Бастарды (гет)

Дитя Простора.

Утреннее солнце превращало окрестности Хайгардена в сказочное место, окутанное зеленью. Влажная от росы трава росла по самый пояс, окружающие замок плодовые деревья склонялись под тяжестью налитых соком фруктов. Лёгкий ветерок, словно дыхание природы, мягко касался иссиня-чёрных волос юной наездницы. Для неё в тот ранний час остальной мир не существовал. Во всём поле были только она и её резвый жеребец.

Закрыв от удовольствия глаза и подставив встречному ветерку лицо, Элинор Флауэрс полностью отдалась на волю Рейвена, который радостно скакал по простору, счастливый, что его наконец вывели на прогулку. Для девушки Элинор уверенно держалась в седле, не делала лишних движений, и конь её уважал, чувствуя власть. Отец подарил ей Рейвена, когда девочке только исполнилось восемь. Элинор сама изъявила желание научиться верховой езде, наблюдая за старшими братьями.

В памяти всплыло воспоминание о реакции бабушки, когда она впервые увидела Элинор на коне, её изумлённое и, вместе с тем, испуганное лицо заставило девушку звонко рассмеяться. Звук её смеха, подхваченный ржанием Рейвена, разнёсся по полю, встревожив ранних пташек. Они стайкой взметнулись к нежно-голубому небу, переругиваясь между собой. А из-за ворот, тем временем, показалась одинокая фигурка, поспешно направляясь к юной всаднице.

Маргери Тирелл, зябко кутаясь в шаль, остановилась поодаль от скачек Элинор, ожидая, когда сестра её заметит. Каштановый локон, подхваченный ветерком, упал ей на плечо, и Маргери поспешно заправила его за ухо, не отрывая взгляда от Элинор. Она отметила её лёгкий румянец, что так редко появлялся на бледной коже, и в который раз удивилась черноте её распущенных волос, от которых даже не отражалось солнце. Лёгкая улыбка тронула губы Маргери, когда их взгляды наконец встретились. Элинор удивлённо потянула за поводья, заставив Рейвена перейти на шаг, и спешилась. Ведя коня за собой, девушка приблизилась к сестре, поспешно обнимая её одной рукой.

— Такая рань, а ты не в постели? Должно быть, приснился дурной сон? — не без иронии поинтересовалась она, заправляя растрепавшиеся волосы назад.

У Элинор был звонкий, немного детский голос, в отличие от Маргери, которая, начав говорить, напоминала свою мать: спокойную, вдумчивую женщину, способную умиротворить одним лишь словом. Они казались очень разными, стоя в открытом поле друг напротив друга. Элинор, держа за поводья вороного жеребца, бледная и темноволосая, с миндалевидными глазами индигового цвета и высокими скулами. И Маргери — прекрасная в своём простом лёгком платье лазурного цвета, с мягкими каштановыми волосами, глазами голубки и доброй материнской улыбкой. Две юные девушки, две сестры, две противоположности.

— Бабушка просила передать, что ищет тебя, — слегка пожала плечами Маргери. В её голосе чувствовалось едва уловимое недовольство.

— Не рада, что пришлось покинуть четыре стены?

— Прошу тебя, Элинор, не пытайся вывести меня из себя, — хмыкнула Маргери, протягивая ладошку к Рейвену, чтобы погладить его. Конь фыркнул, и девушка испуганно одёрнула руку. — Характер весь в хозяйку.

Элинор подарила ей хитрую улыбку и молча направилась к воротам, ведя Рейвена за собой. Маргери не отставала. Элинор чувствовала, что её мысли были далеки от Хайгардена, Простора или даже всего Вестероса. Маргери неосознанно заламывала руки, а взгляд её был устремлён в одну точку прямо перед собой.

— Всё… в порядке? — неуверенно поинтересовалась Элинор, бросая на сестру обеспокоенный взгляд.

Маргери дёрнулась, будто кто-то схватил её за подол платья. Она изобразила неубедительную улыбку.

— Конечно.

— Но что-то произошло, — произнесла Элинор, не сомневаясь в своей правоте.

И не зря. Щёки Маргери слегка порозовели, и она усиленно избегала зрительного контакта. Девушки росли вместе и хорошо знали друг друга. У них никогда не было секретов между собой. Элинор была непоседливой единокровной старшей сестрой, и с ранних лет Маргери всюду следовала за ней, подражая её манерам, привычкам, поведению. Но потом что-то изменилось. Маргери повзрослела, стала спокойнее, свою роль сыграл мягкий характер. Элинор осталась той же бунтаркой и авантюристкой. Не раз она втягивала младшую сестру в различные приключения, которые потом неизменно выходили обеим боком. Маргери поучали, Элинор всё сходило с рук. Это было невероятной несправедливостью, не имеющей объяснения, но Маргери никогда не держала на сестру зла.

И сейчас, когда она так усиленно пыталась скрыть какую-то новость, Элинор раскусила её в считанные секунды. Маргери очень хотелось поделиться этим известием с единственной подругой, но что-то в глубине души её останавливало.

— Не сейчас, — только и сказала она.

Элинор пожала плечами, и остаток пути они проделали в спокойном молчании, наслаждаясь тихим летним утром.

Во дворе Элинор передала Рейвена конюху, пообещав жеребцу в скором времени его навестить. До замка девушки дошли вместе, бегло обсудив завтрак и шутливо поспорив о диковинке, что привезли отцу из-за Узкого моря.

— Он ужасен на вкус! — возмутилась Маргери, не скрывая улыбки. — Ты не можешь устоять перед чем-то отвратительным, не так ли?

— Учитывая, что я не могу устоять перед тобой…

Маргери слегка толкнула Элинор в плечо, и обе девушки рассмеялись.

— В любом случае, как этот напиток называется? Я всё время забываю, — протянула Маргери.

— Кофе, если не ошибаюсь, — ответила Элинор. — Если идёшь на кухню таскать лакомства, как ты обычно это делаешь по утрам, передай Абелле сварить для меня немного.

Маргери закатила глаза.

— Я ничего не таскаю! Просто угощаюсь.

— Да так, что на целый день хватает, — рассмеялась Элинор. — Увидимся позже, сестрёнка.

Она завернула за угол, оказавшись в узком коридоре без окон. Его слабо освещало несколько свечей, отбрасывающих своё пламя на каменные стены. Впереди из прохода, ведущего на лестницу, появилась высокая фигура. Элинор застыла, тут же узнав её. Женщина, не сбавляя шагу, молча прошла мимо, даже не взглянув на Элинор и оставив после себя лёгкий аромат лаванды и цитрусов.

Девушка выдохнула, осознав, что всё это время задерживала дыхание, и продолжила путь. Леди Алерия, мать Маргери, вот уже восемнадцать лет делала вид, что Элинор просто не существует. И Элинор вполне могла её понять, ведь она являлась незаконным ребёнком её мужа. Ребёнком от другой женщины, появившимся уже во время их брака. Да, она могла понять чувства Алерии, нежелание принимать её как дочь, полное безразличие к жизни девушки. Она могла это понять сейчас, но не когда ей было пять лет, а Алерия обнимала поранившуюся Маргери, утешала её и окружала ореолом любви, и Элинор стояла рядом с ушибленной коленкой, и слёзы текли по её щекам. Но она не издавала ни звука, не жаловалась, а просто наблюдала за проявлением материнской любви.

Леди Алерия не отругала её в тот раз, хотя в том, что они с сестрой обе пострадали, была виновата именно Элинор. Шёл дождь, и девочка убедила Маргери, что сейчас прекрасное время для того, чтобы полазить по грушевым деревьям. Им очень повезло, что они не успели высоко залезть, прежде чем соскользнуть вниз, сдирая кожу о влажные ветви.

Мать Маргери не отругала её в тот раз и в последующие разы тоже. Она никогда не повышала свой голос в те редкие мгновения, когда ей приходилось разговаривать с Элинор. Всегда была спокойной, но отчуждённой, будто одна мысль о том, чтобы взглянуть на дочь своего мужа, пугала её. До определённого возраста Элинор неосознанно пыталась добиться расположения леди Алерии, а потом сдалась, и их отношения остались на уровне вежливых знакомых на людях и незнакомцев наедине.

Но это не значило, что Элинор не знала материнской любви. Хоть она и не помнила свою мать и слышала о ней только то, что она была служанкой в Хайгардене, прежде чем умерла вскоре после рождения дочери, а жена лорда Тирелла делала вид, будто Элинор — просто очередной элемент декора, была ещё и леди Оленна.

Её называли Королевой Шипов. Элинор всегда помнила её похожей на куклу старушкой с мягкими руками и внимательным взглядом. С леди Оленной никто не смел спорить, обречённый выйти поражённым из словесной баталии. Она ко всем была строга и придирчива, кроме своих любимых внучек — её надежды на процветание дома Тиреллов.

Элинор хотела постучать, но дверь, ведущая в комнату бабушки, была нараспашку открыта, и по просторному помещению гулял сквозняк, подхватывая невесомый тюль у большого арочного окна. Леди Оленна сидела за безупречно убранным письменным столом к двери спиной, как обычно держа её прямо, и что-то внимательно читала. Она не заметила, как кто-то вошёл, и Элинор, воспользовавшись ситуацией, подкралась к бабушке и внезапно поцеловала её в щёку.

— Ох! Проклятье! — Королева Шипов от неожиданности подпрыгнула на месте. — Дитя моё, не стоит пугать леди в таком почтенном возрасте, у нас слабый мочевой пузырь.

Элинор фыркнула, усаживаясь прямо на стол, и с улыбкой посмотрела на бабушку, которая тут же отложила своё чтение.

— Ты стала ещё прекрасней? — в притворном удивлении воскликнула Оленна. — Как такое возможно?

— У меня сильная кровь.

— Это точно, — задумчиво протянула старушка. — Ты знаешь, зачем я позвала тебя?

Элинор нахмурилась, вглядываясь в лицо бабушки.

— Ты послала за мной Маргери не просто так. Есть новости, и они связаны с моей дражайшей сестрицей?

Лицо леди Оленны, похожее на высушенное яблоко, осветилось гордой улыбкой.

— Ты вероятно не завтракала?

Элинор нетерпеливо покачала головой.

— Я пошлю служанку за ромашковым чаем, нам предстоит долгий разговор, — Оленна поднялась и ненадолго скрылась за боковой дверью, раздавая поручения.

У Элинор появилось немного времени, чтобы осмотреть комнату бабушки. Она очень любила бывать здесь и каждый раз находила в интерьере что-то новое. Например, цветы в изящной вазе на резном столике из белого дерева менялись раз в день, и Элинор ещё не удавалось застать одинаковый букет. На каминной полке тянулся ряд из фарфоровых фигурок животных: олень, волк, форель в прыжке, причудливый осьминог, лев… Тюль висел не только на окне, но и столбиках кровати, на ширме в углу комнаты, колыхаясь на сквозняке, который так любила устраивать бабушка. Она всегда говорила: «Без свежего воздуха в покоях я забываю, что нужно дышать».

— И не забудь о пирожных, растяпа! — с этими словами Оленна со стуком захлопнула дверь в боковую комнату. Словно извиняясь перед внучкой за шум, она развела руками: — Это всё проклятый сквозняк.

— Который ты так любишь, — не сдержала улыбки Элинор.

Леди Оленна только отмахнулась и поманила девушку за собой на балкон, где стоял небольшой столик и два стула, а крона дерева, растущего напротив, спасала от жары своей тенью. Появилась служанка с чаем и пирожными, быстро оставила всё на столе и, избегая зрительного контакта с Королевой Шипов, удалилась.

— Дрянная девчонка, вечно что-то забывает, — покачала головой Оленна. — С такой памятью ей бы рыбам прислуживать.

— Не ворчи, бабуль, — Элинор протянула ей пирожное, а сама начала разливать ромашковый чай по кружкам. — И не томи с рассказом, я извожусь от любопытства ещё со встречи с Маргери.

Леди Оленна устало опустилась на стул, бросив внимательный взгляд на девушку напротив.

— Маргери выдают замуж.

Элинор, не донеся кружку до губ, едва её не уронила. Уставившись на бабушку с явным недоверием, она пару раз моргнула, а затем отставила чай прочь.

— Как такое возможно? — прошептала девушка, наклоняясь над столом. — Она же только овдовела!

— Можешь говорить нормально, здесь нас никто не услышит, дитя моё.

— За кого ей предстоит выйти теперь? За Станниса?

— Не говори ерунды, — нахмурилась Оленна. — Станнис стар, женат и имеет больную дочь.

— А Ренли был мужеложцем, но вас это не остановило.

— Дитя моё, я понимаю, почему ты до сих пор злишься на меня и отца за то, что мы позволили тому браку случиться, — леди Оленна мягко накрыла руку Элинор покрытой коричневыми пятнами ладонью. — Но мы не можем знать наперёд, как боги распорядятся нашими судьбами.

