Шерлок Холмс и корнуэльская загадка (джен)

Портвен, месяц спустя  

Доктор Мартин Эллингхем сидел в своём кабинете, замерев, словно статуя, и слушал, как в приёмной собиралась домой его секретарь Морвенна. Обычно в это время она всегда разговаривала по телефону, одновременно пытаясь выключить компьютер, впихнуть в маленькую сумочку кучу каких-то безделушек, с которыми она не расставалась, и подкрасить тушью и так достаточно выразительные глаза. Однако сегодня Морвенна почти не шумела. Она ни с кем не разговаривала по телефону, да и сумочку собирала не так суетливо и поспешно, как она это обычно делала.

Подумав об этом, доктор Мартин не мог не почувствовать некое удивление. Он редко замечал детали из жизни окружающих его людей, если они не касались каких-либо медицинских проблем или феноменов. Из-за этого, он смутно это чувствовал, его поведение часто вызывало упрёки со стороны его жены Луизы. Всё то время, что они друг друга знали, она упорно пыталась привить ему хоть какие-то ростки эмпатии и человеческого сострадания, но, по всей видимости, в этом деле особых успехов она не достигла, что лишь приводило к новым конфликтам между ними.

Наверное, в этом была причина того, что сейчас, после окончания рабочего дня, Мартин по-прежнему сидел в своём кабинете, вместо того чтобы пойти на набережную и купить свежую рыбу на ужин. Луиза ненавидела рыбу. Ну, то есть, Луиза ненавидела то, что они ели её каждый вечер. Но ведь это было правильно. Рыба была богата витаминами и минералами и, в отличие от жирного, вчерашней свежести мяса, которое доставляли в Портвен непонятно откуда, поступала на их стол буквально с моря — разве можно было найти пищу здоровее? Но почему-то Луиза этого не понимала, и данное обстоятельство огорчало Мартина. В конце концов, он ничего никому не хотел навязывать.

Впрочем, подумал доктор Мартин, в этом-то и была его слабость. Он ничего никому не мог навязать. По крайней мере, здесь, в Портвене. В Лондоне, когда он работал хирургом в престижной больнице, он не сталкивался ни с чьим противодействием. Под наркозом сложно начинать споры о целесообразности того или иного метода лечения, а что касалось его коллег или даже начальства, то они либо слишком сильно его боялись, либо просто осознавали всю бесперспективность спора со знаменитым доктором Эллингхемом. Однако здесь, в Портвене, всё было совсем не так. Вообще-то, всё было с точностью до наоборот. В Портвене самая древняя бабулька, полностью выжившая из ума, считала своим долгом оспаривать его диагноз или упорно сопротивляться принятию тех или иных лекарств или того или иного метода лечения. Не поспоришь с доктором, и день пройдёт зря — ведь в таком случае дело не дойдёт до несчастного случая на виду у всей деревни, обсуждать который местные рыбаки будут всю следующую неделю. Ведь при таком раскладе доктору Мартину Эллингхему не придётся бросать пациентов в приёмной и сломя голову бежать на помощь очередному идиоту, моля Бога о том, чтобы лекарств в его чемоданчике хватило до приезда скорой из Труру.

Уже спустя две недели такой жизни доктор Мартин возненавидел Портвен и его обитателей так сильно, что любой другой человек на его месте, лишённый его выдержки и силы воли, уже давно бы перебил половину жителей этой окаянной деревни, а затем сам бы свёл счёты с жизнью. Но Мартин Эллингхем не был обычным человеком или обычным доктором. Сначала его удерживало какое-то иррациональное чувство противоречия. Никогда в своей жизни Мартин не брался за заведомо провальное дело, и ему не хотелось опускать руки и с позором покидать необузданный Портвен, расписываясь таким образом в своём поражении. С другой стороны, в Портвене он не был таким уж аутсайдером, как могло бы показаться на первый взгляд. В этой деревне всю жизнь прожила его младшая тётушка Джоан (и оставила в наследство ферму своей старшей сестре Рут, которая, как и Мартин, имела отношение к медицине — пусть и была всего лишь психиатром). И в этой деревне доктор Мартин встретил свою настоящую любовь.

