Кастелян - 3 (джен)

— Нет, чудовище! — холёный Локхартов палец нацелился мне в макушку. — Я не позволю тебе убивать невинных людей!

Я индифферентно шмыгнул носом. Решение очевидно: нужно позволить убивать виновных людей.

— А он мне в ответ: «Но я же ХОЧУ ЕСТЬ!» — патетично заорал лицедей театра одного актёра. — Гарри?

— Но я же хочу есть, — послушно промямлил я, меланхолично рассматривая совиную печеньку у себя в руках.

Как по заказу, у Уизли на задней парте жалобно и звучно отозвался пустой желудок. Неожиданный аккомпанемент удачно отрезонировал с тишиной затаившего дыхание класса. Народ радостно заржал.

— Партерные короеды, Гарри! — в сердцах рявкнул профессиональный рапсод собственных нетленок. — Ты же играешь оборотня, опоённого Зельем болтливости!

— Дык, я и болтаю, профессор. Так-то я молчун по жизни, вы же знаете.

Локхарт начал было набирать воздух для чего-то особенно экспрессивного, но в любительскую экранизацию влезла Грэйнджер.

— Профессор, но в начале урока это был вампир, а не оборотень!

Режиссёр-постановщик схватился за голову, уставился в пол и глухо зарычал. Не отрывая глаз от паркета, безошибочно вперил палец в настырную рецензентшу и отчеканил:

— Мы договорились, что вы будете молчать на моих уроках, мисс Грэйнджер! Эта лекция — для Гриффиндора, а не для воронов! Если уж попали к грифам, то хотя бы притворитесь, что вы в красных погонах!

Со стороны Слизерина послышались незлые аплодисменты, немедленно подхваченные гриффиндорской мужской галёркой. Последним просто нравилось всё, что унижало «противную заучку».

Грэйнджер возмущённо открыла рот, не зная, с какой темы начать: то ли с недопустимого в профессорских устах факультетского жаргонизма, то ли с немыслимости предположения, будто она может быть кем-то иным, кроме истинной гриффиндорки.

— Договор, Грэйнджер! — повернулся к ней преподаватель. — Вы помните условия? Вы молчите — и я ставлю в конце урока двадцать баллов Гриффиндору. Вы открываете рот — и я снимаю пятьдесят! Выбор за вами!

На Гермиону было жалко смотреть. Двадцать баллов за урок она не смогла бы получить, даже если бы ей позволяли отвечать всякий раз, когда она тянет руку. Это было предложение немыслимой щедрости. Но с другой стороны — ну как же можно молчать, если тебе есть что сказать по теме лекции?

Пользуясь тем, что Гилдерой переключился на высокопарный сценарный монолог, я незаметно улыбнулся. Девчонку закаливают. Уж не знаю, как у Локхарта с интеллектом, но струну он подобрал верную. Одно слово: знаток женской психологии.

Жаль, что Гермиона всё ещё остаётся одной из тех немногих, кого интересуют эти абстрактные баллы в песочных бутылках. Они с Перси — два сапога пара. Будущая староста, к гадалке не ходи.

После провального эксперимента с пикси Локхарт резко поменял учебную программу. Отныне мы держали палочки в чехлах и изучали исключительно изящную словесность, а уроки ЗОТИ превратились в литературные вечера с авторским декламированием художественных «учебников». Гилдерой выходил на середину класса и показывал в лицах, как и в каких выражениях он боролся с очередным чудовищем, а в качестве ассистента на роль монстра вызывал вашего покорного слугу. Все гилдероевские битвы проходили один на один, так что более одного ассистента ему не требовалось.

Формальных причин отказаться у меня не имелось. И хотя я делал всё для того, чтобы моя актёрская игра выглядела максимально отвратной, это веселило аудиторию ещё сильнее. Локхарт понял, что нашёл удачное решение: пусть и извращённым способом, но он открыл-таки возможность поднабрать популярности и в нашей школе. Классическая клоунская реприза: один комический паяц и один трагический. Комик осыпает трагика тортами и ругательствами, трагик меланхолично отряхивается.

— … А у меня всего ночь, чтобы подобрать нужный рецепт! — надрывался Локхарт, взывая к воображаемой луне на потолке. — Всего одна короткая ночь — измыслить то, что ещё никому и в голову не приходило!