— Я боюсь, что смерть ступает за Маргери по пятам, — прошептала девушка, отводя взгляд. — Это были не боги, а тёмная магия, что убила Ренли.

— Я знаю, — кивнула старушка. — И ведьма, которой принадлежит эта магия, служит Станнису. Ей не добраться до Королевской Гавани.

— Только если Станнис не победит в войне и не станет королём. Погоди, — вдруг нахмурилась Элинор, — а причём тут Королевская Гавань?

Леди Оленна, склонив голову, медленно произнесла:

— Джоффри Баратеон. Наш истинный король, — казалось, что слова, будто тысячи маленьких клинков, режут ей горло. — Король, чьей королевой станет Маргери.

Элинор несколько секунд молча смотрела на бабушку, переосмысливая сказанное ею. Она не понимала, как относиться к новости, но до неё постепенно начало доходить, почему Маргери не хотела рассказывать об этом. Кем бы её сочла Элинор, скажи она, что вновь выходит замуж, когда тело её почившего супруга ещё не успело остыть. Но помимо этого Элинор понимала, что воли Маргери здесь нет, и винить её не в чем.

— Бабушка, это значит, что сестра теперь будет жить в Королевской Гавани?

Оленна кивнула.

— Как и ты.

На долю секунды Элинор не поверила своим ушам и обрадовалась, не в силах скрыть улыбку. Она представила большой город, главный порт семи королевств, Красный Замок, множество новых лиц… лиц, которых она не знала, а они не знали её. Слухи, сплетни, перспектива стать тенью собственной сестры. Затем она представила сады Хайгардена, широкие поля Простора и Рейвена, скачущему по ним в полной свободе. Улыбка увяла на её губах.

— Я не хочу, — вдруг выпалила Элинор. — Хайгарден — мой дом! Я бы посетила Королевскую Гавань… на неделю, не больше. Просто чтобы увидеть что-то новое и понять, что кроме старого ничего и не нужно.

Оленна устало закрыла глаза и потёрла веки свободной рукой. Когда она открыла их вновь, что-то поменялось в её взгляде.

— Моё дорогое дитя, ты так ошибаешься, — тихо произнесла старушка. — Твоё место не здесь, не в этом отрешённом от мира всего замке. Ты принадлежишь Королевской Гавани и будешь там счастлива, поверь мне.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Элинор.

— Когда-нибудь ты поймёшь.

Королева Шипов, крякнув, поднялась и поманила девушку за собой. Они прошли к выходу из комнаты, за которым тянулся длинный узкий коридор. Оленна повернулась к внучке и, крепко сжав её плечи, посмотрела девушке прямо в её глаза индигового цвета.

— Послушай меня, дитя, — тихо сказала она с лёгкой улыбкой, — если бы Маргери услышала это, то закатила бы сцену, но… ты самое дорогое, что у меня есть. Никогда не забывай об этом.

— Бабушка… — только и смогла вымолвить Элинор, чувствуя, как сердце сжимается от переполняющей её нежности к этой старушке.

Не в силах подобрать слова, Элинор крепко обняла леди Оленну, чувствуя любимый с детства запах золотых роз.

— Иди собирай вещи, дитя моё, — вскоре отстранившись, произнесла Оленна. — Завтра предстоит долгий путь.

* * *

На следующее утро Элинор затягивала потуже подпругу Рейвена, а во дворе собирался народ. Слуги приносили баулы, мешки, провизию, сундуки с бесчисленными платьями Маргери и вазы со свежими розами Хайгардена. На их лепестках ещё блестела роса.

Всё это складывалось в телеги, вереницей тянущиеся к воротам, а из повозки, стоящей ближе всего к выходу за стену, вдруг выглянула аккуратно причёсанная голова Маргери. Девушка взглядом нашла Элинор и помахала ей.

— Почему ты едешь верхом, как мужчины? — недовольно крикнула она, сдвинув брови.

Элинор только покачала головой, продолжая поправлять подпругу. Но тут до неё донёсся знакомый голос, заставивший девушку тут же бросить своё занятие.

— Пусть едет как ей угодно, Маргери, — проворчала леди Оленна, выглядывая из повозки вслед за внучкой.

Элинор с облегчением выдохнула и поспешно подвела Рейвена к повозке, чтобы убедиться, что ей не почудился голос бабушки.

— Ты правда едешь с нами? — широко улыбнулась девушка. — Почему вчера не сказала?

Леди Оленна обмахивалась узорчатым веером, глядя на Элинор сверху-вниз. Её старческие губы тронула лёгкая улыбка.

— Я приняла это решение незадолго до отъезда. Не могу оставить своих любимых внучек без присмотра.

— Будто мы малые дети! — возмутилась Маргери, но она тоже улыбалась, довольная, что не останется без поддержки.

Разговор прервало вежливое покашливание, и Элинор резко обернулась, хватаясь за поводья коня. Перед ней стоял отец под руку со своей женой, леди Алерией. Маргери поспешила выбраться из повозки, чтобы обнять мать, а Мейс Тирелл, тем временем, подошёл к Элинор. Нежно проведя кончиками пальцев по щеке дочери, Мейс по-отечески поцеловал её в лоб.

— Будь осторожна, дорогая моя Элинор, — тихо произнёс он, заглядывая девушке в глаза. — Королевская Гавань — опасное место для юной дамы. Она полна сплетен и заговоров, и ты должна запомнить, что кроме своей семьи нельзя никому доверять.

— Да, отец, — растерянно кивнула Элинор.

Мейс обнял Маргери, шепча ей что-то на ухо. Младшая сестра Элинор захихикала и поцеловала отца в щёку. Напоследок он повернулся к Королеве Шипов.

— Мама…

— Попробуй уложиться со своими прощальными речами в срок, Мейс, иначе мы никогда не доберёмся до этой проклятой Гавани, — проворчала она, продолжая обмахиваться веером. — Боюсь, что не доживу до этого знаменательного события.

— Я только хотел сказать, чтобы ты приглядывала за моими дочерьми, — сделав ударение на слове «моими», отчеканил лорд Тирелл.

Оленна наконец посмотрела на сына, и он бросил на неё предостерегающий взгляд. Старушка кивнула.

— Пусть боги будут с тобою, Мейс, и в скором времени ты присоединишься к нам в Королевской Гавани.

— Уверен, так и будет.

Элинор оседлала коня и, помахав на прощание отцу, пришпорила Рейвена. Она отправилась вперёд, не дожидаясь повозки и телег. Ей хотелось ненадолго остаться наедине с собой, в последний раз вкусив непередаваемое чувство свободы.

Они путешествовали уже два дня. Это было именно то количество времени, когда ощущение приключений понемногу сходило на нет, а скука начинала давать о себе знать. Рейвен неторопливо шагал напротив повозки, клюя носом, как и его хозяйка. Вдруг голос сестры вывел её из дрёмы, и девушка с интересом наклонилась к окошку повозки, прислушиваясь к разговору.

— Я всё же сомневаюсь, что это…

— Послушай старших, Маргери, — прозвучал раздражённый голос бабушки.

— Хорошо, — сдалась чему-то Маргери.

Элинор стало невероятно интересно, о чём шёл разговор, и она решила дать о себе знать.

— Мне стоит подписать здесь своё имя?

— Где? — Элинор постучала по крыше повозки, и Маргери от неожиданности выронила перо, которое держала.

— Элинор! Ты напугала меня, — выдохнула младшая сестра.

— Она здесь уже давно, — заметила леди Оленна, скрывая улыбку за веером.

— Что ты собралась подписывать, сестрёнка? — Флауэрс бросила любопытный взгляд на лежащее на коленях Маргери письмо с красиво выведенными буквами.

Маргери переглянулась с леди Оленной, и та безразлично пожала плечами. Девушка откашлялась.

— Я распорядилась доставить несколько телег с провизией в Королевскую Гавань раньше нашего прибытия и раздать еду простым людям.

— От твоего имени?

— От имени королевы Маргери, — поправила Элинор бабушка.

Элинор удивлённо подняла брови.

— Не рановато ли примерять на себе титулы, сестрёнка?

— Ты ничего не смыслишь в дипломатии, Элинор, — вздохнула Маргери, глядя на неё с плохо скрываемым снисхождением. — Но я всё равно люблю тебя.

— Да? — хмыкнула Элинор. — В таком случае, выбирайся из своей душной темницы и седлай коня! Поскачем к городу наперегонки, как в детстве.

Маргери удивлённо моргнула и обернулась к бабушке, которая только вздохнула.

— Как хочешь, цветочек. Письмо я отправлю с вороном, так что оно подоспеет к прибытию провизии.

— Где сейчас повозки? — спросила Элинор.

— Уже на подходе к городу.

— Тогда нам следует поторопиться, — Элинор лукаво улыбнулась, пытаясь разбудить внутри Маргери ту девочку, которая никогда не отказывалась от новых приключений с сестрой.

Несколько долгих секунд Маргери неотрывно смотрела на Элинор. Как ветер шевелит её вороные волосы, а в глазах пляшут демоны, словно из самого пекла.

— Хорошо, — вдруг выпалила будущая королева. — Пусть седлают моего коня.

Когда Маргери взобралась в своём лазурном платье на белоснежного жеребца, Элинор пришпорила Рейвена, и тот, сразу же избавившись от сонливости, понёсся галопом вперёд.

— Эй! Так нечестно! — воскликнула Маргери, направляя своего коня вслед за Элинор.

Она смеялась, чувствуя, как ветер обдувает её лицо, и аккуратно уложенные волосы разметались, развиваясь за спиной пушистым каштановым облаком. Впереди, низко пригнувшись над Рейвеном, довольно улыбалась Элинор. Вскоре сестра её нагнала, и они вместе продолжили путь, далеко уйдя от вереницы телег и повозки, в которой ехала Королева Шипов.

Во всей этой поездке было что-то давно забытое, едва уловимое и невероятно родное. Единство двух сестёр, вспомнивших, кем они приходятся друг другу, кем они были раньше. Надежда, что ещё не всё потеряно в их отношениях, и есть шанс снова стать самыми близкими людьми. Смех Маргери, слёзы в её глазах от ветра из-за быстрой езды, умилённая улыбка Элинор и чувство, будто вокруг, кроме них, нет больше никого.

— Элинор, смотри! Впереди…

Впереди стремительно росла крепостная стена из красного, омытого дующим с моря солёным ветром, выцветшего камня, а за нею — большие дубовые ворота, приветственно распахнутые и окружённые несколькими стражами в золотых плащах.

— Город, — едва слышно выдохнула Элинор.

Девушки одновременно потянули за поводья, заставив лошадей перейти на шаг. С любопытством наблюдая за потоком людей, входящим и выходящим через главные ворота, две сестры въехали в город под синхронные поклоны стражей. Щеки Маргери раскраснелись, она тяжело дышала, но не могла перестать улыбаться.

— Нас ожидали, — улыбнулась она и тут же удивлённо уставилась на толпу жителей, сгрудившихся у набитой провиантом повозки.

Один из людей обернулся и с благоговением вытаращился на Маргери и Элинор. Спустя несколько мгновений он пришёл в себя, начав дёргать свою соседку, которая недовольно от него отмахивалась.

— Это Маргери! — воскликнула какая-то девочка, едва не уронив бочонок с зерном. — Королева Маргери!

Среди народа пронёсся возбуждённый шёпот, пока кони наездниц нетерпеливо рыли копытами землю и фыркали. Сёстры переглянулись, и Элинор хмыкнула, заметив растерянное выражение лица Маргери.

— Да здравствует королева Маргери, наша благодетельница! — было слышно тут и там.

— Ах Маргери, верхом на скакуне, краснощёкая и запыхавшаяся, душа народа, — вполголоса произнесла Элинор так, чтобы её услышала только сестра. — Кто-то говорил про дипломатию…

— Возможно, я ошибалась, — протянула Маргери, направляя коня по мощёной тропинке вглубь города, — и ты что-то да смыслишь.

— Восприму это как комплимент.

Девушки отправились дальше, держа путь на восток — к Красному Замку. Элинор слышала, что он находится на одном из трёх холмов, самом высоком и носящим имя Эйгона Завоевателя, и его возвели ещё Таргариены задолго до появления многих известных сегодня знатных родов. Но сам город отличался от представлений Элинор. Жителей в нём было больше, чем девушка видела людей за всю жизнь, а в воздухе витал стойкий неприятный запах, который было трудно игнорировать. Гомон с рынка было слышно, наверное, даже в порту, а некоторые здания так плотно стояли, что со стороны казалось, будто они пытаются вытеснить друг друга.

— Что с лицом, милая? — сквозь зубы поинтересовалась Маргери. — На нас смотрят, улыбайся.

Элинор расплылась в фальшивой и неубедительной улыбке.

— Знаешь, этот город напомнил мне одно выражение: «Лицо умыли, а ноги в грязи».

