Песня в Долгой Ночи (гет)

Луна сияла высоко в небе, и Винтерфелл погрузился в тишину.

Стих ветер, листья деревьев в Богороще не трепетали, даже лошади молчали в своих стойлах, снаряженные и готовые к битве, как и их всадники. Казалось, что смерть уже побывала здесь, выкосив всех людей и оставив это место пустынным. Припорошивший всё вокруг снег придавал Винтерфеллу мистической загадочности.

Сандор медленно шел по освещенным факелами дорожкам, поглядывая на дотракийцев, безупречных, одичалых и северян, собравшихся около своих палаток у стен замка в преддверии битвы. Нырнув в дверной проем, он спустился по винтовой лестнице, и звук его шагов гулким эхом отражался от стен.

Дойдя до тяжелых дубовых дверей Великого Чертога, он ненадолго замер. Оттуда не доносилось ни единого звука, и по спине Сандора пробежала дрожь от одной мысли о том, что там не осталось живых, потому что ходоки успели побывать там и скрыться.

Стряхнув это наваждение, он толкнул дверь и протиснулся внутрь. Сандор почувствовал что-то вроде облегченя, увидев множество людей внутри. Некоторых он знал, кое-кто оборачивался, чтобы взглянуть на него, но большинство оставались молчаливыми и задумчивыми.

Маленькая Пташка восседала на своем «насесте». Скромное, но украшенное резьбой кресло стояло немного поодаль от камина, развернутое ко входу в Чертог. Санса была чем-то увлечена и подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом, почувствовав его приближение. Она взглядом указала на скамью рядом с собой, и в груди Сандора что-то шевельнулось, когда он понял, что она позаботилась о месте для него — вдали от большинства людей и огня, но достаточно близко к ней.

Когда он сел, дерево тихо скрипнуло под его весом. Сандор облокотился о теплую стену, которую, словно вены, пронизывали обогревающие замок родники. Он оказался в тени — достаточной, чтобы укрыть шрамы на его лице, и позволил себе немного расслабиться, наблюдая за Сансой из темноты. Она склонилась над лежащим у нее на коленях предметом — Сандор едва не фыркнул, когда понял, что это кусочек ткани, который она вышивала. Маленькая девочка из Королевской Гавани еще пряталась где-то внутри совершенной юной леди. Арья сидела у ее ног, точа свою Иглу, и скрежет сливался с потрескиванием огня.

По пути Сандор взял предложенный Подриком кувшин вина, составив компанию Давосу, Варису и Тириону, сидевшим ближе него к огню в старых потертых креслах, по очереди предавая кувшин друг другу.

Бриенна и Джейме устроились лицом к лицу за одним из длинных столов, ладони женщины касались искусственной руки Ланнистера. Джейме молча наблюдал за ней, не отводя глаз от её пальцев, касающихся тусклого золота, заменяющего ему кисть. Тарли и его женщина сидели рядом с ними, женщина баюкала ребенка, пристроив голову на плече своего мужчины, увлеченного лежащей у него на коленях книгой.

Бран сидел в своем кресле на колесах, и казалось, будто он спал с открытыми глазами, пребывая не здесь. Сандору вспомнился голос в пламени, и он задался вопросом, не предстало ли сейчас нечто вроде этого перед мысленным взором мальчишки. Грейджой и мальчишка-кузнец сидели рядом Сандором на скамье, не глядя на стол, занятые выстругиванием чего-то из маленького кусочка дерева. Кузнец посматривал на Арью, не обращавшую внимания ни на что вокруг, точильный камень в ее руках продолжал методично скользить по лезвию, издавая царапающие звуки.

Тормунд стоял в глубине зала, периодически прикладываясь к своем рогу и иногда подталкивая обутую в сапог ногу сидящего рядом с ним Джона, закутавшегося в меха. Лютоволк бастарда лежал рядом с ним, свернувшись калачиком, но с открытыми глазами и навострёнными ушами, улавливая звуки, издаваемые камнем Арьи, а может, и те, которых сам Сандор не мог расслышать.

Не было ни Королевы Драконов, ни верного ей народа. Сандору они ни не нравились. Судя по тому, что он успел понять о ней, она была упрямой и гордой, требовавшей уважения прежде заслуг. Поэтому Сандору так нравились северяне, которые были честны и не торопились льстить. Ему нравилось, что леди Санса заслуженно пользовалась их уважением, и поэтому они принесли ей клятвы верности. Отпив еще вина, Сандор подумал, что Маленькая Пташка выросла в лучшего из возможных правителей. В своем правлении она сочетала твердость железа и мягкость снега. К каждому из своих людей, будь то те, кто собрались здесь, или простолюдины из Зимнего городка, она относилась, как к члену своей семьи.