Единственное, что печалило златокудрого импресарио — его находка работала только на двух факультетах второго курса. Он бы с удовольствием ангажировал нерадивого Поттера своим подсобным инвентарём на все уроки в календарной неделе, но тут уже сам Поттер имел законные основания уклониться от подобной чести.

А дела на других курсах у Локхарта шли неважно. Это только малолетних детей преподаватель-самодур может тиранить безнаказанно и безответно, а вот со старшими студентами нужно проявлять разумную осторожность. Они терпеть не станут.

— Что здесь может сработать? — Гилдерой метался от парты к парте, будто попсовик с приглушённым микрофоном, выпрыгнувший со сцены в зрительный зал «поближе к народу». — Сабельный осот? Слишком остр и горяч. Конопатая конопля? Законопатит с концами. Пестроструйная петрушка? Грохающий горох? Огорчительный огурец? Тыкающая тыква? Нет, нет, НЕТ! Всё, всё не то!.. И тут!! — Гилдерой надсадно возопил и потянулся к классу, будто пожираемый трясиной утопающий — за спасительным шестом: — Кто, кто мне подскажет, что прислало Гениальное Озарение по почте?!

— САЛАТ-ЛАТУК! — слитно гаркнул класс.

Это кино дети смотрели уже шестой раз. Хотел бы я сказать, что они его ненавидели, но… Красной половине аудитории оно нисколько не надоедало: уроки шли весело, а Локхарт изобретательно импровизировал и фантазировал, подчас с лютым пренебрежением к логике рассказанного минутой назад. Ну а Слизерин умел скрывать истинные эмоции за маской вежливого равнодушия.

Так вот, о старших курсах. В начале октября группа неустановленных лиц набила зарвавшемуся профессору его холёную морду. Подкараулили в безлюдном коридоре и устроили молниеносную «тёмную». Причина, вероятно, была очень весомой, потому что пойманных на таком ожидало бы однозначное исключение из школы. Снейпа, например, за всё десятилетие его одиозного эпатажа так никто и не побил.

Но обошлось: нападавшие не переговаривались, а «тёмная» была в прямом смысле тёмной: с применением Перуанского порошка мгновенной тьмы. Благо практические навыки у «бойца с бумажными троллями» оставляли желать лучшего. Снейп вот до сих пор может оставаться не бит именно потому, что и засаду бы обнаружил, и действенное сопротивление оказать способен, и отыскать постфактум истинных виновников более чем в состоянии.

После этого из гилдероевских речей на уроках исчезли ультимативные требования выкупать его учебники каждой твари по паре — то есть не только основными, но уже и запасными комплектами. Он по-прежнему не пропускал ни одного повода выказать своё презрение «помойным тряпкам» кустарных копий, но *требования*, да ещё и по два комплекта на каждого ученика — исчезли.

На этом последние пункты негласного общественного договора «Локхарт против школьного населения» были утрясены. Каждая сторона отныне готова терпеть другую, если демаркированные границы не нарушаются. К сожалению, окончание войны с коллективом не означает прекращения конфронтации с отдельными его членами.

— … Я знал, что этим подлым тварям никогда нельзя верить, — продолжал Локхарт. — И оказался прав! Упырь сидел в засаде на вершине высоченного дуба и ждал, когда я пройду под деревом, чтобы в стоярдовом прыжке сломать мне шею…

Гермиона стиснула зубы, опустила голову и закрыла лицо руками. Ей *очень* хотелось прокомментировать каждое второе слово в этих вольных авторских фантазиях, но двадцать очков — это двадцать очков.

Я же усилил отталкивающий щит вокруг себя. Геройский монолог подходил к концу, а отсутствие у Локхарта возможности лапать, хватать и тормошить своего ассистента позволяло мне удерживать меланхоличную отстранённость от того действа, которое преподаватель полагал моим унижением.

Локхарт основательно меня невзлюбил. Была ли тому причиной анкета, уязвившая его в лучших чувствах; или кампания против его книжной аферы со мной в зачинателях; или моё полное игнорирование его попыток вывести меня из себя; или же он подозревал меня — абсолютно правильно, кстати! — в начавшихся проблемах с его почитательницами — доподлинно не известно. Как по мне, и всех четырёх причин сразу было бы недостаточно, чтобы возыметь такой эффект, но я — не он.