Мимо всадниц пробежало несколько чумазых ребятишек, тут же скрывшись в таком узком переулке, что в нём едва могли разойтись два человека. Один из мальчишек тащил за хвост мёртвую облезлую кошку. Элинор подавила возглас отвращения, но зато Маргери явно передёрнуло.

— Замёрзли, миледи? — кольнула её Элинор.

Маргери молча продолжила улыбаться, но на этот раз её улыбка уже не казалась непринуждённой. Кони вывели девушек на прямую, словно стрела, улицу, которую называли улицей Сестёр. Она соединяла три холма, и на её дорогах собралось ещё больше народа, чем у главных ворот.

— Может, нам стоит прогуляться, пока не прибыла бабушка? — предложила Элинор. — Я бы хотела посетить холм Рейнис. Слышала, там есть, на что посмотреть.

— Безусловно. На бордели и кабаки, если тебе угодно, — сморщила носик Маргери. — Но мы отправимся прямиком к Красному Замку, где нас уже ожидает мой будущий муж со своей свитой.

— И ты невероятно этому рада, — вздохнула Элинор.

Красный Замок представлял собой самое грандиозное сооружение, которое доводилось видеть Элинор. Семь круглых башен терялись где-то высоко в небе, огнём переливаясь на солнце. Рейвен ступал по мощёному двору, и звук их с конём Маргери копыт гулким эхом отскакивал от зубчатых стен. Элинор казалось, что эти стены давят на неё своим величием и древней историей, пролитой внутри этого замка кровью, призраками бывших правителей и их давно погибших детей. По мере того как они приближались к мраморным ступеням, на которых их уже ожидали, Элинор не могла избавиться от все нарастающего чувства, что она не должна здесь находиться. Она хотела домой.

Позади девушек послышался громкий топот копыт, сопровождаемый появлением повозки с гербом Тиреллов. Элинор остановила Рейвена, и Маргери последовала её примеру, удивлённо оборачиваясь. Один из кучеров поспешил открыть Королеве Шипов дверь и подать руку, но старушка вместо благодарности огрела его веером.

— Зачем было так гнать, негодник? — воскликнула она. — Я едва не растеряла все свои кости!

Элинор быстро спешилась и поторопилась к леди Оленне.

— Как же ты нас догнала, бабушка? — прошептала Элинор, беря её под руку и ведя к уже спешившейся и ожидающей их Маргери.

— Я додумалась не ехать через весь город, — хмыкнула Оленна. — К холму Эйгона ведёт не одна дорога. Серсея, дорогая! Мы не заставили вас ждать?

Леди Оленна подарила скучающей на мраморных ступенях золотоволосой женщине одну из своих вымученных вежливых улыбок. Королева-мать встрепенулась, будто её вывели из глубокой задумчивости, и наградила Оленну такой же до оскомины вежливой улыбкой.

— Мы ждали вас и ваших внучек всю жизнь, леди Тирелл, — голос Серсеи Ланнистер походил на тягучий мёд с каплей яда.

По левую руку от неё стоял высокий для своих лет светловолосый, как и его мать, юноша. Он кривил капризные пухлые губы в подобии улыбки и поспешил поцеловать Маргери руку, но не приглашая её подняться по ступеням. Таким образом он мог смотреть на свою невесту сверху вниз без зазрения совести.

Пока длился обмен любезностями, обсуждение долгой дороги, погоды, настроения Маргери, её сестры, бабушки, коня и роз в их вазах, Элинор с плохо скрываемым интересом разглядывала свиту короля Джоффри. В первую очередь её внимание сразу же приковал к себе Бес, о котором она слышала столько противоречивых историй, одна скандальней другой. По крайней мере, кое-что подтвердилось: Тирион Ланнистер несомненно был карликом. И он не мигая смотрел прямо на Элинор.

Поняв, что её нескромное созерцание было замечено, девушка стыдливо отвела взгляд на спутницу Тириона. Это была совсем ещё юная девочка, светло-рыжая и такая бледная, что казалось, будто она в предобморочном состоянии. Быстро потеряв к ней интерес, Элинор уловила какое-то движение в тени и чуть не вскрикнула, когда заметила полного лысого мужчину, прислонившегося к колонне. Рядом, словно в противовес ему, на самом солнцепёке стоял улыбчивый худощавый мужчина с козлиной бородкой. Его взгляд ни на секунду не останавливался на одном месте, а уголки губ, напротив, будто застыли в одном положении.

Элинор заметила к тому же и мейстера, старого, как этот замок, но рядом с королём был ещё один человек, смотреть на которого девушке почему-то упорно не хотелось. Он был выбрит налысо и носил густые бакенбарды. На губах застыла такая же, как и у всех, вежливая улыбка, но взгляд оставался холодным и острым как два клинка. Его звали Тайвин Ланнистер, и он был королевским десницей.

— Бабушка, — едва слышно прошептала Элинор, снова глядя на королеву-мать и её сына-короля, избегая зрительного контакта с Тайвином Ланнистером, — мне кажется, кого-то не хватает. Где брат Серсеи?

— Джейме Ланнистер? — протянула леди Оленна. — Дитя моё, никто не знает, где он сейчас.

— Как же так? — удивилась Элинор. — Разве он не сражается со Старками?

— Сражался, пока Кейтилин Талли не надела ему на запястья кандалы, — хмыкнула старушка. — По одним слухам близнец Серсеи бежал из плена и сейчас в одиночку добирается к своей семье, по дороге убивая врагов короны. А кто-то даже видел его сражающимся с медведем, некоторые говорили, что ему не доставало ноги, а другие — что он путешествует с женоподобным мужчиной из-за Узкого моря, и не торопится вернуться домой.

— Романтическая версия мне больше по душе, — мечтательно протянула Элинор под сдавленное хихиканье бабушки.

Как раз в этот момент прибыли телеги с их вещами, и королева-мать, облегчённо вздохнув, предложила Маргери и её родственникам пройти в свои покои и немного отдохнуть в ожидании ужина. Преувеличенно вежливое приветствие подошло к концу, набежали слуги, чтобы помочь дамам найти дорогу в просторных коридорах Красного Замка и заняться их бесчисленными сундуками. Они боролись со слугами Маргери за право придержать перед ней двери, и такого смешного и одновременно жалкого зрелища Элинор ещё не видела.

Слуги провели их вдоль просторных коридоров с арками, выходящими в залитый солнцем внутренний дворик. Они остановились у двух тяжёлых дубовых дверей, бабушку повели дальше, а Маргери тут же потащила Элинор в свои покои. Как только за ними закрылась дверь, оставив слуг позади, Маргери резко повернулась к сестре, даже не удосужившись осмотреть свою комнату. Элинор сделала несколько шагов по направлению к окну, напротив которого стоял аккуратный письменный стол и ваза со свежими розами. Она вдохнула их запах, когда Маргери нетерпеливо произнесла:

— Ну как? Как тебе король?

— Не знаю, — ответила Элинор.

Она обернулась к девушке, глядящей на неё с непониманием.

— Они все так фальшиво улыбались, что мне сложно было понять, что представляет из себя каждый из них.

Маргери недовольно скрестила руки на груди.

— Кроме десницы, — добавила Элинор. — Этот человек сразу даёт понять, что его стоит бояться.

— О, сестрица, — покачала головой Маргери, — их всех стоит бояться.

Позже Элинор заглянула в свои покои, куда слуги уже принесли большую часть её вещей, и решила немного прогуляться до ужина в честь прибытия невесты короля. Она вернулась в тот самый коридор, через который их вели, и вышла во внутренний двор. Он оказался цветущим садом с аккуратными тропинками, изящно подстриженными розовыми кустами, яблоневыми деревьями вдоль забора и каменными скамьями, на которых отдыхало несколько дам с веерами.

Сорвав с ближайшего дерева яблоко, Элинор стала неспешно прогуливаться по тропинке, откусывая от сочного плода небольшие кусочки. Вскоре она оказалась в одном из отдалённых уголков сада, спрятанного от любопытных глаз высокими кустами ежевики, за которыми оказалась одинокая скамейка. На ней, не доставая ногами до земли и болтая ими, будто ребёнок, сидел Бес. Он распивал что-то из глиняного кувшина, глядя в одну точку, явно думая о чём-то своём. Но появление Элинор карлик заметил сразу. Взглянув на неё из-под светлой чёлки, он улыбнулся, салютуя ей кувшином.

— Вина, леди Флауэрс? — поинтересовался Тирион. — Присаживайтесь, я вас не обижу.

Чувствуя странное волнение, Элинор повиновалась, присаживаясь на самый край скамьи и избегая взгляда мужчины по правую руку от себя. Она слышала, как он сделал ещё несколько глотков.

— Как… как вы узнали…

— Что вы бастард? — предугадал её вопрос Тирион. — Разве это большой секрет? — не дождавшись ответа Элинор, он продолжил: — Леди Маргери — дочь Мейса Тирелла и Алерии Хайтауэр. Вы сестра Маргери, дочь лорда Тирелла, но не леди Алерии. Это все знают.

Бес протянул ей кувшин, и Элинор не нашла подходящей отговорки, чтобы отказаться и не оскорбить его. Она сделала глоток и удивилась необычайно приятному вкусу напитка. От вина, которое она пробовала до этого, ужасно несло алкоголем, но в кувшине Тириона Ланнистера было что-то волшебно сладкое, похожее на виноградный сок, только в десять раз лучше. Она сделала ещё глоток и передала кувшин карлику.

— Значит, вам неприятно слышать правду? — вдруг хмыкнул он.

— Что вы имеете в виду?

— Правду о том, что вы бастард, — невозмутимо пояснил Тирион.

— После моего рождения отец сразу же признал меня как свою дочь, — нахмурилась Элинор. — Я не считаю себя бастардом.

— Ваша фамилия говорит об обратном.

Элинор пожала плечами. Она не понимала, к чему этот разговор, и почему она вообще сидит в саду с Бесом, распивая с ним вино из одного кувшина.

— Знаете, леди Флауэрс, — криво ухмыльнулся маленький мужчина, — вы удивительно не похожи со своей сестрой. Даже если учесть, что у вас разные матери.

— Такое случается, — Элинор приняла кувшин, который Тирион снова ей протягивал, и сделала ещё несколько глотков.

Приятное тепло разлилось внутри её грудной клетки, и она почувствовала, как хмелеет. Тирион неопределённо кивнул, поджав губы и всматриваясь в её глаза.

— Красивый разрез, — он указал пальцем на лицо девушки, сделав им странное движение, будто рисуя в воздухе глаз. — Кем была ваша мать?

— Это имеет значение? — воинственно вздёрнула подбородок Элинор.

— Пожалуй, если я спрашиваю.

Плечи девушки печально опустились, и тут она вспомнила о яблоке, которое всё ещё сжимала в руке. Откусив от него, чтобы уйти от ответа, Элинор пожала плечами.

— Готов поспорить, у неё были дорнийские корни, — Тирион сделал последний глоток и потряс пустым кувшином в воздухе. — Что ж, вина здесь больше нет, значит, придётся искать его на пиру. Вы идёте, леди Флауэрс?

Элинор молча поднялась, наблюдая, как Тирион предпринимает несколько отчаянных попыток достать короткими ножками до земли. Почувствовав необычайное смущение, будто она не имеет права смотреть на это, Элинор подала ему руку, отворачиваясь. У него была маленькая шершавая ладонь и крепкая хватка. Элинор вдруг явно ощутила, что это мужская рука, и Тирион — взрослый мужчина, превосходящий её умом, опытом и возрастом.

Вместе они направились на пир, увлечённо обсуждая последние события на войне, бушующей далеко за пределами стен города. Идя бок о бок с Бесом и слушая его мнение о ситуации на Севере королевства, Элинор была переполнена двояким чувством. Она была наслышана о Тирионе Ланнистере, и большинство слухов говорили не в его пользу. Но сейчас Элинор с уверенностью могла опровергнуть большинство из них.

Кто-то говорил, что Бес — жуткий развратник и не пропускает ни одной юбки. Что ж, она была в юбке, а Тирион не предпринял ни одной попытки её соблазнить. Напротив, он разговаривал с ней о серьёзных вещах, с интересом слушая её позицию и принимая её точку зрения как равную своей. Кто-то говорил, что он страшен как само пекло, и особо чувствительные особы тут же падают в обморок при виде него. Чепуха. Элинор считала, что шрамы только украшают мужчину, и пусть этот шрам обезображивал лицо Тириона, в обморок падать она точно не собиралась. Зато какие у него были глаза! Элинор никогда ещё не была так увлечена разглядыванием чьих-то глаз. Она даже попросила у карлика прощения за такую дерзость, но ей было невероятно интересно заглянуть в эти два необычайно умных разноцветных глаза, на что Тирион без капли смущения расхохотался.

— Вы считаете меня красавцем, леди Флауэрс? — хитро взглянул он на неё снизу-вверх.

