The Hanging Tree (гет)

Примечания:

фандом, я скучала!

Pass me that lovely little gun

My dear, my darling one

The cleaners are coming, one by one

You don't even want to let them start

(с) Nick Cave & The Bad Seeds — O Children

Они смотрят друг на друга непозволительно долго. Грейнджер и Хогвартс. Замок возвышается над её хрупким укутанным в мантию до самых пяток телом. Пока он проглатывает толпу галдящих первокурсников, оставив на закуску едва передвигающий ноги последний курс, Гермиона пересчитывает чешуйки новой черепицы на одной из самых низких башен. Ни мха, ни сколов, ни поцелуев времени на восстановленной крыше. Грейнджер смотрит на Хогвартс с недоверием. Тяжелая подошва осенних ботинок сама по себе срастается с землей и пожухлой травой. Всё, чтобы не идти туда. Не проходить через двор, на котором еще несколько месяцев назад лежали горы трупов и гниющая туша огромного паука. Что угодно, лишь бы, подавляя тошноту, не шагать по сеченому камню, в зазоры которого въелась кровь. Вот здесь погиб самый темный волшебник, а тут, захлебнувшись черным проклятьем, задохнулась пятикурсница Рейвенкло. Там впереди еще ступеньки — Малфой толкнул её плечом, совершая свои двадцать шагов в объятия Воландеморта. Кажется, она тогда, гонимая страхом, хотела поймать его за рукав пыльного джемпера, но пальцы сомкнулись на ледяном воздухе.

Ей хватило предместья перед школой, чтобы понять — она ни на секунду не переступит порог этого. Гермионе недостаточно было покупки школьной формы, платформы, Хогвартс-экспресса, тележки со сладостями. Переизбытка пёстрых галстуков, Хагрида, который почти плакал сквозь улыбку, когда малышня обступила его со всех сторон. Десятка фестралов, уставившихся на неё мутными невидящими глазами. Всё это было каким-то пресным, ненастоящим, слишком быстрым. Но, стоит ей покинуть скрипучую карету, подойти чуть ближе, осознать, что последний луч солнца прячется за дождевой тучей. Стоит ей столкнуться взглядом с ним. И всё заканчивается. Вся её уверенность утекает в слив раковины быстрее воды.

Замок смотрит на неё, и она не может дышать. Когда рассматривать блестящие обманчивым золотым светом окна Большого Зала становится невмоготу, Грейнджер переводит взгляд на затылки сокурсников. Они бредут ко входу — словно на виселицу. Сцена казни расстилается перед ними во всей своей красоте. Гарри Поттер первым замечает её отставание, толкает Рона, идущего чуть впереди. Они останавливаются, Рон, искренне улыбнувшись, манит её ладонью. Гермиона сглатывает свинцовую слюну, и паника подступает к самому корню языка. Уизли поджимает губы и, буркнув что-то, отворачивается. Гарри продолжает смотреть на неё, пока Уизли делает свой следующий шаг вперед. Грейнджер качает головой. Чувствует, как промозглый ветер швыряет ей в лицо тяжелые кудри волос. Она трясет головой сильнее. Со стороны, наверное, можно подумать, что ей лень доставать тонкие ладони из теплых карманов. Будто она просто пытается избавиться от липнущих к щекам волос. Но она пытается прогнать слезы. Найти смелость. Найти решение. Силы сделать хоть один шаг, отдирая прилипшую к земле обувь.

Поттер хмурится — густые брови почти сталкиваются на переносице. Она умрет, если зайдет туда. Обязательно умрет. И жизнь закончится, но не закончится это отвратительное колющее мучение. Призраки останутся с ней и после смерти.

И Грейнджер почти готова обратиться в бегство. Грязь чавкает под каблуком, тело само собой отступает.

Проскользнувшая в опасной близости тень Блейза Забини на долю секунды приводит её в чувство. Гермиона смаргивает наваждение и цепляется за напряженную спину взглядом. Почти якорь, почти стоп-сигнал. Пока мозг просто считывает картинку, паника отвлекается. Затыкается на крошечное мгновение: у него темно-серое пальто и изумрудный шарф, замотанный почти до самых кончиков ушей. Приветствие, застряв между зубов, погибает.

Она не может. Не может, и всё тут.

Хватит. Пожалуйста, хватит.

Малфой толкает её плечом. Грубо, резко. Заставляя сделать опрометчивый шаг вперед. Мелкая ветка, хрустнув под подошвой её ботинок, разламывается.

— Давай, Грейнджер, — профиль Малфоя бледным пятном разрезает серую картинку, попадает на периферию.

Он смотрит на неё вскользь. Мимолетно зафиксировав её существование в пространстве. Гермиона сжимает в кулаке подкладку кармана мантии. Почти потянулась, чтобы снова схватить его. Как тогда, когда он проходил собственную зеленую милю лишь для того, чтобы бросить волшебную палочку в руки Святого Поттера.