Она напоминала Сандору ее отца — мудрого, справедливого, благородного и сильного. Но она была умнее, гораздо умнее, чем отец и любой, кого Сандор знал.

Его взгляд остановился на ней, и он осмелился внимательнее ее рассмотреть. Голова Сансы склонилась, глаза внимательно наблюдали за движениями иголки. Кожа ее в свете огня казалось очень нежной, а рыжие волосы сияли, как само пламя. Когда-то очень давно он так же наблюдал за ней в Королевской Гавани. Она вышивала какое-нибудь платье, сидя в саду, в окружении цветов, ни один из которых не мог сравниться с ней красотой, и ее волосы так же сияли на солнце, а кожа казалась мягкой, будто шелк. Стоя рядом с Джоффри, Сандор наблюдал, как она погружает иглу в ткань и вынимает ее, а затем раз за разом повторяет эти движения, и на лбу у нее появляется небольшая складочка. Он часто задумывался, размышляла ли она только о нитках и шелке. Возможно, это было то время, когда она забывала, где находится, увлеченная своим занятием, за которым могла ненадолго забыть, что очутилась в плену.

Арья закончила свою работу, сложила камень в мешочек и, протерев клинок промасленной тканью, убрала его в ножны. Коснувшись юбки старшей сестры, она тихо попросила:

— Санса, спой для нас.

Если раньше в чертоге было тихо, то теперь все и вовсе замерло. Сандор затрепетал при одной мысли о том, что может снова услышать пение Маленькой Пташки, и заметил, как внимательно большинство собравшихся в зале смотрят на двух сестер.

Санса огляделась, прядь рыжих волос упала ей на лицо, и Сандор понял, что едва не бросился к ней, чтобы вернуть её на место. Все ждали ответа Сансы.

— Мне кажется, сейчас неподходящее время...

— Более подходящего может не быть, — мягко произнес Тирион, постукивая пальцами по своей кружке. Санса взглянула на него, и он ласково улыбнулся. — Прошу, спойте для нас, миледи, и я осмелюсь сказать, что не может быть ничего приятнее, чем услышать ваш голос, прежде чем мы встретим наш конец.

От его правдивых слов по комнате пробежал холодок, и Санса вернулась к своему шитью. Сандору показалось, что она ответит отказом. Облокачиваясь о стену, он ощутил острое разочарование, прежде чем звук, похожий на пение утренней птицы, заполнил все пространство вокруг.

— В чертогах ушедших королей...

Она продолжала шить, почти спрятав лицо за занавесью своих длинных волос, но затем выпрямилась и запела громче. Ее голос, прекрасный, как и она сама, нарушил тишину, эхом отражаясь от высоких арок, будто сами боги решили петь вместе с ней.

— Танцевала с призраками Дженни...

Сандор почувствовал, как мурашки бегут по коже и в груди становится теплее от таких сладостных звуков. Он и не представлял, насколько жаждал их услышать, пока его ушей не коснулось воспоминание о тех, кого нежно любили, вернувшихся после долгих лет.

— Тех, кого потеряла, и тех, кого обрела...

Она перестала шить, и все в зале замерли, словно каменные статуи в склепе, завороженные, будто паломники у алтаря. Все обернулись к ней, внимательно слушая, как поет леди Винтерфелла.

— И тех, кто любил ее сильнее всех...

Сандор восхищенно наблюдал, как слова слетают с ее губ. Во время пения глаза Сансы оставались прикрытыми, грудь её равномерно поднималась и опускалась. Никогда еще песня не звучала так нежно; Сандор не сомневался, что этот момент он запомнит навсегда. Образ поющей Сансы последует за ним в битву, сохранится в самом его сердце. Ее голос будет звенеть в его ушах, а мелодия звучать в его голове, когда он будет прокладывать себе путь через толпу мертвецов. Его воодушевит знание, что он сражается именно за нее.

— Ушедших так давно, что забылись их имена...

Песня звучала так проникновенно, что Сандор задался вопросом, вспоминает ли Санса сейчас о своей семье? О лорде-отце, леди-матери, павшем короле-брате и младшем брате, который, как слышал Сандор, был убит бастардом Болтоном, не успев воссоединиться с родными. Думала ли Санса, что эта песня была написана о Таргариене, влюбившемся в простолюдинку. Темная часть Сандора чувствовала отвращение от одной мысли о такой любви — невозможной любви между знатным и простолюдинкой.

— Они кружили ее по древним камням, прогоняя ее печаль и боль...

Сандор думал о бастарде Болтоне, убитом Сансой. Как же ему хотелось повернуть время вспять, чтобы увидеть, как жизнь покидает его тело. Пес, которого он давным-давно похоронил в себе, рычал в его груди, словно лев, жаждущий разорвать Болтона ради нее. Как же хотелось Сандору отомстить тому, кто покусился на честь Маленькой Пташки!