Это был вопрос с подвохом, и Элинор совершенно не знала, что на него ответить. Немного подумав, она решила сказать правду, и это Тириону очень понравилось.

— Нет, — покачала головой девушка. — Но у вас очень красивые глаза.

Он улыбнулся и больше не задавал ей каверзных вопросов, вернувшись к обсуждению предстоящего пира. О Тирионе Ланнистере говорили всякое, но никто никогда не упоминал, что разговаривая с ним, чувствуешь себя маленьким несмышлёным ребёнком, в два раза ниже карлика.

Оказавшись в Великом Чертоге, Элинор пожалела, что даже не переоделась с дороги. Она вспомнила очередной слух о Ланнистерах и о том, как много у них денег. Судя по шикарному пиру, устроенному ими, это были не слухи. Тирион покинул её, осторожно поцеловав ей руку, и направился к одному из дальних столов, где сидела его рыжеволосая бледная дама. Она глядела в свою пустую тарелку отсутствующим взглядом, игнорируя какого-то рыцаря, сидящего рядом и явно обожающего поговорить за трапезой.

Элинор предприняла жалкую попытку расправить подол платья и бодро зашагала к столу, где сидела её бабушка. Он был ближе всего к королевским местам, где Элинор заметила весело щебечущую с королём Маргери. Леди Оленна помахала ей, и как только Элинор села на своё место, наклонилась к её уху.

— Ты опоздала и пропустила представление.

— Выступал кто-то из знаменитых трубадуров? — округлила глаза девушка.

— Если ты считаешь трубадуром короля, — хмыкнула Оленна.

Заметив шокированное выражение лица внучки, Оленна поспешила рассказать о случившемся. Оказывается, королю не понравилось, как один из слуг подал вино его невесте. Вроде он зашёл не с той стороны, и Маргери нечаянно задела его локтем.

— И что? — нахмурилась Элинор.

— Джоффри заставил беднягу вылить себе на голову всё содержимое кувшина, стоя посреди чертога, и чтобы «зрители» бросали в него еду.

Пытаясь сохранять спокойное выражение лица, Элинор покосилась на королевский стол. Теперь весёлость Маргери показалась ей напускной, а улыбка — напряжённой.

— Думаешь, это единичный случай? — прошептала Элинор. — Может, у него был плохой день…

— А может, он испорченный ребёнок, или жестокий человек по своей натуре? Зачем гадать? Нужно узнать всё до того, как Маргери станет его женой.

— Что ты предлагаешь?

Леди Оленна кивнула в ту сторону, где сидел Тирион Ланнистер со своей спутницей.

— Я слышала, эта девушка должна была стать королевой.

— Что? — Элинор поперхнулась картофелиной, от которой едва успела откусить.

— Поговори с ней. Но не наседай, будь тактична и не будь такой прямолинейной, как обычно.

Наставления сыпались как горох из порванного мешка. Элинор нервно сглотнула и ухватилась за кубок с вином, чтобы унять дрожь в руках. Стараясь не выдать своего волнения, она плавно прошла через весь чертог и опустилась на свободное место рядом с Тирионом.

— Уже соскучились, леди Флауэрс? — хмыкнул карлик, отпивая из своего кубка.

Он уже изрядно захмелел и смотрел на неё немного расфокусированным взглядом. Элинор подарила ему одну из своих очаровательных улыбок и склонила голову на бок, чтобы рассмотреть лицо девушки рядом с ним.

— Я бы хотела познакомиться с вашей спутницей, лорд Тирион.

Он удивлённо поднял брови.

— Вы имели в виду с моей женой?

Элинор ошеломлённо моргнула, и тогда жена Тириона Ланнистера впервые на неё посмотрела. У неё был пустой взгляд человека, потерявшего в этой жизни всё.

— Леди Санса, — представил её Тирион с грустной улыбкой.

— Санса… Старк? — недоверчиво переспросила Элинор.

— Раньше была Старк, — кивнула Санса. — Приятно познакомиться, леди Элинор. Я наслышана о вас от своего мужа.

Элинор скосила на ухмыляющегося Тириона взгляд, а затем мягко улыбнулась Сансе. Она выглядела очень уставшей, но скорее морально, чем физически. Элинор удивляло, что представитель семьи, враждующей с короной, сидел в одном чертоге с королём. Её выдали замуж за дядю Джоффри и, скорей всего, не по её воле. Санса определённо была пленницей в этом замке. Её не держали в темнице, но Элинор была уверена, что девушка предпочла бы сидеть в тёмной камере подземелья, чем за одним столом с убийцами её родных.

— Санса, простите мне моё любопытство, но я слышала, что вы были помолвлены с королём?

Лицо Сансы Старк помрачнело, и она сдержано кивнула.

— Надеюсь, вы не держите зла на мою дражайшую сестру? — Элинор легкомысленно захлопала ресницами.

Тирион фыркнул в свой кубок. Санса выдавила вежливую улыбку.

— Я искренне рада за леди Маргери. К тому же, сейчас я счастлива в браке.

— Каким мужем будет король Джоффри? Поймите, я интересуюсь лишь в интересах своей сестры, — Элинор закусила губу, надеясь, что была не слишком прямолинейна.

— Король — лучший мужчина, о котором смеет мечтать молодая девушка, — коротко ответила Санса и взялась за вилку, делая вид, что хочет вернуться к трапезе.

— О, я не сомневаюсь, — протянула Элинор. — И уверена, что он будет заботиться о Маргери и никогда её не обидит.

Санса так сильно сжала вилку, что костяшки её пальцев побелели.

— Так и есть, — выдавила девушка.

— А я уверен, — вдруг вставил её муж, — что мой племянник не позволит огорчать свою королеву, допустим, демонстрируя ей голову её отца на пике.

Элинор не смогла удержаться от судорожного вздоха. Она быстро посмотрела на рыжеволосую девушку, в пустых глазах которой мелькнуло что-то яростное, тут же оживившее весь её вид. Но это было лишь мгновение, которое быстро прошло.

— Он будет носить королеву на руках и осыпать её розами, — кротко промолвила она.

— Розами с самыми большими шипами, — хмыкнул Тирион, салютуя Элинор кубком.

Элинор растерянно подняла свой кубок в ответ и сделала глоток. В её голове вихрем закружились вопросы. Вероятно, Санса Старк не могла позволить себе дурного слова о короле. Она и так уже многое потеряла, и всё что у неё осталось — её собственная жизнь. Один неверный шаг, и девушка навсегда распрощается с этим миром. Тирион же был слишком умён, чтобы напрямую говорить правду о своём племяннике, но он был пьян и не смог смолчать, что было на руку Элинор. Она извинилась и вернулась к леди Оленне, которая рассеянно тыкала кусок пирога вилкой, будто врага — кинжалом.

— Гости уже изрядно набрались, — пробормотала бабушка, когда Элинор присоединилась к ней за столом. — Чешут языками почём зря.

— Тебе удалось что-то узнать? — с надеждой спросила Элинор.

— Напрямую они, конечно, не смеют говорить дурное о своём короле, но, — Оленна победно наколола кусочек мяса из пирога, — рассказывать истории так, будто их это не касается, здесь все мастера.

И леди Оленна вкратце рассказала то, что ей удалось узнать о короле Джоффри. Несколько премерзких деталей о его поведении с прислугой и бывшей невестой.

— Я знала, что война с Севером началась из-за казни Эддарда Старка, — прошептала бабушка, — но не знала, что его хотели помиловать. Наш король пожелал видеть его голову отдельно от туловища.

Элинор в ужасе прижала ладонь к губам.

— Он глуп, упрям и недальновиден, — заключила Оленна.

— Он издевался над Сансой Старк, когда она была его невестой, — выпалила Элинор.

— Девушка сама тебе это сказала? — удивлённо подняла брови Королева Шипов.

Внучка покачала головой.

— Тирион Ланнистер.

Леди Оленна довольно хмыкнула.

— Бес не может удержаться от едких комментариев. Он так же любит свою семью, как я — глупых людей.

— Что же нам делать, бабушка? А если Джоффри будет так же относиться к Маргери? — испуганно прошептала Элинор.

— Не будет, — отрезала Оленна. — Я этого не допущу. Джоффри Баратеон не станет мужем моей внучки. И ты мне в этом поможешь.

Элинор кивнула.

— Я сделаю всё, что в моих силах.

Главный ворона.

Снег шёл не переставая, и пока они находились к северу от Стены, ни о какой безопасности не могло быть и речи. На самом деле, для Мунды «безопасность» была пустым звуком, так как выросла она среди замёрзших курганов и диких зверей, всегда охочих на свежую человеческую плоть. Но это её и закалило. Это, и ещё постоянное присутствие жёстких по своей натуре мужчин, которые привыкли брать то, что они желали.

Мунда бездумно поворачивала на вертеле тушки белок, застывших, будто в прыжке. Несмотря на глубокую ночь, лагерь не спал. Вольный народ был слишком напуган, чтобы спокойно спать в своих шатрах из шкур, поэтому они занимались тем, что умели и любили: пили, ели, бранились и травили плоские шутки. Большой лагерь, сооружённый на скорую руку, вмещал в себе около трёх тысяч человек, десяток мамонтов и одного великана. Его границы были обставлены факелами на длинных палках, и их огонь не переставал гореть ни на мгновение. Отец и Плакальщик поставили смотрящих на все стороны света, да только это ничего не гарантировало. По крайней мере, по мнению Мунды.

Дрин бегал вокруг костра, то ли играя, то ли пытаясь согреться. Он беспрестанно болтал о том, чего не знал, но Мунда на него не злилась. В конце концов, он был её маленьким несмышлёным братцем, и она его любила всем сердцем. Запыхавшись, Дрин умостился на бревно и поднял на сестру горящий любопытством взгляд.

— Их было много, южан? — выпалил он.

Мунда молча покачала головой, продолжая поворачивать вертел. Дрин нетерпеливо топнул ножкой.

— А главный ворона правда приходил, чтобы поговорить с Мансом?

— «Главный ворона», — не удержавшись, фыркнула Мунда. — Он зовётся лордом-командующим.

— Так это правда? Отец не хочет ничего говорить, он всё время повторяет, что я ещё слишком мал!

— Он прав.

Мунда прикусила губу, нехотя вспоминая события недавней ночи, которая в любом случае изменила бы её жизнь, одержи они победу, или проиграй. Но они проиграли. Когда до Стены оставались считанные шаги, несмотря на все преграды, что им устраивала кучка ворон, обмораживая свои задницы на ледяной вершине, несмотря на летящие с неба огненные шары, будто из самой преисподней, она продолжала идти. Несмотря на то, что родного брата убили на её глазах, она не остановилась, не обернулась и не опустила руки, продолжая атаковать, ведомая своим отцом.

В какой-то момент один из ворон наверху сделал знак: им нужно на время остановить бой. И Манс почему-то согласился. Тогда она увидела его вблизи впервые. Словно прочитав её мысли, Дрин спросил:

— Какой он из себя, это командующий воронами?

Мунда перекинула тёмно-каштановую косу за спину, задумываясь над вопросом брата.

— Я за свою жизнь немного ворон повидала, — наконец сказала она. — Но этот был другим.

Да, этот человек с именем, которое было легко запомнить на севере, — Сноу. Он не был похож на ворону, одичалого или южанина. Он повидал мало зим, и все они были короткими, в этом Мунда была уверена. Но как он держался в шатре Манса… Девушка тогда ни на шаг не отходила от отца, исподтишка наблюдая за вороной, слушая его спокойный голос, убеждающий Короля за Стеной прекратить битву. У него был слишком нежный, как для мужчины, голос. Мунда привыкла слышать грубое рычание и хриплые ругательства, а голос вороны даже ни разу не сорвался. Чёрная смоль волос падала на тёмные глаза, и он небрежным движением отбрасывал вьющиеся пряди прочь, пока говорил. Он был молод, скорей всего ровесник Мунды, но такой серьёзный, что иногда это выглядело даже смешно.

Вот только ни Манс, ни её отец не смеялись. Они слушали ворону как равного себе, и на долю секунды Мунде показалось, что сейчас Король за Стеной согласится на его условия. Но потом они услышали звук рога. Он не принадлежал ни воронам, ни вольному народу, и звучал с севера — оттуда, откуда они пришли.

Мунда не помнила свои чувства, когда она поняла, что это не Король Ночи. Может, на мгновение она и почувствовала облегчение, но всё что было затем — лишь смятение и непонимание. Им пришлось отступить. Пришли южане, поклонщики, воины, облачённые в железо и вооружённые сталью. На их развевающемся по ветру тряпье, что называлось знамёнами, был изображён олень и сердце в огне. Они забрали Манса и ворону, а им с отцом удалось бежать.

— Мунда, я так рад, что ты, Торегг и отец вернулись за мной, — вдруг сказал Дрин. — Я бы умер и превратился бы в упыря? Как Торвинд?