Что ты делаешь. Прекрати. Не ходи туда. Там смерть. Мы для этого вытащили твоё костлявое тело из горящего ада? Чтобы ты сейчас шел умирать?

— Я не собираюсь гнить здесь в одиночестве, — бросает Малфой ветреным порывом ей в лицо.

Она отворачивается. Уводит лицо от прямого попадания под хищный взгляд Хогвартса. Прячется за копной волос. В носу щиплет, и Гермиона вдруг понимает, что ловушки расставлены повсюду. Ведь угодья великой школы Чародейства и Волшебства тоже смотрят на неё. Обугленный ствол Гремучей Ивы, зеркальная гладь Черного озера, развалины хижины Хагрида.

Они смотрят на неё. И ей, Гермионе Грейнджер, требуется еще пара добрых, длинных, тяжелых минут чтобы посмотреть на них в ответ.

* * *

Малфою интересно, понимает ли МакГонагалл, что выглядит жалко. Особенно невыносимым её изрисованное морщинами лицо становится, когда в поле зрения попадают они. Ошибки выживших, сидящие за столами, на местах последних курсов. Пока первокурсники галдящим морем бушуют у стула с Распределяющей Шляпой, профессор каменным изваянием изучает Поттера и компанию. Малфой гадает, не стошнит ли героя их времени от такого переизбытка жалости. Но потом МакГонагалл переводит свое сожаление на стол Слизерина, и ему хочется захохотать. Прыгнуть с места в карьер. Подняться с деревянной скамьи, махнуть рукой и бросить что-то вроде…

Да пошли вы.

Мелких птенцов, детей, которые были вовремя эвакуированы, волшебников, которых эта чертова бойня не коснулась и мизинцем, куда больше, чем тех, кто не спит теперь ночами. Оттого на этом празднике школы и жизни Малфой с друзьями смотрится не к месту. Залегшие тени под глазами у каждого второго, отсутствие хоть какого-то блеска в глазах — у любого первого. На фоне розовощеких одинадцатилеток они выглядят злыми призраками и сплошным напоминанием. Во время битвы, пробегая по одному из развалившихся почти до основания коридоров, Драко услышал, как МакГонагалл, заколдовывая плечистого Пожирателя до смерти, называет учеников своими детьми. Каждого из учеников.

Они все мои дети.

Тогда он, конечно, не придаёт этому значения, но потом. Спустя десяток судов, где Поттер стучит кулаком по деревянному постаменту, доказывая, что Нарцисса Малфой — ключ к тому, что он жив. После миллиона допросов, на которых сидит бессонная Грейнджер, следящая за тем, чтобы Малфоя не убил особо жаждущий справедливости Аврор. После пары стычек с Уизли в коридоре Визенгамота (лиловый синяк на веснушчатой щеке; разбитый аристократичный нос; 1:1, мальчики). Драко вдруг понимает, что, если они все и дети Макгонагалл, то его уж точно можно оторвать и выбросить из родительского гнезда. Чтобы не портить статистику и нервы.

Но старуха непреклонна. Она вызывает Малфоя в Хогвартс в августе. И он благодарен за то, что ему разрешают прибыть к декану Гриффиндора через камин. Он доволен тем, что ему не придется проходить по знакомым коридорам и этажам. Потому, что Малфой знает — он не сможет. А так, вышагивая по тонкому ворсистому ковру (четыре размашистых шага до стола), он чувствует себя величайшим обманщиком. С кабинетом Трансфигурации никаких воспоминаний. Почти чистый лист. Тройка пятен на нем — драка с Поттером на четвертом курсе, голая коленка Гринграсс на пятом и успешная трансформация мышонка в какую-то побрякушку. Когда он видит МакГонагалл, сидящую за широким дубовым столом, ему кажется, что он сейчас оставит весь свой завтрак на ближайшем кресле. В кабинете пахнет чернилами и пергаментом. А вот МакГонагалл пахнет смертью, судом и дементорами. И это открытие для Малфоя. И он не готов ни к нему, ни к тому, что через молчаливую минуту она пригласит, почти прикажет ему вернуться в школу.

В августе её глаза кажутся ему ссохнувшимися и безжизненными. Но сейчас в Большом Зале Малфой буквально тонет под тяжестью жалости, выплескивающейся из них.

Мы восстали из мёртвых, натянули школьную форму, повязали галстуки-удавки, что-нибудь еще, профессор? Наверное, стоит не забывать дышать.

Ужин вкусный, домовики старались изо всех сил. Нотт убеждает его в этом целых пять минут, совершает попытку даже подкинуть пирог с курицей в тарелку Малфоя. Победы не случается. Всё, к чему притрагивается Драко — стакан с тыквенным соком. Забини качает головой, когда первая самая смелая из всех девчонка взбирается на высокий стул и зажмурив глаза ожидает пока на её светлую макушку опустят шляпу. Для них это всё еще искрящееся чудом таинство. Для Драко громогласное «Гриффиндор» звучит проклятием.