Рано или поздно ему надоест изводить меня детсадовскими приёмами. Рано или поздно этот нарыв прорвётся. Он — не Снейп, он не способен терпеть мнимые унижения десятилетиями.

И развязка может оказаться очень нехорошей.

— Поняв, что обнаружен, крысолак оглушительно завыл, — приступил Гилдерой к кульминации. — Гарри!

Я вздохнул и вяло откусил от печеньки. Уизлевский желудок отозвался совсем уж истошно и отчаянно — точь в точь как леденящий душу переливчатый вой. Народ едва не попадал со стульев.

— Поттер, дай пожрать! — заорал Рон, обиженно перекрикивая общий ржач.

Я искренне удивился, но всё же выудил из кармана совиный коржик покрупнее и кинул его на галёрку. Пойманное птичье лакомство немедленно исчезло в голодном рту.

— Вкушно! — пришла уже рыжему пора удивляться. Народ начал икать.

— Это попкорн, — пояснил я недобро глядящему на меня Локхарту. — Рон сегодня не завтракал.

— Я, кажется, приказал вам завыть, мистер Поттер.

Томас с Финниганом дружно изобразили полицейские сирены.

— Я не умею, профессор, — вздохнул я. — У меня другие таланты. Почему бы вам не пригласить сюда Томаса вместо меня? Глядите сами: натуральный злодей, если постарается не смеяться.

К воющим присоединились Крэбб с Гойлом. Этот разговор тоже происходил не в первый раз: и отказ от вытья, и новая «отмазка», и приглашение присмотреться к кому-либо с гриффиндорской галёрки. Гилдерой предсказуемо ответил, что ему виднее, и продолжил повествование.

Интересно, зачем он вообще пошёл преподавать в школу? У него прекрасный бизнес, благодарное фанатское сообщество, высокая популярность и доходы… Были. Что он забыл среди сопляков, мало что понимающих в дамских романах и не имеющих столько свободных денег, сколько согласны платить домохозяйки? Сколько встреч с фанатами он мог бы провести за эти месяцы? Сколько нетленного текста сочинить? Вряд ли Дамблдор оставляет ему достаточно свободного времени на писательский труд. Хогвартс — каторга для энтузиастов, а не удвоитель галеоно-часа.

— … В последний момент я слегка придержал ход, и нетопырь со всего размаху грохнулся на землю, на дюйм разминувшись с моей сонной артерией. — Иллюстрируя озвученное, профессор изобразил что-то вроде танца живота в исполнении стареющего донжуана. — Не дав ему опомниться, я повалил зверюгу в грязь. Гарри! Ляг на землю!

Не споря о том, зачем валить на землю монстра, который уже вписался в грунт вместо геройской шеи, я сходил за свободным стулом и положил его перед профессором на пол.

— Это ещё что такое?!

— Дык, эта… Люди вальсируют со стульями, когда учатся танцевать, профессор. Вот и тут тоже — воображаемый партнёр… то есть монстр на земле. Или он у вас на бок приземлился? Щас перевернём!

С задних рядов донеслись подколки про другое количество ног и несоответствие пола.

— Ты мой ассистент! Мне нужно показать, как усмиряют вурдалаков! Ляг на землю!

— Там и вправду грязно, профессор. Извините.

— Что ж, — развёл руками Локхарт, театрально призывая класс в свидетели. — Поскольку мистер Поттер не желает выполнять свои обязанности, нам всем придётся напрягать воображение. Итак, метаморф вмазался в землю с вышибленным дыханием, и у меня была всего секунда, чтобы сделать всё необходимое!

Гилдерой выхватил палочку столь широким жестом, будто собирался дирижировать сводному оркестру на половине стадионных трибун. Я насторожился и усилил защиту.

— Во мгновение ока я оказываюсь на загривке и втыкаю палочку в незащищённое горло!

Локхарт бросился ко мне с палочкой наперевес, но наткнулся на невидимую стену и отпрыгнул назад.

— Проклятье, Поттер! Убери щиты!

Щас! Мне уже однажды воткнули Авадой в ногу. Насколько я понимаю школьную «судебную систему», взятки с этого придурка в любом случае будут гладки.

— Извините, профессор. Вы бы взяли всё-таки муляж, а то вдруг чего не так пойдёт.