— Не говори о нём, — строго произнесла Мунда. — Особенно не упоминай его имя при отце.

Мальчик уныло опустил голову, ковыряясь палкой в подтаявшем у костра снегу. Но обижался на резкость сестры он недолго.

— Хорошо, что отцу удалось вовремя собрать остатки нашего народа, правда? — с надеждой спросил он. — Теперь, когда мы разбили здесь лагерь, может, он станет для нас домом?

Мунда в очередной раз покачала головой.

— Нет ничего хорошего, что мы отходим дальше на север от Стены, — мрачно заметила она. — Войско вольного народа проливало кровь не для того, чтобы вновь вернуться туда, откуда начнётся Вечная Зима.

Очередной поток вопросов младшего брата прервало появление отца. Крякнув, Тормунд Великанья Смерть тяжело опустился на бревно рядом с Дрином, заставив его пошатнуться и рассмеяться, шутливо колотя отца по могучим плечам.

— Торегг опять налакался и уснул, закутавшись в половину наших шкур, — проворчал Тормунд. В его голосе слышалось нескрываемое раздражение. — Ваш брат совсем от рук отбился.

— Он всегда таким был, — пожала плечами Мунда.

Она закончила приготовление несчастных тушек белок и соскребла их с вертела. Отец с радостью разорвал пополам одно из животных и вгрызся зубами в хрустящую плоть.

— Хорошо, когда в семье кто-то умеет готовить, — довольно заурчал он.

Дрин с трудом разломил тушку и протянул Мунде её часть.

— Я не голодна, — девушка опустилась на землю у костра, вытянув к нему руки, чтобы погреться.

— Нужно есть, чтобы выжить, — строго заметил Тормунд.

Мунда посмотрела в его глаза. Дормунд ел. Торвинд ел. Но они оба погибли. Еда не гарантирует выживание в этом богами забытом месте. Ни еда, ни вода, ни оружие. Только огонь.

— Ты чем-то обеспокоена? — Тормунд вытер жир с губ тыльной стороной ладони. — Говори, дочка.

Мунда замешкалась. Она доверяла отцу все свои тайны и переживания. Он всегда был на её стороне, но сейчас она не была уверена, как отец отнесётся к её словам.

— Мы зря тратим здесь своё время, — наконец решившись, выпалила девушка. — Нельзя просиживать задницы в нескольких милях к северу от Стены. Всё что нас ждёт здесь — только смерть. И да смилостивятся над нами боги, это будет смерть от холода или голода.

Несколько долгих минут Тормунд молчал, а затем медленно кивнул. Мунда удивлённо посмотрела на него.

— Ты… согласен со мной?

— Конечно я согласен, девочка, — прорычал Тормунд. — Мы могли бы уйти своей семьёй, но это значило бы неминуемую смерть. Идти-то некуда. На севере — смерть, на юге — смерть, остаться на месте значит умереть. Но я думаю, дочка. Решение скоро придёт, оно всегда приходит.

Мунда задумчиво подняла взгляд к чёрному небу. Ни одной звезды. Лицо тут же укрыло колючими снежинками. Её вдруг охватило сильнейшее желание укрыться от всего этого снега, холода и мороза, спрятаться, закутавшись с головой во что-нибудь тёплое и мягкое — как объятия матери. Матери, которой она не знала.

— Я пойду спать, — произнесла девушка. — Дрин, долго не засиживайся.

Мальчик что-то промычал в знак вынужденного согласия, и Мунда направилась к своему шатру. Они делили его всей семьёй: двое взрослых мужчин, мальчик и она. Мунда приподняла обрывок меха, служащий входом, и неслышно скользнула внутрь. Тут же в нос ей ударил сильный запах алкоголя. Когда глаза привыкли к темноте, девушка различила силуэт старшего брата под ворохом шкур. Где-то в углу валялись брошенные им две последние шкуры, и Мунда со вздохом легла, даже не укрывшись. Дрину тепло нужнее. И если чёртов Торегг этого не понимает, то завтра, как только он проспится, она ему всё доступно объяснит.

Спустя какое-то время шум в лагере стал приглушённее. Многие уже выпили всё, что только можно, и наконец уснули. Мунда тоже начала чувствовать, как сон одолевает её, когда в шатёр кто-то зашёл. Приступ тревоги прошёл так же быстро, как и появился, когда девушка поняла, что это, должно быть, отец или Дрин. Она снова расслабилась, и тогда чьи-то сильные руки резко рванули её за штаны, заставив проехаться по выстланному шкурами полу. Мунда едва не завопила от удивления, но заставила себя подавить крик. Она подняла взгляд на подбирающегося к ней мужчину.

— Рик Длинное Копьё, — процедила девушка, глядя на него в упор. — Выбрал лучшее время для того, чтобы стать евнухом?

Рик молча осклабился. А затем неожиданно залепил ей пощёчину, да так, что в глазах Мунды заплясали звёзды. Они боролись молча. Было слышно только пыхтение возбудившегося мужлана, неровное дыхание сопротивляющейся Мунды и лошадиный храп её братца. Девушка чувствовала, как пульсирует её разбитая губа, но боли она не ощущала. Рик уже наполовину освободился от своих штанов, успев разорвать Мунде рубашку до плеча.

Она зарычала и лягнула его в живот. Одичалый этого явно не ожидал, поэтому, охнув, завалился на бок, но тут же подхватился, чтобы схватить Мунду за длинную косу. Её локоть с силой впечатался в хрустнувший в тот же миг нос Рика. Он яростно сплюнул смесь крови и соплей и попытался вонзиться слюнявым поцелуем в шею девушки. Молясь богам, чтобы у неё хватило сил, Мунда чудом вывернулась и вгрызлась в ухо противника. Снова хруст. Кровь наполнила её рот, и девушка, с силой сжав зубы, резко дёрнула головой. На этот раз Рик не выдержал и закричал во всё горло.

Сплюнув кусок уха и чувствуя на языке неприятный солоноватый привкус, Мунда поморщилась и схватила скулящего Рика Длинное Копьё за шкирку. Оказавшись снаружи, она обнаружила, что половина лагеря собралась понаблюдать за её «похищением». Так у вольного народа заключался брак. Да только не каждому мужчине везло в схватке с одичалой женщиной. По крайней мере, этому подобию мужчины сегодня ночью уж точно не повезло.

Под общее улюлюканье и свист Мунда отшвырнула от себя Рика и вытерла разбитую губу. Он неуклюже поднялся: сначала на четвереньки, затем уже на обе свои кривые ножки. При свете факелов Мунде открылась забавная картина. Лицо «ухажёра» было расцарапано, будто на него напала дикая кошка, из покосившегося носа текла юшка, а на месте левого уха остался какой-то жалкий огрызок. В этот момент к шатру подоспели её отец и младший брат, который при виде Рика весь побагровел от злости.

— Поделом тебе, сраный… — воскликнул было Дрин, но на плечо ему тяжело опустилась рука отца, заставив его замолчать.

Подтянув сопли вперемешку с кровавым месивом, Рик Длинное Копьё, прихрамывая, устремился куда-то прочь из лагеря. Ему вслед летели оскорбления, насмешки и даже твёрдые как камень ледышки.

— Не к добру это, — пробормотала Мунда, глядя ему вслед.

— Ты снова выиграла свою битву, девочка, — прогромыхал Тормунд. — Отцу остаётся только гордиться.

Мунда нетерпеливо покачала головой.

— Не к добру покидать лагерь, — тихо сказала она. — Даже если очень стыдно.

— Только не говори, что беспокоишься о нём! — воскликнул Дрин.

— Я беспокоюсь не о нём, — бросила девушка и первой зашла в шатёр.

Войдя следом за ней, Тормунд присвистнул.

— Ну и разворотила ты здесь всё, дочка. А этот, — он вдруг нахмурился, заметив вздымающиеся под ровным дыханием Торегга шкуры, — снова проспал всё на свете.

— Помощи от него всё равно было бы никакой, — Мунда пожала плечами и упала на пол без сил, чувствуя, как мгновенно тяжелеют её веки.

Сквозь сон она ощутила тепло и щекочущий щёки мех. Кто-то заботливо укрыл её одной из двух оставшихся шкур. Но смотреть, кто это был, у неё не осталось никаких сил.

Утром Мунду разбудил гомон голосов. В шатре было пусто, и девушка вышла наружу, сонно потягиваясь и зевая. Открыв глаза, она обнаружила, что весь лагерь собрался у главного костра и что-то очень бурно обсуждал, споря и переругиваясь между собой. Она поспешила в гущу людей, расталкивая своих собратьев, чтобы пробраться к центру. Вольный народ окружил стройную и высокую девушку с золотистой копной волос. Она стояла с гордым и уверенным видом и смотрела только на одного человека, который, в отличие от остальных, молчал, задумчиво почёсывая седую бороду.

«Отец!» — хотела было позвать Мунда, но прикусила язык и вместо этого незаметно пробралась к нему сзади, встав за его спиной. Девушку Мунда сразу узнала. Это была Вель — сестра покойной жены Короля за Стеной. Её забрали южане вместе с Мансом и вороной, так что же она делает здесь? Неужели сбежала?

— Это всё дерьмо на постном масле! — закричал вдруг кто-то из толпы. — Нельзя верить воронам!

— Согласна, — спокойно ответила Вель, даже не взглянув на кричащего. — Воронам — нельзя. Но Джону Сноу доверять можно.

Толпа взревела неодобрительными возгласами.

— С чего вдруг? Он предатель, этот сукин сын!

— Сноу соврал Мансу, соврёт и нам!

— Пусть его Иные поберут!

— Хар! Заткнитесь все, вы мешаете мне думать! — громыхнул Тормунд так неожиданно, что Мунда вздрогнула. — Вель, что он, собственно, предлагает?

Вель поджала губы, сложив руки на полной груди.

— Вы все идёте в Чёрный Замок на Стене, Сноу разрешает вам пройти, даёт кров и еду, а взамен наши люди должны расселиться по другим гарнизонам на Стене, чтобы защищать её и воевать за Сноу.

— Воевать за ворону! — это был Торегг. Он с отвращением сплюнул в снег. — Да я скорее отдамся упырю.

— Занятное будет зрелище, — пробормотала Мунда.

Тормунд молчал. Мунда, прикусив губу, наблюдала за отцом, путанные мысли которого были почти что материальны. Он сомневался, девушка это чувствовала.

— Отец, — она потянула его за рукав, пока все были слишком заняты руганью, чтобы обратить на неё внимание. — Разве у нас есть другие варианты? Ты сам говорил, решение придёт. И оно пришло. Мы не можем здесь больше оставаться!

Тормунд ничего не ответил, хмуро глядя на дочь. В его глазах всё ещё читалось сомнение.

— Ты не веришь ему? Вороне? — спросила Мунда.

— Я живу уже достаточно долго, чтобы научиться сомневаться в людях, девочка, но не в этот раз, — пробурчал он. — Ты, как всегда, права. Народ! — громыхнул он так, что даже самые сварливые из одичалых позатыкали рты. — Здесь дело не в доверии. Мы застряли за Стеной, а войско голубоглазых ублюдков не стоит на месте. Ещё несколько дней, и мы все с вами присоединимся к их мёртвой армии. Нам предлагают выход, и будет глупо отказаться от помощи, пусть даже она идёт от врага.

— Вот именно, от врага! Что ты будешь делать, когда ворона при нашем приближении нашинкует твоих детей болтами, Тормунд Великанья Смерть? — закричала какая-то женщина.

— Послушайте, — вздохнул старик, — я сражался с Джоном Сноу бок о бок. Он показал себя как храбрый и отчаянный малый и убил столько мертвяков, сколько вы бы и сосчитать не смогли, потому что не знаете таких цифр. Пусть вы и не доверяете ему, но я доверяю. Слово этой вороны чего-то да стоит, уж поверьте мне, если не хотите верить голосу разума.

Люди заволновались ещё больше, повсюду разносился шёпот, но никто не смел снова высказать вслух свои опасения. И тогда Тормунд сказал:

— Вы все умрёте, — в лагере повисла гробовая тишина. — Останетесь здесь — умрёте быстрее, как жалкие трусы. Но если отправитесь со мной на Стену и будете сражаться за свою жизнь, то оттяните свою смерть, и в ней хоть появится смысл.

Вольный народ зароптал, с сомнением переглядываясь друг с другом. Стоящий рядом с Мундой Торегг с тяжёлым вздохом опустил руку на плечо отца.

— Если ты так веришь этой вороне, то я тоже поверю. Не хочу умирать как трусливая сучка, зарывшись носом в снег.

