В любое время, в твоём городе (гет)

Их отношения с Иллуми совсем не похожи на роман. Скорее, на взаимовыгодное сотрудничество.

Аллука может позвонить ему в любое время ночи или дня и сказать в трубку:

— Хочу увидеться.

Она уверена, что, на каком бы континенте Иллуми ни снял трубку и чем бы там ни занимался, он сразу бросит все и завтра же будет в одном с ней городе. Даже если братишка Киллуа уволок ее в очередную поездку по стране и она сама не знает, где заночует. Иллуми выяснит, Иллуми найдет.

У него нет выхода. А у Аллуки есть чит. Врожденная способность. Человек, отказавшийся исполнить ее просьбы четыре раза подряд, взрывается, как перекачанный воздушный шарик. Кровь, кишки и крики людей вокруг прилагаются. Если люди рядом есть.

Аллука говорит:

— Когда-нибудь ты умрешь, — и наматывает его длинные черные волосы на свои пальцы.

Аллука говорит:

— Когда-нибудь ты умрешь, оказавшись со мной наедине, и твои останки будут соскребать со стен лопаточкой.

Она скидывает платье, едва переступив порог снятого им номера, даже не потрудившись убедиться, что за ней закрыли дверь.

Иллуми флегматично расстегивает пуговицы на своей рубашке. Ставит телефон на беззвучный режим, прежде, чем отложить его, снимает обувь — все это, глядя мимо, в широкое панорамное окно, открывающее вид на город. Вид паршивый, потому что сам городок в этот раз блеклый и маленький. Но смотреть друг на друга тоже нет нужды. В их отношениях никогда не было страсти. Только взаимная выгода.

— Если не ждать, когда кровь засохнет, можно просто отмыть, — голос Иллуми спокоен, как стоячая вода в покрытом тиной пруду.

Аллука закатывает глаза. Фыркает, садясь на край разобранной постели:

— Если ты не будешь поучать меня, тебя разорвет просто так, правда? Никаких суперсил не понадобится?

У нее под пальцами шелковые простыни. Скользкие и гладкие. Не-у-доб-ны-е. Но она любит шелк, и Иллуми об этом знает. Он всегда все делает по высшему разряду. Это одна из причин, почему она здесь, с ним.

И сейчас он переводит взгляд на нее и уточняет:

— Это твое желание? Хочешь посмотреть, как я разлетаюсь на куски?

Слово "да" прыгает на язык так быстро, что Аллука едва успевает его сдержать. Она пораженно охает и прикусывает кончик языка — до крови. Во рту враз становится солоно, а сердце ускоряет бег. И ей больно-больно. Но ужасное пресловутое "хочу" дрожит в горле. Рвется наружу, вибрирует на голосовых связках, эхом отдается в ушах. Потому что она — хочет. Боже, как она хочет! Стоило озвучить это вслух — и все темное, кровожадное, что в ней есть, поднимается на поверхность. Иллуми сам виноват. Он всегда безропотно выполняет любые ее просьбы. Даже самые безумные. Так и тянет узнать, как он будет выкручиваться, если она пожелает увидеть его мозги на обоях.

И он точно знает, как ее завести.

Между ног становится влажно просто от мыслей про... кровь? Или от осознания, как далеко могут завести их игры?

Его тонкие длинные пальцы касаются ее волос, проводят по щеке и наконец приподнимают лицо за подбородок, чтобы смотреть глаза в глаза. У Аллуки они синие, точно небо. Она знает точно. Но когда они отражаются в его черных зрачках, то кажутся темнее самой тьмы.

— Ты прекрасна, когда проявляешь жестокость, — говорит Иллуми вкрадчивым голосом опытного гипнотизера. — Не надо себя бояться.

У него сильное, тренированное тело, длинные густые волосы и точеное красивое лицо, больше подходящее каменной статуе, а не человеку. Эмоциональность тоже на уровне мраморной глыбы. Но в глубине глаз Аллука видит веселье.

