Время собирать камни (гет)

Уходя от погони, главное — сбить со следа. Хладным некого бояться, кроме всего нескольких существ на этом свете, но все они не знают устали, не боятся пораниться, хорошо видят в темноте, обладают чутким слухом и обонянием. Эдвард учил, что бесшумность важнее, чем риск оставить след, потому что в погоне преследователь бежит на звук, начиная выискивать запах, только когда потеряет направление. Я старалась ступать на носок и, где возможно, перепрыгивать препятствия, мысленно ругая себя за каждый шорох или треснувшую ветку. Нужно было добраться до реки — уйти по воде гораздо больше шансов.

Я заметила его, когда уже могла видеть блеск воды между деревьями. Он пронесся мимо, сбоку, как порыв ветра, невидимый и почти бесшумный — только воздух слегка свистел, обтекая его. Я резко затормозила, поняв, что еще немного, и сама угожу ему в руки. Из-под подошв взметнулся фонтан земли и камушков от смены направления. Это было громко, но меня все равно уже заметили. Добежав до обрыва, я прыгнула вниз, ухватилась за ветку, перепрыгивая на другое дерево. Из-за спины донесся недовольный вздох и мягкий пружинящий удар о землю, а потом снова стало тихо.

Перебираясь по деревьям в сторону небольшого оврага, я была уверена, что смогла оторваться, и решила спуститься. Он налетел на меня, едва ноги коснулись каменистой почвы, укрытой иглами. Крутанувшись на месте, я попыталась ударить в шею, но вокруг запястья сомкнулись пальцы. Помня уроки Эдварда, вывернула руку в сторону большого пальца, нырнула вниз, уходя от удара, но подсечку не заметила, однако успела схватить его за плечо, и мы змеиным клубком покатились по земле.

Во мне еще оставалась сила новорожденного, нужно было только оказаться сверху. Оттолкнувшись ногами, я нашла его руки и, переворачивая, прижала к земле. Склонилась к шее, оскалив зубы, и коснулась поцелуем теплой кожи сразу под челюстью.

— Я выиграла! — объявила я, поднимаясь, но оставаясь сидеть на нем, чувствуя, как поднимается и опадает его живот в такт дыханию, и не отпуская руки.

— Ты слишком полагаешься на силу, — проворчал Эдвард, хотя улыбка все равно скривила губы. — Она не всегда будет с тобой. И насчет деревьев…

— Полезно для слежки, — перебила я, — или когда тебя еще не заметили, но слишком замедляют. Ты отрезал меня от реки, что мне было делать?

— Перепрыгнуть или увести меня в сторону, чтобы пробежать мимо.

— Ты слишком быстрый! И я все равно победила, не порть мой триумф.

Я улыбнулась, снова склонившись к нему, ласковой кошкой потерлась носом о щеку. Эдвард потянулся мне навстречу, но я отстранилась — только чтобы увидеть выражение его лица: озорной блеск в глазах и кривоватую улыбку, прорезавшую щеку ямочкой — прежде чем получить от него поцелуй в награду за честную победу. Он шумно выдохнул, и я поймала губами его дыхание. Я почувствовала, как широкая ладонь обхватила мою ногу под коленом за секунду до того, как была опрокинута на спину, а ведь я не отпускала его все это время.

— Ты поддался!

Эдвард засмеялся, уткнувшись лицом мне в шею и даже слегка прихватив кожу зубами, закрепляя победу, отчего я вздрогнула, кусая губу.

— Ты быстро учишься, — похвалил Эдвард, подняв голову. Я довольно улыбнулась, хотя было трудно сконцентрироваться на его словах, видя его губы так близко. — Ты думаешь на бегу, не суетишься, а это уже половина дела.

— Но я не научусь, если ты будешь поддаваться мне.

Эдвард вздохнул, прижавшись к моему лбу своим. Он щадил меня, никогда не дрался в полную силу. Если я не успевала уклониться от удара, его рука так и застывала, не достигнув меня. Потом объяснял, учил. Мы отрабатывали комбинации, как в постановке, а не настоящей драке.