Отец с улыбкой накрыл его руку своей ладонью. Мунда решительно кивнула и открыла было рот, но тут где-то в отдалении послышался истошный женский крик. Он приближался, и все в смятении и ужасе обернулись, пытаясь найти источник шума. Из-за одного из шатров выбежала женщина, в руках она сжимала свёрток, в котором, как предположила Мунда, был грудной младенец. Женщина истошно вопила, прижимая к груди свёрток, рыдая и спотыкаясь на ходу, но ни на мгновение не останавливаясь.

— Всего на секунду! — донеслось до Мунды. — Я вышла всего на секунду, а когда вернулась… это чудовище! Оно было там! Над моим ребёнком! Он вернулся!

Она упала перед толпой на колени, уронив свёрток, из которого выкатился окоченевший труп младенца. Мунда снова распихала всех на своём пути, чтобы лучше видеть происходящее, но застыла, когда заметила посиневшего ребёнка и рыдающую над ним мать.

— Что случилось? Хар! — Тормунд шагнул из скопления людей к дрожащей женщине и наклонился к ней. — Кто это сделал?

— Он… вернулся… глаза…

Она не могла больше ничего сказать. Мунда прикрыла рот рукой, пытаясь унять дрожащую губу. Это было слишком, так не должно быть. Она не в силах была оторвать взгляд от младенца, чьё тщедушное тельце скорчилось в лохмотьях на притоптанном снегу. Мунда на дрожащих ногах подошла к нему и упала на колени, чтобы прикрыть ребёнка тряпками, но её рука вдруг застыла в нескольких дюймах от него. Мунда вскрикнула, повалившись на спину, и стала медленно отползать. На неё смотрела яркие, как два сапфира, глаза.

— Отец! — истошно завопила она. — Младенец!

Но Тормунд уже заметил, что труп ожил. Он без колебаний схватил ближайший к нему факел и бросил в кучу тряпья, которая тут же загорелась, увлекая за собой маленького упыря. Мунда чувствовала, как по её щекам текут слёзы от шока. Ей ещё не приходилось видеть восставших из мёртвых младенцев, и замогильный вой матери только всё усугублял.

Наверное, из-за истерики женщины, которая только что потеряла своего ребёнка, никто не услышал другие крики. Они исходили из того конца лагеря, откуда она и прибежала. Там что-то происходило, и первым это заметил Тормунд.

— Хватайте все факелы! — взревел он. — Вы можете защитить себя только огнём! Торегг, за мной! Мунда, забери Дрина и спрячьтесь где-то.

Не допуская возражений, Тормунд вместе со старшим сыном устремились к источнику шума, вооружившись факелами. За ними бежали остальные мужчины и некоторые женщины. Кто-то оттащил рыдающую мать в сторону, чтобы её не затоптали. Мунда заметила младшего брата как раз вовремя — он собирался выхватить воткнутый кем-то в снег факел. Она молча схватила Дрина за шиворот и поволокла к их шатру.

— Сиди тихо и не высовывайся, — пригрозила ему Мунда. — Если не хочешь погибнуть и стать кормом для упырей, мальчик. Понял?

Дрин хмуро кивнул, поджав губы. Мунда без лишних слов побежала за остальными. Кто-то окликнул её, и девушка вовремя обернулась, чтобы схватить летящий к ней факел.

— Пригодится! — крикнула пробегающая мимо Вель.

Вместе они добрались до очага эпидемии. В лагерь пробрались упыри, это уже и так было понятно. Никто не знал, сколько их было изначально, но с их приходом мертвецов прибавилось. Это было настоящее месиво: то тут, то там вспыхивало и искрами разлеталось по воздуху пламя, отскакивая от ударов по холодным телам, живые падали под натиском неустающих рук, которые загребали, впивались, сжимали и рвали на куски. Их было много, но живых было больше.

Размахнувшись, Мунда врезала факелом промеж глаз ближайшему мертвяку, и тот с бульканьем завалился в сугроб и затих. Рядом с ней Вель уже успела завалить двоих, когда мимо пробежал Тормунд, свалив сразу четверых в костёр, который тут же вспыхнул, превращая их тела в истлевшие кости.

— Мунда! — взревел он, заметив дочь. — Угадай, кто вернулся?

Он нервно рассмеялся, между делом скрутив шею накинувшемуся на него упырю и отправив его к собратьям в костёр.

— Ты была права, дочка, — Тормунд сплюнул и подошёл к ним с Вель, разминая ушибленное плечо. Упырей почти не осталось, ещё несколько мертвяков было отправлено в костёр Тореггом и другими одичалыми. — Нельзя покидать лагерь, даже если очень стыдно.

— О чём ты говоришь? — изумлённо выдохнула Мунда. — Неужели упырь, который… о боги!

Его привели двое мужчин. Рику Длинное Копьё связали руки и заткнули рычащую пасть, но никто не закрыл ему глаза. Пустой взгляд двух ядовито-синих стекляшек впился в лицо Мунды, и она охнула.

— Бедняга сдох там и вернулся уже упырём, — покачал головой Тормунд. — Из-за него погибли люди. Лучше бы ты его вчера прикончила, девочка.

Тормунд со злостью сплюнул, поднял с земли факел, чьё пламя уже начало понемногу затухать, но ещё было живо. Что не скажешь о Рике. Он всё ещё смотрел на неё, и от этого взгляда у Мунды внутри желудок завязывался узлом. Её затошнило, и она неловко отступила назад. Вель сочувствующе придержала её за плечи. Тормунд размахнулся и воткнул факел в живот упыря. Мужчины, держащие его, отшатнулись, и пламя быстро поглотило то, что осталось от Рика.

— Прости меня, — прошептала Мунда. — Отец, прости меня. Если бы… люди были бы живы, если бы…

— Если бы что? — гаркнул Тормунд. — Если бы ты убила его и отвечала за преступление перед народом? Или если бы ты позволила ему использовать своё «длинное копьё» по назначению?!

— Но ты же сказал, — непонимающе пробормотала девушка, — лучше бы я его прикончила…

— Хар! Все бабы одинаковы, — проворчал Тормунд, качая головой. — Воспринимаете всё слишком буквально. Пойдём, уверен, у кого-то изменилось мнение о том, стоит ли здесь оставаться.

Народ их уже ждал. Мунда не могла ручаться за их мнение, но взгляды их точно поменялись. Люди были в панике. Только что перед ними открылась картина того, что их ждёт, если они останутся за Стеной.

— Вот, что я скажу, — без всяких предисловий начал Тормунд, как только все заткнулись и обратили на него своё внимание. — Можете присоединиться ко мне и вороне, Джону Сноу. Он даст нам шанс ещё немного потоптать это промёрзлую землю. А можете присоединиться к Длинному Копью и его предводителю — Королю Ночи. Он даст вам только одно. И это слишком очевидно, чтобы озвучивать.

Никто не вымолвил ни слова. Мунда с надеждой подняла взгляд на Вель. Златовласая девушка улыбалась краешками губ.

— Они пойдут, — с облегчением сказала она Мунде. — Ничто не убеждает так сильно, как смерть, глядящая тебе прямо в душу холодными синим взглядом.

Люди зашевелились. Кто-то, проходя мимо Тормунда, похлопал его по плечу, многие молча кивали, отправляясь собирать вещи, сворачивать лагерь. Теперь у них вновь была цель. Она полна вопросов и сомнений, но деваться было некуда. Путь снова лежал к Стене.

* * *

Это была долгая дорога, во время которой вольный народ потерял много людей. Им удалось избежать схваток с мертвецами, но не с холодом и голодом. Припасов оставалось совсем немного, и ослабевшие люди начали терять веру, когда вдалеке замаячил призрачный образ ледяной Стены. Её величие и неприступность вселяли в душу Мунды благоговейный трепет. Она не знала, чего ожидать по ту сторону Стены, и это одновременно и пугало её, и волновало в странном, неизведанном смысле. Всю её сущность тянуло к ледяной твердыне, будто за её пределами должно открыться что-то важное, способное перевернуть весь её маленький мир, который ограничивался семьёй и заснеженными просторами Севера.

Каждый почувствовал этот трепет, когда оставался последний рывок, и навстречу вольному народу выехали всадники в чёрных одеяниях. Их было всего трое против многотысячного воинства. «Воинства, в котором детей, стариков и больных больше, чем самих воинов», — уныло подумала Мунда.

Тем временем всадники приближались, и вскоре можно было различить их лица. Мунда сразу же узнала одного из них — ту самую ворону, Джона Сноу. Как только она его заметила, уже не могла отвести взгляд. Серьёзное исхудавшее лицо, длинные чёрные волосы, что вились как у девицы, внимательные серые глаза и скорбно поджатые губы. «Он выглядит как молодой старик, — пронеслось в голове Мунды. — Совсем ещё мальчик, которому приходится играть роль мужчины».

Всадники спешились и направились прямиком в их сторону. Тормунд решительно вышел навстречу, на ходу протягивая руку Джону Сноу, который без доли сомнения сделал то же самое. Отец с силой притянул ворону за руку к себе и похлопал его по плечу, и, на удивление Мунды, Джон не растерялся, тепло отвечая на приветствие.

— Тормунд Великанья Смерть, — тихий спокойный голос, но твёрдый, как сама Стена.

— Джон Сноу, — гаркнул Тормунд. — Мой народ проделал весь этот путь, чтобы увидеть твою смазливую мордашку, но пожрать мы бы тоже не отказались.

Ворона улыбнулся, но взгляд его серых глаз оставался серьёзным. Двое сопровождающих лорда-командующего нервно оглядывались, держа руки на эфесах своих мечей. Мунда хмыкнула. Чего они боятся? Похоже, Джон Сноу не объяснил им, что враг у Ночного Дозора и вольного народа один, и нападать сейчас друг на друга — верх глупости. Однако для забавы она бы их припугнула… Мунда ухмыльнулась, встретившись взглядом с одним из ворон, и тот, покраснев, быстро отвернулся.

— Я с радостью позволю твоему народу пройти за Стену, Тормунд, — слегка наклонил голову Джон в знак уважения. — Но перед этим стоит обговорить условия.

— Хочешь попросить сражаться за тебя против Ходоков, защищать Стену в заброшенных гарнизонах и не убивать других ворон? — хмыкнул Тормунд. — Договорились. А теперь пропусти нас, Сноу, пока мы себе здесь задницы не обморозили.

— Боюсь, у меня есть ещё одно условие, — мягко заметил ворона.

Отец Мунды нахмурился, не сводя взгляда с собеседника.

— Что ещё? — прорычал он. — Отдать Дозору душу и сердце?

В толпе прокатились смешки, будто свист ветра. В душу Мунды закралось настораживающее сомнение. Она приобняла стоящего рядом с ней Дрина за плечи, чтобы почувствовать поддержку. Его присутствие успокаивало и расставляло всё по полочкам: он тот, ради которого я живу. Человек, которому нужна моя защита. А в этой обстановке Мунда чувствовала, что обязательно должна его защитить. Странное ощущение надвигающейся опасности.

Джон Сноу тяжело вздохнул, нахмурив брови. Похоже, ему было нелегко сказать Тормунду о новом условии, но он всё равно не дрогнул в своей решимости.

— Сто человек, — твёрдо произнёс он. — Мне нужно сто человек заложников. Пусть это будут дети. В Чёрном Замке они будут в безопасности, мы не причиним им вреда, но даже обучим военному делу, чтобы они могли защищать себя в будущем. Если это будущее настанет, — грустно протянул он. — Это мера необходимости, к которой я обязан прибегнуть, Великанья Смерть. Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Нет!

Мунда не сразу поняла, что это был её голос. Она отчаянно сжимала плечи Дрина, сверля ворону предупреждающим взглядом. Джон Сноу удивлённо посмотрел на неё, а затем медленно, но уверенно направился прямо к ним. Торегг было дёрнулся, но отец остановил его, положив руку на плечо и покачав головой. Он наблюдал.

Казалось, лорд-командующий ворон мгновение назад даже не догадывался о существовании Мунды, а теперь он стоял прямо перед ней, спокойно глядя своими внимательными серыми глазами. Вдруг он присел на корточки перед Дрином и приятно улыбнулся.

— Как зовут эту девушку? — поинтересовался он, кивая на Мунду.

— Мунда, — не дрогнув, ответил Дрин. — Она моя старшая сестра, — он гордо выпятил подбородок.

— И у неё есть язык, — съязвила Мунда.

Сноу её проигнорировал, но теперь он улыбался не только губами. В серых глазах вдруг появилось что-то живое, напоминающее о том, как он ещё молод.

— А как твоё имя, брат Мунды? — спросил он.

— Дрин, — настороженно протянул мальчик.

— Хорошее имя, я такое ещё не встречал. Меня, кстати, зовут Джон, — Мунда ещё крепче сжала плечи брата, забыв, что ему может быть больно. — Дрин, хочешь пожить вместе с другими детьми в Чёрном Замке?

Дрин хотел что-то ответить, но Мунда его перебила.

— Не хочет. Это значит, что он будет заложником!

Наконец Сноу соизволил посмотреть на неё.