В конечном счете и у этой трапезы есть конец. Старосты факультетов уже готовы ринуться к дверям, собирая за собой новобранцев, когда Макгонагалл берет еще одно слово. Она всё говорит и говорит, и говорит — у Малфоя шумит в ушах.

— …Гермиона Грейнджер и Драко Малфой.

Мягкий шёпот волной приносит к ногам Драко его собственное имя. Он лениво поднимает голову и натыкается на выжидающий взгляд Забини. Малфой вскидывает бровь и тут же замечает, как за спиной Блейза за соседним столом поднимается Грейнджер.

— Старостат, — одними губами подсказывает ему Забини.

Ну нет уж.

Малфой пятерней зачесывает несколько светлых прядей и встает. Десятки голов вертятся во все стороны в поисках обладателя этой фамилии. Он обращает своё внимание на стол Гриффиндора: лицо Поттера не выражает никакого удивления, но Уизли явно озадачен. Малфой ведет плечом, сбрасывая цепкий взгляд рыжего. Драко оказывает всем большую услугу. Он быстрым шагом преодолевает расстояние до преподавательского стола лишь для того, чтобы отказаться. Поставить твердую точку в этом не предложении даже, а в очередном приказе.

— Нет.

И это не он. Это МакГонагалл. Она произносит это раньше, чем Малфой останавливается перед ней. Грейнджер устало выдыхает рядом с ним. Драко старается смотреть на профессора свысока, а получается исподлобья. Роста старухе добавляет и её остроконечная шляпа, и пара ступенек, перед которыми они с Грейнджер стоят, как нашкодившие котята.

— Нет, мистер Малфой, — говорит МакГонагалл тихо, но строго.

Она протягивает ему стопку пергаментов с правилами и предписаниями. С расписанием патрулирований, значком, указаниями, требованиями, витиеватым почерком.

Самому нелюбимому ребенку — самое восхитительное наказание.

Малфой вскипает. Сжимает пергаменты с такой силой, что они хрустят под его пальцами. Грейнджер легко покашливает, стараясь, по всей видимости, оборвать этот злой порыв. Большой Зал весь обратился во взгляд и слух. Драко уверен в том, что это какая-то особая изощренность. Прилюдная порка. Желание доказать что-то всем или ему, в частности.

Ему не нужны были дополнительные обязанности, ему не нужна была Грейнджер. Эта школа, это продолжение…бессмысленное продолжение жизни. Вот такой вот жизни.

— Мы разберёмся с этим, профессор, — Грейнджер вскидывает подбородок.

Перетягивает одеяло ситуации на себя, опасается, что Малфой что-то вытворит. Нагрубит в такой день, устроит скандал прямо за ужином, воскресит отца и тут же потребует от него справедливости. Драко не знает, что Грейнджер ждёт от него, но её скудные попытки как-то переломить свет происходящего — смешны. Потому, что она не может не понимать, что всё это совершенно не к месту.

— Вы свободны, — МакГонагалл мягко кивает.

Почти подталкивает их к выходу. В пятидесяти метрах от них третьекурсники уже толпятся у дверей. Грейнджер отступает первая. Коротко улыбнувшись декану, собирается затеряться в толпе. Малфой поворачивается к ней медленно, и это заставляет её остановиться. Она вскидывает на него глаза, на дне которых оседает усталый вопрос.

Малфой обводит взглядом сначала её друзей, затем своих. Панси обещала вернуться в школу только после того, как убедится, что никого из Слизерина не прирезали в тёмном коридоре глубокой ночью. Без неё пространство между Блейзом и Ноттом кажется непозволительно пустым.

— Меня в это даже не думай впутывать, — твёрдо говорит Драко.

— Да, Малфой, я же прямо-таки сияю от радости, — огрызается Грейнджер.

— Это была твоя мечта, а не моя, вот ты и развлекайся.

Носком ботинка он цепляет мелкий камушек. Совсем крохотный, размером с бусину. И солнечное сплетение заворачивается узлом. Воздух заканчивается в один щелчок пальцев.

— Тебе ли не знать, о чем я мечтаю, Малфой, — бросает Гермиона ему в лицо.

Она не ждёт его ответа, удаляется, растворяясь в общем шуме. А Малфой остаётся стоять у опустевшего преподавательского стола. Под сводом потолка и парящих свечей. В компании маленького камня. Осколка прошлой жизни, который отлетел к его ногам, когда битва за Хогвартс была окончена. Когда она была проиграна и выиграна одновременно.

Два рослых Аврора заслоняют рассветные лучи солнца, которые пробиваются через разрушенную стену Большого Зала. Малфой, который не чувствует ничего, кроме вкуса пыли и собственной крови во рту, поднимает голову, вздёрнув подбородок. Липкие грязные пряди волос неприятно щекочут щёку.