Его первая встреча с Луизой Глассон прошла хуже некуда — она была возмущена его «грубостью», когда он заметил у неё серьёзное глазное заболевание, а поскольку она входила в состав комиссии, утвердившей его в должности семейного врача Портвена, новые непонимания не заставили себя долго ждать. Но потом что-то между ними промелькнуло. Точнее, Мартин, конечно, понимал, что сам он влюбился в неё почти сразу же. Влюбился, сам не зная, почему. Наверное, потому, что она была самым светлым лучом во всей его жизни, не только на портвенском её этапе. Луиза была доброй, красивой и очень сердечной. В какой-то степени, они с Мартином были коллегами. Он — семейный врач, вынужденный разбираться с любыми проблемами, от застарелой подагры до подростковых прыщей. Она — учитель, а затем директор местной школы, каждый день сражающаяся с самыми разнообразными житейскими трудностями. В Портвене они оба были вхожи в каждый дом и имели право знать секреты, которые могли быть неизвестны даже самым близким людям. Когда в редкие минуты умиротворения на Мартина вдруг находило философское настроение, он думал о том, что они двое в каком-то отношении были ангелами-хранителями всей деревни, не давая её жителям окончательно сойти с ума. В этом смысле они должны бы были стать идеальной парой, но…

Подавляя желание поморщиться от столь сентиментальной мысли, Мартин осторожно поправил лежащую на столе ручку, вновь приходя в себя. Он любил Луизу, да. И она любила его. Но идеальной парой они никогда не были. И точно никогда не будут.

Последние несколько лет их бросало из крайности в крайность, как бросает из жара в холод страдающего горячкой больного. Они не могли жить друг без друга, но совместная жизнь порождала столько противоречий и трений, что порой это было невыносимо. Они пытались расстаться в день собственной свадьбы. Пытались расстаться, ожидая появления своего малыша. Пытались расстаться, когда полоумная аптекарша похитила этого самого малыша и вместе с ним заперлась в башне замка, местной «достопримечательности». Все противоречия в эти моменты проступали особенно ясно. Её общительность и его замкнутость. Её экстравертность и его интровертность. Её привычка быть в центре внимания и его нелюдимость. Её приветливое отношение к людям и его откровенная мизантропия. И, как венец всему — его перманентная гемофобия.

Ничто не заставляло его презирать себя самого так сильно, как эта боязнь крови — фобия, из-за которой он и вынужден был оставить престижную должность в Лондоне и переехать в ту Богом забытую дыру, которой являлся Портвен. В какой-то момент казалось, что он сумел её побороть, но недавно всё вернулось с новой силой. Мартин понимал, почему это произошло. Понимала это и его тётя Рут, которая, однако, была слишком сдержанна и даже безымоциональна, чтобы говорить об этом вслух. Только Луиза, возможно, этого не понимала. Она была проницательным человеком, но в данной ситуации её природная открытость и невзыскательность не давали ей увидеть того, что находилось прямо у неё под носом. Гемофобия вновь начала терзать доктора Мартина, когда в их с Луизой семейной жизни начались серьёзные проблемы. Когда он опять остро ощутил ту неуверенность и безысходность, что охватила его тогда, во время той памятной операции, когда он не смог довести дело до конца, потому что поддался эмоциям. Когда он понял, что будущее, такое, каким оно виделось ему сейчас — с Луизой, с их сыном Джеймсом, в этом вечно недомогающем Портвене — вызывает у него ужас. Когда он понял, что не уверен в том, выдержит ли он такую жизнь.

Циничность этой впервые ясно сформулированной мысли привела доктора Мартина в такое смятение, что он наверняка ещё долго сидел бы за столом в своём кабинете, находясь в состоянии тяжёлой внутренней борьбы, если бы его размышления не прервали голоса, вдруг начавшие раздаваться в приёмной.

— Боюсь, сэр, мы уже закрыты…

— О, я уверен, для меня доктор сделает исключение.

Мартин ещё не понял, что происходит, когда его тело уже отреагировало в правильном направлении — он поднялся с места и, отработанным годами практики движением пригибая голову, чтобы не стукнуться о слишком низкую притолоку, вышел в приёмную. Как только он увидел сегодняшнего позднего посетителя, занимавшие его до этого мысли временно отошли на второй план, а его губы непроизвольно сжались в тонкую полоску, с завидным упорством сопротивляясь его рефлексу скривить их в гримасе отвращения.