— Да, — просто кивнул он и встал во весь рост. Только сейчас Мунда поняла, что выше его на несколько дюймов. — Дрин и другие дети будут заложниками, но только формально. Никто не собирается держать их в цепях, Мунда, дочь Тормунда.

— Знаешь, чья я дочь, но не знаешь, на что я способна, — прошипела Мунда. — Ты брата моего не получишь.

— Девочка, — гаркнул Тормунд, которому, похоже, начала надоедать сложившаяся ситуация, — нам придётся пойти на это.

— Ты отдашь воронам собственного сына? — воскликнула Мунда. — Мы о таком не договаривались! — на этот раз она обращалась к Джону.

— Мы договариваемся сейчас, — ответил он. — Неужели вы, проделав такой путь, вернётесь назад из-за беспочвенных опасений?

От возмущения Мунда забыла, как говорить. Она глупо открывала и закрывала рот, пока Тормунд сам не вынес решение.

— Не вернёмся, — уверенно заявил он. — Возвращаться некуда, Сноу, и ты это знаешь.

— Главное, чтобы вы это знали, — он в последний раз бросил на Мунду ничего не выражающий взгляд, улыбнулся Дрину, который почему-то улыбнулся ему в ответ, и вернулся к Тормунду. — Ты мне нужен в Дубовом Щите. Можешь взять старшего сына и ещё человек пятьдесят. Сейчас это второй по важности гарнизон, и его срочно нужно привести в порядок.

— Понял. Торегг, Мунда, — отец обернулся к своим детям, — пожрём — и в путь.

— Я останусь с Дрином, — голос Мунды был на удивление спокойным. Она была как никогда уверена в своём решении.

— Возможно, так будет лучше, — заметил Сноу. — Твоя дочь лично убедится, что мы не едим маленьких детей.

— Хар! Этим наш народ не удивишь! — расхохотался Тормунд, и к шоку Мунды Джон Сноу искренне присоединился к его веселью.

— Я уже чую запах еды, — мечтательно протянул Дрин, когда они наконец сдвинулись с места.

Ворона со своими приспешниками шли пешком, ведя коней за поводья. Лорд-командующий о чём-то переговаривался с Тормундом, на их лица вернулись серьёзные и сосредоточенные выражения. Мунда прикусила губу.

— Он тебе нравится? — спросила она у Дрина.

— Кто? Джон? — воскликнул мальчик. — Он совсем не как ворона!

— Уже называешь его по имени? — удивилась Мунда.

— Он зовёт меня Дрином, а не одичалым, — пожал плечами младший брат. — И я буду звать его Джоном, а не вороной.

Тормунд сдержал своё обещание и, удостоверившись, что его собратья, а также сотня детей, взятых в заложники, в безопасности, он собрал пятьдесят воинов, и они немедля отправились в Дубовый Щит. Мунда провожала его с лёгким сердцем, почему-то уверенная, что с ним и Тореггом всё будет в порядке. А её место здесь.

За Стеной мир не приобрёл краски, не стал совершенно другим. Он был ни лучше, ни хуже — такие же холод и голод, уставшие замёрзшие люди, делающие свою работу. Вороны смотрели на вольный народ, в основном, с отвращением, презрением и страхом, который они тщетно пытались скрыть за оскорблениями и бессмысленной бравадой. Многие, как Мунда, не обращали на это внимания, но некоторые особенно вспыльчивые персонажи создавали конфликт. Мунда не раз наблюдала, как лорд-командующий пытается разобраться с проблемами, возникающими из-за взаимной ненависти ворон и одичалых. Конфликт между глупцами, которые есть в каждом народе.

Она часто за ним наблюдала. Джон Сноу был почти так же интересен, как мир за пределами снежной завесы. Мунда заметила, что главный ворона горазд не только приказы раздавать, но и участвовать в каждой сфере жизни Чёрного Замка. Несмотря на то, что он был лордом-командующим, главным здесь всё же оставался предводитель поклонщиков — король, его милость и величество, как его все называли. За своё пребывание в Чёрном Замке Мунда видела его лишь раз и то — мельком, и лицо Станниса Баратеона ей было не по душе, а объяснить себе это она не могла, да и не хотела. С ним рядом вечно находилась Красная Женщина, от которой хотелось держаться подальше. Она была ведьмой, Мунда была уверена. Старой, как само пекло, ведьмой.

Больше всего Мунде не хотелось, чтобы Джон Сноу к ней приближался. Ведьма вечно смотрела на него со странным огнём в глазах, хотя, может, это было лишь воображением Мунды. Но Красная Женщина сама будто состояла из пламени, которое запросто могло поджечь весь замок и отправить его жильцов к старым богам, потому что никто здесь не верил в её бога. Она пыталась убедить вольный народ в правильности своей веры, и глупцы нашлись, но их было немного. А потом они с хмурым королём уехали, и Джон Сноу наконец смог вздохнуть полной грудью.

В один из дней, когда нельзя было с уверенностью определить время суток, потому что тучи полностью закрывали небосвод, Мунда тренировалась во дворе с младшим братом. Он не в первый раз держал в руках меч, но делал это неумело и, что самое главное, неуверенно. Мунда и сама больше привыкла к копью или молоту, и оружие ворон немного сбивало её с толку, но она изо всех сил старалась научить Дрина защищаться.

— Держи меч покрепче, — давала она ему напутствия, — и коли острым концом.

— Стал бы я пытаться зарезать кого-то рукояткой, — недовольно буркнул Дрин, но в меч вцепился как в последний кусок пирога.

Они наносили удары по очереди. Мальчик никак не мог привыкнуть к тяжести меча, а Мунда — к его короткой длине. С копьём было куда легче: у врага не было возможности даже близко подойти. Задумавшись, Мунда пропустила удар, и затупленный меч Дрина больно ушиб ей плечо. Девушка зашипела, но промолчала — сама виновата. Кто-то фыркнул за её спиной, и Мунда резко обернулась, готовая уничтожить насмешника одним лишь взглядом. Из тени, улыбаясь, вышел главный ворона, и Мунда вдруг растеряла весь свой боевой пыл. Ему что, заняться больше нечем, кроме как смеяться над ней с братом?

— Джон! — радостно воскликнул Дрин. — Поучишь меня немного? А то Мунда в этом вообще ничего не понимает.

— Замолчи, козявка, — прищурилась старшая сестра. — А лучше дай мне копьё, и я покажу тебе, что я понимаю.

Всё ещё улыбаясь, Джон Сноу прошёл мимо неё к Дрину, на ходу вытаскивая бастардный меч с навершием в виде волчьей головы.

— Слышал, сестра советовала тебе колоть острым концом, — хмыкнул Сноу. — В этом она права. Но кроме того, ты должен правильно его держать… вот так, — он начал показывать на своём примере, а Дрин — повторять за ним.

Вскоре ворона сказал мальчику потренироваться на чучелах, а сам вернулся к Мунде, которая хмуро смотрела на него, поджав губы.

— Признаюсь, — поднял руки Сноу, — я следил за вами.

— И мне это совсем не нравится, — процедила Мунда.

— Я из добрых побуждений, — он явно был удивлён холодностью девушки. — Вы уже больше недели живёте здесь с братом, и я думал, ты поняла, что я не желаю вам зла.

Мунда вздохнула, отводя взгляд. Она сама не могла понять, почему продолжает вести себя как квочка над своими цыплятами. Возможно, ей стоит прислушаться к своему же совету и начать доверять этому вороне. Для начала хотя бы перестать называть его вороной.

— Джон Сноу, — решительно произнесла она, и парень удивлённо поднял брови. — Отведи меня на Стену.

Сноу несколько раз моргнул и переспросил:

— На Стену? Но зачем?

— Ну, прыгать с неё я не собираюсь, — хмыкнула Мунда. — Просто хочу увидеть своими глазами мир с её высоты.

Несколько секунд Джон колебался, оценивающе разглядывая девушку. А потом вздохнул и наконец кивнул. Они молча прошли к подъемнику и весь путь наверх не проронили ни слова. В тесном решётчатом лифте, похожем на клетку животного, некуда было деться. Впервые Джон Сноу стоял к Мунде так близко, что касался её плеча, но она этого почти не чувствовала из-за плотной ткани. Почти. Добравшись на вершину ледяной Стены и ступив на скользкую поверхность, девушка вдруг поняла, что едва дышала. И сейчас дышать было в сто раз тяжелее из-за пронизывающего ветра и высоты, где воздух казался физически ощутимым и холоднее дыхания Иного.

— Не поскользнись, дочь Тормунда, — хмыкнул Сноу, проходя мимо неё. — Лететь будешь долго.

Бурча себе под нос забористые ругательства, Мунда не спеша проследовала за ним и чуть не врезалась в его спину, когда Сноу остановился у самого края Стены. Осторожно выглянув из-за плеча парня, Мунда не сдержала восхищённого вздоха и буквально почувствовала, как улыбается ворона. Сноу.

— Захватывающее зрелище, не правда ли? — услышала она его голос над своим ухом.

— Да, — только и смогла выдохнуть девушка.

— Где-то там внизу бродят Белые Ходоки и орды мертвецов… Ты уже встречала их?

Мунда кивнула.

— Когда я впервые встретил Иного, мне было так страшно, что поджилки тряслись, — едва слышно произнёс Джон. — Но это только укрепило мою уверенность: Ходоки — наш истинный враг. Не только дозорных и одичалых, но и всех Семи Королевств.

— Мой отец считает так же, — ответила Мунда.

Джон посмотрел на неё и прищурился.

— Поэтому я его и уважаю, — он нахмурился, будто сомневаясь, стоит ли говорить следующее, но всё-таки сказал: — Что у тебя с губой?

Девушка наконец подняла на него удивлённый взгляд, неосознанно прикасаясь ко всё ещё опухшей губе. Видимо, в рану попало заражение, и она никак не могла затянуться. Но Мунда не чувствовала боли, только сожаление, вызванное неприятными воспоминаниями о той ночи, когда она навлекла беду на весь лагерь.

— Что ты знаешь о вольном народе, Джон Сноу?

— Достаточно, — уклончиво ответил он. — Кто это сделал?

— Человек, который вздумал меня украсть, — равнодушно пожала плечами девушка. — Он хотел сделать меня своей женой.

— Поэтому он тебя ударил? — нахмурился Сноу, тщетно пытаясь скрыть непонимание и странное раздражение.

— Я ударила первой.

— Ты защищалась.

— Это неважно, — отрезала Мунда. — Человек мёртв. Даже дважды.

Ворона склонил голову в недоумении, а потом до него дошло, и он тихо охнул. Мунде не хотелось продолжать этот разговор, и она была рада, когда Джон сменил тему. Но больше всего она была рада тому, что он сказал.

— Я послал ворона к твоему отцу с просьбой вернуться, — произнёс Сноу, задумчиво глядя в сумеречную даль. — Мне нужна его помощь в одном деле. В Суровом Доме есть люди, которых нужно спасти, иначе…

— В Суровом Доме? За Стеной? — испуганно переспросила Мунда. — Там наши люди?

— Да, — кивнул Джон. — Если бросить их на произвол судьбы, они вернутся сами, но только уже в составе другого войска.

— Ты делаешь это для своей выгоды?

— Для общей, — нахмурился Джон. — Нам всем будет выгодно, если эти люди останутся живы.

— Тогда… могу я отправиться с вами? — спросила девушка.

— Нет, — просто ответил лорд-командующий.

— Но я могу помочь!

— Твоя помощь нужна здесь, в Чёрном Замке.

Насупившись, Мунда отвернулась от вороны, мысленно проклиная его, но сдерживаясь, потому что в этом не было никакого смысла. Она не хотела отпускать отца обратно за Стену, где его, без сомнения, ожидает схватка с упырями и, возможно, не одна. Она не хотела отпускать Джона Сноу. Если он там погибнет, что будет с Ночным Дозором и вольным народом? Что будет с ней?

Девушка вздрогнула, почувствовав руку на своём плече.

— Отправляйся спать, — мягко произнёс Сноу. — Завтра у тебя будет возможность попрощаться с отцом, и тебе лучше быть бодрой.

Мунда неопределённо пожала плечами и кивнула. Ворона спустился вместе с ней в деревянной клетке лифта, но до комнаты, которую они делили с Дрином, провожать не стал. Пожелав девушке спокойной ночи, он ушёл. Мунда заметила, что сам он отправился в противоположную от покоев лорда-командующего сторону. Видимо, тому, на плечах которого лежит неподъёмный груз ответственности, совершенно не спится.

Этой ночью Мунде снились кошмары. Ей виделись толпы упырей под предводительством Иных. Мертвецы ордами наваливались на Стену, Чёрный Замок трясло, а с неба падали глыбы льда. А потом Стена развалилась, рассыпалась, будто карточный домик. И когда это произошло, Мунда проснулась с бешено колотящимся сердцем, и в ушах у неё всё ещё стоял призрачный грохот.

