Resurgam – Воскресну (гет)

Все силы ушли на то, чтобы отдать Поттеру воспоминания. Главное, чтобы мальчишка сумел правильно истолковать подсказку. На его мозги уповать никогда не приходилось, но присутствие перепуганной бледной Грейнджер вселяло надежду.

Поттер ушёл обратно в туннель, и Северус Снейп слабо пошевелился. Хоть он потерял слишком много крови, надежда на спасение ещё оставалась. А вот сопротивляться больше не хотелось. Мальчишка подумал, что ненавистный профессор Снейп умер. Что ж, пожалуй, милосердное мироздание и правда наконец решило освободить его от всех земных радостей. Как хорошо, что последним, что он видел перед смертью, были зелёные глаза, так похожие на глаза Лили.

И тут совсем рядом за окном раздался исступлённый смех.

— Белла… — прохрипел Снейп.

В следующую секунду хижина разлетелась тысячью осколков и щепок во все стороны. Жадные языки пламени, взметнувшиеся до небес, со всей присущей им страстью принялись облизывать останки дома, некогда наводящего ужас на всех жителей Хогсмида.

* * *

Сознание возвращалось медленно. В голове ещё звучали истеричный смех и его собственный голос: «Берта! Берта!» Сначала он вообще не различал звуков, потом в голове появился гул. Он менял тональности и протяжённость звучания, гудел то ближе, то дальше, и Снейп понял две вещи: первое — он всё ещё, к драккловой бабушке, жив, второе — эти звуки ужасно его раздражают. Лучше бы он умер, в самом деле, чем терпеть эту нечеловеческую боль, от которой того и гляди норовила разлететься черепная коробка.

Потом включились остальные болевые ощущения, и тут он выяснил, что не может пошевелить левой рукой. Что-то с ней точно случилось, как, собственно, и со всей левой стороной тела. Он попытался открыть глаза, но его пронзила такая боль, что на мгновение темнота вспыхнула багряным — совсем как тогда, во время взрыва.

Точно! Был смех Беллы — почему он называл её Бертой? — взрывное заклинание и сильный пожар. Раз он ещё жив, его кто-то вытащил из-под обломков.

Невозможно. На месте Визжащей хижины должна была остаться воронка.

— Oh ciel!⁽¹⁾ Он очнулся! — услышал Снейп женский возглас рядом.

— Какого Мерлина? — проворчал Снейп, окончательно приходя в себя.

На глазах была повязка, он потащил её вниз. Повязка не поддавалась, но немного стянуть её удалось. Левый глаз не открывался. Правый едва получилось разлепить, но очертания были слишком мутными, чтобы он мог понять, где находится. Мунго? Хогвартские владения Поппи Помфри?

Левая рука не слушалась — она совершенно не желала подчиняться. Он с трудом поднял правую и осторожно ощупал шею. Кажется, кто-то хотел сделать из него мумию. Бинты стягивали кожу, которая теперь, после того, как он очнулся, нестерпимо чесалась и зудела. Дальнейшая пальпация показала, что и весь его левый бок забинтован. Бесчувственная левая рука была подозрительно короткой, и он пришёл к неутешительному выводу, что лишился кисти.

Снейп застонал не столько от боли, вызванной движениями, сколько от такого открытия.

Он расслышал торопливые шаги — на зрение полагаться не приходилось, мутные пятна света вызывали дикую боль, да и повязка не давала оглядеться в полной мере.

— Слава отцу нашему небесному, что вы пришли в себя! — произнёс мужской голос с невероятным облегчением. — Я боялся, что заражение в левой конечности вызовет лихорадку. Но обошлось. Сэр, как вы себя чувствуете?

— Совсем паршиво, — ответил Снейп голосу и спросил: — Где я нахожусь? Кто вы?

— Разве вам не знаком мой голос, сэр? — встревоженно спросил мужчина. — Я доктор Картер.

Это имя Снейпу совершенно ни о чём не говорило.

— И?.. — спросил Снейп и попытался сесть.

— И… и я пользую членов вашей семьи уже без малого сорок лет. Начинал я ещё при вашем покойном батюшке.

— Моём батюшке? — Снейпу всё больше казалось, что вокруг него происходит что-то странное, а ещё ужасно раздражала темнота, и он в нетерпении добавил: — Да снимите уже вы, наконец, с меня эту чёртову повязку!

Мистер Картер, казалось, взвешивал каждое слово, обращаясь к своему подопечному.

— Видите ли, мистер Рочестер, боюсь, вы не совсем понимаете масштабы трагедии. Увы, балка, которая на вас обрушилась, выбила вам левый глаз и раздробила кисть. Мне пришлось её срочно ампутировать. Я очень надеюсь, что правый глаз удастся сохранить, но пока не могу дать никаких гарантий. Миссис Фэйрфакс по моей просьбе съездила в Милкот и привезла мази и лекарства, но я всё ещё опасаюсь, что воспаление может перейти на здоровый глаз. Я не советую вам пока снимать повязку.

Северуса Снейпа поразил не тот факт, что он ослеп на один глаз. Больше всего хотелось сейчас узнать, кто такой мистер Рочестер и какое отношение он имеет к нему.

— Милкот? Это же в …шире? Сто миль от Лондона!

— Да, сэр, — удивился Картер. — Но в Милкоте недурная аптекарская лавка, открытая под патронажем нашего короля, да хранимы будут его дни!

— Какого короля? — напряжённо спросил Снейп.

— Известно какого, сэр. Георга! Георга третьего.

Снейп застонал. Каким образом он мало того, что стал мистером Рочестером — надо будет ещё выяснить, что это за самозванец — так ещё и оказался перемещённым в начало XIX века?

Я поднялся на верхний этаж, когда всё кругом уже пылало, разбудил спавших слуг и сам помог им спуститься вниз, а затем вернулся, чтобы спасти свою сумасшедшую жену. Мне крикнули, что она на крыше; и действительно, она стояла там, размахивая руками над башней, и кричала так, что её было слышно за целую милю. Высокая женщина, длинные чёрные волосы; они так и развевались среди пламени. Я вылез через слуховое окно на крышу; крикнул «Берта!», а потом подошёл к ней. И тогда она вдруг завопила и прыгнула вниз — и через миг уже лежала, разбившись вдребезги, на камнях.

Невозможно! Да и маховики времени, спасибо Поттеру и его компании, благополучно уничтожены, насколько ему известно. Это что, такая изощрённая форма ада?

Он хотел вскочить, и тут же в голове раздался взрыв.

— Qu’avez-vous donс?⁽²⁾ — услышал Снейп встревоженный женский возглас и потерял сознание.

* * *

Последующие дни и недели сложились для Северуса Снейпа в одну сплошную череду невесёлых открытий. Хорошо, что он часто валялся без памяти, это избавляло его от необходимости анализировать происходящие вокруг него странные вещи.

Однако стараниями доктора Картера и медсестры Бланш, которая говорила на жуткой смеси английского и французского языков, он вскоре стал чувствовать себя гораздо лучше. По крайней мере, мог подниматься и, опираясь на плечо мисс Бланш, выходить на небольшие прогулки.

— Вы сегодня очень хорошо выглядите! — как-то сказала ему мисс Бланш. — Такой en regle⁽³⁾, мистер Рочестер.

Выяснив, что его принимают за неведомого мистера Рочестера, Северус Снейп решил не убеждать окружающих раньше времени в их заблуждении, пока сам не поймёт, как же ему действовать в сложившейся обстановке.

Самым большим разочарованием было то, что он не мог колдовать. Его волшебная палочка, вероятно, погибла во время пожара, но ведь он не был рядовым третьекурсником Хогвартса и вполне владел невербальной и беспалочковой магией. Однако ни одно заклинание, которое он опробовал, не действовало и не работало.

Всё, что ему оставалось, это больше слушать и принимать к сведению любую информацию о том, кто же таков этот мистер Рочестер, который так любезно одолжил ему своё тело.

Итак, Эдвард Фэйрфакс Рочестер, тридцати восьми лет от роду. Какое совпадение, самому Северусу Снейпу было именно столько! Не женат, хотя не так давно чуть не стал двоежёнцем. Его первая супруга оказалась сумасшедшей, именно из-за неё произошёл тот страшный пожар. А вот вторая девушка, которую он привёл к алтарю, но так и не успел назвать своей, была молоденькой гувернанткой.

Какие страсти! Снейп поморщился. В Хогвартсе не было года, чтобы какая-нибудь старшекурсница не кидала на него томных взглядов, но он никогда не опускался до всех этих дешёвых романов. Возможно, эта вертихвостка — как там её? Джейн Эйр! — вскружила голову незадачливому мистеру Рочестеру. Непонятно только, почему Северусу Снейпу теперь уготована высокая честь страдать за этого Рочестера.

Какие дьяволы наверху так посмеялись над ним? Неужели нельзя было просто оставить его умирать в Визжащей хижине?