Мужчиной, которого Морвенна, волей-неволей, всё же вынуждена была впустить (определённо, сегодня она словно растеряла половину своего обычного боевого задора), был Гэвин Питерс, представитель Национальной службы здравоохранения. Доктор Мартин познакомился с ним вчера, и знакомство это, как и в девяноста девяти процентах случаев, пришлось ему совсем не по душе. Питерс был одним из тех псевдообразованных чиновников, которые ставили своей целью делать всё, чтобы работа врачей по всей стране была максимально затруднена бесконечными придирками, проверками и препятствиями в виде гор бюрократической чуши, не имеющей никакого отношения к медицине. Даже внешность новоприбывшего об этом свидетельствовала: маленькие пристальные глаза терялись на фоне заострённого носа, а невразумительная причёска (он слегка отпустил волосы, что придавало ему сходство с каким-нибудь музыкантом 1960-х гг.) не вызывала к нему никакого доверия. Доктор Мартин уже имел удовольствие познакомиться с Питерсом утром (тот пришёл ещё до открытия приёмной, поведал о своей миссии и даже вручил доктору свою визитку, которую тот использовал при нём, чтобы счистить с пиджака птичий помёт), отчего его негодование по поводу этой повторной встречи лишь возросло.

— Доктор Эллингхем!.. — воскликнул Питерс, делая несколько шагов навстречу Мартину; лицо его при этом имело то тупое выражение искусственной приветливости, что так бесило доктора у наиболее услужливых портвенских продавцов.

— Что вы здесь делаете? — как и обычно, ничуть не стараясь скрыть своего недовольства, спросил Мартин. — Вы уже приходили утром.

— Да, но это было в начале вашего рабочего дня, а теперь…

— А теперь он подошёл к концу. Я рад, что вы заметили.

Морвенна, до того хранившая молчание, чтобы не нарушать целостности сцены, не смогла сдержать смешка. Питерс, впрочем, сделал вид, что по-свойски прощает доктору его грубость.

— Доктор Эллингхем, как я уже сказал утром, моя работа состоит в том, чтобы оценить вашу деятельность на посту семейного врача Портвена, и в течение всего дня у меня была возможность пообщаться с вашими пациентами…

Мартина на этих словах передёрнуло, словно он проглотил целый лимон без кожуры.

— Мистер Питерс, я не желаю, чтобы вы приходили сюда в нерабочее время и досаждали мне рассказами о ваших наблюдениях и прочей ерундой. Всего хорошего, — с этими словами он развернулся и направился в жилую часть дома.

— Доктор Эллингхем, я…

— Морвенна, пожалуйста, проводите гостя.

Не в силах скрыть весёлого блеска в глазах, Морвенна попыталась придать своему облику как можно больше солидности и проговорила:

— Мистер Питерс, боюсь, я вынуждена попросить вас уйти. Приходите завтра, ладно?

Питерс больше ничего не сказал, и доктор, скрывшийся на кухне своей квартиры, не увидел ни его неодобрительного взгляда, ни лица Морвенны, которая, выпроводив гостя и собрав свои вещи, вновь приняла какой-то несвойственный ей озабоченный вид.

Оставшись наедине со своими мыслями, доктор Мартин подумал, что надо бы сходить за свежей рыбой, что было его привычным ритуалом все эти годы, как вдруг задняя дверь, выходившая прямо на кухню, открылась, и в дом въехала детская коляска с его сыном Джеймсом, а за ней зашла Луиза, его жена.

— А, Мартин, добрый вечер, — на уставшем лице Луизы появилось лёгкое удивление, словно она не ожидала застать мужа дома. — Я думала, ты уже ушёл. Хорошо, что мы тебя застали — я купила рыбу по дороге, можешь никуда не ходить.

— О, — только и сказал доктор Мартин. Почему-то в присутствии жены он словно забывал о своем обычном настрое, так что сложно становилось увидеть в нём человека, что был столь резок с Гэвином Питерсом какие-то несколько минут назад. Подойдя к коляске Джеймса, он привычным жестом коснулся тыльной стороной ладони его лба и сдержанно сказал:

— Джеймс, как дела?

Джеймс в ответ лишь с улыбкой что-то пролопотал, радостно демонстрируя отцу какую-то макабрического вида игрушку. Убедившись, что с сыном всё в порядке, доктор Мартин посмотрел на жену.

— Ты выглядишь уставшей, — прямо сказал он.