— Вы имеете право хранить молчание, мистер Малфой, — басовитый голос Аврора заглушает чьи-то рыдания над трупом по правую руку от Драко. — Вам вменяется пособничество Пожирателям смерти и В… Воландеморту. Подробный список обвинений будет предъявлен Вам на первом заседании суда… Вы…

Они не могут без запинки выговаривать имя Тёмного Лорда. И Малфой не может. Перекатывает на языке буквы, но вслух не говорит ничего. Не получается. Проклятье.

Его выводят из зала. И все смотрят. Всё, что он может — сдерживать шипения от слишком сильной хватки Аврора. Малфой хорохорится. Спину держит ровно, голову прямо. А мелкие щепки и камни всё бросаются и бросаются на носки его черных туфель.

Малфой мечтает заснуть и не просыпаться никогда. Но ни тогда, ни сейчас, жизнь не оставляет ему не единого шанса, чтобы умереть.

* * *

Он не доходит до МакГонагалл. Ни тем же вечером, ни через день. А когда наконец находит в себе силы вникнуть в то, что вообще происходит — поздний вечер бросается в его объятия, а Забини, обходя диван посреди Слизеринской гостиной, подчёркнуто вежливо указывает на время.

Где-то между указанием на его обязанности и колкой шуткой повисает фамилия Грейнджер. Малфой отбрасывает голову на спинку дивана, жмурясь. Головная боль не утихает который день. От обезболивающих зелий мутит, на просьбу сыскать магловских таблеток местный проныра Пьюси фыркнув отказывает. И можно надавить, припугнуть, заколдовать, но Малфой отмахивается от этих мыслей. Остается с болью один на один в надежде на то, что она принесёт ему какой-то ответ.

Но нет ничего. Кроме раздражения и патрулирования с Грейнджер.

— Ты бы поел, — Забини двигает в его сторону вазочку с печеньем.

— Отвали.

Малфой воюет с нелепым значком Старосты. Он не хочет его носить, не хочет прикалывать к своему чёрному джемперу, цеплять на выглаженную мантию. Значок заколдован. Это становится понятно почти сразу. Как раз после того, как Малфой со злости швыряет его в камин в первый вечер, а утром обнаруживает его на своей рубашке. С тех пор безделушка, будто взрастив в самой себе интеллект, не отлипает от Малфоя. Он отбивается от летающего вокруг него значка, как от назойливой мошки. Крупной, увесистой, железной мошки, которая норовит истыкать его пальцы иглой и намертво впиться в ткань.

Забини разламывает круглое печенье с шоколадной крошкой. Пряча легкую улыбку, он наблюдает за другом, который выходит из себя всё больше. На уроках значок преследует Малфоя не так рьяно, чаще всего просто устраивается на сумке с учебниками. Но, стоит Драко оказаться в гостиной, вещица дуреет и атакует его до тех пор, пока тот не сдастся. На глазах Забини разворачивается не первая такая битва, и значок выигрывает в который раз.

Драко в шаге от того, чтобы наложить на значок Аваду. Просто в какой-то момент его захлестывают настолько живые эмоции злости, что ему кажется: ещё немного — и он трясущейся рукой выдернет палочку и произнесёт страшные слова. Главное, конечно, не попасть в Блейза. Было бы неловко отправиться в Азкабан за случайное убийство. Воспоминания о неслучайных смертях Малфой заталкивает внутрь себя грубыми толчками. Запихивает, словно гору вещей в шкаф, который не предназначен для такого количества тряпья. Двери почти не закрываются, дерево натужно скрипит.

Он даже пугается своей такой яркой злости. На язык уже несколько месяцев не попадало ничего такого острого, вкусного. Не пресного. Словно на долю секунды проблеск живости и чувства захватывает его целиком. И Малфой готов ухватиться за эту искру. Но значок побеждает, устраивается прямо над его сердцем, щелкает замком. Драко теряет нить, усталость накатывает ленивой волной. Толкает его на глубину, и он снова растягивается на диване. Отдается во власть потолка и пустоты.

Забини постукивает пальцем по прочному стеклу своих наручных часов. Малфой хочет закатить глаза и огрызнуться, но забывает, зачем.

Значок слабо вибрирует у него на груди.

— Отвали, — вторит Малфой самому себе.

* * *

— Это виселица.

Рон чешет затылок, склонив голову на бок. Пара ровных линий на кирпичной кладке одного из коридоров Хогвартса мало напоминают виселицу, но он уверен.