Почему он вообще достал палочку, вот вопрос. Шестой раз мы слушаем его историю, и до сего дня он обходился только словесным помолом макаронных изделий.

— Я профессионал, Гарри! Этот приём я выполнял тысячи раз, и вам всем совершенно нечего бояться!

Вот профессионалы-то как раз никогда не размахивают заряженным оружием.

— Нет, профессор. И, пожалуй, хватать меня и тыкать даже простой деревяшкой — тоже не надо.

— Снял щиты, живо! Или ты не вылезешь с отработок до конца года!

Дело не в том, что «профессионал», преподающий ЗОТИ, отчего-то бессильно уговаривает второкурсника снять слабые невербальные щиты. Дело в том, что его палочка сейчас чем-то «разогрета». Кто знает, что за незаметная контактная гадость там припасена?

За что он меня так не любит, мопсина злопамятная? Ну да ладно, тогда и мы терпеть не будем.

— Обойдётесь. Вы руки после туалета не моете.

Слитное «фу-у-у!» по всему классу было лучшим образчиком месяца, как именно следует завывать вурдалаку на гоне. Вопреки опасениям, Локхарт не взорвался, лишь опасно сощурил глаза. Ох, непростую пакость он мне готовил!

— Как профессионал скажу тебе, Гарри: врать тоже нужно умеючи. За такое в приличном обществе на дуэль вызывают.

— Я к вашим услугам, — состроил я на лице наивную улыбку. — Но вы же не станете мыть руки ледяной водой?

— Ни в коем случае! Это вредно для кожи!

— Ну вот. А горячий кран в вашей личной уборной подклинило. На это ещё Квиррелл жаловался.

Прозвенел звонок, отвлекая народ от недоумения, откуда мне могут быть известны такие подробности.

— *Профессор* Квиррелл! — не выдержала Грэйнджер.

Локхарт шумно вдохнул воздух и с мстительным удовольствием рявкнул:

— Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора!

* * *

Идя на обед в Большой зал, я размышлял над своими хранительскими проблемами. Путь по замку для бескрылых длинен и извилист, да и я никуда не спешил, так что время для обдумывания у меня было.

Найденная в моём рабочем столе Книга Хранителя была ненавязчиво заложена кусочками пергамента в двух местах: водопровод и… некоторые системы внешней защиты Хогвартса. Намекали ли мне на предпочтительную очерёдность задач или именно этими проблемами был занят предыдущий Кастелян — не имеет значения: на эти две замковые структуры мне как минимум следовало обратить внимание.

Водопровод казался более лёгкой задачей. Ну ещё бы: мы прошлой зимой систему отопления в авральном режиме вытянули, а тут какая-то вода в трубах… Так я думал, пока не посмотрел на «упрощённую» схему замкового водоснабжения. После чего отложил Книгу и решил начать «с чего попроще»: а как это устроено у маглов. Отыскал пособия для самоделкиных, почитал и окончательно приуныл.

Вы думаете, водопровод — это просто трубы, краны и, для особо продвинутых, водонапорная башня с насосом и датчиками уровня? Ну, именно так ведь всё рисуют в школьных учебниках? А ничего, что трубы меняют линейные размеры при смене температуры? А водонапорные баки у себя хоть кто-нибудь на чердаке видел? А в своём посёлке разброс высот прикидывали? Почему в низине водяная струя из крана вас не сносит, в то время как в высотке на вершине холма вполне себе бодро течёт? Сто метров — это десять атмосфер разницы!

И ещё этот непонятный, но всесокрушающий монстр — гидроудар. И кавитация. Ржавчина, накипь, механические загрязнения, застойные области…

Я сидел с магловским каталогом трубопроводной арматуры и как баран пялился на выглядящие одинаковыми штуковины, ранее воспринимавшиеся мною как нефункциональные наросты на трубах: то ли результаты плохой обработки, то ли брутальные резьбовые соединения, то ли плоды тайной ненависти водопроводчиков к излишне длинным и ровным участкам их металлических кишок. Регуляторы давления, редукторы, фильтры, клапаны, компенсаторы — всё работает без электричества, пассивно и даже с минимумом движущихся деталей. Насосы, датчики, гидроаккумуляторы…