— Да ну?.. — Луиза не смогла удержаться от этой несколько язвительной реплики. Приложив тыльную сторону ладони ко лбу, она вздохнула. — Прости. Ты прав, я совсем замоталась. Организация праздника отнимает гораздо больше времени, чем я думала. И ещё мисс Коллинз уехала в отпуск как раз на эти две недели. Теперь я всё должна делать сама. От мисс Ишервуд, нашей новой уборщицы, помощи не дождёшься. Не знаю, зачем я только её наняла — у неё всё из рук валится…

Мартин стоически выслушал эти слова жены и от предпринятого усилия даже наморщил лоб.

— Давай, я приготовлю ужин, — наконец, предложил он. — А ты пока отдохни с Джеймсом Генри.

Примерно через час, оставив заранее накормленного сына играть в смежной с кухней гостиной, чета Эллингхемов принялась ужинать. Не без некоторого удивления доктор Мартин заметил, что Луиза на сей раз словно не замечала, что основным блюдом опять была рыба с овощами — мысли её явно занимало что-то другое.

— Ты знаешь, у Эла появился новый постоялец, — вдруг сказала она, накладывая себе новую порцию моркови с зелёным горошком.

Доктор Мартин вновь слегка наморщил лоб и не без удивления обнаружил, что нечто подобное не ускользнуло от его внимания.

— Да, — медленно сказал он, после того как тщательно прожевал очередной кусочек рыбы. — Кажется, тётя Рут мне об этом говорила.

— Да, она живёт уже пару недель, — по-прежнему не поднимая глаз, продолжала Луиза.

— Она? — повторил доктор Мартин.

— Да, — кивнула Луиза. — Молодая женщина из Лондона. И у неё есть сын. Ему полтора года. Я навестила их сегодня, перед тем как забрать Джеймса из садика.

— Ясно, — медленно кивнул доктор Мартин. Сейчас он отчего-то почувствовал какое-то смутное беспокойство. Он не понимал, к чему клонит жена, и это почему-то вызывало у него тревогу.

— Знаешь, мне показалось, что я откуда-то её знаю, — Луиза вдруг положила столовые приборы и задумчиво посмотрела куда-то перед собой. — Только не могу понять, откуда. Надо бы после ужина посмотреть в Интернете. И знаешь, её сын, он выглядит каким-то очень развитым для своих лет. Поэтому я хотела спросить, — Луиза перевела взгляд и посмотрела прямо на Мартина, — могут ли дети…

Договорить, однако, она не успела — за окном, ведущим во внутренний дворик, послышались тяжёлые шаги, сопровождаемые грудным сопением и сбивчивыми восклицаниями:

— Док!.. Док, скорее, нужна ваша помощь!..

Мартин и Луиза успели только подняться на ноги, как на кухню ввалилась массивная фигура Берта Ларча — местного водопроводчика, предпринимателя-неудачника, а в общем-то, просто своеобразного талисмана Портвена. Берт был одним из первых, с кем Мартин познакомился в деревне, и доктор так и не мог понять — по-прежнему ли Берт его раздражает, или же он смирился с его существованием, потому что наконец-то свыкся с жизнью в Портвене. Как ни удивительно, в последнее время Берт (а вместе с ним, и его сын Эл) завоевал симпатии Рут Эллингхем, вообще-то дамы довольно сдержанной, которую трудно было подкупить какими-либо очарованиями местного колорита. Впрочем, додумать эту мысль доктор Мартин не успел — Берт, запыхавшийся и еле стоявший на ногах, с трудом переводил дыхание, собираясь, видимо, сообщить цель своего столь позднего визита.

— Док, там миссис… миссис Мелоди… — держась за сердце, выдавил Берт. — Кажется… Кажется, у неё приступ…

— Бога ради! — не сдержался Мартин, в сердцах бросая на стол салфетку. — Берт, не говори, что ты бежал сюда, рискуя здоровьем, ради этой симулянтки!

— Мартин!.. — осуждающе шикнула Луиза. Она налила стакан воды и подала его Берту. Не в силах вымолвить ни слова и по-прежнему дыша, как паровоз, он лишь благодарно закивал и осушил стакан.