Уизли вызывается составить молчаливой Гермионе компанию в обходе школы. Грейнджер знает, что Малфой не явится, Уизли напротив — настаивает на том, что слизеринец придет. Не упустит возможность вытрепать Гермионе последние нервные клетки. Тут-то Рон и заставит его навеки вечные засунуть свой змеиный язык глубже в глотку. Он навязывается, конечно же. Всё время старается завести разговор, вытянуть из Гермионы хоть слово. Ему не нравится, какой она стала. Безотчётный страх потери расползается в рыжеволосом человеке, как липкая мгла, и он не находит ничего лучше, чем слова. Поток слов. Ничего не значащих, полых. Грубых шуток, нелепых историй. Злится, немного улавливая полное равнодушие со стороны подруги. Ему кажется, что ей не интересно абсолютно ничего. Она молча следует за ним с этажа на этаж. Изредка кивает, вставляет задумчивые «угу» и абсолютно безликие «ха-ха».

По истечению первой трети патрулирования запал его гаснет. Грейнджер мастерски затягивает паузы между его историями. К концу третьего этажа Уизли в нескольких шагах от того, чтобы завопить на всю школу. Остановиться, встряхнуть его Гермиону, потребовать её вернуться назад. Туда. Обратно. Где она была веселой, смешной, звонкой. Он не признает в этой молчаливости родных ноток. Ему страшно, и кровь венах пузырится от ужаса.

Слова почти складываются в предложения, обрисовывают чёткое требование и серьёзный разговор, когда на четвёртом этаже они натыкаются на Чжоу. Рон хватается за старую знакомую, как за спасительную соломинку.

— Так-так-так, — тянет он радостно, — кто тут у нас?

— Привет, Рон, — Чжоу отрывает взгляд от кусочка стены под самым факелом и расцветает в улыбке.

Уизли, гримасничая, изображает походку Филча. Скрючивается и кряхтит, замедляя шаг. Чжоу, заметив плавно остановившуюся за спиной друга Гермиону, тушуется.

— Привет, — робко бросает она, — Гермиона.

— Чжоу, — Грейнджер кивает, — отбой был полчаса назад.

Рон закатывает глаза и, поравнявшись с Чанг, отмахивается от Гермионы. Старшекурсница переминается с ноги на ногу и, заручившись уверенностью, которую излучает Уизли, роняет:

— Знаю, задержалась в библиотеке, — она сверкает хитрым взглядом. — Уже шла в гостиную, а тут это…

Чжоу неоднозначно кивает в сторону стены. Грейнджер хмурится и подходит к ребятам. Лицо Чанг в свете факела отдаёт лихорадочным блеском. Староста всматривается в серую кирпичную стену. На одном из камней, немного ниже массивного основания факела, виднеется незаконченный рисунок. Несколько прямых линий. Ничего занимательного. Даже до вандализма не дотягивает. Возможно, руна, которую не дочертили при ремонте.

— Просто кощунство, — продолжает разыгрывать карту Рон. — Нет, Гермиона, ты посмотри! Мы должны найти того, кто…

— Просто пара линий, — Грейнджер пожимает плечами. — Идём, мы проводим тебя до…

— Виселица! — радостно выдаёт Рон.

Что?

Гермиона переводит на друга ошарашенный взгляд. В ушах набатом, без её разрешения на грубом повторе, треск костей Сивого.

Тугой канат ломает его шею в два счета, состав присяжных ликует, Гермиона не может сказать и слова. Буквы коверкаются в сознании, пока поджарое тело в последних предсмертных судорогах дёргает ногами.

Шалтай-Болтай.

— Здесь еще столько не порванных глоток, — тянет Сивый в воспоминаниях Малфоя-младшего.

Сжимает зубы до скрипа, а три Аврора уже вытаскивают из петли свежий труп.

— Это виселица, — вторит Рон, рассматривая рисунок.

Возвращая её на грешную землю, в волшебный Хогвартс, в своё собственное тело. Уизли, наколдовав Люмос, подносит кончик палочки к черным мазкам на сером камне.

— Вот же посмотри: помост, столб, перекладина…

Он тянется свободной рукой к линиям, хочет обвести их для наглядности. Чтобы доказать Гермионе свою правоту, образумить такой детской нелепицей.

— Не трогай! — она рявкает.

Чжоу подскакивает на месте, а Рон, так и не коснувшись рисунка, переводит на Гермиону удивленный взгляд. Уизли глотает медленно, лицо его становится вмиг серьёзным, почти черным от нахлынувших ощущений.

— Что с тобой? — спрашивает он глухо.

Грейнджер прикрывает глаза всего на секунду. Просто ищет место для вздоха, для возможности манёвра от собственной агрессии и беспомощности. Чанг хихикает, и глаза распахиваются сами собой. За мгновение Чжоу, вооружившись палочкой, дорисовывает на помосте болтающегося в веревке висельника. Круг — тяжёлое изуродованное лицо Сивого. Линия — тесная чёрная мантия. Линия, линия — безвольно рухнувшие в небытие руки-плети.