— Я надеюсь, тебе это никогда не понадобится.

— Но если…

— Да, я знаю, — перебил он меня. Если понадобится, я должна быть готова, должна быть способна защитить хотя бы себя, чтобы Эдварду не приходилось беспокоиться обо мне, и он мог на меня положиться, а для этого мне нужно быть равной ему. — Я подумаю об этом.

— А ты можешь подумать об этом позже? — спросила я, скользнув рукой по его груди вверх, отвлекая от невеселых мыслей.

Эдвард улыбнулся, тихо фыркнув.

— Да, думаю, мы вполне можем отложить это.

Мой смех утонул в новом поцелуе, когда он опустился на меня, вжимая своим весом в мягкую землю.

Когда мы возвращались домой, начался дождь, с покрытой землей одежды вода стекала грязными ручейками, не говоря уже о том, во что превратилась обувь.

— Эсми нас на порог не пустит, — сказала я.

Эдвард окинул меня задумчивым взглядом, прежде чем вытащить из моих волос несколько сосновых иголок.

— Мы влезем в окно, — улыбнулся он.

Оставив обувь на крыльце, мы крадучись обошли дом, слыша, как внутри кто-то переговаривается, кто-то перелистывает страницы или тихо слушает музыку.

— Райли? — одними губами спросила я.

Эдвард наклонился к моему уху, чтобы только я могла расслышать ответ:

— Спит в комнате Розали.

Я нахмурилась. Должно быть, она проснулась посреди ночи, и Роуз забрала ее к себе. В последнее время Райли стала спать меньше и более чутко, из-за этого мне не нравилось уходить надолго ночью.

Эдвард потянул меня за руку в сторону окна в нашу комнату. В кабинете Карлайла горел свет, но он либо не заметил, как мы прокрались мимо, либо сделал вид. Эдвард прыгнул первым, ухватился за подоконник, открыл створки шире и проскользнул внутрь, произведя при этом не больше шума, чем шелестящая листва на ветру, после чего наполовину высунулся обратно, протягивая мне руки. Взяв разбег в пару шагов, я прыгнула, обвивая его шею руками одновременно с тем, как он обхватил меня за талию, подтянула колени вверх, позволяя перенести через подоконник и поставить на пол.

— Ловко, — прошептала я, все еще прижатая к нему.

— Большой опыт, — ухмыльнулся он в ответ.

Не ступая на ковер, я добралась до шкафа, прищурив один глаз, открыла дверцу, стараясь сделать это осторожно, чтобы она не скрипнула. Набросив на волосы полотенце, вернулась со вторым к Эдварду. Он уже успел стянуть футболку, и теперь вода с его волос стекала по шее на грудь. Он наклонился, и я накрыла его голову, вытирая и лохматя, потянула к себе за края ткани, чтобы коснуться губ чем-то вроде поцелуя. Мы старались не издать никакого лишнего звука, поэтому получалось что-то странное, будто нежность двух рыбок в аквариуме. Не выдержав, я хихикнула, за что заслужила осуждающий взгляд, когда он приложил палец к губам.

Одновременно с этим где-то резко захлопнулась книга, зашуршали бумаги на столе, и Эдвард закусил губу, явно сдерживая смех.

Неожиданно громко загудел вибрацией телефон рядом, заставив нас испуганно дернуться. На ожившем дисплее я разглядела уведомление о шести пропущенных звонках и семи сообщениях. Когда я обернулась, увидела, что Эдвард хмурится, хотя мне показалось, что его лицо выглядит немного виноватым. Видя мой вопросительный взгляд, он отрицательно покачал головой. Это было плохо. Разве так настойчиво пытаются связаться, когда ничего не случилось? Эдвард притянул меня к себе ближе.

— Все в порядке, — прошептал он, касаясь губами моего уха. — Честное слово, ничего плохого.