— Док, простите, но ей, кажется, правда нужна помощь… Я думаю… Я думаю, она задыхается…

— Главное, чтобы ты тут не задохнулся! — процедил Мартин. — Луиза, посиди с ним, я сейчас вернусь, — сказав это, он резким шагом вышел из кухни и прошёл в кабинет. Схватив отрывистым движением свой чемоданчик, он опять вернулся в жилую часть дома и через заднюю дверь, полностью игнорируя Берта и хлопотавшую над ним Луизу, вышел на улицу.

Спрашивать у Берта, где в данный момент находилась миссис Мелоди, не было никакой нужды. Дом портвенского семейного врача находился на возвышенности, с которой открывался прекрасный вид на залив и дамбу, так что оттуда хорошо просматривалась и портвенская школа, и небольшая площадь с видом на море, где всегда устраивались деревенские праздники. Однако, не мог не подумать Мартин, отрывисто шагая вниз и чувствуя, как его неизбежно подгоняет сила тяготения, там же чаще всего устраивались и медицинские «представления» с его участием. Здесь полоумная мать бывшего ухажёра Луизы пыталась пешком выйти в открытое море, здесь потерял сознание бывший любовник тёти Джоан, здесь бросилась под колёса его машины та эксцентричная дамочка, собачку которой он впоследствии так неуклюже раздавил. Конечно, ведь лучше места и не придумаешь — ведь где ещё внезапно падать в обморок, как не на самом посещаемом и самом просматриваемом месте в Портвене.

Сегодняшний случай также не стал исключением. Ритмично размахивая при ходьбе чемоданчиком, Мартин уже у дома заметил группу людей, столпившуюся вокруг распростёртой на земле фигуры, которой, по всей видимости, и была миссис Мелоди. На прошлой неделе она была у него на приёме и битых полчаса убеждала его в том, что у неё астма. Мартин, однако, не только не смог выявить у неё ни одного симптома этой болезни, но также с первых секунд убедился в том, что полоумная дамочка пытается её симулировать. По комментариям Морвенны, которая с завидной беззаботностью готова была их озвучивать, даже если доктор Мартин не проявлял ни малейшего желания слушать, он понял, что после смерти своего мужа женщина совсем съехала с катушек. В данный момент у неё гостила какая-то родственница, и можно было бы предположить, что это хоть как-то её развлечёт, но куда там — это же Портвен!

Привычно расталкивая в разные стороны собравшихся вокруг миссис Мелоди зевак — и почему именно в этой деревне процент людей, которым было нечем заняться, был столь высок?.. — доктор Мартин опустился на землю рядом с пострадавшей. Миссис Мелоди была сухонькой старушкой семидесяти восьми лет, так что её энтузиазму в симуляции болезни можно бы было позавидовать. Мартин был уверен: ещё пара минут такого душераздирающего кашля, и худенькое тело «больной» рассыплется прямо на глазах у изумлённой публики.

— Миссис Мелоди, что вы опять с собой сделали! — воскликнул Мартин, доставая из чемоданчика стетоскоп.

Старушка лишь замотала головой и замахала руками, усиленно делая вид, что не может сказать ни слова.

— Миссис Мелоди, прекратите этот спектакль сейчас же! У вас нет никакой астмы, и вы лишь симулируете приступ! Ваши лёгкие работают вполне нормально для вашего возраста, и ваши хрипы не имеют никакой медицинской природы! Прекратите это, сейчас же!

Пока доктор Мартин увещевал миссис Мелоди, послышался невразумительный ропот — это собравшиеся вокруг зеваки сочли своим долгом выразить свой скептицизм по поводу высказанного им мнения. Это обстоятельство лишь усилило его возмущение. С трудом сдерживаясь, он спрятал стетоскоп обратно в чемоданчик. По всей видимости, с начала «приступа» прошло уже больше десяти минут, и миссис Мелоди должна была уже начать выдыхаться.

Он оказался прав. Не в силах больше нагружать свои лёгкие надуманными хрипами и одышкой, миссис Мелоди завалилась на бок, изо всех сил вдыхая воздух, и затихла. Зеваки вокруг, повинуясь стадному инстинкту, разом замолчали, как зрители в цирке, с нетерпением ожидающие, что же вытащит из цилиндра так занимательно развлекающий их фокусник. И в это самое мгновение воздух прорезал истеричный вопль.

— Доктор Эллингхем, доктор Эллингхем!!

Возглас этот был такой силы, что у доктора Мартина заложило уши, и он невольно поморщился. Поднимаясь с колен и отряхивая брюки, он не без удовольствия отметил, что такой же эффект этот внезапный крик имел и на некоторых из окружавших его зевак.