Он попытался вспомнить тот последний момент в хижине, когда заглядывал в глаза Поттера, желая отыскать в них родной взгляд Лили. Память услужливо подкинула картинку: Поттер наклонился над ним, держит его за плечи, смотрит с тревогой. Сзади стоит Грейнджер, бледная, как всегда лохматая. Почему она на него так смотрит? Ореховые глаза полны сострадания и боли.

Чёрт! Этот воздух плохо на него действует! Что ещё за наваждение?

Первым делом после того, как относительно поправился, Северус Снейп — он же Эдвард Рочестер — во второй раз отослал от себя экономку Алису Фэйрфакс, которой было назначено неплохое пожизненное содержание. Старушка знала его всю жизнь, он мог невольно выдать себя, и кто знает, как она повела бы себя в таком случае? Упекут в какую-нибудь клинику для душевнобольных — это будет замечательным избавлением от всех проблем.

У этого Рочестера, на счастье, оказалось неплохое состояние. Самому Снейпу не пришлось заниматься бумагами, его управляющий вполне владел ситуацией. Конечно, убытки от потери имения в Торнфильде были удручающими, но семья Рочестеров, как выяснилось, владела не одним поместьем.

Он, поразмыслив и сопоставив кое-какие факты, решил обосноваться в глухом Ферндине. Здесь его точно оставят в покое. Джон и Мери — люди не болтливые и нелюбопытные. Их общества ему вполне хватит для прозябания в глуши.

Кажется, он начал откликаться на своё новое имя, а ещё у него появилась прорва времени, чтобы поразмыслить о своей жизни. Выводы были неутешительными.

Горечь — вот то чувство, которое возобладало над всеми. Но для чего-то он всё ещё был жив.

Джон и Мери исправно прислуживали ему, не задавая лишних вопросов и не удивляясь его причудам. По вечерам, когда в камине завывал ветер, он просил Мери зажечь как можно больше свечей, хотя не мог их видеть. Ему казалось, что он находится в Хогвартсе: сквозняки гуляют по его пустым коридорам, а факелы освещают неровными кругами рыцарские доспехи, гобелены во всю стену с потайными ходами и дремлющие портреты.

* * *

В один из дней — он давно потерял им счёт; ему всё равно было, какое время года на дворе — он сидел по обыкновению в глубоком кресле возле камина. Рядом лежал Пайлот — огромный ньюфаундленд Рочестера, который по каким-то причинам не заметил подмены и принимал Северуса за своего хозяина. Впрочем, с псом они на самом деле быстро подружились. Пайлот был отличным поводырём в тех случаях, когда Джон или Мери были заняты делами, а Северусу хотелось выйти подышать воздухом.

Возможно, он задремал, слушая песню малиновки. Эти пичуги единственные давали концерты не только на рассвете, но и в сумерках.

Никто не знает, какое мрачное, угрюмое, безнадёжное существование я влачил здесь долгие месяцы, ничего не делая, ничего не ожидая, путая день с ночью, ощущая лишь холод, когда у меня погасал камин, и голод, когда я забывал поесть; и потом безысходная печаль, а по временам — исступлённое желание снова встретить мою Джейн. Да, я более желал вернуть её, чем моё потерянное зрение.

Что это? Снейп вскочил, чувствуя внутри нестерпимый жар. Левую сторону свело судорогой, и лишь спустя пару минут он понял, что эта фантомная боль — отголосок чужого чувства, которое всё же сочилось по его венам, будоражило его кровь, звучало у него в голове.

Он повернулся в сторону открытого окна — оттуда веяло ночной прохладой — и позвал ту, которую любил больше всего на свете не он.

— Джейн! Джейн! Джейн!

Он не знал, как выглядела эта Джейн Эйр и что настоящий Эдвард Рочестер в ней нашёл, но сейчас перед глазами внезапно возник образ… Гермионы Джин Грейнджер. И тут же откуда-то издалека донёсся ответный голос: «Иду! Жди меня!»

Северус Снейп мог бы поклясться, что дремучий лес вокруг Ферндина точно не смог бы пропустить эхо далёкого звука, однако через мгновение этот же голос в отчаянии выкрикнул: «Где ты?»

1) Oh ciel! (фр.) — О боже!

Вернуться к тексту

2) Qu’avez-vous donс? (фр.) — Что с вами?

Вернуться к тексту

3) En regle (фр.) — солидный

Вернуться к тексту

К осени Хогвартс восстановили. Пришлось потрудиться — магические разрушения не так просто поддавались исправлению. Отряды волонтёров с утра до позднего вечера расчищали завалы, возвращали первоначальный вид стенам и башенкам замка. Помона Спраут взяла под личный контроль озеленение выжженной территории, и вскоре свежие заплаты затянули чёрные обугленные пятна земли. Минерва МакГонагалл, сурово поджав губы, отстаивала у Министерства право открыться к сентябрю в привычном режиме. Казалось невероятным, что в такие короткие сроки возможно было в принципе провести восстановительные работы.

Однако они сделали это. Хогвартс вновь жмурился окнами на жаркое августовское солнце днём и надевал на шпили башен звёзды по ночам. Ничто не напоминало о страшных разрушениях мая. Разве что Визжащую хижину в Хогсмиде, где предположительно сгорело тело Северуса Снейпа, не стали отстраивать заново.

И стена восьмого этажа, где был вход в Выручай-комнату, долгое время оставалась чёрной. Не помогали никакие чистящие средства, хотя Нарцисса Малфой, желая увековечить память погибшего сына, пожертвовала баснословные суммы на восстановление именно этой части Хогвартса.

Да избушка Хагрида выставляла печально обугленный бок в сторону Запретного леса. После того, как в доме сгорел Клык, Хагрид старался бывать здесь как можно реже.

Сложнее было с душевными ранами. Семья Уизли не оправилась до сих пор после смерти Фреда и Молли. Казалось, их солнце зашло за тучу и зацепилось за неё основательно. Гермионе было страшно смотреть на Артура, который возглавлял один из отрядов добровольцев восстановления Хогвартса. Сколько раз она порывалась подойти, что-то сказать, но так и не решилась.

Они так и не определились со статусом своих отношений с Роном, хотя, собственно, вряд ли их можно было считать парой. Рон пока не решил, будет ли он помогать Джорджу в магазине или пойдёт вместе с Гарри в Аврорат, но однозначно заявил, что в Хогвартс он больше не вернётся. Кажется, они начали вновь встречаться с Лавандой, но Гермиону это, как ни странно, трогало мало.

Что-то изменилось после Победы. Долгие месяцы они шли к одной-единственной цели, зачастую тычась наугад и вслепую, а теперь, когда Волдеморт был повержен, вдруг обнаружилось, что бежать больше никуда не нужно. Сначала навалилась дикая усталость. Потом — боль и скорбь о погибших, которых было слишком много. А затем наступила пустота. Гермиона знала, что это всё как-то объясняется в психологии, что, наверное, её состояние, как и состояние Гарри, отгородившегося ото всех в последнее время, временно.

Но пока ничего не хотелось. Она решила вернуться в Хогвартс и доучиться последний год, надеясь, что привычная учебная обстановка поможет быстрее прийти в равновесие.

Джинни тоже вернулась, но боль её от потери матери была ещё слишком свежа, чтобы можно было беззаботно болтать с ней как раньше. Гермиона даже не знала, встречаются ли они с Гарри. Сама она чувствовала себя древней старухой, которой не нужны никакие отношения и связи. Она с головой окунулась в учёбу, нагрузив себя сверх меры для того, чтобы по вечерам не оставалось времени и сил анализировать всё происходящее с ней.

Мама и папа потихоньку приходили в себя, Гермиона надеялась, что их отношения постепенно наладятся. Когда она в начале июня попыталась вернуть им память, у неё ничего не вышло. Неизвестно, получилось бы вообще, если бы неожиданно Минерва МакГонагалл в один из визитов Гермионы в Хогвартс — а она тоже помогала восстанавливать замок — не вручила ей запечатанный пакет, подписанный мелким летящим почерком.

— От кого это? — спросила Гермиона, разглядывая надпись: «Гермионе Джин Грейнджер».

— Это почерк Северуса Снейпа, — ответила Минерва МакГонагалл, и глаза её увлажнились. — Я проверила пакет на тёмную магию. Ничего подозрительного внутри нет. Можете смело открыть его.

— Но… зачем профессор Снейп мне что-то оставил? — удивилась Гермиона.

— Я не знаю, мисс Грейнджер, — пожала плечами Минерва МакГонагалл. — Советую вам всё же открыть пакет, чтобы не терзаться догадками.

Внутри Гермиона нашла запечатанный пузырёк мутного стекла и короткую записку: «Мисс Грейнджер, надо быть непроходимой тупицей, как Лонгботтом, чтобы додуматься стереть память родителям на такой длительный срок. Для магглов этот срок может стать необратимым. В пузырьке вы найдёте зелье возвращения памяти моего собственного приготовления. Пяти капель натощак в течение трёх дней будет достаточно, чтобы вернуть ваших родителей в прежнее состояние. Оставляю вам этот пакет на случай… непредвиденных обстоятельств, при которых встреча будет невозможной. Не благодарите. Скажите спасибо Финеасу Найджелусу Блэку. По каким-то причинам он просил за вас».