Я отстранилась, чтобы снова взглянуть в его лицо, оно было спокойно, и кивнула в знак того, что поверила ему.

— Доберешься до ванной? — спросил он, мазнув губами по щеке.

Снова кивнув, я провела напоследок пальцами по обнаженной спине, слыша довольный вздох в ответ. Эдвард немного задержал меня, не отпуская футболку, которую пыталась забрать из его рук, чтобы бросить в стирку — хотел, чтобы я посмотрела на него. Получив желаемое, он улыбнулся, и я на цыпочках двинулась к двери.

Стоило включить воду, и Карлайл уже не смог больше покрывать нас. Я слышала, как Эсми зовет Эдварда и велит навести порядок. Хотя я научилась охотиться аккуратнее, мы все равно всегда возвращались грязными, в основном, потому что Эдвард тренировал меня при каждом удобном случае. Обычно мы прыгали в реку перед тем, как идти домой, что немного улучшало положение дел, но сегодня позволили себе шалость.

Когда я уже чистила зубы, в дверь проскользнул Эдвард, воровато оглядываясь, будто боялся, что кто-то его увидит в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Он снял одежду, чтобы не оставлять грязных капель по пути, но ему от этого явно было некомфортно. Меня умиляла его природная скромность, не позволяющая показываться кому-то в таком виде даже дома. Он возражал, что это банальные правила приличия, но я не могла отказать себе в удовольствии слегка дразнить его на эту тему. Он прищурился, видя мою вскинутую бровь, пока забрасывал вещи в машину, но, ничего не говоря, просто дёрнул пояс моего халата, развязывая узел, и укрылся в душевой кабине. Правила приличия, как же.

Я подняла его полотенце с пола, кинула в общую кучу и запустила стирку, прежде чем уйти.

Розали пригласила меня войти еще до того, как я успела постучать. Она листала какой-то каталог в телефоне, сидя рядом с Райли на кровати. На тумбе стоял опустевший стакан с остатками молока.

— Как дела? — шепотом спросила я, присаживаясь напротив.

— Нормально. Ее разбудил телефон, но она быстро уснула.

— Не капризничала?

Когда Райли просыпалась ночью, ее бывало сложно убедить поспать еще немного, приходилось долго объяснять важность сна для ребенка, действовать хитростью, а порой строгостью. Может быть, ее организм просто становился сильнее, и потребность в сне уменьшалась, чтобы со временем исчезнуть совсем, но к обеду она начинала клевать носом, и мы продолжали настаивать на нормальном отдыхе для нее.

— Нет, — улыбнулась Розали. — Мы просто пошушукались немного, а когда я заговорила о новом проекте, ее сморил сон. Похоже, железки — это совсем не ее.

— Надо будет запомнить.

Я провела пальцем по маленькой ладошке, не решаясь погладить спутанные кудряшки или поцеловать, чтобы не потревожить.

— Не забирай ее, — попросила Роуз. — Пусть поспит здесь, все равно скоро утро.

Я не собиралась переносить ее, боясь разбудить, поэтому просто кивнула, улыбнувшись. В дверях я столкнулась с Эдвардом, тоже заглянувшим проверить малышку сразу после душа, в халате, и мы ушли к себе. Он успел убрать грязные разводы на полу, и теперь ничего не напоминало о том, как мы проникли в дом, кроме открытого окна. Я подошла закрыть его, и взгляд зацепился за телефон, оставленный на тумбе.

— Это Чарли, — сказал Эдвард.

Я обернулась, чувствуя, как сердце больно ухнуло о ребра. Я знала, что Эдвард послал ему весточку, найдя меня живой и почти в здравом уме, но полагала, что этим все и ограничилось.

— Ты общаешься с ним?

Эдвард вздохнул, подошел к шкафу, нервно лохматя волосы.

— В некотором роде, — ответил он, не оборачиваясь.

— В каком роде?

— Он звонит, хочет поговорить с тобой, хочет понять, что происходит.

Эдвард оделся в простые домашние брюки и футболку, я же просто присела на кровать, безвольно сложив перед собой руки.