— Доктор Эллингхем, доктор Эллингхем!!

Мысленно поручив начавшую приходить в себя миссис Мелоди заботам собравшихся рядом с ней сердобольцев, доктор Мартин, не обращая никакого внимания на раздававшиеся за его спиной призывы, направился обратно домой. Однако, поскольку у него уже не было никаких сил переходить на бег, очередная не запланированная на этот день встреча всё же его настигла.

— Доктор Эллингхем, слава Богу! Я так хотела с вами переговорить!

Нагнавшей доктора Мартина дамой, которая и была автором всех предыдущих истеричных воплей, была местная аптекарша, миссис Тишел. История взаимоотношения доктора Мартина и миссис Тишел уже давно стала притчей во языцех. Поскольку, ввиду перманентного отсутствия работавшего в другом городе мистера Тишела, у миссис Тишел выработалось по отношению к доктору Мартину нечто вроде симпатии, это не могло не действовать ему на нервы. Несколько месяцев назад, из-за передозировки совершенно не нужными ей лекарствами, миссис Тишел вообще впала в психоз и похитила маленького Джеймса Генри, ожидая, что доктор Мартин последует за ней. После этого случая она вынуждена была пройти курс реабилитации, окончившийся совсем недавно. С тех пор оба Эллингхема, и Мартин, и его жена, реагировали на каждое её появление весьма специфическим образом.

— Миссис Тишел, — не разжимая губ и не сбавляя шага, произнёс Мартин, стараясь не смотреть на аптекаршу.

— Доктор Эллингхем, эти невежы опять побеспокоили вас без повода! — судя по всему, воздуха в лёгких миссис Тишел было ещё больше, чем у миссис Мелоди, и быстрый шаг, почти бег, ничуть не мешал её речи. — Между прочим, эта миссис Мелоди недавно пыталась без рецепта купить у меня лекарство, но я сразу же ей сказала: без рецепта от доктора Эллингхема я ничего никому не продаю!

— Да, миссис Тишел, — кивнул Мартин, по-прежнему не сбавляя скорости.

— О, доктор, если бы у нас была возможность поговорить о новом выпуске журнала «Ланцет»!.. — миссис Тишел с нескрываемым трепетом прижала руки к груди. — Я знаю, у вас сейчас много дел, но завтра я как раз собиралась испечь творожный кекс, и…

— До свидания, миссис Тишел, — Мартин бросил на неё быстрый взгляд и зашагал ещё быстрее, почти переходя на бег.

Удивительно, но это подействовало (а может, миссис Тишел, как миссис Мелоди до неё, просто устала). Аптекарша, наконец, остановилась и в восхищении замерла, не сводя с удаляющегося доктора Мартина влюблённого взгляда.

— Ах, доктор!.. — только и прошептала она.

По всей видимости, в тот день боги были к доктору Мартину особенно немилосердны, ибо встрече с миссис Тишел суждено было стать не последним нежеланным для него разговором в тот вечер. Он уже поднимался к себе домой, как вдруг увидел припаркованную рядом с приёмной полицейскую машину.

— О Господи… — Мартин скривился, словно увидел перед собой нечто особенно неприятное, и попытался ускорить шаг, но ничего не вышло — он явно слишком устал, да и Луиза, видимо, желая проводить Берта, вышла на крыльцо и уже беседовала с констеблем Джо Пенхейлом.

Констебль Джо Пенхейл, по некотором размышлении, был именно тем, кто олицетворял саму суть Портвена, пожалуй, ещё лучше, чем Берт Ларч. Мартин постоянно ловил себя на мысли, что полицейского глупее в своей жизни он никогда не встречал. Даже в тех бессмысленных детективных сериалах, что так любила смотреть его матушка, когда он был маленьким, стражи порядка не были настолько недалёкими, неуклюжими и неосмотрительными. Констебль Джо Пенхейл попадал в неприятности в три раза чаще среднестатистического жителя Портвена, и почему-то именно Мартин был тем человеком, который был вынужден его из этих неприятностей вызволять. Кроме всего прочего, с самых первых дней своей жизни в Портвене Пенхейл почему-то вбил себе в голову, что они с доктором Мартином являются закадычными друзьями, и с завидным упорством, невзирая на полное неприятие этой идеи портвенским семейным врачом, продолжал придерживаться этой никак не обоснованной концепции.