Надо ли говорить, что Гермиона сразу же воспользовалась волшебным средством, и уже через неделю состояние родителей стало вполне удовлетворительным, чтобы их можно было вернуть домой. Они не путались в двух реальностях, но ещё какое-то время восстанавливали душевное равновесие. К сентябрю родители приступили к работе в клинике, но Гермиона всё ещё чувствовала вину перед ними.

Финеас Блэк, когда Гермиона попыталась заговорить с ним в кабинете директора Минервы МакГонагалл, лишь хмыкнул и зевнул, и Гермиона растеряла все свои слова благодарности.

Как так вышло, что человек, которого все считали предателем, на деле оказался героем? Гермиона вспомнила, как они беспомощно стояли тогда в Визжащей хижине, как упала без сил рука профессора Снейпа, когда взгляд его потух. А потом был чудовищный взрыв — хорошо хоть, они уже выбрались из туннеля.

Невилл, кстати, рассказывал, как много для них сделал директор Снейп в прошлом году, как спасал от Кэрроу. Тогда они этого не понимали, но сейчас многие вещи выглядели такими очевидными. Отработка у Хагрида, ослабление действия Непростительных, неожиданные презенты от таинственных друзей возле Выручай-комнаты в виде коробок с продовольствием или медикаментами.

Наверное, душа и сердце не терпят пустоты, вот Гермиона и сама не заметила, как все её мысли занял бывший профессор зельеварения. Она слышала его саркастичный голос в голове, его ехидные замечания, но почему-то сейчас мурашки внутри бегали не от страха, а совсем от другого чувства.

В октябре Рон написал ей, что хотел бы встретиться в Хогсмиде, когда их отпустят. Гермиона смотрела на Рона, не знающего, куда деть свои большие руки, и думала, какие же они всё же разные. Рон был очень хорошим. Он, конечно же, остался её другом. Но на скомканное предложение опять начать встречаться она решительно покачала головой:

— Прости, Рон, нет. Ты и Гарри, вы оба останетесь моими друзьями, но…

— Я понял, Гермиона, — вымучено улыбнулся Рон. — Понимаешь, меня пугает, что у нас так всё быстро происходит с Лавандой. Я не уверен, готов ли я к серьёзным отношениям.

— Так скажи ей об этом, Рон. Словами нужно говорить через рот. Если у Лаванды к тебе всё серьёзно, она поймёт.

— Да, наверное… — Рон задумался.

— Как там Артур? — спросила Гермиона и мягко накрыла ладонь Рона.

Рон дёрнулся.

— Да нормально. Не знаю. Он всё время пропадает или на работе, или у себя в мастерской. Сад зарос, яблоки валяются под ногами ковром. Мама никогда…

Рон будто налетел на стену. Замолчал, смаргивая слёзы.

— Мне так жаль, Рон, — тихо сказала Гермиона. — Мне правда жаль. Но Беллатрикс Лестрейндж — слишком сильная волшебница, у Молли не было почти никаких шансов.

Кулаки Рона сжались.

Они немного помолчали, потом он проводил Гермиону до ворот Хогвартса.

— Береги себя, — сказала ему Гермиона на прощание. — Всё наладится. Вот увидишь.

Рон кивнул и молча, не оглядываясь, пошёл по тропинке вверх.

Гермиона медленно шла в замок с тяжёлым сердцем. Она поднялась в библиотеку, но даже чтение не могло её сегодня отвлечь от мрачных мыслей.

Странная победа. Как-то не похоже, чтобы победители были счастливы.

Внимание её привлекла Ирма Пинс, разбирающая огромную кучу книг на столике между проходом первого и второго стеллажей. Она сверялась с формуляром, делала пометку и левитировала книгу в нужную секцию. Гермиона, поняв, что читать она сегодня точно не сможет, подошла к библиотекарю.

— Мадам Пинс, можно вам помочь?

Ирма оценивающе посмотрела на Гермиону, потом слегка подвинулась, освобождая крайние стопки на столе.

— Эти книги остались неразобранными ещё с лета. Мы смотрели эскизы замков, чтобы восстановить с точностью башни Хогвартса, — пояснила она. — Если хотите, можете расставить по местам вот эти две стопки. Спасибо.

Гермиона с удовольствием принялась за дело, и вскоре, прислушавшись к себе, поняла, что на душе стало легче. Ничего, семья Уизли обязательно придёт в себя. И Рон не будет таким потерянным. И Гарри перестанет скрываться на Гриммо, спрятавшись ото всех.

Гермиона немного повеселела и даже захотела почитать что-нибудь перед сном. Например, вот эту книжечку про старинные замки и поместья Великобритании, которые окутаны тайнами и легендами.

Мадам Пинс поблагодарила Гермиону и с удовольствием записала в её формуляр книгу. Уже вечером, закончив с уроками, Гермиона забралась с книгой за полог кровати и буквально забыла обо всём. Истории, одна увлекательнее другой, разворачивались перед её внутренним взором.

В одной рассказывалось о молодой женщине, которая, не выдержав смерти любимого от тифа, охватившего всё графство, повесилась в чердачном помещении замка. Вскоре обитатели стали слышать по ночам плач и крики и сбежали из замка. Слухи о привидении распространились далеко вокруг, никто не желал больше селиться в проклятом месте, и через сто лет от великолепного замка остались одни руины.

Гермиона хмыкнула и перевернула страницу.

Теперь она смотрела на изображение руин некогда, наверное, потрясающего замка. Он стоял на холме, и вид вокруг был настолько живописным, что даже на неподвижном рисунке — а это было не колдофото, а гравюра — чувствовалась необычайная красота места. Каменные столбы ворот были увенчаны круглыми шарами, а заросшая подъездная тропинка вела к останкам зубчатых стен. Замок был мёртвым, и сердце Гермионы сжалось. Что же произошло здесь?

Наконец меня обступил парк своей густой чащей. Громкое карканье грачей нарушало утреннюю тишину. Странный восторг овладел мною; я спешила всё дальше. Ещё одно поле, ещё тропинка, и вот передо мной стены двора и службы; но самого дома и рощи с гнёздами грачей всё еще не было видно. «Я хочу посмотреть на него с фасада, — решила я, — чтобы его гордые зубчатые башни поразили мой взор своим благородным величием и я могла сразу же найти окно моего хозяина: может быть, он стоит у окна — он встаёт рано; а может быть, гуляет по фруктовому саду или по террасе. Если бы только мне его увидеть на мгновение! Ведь не такая же я сумасшедшая, чтобы броситься к нему? Не знаю, не уверена! А если я это сделаю, что тогда? Ничего ужасного! Разве это преступление, если его взор ещё раз оживит моё сердце? Я начинаю бредить. Может быть, в эту минуту он смотрит на восход солнца где-то среди Пиренеев или с берега тихого южного моря?

Гермиона вздрогнула и выронила книгу. Она задремала? Чей это голос у неё в голове? Она наклонилась, чтобы поднять книгу и прочитала заголовок под рисунком: «Торнфильд».

Гермионе снилось, что она идёт по узкой извилистой дороге. На руках у неё был младенец, хотя это существо меньше всего походило на младенца. Крошечное существо с тоненькими ручками хныкало и дрожало. Гермиона пыталась прибавить шагу, но младенец тянул её к земле, не давал шагать споро. Она стремилась догнать мужчину в чёрной мантии впереди неё, но тот неизбежно отдалялся, как ни старалась Гермиона догнать его. Тропинка свернула к разрушенным стенам старинного замка. Кажется, это был Хогвартс, а может, тот таинственный Торнфильд, который Гермиона рассматривала на гравюре в книге.

Поднялся ветер, он сдувал с ног, не давал больше сделать и шага. Младенец вывернулся в руках Гермионы и покатился вниз. Гермиона потянулась за ним и проснулась.

Какой странный сон. Он преследовал её всю осень и зиму с того самого дня, когда она взяла в библиотеке книгу про старинные замки. Одно хорошо, ей перестала сниться в кошмарах Беллатрикс. От воспоминаний об этой сумасшедшей Гермиона поёжилась. Никто не знал, как ей удалось сбежать после падения Волдеморта, однако пока аврорам так и не удалось выйти на её след.

Сегодня был выходной, Гермиона решила сходить в Хогсмид, ей нужно было пополнить запасы перьев и чернил.

«Магазин перьев Писсаро» был закрыт на полчаса, как было написано на клочке пергамента, криво приклеенном к входной двери. Можно было просто погулять, но пронизывающий ветер сбивал с ног; Гермиона куталась в шарф и мечтала быстрее нырнуть в какую-нибудь лавочку. Однако в «Трёх мётлах» было слишком много народа, а она совсем не нуждалась в компании. Гермиона бросила быстрый взгляд на пустую улицу и решила укрыться в «Кабаньей голове». Конечно, запах там преотвратный, но кофе Аберфорт готовил отменный.

