Эльф в подарок (гет)

Когда из полуразрушенного помещения, покачиваясь, вышел раненый Эдуард, Араминта чуть не сошла с ума от ужаса и отчаяния. Юноша неверяще шептал что-то себе под нос, не реагируя на расспросы матери.

Маркиз был обнаружен на полу в бессознательном состоянии. Немедленно вызванная бригада колдомедиков констатировала неутешительный диагноз — лишь благодаря вовремя прибывшей помощи ученый не расстался с жизнью, однако кома, наступившая вследствии тяжелых ранений при взрыве, может длиться годами.

О печальной участи Жермена де Мелифлуа сообщили все газеты. Маркиз был зельеваром с мировым именем, да и жена его успела прославиться. Эдуард переживал сильнейшее потрясение. Он смог сообщить лишь то, что отец пригласил его к себе для личной беседы. Они говорили о планах Эдуарда на будущее. В процессе разговора маркиз продолжал работать. Погорячившись, он допустил роковую ошибку в рассчетах. Простейшая оплошность, иглы дикобраза, которые каждый первокурсник может свободно купить в магазине ингридиентов, чуть было не стоили жизни светилу науки.

Несмотря на скептический настрой специалистов по магическим травмам, Араминта приказала перевезти мужа в частную клинику, где ему был бы обеспечен надлежащий уход, и распорядилась бороться до последнего. Со стороны Мелифлуа-старший казался всего лишь погруженным в глубокий сон, а близким оставалось молиться о чуде.

В имении Мелифлуа отныне всегда было полно народу. Бывшие коллеги, оппоненты и союзники, однокурсники и приятели соболезновали, вспоминали, приносили старые колдографии, надоедали Араминте расспросами и предположениями, а главное, благодарили Мерлина за несказанное везение молодого маркиза, чудом выжившего в несчастном случае.

— Если бы я потеряла еще и Эдуарда, жизнь утратила бы всякий смысл, — признавалась неестественно бледная Араминта сжимающей ее руку Дорее Поттер. — Какая бессмыслица! Жермен проводил такие сложные эксперименты, сочетал несочетаемое, и за столько лет ни одного, даже крохотного взрыва. Нелепость. Небрежность никогда не была ему свойственна.

— Как Эдуард? — обеспокоенно осведомлялась Дорея. Маркиза безнадежно отмахивалась.

— Бедный мальчик в шоке. Держу его на успокоительном зелье. Он винит себя в том, что чуть не стал причиной смерти отца. Они ведь серьезно поспорили там, в лаборатории. Как мог Жермен, такой ответственный и рассудительный, выйти из себя во время работы?

— Бедная, бедная моя Араминта, — обнимала ее Дорея. — Ты должна быть сильной ради сына. Ты должна продолжать жить. Эдуарда еще нужно поставить на ноги.

Маркиза безучастно кивала. Будущее вдруг утратило для нее краски. Та же Дорея Поттер могла с уверенностью заявить: если и были в магическом мире искренне любящие друг друга супруги, так это Араминта и Жермен. Она еще не скоро успокоится.

Джинни переживала трагедию куда тяжелее — поблекла ее надежда. Пожар в разрушенной лаборатории оставил от рабочих записей Мелифлуа-старшего лишь несколько обугленных листков. Не считая самого маркиза, только поистине талантливый зельевар мог бы восстановить по ним необходимый алгоритм.

Дамблдор не давал о себе знать с их последнего разговора. Маркизе сейчас явно было не до чужих проблем. Джинни бледной тенью слонялась по кухне или саду, вызывая неподдельное беспокойство Минни. Добрый эльф быстрее девушки смирилась с необратимостью случившегося и теперь всеми силами пыталась отвлечь ее от деструктивных мыслей. Например, обучая языку домовых эльфов.

Язык оказался неожиданно сложным. Причудливые сочетания твердых согласных делали его грубым и требовали отменной дикции. К великому удивлению Джинни рабство эльфов насчитывало лишь несколько сотен лет, поэтому традиции и язык не были полностью забыты.

— Эльфы добровольно пришли к волшебникам, — сообщила Минни. — Земли эльфов постигло бедствие, и тогда маги приютили нас, обеспечили пищей и кровом. В знак благодарности мы поклялись служить им вечно. Маги защищали нас. Когда эльфы были независимы, на их земли постоянно нападали воинственные соседи. Мы не могли уберечь свое имущество, своих детей. В неволе мы сохранили все, чему учили нас предки. Ни один волшебник не знает до конца магии эльфов.