— Док, наконец-то я вас застал!.. — Джо метнулся к доктору Мартину, сжимая в руках блокнотик и карандаш, которые он всегда доставал из кармана, когда ему требовалось что-то записать. — Док, это по поводу миссис Мелоди…

От возмущения доктор Мартин замер на месте и так сильно стиснул зубы, что они хрустнули.

— Пенхейл, как вы можете быть настолько невыносимы! — после очередного дня, полного бесполезных разговоров, терпение Мартина было готово с треском лопнуть в любую секунду. — Сначала Берт бежит ко мне домой с голословным утверждением о приступе астмы у этой старушенции, а теперь сюда являетесь вы с очередной бредовой историей!

— Мартин!.. — Луиза чуть не поперхнулась возмущением, когда услышала определение, которым её супруг наделил почтенную леди, и от шока на время лишилась дара речи. Берт, напротив, отнёсся к этому выпаду по-философски и довольно флегматично.

— Док, на вашем месте я бы прислушался к тому, что говорит Джо. Мне вот тоже кажется, что это всё довольно подозрительно…

— Да неужели! — Мартин, тщательно стараясь игнорировать всех троих, поднялся на крыльцо, намереваясь зайти в дом через парадную дверь, но Джо бросился ему наперерез.

— Док, да послушайте, это вообще не о миссис Мелоди, а о её родственнице, миссис… — Джо быстро опустил глаза в блокнот, чтобы свериться с записями, — миссис Кемпински.

— Она что, тоже больна какой-то неведомой болезнью?! — загнанный в угол, Мартин едва не брызгал слюной.

— Да нет! — воскликнул Джо. — Она мертва!

Грянувшая за этим утверждением тишина прерывалась лишь глубоким дыханием тщательно пытающегося успокоиться доктора Мартина. Наконец, медленно, голосом, в котором явно слышалась угроза, он произнёс:

— Пенхейл, почему вы решили, что это как-то меня касается?

Джо лишь вздохнул и сделал жест руками, словно расписываясь в собственном бессилии.

— Док, послушайте, мне не хочется вас в это втягивать, но я не знаю, что ещё сделать. Пару недель назад к миссис Мелоди приехала в гости её родственница, миссис Сара Кемпински. Она, видимо, очень старенькая, потому что передвигается в инвалидном кресле и, по словам миссис Мелоди, всё время лежит. Но пару недель назад, когда Эл вечером возвращался домой, он услышал, как у неё в саду кто-то бегает, напевая какую-то песню. А потом мисс Вуд, соседка миссис Мелоди — она живёт через два дома — своими глазами видела, как кто-то сидел на яблоневом дереве в том же саду. На следующий день я решил проведать миссис Мелоди, и она провела меня к миссис Кемпински. Та лежала в кровати, укутанная кучей одеял, и говорила каким-то странным голосом. Мне это всё показалось очень подозрительным, так что я навёл справки через базу данных и узнал, что единственная миссис Сара Кемпински, которая подходит по возрасту и описанию, умерла два месяца назад! Вот я и подумал — не может ли быть так, что она каким-то образом выжила и превратилась в оборотня? Потому что это единственное объяснение, которое я смог придумать, — развёл руками он.

Доктор Мартин, не моргая, смотрел на Пенхейла, и тут только понял, что смертельно устал. Нет, так больше продолжаться не могло. Если всё пойдёт так и дальше, он этого не вынесет.

— Опять вы несёте чушь, Пенхейл, — брезгливо поморщившись, он оттолкнул опешившего констебля и наконец-то вошёл в дом. В ушах у него шумело, и он не слышал, как Луиза извинилась за его поведение перед Джо и Бертом, попрощалась с ними и тоже зашла в дом.

Он думал, она устроит ему привычную сцену, и поэтому стоял в гостиной, спиной к входной двери, по-прежнему сжимая в правой руке свой медицинский чемоданчик. Однако на сей раз он оказался неправ. Луиза зашла в гостиную, скрестив руки на груди, и непривычно тихим голосом проговорила:

— Мне кажется, так больше продолжаться не может.

Не говоря больше ни слова, она вышла в коридор и начала подниматься по лестнице на второй этаж, а Мартин так и стоял в гостиной, словно превратившись в статую.