Домой (гет)

…В конце широкой, освещенной фонариками террасы он сидел на ступеньках, сгорбившись, безмолвный и неподвижный.

Она и не думала, что он заметит её, притаившуюся за углом, и обернётся, скажет с улыбкой:

— Что, Бэмби, неспокойная сегодня ночка?..

Зоря упорно молчала, глядя в его изуродованное шрамами лицо.

— Не знал, что Айсмэн вернулись на остров, — продолжал он. — Не бойся. Я не трону тебя.

Поборов трепет, она вышла из своего укрытия.

— Не бойся, — повторил Большой Билл. Его усталые глаза, казалось, совершенно черные в полумраке, глядели на нее с дружелюбным интересом. — Ты понимаешь меня? Говоришь по-английски?

— Я не боюсь, — ответила Зоря тихо.

— И правда. Ты храбрая девушка, Бэмби… Зачем ты пришла сюда? Может, меня искала?

Зоря с серьезностью помотала головой. Великан захохотал.

— Ладно, — проговорил он, — вернись к друзьям. Не думаю, что буду для тебя хорошей компанией.

— Не могу, — так же серьезно отозвалась она.

— Как — не можешь? В самом деле, Бэмби — вдруг кто-то хватится?

— Как же, хватится. Если протрезвеет.

— Значит, проблемы с сокомандниками. Мне это знакомо. Тогда оставайся, если не боишься помереть от скуки, выслушивая нытьё уставшего от жизни старика.

В нерешительности она села на ступеньки поодаль от него.

Сделалось тихо. В окнах гостиницы брезжился слабый свет. На мгновение Зоря забылась. Ей представился дом — вросшая в землю старая избушка; представилось, как взметнулась в закатное небо стая грачей и разнеслись над долиной протяжные птичьи крики…

Зоря напела: «Ты слетай-ка, черный ворон, к отцу, к матери домой. Передай платок кровавый моей жинке молодой…»

— Не надо, — произнёс Билл. Она встревожилась:

— Почему?..

— Это о смерти, верно? Не пой о смерти. Не сейчас.

— Прости, — с горечью ответила Зоря. — Все песни, которые я знаю — о смерти…

Он поник головой, сцепил в замок пальцы и сказал:

— Всё, что мы знаем, все, что сеем и пожинаем — смерть. Так учил меня господин. Я принимал это учение и готов был умереть ради него сотни, тысячи раз… Заставлял себя, боролся с собой. А это была лишь огромная, предательская ложь… И что делать мне теперь с этой испорченной жизнью? Куда мне идти?

— Домой…

— Увы, этот путь мне заказан.

— Неужели… нет на свете ничего, что может сделать тебя счастливым?

Билл тихо, сипло засмеялся.

— Мечтают о счастье лишь слабые люди.

Зорю бросило в краску.

— Надеюсь, — спохватился он, — тебя не задели мои слова.

Не желая, чтобы он видел ее слабость, Зоря смахнула слезы и покачала головой.

— Всё это, — мягко продолжил Билл, — обманчиво красивые мечты. Мечты о достатке, об изобилии, о вечной радости. О двухэтажном доме и об идеальной лужайке, о дорогой итальянской машине. О чем еще мечтать человеку? — Он фыркнул. — Ты видела юг Африки? Видела безжизненные пустыни, в которые обращаются вырубленные леса? Видела голод, нищету, болезни? Людей, живьем которых поедают стервятники?.. Вот что стоит за этим сытым самодовольством, за этим гнилым «счастьем».

— А я ведь и сама… от голода помирала.

— Ты? — Билл улыбнулся чуть недоверчиво.

— Под землёй от морозов пряталась… А духи меня жалели, ягоды приносили — рябину. До сих пор помню, какой сладкой она была…

— Вот как. Это… многое объясняет.

Какое-то время они молчали. Билл упрямо смотрел в бездонное, немое, едва светлеющее на востоке небо.

— А, может, ты и права… Может, мне стоит… вернуться домой? И верно — куда ещё идти, если больше некуда? Я столько лет не был в Детройте… — И, закрыв глаза, уронил косматую голову себе на грудь. — Впрочем, если здесь ничего не останется, нет смысла об этом и думать, правильно?

— Любой мир, — сказала Зоря, — лучше, чем ничего…

— Не знаю, Бэмби. Для всех ли?

И помедлил, прежде чем снова заговорить.

— Хорошо, что ты сохраняешь надежду. Ведь я не могу даже этого.

2019