К её облегчению, внутри никого не оказалось, кроме самого Аберфорта. Он кивнул Гермионе, принёс по её просьбе чашку кофе и сказал, что ему необходимо проверить коз. Гермиона поблагодарила за кофе и заверила, что прекрасно посидит одна.

В полном одиночестве она смотрела на огонь в жарко натопленном камине, так и не притронувшись к кофе. Глаза застелила пелена, и сначала ей подумалось, что глаза слезятся из-за того, что она смотрит на огонь.

Но нет. Слёзы лились уже по-настоящему. Она сама не знала, от чего ей так горько. Казалось, она упустила что-то самое важное в своей жизни. То, что было совсем рядом, но прошло по отличному от её пути.

Почему она в последнее время постоянно думала о Северусе Снейпе? Он никогда ей не нравился как мужчина. Ну, почти. Собственно, раньше она была слишком юной, чтобы вообще думать о таких глупостях. Потом ей нравился Рон. Наверное… Но эти симпатии были детскими и наивными. Мысли же о Снейпе обжигали.

Внезапно ей показалось, что в кресле напротив у камина кто-то сидит.

Пламя ярко освещало лицо незнакомца. Я сразу же узнала его — это были те же чёрные густые брови, тот же массивный угловатый лоб, казавшийся квадратным в рамке тёмных волос, зачёсанных набок. Я узнала его резко очерченный нос, скорее характерный, чем красивый, раздувающиеся ноздри, говорившие о желчности натуры, жесткие очертания губ и подбородка — да, всё это носило, несомненно, отпечаток угрюмости. Его фигура — он был теперь без плаща — соответствовала массивной голове; не отличаясь ни высоким ростом, ни изяществом, он всё же был сложен превосходно, ибо при широких плечах и груди имел стройный стан.

Гермиона стремительно вскочила, опрокинув чашку. Видение исчезло, но сердце успокоилось ещё не скоро. Она на дрожащих ногах села обратно за стол. Нервы были натянутыми как струна, поэтому она даже не удивилась, когда услышала покашливание. Ну, была зрительная галлюцинация, теперь вот слуховая.

Она обернулась на звук, пытаясь понять, откуда же он ей послышался, но гадать и не пришлось: картина с Арианой, служащая некогда проходом в Выручай-комнату, светилась мягким голубоватым свечением. Гермиона во все глаза смотрела, как Ариана, поначалу находящаяся где-то в глубине картины, подошла к самому краю. Определённо, кашлянула именно она, чтобы привлечь внимание.

Гермиона запоздало сообразила, что сестра Аберфорта и Альбуса Дамблдоров никогда не заговаривала ни с кем из постояльцев. Учитывая обстоятельства её смерти, вряд ли можно было вообще рассчитывать на разговор с её стороны. Однако сейчас Ариана смотрела осмысленно и тепло улыбалась.

— Ариана? — на всякий случай уточнила Гермиона.

— Не совсем, — ответила та, а потом добавила: — Ты на неё очень похожа. Только у Джейн глаза были зелёные, и волосы не вились, как у тебя.

— Джейн? Кто такая Джейн? — спросила Гермиона и поглядела в сторону чёрного входа — сейчас ей не хотелось, чтобы вернувшийся Аберфорт помешал беседе.

— Джейн Эйр. Я познакомилась с ней в Ловуде.

— Не могла бы ты мне рассказать подробнее? Разве Ариана училась когда-либо в Ловуде?

— Хорошо. Я специально отвлекла Аберфорта, он вернётся не раньше, чем я всё тебе объясню. Ты знаешь что-нибудь о переселении душ?

— Честно? Никогда не любила прорицания.

— Я не об этом. Джейн, кстати, терпеть не могла гадания и всё остальное. Я понимаю, почему в этот раз открылись ворота между двумя реальностями.

— Ариана… Или… Как тебя зовут?

— Меня звали Элен Бёрнс. Моя мама умерла, и отец отдал меня в приют Ловуда, чтобы я не мешала строить ему новое счастье с мачехой. Я проучилась там два года, а потом случилась эпидемия тифа. Но я умерла от чахотки.

— О… Мне жаль.

— Что ты. Я была очень счастлива, грустить было не о чем. Я знала, что мы все когда-нибудь умрём, а моя болезнь не такая уж мучительная. Я не оставила никого, кто бы сильно горевал обо мне. Я умерла молодой и избежала многих страданий. У меня не было тех способностей и талантов, которые помогли бы пробить себе дорогу в жизнь.

— А Джейн? Прости, я запуталась.

— Джейн слишком любила жизнь, чтобы тогда понимать многие вещи. Жизнь била в ней ключом. Меня похоронили в броклбриджской церкви близ Танстолла, я верила, что Бог добр, он не оставит меня в следующей жизни.

— Элен, прости, но… Ариана? Ты её знала?

— Ариана — это тоже я. К сожалению, многие вещи предопределены свыше. Ариана, конечно, не помнила ничего обо мне, но её характер был моим. Она умерла в четырнадцать лет, как и я, правда, не от чахотки, как ты знаешь.

— Разве такое возможно? Разве реинкарнация существует на самом деле?

— А как ты объяснишь свои последние сны? Ворота открылись только потому, что всё это уже происходило с тобой и твоими близкими. Совпадения всегда могут быть, но иногда события в точности повторяются, хотя люди этого не понимают, потому что не помнят своего прошлого. Время делает свои витки, повторяя круги спирали.

— Я не совсем тебя понимаю, если честно. Раз всё это уже было, то что должно произойти? Что я должна сделать?

— Случился сбой. Одна случайность потянула за собой цепь событий, которые могут привести к самым плачевным результатам. Я не могу дать ответ, почему это произошло, но знаю, в какой именно точке.

— Но что именно случилось не так, как должно было?

— А что говорит твоё сердце? О ком оно тоскует?

Гермиона покраснела, потому что она даже сама себе не желала признаваться в том, что все дни напролёт думает о том, кого нет в живых. Да и вообще…

— Эдвард Рочестер в двадцать один год совершил ошибку, о которой потом жалел долгие годы… — начала свой рассказ Элен-Ариана.

Она рассказала Гермионе печальную историю Торнфильд-хауса, о том, как в поместье появилась молодая гувернантка Джейн Эйр, как её сразу полюбили все обитатели дома — от экономки миссис Фэйрфакс до воспитанницы Адели. А потом вернулся хозяин, Эдвард Рочестер, и, к удивлению миссис Фэйрфакс, задержался в доме гораздо дольше, чем на две недели, хотя обычно проводил дома именно столько времени, чтобы опять сорваться в очередное путешествие.

— Он бегал по всему миру от самого себя, пытаясь забыться. А счастье оказалось совсем рядом. Мистер Рочестер и Джейн Эйр полюбили друг друга, но жестокая открывшаяся правда заставила Джейн бежать буквально куда глаза глядят.

— А дальше? — спросила Гермиона. — Что было дальше? Они встретились?

Элен мягко улыбнулась.

— Ты хочешь узнать? Поверь, Гермиона, в твоих руках несколько судеб. Я не вправе открывать тебе всех тайн, но, если ты сможешь — вы сможете — то повернёте всё в нужное русло. Так, как должно было случиться.

— Мы?

— А ты так ничего и не поняла? Он не должен был погибнуть. Его время ещё не пришло. В тот день, когда в Хогсмиде случился страшный пожар и сгорела Визжащая хижина, я вспомнила своё прежнее имя. Я поняла, что ты единственная, кто может восстановить ход времени так, как он должен был идти. Северус Снейп сейчас — Эдвард Фэйрфакс Рочестер. И только от тебя зависит, захочешь ли ты стать для него Джейн Эйр. Ведь часть её уже находится в тебе.

Элен Бёрнс развернулась, поманила Гермиону за собой и пошла внутрь картины, постепенно удаляясь.

Гермионе только и оставалось запрыгнуть в открывшийся проход. Она торопливо оглянулась на чёрный вход, поражаясь тому, с какой лёгкостью поддалась на странные уговоры, и тому, что это решение удивительным образом казались единственно верным.

Гостиная казалась мрачной; тлеющие угли камина бросали потусторонние блики на стены, но не давали света в полной мере. Северус Снейп стоял без движения у старинного комода, прислонившись к нему головой. Пайлот растянулся чуть в стороне от своего хозяина, видимо, остерегаясь, что тот может об него споткнуться.

Дверь отворилась почти бесшумно, но Северус за последние месяцы научился слышать самые тихие звуки. Летучая мышь могла бы позавидовать его чуткости, честное слово!

— Мери — это вы? Дайте мне воды, — попросил он.

Звук ударившего о столешницу подноса был чересчур громким, словно у Мери тряслись руки. Стакан ткнулся ему в руки неожиданно — Северус не слышал шагов Мери, а ходила она отнюдь не тихо.

Северус выпил воду и протянул стакан в темноту. Его темноту. Мери, определённо, была ещё здесь и должна взять стакан.

Так и есть.