— Ну правда же, он прав, Гермиона, — Чжоу заканчивает рисунок, дорисовав грустный смайлик в кругу, — Виселица!

— Вспомнить бы заклинание, — бормочет Рон, не поворачиваясь к Чанг. — В детстве мы умели их оживлять.

Пришёл бы на казнь — видел бы, как этот живой становится мёртвым.

Три.

Два.

Она не может остановиться. Прикусить язык не получается. Возможно, она даже не старается.

— Вы, что, совсем ополоумели? — Грейнджер звучит тихо. Шипит, сузив глаза.

Рон хмурится, сводит брови, пока Чанг, потупив взгляд, отступает в темноту коридора.

— Я пойду, наверное… — Чжоу вертит волшебную палочку в ладонях. — Рон. Гермиона.

И Чанг уходит. Оставив Гермиону, наступившую на гранату в сердце полутёмного коридора. Наедине с собственным другом. Которому очень нужны ответы. У неё же нет ничего, кроме вопросов. Кончающегося терпения. Жжёного чувства тошноты на языке.

— Гермиона, — он серьезен кажется, как никогда.

Грейнджер тянет время. Размазывает паузу по плотному, окутавшему их обоих воздуху. Рон перекатывается с пятки на носок, прибавляет пытливости во взгляде. Гермиона вздыхает. Тяжело и глубоко. Немного кривится, а затем:

— Минус пять очков Рейвенкло за хождение по коридорам после отбоя.

В нарастающей тишине Уизли кажется, что он слышит, как глубокие, ярко-синие рубины возвращаются в верхнюю часть колбы, находящейся на первом этаже в холле.

— Да брось, — Рон продолжает. — Давай поговорим.

— Не о чем здесь разговаривать, — отрезает Гермиона.

Она собирается продолжить обход. Миновав стоящего неподвижно Рона, не глядя, взмахивает волшебной палочкой. Невербально приказывает рисунку исчезнуть. Умоляет сознание стереть и запечатанный под веками силуэт Сивого. Едва ли накатившая на тело мелкая дрожь отступает, предоставив возможность разгуляться железному напряжению. Натягивающему каждую мышцу, вену и клетку.

— Гермиона!

— Мне нужно побыть одной!

— Гермиона!

— Оставь.

И он оставляет. Снова. Потому, что не знает, как и что.

Рональд Уизли отступает, сдаётся во власть ситуации, к которой с какой стороны не подойди — сплошной ров, усыпанный отрубленными головами и острозубыми пираньями. Рон уходит. В совершенно противоположную сторону. Засунув руки в карманы спортивных штанов, мазнув взглядом по безликому рисунку, который остался на стене неприметной кляксой. Не обратив никакого внимания на то, что рисунок не исчез. Не прочувствовав, что всё стало хуже.

* * *

Она долго не может уснуть. Ворочается с боку на бок, заставляя себя прокрутить весь прошедший день под веками. Снова и снова. Ей не спится. Ничего нового, конечно, но этой ночью как-то по-особенному. Сердце бьется гулкими ударами во всем теле.

Виселица.

Ну конечно же!

Это же так логично!

Такая правильная детская забава!

Мысли дрянным мотивом выплясывают на подкорке. Она не хочет искать горе, захлебываться в нём ночами, трястись под одеялом, будучи не в состоянии взять контроль над ним.

Виселица.

Она даже позволяет себе усмехнуться. Ворочается, устраиваясь удобнее. Не выдерживает, наткнувшись на воспоминание о рисунке. Снова. Кажется, она произнесла неверное заклинание. И теперь он там, с этой неправильно грустной улыбкой. Она не закончила дело. Не завершила исправление.

Чёрт. Еще пара поворотов вокруг своей оси. Сон и не собирается приходить. Впрочем, как и песочный человек.

Аккуратная ножка сама собой ныряет в ботинки, стоящие у кровати.

Она обожает ночные прогулки.

* * *

Утро следующего дня накрывает Хогвартс серебристым покрывалом мелкого дождя. Затяжного и холодного. Каминный и факельный свет от этой серости теряет всю свою теплоту. Ночная дымка ещё не успевает забиться в ветвистые корни деревьев Запретного Леса, а Малфоя уже поднимают с кровати. Алая вопилка пеплом рассыпается на покрывале прямо на его колени. Настойчивый голос Грейджер прогоняет остатки беспокойного сна. Драко гневно сопит, продолжая испепелять ошметки записки взглядом. Острые скулы покрываются алыми пятнами, пока обнаженная грудная клетка совершает натужный выдох.

— …и, если ты сейчас же не покинешь свою кровать, поверь мне, Слизерин с тобою во главе пожалеет, что я выжила.