Иллуми рационален до зубовного скрежета. Его собственные желания — табу. И все же в глубине его глаз она видит азарт. Он сроднился с насилием давным-давно. Ему нравится играть со смертью. Но ещё больше нравится будить страсть к разрушению в Аллуке.

— Ещё слово, и я решу, что ты действительно хочешь умереть.

Иллуми не меняется в лице, неспешно ласкает пальцами ее шею.

— Ты же знаешь: любое твое желание для меня — закон, — отвечает он.

Провоцирует. И от этих слов Аллуку кидает в жар. Может быть, он проверяет ее на прочность. Может быть, действительно хочет умереть. Или у него есть хитроумный план, как выжить, исполняя даже такое желание. Тянет взять и проверить. Оттого их сегодняшние переглядки напоминают дуэль.

Наконец Аллука кивает.

— Ты умрёшь, — обещает она, — но не сегодня.

И, пресекая все возражения, отвешивает ему смачную пощечину.

— А теперь заткнись.

Аллука небрежно откидывает протянутую к ней руку в сторону и дёргает Иллуми к себе за длинную прядь. Заставляет наклониться так, чтобы они оказались нос к носу. Теперь ее очередь цепко удерживать его за подбородок, не позволяя отвернуться. Наливающийся красным след ладони на его щеке возбуждает. Аллука проходится по красноте большим пальцем и отчётливо проговаривает, глядя Иллуми в глаза:

— Этой ночью я хочу слышать от тебя только "Слушаюсь, госпожа", "да", "хорошо" и восторженные комплименты. Это понятно?

— Да, госпожа.

Иллуми отвечает не моргнув. В его голосе пустота и нет ни любви, ни подобострастия. Только готовность идти до конца. Туда, куда Аллука захочет.

— До утра я хочу кончить не меньше пяти раз, — шепчет Аллука ему на ухо, прекрасно зная, что он не посмеет ослушаться.

Это очень простое желание. У нее в запасе всегда есть "Отдай мне свою печень" и "Достань с неба Луну". Если ей отказать.

У Иллуми нет выхода. Даже нет причин возражать. Как и возможности. Предыдущим желанием она временно забрала у него право голоса.

Аллука раздвигает ноги и слышит в ответ покорное:

— Да, моя госпожа.

* * *

Этих "да" между ними всегда с избытком.

Главное, загадывать желания правильно. Что-нибудь небыстрое и с максимальной отдачей. Это правило Аллука вывела опытным путем. Иначе обмен будет неравноценным.

В этот раз она получает больше, чем хотела. И все же первые лучи солнца застают ее врасплох. Вот она стонет под искусной лаской, а вот Иллуми уже отстраняется. Все условия выполнены, и сознание Аллуки погружается глубоко на дно, уступая место дремлющему в ней могущественному созданию по имени Наника.

У Аллуки есть чит. Но он не совсем ее. Она двойственна с момента рождения. Что-то вроде лампы со спрятанным внутри джинном. Волшебный сосуд в форме человека.

За ее силой стоит большой секрет. Тот, кто выполняет три ее желания, пробуждает к жизни сокрытую внутри всемогущую вторую сущность. И имеет право загадать в награду любое желание.

Потому Аллука просит что-то нечасто. Только у самых близких, тех, кто знает тайну и готов ее хранить. И кто не решит вдруг устроить апокалипсис. Это вторая причина, почему она предпочитает Иллуми.

Для ее Наники нет ничего невозможного. Техногенные катастрофы, революции, эпидемии, жизнь и смерть, магия и природные катаклизмы — любой каприз. Страшная опасность для мира в неопытных руках. И морали, принципов, сострадания у Наники тоже нет. Она может быть оружием массового поражения и мессией в одном лице.

Наника почти как Иллуми — отлаженная система, не чувствующая ничего. Сейчас она скидывает с себя остатки сладкой неги вместе с налетом человечности, садится на постели, поджав под себя ноги, и спокойно ждёт.