Магия добавляет новые возможности. Трубы в Хогвартсе зачарованы на обнуление трения, сохранение тепла, отталкивание известковых отложений и устойчивость к ржавлению. Резьбовых соединений нет: элементы просто сращивают в единый монолит. Насосов как таковых тоже нет: перекачивают чары на определённых участках гладкой трубы. Но понимал я в этом пока что критически мало. Вот, скажем, зачем нужна такая штука: труба по неизвестной причине расходится на три, несколько метров идёт в виде тройной спирали и потом опять соединяется? Или вот: почему водопровод в замке построен преимущественно на множестве вертикальных стояков и коротких горизонтальных ответвлениях от них, в то время как теплотранзит тяготеет к горизонтальной сети? Это и у маглов так, или только здесь, у нас?

Я мог присмотреться и рассказать, что делает то или иное заклинание на отдельном элементе трубопровода. Но я не понимал, почему вся система в целом построена именно так, а не иначе. И не развалится ли она, если внести в неё то или иное изменение.

Браться за ремонт без полного понимания нельзя. До сих пор удивляюсь, как мне удалось заменить теплогоны в прошлом году. Но там всё намного проще: магия перегоняла невесомое *нечто*, и мне лишь нужно было восстановить целостность этой сети. А вода — очень даже весомое, а ещё вязкое и несжимаемое вещество.

Ну и имелось ещё несколько объективных причин не спешить с активными действиями.

Для начала, водопровод действительно не горит настолько, насколько это было с отоплением в прошлом году. Трубы подтекают, напор кое-где слабый, вода по утрам еле тёплая — жить можно. Куда хуже будет, если это рухнет из-за моих «подновлений».

Во-вторых, я «бескрыл». Как, не имея возможности пользоваться полётными артефактами, я буду управляться со всеми этими стояками в вертикальных шахтах? Как добираться к месту работы через весь замок?

Третья причина весомее. За мной, похоже, следят.

Может быть, это паранойя — периодическое ощущение чужого взгляда в спину. В своей комнате мне совершенно спокойно, в гриффиндорской башне — тоже. В учебных аудиториях почти отпускает, в Большом зале, да ещё, извините, в туалетных кабинках тоже дают ненадолго расслабиться. Но стоит выйти утром из гостиной в замковый коридор — всё, начинается бурение затылка.

Длится это с середины сентября — сразу после полнолуния и вместе с открытием театрального сезона имени Локхарта на уроках ЗОТИ. Я уже голову себе сломал, кто или что это может быть. Замковые домовики мне верны: специально спрашивал у Фиби и у Барона. Портреты висят не везде. Привидения этим не занимаются. Следилка не была бы такой избирательной по территориям. Меня ведь именно что ведут наружным наблюдением: поджидают на выходе из предсказуемых мест вроде гостиной или Большого зала.

«Старые нарглы подглядывают чужими ушами сквозь завесу» — так сказала Луна. Понимай, как хочешь. В любом случае подруга не на шутку обеспокоилась и попросила на время свернуть всю тайную деятельность в замковых коридорах.

Может, я «простудился» под «лунным дождём»? Но если у вас паранойя — это не значит, что за вами не следят. Будь у меня возможность мгновенного перемещения, наружную слежку я бы оставил с носом, сразу прыгая из своей комнаты к месту работы.

Но нет худа без добра. Ожидая возвращения своих способностей к полётам и прыжкам, я имею возможность основательно изучить «Теоретический курс водопроводчика», чем и занят со всем усердием и интересом. А заказчик слежки, глядишь, потеряет к тому времени ко мне интерес: постоянное наблюдение отнимает ресурсы, бесполезно сжигаемые на подглядывание за скучным и законопослушным занудой. Если же мне срочно понадобится куда-то попасть среди ночи — есть мантия-невидимка.

А о защитных системах поговорим в следующий раз: я уже подошёл к Большому залу.

* * *

— Гарольд, ты идёшь сегодня в дуэльный клуб? — спросила Лаванда, когда с горячим было покончено.

Сидеть за обеденным столом в тёплой дружеской компании нам позволяли недолго. Сначала появился по-гоблински холодный Флитвик и исключавшим любые споры голосом отчитал Луну, потребовав впредь принимать пищу со своим факультетом и вообще помнить, куда именно она распределена.

Сразу после него необычную заботу проявила МакГонагалл, подойдя и забрав Джинни «к детям своего возраста, во избежание нежелательных инцидентов со старшими». Пересадили девочку отчего-то в исключительно мужской коллектив на год-два старше: Рон, близнецы, Томас, Финниган, Джордан и прочий гиперактивный львятник, с Перси на контроле.

И вот уже три недели мы обедаем в своём прошлогоднем составе, без щебетания молодого пополнения на застольных перемываниях костей. С Луной я могу переговариваться на любом расстоянии, а сидит она за своим столом так, что мы можем видеть лица друг друга. А вот Джинни новая компания на пользу не пошла: неутомимый рыжий огонёк стала мрачной и замкнутой, несмотря на то, что за едой её ежеминутно тормошат. Нужно бы с ней поговорить. Большой зал — не единственное место для совместного времяпровождения. Выполнение домашних заданий за общим столом в библиотеке пока никто не запрещал.

— Нет, Лаванда. Там наверняка обяжут участвовать в боях.

Двухметровые афиши о первом собрании Академического Профессионального Всебританского Боевого Дуэльного Клуба Имени Гилдероя Локхарта — все слова с большой буквы — появились сегодня утром при всех досках объявлений и сразу же вызвали небывалый ажиотаж. Выглядело так, будто кто-то из руководства решил возобновить традицию дуэльных спаррингов пятилетней давности, чтобы дети совсем уж не закисали: год назад Квиррелл хоть чему-то нас учил, а в нынешнем — одни лишь деревенские спектакли. Чарующую иллюзию портили имя и фамилия «основателя клуба». По прошествии месяца его художественного свиста слабо верилось, что наш профессор хотя бы «Люмос» зажжёт без осечки.

Афиши могут зазывать только в балаган. Истинный режиссёр указан в акрониме.

— Так это же здорово! — удивилась Браун. — Или ты боишься?

Я укоризненно посмотрел на неё. Но пронять такими гляделками можно было кого угодно, только не Лаванду: та отзеркалила мне гримасой нарочитой заинтересованности.

— Не хочу раскрывать свои карты, — ответил я.

— Да какие там карты, — отмахнулась Парвати. — Будем осыпать друг друга щекоткой. Это же учебные дуэли. Зря ты отказываешься, Гарольд: в таких поединках можно научиться нормально защищаться.

Как по мне, даже самые слабые карты за просто так дарить глупо. Отчего-то вспомнился сон с принудительной демонстрацией своих детских страхов руководству школы.

— Защите должны учить на уроках ЗОТИ, — буркнул я. — Почему мы даже не удивляемся, что об этом никто не вспоминает? Тем более что дуэль отличается от спарринга на занятиях так же, как квиддич — от «Полётов на мётлах». Свободная бойня без строгих правил.

— Бойни не допустят! Разрешают только безопасные заклинания, без исключений!

И как именно они собираются не допускать, интересно? Для экономии времени наверняка будут выгонять сражаться сразу с десяток пар. А над закипевшей свалкой — один лишь этот ходячий калейдоскоп. Что он сможет сделать, если даже у Снейпа котлы взрываются на каждом уроке?

Чем вы замотивируете детей соблюдать правила на «дуэли»? Дисквалификацией с олимпиады? Кого — всех придурков, получивших возможность оторваться на антагонистах? Зуб даю: нас ещё и против Слизерина выставят.

— С безопасными заклинаниями даже хуже, на самом деле, — пробормотал я.

— Ты перегрелся у Гилдероя под софитами? — хихикнула Лаванда. — Как это может быть хуже?

Я вздохнул. Как же им объяснить…

— Ладно, смотри. На дуэли нужно нейтрализовать противника, так?

— Не обязательно…

— Обязательно. Иначе это не дуэль, а отработка приёмов со спарринг-партнёром на уроке.

— Ну… Я пока не понимаю ход твоих рассуждений.

— А вот слушай. Нейтрализовать оппонента в регулируемом поединке без возможности как-то ему навредить — намного сложнее, чем в реальном уличном бою, когда можно бить в полную силу. На дуэли мне придётся постараться, чтобы у условного Фроджа даже кровь из носа не потекла.

И раскрыть больше карт.

— С другой стороны, — продолжил я, не давая Грэйнджер возмутиться самой мыслью о том, что гриффиндорец может сражаться с гриффиндорцем. — Самому мне защищаться в таком поединке придётся по максимуму, не рассчитывая на то, что противник будет деликатничать и избегать смертного боя.

И вскрыть ещё больше карт. Понаблюдав за мной в принудительном «учебном» бою, заинтересованные стороны узнают часть моих защитных техник и учтут их в своих будущих нападениях. До сих пор мне удавалось выйти сухим из воды лишь потому, что нападавшие не знали ни о моей способности «удлинять» путь летящего конструкта, ни о возможности обращения их магии против них самих. Обойти такую «защиту» несложно: достаточно ударить чем-то площадным или кастуемым по месту, а не из палочки.

А потому видеть мои реальные возможности будут лишь те, кто больше ничего никому рассказать не сможет. Цинично? А постоянно и как самим собой разумеющимся пытаться меня убить или покалечить — не цинично?

— Знаешь, это уже чересчур, — не утерпела Гермиона. Но я опять её мягко перебил.

— Ещё раз: безопасный бой требует бо́льшего мастерства и контроля, нежели безоглядный махач. Дело даже не в злой воле. Кто у нас вообще будет заморачиваться подобными тонкостями? Неумеха Финниган со спонтанной пироманией? Рон с перебинтованной палкой?

Грэйнджер посмурнела и задумалась. Пусть Локхарт нас ничему не учил, но были и другие уроки, на которых можно было вдоволь налюбоваться на навыки «колдунства» своих однокашников. Финниган у Флитвика постоянно поджигал наглядные пособия, а перед Уизли на Трансфигурации вообще больше никто не садился.

— Ну и… — Я заколебался, но всё же продолжил. — Ответственность за промахи у нас пониженная. Даже если Уизли убьёт меня Авадой у всех на глазах, его поймут и простят.

— Ну знаешь! Применение непростительных заклятий не предполагает амнистии! — отчеканила Грэйнджер. — Они потому и…

— Гарольд, я согласна с Гермионой, — серьёзно посмотрела на меня Парвати. — Существуют грани, за которыми, как ты иногда выражаешься, не отмажут.

То-то аврорам разрешили применять «неотмазываемые» без ограничений. И как-то «забыли» отменить эти «чрезвычайные меры» после окончания войны.

— Есть у маглов такая категория преступлений, — помолчав, тихо ответил я. — «Против человечества». Если вы помните, Рон Уизли поставил под угрозу само существование расы волшебников, среди бела дня пролетев через всю Англию на своём драндулете. Такое не прощается даже больше, чем Авада. И как, его наказали? Сурово? В углу хоть пару часов заставили постоять? Сладкого на завтрак лишили?

Я заметил, что Дамблдор странно смотрит в нашу сторону. Интересно, тут что, прослушку опять поставили? Надо бы проверить на досуге.

— Но он же целую неделю… кубки драил… — Гермиона возразила, потому что в силу своего правдолюбия не могла не озвучить единственный адвокатский довод. Хотя и она прекрасно понимала, что подобное наказание никак не соразмерно проступку.

— Это за расколоченный витраж, — глухо отрубил я, закругляя тему. Зря я её вообще начал.

Со стороны преподавательского стола раздались крики, звон посуды и грохот отбрасываемой мебели. Подскочивший со своего места Локхарт отпрыгнул на пару метров назад, выхватил палочку и дрожащей рукой нацелился куда-то в сторону тарелки с бараньим рагу. К выходу из зала мирно летела почтовая сова.

Лаванда с Парвати понимающе захихикали. Грэйнджер с укоризной уставилась на них, чем только усилила девичий смех.

— Не везёт Локхарту с поклонницами, — отсмеявшись, констатировала Браун.

— Профессору Локхарту! И это благодарные читатели, а не поклонницы!

Слово «благодарные» вызвало новый приступ хохота.

— Обучить бы тебя тысячам этикетных тонкостей всех времён и народов, — состроил я мечтательную мину. — А потом поставить репетитором при юном герцоге и консультантом по геральдике при главе рода. Разве плохо получилось бы?

А вы думаете, нельзя найти счастливого применения даже неисправимому и всепроникающему педантству? Вы плохой руководитель, если это так. Впрочем, у Гермионы много иных талантов, чтобы прожигать их вхолостую на подобной должности.

