Серый или Старый? (джен)

Серый дом дышит тишиной в предрассветных сумерках. Малыши спят, их комнаты сопят в унисон, словно один огромный младенец, сложивший ладошки под щеку. Это завораживает, если прислушаться и провалиться в медитативный транс.

Дом в такие минуты является домом насколько это возможно, но не каждый способен прощупать это. Он не всем открывается, не всем позволяет себя узнать настолько, чтобы уловить суть. К входящим он поворачивается острым углом — негласная истина, всем знакомая, — только для многих так и оставшаяся после этим углом или глухой стеной.

Ведьме удается, она умеет смотреть туда, куда нужно, вникать в смыслы. Из-под полы своей шляпы наблюдается так легко, получается примечать то, что не видят другие. Зоркий глаз и врожденное чутье — вот настоящие преимущества.

Перекатывая между губ сигарету, она стоит во дворе, разглядывая серые стены. Что есть дом? Жилище, кров, крыша на четырех стенках? Наверняка безопасность — самое главное и фундаментальное. Не в смысле неуязвимость — об этом и говорить смешно, когда между обитателями едва ли не открытая война. Безопасность как умение мириться с любым надвигающимся разрушением; реинкарнация и приятие, а главное — предопределенность. Вот только понимание, что покинуть дом обязательно придется, висит над головой дамокловым мечом. И не уйти, ведь привязана, как паутиной, за все конечности. И даже за перья.

Уйти — это не страх. Остаться — это не желание. Запутываясь в закономерностях и домах, остается только ждать, наблюдать из-под шляпы, курить.

Странно, что любовь, принятие есть в любом из доступных вариантов. Прыжки такие короткие, что сложно понять, какой дом там, а какой здесь. Что вообще есть это самое «здесь»?

Когда Ракка так тревожно и взволнованно говорила, что не хочет исчезать, что хочет остаться, Рэки было просто откинуть прочь свое смятение и убедить бедняжку, что это необязательно. Ирония в том, что их никто не спросит, а ее — ни в одном из домов. В самые важные мгновения так страшно, что прыжок случится именно сейчас, потому что она так нужна здесь.

Иногда, возвращаясь назад (или прыгая из, ведь так просто запутаться) ей сложно переключаться с загруженной, но душевной и ответственной Рэки на холодную и расчетливую Ведьму: две ее личности с одним лицом и одной пачкой сигарет. Она ведь и крестника заимела лишь потому что не успела переключиться. А какая она настоящая, не повинующаяся правилам игры мира, в который ее забросило?

Иногда прыжков не бывает так долго, что Ведьма всерьез полагает, что все придумала. Для Ночи сказок подойдут рассказы о крылатых детишках в почти таком же доме, но после третьего раза подряд над ней подтрунивают, что она повторяется и что не пристало ее черной душонке грезить об ангелах.

Но Серокрылые не ангелы! Да, крылья и нимб в наличии, но ей, пришедшей в тот мир с крыльями черными, хорошо известно, что все они грешники. В ночи снедает беспокойство о тех, кого пришлось там оставить, потому что там она иной раз остается годами, и если так посудить, то она провела в Старом доме куда больше времени, чем в Сером.

Она едва ли угадывает тихий скрип колес чьей-то коляски в ночной тишине. К ней приближается самый знаменитый из малышни — шумный Вонючка. Он не боясь заглядывает ей под шляпу и смотрит слишком взрослыми для него глазами так, словно видит насквозь.

Его обычно не заткнешь, но тишина такая густая, что они молчат оба. Весь Дом молчит в преддверии выпуска. В Старом доме тоже замолкают, когда кто-то покидает город, — еще одно сходство в многообразии различий.

— Ты тоскуешь, — вдруг говорит Вонючка тоном, не терпящим возражений. — Твое сердце не здесь. Иди к Седому.

Ведьма глядит на него с сомнением, и в отсутствии света он вдруг кажется ей щуплым стариком, а не ребенком.

— Если Мавр узнает…

— Иди сейчас. На рассвете он уедет. Он поможет тебе попасть туда, где ты еще не закончила. Я ничего не смогу тебе дать.

— Я ничего и не просила, — начинает она, но коляска уже движется обратно к Дому.

— Вслух — нет, но все твои мысли не здесь. Ты потому и прячешь глаза — они хотят смотреть на другие стены.

Ведьма так волнуется перед тем, как постучать в запертую дверь с надписью “He стучать. Не входить”, что ее ноги подкашиваются и она начинает терять сознание. Прыгает.

Она не успела дойти туда, куда ее отправил мальчишка из младших так, что она не смогла ему возразить, но это уже не так важно. За спиной мягкость крыльев, а Старый дом дышит тишиной в предрассветных сумерках. Шляпа никогда не оказывается с ней здесь. Рэки остается только ждать утра, наблюдать исподлобья, курить.

Там финал близок, а здесь она еще не закончила.