Иллуми уже на противоположном конце комнаты: достает из своей дорожной сумки очередные документы. Он всегда приходит с какими-нибудь бумагами. Адреса, имена, названия, регистрационные номера, расписания, маршруты, даты... "Я хочу, чтобы вот этот кандидат получил пост президента", "чтобы этот дирижабль разбился", "чтобы этот торговый дом обанкротился"... Точность формулировок и четкие инструкции — его конек.

В этот раз ей в руки дают список из одиннадцати имён с небольшими досье.

— Я хочу, чтобы все люди из этого списка умерли в течение ближайших суток, — говорит Иллуми.

Аллуку просто выворачивает, когда ее просят о массовых убийствах. Ведь она такая хорошая, добрая девочка! Наника внутри нее говорит: "Нет!" Наника внутри нее в полном восторге! Как любое всемогущее существо, она нуждается в жертвоприношениях. Любит их. И раз они — единое целое, Аллука должна быть такой же!

"Разве не ты ещё недавно текла при мысле о чужой смерти?" — спрашивает ее Наника в глубинах разума.

"Не чужой, — тихо возражает ей Аллука. Взвешивает эту мысль в уме и уверенно добавляет: — Иллуми мне не чужой".

Она не добавляет "он заслужил" и тем более не совсем искреннее "Иллуми не будет жалко". Наника все понимает без слов. Ведь они — одно целое.

"Он исполнил все, что ты хотела. И мы не можем ему отказать. Не теперь".

Голос Наники успокаивает, гладит изнутри, словно капризного больного ребенка. За словами стоит подтекст: "Ты сможешь убить его в следующий раз".

Или хотя бы заставить помучаться.

Аллука так тесно сплетена со своей второй, первозданной сущностью, что ее истинные желания всегда примитивны: либо плоть, либо кровь. Иллуми прекрасно удовлетворяет оба пункта. Их обычный принцип: ты — мне, я — тебе. И теперь у Аллуки нет выхода.

Она окончательно отпускает контроль, позволяя Нанике оскалить их общий рот в хищной гримасе и сказать:

— Исполнено.

Вот так просто. Эти люди сегодня умрут. Сила, наполнявшая тело еще секунду назад, утекает в пространство, чтобы воплотить свою страшную миссию, а Аллука безвольной куклой падает на кровать. После выполнения сложных желаний ее всегда накрывает ужасной усталостью. Тело ощущается ватным, а разум начинает ускользать в сон. Иллуми заботливо склоняется к ней, приподнимает, укладывая на подушки, расправляет под ней простыню, заворачивает в одеяло.

— Отдыхай, — говорит он, целомудренно целуя ее в висок. — Номер оплачен до завтра.

Аллука цепляется за его плечо и сонно спрашивает:

— Пробовал когда-нибудь заниматься любовью, а не войной?

— Только что. — Иллуми улыбается ей одними губами. — Поверь, без твоей помощи трупов было бы намного больше.

Никаких сомнений в том, что это правда. Аллука знает его очень давно. Он всегда добивается своих целей, наплевав на сопутствующий ущерб. Все, кто должен умереть, в любом случае умрут, что должно быть разрушено, будет разрушено.

Помогать ему сделать все без лишних усилий даже гуманно. Это ещё одна причина, по которой она здесь, с ним. И ещё приписка мелким шрифтом: никому по-настоящему близкому она бы не решилась показать, насколько порочны и опасны бывают ее желания.

Аллука закрывает глаза и старается не слушать шорох надеваемой одежды. Иллуми как всегда собирается очень быстро. Занятой человек возвращается к своим делам.

— До встречи, Аллука. Был рад тебя повидать, — доносится до нее перед тем, как хлопает дверь.

Она даже не открывает глаз. Заворачивается плотнее в одеяло, отгоняя мысли, что он прав: встреча непременно будет.

У нее и тут нет выхода. Она — всего лишь сосуд. А если джинну долго не давать творить чудеса, лампу просто разорвет от переизбытка силы.

Аллуку разорвет. И придется соскребать внутренности со стен лопаточкой.

"Если не ждать, когда кровь засохнет, можно просто отмыть", — звучит в памяти знакомый голос за мгновение до того, как она проваливается в глубокий сон.