Малфой прикрывает глаза, пару раз щипает себя за переносицу, а затем, ведомый каким-то мутным порывом, встаёт и направляется в ванную комнату. Лениво перебрав все известные ему проклятья, Драко застегивает черную рубашку. Чем быстрее каждая пуговица сцепляет два куска ткани, тем легче ему смотреть за тем, как ещё розовеющие шрамы прячутся под тонким хлопком. Короткий взгляд в зеркало — всё ещё он, всё ещё здесь.

Пересекая гостиную, он не глядя бросает Инсендио в потухший камин, перехватывает ещё одну проскользнувшую в комнату вопилку. Сжимает твёрдый картон в кулаке, не дав произнести ему ни слова. Магия пищит под его пальцами.

Грейнджер он встречает у входа. Вся в чёрном: кеды, брюки, водолазка, мантия. Даже волосы кажутся смольными в этом мраке, от каштанового ни следа. Шутка про похороны расцветает в секундном молчании. Они оба знают, что Малфой хотел сказать. Считав забаву с его лица, Гермиона улыбается уголком рта. Сканирует его взглядом. Драко прислоняется к противоположной стене, складывает руки на груди.

Да пошли вы все.

— Я думал, Гриффиндор начинает действовать сразу после первого предупреждения, — ему хочется размять шею. Так, словно впереди у них целая дуэль.

— Не было никакого желания ворошить змеиное гнездо в такую рань, — она смотрит прямо Малфою в лицо.

— Тогда снова пустые слова, — Драко пожимает плечами. — Как предсказуемо.

Они оба дают шанс для искры. Вот сейчас всё снова вспыхнет, разгорится адским пламенем. Кончится вековой войной, разбитыми губами, снятыми балами, лишением значков, выговором.

Грязнокровка.

Прихлебатель Воландеморта.

Подстилка Поттера.

Убийца.

Они смотрят друг на друга. Долго. Время патокой растекается перед ними. Вязко оплетает факелы, стены и их руки. Грейнджер склоняет голову набок, Малфой едва слышно фыркает. Ожидание. Совсем пустое.

Ни че го.

Только привкус свинца во рту.

— МакГонагалл ждёт, — говорит Гермиона, не прекращая смотреть ему в глаза.

— Я не хочу, — отвечает Малфой честно.

Целится этой правдой Гермионе в голову. Кажется, промазывает, задев плечо. Грейджер пожимает им. Оттолкнувшись от стены, она одёргивает свою мантию и смотрит на него слишком высокомерно.

— Никто не хочет, Малфой.

Непозволительно нагло. Даже при таких «дано».

Она смотрит на него так, как не позволяла смотреть на суде. На всех разбирательствах. На матчах по квиддичу, которые выигрывал Гриффиндор. На экзаменах. На уроках Снейпа, когда зелье у неё получалось возмутительно идеальным.

Она смотрит на него так, будто она жива. И она победила. Будто не она разваливалась на части, стоя перед Хогвартсом почти на коленях. Будто он не видел всего этого. Будто она есть, а его не существует. Она смотрит — отменяя всю свою боль и ничтожность.

И наконец-то он бесится. Заводится буквально в секунду. Видимо, до этого времени спичкой чиркали не у того баллона с газом. Всё рушится в нём, падает с оглушительным треском. Сознанием бежит вперед с воплем, не помня плана эвакуации, просто придумывая ответ на ходу. Драко находит выход на ощупь, и он его устраивает.

— Отлично, — плюет Малфой, злясь. — Просто прекрасно. Как пожелаете, миледи.

Драко в два шага догоняет Грейнджер. Хватает девушку чуть выше локтя с такой силой, что ругань невольно срывается с её губ. Гермиона пытается выдернуть руку из его хватки, пихает плечом в плечо, но Малфой непоколебим. Коршуном вцепившись в Грейнджер, он тащит её вперед по коридору, к лестнице, ведущей в холл. Она отбивается, выудив волшебную палочку свободной рукой. Грейнджер почти готова бросить заклинание, но Малфой тормозит. Так резко, что, отпусти он её — худое тело поздоровалось бы с первыми ступеньками.

— Ты что себе позвол… — она вырывается, выставляя палочку вперед.

— Нет, Грейнджер, — он почти кричит на неё, тон явно выше ледяного спокойствия, горячее тихой угрозы, — я, блять, прокляну тебя, если потребуется. Если твоей чертовой МакГонагалл нужен труп грязнокровки, чтобы понять, что мне нахрен не сдались эти обязанности старосты — я это устрою.

— Малфой, — она смотрит на него, зло прищурившись.

— Я не шучу, — Малфой делает шаг к ней, кончик волшебной палочки упирается в быстро вздымающуюся и опускающуюся грудь. — Не понимаю, что в словах «отвалите» вы обе не понимаете.

— Я прямо сейчас превращу тебя в лягушку, — Грейнджер буравит его взглядом, — скормлю тебе кальмару в озере, и все твои проблемы будут решены. В один момент!

— Давай! — Малфой толкается грудью в её палочку.

