змея поганого править.

— Задумка хороша, — засмеялась Инга, обнажая белые ровные зубы. — Да только?..

— Если не одолею я змея? — Ярослав сощурился. Не желая прослыть трусом, князь, будучи человеком всё-таки человеком благоразумным, не мог не оставить себе место для маневра. — Давай для начала заберу тебя отсюда, княжна, а назавтра будем думать, как змея одолеть. Всяко, ты тогда будешь в безопасности.

Инга серьёзно посмотрела на князя, чуть прикусывая нижнюю губу.

— Знаешь, князь, я ведь поклялась именем своих покойных родителей, что не оставлю этой земли, пока змей не будет побеждён, а люди мои не смогут вернуться и жить в мире. За свою долю я уже и не пекусь совсем. Поэтому, если ты действительно приехал, чтобы освободить меня и эту землю — то помоги мне в исполнении клятвы — убей змея поганого. Будет тогда, как ты хочешь — стану верной тебе княгиней.

Князь удивился про себя такому непреклонному характеру княжны, но вслух ничего на это не сказал.

— Хорошо, девица-красавица, — как можно дружелюбнее усмехнулся Ярослав, хоть его и раздирали противоречивые чувства. — Где тогда искать твоего змея, подскажешь?

— Отчего не подсказать, добрый молодец, — перенимая шутливый тон Ярослава, ответила Инга, улыбаясь озорной улыбкой. — Обойдёшь мой терем кругом, да и ступай прямо. Днём змей любит отдыхать на пригорке на окраине.

Ярослав вновь собрал свой отряд вместе и двинул в сторону, указанную княжной. Не успели они пройти и десятка домов вперёд, как раздался свист крыльев за спиной, и услышали они страшный змеиный рык. Все тут же бросились на землю, и вовремя — прямо над головами пронеслось змеиное пламя, да такое, что раскалилась кольчуга, и зашипел князь от боли. Не дожидаясь нового нападения, Фёдор по правую руку от князя вскочил и кинулся вперёд, петляя меж домов, словно заяц, заметающий следы. Ярослав и дружинники тут же последовали примеру воеводы и пустились следом.

За пригорком, про который, судя по всему, и говорила княжна, уже начинался частокол окольного города, и по счастью в нём имелся солидный пролом. Прыгнул Фёдор в пролом, да и со всего маху сиганул в реку, только пламя лизнуло волны над его головой, превращая часть воды в пар. Вслед и Ярослав прыгнул в воду, по крикам позади с сожалением констатируя, что не все его люди добрались до спасительных волн.

Нырнув, Ярослав как можно дольше плыл под водой до тех пор, пока не почернело перед глазами, и только после этого всплыл и рискнул высунуть из воды голову. Князь заметил заросли на другом берегу, и так как змей всё ещё разгневанно кружил над водой, вновь нырнул и поплыл в том направлении.

Долго ли, коротко ли, но надоело змею кружить над рекою, взревел он как будто даже обиженно и направился вновь в сторону Змеиного града.

— Ну что ж, удружила нам твоя княжна, — ехидно заметил Фёдор, стягивая с себя кольчугу вместе с рубашкой и отжимая льняную ткань.

— А я сразу понял, что с такой девицей не заскучаешь, — выливая воду из сапог, ответил Ярослав.

На закате змей, словно стрела, взмыл в небо. Чёрный, как ночь, его чешуйчатый бок отражал красные солнечные лучи и сверкал, как самоцвет. Взвинтившись ввысь, змей расправил перепончатые крылья и полетел куда-то на юго-запад.

Пролетит над лесом, подумал Ярослав, и, если не найдёт никакой добычи, вылетит к людским поселениям, которые всё дальше и дальше уходили от Змеиного града, становясь лёгкой добычей для кочевников с юга.

Солнце уже почти село, последние его лучи блеснули из-за рваных сизых туч, и стало смеркаться, когда змей вернулся. В лапах он и в самом деле тащил какую-то добычу — с такого расстояния и при отсутствии света было не разглядеть. Князь понял, что пора было решаться дать змею бой.

* * *

— Бом-бом! — били барабаны. Шум стоял такой невообразимый, что даже если бы змей и хотел, то не смог бы не услышать княжескую дружину.

Задрожала земля. Ярослав почувствовал ногами этот гул, по спине пробежал холодок. Из-за полуразрушенных изб поднялась тёмная тень. Взметнулся в небо змей — чёрный и ловкий, о кожистых широких крылах — десять сажень в размахе.

— Ну, помогай, громовержец! — вскрикнул Ярослав и, присвистнув, взял в руки свою любимую булаву.