— Почему ты не сказал?

— Не знал, как поступить. Не хотел взваливать это на тебя, пока не смогу сам предложить хоть какое-то решение.

Я покачала головой. Это и не должно быть его решением. Это я сбежала, оставив отца наедине с неизвестностью. И я делала вид, будто не очевидно, что нужно что-то сказать ему, как-то объяснить, или совсем оборвать эту связь. Было ясно, что именно требовалось сделать, но я все не могла заставить себя нанести Чарли этот удар.

— Он ведь мой отец, Эдвард.

— Но я обещал ему, и это я, в конце концов, обнадежил его.

— Это было правильно. Я бы не хотела, чтобы он продолжал тратить жизнь на поиски, которые ни к чему не приведут.

— И все?

Я нахмурилась, не понимая, что он ожидает услышать в ответ.

— Что ты имеешь ввиду?

Он прошелся по комнате, сунув руки в карманы, пока не остановился напротив, прислонился спиной к стене у окна.

— Ты хочешь для него только этого? Или он сам, как ты думаешь?

— Чего хочу я или он, не так уж важно.

— Ты неправа, — покачал головой Эдвард. — Я думаю, именно это и важно.

— Перестань.

Голова вдруг стала слишком тяжелой, и я склонилась вперед, закрыв лицо руками. Мало ли, чего я хотела, мы были поставлены в условия, где приходилось выбирать между вариантом, делающим близкого несчастным, и по-настоящему опасным для него. Позволять себе несбыточные мечты и надежды было не только бесполезно, но даже жестоко.

— Мы могли бы сказать, что ты погибла, могли бы сменить номер телефона и скрыться, — снова заговорил Эдвард, озвучивая очевидный правильный вариант.

— Для него так безопаснее.

— Как думаешь, что решил бы он сам?

Я отняла руки от лица, чтобы посмотреть на него, и наткнулась на серьезный взгляд из-под нахмуренных бровей.

— Что ты пытаешься сказать? Я не понимаю.

Опустив глаза, он немного поморщился, будто боролся с собой, а когда заговорил, голос звучал тише:

— Мне кажется, мы из раза в раз совершаем одну и ту же ошибку. Я, ты, Элис. Мы думаем, что оберегаем других, принимая за них решения, вместо того, чтобы предоставить выбор. Я думал, что поступаю правильно, когда оставил тебя, Элис… — Он не закончил мысль, только тряхнул головой, все еще не желая искать ей оправданий. — Ты — когда решила не вспоминать меня, не говорить мне о Райли.

Я вздрогнула, хватая воздух, желая оправдаться, но он опередил меня.

— Это не упрек. Прости. Я понимаю, но, если бы ты спросила меня, я бы ни секунды не колебался.

Расстояние между нами вдруг показалось мне запредельным, и я пересекла его. Эдвард с готовностью принял меня в объятия, ласково погладил по щеке.

— Я знаю, ситуация немного иная, — мягко заговорил он. — Но не могу не проводить параллелей между ним и мной. Он любит тебя, эту любовь трудно понять, пока не испытаешь. Уверен, он согласился бы со мной, что это стоит любого риска, поэтому он никогда не перестанет искать. Даже если мы ему солжем.

Его слова звучали так убежденно, будто сам он был уверен в собственной правоте. Каждый из нас без раздумий пренебрегал опасностью, когда дело касалось семьи. И Чарли, несомненно, поступил бы так же, но могли ли мы допустить это? В глазах Вольтури мы уже были преступниками, а ему в настоящий момент ничего не грозило. Если только он в самом деле не найдет ответы самостоятельно, как я когда-то.

— Я не хочу, чтобы ты несла груз сожалений, если этого можно избежать. Просто подумай об этом, ладно? — попросил Эдвард.