Он смотрит на неё сверху вниз. Заглядывает в расширившиеся зрачки, ловит ртом горячее дыхание. Ярость ледяными мурашками проходится по его загривку, когда Грейнджер сильнее надавливает волшебной палочкой ему на грудь. Чуть левее проклятого значка старостата, который догнал их и приклеился к малфоевской рубашке, пока Драко волок Грейнджер по коридору. Гермиона сгибает руку в локте, и они оказываются еще ближе. Кончик волшебного древка, скользнув вверх, утыкается Малфою в кадык. Ему кажется, что она считает секунды, пытается совладать с захватившим разумом желанием действительно превратить его в какую-нибудь тварь.

— Ну? — Малфой вскидывает бровь.

Драко наклоняется совсем близко к её лицу, цепляет кончиком носа нос Гермионы.

— Слабо?

Она перестает дышать, он подмечает это в тот момент, когда становится ясно, что и его лёгкие замерли в ожидании. Грейнджер тяжело сглатывает, пока её взгляд мечется по лицу Малфоя.

— Ещё… — она мягко кашлянув продолжает, — ещё слово, и я применю Империус.

— Ты не хочешь вылететь из школы, Грейнджер, — самодовольным шёпотом сообщает ей Малфой.

— Никто не хочет, Малфой, — повторяет она сама за собой.

Это тупик. Малфой так неожиданно врезается в несущую стену головой, что хочется отскочить тут же. И ему хочется сказать что-то еще. Вернуть ей всю эту чертовщину, которая за пару минут наплодила ещё больше вопросов. Подкинула ещё больше тем для самокопания.

Грейнджер отступает. И они оба снова могут дышать. Она прячет волшебную палочку в карман мантии и поднимается по лестнице.

— МакГонагалл, Малфой.

Малфой сжимает ладони в кулаки. Разжимает. Провожает фигуру Грейнджер тяжёлым взглядом. Короткие ногти опять впиваются в кожу. Бесконечное издевательство. Он догоняет её на последних ступенях, собирается бросить какую-то колкость. Не успевает, подавившись собственным языком.

С грохотом и отвратительным хрустом.

Словно вязанка хвороста. Треск вредных сухих поленьев в камине.

Не издав не единого крика.

Грейнджер отшатывается назад. Малфой успевает поймать её за локоть, не дав слететь с лестницы. Пальцы зарываются в теплые складки рукава мантии.

Рухнув в пропасть тряпичной куклой, которую в последний миг подхватил нерадивый кукловод.

Тело дергается вверх, а затем замирает.

Бестолково покачиваясь в воздухе.

Почти как легкое пугало на ветру.

— Твою ж… — глотку сковывает железным спазмом ужаса.

Малфой тянет Грейнджер в сторону и на себя. Так, чтобы черные квадратные каблуки ботинок на раскачивающихся в воздухе ногах не задели её лицо. Грейнджер колотит мелкой дрожью, и она не в силах перестать смотреть наверх.

Перестань. Перестань. Перестань. Отвернись.

Малфой твердит это самому себе. Буква за буквой. Но глаза намертво приклеиваются к толстому канату, привязанному к балке под самым потолком. Высокий двадцатиметровый свод прячет перекрытия, пауков и крепкую веревку. Грубые узлы опоясаны кольцами мерцающей магии. На другом конце верёвки, прямо над головами Гермионы и Малфоя болтается бездыханное тело. Обёрнутое в школьную форму. С неестественно вывернутой шеей. Ровные чёрные пряди закрывают искаженное лицо милой девчонки. Застенчивой хохотушки, первой влюблённости самого Гарри Поттера.

Труп Чжоу Чанг покачивается на скрипучем канате.

— Грейнджер, — Малфой, не отводя взгляда от тела, повисшего в воздухе, пытается оттянуть Гермиону еще дальше. Вытолкнуть её в холл.

Гермиона едва передвигает ноги, дрожащей рукой тянется за палочкой, которая, как назло, потерялась в складках глубокого кармана. Ей не удается сделать и вдоха, но слова срываются сами собой.

— Это же Чжоу, Малфой. Чжоу Чанг.

— Я знаю, — голос Драко эхом отбивается от стен. — Я. Знаю.

Громогласный удар колокола вибрирующей волной разносится по всему замку. Хогвартс просыпается. Ученики покидают свои кровати, раскрывают шкафы, тянутся к тумбочкам, усыпанными обертками от шоколадных лягушек. Дождь, набирая обороты, что есть силы барабанит по стеклам и витражам. И, пока новый день, обернувшись в саван из воды и жухлых листьев застилает горизонт, тело Чжоу мягко покачивается на темно-бежевом скрипучем канате.

Я знаю.

Плохо зашнурованный ботинок срывает с расслабленной ступни. Ударяется об пол. И Гермиона Грейнджер открывает свой рот.

Чтобы закричать.

Примечания: