О прошедшем и грядущем (гет)

Арье в самом деле нравится Джендри. Как дочь великого дома, она могла позволить себе избирательность, с дотошностью выискивая спутника жизни: у кого громче имя, у кого карманы полнее золотом... Но Арью, по правде говоря, никогда не волновали подобные вещи: когда едва ли не с пелёнок мечи и стрелы милее прялки, вся сияющая позолота на напыщенных принцах да лордах осыпается в её глазах песком. В этом, стоило признать, она всегда была мудрее тонувшей в мечтаниях Сансы. Но вот и сестру жизнь жестоко проучила, навсегда лишив голоса нежной пташки, что искренне воспевала лживое счастье.

Для Арьи всё предельно просто: если мне нравится — я беру. И, разделяя с Джендри постель тогда, накануне темнейшей из ночей, она думает не о титулах, не о будущем, не о том, что отдаётся работяге из кузницы с фамилией бастарда. Она не думает вообще: лишь видит перед собой человека, который абсолютно и без тени сомнений ей нравится.

Арья никогда не умела и не училась давать громкие любовные клятвы и произносить слезливые признания. Ей это чуждо, и в бесполезных словах она уж точно не нуждается. Джендри кажется ей таким же: он не заглядывает в глаза с трепетным восторгом и не целует ей руки, не утруждает себя бестолковой лестью и не тратит время на утешения. Он хорошо понимает, что Арья не томная дрожащая девица с полыхающим румянцем на щеках, которая, как кошка, будет ластиться в ответ на ласку. Арья — это порыв ветра, не ведающий преград, способный порезать остро в одно мгновение, чётко следующий своему направлению и знающий, чего хочет. В миг их уединения важно лишь то, что оба хотят одного и того же.

Джендри отвечает взаимностью и делает то, что нужно. Арья благодарна ему за то, что он верно распознаёт её стремления, ничем не испортив их совместное время на ложе, не заставив её жалеть. Арья, если бы и захотела, не смогла; наверное, пережитые ранее испытания вытравили из неё любое возможное сожаление, услужливо покрыв все старые раны твёрдой бронёй.

Попрощавшись с девичеством, Арья не встречает никаких перемен: жизнь продолжает идти своим чередом и Джендри не становится в одно мгновение её возлюбленным, заставляющим сердце пускаться в пляс, а мысли заполняться глупостями. Арья ведь не пышущая юношеской наивностью невеста на выданье, она воин с холодной головой, которого красят не цветы в волосах, а шрамы на лице, что с каждой битвой становится суровее не по годам. Сердце её не каменное, но и ум остаётся на месте.

Когда драконья королева нарекает Джендри лордом Штормового предела, вопрос о будущем встаёт неожиданно остро. Как бы Арья ни бежала от застарелых устоев, каждому лорду нужна своя леди. Джендри — первый, кто просит её стать женой и, возможно, последний. Арья совсем не ждала слов любви, но Джендри её и не спрашивает. Он тоже хочет брать то, что нравится. И подобно ей молвит об этом прямо. Арья видит, как искренне и преданно он жаждет ответа, намереваясь сделать её своей, как чисты его помыслы и как открыто для неё горячее сердце.

Чему тут удивляться? Он ведь юноша в самом расцвете лет, простой человек и желания у него простые и понятные, человеческие. Как иначе у тех, кто не отказывался от себя, называя никем? Не проходил через то, что довелось пройти ей? Арья не чувствует отчуждения, не обманывает себя: её тянет к Джендри, как неокрепшее деревце к тёплому солнцу, с ним на душе спокойно, как на безветренном море, и будь в её натуре больше страсти, Арья сказала бы, что желает его. Не на краткое время, а навсегда. Не страшно раз за разом убеждать себя, что ты никто. Страшнее навеки разучиться чувствовать, но Арью минует эта звенящая пустота. Ей уже не стать той девочкой из прошлого, что задирает влюблённую в принца сестру и лукавит с уроками танцев, не вернуть последний шанс однажды превратиться в леди. Подумать только, он ведь существовал тогда.

Быть может, родись она не Арьей Старк, а кем-то совершенно другим, смогла бы стать для Джендри леди, о которой можно только мечтать. Она бы ловко руководила хозяйством, окутывая уютом их расцветающий замок, прилежно растила детей на радость гордому мужу, и не минуло бы ни дня, когда она не одарит его, а заодно и весь мир улыбкой счастливой женщины, довольной своим бытом и не желающей большего. Похоже на чудную сказку, из которых давно выросла даже Санса. А уж Арья-то и подавно не представляет для себя такой путь. Её путь — извилистая тропинка, ведущая по камням да ухабам, залитая кровью и провожаемая эхом предсмертного крика. А на тропах войны не бывает развилок.

Джендри забыл, что она не леди. Ему можно простить такую оплошность: безнадёжно влюблён, а любовь диктует своё сказание, заставляя во что-то верить. Арья рада бы любить в ответ с той же силой: он заслуживает, он достоин. Но Арья не способна заставить себя быть женой. Она желает ему добра, а потому отпускает, отринув обещания, слёзы, желания. Их бытие — не сладкозвучная песня в танцующем вихре страстей.

Джендри трудно её отпускать, и Арья из светлых чувств к нему позволяет на прощание несдержанным поцелуем вложить ей в уста пылкое вожделение. Влюблённая девица, именуемая леди, на её месте уже бы трогательно бросалась Джендри на шею, шепча о том, что согласна на всё. Но выбор Арьи сделан, а она от леди далека, как неприступный север от жаркого юга.

— Ты вернёшься ко мне, — он мягко обхватывает её скулы загрубевшими пальцами. — Твоё лицо будет первым, что я вижу каждое утро, и последним, что я вижу каждый вечер.

Арья отвечает молчанием, железно закрепляя за собой право отказа. Но, уходя от Джендри, в тайне греет сказанное на сердце, одновременно упиваясь неким сладостным ощущением и не питая никаких пустых надежд.

Она не сожалеет.

У Арьи Старк всегда была своя собственная дорога.