Отдал приказ, пока не поднялся змей недосягаемо высоко, и засвистели стрелы из-за спины князя — то дружина дружно вскинула припасённые тяжёлые тугие луки. Засели стрелы в кожистых крыльях змея, и за верёвки, прибитые к древкам — выдумка Ярослава, — дружинники стали тянуть монстра к земле. Поломались некоторые стрелы, упали верёвки, но и оставшиеся заставляли змея опускаться. Забилось чудище, пошатнулись люди, попадали, а всё же не выпустили верёвок и притянули-таки змея назад к земле. Набросились на него дружинники кто с копьями, кто с дубинами, а булава князя стала ощутимо охаживать бока змея, однако не причиняя его толстой шкуре видимого вреда. Завертел ящер мордой, да как дыхнёт огнём. Завопили от боли люди Ярослава, побросали верёвки. Самого князя чудом не зацепило. Страшно взревел змей, что есть силы дёрнулся в сторону и, почувствовав свободу, тут же взмыл вверх. Расправив израненные крылья, чудище, то проваливаясь, то вновь взлетая, полетело в сторону окольного города.

Князь уцелевшим своим воинам вновь велел поднять луки, а сам вскочил на коня и поскакал вслед улетающему змею. Нещадно пробили крылья змею лучники, и тот, дыхнув с неба так, что тут же занялся весь деревянный тын внешнего града, рухнул прямо в пожарище со страшным грохотом и воем, видимо, напарываясь на частокол ограды. Кони испугались огня и ни за что не хотели подъезжать ближе, отворачивая морды и гарцуя. Ярослав спешился и, перехватывая удобнее свою булаву, побежал к высокой стене огня. Металась внутри пламени яростная тень, издавая нечеловеческий вопль, да так и затихла, не выбираясь из дыма и огня.

Постоял ещё Ярослав какое-то время — огонь не собирался утихать. Тушить его даже и не подумали — так надежнее было в победе над змеем, да и спасать от пожара никого не приходилось. Повелел Ярослав отступить своим вглубь города, оставил только пост возле места падения чудища.

Не успели они отъехать далеко, как вышла им навстречу Инга. Высокая и гибкая — она словно плыла вперёд.

— Значит, тебе суждено было стать моим избавителем, князь? — спросила она, потягивая ему свитый из ромашек и анютиных глазок венок.

— Значит, мне, — улыбнулся Ярослав, наклоняя голову, чтобы княжна могла надеть на его голову цветочный венок.

* * *

Поленья трещали в костре, но не давали уюта, а наводили какую-то странную, едва ощутимую дрожь. Жуть этого выжженного почти дотла места не давала Ярославу расслабиться и отдохнуть после так желаемой им победы. Ему жаль было княжну, вынужденную коротать свои дни в мёртвом граде весну за весной.

Инга приглашала его и дружину остановится внутри княжеского терема. Но Ярослав не желал стеснять княжну и стеснять себя стенами дома, на случай неприятных происшествий. Единственная уступка, на которую он пошёл — лагерь они разбили прямо тут же на площади, перед княжеским теремом.

За кругом дрожащего света играла жалейка⁽²⁾ — один из его дружинников разгонял неуютную тишину освобождённого града. В языках жарко горевшего пламени Ярославу мерещилось лицо княжны и широко распахнутые миндалевидные глаза. Она словно бы шептала ему и манила, звала за собой, далеко по поросшим травам лугам, по крутым взгоркам, усеянным ромашками, по тенистым лесам с прохладными журчащими ручейками. Ярославу хотелось погрузиться в эту негу, в звонкий голос княжны и идти с ней по разнотравью, сплетая пальцы рук и не размыкая губ в блаженном молчании… Она словно вскружила ему голову, околдовала, одурманила…

Ярослав и не заметил, как жалейка смолкла, дружина постепенно расположилась на ночевку, да и самого князя почти сморил в сон.

Вдруг сзади прозвучал едва слышимый звук шагов. Ярослав встрепенулся, сбрасывая с себя сладкую дрёму, и, обернувшись, увидел, как прямо на него летит сверкнувшее в свете костра лезвие. Он только и успел, что выставить перед собой руку, впрочем, не покрытую уже защитной кольчугой, так как тело тоже нуждалось в отдыхе от снаряжения хотя бы ночью. Лезвие ощутимо обожгло руку болью, вмиг прорезая льняную рубаху и вспарывая кожу. Он разглядел лицо нападающего, и сердце его сжалось — это был его верный товарищ и брат.

Фёдор безмолвно вновь поднял руку, и лишь яростно исказилось благообразное лицо, как вдруг тело его содрогнулось, а взгляд остановился. Оцепенение длилось не больше доли секунды, а потом Фёдор упал, как подкошенный, под ноги князю.

Перед Ярославом стояла Инга, словно материализуясь из темноты. С сжатого в её руке кинжала вниз капала кровь. Ярослав оторопело перевёл взгляд на поверженного друга. На его белой простой рубахе стремительно расплывалось красное пятно крови.