Локхарт меж тем убедился, что доставленное письмо не спешит взрываться или плеваться кислотой, а потому с опаской вернулся за стол и попытался палочкой отодвинуть конверт подальше. Зря.

С бабским криком «Это тебе из сэкономленных продуктов, сволочь!» в сиятельное лицо влетело парой тухлых яиц. Локхарт опять подпрыгнул, зацепился сослепу и опрокинулся вместе со стулом. Зал заржал.

Что поделать, в последний месяц дела с поклонницами у маэстро и вправду шли не очень. В лучшем случае приходящие письма были простыми вопиллерами: разозлённые читательницы справедливо полагали, что письменный вариант их «благодарных отзывов» будет отброшен после первого же прочитанного предложения. Но — я незаметно покосился на Парвати с Лавандой — британские ведьмы в большинстве своём умелее и изобретательнее британских колдунов.

А ведь я даже не пытался проявлять хотя бы каплю фантазии. Просто регулярно, два раза в неделю слал по очередному адресу короткое письмо с одной-единственной фразой:

«Жрать тебе нужно меньше, подруга».

Понятия не имею, почему они все так сильно обижаются.

— Основатель нашего дуэльного клуба — тот ещё бретер, — в очередной раз отдышавшись от хохота, протянула Лаванда. — Как думаете, нас в этом клубе хоть чему-нибудь научат? Это теперь такая замена ЗОТИ, только перенесённая на вторую половину дня?

— Вряд ли, — покачала головой Парвати. — Будет как со Снейпом: всё нужное вы должны знать уже к первому уроку, приступайте к варке, а я пойду посижу в кабинете. Гарольд прав: стоит сходить в спальню и одеться попроще.

«Официально» никто из нас не обязан сейчас знать ни «Протего», ни «Ступефай», ни «Петрификус» с «Экспеллиармусом», ни прочую дуэльную «обязаловку». Не показывали нам этого пока. Квиррелл смог вести адекватную практику лишь до середины зимы, а этот рифмоплёт… Ему бы впору и самому с первачками за партой посидеть.

И вот к чему нам, спрашивается, дуэльные поединки, если мы ничего из дуэльного не видели и не знаем? Кулаками помахать?

— Руководи клубом Флитвик — учили бы, — вздохнул я. — Но поскольку у руля — балетмейстер, нас натренируют правильному углу уставных поклонов и выверенной скорости приветственных реверансов.

Мрачневшая с каждой репликой Гермиона не выдержала:

— Так что же, практиковаться вообще ни с кем нельзя?

Отчего-то все опять посмотрели на меня.

— Можно. — Я помедлил, вспоминая дона Пивза. — С наставником, которому доверяешь. С хорошими друзьями. Когда спаррингующие уверены друг в друге. Когда есть причина, по которой никто из двоих в будущем не воспользуется во вред знаниями, полученными о партнёре в поединках.

Ну или не проявлять при своём сопернике ничего серьёзного, понадеявшись на его адекватность. Нужно бы мне и вправду отработать стандартные дуэльные связки, чтобы на публике использовать только их.

И, разумеется, не связываться с придурками, уверенными в своей безнаказанности или вообще ни о чём не думающими в силу придурковатости. Спарринг-партнёр должен желать чему-то научиться, а не надрать тебе задницу во что бы то ни стало. Этих гасят без затей и свидетелей, вплоть до потери интереса к надиранию.

— Так, может быть… — Гермиона обвела нас испытующим взглядом. — Нам попробовать друг с другом… Ну, поучиться?

Воцарилось задумчивое молчание.

— Я бы с Гарольдом попрактиковалась, — сказала Парвати. — А то мы с сестрой давно знаем друг друга как облупленных. Впору в парной команде сражаться.

— Да мы все бы попрактиковались, — хищно улыбнулась Лаванда. — И не только с ним.

— Только не вздумай сказать, что я девочка! — насупилась Гермиона, неправильно интерпретировав мою заминку с ответом.

— Дело не в этом. — Я посмотрел на зелёный стол. — Вряд ли нам позволят такое счастье.

В центре слизеринского стола, в окружении личной команды сидел и смотрел в нашу сторону довольный жизнью Драко Малфой. Поймав мой взгляд, он предвкушающе ухмыльнулся и провёл рукой по горлу.