Он нащупал рукой комод, повернулся от него к окну — его местоположение нетрудно было определить по свежему дыханию вечера — и сделал ровно пять шагов. Провёл рукой теперь перед собой, нащупал спинку кресла, сел.

Мери зажгла свечи — он расслышал, как она двигает подсвечник на каминной полке — пошевелила угли в камине, прикрыла окно.

Пайлот вёл себя сегодня странно. Когда Мери только вошла, он глухо зарычал, потом взвизгнул, а сейчас, хоть Северус этого и не мог видеть, следовал по пятам за Мери и поскуливал.

Он не проявлял агрессию, скорее, это была бурная радость. Чем это его сегодня так обрадовала Мери?

— Куш! — сказала Мери Пайлоту.

Северус Снейп дёрнулся.

— Мери? Это же вы, верно?

— Мери на кухне, сэр, — раздался рядом сдержанный ответ.

— Но кто вы? Я никого не приглашал! — Снейп стремительно обернулся на звук голоса по инерции, но, конечно же, не смог разглядеть, кто перед ним.

Почему он так разволновался? Чей это голос? Он казался таким знакомым. Будто из другой, прошлой жизни.

— Мери и Джон узнали меня, — прозвучал ответ. — Я долго искала вас, профессор, и вот, наконец, нашла.

«Профессор! Боже мой, надо же было себя так выдать!»

— Профессор? — Снейп вскочил. — Отвечайте немедленно, кто вы?

— Джейн, — ответ прозвучал испуганно. — Я Джейн Эйр. Разве вы не узнали меня?

Северус Снейп без сил упал обратно в кресло.

Джейн Эйр… Сколько раз он слышал это имя за месяцы, проведённые в Ферндине? Именно она стала предметом его страсти, его грёз, его веры в то, что он заслужил у отца небесного счастья, несмотря на все свои прегрешения, вольные и невольные. Но… Не его. Мистера Эдварда Рочестера, чёрт бы его побрал…

Что ему теперь делать? Как себя вести? Что сказать этой пигалице? Хотя кто её знает, может быть, эта девица похожа на Миллисенту Булстроуд и объёмом превосходит Хагрида? Снейп хмыкнул, хотя ситуация была совсем не располагающей к веселью.

— Где вы были, Джейн? Где вы были всё это время? Я боялся, что вас нет в живых, — сказал Снейп, облегчённо выдыхая, что хоть что-то он может сказать связное.

Он знал, что Джейн Эйр сбежала после несостоявшейся церемонии бракосочетания с Эдвардом Рочестером. Её искали по всей округе, но она будто и не существовала вовсе.

Чего стоило ему, Северусу Снейпу, потихоньку собрать все эти данные, выспрашивая Мери и Джона, чтобы составить хотя бы примерную картину прошлого мистера Рочестера. Полезнее всех в этом плане оказалась мисс Бланш, романтичная натура, которая болтала без умолку, когда приезжала с доктором Картером навестить постояльцев Ферндина.

— Это долгая история, сэр, — был ответ.

Но почему ему знаком этот голос? Почему сердце бьётся так, как не билось уже давно? Долгие месяцы он будто находился во сне, был плохим актёром в этом странном спектакле, где ему была уготована роль в чём-то похожего на него мистера Рочестера.

— Подойдите ко мне, Джейн, — попросил Снейп.

Она подошла совершенно бесшумно, он вновь не расслышал её шагов. Разве что Пайлот своим цоканьем выдал её приближение.

— Вы летаете над полом, Джейн? — не удержался от сарказма Снейп. — В вашем роду есть маленькие летающие эльфы?

— Простите, сэр, я буду стараться производить больше шума, чтобы не заставать вас врасплох. А ещё лучше — прицеплю колокольчик на шею.

Она вернула ему шпильку?

— Дайте мне вашу руку! — почти приказал он.

Тёплая маленькая ладошка легла в его узкую ладонь с длинными пальцами. Маленькие пальчики доверчиво спрятались в его руке. Казалось, от самых подушечек пальцев до пяток пробежала яркая волна, похожая на волшебство.

Он схватил Джейн и притянул к себе. Стремительными движениями ощупал её лицо. Губы, мягкие, чувственные; нос, тонкий и лишённый хоть какой курносости; изогнутые нити бровей; высокий лоб. Волосы — кажется, их слишком много — собраны в тугой пучок. И последние сомнения отпали. Он видел её во сне последние недели.

— Скажите мне что-нибудь, — тихо попросил он, прислушиваясь к её громкому стуку сердца.

— Что именно, сэр? — прошептала она.

— Например, какого чёрта вы делаете здесь, мисс Грейнджер? И как вы тут вообще оказались? Думаете, я не узнал ваш голос? В какие игры вы играете?

К чёрту весь этот цирк! Если он таким изощрённым способом сошел с ума, то пусть уж побыстрее с ним разберутся на должном уровне. Будь он на самом деле этим мистером Рочестером, а перед ним сейчас его несостоявшаяся невеста — пусть разбираются сами. А с него хватит!

Но почему же она не вырывалась, не звала на помощь, не кричала о том, что у её любимого Эдварда помутилось сознание? Зачем она провела кончиками пальцев по его шрамам на левом глазу и шее? Почему ему так приятны были эти прикосновения? Почему не хотелось, чтобы она прекратила их?

— Сэр, простите меня, — голос её дрожал.

Он поднял её лицо вверх, осторожно провёл рукой и собрал дорожку слёз.

— Как вы тут оказались, мисс Грейнджер? — совсем другим тоном спросил он, сам не понимая, почему внутри такое огромное облегчение, что его потусторонний мир, наконец, распахнулся, впустил внутрь немного света.

Святая Моргана! Он и правда увидел пятна света в том месте, где стояли свечи.

Она попросила его разрешения распорядиться насчёт ужина: «Мери сказала, что вы сегодня ничего не ели с самого утра», а потом они сидели у камина, и она рассказывала ему какую-то чушь про переселение душ, сбой предначертанности судьбы и что-то ещё, а он совершенно ей не верил, но разумного объяснения, как он оказался в Торнфильде во время пожара, у него тоже не было, поэтому он слушал, не перебивая. И лишь когда она закончила свой рассказ на том, как Ариана-Элен провела её по туннелю с последними напутствиями, он решил заговорить.

— Вы решили пойти тропой Поттера, мисс Грейнджер? — первое, что спросил он.

— Почему?

— Его вечно тянуло спасать мир. Кстати, чем всё закончилось? Надеюсь, он всё же победил? Мальчик-который-выжил.

Гермиона в двух словах рассказала Снейпу о Битве. Почему-то сейчас всё это казалось неважным, будто эхом давно минувших дней. Сейчас её больше заботило то, как морщился он каждый раз, когда перекладывал больную руку, ноющую к дождю. А ещё невыносимо было смотреть в это лицо, изуродованное шрамами.

— Почему вы меня разглядываете? — внезапно спросил он в возникшей тишине. — Красив до безобразия, верно?

— Вы никогда не были красивы! — прозвучал громкий ответ, затем: — Простите, я не это хотела сказать.

— Не извиняйтесь! Вы меня даже рассмешили. Так что мы с вами будем делать, мисс Грейнджер?

— Я… я не знаю, сэр.

— А подумать, прежде чем кидаться в любую авантюру, это не ваш метод, верно? Вы можете вернуться обратно?

Он огляделся вокруг, словно хотел увидеть дверь, ведущую вот так запросто обратно. Как бы было просто: шагнул — и преодолел мили и века.

Разумеется, никакой двери не было, да он бы всё равно её не увидел.

— Элен сказала, что мы можем вернуться только вдвоём. Если у нас всё получится…

— Мисс Грейнджер! Включите мозги! А у вас они всё же, увы, есть, вынужден это признать. Эдвард Рочестер любил Джейн Эйр. Вы не потрудились узнать, что с ними стало потом, после того, как Джейн Эйр вернулась. Возможно, они поженились и жили долго и счастливо, а возможно, наговорили друг другу гадостей, расстались и… жили долго и счастливо. Я не намерен следовать ни первому, ни второму сценарию, потому что я не мистер Рочестер! А вы не Джейн Эйр! Ваши родители читали вам в детстве слишком много сказок!

Длинный монолог его утомил. Пожалуй, он бы теперь остался один. Он с досадой думал, что несносная Грейнджер сейчас начнёт спорить или, что хуже, расплачется. Но он никак не ожидал её тихих слов.

— Да, спасибо вам за моих родителей. Если бы не ваше зелье, они бы так и остались в Австралии.

Из него будто выпустили весь воздух, как из воздушного шарика. Когда-то давно, очень давно, он на самом деле был выдающимся зельеваром.

«Кто я? Что я?»

Нестерпимо разболелась голова.

— Спокойной ночи, мисс Грейнджер, — отрезал он. — Оставьте меня. Надеюсь, Мери приготовила вам комнату, не выгонять же вас ночью в лес.

Она встала — он слышал её горький вздох — и молча вышла; стукнула дверь гостиной.