— И ей хотелось остаться здесь, остаться здесь...

Была в нем теперь и светлая его часть, та, которую он сумел взлелеять в себе. То лучшее в нем, о чем Санса говорила ему когда-то. Та часть его души, за которую она молилась в прежней жизни, о присутствии которой в каждом и даже в нем она знала уже тогда. Та его часть, над которой он учился работать, как над мышцами на тренировках, желая положить конец ее печалям. Как же он желал, чтобы в эту унылую зиму она не знала ничего, кроме счастья! Сандор хотел бы подарить ей такую жизнь, даже если бы в ней не осталось места для него самого. Она стала сильной женщиной, не нуждающейся в мужчине рядом с собой. Поэтому он так гордился ею и восхищался. Ей пришлось стать такой, чтобы ни от кого не зависеть. Но Сандор не забыл мечтательную и доверчивую маленькую девочку, которой она была прежде, и поэтому хотел, чтобы она все же нашла своего принца, о котором когда-то грезила.

— Остаться здесь, остаться здесь...

Для него она была королевой. Единственным монархом, за которым он когда-либо желал следовать. Клятвы, которые претили Сандору всю жизнь, готовы были сорваться с его губ. Он никогда никому не клялся в верности — ни королевской страже, ни коронованному идиоту Джоффри, ни Белым Плащам, ни королевству. Сандор не раз видел, сколь мало они стоят, и не доверял клятвам. Зачем произносить пустые слова? Но перед ней он готов поклясться. Сандор знал, что умрет за нее, если потребуется. Он никогда не солжет ей. Слова переполняли его, готовые сорваться с языка, и если бы он выпил больше вина, то уже пал бы перед ней ниц и поклялся бы своим мечом и самой свой жизнью, если бы не чувствовал, как глупо бы это было.

— Остаться здесь...

Санса умолкла, и в чертоге воцарилась тишина. Кажется, все собравшиеся смотрели только на нее, замершую, словно в молитве. Глаза ее были прикрыты, в отсветах пламени слезы блестели у нее на щеках. Арья так и сидела у ее ног, глядя на нее снизу вверх так же, как когда-то сестра Сандора смотрела на него, когда он защищал её от их брата, как будто во всем мире для неё не было никого важнее.

Чары развеяли звуки многочисленных горнов снаружи, и все выпрямились на своих местах, будто очнувшиеся от забытья. Что-то внутри Сандора сжалось от этих звуков, призывающих к войне, словно распаляющих его внутренний огонь, вбрасывая адреналин в его вены.

Все в комнате пришли в движение. Одичалый, воин, карлик, женщина и Ланнистер вскочили со своих мест, но их взгляды оставались устремленными к леди Винтерфелла.

Санса медленно поднялась, и слезы еще текли по ее щекам, когда она стояла, глядя на них — мудрая не по годам. В чертоге Винтерфелла стоял правитель, хорошо знакомый со смертью. Знающий ее самые ужасные стороны, и то, что она может скоро коснуться всех в этом чертоге и за его пределами. Она будто смотрела на каждого из них, вобрав в себя всю скорбь мира, принимая их жертвы и воздавая им за них. Сандор ощутил прилив гордости оттого, что он может сражаться за эту королеву Севера.

Она кивнула им, и люди начали уходить, разбирая свое оружие — с пылающим внутри огнем войны, готовые сражаться за правое дело, в которое каждый из них верил больше, чем когда-либо.

Сандор уходил последним, с секирой в руке он остановился у выхода, снова обернувшись к Сансе.

Она подошла к нему, держа в руке свою вышивку, и протянула ее ему. Сандор взгляну на нее с высоты своего роста, словно на птицу со сломанным крылом.

Перед ним был лоскуток шелковой ткани желтого цвета семьи Клиганов с тремя псами, вышитыми так тщательно и с вниманием к малейшим деталям, что у Сандора защемило сердце. Она вложила лоскуток в его ладонь, и их взгляды встретились. Ее глаза блестели от слез, словно затуманивающих и его зрение.

«Вернись ко мне», — казалось, просил этот взгляд, и Сандор готов был поклясться, что слышит эти слова прямо у себя в голове так же, как тот голос, что говорил с ним в пламени.

Вернись ко мне.

Он кивнул ей, своей Маленькой Пташке, своей королеве, крепко сжав ее дар в ладони, и развернулся, чтобы уйти, на ходу пряча вышитую ткань за нагрудную пластину под кожу и кольчугу — у самого сердца. Расправив плечи, он сжал свой топор и последовал за остальными — на войну.