— Он хотел присвоить себе твою победу и самому стать князем и избавителем земель людских, — сказала Инга спокойно, словно бы знала наверняка чужие мысли.

Ярослав поднял на неё глаза. В неверном свете костра тень, отбрасываемая княжной на стены терема, была огромной, и формой словно напоминала перепончатые крылья. Он моргнул, и наваждение исчезло.

— Тебе откуда знать, женщина, — спросил князь, вскакивая и грозно нависая над Ингой.

— Возвратилась я домой после победы твоей, князь, а в нём всё верх дном. Стала я смотреть — меч отцовский пропал. Ну я и вон из терема, да притаилась в тени, посмотреть, что будет. А тут и воевода твой, князь на свет вышел, да и махнул клинком. Погубил бы тебя князь, а затем и меня — сказал бы, что одурманила я тебя, извела, а сам бы присвоил и дружину, и всю славу твою себе. А кому бы твои дружинники поверили — мне или своему воеводе?

Призадумался Ярослав, сел назад к костру, махнул на место рядом и Инге. Зловеще поблескивали в свете догорающего костра белки мертвеца. Ярослав скинул с плеч плащ и покрыл им мёртвое тело друга.

— Получается, я жизнью теперь тебе обязан?

— Нет, князь, не получается, — усмехнулась княжна. — Жизнь за жизнь — квиты мы теперь.

Прогорали поленья в костре, а княжна начала свою историю.

— Когда появился змей, мне было всего осемь годков. Я не успела ничего понять, как город уже был охвачен огнём. И тятя с матушкой, и нянюшка и отцовская дружина. А потом когда змей успокоился, я увидела, что осталась совсем одна. Улицы в обозримой дали были пусты — все либо бежали, либо были мертвы, — по щекам Инги скатилась слеза, она смахнула ее широким рукавом. — Сначала мне было страшно выходить за двери родного терема.

А потом… Я хотела уйти, да только змей не пускал. Ляжет на дороге и рычит, как собака. Я спою ему — он и становится ласковый, что твой кот, ластится к ногам и урчит.

— Забери меня отсюда, княже. Не оставляй. Обещаю, буду верной тебе княгиней, стану беречь твой дом и покой. Я так устала от одиночества…

Ярослав посмотрел на Ингу. В свете костра жёлтым полыхнули её глаза — расплавленным золотом. Колдовские, змеиные…

— Не тревожься, голубка, — ласково улыбнулся Ярослав, прогоняя от себя ночное видение, и протянул княжне свою широкую белую ладонь. — Завтра же с рассветом и поедем.

* * *

— Хотели срубить змеиную голову в качестве трофея, князь, да нигде не найдём его туловища поганого, — пробасил один из дружинников, расстроено разводя руками. — Ни косточки не оставило проклятущее пламя.

— Может быть, упали останки с обрыва в Ирину и унесло их течением, — пожала плечами Инга, поправляя расшитые золотой нитью опястья своего нарядного одеяния. Её чёрные волосы были запрятаны теперь под белым убрусом⁽³⁾, а поверх надет был богато украшенный драгоценными каменьями головной убор.

— Да быть такого не могло, — растерянно ответил дружинник и почесал затылок. Переглянулись за его спиной остальные воины, да делать нечего.

Свернули лагерь, оседлали коней, а Инга протянула маленькое дикое яблочко для Уголька, ласково потрепав того по гриве. Фыркнул конь, но милостиво принял угощение. Подсадил Ярослав княжну в седло и следом сам вскочил.

— А следующей весною пойдём на запад — надобно тебе весь наш народ объединить, великим князем стать и единую веру всем принести. Так ещё батюшка мой мечтал, — сказала Инга тихим увещевательным тоном, прислоняясь к груди Ярослава.

Улыбнулся Ярослав, вдыхая лёгкий цветочный аромат от её волос. Кружилась голова, взлетали из-под копыт коня звонкие пичужки, и словно бы и не слышал он слов княжны. Князь чувствовал себя одурманенным и впервые в жизни насмерть влюбленным.

— Значит, так тому и быть, — ответил Ярослав и погнал коня во весь опор.

1) Дети́нец или днешний град — центральная и наиболее древняя часть древнерусского города, одно из названий внутренней городской крепости (цитадели), например, Новгородский детинец и Киевский детинец, близко по значению к слову кремль. К детинцу мог примыкать укреплённый окольный город либо неукреплённый посад.

Вернуться к тексту

2) Жале́йка, брёлка — духовой народный музыкальный инструмент с одинарной тростью. Был распространён среди русских и белорусов. Другие исторические названия: жаломейка, пищик.

Вернуться к тексту

3) Убру́с — старинный традиционный восточнославянский и польский головной убор девушек и замужних женщин, относящийся к типу полотенчатых головных уборов. Как правило белого цвета, из тонкого полотна домашнего тканья, иногда украшенного вышивкой.

Вернуться к тексту