Он лежал и ворочался без сна, злясь на себя, на Грейнджер, на этого Рочестера с его Джейн Эйр. Не заметил, как уснул, а во сне прижимал к себе Гермиону Джин Грейнджер, которая превратилась в маленькую фею и, махнув серебряными крылышками, улетела.

Но я каждый раз просыпался и понимал, что это обман и насмешка; я был один и всеми покинут; моя жизнь мрачна, одинока и безнадёжна; душа томилась жаждой и не могла её утолить; сердце изголодалось и не могло насытиться. Милое, нежное видение, прильнувшее ко мне сейчас, ты так же улетишь, как улетели твои сёстры; но поцелуй меня перед тем, как улететь, обними меня!

Он резко проснулся. Подушка была мокрой от слёз. За окном слышалась сладкая песня малиновки. Наступал новый день.

Гермионе стоило большого труда не выдать своего отчаяния, когда она зашла в кухню пожелать Мери спокойной ночи.

Мери и Джон считали её настоящей Джейн Эйр, вряд ли бы они обрадовались, если бы Гермиона начала им сбивчиво объяснять, что она временно вселилась в чужое тело, а на самом деле она волшебница, которая будет жить без малого двести лет спустя. Конечно, ведьм сейчас уже не сжигали, времена были не те, но лишние проблемы ей сейчас точно не были нужны.

Пока они шли с Элен по туннелю, та успела ей рассказать обо всех жителях Торнфильд-хауса, а так же о том, что Джейн Эйр сбежала в неизвестном направлении после открывшейся чудовищной правды о Берте Рочестер.

Напоследок Элен предупредила, что обратно можно вернуться лишь вдвоём, только тогда баланс мироздания восстановится и Вселенная успокоится. А ещё, с беспокойством глядя на Гермиону, она сказала:

— Я должна тебя предупредить. Поскольку ты идёшь туда добровольно, перемещение будет болезненным. Те, кто попадают против своей воли, испытывают меньше трудностей, потому что они лишь закрывают дыры, получающиеся в пространстве Вселенной. Я просто хочу тебя предостеречь, что это, возможно, будет непросто.

Гермиона порадовалась, что с ней не было никого в «Кабаньей голове». Кто бы поверил, что стойкая радетельница всех правил так опрометчиво ввяжется в сомнительную авантюру?

Она поморщилась. Плевать на все правила. Можно же, в конце концов, просто довериться зову души и сердца?

Оглянулась в последний раз на Элен-Ариану и шагнула вперёд на слабый далёкий огонёк — единственное пятно света в плотной темноте.

Внутренности скрутило так, будто она вновь оказалась на полу Малфой-мэнора. Ей казалось, она слышит маниакальный смех Беллатрикс; кости выворачивало, словно тело кто-то решил пропустить через гигантскую мясорубку. Тошнота подступила к самому горлу, и Гермиона потеряла сознание.

Когда она очнулась, поняла, что лежит на обочине дороги. Мелкий дождь промочил её насквозь, холод пробрался в рукава её платья — мантия потерялась при последнем шаге из трактира Арианы. Впрочем, палочка тоже осталась в мантии. Гермиона кое-как поднялась и, пошатываясь, двинулась на огонёк, всё так же блуждающий впереди. Только бы это не был болотный фонарник, а то её силы закончатся раньше, чем она сумеет добраться до людского жилища.

Чем она вообще думала? Она даже не уточнила, где именно окажется. Всё, что ей было известно — где-то здесь, в этом измерении, находился Северус Снейп, и она пришла, чтобы помочь ему вернуться.

Глупости. Какие глупости. А если она его не найдёт? А если он не пожелает возвращаться? И потом… Он же не обязан относиться к ней так, как тот мистер Рочестер к Джейн Эйр. Гермиона покраснела бы до корней волос от своих мыслей, но она так замёрзла, что стучала зубами.

Огонёк, хвала небесам, не пропадал, а всё так же светил призывным маячком. Гермионе казалось, что она вышла из «Кабаньей головы» не некоторое время назад, а очень давно. Без сил она взобралась на крылечко небольшого домика и постучала.

Её знакомство с Дианой, Мэри и Сент-Джоном Риверсами было заведомо предопределено свыше, ведь настоящая Джейн Эйр тоже нашла приют в Мурхаузе. И Гермиона так же, и как Джейн, подружилась с Дианой и Мэри, а с Сент-Джоном у неё отношения сложились сложные, и были на то причины.

* * *

И всё же она сумела оказаться здесь, в Ферндине. Ради чего?

Возможно, ради песни малиновки, которая разбудила её рано утром?

Тщательно убирая волосы в тугой пучок, Гермиона думала, что не всё ещё потеряно.

Она спустилась к завтраку, полная решимости. Ничего, если Снейп не хочет знать Гермиону Грейнджер, уж Эдвард Рочестер всегда будет рад встретиться со своей Джейн.

Взяла у Мери поднос с завтраком и направилась в гостиную — Мери сказала, что мистер Рочестер встал сегодня рано и уже там.

— Доброе утро, сэр, — сказала она, прикрывая за собой дверь.

Он не подал и вида, что услышал её, однако рука его с поднятой чашкой кофе дёрнулась, от чего кофе пролился на брюки.

Гермиона поставила поднос на стол, схватила полотенце и принялась промакивать пятно.

— Вы не обожглись, сэр? — с тревогой спросила она.

— Если вы и дальше будете с таким усердием тереть мои брюки, мисс Грейнджер, мне точно станет жарко, — с сарказмом произнёс он.

Она вспыхнула, скомкала полотенце и застыла, не зная, что сказать.

— Сядьте, вы загораживаете мне свет, — произнёс он вполне миролюбиво.

— Свет? Вы… видите?

— Представьте себе, со вчерашнего дня я могу различать пятна света. Не тешьте себя иллюзиями, дело не в вашем чудесном появлении. Мистер Картер горел оптимизмом, что это неизбежно случится, когда воспаление начнёт сходить.

— Это хорошо. Я рада за вас, сэр.

— Спасибо… Скажите, а как мне вас называть? Вам куда как удобно обращаться ко мне абстрактным «сэр», но что если зайдут Мери или Джон, а я назову вас мисс Грейнджер? Не сочтут ли эти бедные люди, что я окончательно поехал крышей?

Гермиона пожала плечами, потом спохватилась и сказала:

— Мне всё равно.

— Вот как? Ну не Джейн же мне вас называть! Джейн Эйр… Хотя почему нет? Ваше второе имя Джин, верно?

— Да. Полное моё имя Гермиона Джин Грейнджер.

— Отлично! Я буду называть вас Джин. Всё же по звучанию это ближе к Джейн, чем мисс Грейнджер. Как вы могли заметить, я не всегда понимаю, что в комнате находится посторонний. А так мы избежим ненужных домыслов.

— Хорошо.

— Вы бы на уроках были такой покладистой, мисс Грейнджер. Простите, Джин! И вот ещё что. Я обдумал ситуацию. Меня это мало забавляет, но вы добровольно оказались со мной в одной лодке. Пока мы не поймём, в какой стороне берег, нам придётся грести вместе. Не скажу, что я в восторге, но лучше так, чем… Впрочем, не важно.

— Я… Попробую.

— Почему бы нам не прогуляться? Сегодня замечательная погода, судя по песням птиц. Но, пожалуй, мне придётся воспользоваться вашей помощью.

— Хорошо, сэр, но сперва давайте позавтракаем.

Услышав из его уст это признание, я не могла сдержать слёз: прикованный к скале царственный орёл мог бы так просить воробья приносить ему пищу. Однако я не собиралась плакать; я стёрла солёные капли с лица и занялась приготовлением завтрака.

Утро они провели на воздухе. Гермиона вывела Северуса из сырого мрачного леса на простор вересковых полей, где в яркой зелени нежилось солнце. Ласковый ветер гнал по умытому небу лёгкие облака, и Гермиона, усадив Северуса на поваленный сухой ствол каштана, принялась рассказывать, какие облака на что похожи.

Пайлот лежал рядом с ними, потом положил свою морду на колени Гермионы и хорошенько обслюнявил подол её платья.

Гермиона рассмеялась и погладила Пайлота за ушами.

— Чему вы смеётесь, Джин?

Гермиона вздрогнула. Она не привыкла, чтобы её так называли, но ещё удивительней, пожалуй, было слышать этот голос без ноток сарказма или желчи.

— Просто Пайлот здорово напоминает мне Клыка.

— Это собака Хагрида, верно?

— Клык погиб. Сгорел во время Битвы, когда Пожиратели подожгли избушку. Фу, Пайлот, нет!

— Что происходит, Джин?

— Я не знаю! Он себя странно ведёт. И этот взгляд… Я, конечно, понимаю, что собаки все похожи, но такие же глаза были у Клыка.

— Действительно… Очень странно. Возможно, не только мы с вами переместились сюда?

— Вы шутите, да?

— Нет, пытаясь найти разумное объяснение. Мне не даёт покоя одна мысль, но я никак не могу ухватить её, понять. Кажется, что истина буквально на поверхности.