Я кивнула, пытаясь сглотнуть ком в горле, и сильнее прижалась к Эдварду, уткнувшись носом в вырез на его футболке. В груди стало тесно, когда я почувствовала, как он обнял меня крепче, поцеловал волосы, пропуская их сквозь пальцы в попытке поддержать и утешить. Ему этот разговор тоже дался нелегко, но теперь тяжесть необходимости принять решение легла на нас обоих и, я надеялась, стала хоть немного меньше.

Райли прибежала к нам, едва встало солнце. Я прижимала ее к груди, на одно ужасное мгновение представив, каково это — потерять своего ребенка, даже совсем взрослого, осознавая, какую боль собиралась причинить отцу. Райли заерзала, пытаясь отстраниться.

— Тебе грустно? — спросила она, заглядывая мне в лицо. Ее глаза были карими, точно такими же, как у ее дедушки, как были когда-то у меня.

— Нет, — ответила я. — Просто соскучилась.

— За одну ночь? — захихикала Райли.

— Конечно, за одну ночь. А ты, что, не скучала по мне?

— Нет.

— Нет? — охнула я, щекоча ее. Райли взвизгнула и расхохоталась, но повторила свой ответ. — Жестокий ребенок.

Тонкие руки обвили мою шею, и я получила поцелуй в щеку, тут же забыв о ее шалости. Родителем я временами бывала совсем безвольным, прямо как Рене. Собственное лицо вдруг возникло перед глазами, когда, нахмурившись, Райли прикоснулась теплыми пальчиками к моей щеке. Я и правда выглядела грустной. Улыбнуться было совсем не сложно, стоило лишь подумать, насколько непросто что-то скрыть от этой девочки.

— Иди-ка сюда, — позвал Эдвард, протягивая к ней руки, и она тут же перебралась к нему. — Что ты хочешь на завтрак?

— Стейк!

— Стейк на завтрак?

— Да.

— Ну, пойдем посмотрим, что можно придумать.

Эдвард поцеловал меня в висок, заглянул в глаза и ушел, только дождавшись, чтобы я посмотрела на него и слабо кивнула.

— И меня! И меня! — потребовала Райли, когда они были уже в коридоре.

Я потерла лицо руками, стараясь привести мысли в порядок, что мне не слишком удалось. Я провела день, не отводя взгляда от Райли, думая, как рад был бы Чарли познакомиться с внучкой, и ужасаясь этому слову. Чарли ведь не было еще и сорока. Но скоро Райли вырастет, и шанса увидеть ее такой, какая она сейчас — озорной, веселой и по-детски любознательной, уже не будет. Он бы научил ее удить рыбу и печатать фотографии, настоящие, снятые на пленку.

Почему-то с Рене было проще, я знала, что она будет жить дальше в любом случае. В ней было столько жизнелюбия и наивности! Мы могли бы просто сказать ей, что решили поселиться в племени маори в Новой Зеландии, и она бы поверила. Обменивались бы письмами и подправленными в редакторе фотографиями, и ей бы этого хватило.

С Чарли дело обстояло по-другому. Он не поверит, пока не увидит сам, не выслушает объяснения от меня лично, не задаст все вопросы, добираясь до истины, и не убедится, что я правда в порядке.

Мы не могли рассказать ему всего, но, может быть, могли хоть что-то? Чарли не хуже моего умел хранить секреты и точно не подверг бы ненужной опасности нас или себя. Если объяснить ему важность сохранения тайны, дать достаточно информации, чтобы он был спокоен… Форкс находится в такой глуши, что вероятность появления там Вольтури была очень низкой, а чужие хладные на этой земле не задерживались, гонимые Калленами или оборотнями. Откуда кто-то может узнать, что ему известен страшный секрет? Не говоря о том, что квилеты владели этим знанием веками, передавая из поколения в поколение.

Прокручивая в голове разные варианты, что можно рассказать Чарли и как, я далеко не сразу обратила внимание, что, только допустив мысль сказать правду, пусть неполную, вариант исчезнуть, ничего объяснив, уже даже не рассматривала.

Я встретилась взглядом с Эдвардом, и он мягко улыбнулся мне, поняв все без слов.