— Поэтому вы можете аппарировать, несмотря на блокирующие чары? — спросила Джинни. — А что еще вы умеете?

— Наши мысли нельзя прочитать, — серьезно сказала Минни. — Наш организм устойчив к большинству простых ядов и зелий. Мы можем становиться невидимыми, если пожелаем. Продолжительность нашей жизни достигает нескольких веков. Мы умеем общаться со зверями и птицами.

— Неужели? — только и сказала Джинни. — Я тоже все это могу?

— Конечно, — пожала плечами Минни. — Нужно лишь научиться использовать свои способности. Эльфы моей семьи веками направляли их на благо своих хозяев.

— Но у меня нет хозяев, Минни, — возразила Джинни. — Да маркизе и не нужна моя помощь. Ей сейчас никто не нужен.

— Ты ошибаешься, — расширила глаза Минни. — Джинни умеет то, чего не умеет Минни. Джинни умеет утешать.

Джинни вздохнула. Ей было безгранично жаль Араминту, но для гордой маркизы это было бы унизительно. Повторять звучащие всю последнюю неделю банальности глупо и неуместно. Более того, с точки зрения девушки, она нуждалась в утешении ничуть не меньше. В конце концов, у маркизы остался сын, крыша над головой и возможность вести полноценную жизнь. Ее муж в любой момент может выйти из комы — кто знает до конца ресурсы и возможности организма? Это она, Джинни, потеряла все — семью, будущее и даже тело. Она вдруг с горькой иронией подумала о Волдеморте. Вероятно, после своего развоплощения он чувствовал нечто похожее.

Следующие несколько недель Джинни посвятила изучению собственных способностей под руководством Минни и каждый день упорно ходила к защищенным чарами границам поместья, надеясь получить хотя бы небольшую весточку от директора. Наконец, Араминта пригласила ее в свои покои для разговора.

Глядя на безупречно накрашенную и богато одетую маркизу невозможно было предположить, что она совсем недавно пережила личную драму. Араминта, не морщась, пила горький кофе и совершенно спокойным ровным голосом известила девушку:

— Мы возвращаемся в Лондон. С этим домом связано слишком много грустных воспоминаний. Жермен в надежных руках, и меня уведомят об изменениях. Поживем некоторое время в другом особняке, пока я не решу, что делать дальше. Думаю, ты меня понимаешь, Джинни.

— Араминта, мне действительно очень жаль, — робко произнесла девушка. — Стоит мне подумать, что взрыв произошел, когда маркиз работал над зельем для меня...

— Вздор, ты здесь не при чем, — отрезала Араминта. — Когда Эдуард немного оправится от шока, я просмотрю его воспоминания. Ошибка Жермена не укладывается у меня в голове. Что-то здесь неправильно.

— Что вы имеете в виду? — удивилась Джинни. Маркиза неопределенно повела плечами.

— Неважно. Поговорим об этом после. Я хотела только сказать, чтобы ты готовилась к переезду. У нас Англии много незавершенных дел.

Араминта недолго помолчала, тяжело дыша.

— Да, очень много дел. Жена Абрахаса, наконец, в положении... Дорея совсем больна, мне не понравилось, как она выглядела... У Каллидоры свадьба через несколько дней, Цедрелла родила первенца... и еще надо присмотреть за Эйлин. Приятель Ирмы может устроить Эдуарда в Министерство... для начала неплохо, а дальше мы обязательно справимся. Обязательно справимся, — упрямо повторила она, стиснув зубы, и перевела взгляд на Джинни: — Нельзя забывать и о тебе. Не вечно же тебе оставаться в таком плачевном положении. Что-нибудь придумаем. Не может быть, чтобы никто больше не был способен сварить это чертово зелье, одни беды от него!

В памяти Джинни всплыли вдруг слова Минни. Она умеет утешать.

Джинни неуверенно подошла к маркизе и сжала ее руку.

— Вы удивительная, Араминта, — со всей искренностью произнесла она. — Поверьте, я всей душой разделяю ваше горе. Своих близких я потеряла, но по крайней мере, знаю, что все они живы и здоровы... Знаете, когда я училась на четвертом курсе, мой отец едва не погиб. На него напала змея, и если бы не мой друг... В общем, его вовремя спасли. Я понимаю вас, как никто другой, и я с вами.

Губы Араминты задрожали, но только на мгновение. Самообладание маркизы ничем невозможно было поколебать.

— Ладно, сантименты в сторону. Жермен непременно поправится. А мы будем паковать чемоданы.