— Иногда губная гармошка всего лишь губная гармошка.

— О чём вы?

— Да так, не обращайте внимания.

Настроение сдулось. Пропало всё оживление. Гермиона замолчала, Пайлот вскоре тоже успокоился и задремал.

— Что, Джин, все облака, похожие на Поттера в очках, закончились? — услышала она рядом голос часом спустя. — Пойдёмте домой, становится прохладно. Наверное, снова будет дождь.

Он встал, потирая левую руку и поджидая, когда Гермиона поможет ему выбрать верное направление в сторону дома.

После обеда Гермиона хотела почитать, тем более, в комнате, где её разместили, было много книг, но ноги сами понесли её в гостиную.

Снейп сидел по обыкновению в кресле и смотрел в окно. Он был повёрнут сейчас к Гермионе здоровой, правой стороной, и она задержалась в дверях, вглядываясь в его профиль. Хотелось подойти и дотронуться до этого бледного лица, провести по линии носа, коснуться губ, ломаной линией сомкнутых в немой скорби и раздумьях.

— Ну что, Джин, чем займёмся? — повернулся он к ней, разгоняя наваждение.

— Вы делаете успехи, сэр. Вот вы уже и не путаете меня с Мери, — ответила ему в тон Гермиона и прошла к окну.

— Просто Мери с Джоном отпросились после обеда до завтрашнего утра. Я в полном вашем распоряжении, — поклонился Снейп.

Гермиона старалась не думать о том, что они остались в доме одни, и уж тем более не собиралась показывать вида, что это известие её взволновало.

— Можно поиграть в шарады, — выпалила она первое, что пришло в голову.

— Вы считаете, что взрослые люди, оставшись наедине, играют в шарады? — вкрадчиво спросил Снейп.

— Зачем вы надо мной смеётесь? — вспыхнула Гермиона.

— Отнюдь, мисс Грейнджер. О нет, Джин! Я просто стараюсь играть по вашим правилам. Мы же вроде как почти обвенчались, не так ли?

Гермиона промолчала.

Не дождавшись ответа, Северус Снейп самым своим обычным скучным голосом спросил:

— Что там за шарады? Удивите меня.

В голову ей ничего не приходило, кроме детских загадок. Но с чего-то ведь надо было начать.

— Первое — нота,

Второе у лося на голове:

А хочешь целое найти?

Тогда ищи его в пути.

— Это загадка про Поттера? — не удержался Снейп от колкости.

— Почему?

— Поттер — олень. Всегда олень. Впрочем, я слышу по вашему тону, что это неверный ответ. Что же это?

— Почему вы всё время надо мной смеётесь?

— Может быть, потому, что мне надоело ваше общество?

Гермиона встала и молча пошла к двери, чувствуя, как душат слёзы. Когда она уже взялась за ручку, её догнал голос:

— А может быть, от того, что я сам себе надоел. Правильный ответ — «дорога». Джин, зачем вы вступили со мной на одну дорогу? Это неверный путь.

Рука повисла в воздухе, так и не дотянувшись до двери. Гермиона обернулась в нерешительности.

— Моя очередь, — как ни в чём не бывало сказал Северус Снейп. — Вот вам моя загадка: «Я оранжевая, я ношу зеленую шляпку и звучу как попугай, что я?»

— Морковь?⁽¹⁾ — ответила Гермиона, невольно улыбаясь.

— А вот и не угадали! — довольно произнёс Снейп. — Это Молли Уизли!

Повисла пауза.

— Что-то не так? — спросил Снейп через пару минут.

— Молли… Она погибла. Её убила Беллатрикс в самом конце Битвы.

— О боги, — прошептал Снейп. — Я не знал.

Он встал, на ощупь дошёл до фортепиано в углу, откинул крышку.

По гостиной поплыли волшебные звуки бетховенской багатели «К Элизе». Мелодия растекалась волной, вспенивалась гребнем и рассыпалась сотней брызг. Они будоражили что-то внутри, текли из глаз слезами; когда последняя нота печально вылетела в открытое окно, Гермиона поняла, что плачет уже просто навзрыд.

Она чувствовала себя несчастной и одинокой. Она запуталась во времени и пространстве, она бежала сама не зная куда и искала неведомо кого. Чьи руки сейчас обнимали её, ласково баюкали в объятиях? Чей голос мягко успокаивал, обещал, что всё непременно будет хорошо?

Когда она немного успокоилась, он подвёл её к диванчику возле книжного шкафа и усадил.

— Я бы сходил на кухню за чаем, но, боюсь, там я не так хорошо ориентируюсь, как в гостиной, — произнёс он. — Здесь я давно изучил, сколько шагов в какую сторону нужно сделать, чтобы не быть полным болваном.

Его привычный сарказм отрезвлял быстрее уговоров и успокаивающих слов. Гермиона достала носовой платок, хорошенько высморкалась.

— Вы настоящая леди, Джин, — услышала она рядом.

Плевать.

— Простите меня, — продолжил он. — Мне искренне жаль, что Молли погибла. Она была иногда излишне шумной, но, наверное, на ней держались вся Нора и половина магической Британии.

— Где вы научились так играть? — спросила Гермиона, желая скрыть неловкость из-за своей истерики.

— О, я бы и сам хотел узнать. Видите ли, Тёмный Лорд когда-то невольно наградил Поттера способностями разговаривать на змеином языке. Я так думаю, что попав в тело этого мистера Рочестера, я вместе с наружностью вобрал в себя и некоторые его черты. Уверяю вас, я бы ни за что не стал играть с вами в шарады раньше.

— Правда? В смысле, я хотела сказать, что тоже в себе обнаружила кое-что новое, то, чего во мне не было раньше. Наверное, вы правы. Джейн Эйр и Эдвард Рочестер незримо витают рядом.

— Надеюсь, мы не сильно их потеснили, вселившись в их тела.

— Надеюсь, мы найдём способ вернуться обратно, а их оставить здесь.

— Джин…

— Да?

— Почитайте мне что-нибудь.

Она вытащила наугад книгу из книжного шкафа, перелистнула страницы:

— Любовь, какую ни один,

Быть может, человек

Из сердца пламенных глубин

Не исторгал вовек,

Примчалась бурною волной

И кровь мою зажгла,

И жизни солнечный прибой

Мне в душу пролила.⁽²⁾

— Достаточно… — прозвучал резкий голос.

— Я плохо читаю?

— Отвратительно. Идите сюда, Джин.

Гермионе хотелось швырнуть книгу и уйти к себе, но отчего-то повиновалась. Аккуратно поставила стихи на место, она подошла к дивану.

Он протянул руку, нашёл её ладонь, несильно сжал.

— Сядьте рядом. Пожалуйста…

Она села.

Секунды длились, он молчал, она тоже, боясь, что он точно слышит сейчас бешеный стук её сердца.

Но, испытывая крайнее замешательство, я всё-таки нерешительно следовала за ним, тщетно стараясь выдумать какой-нибудь предлог, чтобы уйти. Однако он был так спокоен и сдержан, что мне вдруг стало стыдно за моё смятение. Если во всём этом было что-то дурное, оно, видимо, заключалось только во мне самой. Сам же он ни о чём не подозревал и был совершенно спокоен.

А потом он притянул её к себе и поцеловал.

1) Морковь (англ.) — carrot; попугай (англ.) — parrot

Вернуться к тексту

2) Этот романс пел Эдвард Рочестер в книге Шарлотты Бронте «Джейн Эйр».

Вернуться к тексту

После того нечаянного поцелуя оба делали вид, что ничего не случилось. Утром он был излишне резок, а она подчёркнуто холодна. Они сходили на прогулку, потом Гермиона немного почитала — на этот раз Снейп сам выбирал книгу, и его выбор остановился на Сэмюэле Джонсоне и его «Истории Расселаса, принца Абиссинии». Гермионе она показалась скучной, а по его виду было непонятно, нравится ли ему или нет.

К вечеру стало душно, и он предложил вновь прогуляться.

Они прошли по привычному маршруту через лес и сели на своё дерево.

Гермиона поражалась, насколько же легко было разговаривать с Северусом Снейпом, когда он забывал надевать на себя личину мрачного стервятника. Именно таким он всегда представлялся ей в подземельях Хогвартса. Сейчас перед ней сидел умный мужчина, который, как оказалось, мог быть прекрасным собеседником. Он разнёс в пух и прах теорию Гермионы об отмене сегрегации оборотней и доказал, что это самонадеянно и глупо, пока не будет изобретено стопроцентное зелье, делающее оборотней безопасными.

Он подверг критике многие её проекты, но в то же время с удовольствием слушал. С ним было интересно, не то что с Роном, который закатывал глаза, как только Гермиона начинала выдвигать свои теории.

Они не заметили, как день скатился к вечеру. Закат был свинцовым, воздух пах озоном, приближалась гроза.

— Нужно идти, — сказал Северус Снейп, словно очнувшись.

Гермиона молчала. На вытянутую сухую ветку приземлилась большая бабочка. Она невольно схватила Снейпа за руку.

— Здесь бабочка, — шёпотом сказала она.

— Опишите её, — попросил он.

— У неё очень большие крылья, белые. Внизу чёрная канва, она похожа на птичьи хвосты.

— А на верхних крыльях красные овальные пятна, верно? — спросил он, всматриваясь внутрь себя.

— Да…

— Это Великий Мормон, такие водятся в основном в Вест-Индии, не часто увидишь у нас эту ночную бабочку.

Молчание.

— Вы были в Вест-Индии?

— Я — нет. Видимо, мистер Рочестер там бывал. Бабочка махнула крылом — изменилась Вселенная… Чёрт, иногда я начинаю понимать беднягу Квиринуса. Каково это, когда у тебя в голове разговаривают два голоса?

Гермиона не понимала, шутит ли Северус Снейп или нет. Сама она была благодарна неведомой Джейн Эйр, которая помогла взглянуть на мир несколько иначе. Пока она размышляла над тем, насколько сильно изменился её собственный характер, с неба упали первые капли.

Они вскочили одновременно, но двигаться быстро не получалось — сумерки и пасмурный закат сделали тропинку почти невидимой. Приходилось идти осторожно, чтобы не споткнуться. Однако неожиданно небо расчертило яркой молнией, а затем совсем близко прогремел гром.

— Бежим! — Гермиона схватила Северуса за руку и чуть не бегом припустила вперёд, боясь, что гроза застанет их в лесу.

Прятаться под деревьями? Нет уж, увольте!

Они промокли до нитки, пока добежали странным зигзагом до дома. В кухне никого не было — Мери ушла в свою комнату, поэтому Гермиона, схватив сухое полотенце, направилась в комнату Северуса, находящуюся на первом этаже рядом с гостиной.

Она негромко постучала и прошмыгнула внутрь после разрешения войти.

— Мери, это вы? — спросил Снейп, стягивая с себя нижнюю рубашку. — Как хорошо, что вы пришли. Не могли бы вы мне принести полотенце? Моё совершенно мокрое.

Гермиона во все глаза смотрела на белеющий в темноте торс и не понимала, от чего горят щёки — стало невыносимо жарко.

Она подошла к нему и протянула злосчастное полотенце, стараясь не дышать.

Он как-то странно посмотрел поверх неё, взял полотенце и вдруг стремительно притянул её к себе.

— Вы же не Мери. Джин, тебе не стыдно входить ночью в комнату к одинокому мужчине?

— Я стучала! — пискнула Гермиона, даже не пытаясь выбраться из его объятий.

— То есть то, что мы неожиданно перешли на «ты», тебя устраивает?

— Не совсем. Не знаю…

Он привлёк её ещё ближе и поцеловал долгим, затягивающим в омут поцелуем.

— А так?.. Теперь возвращайся в свою комнату и переоденься. На хватало ещё схватить простуду в этой глуши.

Она почувствовала, что хватка ослабла, высвободилась из кольца его рук.

— Спокойной ночи, — проклиная себя, произнесла Гермиона.

— Как, ты уже уходишь? Вот так?

— Но вы же сами мне сказали…

— Мы снова на «вы»?

— Да вы издеваетесь!

Не помня себя, она выбежала в коридор.

Она попалась как последняя неискушённая дурочка. Поддалась на его чары. Справедливости ради, Гермиона отдавала себе отчёт, что в своём нынешнем виде, с этими безобразными шрамами, Северуса Снейпа вряд ли можно было назвать красавцем. Но она не испытывала никакого отвращения, глядя на него украдкой.

Ей казалось всё это сном, чудесным и волшебным. Она училась готовить — Мери с удовольствием делилась секретами кухни, много читала и вязала — оказывается, без волшебства можно было создавать изумительные вещи.

И всё же, несмотря на сказку, Гермиона ужасно скучала по своему настоящему, которое осталось в прошлом. Скучала по папе и маме. Интересно, что они подумали о ней, когда она пропала почти сразу после того, как вернула им память? Как там Гарри, Рон, Джинни? Как там Хогвартс?

Скучал ли Северус Снейп по миру, в котором ему было горько, Гермиона не знала. И всё же она изредка видела в его взгляде невыносимую печаль, когда он, не видя, устремлял свои думы куда-то поверх дремучего леса.

* * *

Их тянуло друг к другу магнитом, и, наверное, для неё не стало неожиданностью, когда несколько месяцев спустя он предложил ей обвенчаться в церкви, которая была совсем неподалёку.

— Знаешь, Джин, — сказал он ей, — я всё же уверен, что этот мифический мистер Рочестер, если он и правда существовал, был очень счастлив со своей Джейн Эйр. Мы нарушили законы времени и мироздания, а может быть, я слишком много нагрешил — ты нет, ты слишком невинна для этого, — поэтому мы не можем вернуться назад. Но мы можем попробовать быть счастливыми сейчас. Не ждать десять лет или сто, потому что жизнь вообще штука быстротечная и непостоянная.

— Ты хочешь…

— Если ты согласна.

— Скажи это вслух…

— О женщины! Хорошо. Согласна ли ты, Гермиона Джин Грейнджер, стать моей женой?

— Боюсь, в церковных книгах нет такого имени.

— Мы что-нибудь придумаем. Или ты против?

— Конечно, да! То есть нет! Я согласна.

Церемония должна была пройти тихо. Без гостей и свидетелей. Они прошмыгнули мимо Мери и Джона, пусть им думается, что мистер Рочестер с Джейн пошли на ежедневную прогулку.

У неё в кармане платья был кусок белого кружева, который она пристегнула шпильками возле церкви. Он с её помощью нацепил бабочку и сказал, что в жизни больше не наденет эту пошлость.

В церкви их уже поджидали священник и причётчик. Началась служба. Священник объяснил, что такое брак, затем спросил, поклонившись в сторону Северуса Снейпа:

— Я прошу и требую от вас обоих — как в страшный день суда, когда все тайны сердца будут открыты — если кому-либо из вас известны препятствия, из-за которых вы не можете сочетаться законным браком, то чтобы вы признались нам, ибо нельзя сомневаться в том, что все, кто соединяется иначе, чем это дозволяет слово Божье, Богом не соединены и брак их не считается законным.

Тишина была ему ответом.

— Хочешь ли ты взять эту женщину, Джейн Эйр, в жёны?

— Да.

— Хочешь ли ты взять этого мужчину, Эдварда Фэйрфакса Рочестера, в мужья?

— Да.

Как сейчас помню старую серую церковь, спокойно возвышавшуюся перед нами; вокруг её шпиля летал грач, чернея на фоне румяного утреннего неба. Мой возлюбленный пристально смотрел мне в лицо, от которого внезапно отхлынула вся кровь. Я почувствовала на лбу капли пота, мои губы и щёки похолодели. Когда я оправилась, он бережно повёл меня по дорожке к церковным дверям. Мы вошли в тихий, скромный храм. Священник уже ждал нас в своём белом облачении возле низкого алтаря, рядом с ним стоял причётник.

Перед глазами всё поплыло. Наверное, излишнее волнение дало о себе знать. Надо было всё же поддаться на уговоры Северуса и позавтракать.

Гул нарастал, казалось, голова сейчас просто разлетится как переспелая тыква на грядке Хагрида.

Гермиона распахнула глаза, стараясь не выпускать спасительную ладонь из своей руки.

Чуть в стороне от белой арки из цветов на самом деле стоял Хагрид с чудовищным цветком в петлице пиджака, смахивающим на кочан капусты. Рядом с ним сидел Клык и вилял хвостом, выражая тем самым крайнюю степень восторга.

— Джин, — услышала она шёпот в самое ухо, — на нас уже всё смотрят. Давай уже пойдём просто вперёд, боюсь, Рита Скитер от избытка чувств сейчас просто проглотит своё перо.

Гермиона присмотрелась. Зелёная поляна была заполнена рядами белоснежных скамеек. На ближней к арке, где их поджидал распорядитель свадьбы, сидели мама и папа и синхронно промакивали глаза платочками. Весь второй ряд пестрел всеми оттенками рыжего, от огненной шевелюры Рона, рядом с которым сидела Лаванда, до каштановых локонов Джинни. Артур шептался с Джорджем по поводу фейерверка, а Молли шикала на них и толкала локтем мужа.

На второй стороне скамеек в первом ряду расположились Гарри Поттер и семейство Малфой, Драко с Люциусом оба красовались в одинаковых смокингах, а на Нарциссе было блестящее серебристое платье.

Дольше Гермиона разглядывать не могла — не стоило испытывать терпение жениха и гостей.

Церемония — всего лишь формальность. Завтра они с Северусом уедут в свадебное путешествие и обязательно посетят Танстолл в приходе Халвергейт в Норфолке. На заросшем брокльбриджском кладбище они разыщут мраморную плиту с именем Элен Бёрнс и одним-единственным словом: «Resurgam»⁽¹⁾.

1) Resergam (латынь) — воскресну

Вернуться к тексту