Она появилась в трапезной позже обычного. Чёрные братья и её люди уже заканчивали завтракать. Трапезная будто была разделена на два лагеря, и девушка без колебаний присоединилась к своим. Взглянув на жижу, называемую кашей, она поморщилась и потянулась за скукоженным яблоком, когда в трапезную вбежал запыхавшийся Дрин. Отыскав старшую сестру взглядом, он завопил, привлекая к себе внимание всех присутствующих. «Ради всех богов, мальчик, ты не за Стеной», — мысленно разозлилась Мунда.

— Мунда! — он подбежал к ней и схватил за руку. — Пойдём! Отец вернулся!

Она тут же позабыла о завтраке и поспешила во двор, ведомая Дрином. Из-за всех этих ночных кошмаров, она совершенно забыла о возвращении отца, и сейчас её сердце волнительно колотилось в груди.

Увидев во дворе отца, Мунда хотела было броситься к нему, но застыла на месте, заметив беседующего с ним лорда-командующего. Схватив Дрина за шкирку, она оттащила его к тренировочному чучелу и приказала молчать. Отсюда было слышно обрывки разговора их отца с Джоном Сноу.

— …их там, должно быть, тысячи! — доносился громыхающих голос Тормунда. — Большинство, конечно, старики, дети и больные, но найдутся и воины.

— И это одна из причин, почему мы должны пойти за ними, — кивнул Сноу.

— Я догадываюсь, каковы другие причины, — хмыкнул Тормунд. — Главная из них — не дать войску сраных Иных пополниться.

Джон сдержанно улыбнулся и кивнул.

— Как там моя дочь, Сноу? — вдруг спросил Тормунд.

Мунда вздрогнула при упоминании своего имени. Ей почему-то было одновременно и интересно, и странно слышать, что ворона думает о ней.

— Мунда отлично справляется. Она приспособилась к жизни в Чёрном Замке, помогает братьям, тренируется с Дрином. Вчера я рассказал ей о походе в Суровый Дом, и она попросилась пойти вместе с нами.

— Хар! Чёрта с два! — прорычал Тормунд. — Нечего ей там делать.

Джон поспешно кивнул.

— Я сказал то же самое… только другими словами, — улыбнулся он.

Неожиданно отец нахмурился, а потом резко схватил ворону за грудки, едва не оторвав его от земли.

— Сноу, тебе нравится моя дочь?

— Ч-что? — Сноу удивился почти так же, как и сама Мунда. Ошеломлённо моргнув, он пожал плечами, насколько позволяла хватка Тормунда. — Я хорошо к ней отношусь.

Тормунд резко прислонился могучим лбом ко лбу вороны, сверля его взглядом.

— Ты не думай, Сноу, я не должен её защищать от мужчин, она сама с этим прекрасно справляется. Но ей ещё не приходилось встречаться с людьми по ту сторону Стены, у которых тактика по завоеванию бабы совсем другая. Вы не идёте напролом, вы лжёте и даёте пустые обещания, — Джон молча слушал его, не отводя взгляд. Он уже пришёл в себя от удивления и снова был спокоен. — Как бы я тебя ни уважал, Сноу, — прорычал Тормунд, — к моей дочери это не относится. Я откушу тебе член и заставлю Иного сожрать его, только пальцем её тронь.

Мунда ещё никогда не чувствовала такого стыда. Кровь прилила к щекам, а рядом, к тому же, стоял Дрин, развесив уши и не упуская ни одного слова. Мунда скосила на него взгляд и увидела, что младший брат почему-то ухмыляется. Она боялась вновь смотреть на сцену во дворе, но тут мимо неё пробежал один из ворон. Смазливый парнишка, которого, кажется, называли Атласом. Он промчался к Тормунду и Сноу, едва сдерживаясь, чтобы не закричать.

— Милорд… милорды, прошу прощения…

Тормунд нехотя отпустил Джона и хлопнул его по плечу, хитро прищурившись. Сноу с улыбкой ответил тем же. Кажется, они пришли к какому-то соглашению, пока Мунда стыдливо прятала взгляд.

— Что случилось, Атлас? — поинтересовался Джон, поправляя чёрную одежду.

— Ворон прилетел. Из Винтерфелла, — мальчишка трясущимися руками протянул Сноу письмо.

— Что там? — с любопытством спросил Тормунд, заглядывая Джону через плечо, пока тот бегло скользил взглядом по бумаге.

Мунда, как и Тормунд, не умела читать. Раньше она даже не задумывалась об этом. Чтение не входило в список необходимых вещей, чтобы выжить за Стеной, но сейчас она была по другую сторону, и её почему-то кольнуло чувство вины и стыда.

— Планы изменились, Великанья Смерть, — даже отсюда было видно, как побледнел Джон. — Я иду на Винтерфелл.

Водяной плясун.

Когда мейстер рассказывал ему о Браавосе, он упоминал сотню островов. Но Эшер Хилл в свои юные годы не мог в точности себе это представить. Он попал в Браавос будучи без сознания, а когда открыл глаза, его окружали высокие стены незнакомой комнаты. Выглянув в узкое полукруглое окно, Эшер понял, что окружён водой. Совсем рядом с домом, в котором он находился, проплыла гондола, похожая на морскую змею, а затем скрылась в густом тумане. Так и произошло первое знакомство Эшера Хилла с Вольным Городом Браавосом.

Понадобилось время, прежде чем ему позволили свободно гулять по плавучему городу. Юнец поначалу робко, а затем уже свободно и с энтузиазмом переправлялся на диковинных гондолах с одного острова на другой, увидел знаменитого Титана — исполинскую статую, охраняющую вход в залив, полюбовался Морским Дворцом, а также невероятным видом на бесчисленное количество кораблей, входящих в гавань. В детстве он мечтал стать капитаном одного из таких суден, бороздить морские просторы, торговать с другими народами пряностями или драгоценностями, а также отбивать атаки пиратов. Но это были всего лишь глупые детские мечты.

В тот день, когда Эшеру было позволено посмотреть на город, он едва не попался в ловушку брави. Трое крепко сбитых мужчин в ярких нарядах загнали мальчишку в угол, решив вызвать его на бой и, тем самым, забрать его золото. Но у Эшера не было меча, тем более не было денег. Брави вызывали на бой только тех, у кого было оружие, так что, разочарованные и злые, они всё же отпустили его. Он отделался лёгким испугом и переполошенный вернулся домой. Теперь его домом была школа фехтования — место, в котором он очнулся, оказавшись в Браавосе. Место, в котором он заново родился.

Уже прошло много лун с тех пор, как он начал изучать танец воды. Когда-то Эшер держал в руках меч лишь для того, чтобы начистить его до блеска и передать своему сиру. В школе фехтования ему позволялось тренироваться лишь с деревянным оружием, а чтобы получить настоящий клинок, нужно было доказать своё мастерство. Мехо Невас называл это испытанием. Если ученик может справиться с противником деревянной палкой, значит, он уже готов носить сталь. Мехо Невас был управляющим школы и первым человеком, которого встретил Эшер в Браавосе. Именно он объяснил мальчику, что происходит, почему он находится за Узким морем и что с ним случилось в Вестеросе. Потому что всё, что помнил Эшер до этого — красный камень, запах рыбы, крики людей и плач женщин. А ещё давку и желание исчезнуть, провалиться сквозь землю, что, впрочем, он и сделал. Фигурально, конечно. В Королевской Гавани провалиться можно было разве что в пекло.

Теперь его мечтой и целью было стать водяным плясуном. В совершенстве овладеть смертельным танцем, получить возможность владеть настоящим оружием, но что будет после того, когда он этого добьётся, Эшер не знал. Будущее было окутано туманом, как и сотня островов Браавоса. Однако в один из обыкновенных дней в школе фехтования сразу после утренней тренировки с остальными учениками Эшер отправился в просторный зал, где их кормили. Еда не отличалась изысканностью и в основном состояла из рыбных блюд: запечённая рыба, жареная, рыбные котлеты, морские водоросли в кислом соусе да пресная каша, которую подавали каждый день. Железа в пище было столько, что Эшер за это время мог бы превратиться в одного из Кракенов.

В трапезной стоял необычный ропот, юные ученики: смуглые, бледные, темноволосые, рыжие и светлые вместо того, чтобы склониться над своими тарелками, разбились на небольшие группки и что-то активно обсуждали. В их голосах слышалось возбуждение и даже страх. То тут, то там Эшер слышал одно и то же имя — Мать Драконов. Присоединившись к мальчику, с которым он делил комнату, Эшер прислушался к его разговору с другими юнцами. Делая вид, будто он полностью увлечён рыбной котлетой, Хилл ловил каждое слово, и в нём начала крепнуть решимость. Кажется, в эту минуту у Эшера Хилла появилась новая цель. Новый смысл жизни.

— Она разрушает цепи рабов по всему Эссосу! — возбуждённо шептал его сосед.

— Где она сейчас находится? — спросил другой мальчишка.

— Говорят, Мать Драконов отправилась в Юнкай.

— У неё правда есть драконы?

— Целых три штуки!

Котлета потеряла всякий интерес для Эшера и, бросив еду, он незаметно покинул трапезную, пытаясь выглядеть невозмутимым. Но в голове у него творилось невообразимое, и лишь боги ведали, как он мог сохранять спокойное выражение лица. Запустив дрожащие пальцы в светлые кудряшки, Эшер прислонился к холодной каменной стене, закрыв зелёные глаза и пытаясь унять бешеное сердцебиение. Мать Драконов, Дейенерис Бурерождённая, она на самом деле существует и сейчас срывает оковы в Заливе Работорговцев. Он думал, что всё это лишь сказки для особо впечатлительных юнцов, а про драконов и вообще не стоило говорить. Но слухи быстро распространялись по всему Эссосу и, возможно, уже достигли Вестероса. Нельзя было больше тратить время в Браавосе, некогда учиться танцу воды, когда вся цель его существования сейчас движется на Юнкай. Если он сможет завоевать доверие Дейенерис Таргариен, если докажет ей свою преданность, то сможет вступить в ряды её подданных и помочь ей завоевать Железный Трон, свергнуть Ланнистеров, уничтожить их всех до единого. Отомстить.

Открыв глаза, в которых полыхнула тёмно-зелёная решимость, Эшер направился в покои единственного человека, который мог ему помочь. Он мягко ступал по каменному полу узкого коридора, скрытый в тени, неслышимый и невидимый. Чему-то он всё-таки успел научиться в этой школе.

Тихо отворилась дверь, и Эшер скользнул внутрь, всё ещё оставаясь в тени. Он едва уловил лёгкий свист рассекаемого воздуха и с трудом успел увернуться от летящего в него деревянного меча. С глухим стуком меч упал на пол, встретившись с дверью, и Эшер бросился его поднимать, но не успел он выпрямиться, как Мехо Невас нанёс удар по спине. Охнув, мальчик перекатился по полу, группируясь и быстро становясь в позицию. Это было нормой, ему даже нравилось. Управляющий школой фехтования всегда говорил, что лишь рыцарский бой не бывает неожиданным, а настоящее сражение происходит в одну секунду. Нужно всегда быть готовым.

На этот раз удар пришёл слева. Эшер даже не видел нападающего, но чувствовал его присутствие, благодаря полученным здесь навыкам. Он мог кожей ощутить, откуда придёт удар, но был слишком неопытен для того, чтобы вовремя отразить его. Деревянный меч колотил его с невообразимой скоростью по плечам, спине и коленям, и Эшеру оставалось лишь кое-как ставить блок, чтобы было не так больно. Наконец ему удалось отразить выпад сзади, пригнувшись, перекатившись в сторону и наугад ударив мечом. Послышался глухой стук дерева о дерево и тихий смех наставника.

— Молодец, — из тени вышел Мехо Невас. На его губах играла довольная улыбка. — Ты тихий, быстрый, но невнимательный.

Мехо Невас был летнийцем с блестящей смуглой кожей, пухлыми губами и внимательными карими глазами. Он был невысок, худощав, но довольно жилист, с сильными руками и ногами. Больше всего Эшеру в его внешности нравились веснушки. На тёмной коже лица, отливающей бронзой, будто россыпь мелких зёрен красовались эти необычные пятнышки. Они молодили его, хотя никто и не знал, сколько Мехо на самом деле лет. Эшер был склонен думать, что он стар, но достаточно хитёр, чтобы скрывать это. Летнийцы вообще никогда не выглядели на свой возраст.

— Я был полностью погружён в сражение, учитель, — возразил Эшер.

— Нет. У тебя были другие мысли, это так же очевидно, как и то, что ты красавчик, — хмыкнул Невас.

Эшер почувствовал, как к его щекам приливает кровь. Раньше подобные комплименты ему бы только польстили, но сейчас красота не имела для него никакого значения. Красота не спасла его в Королевской Гавани, его спас лысый толстяк. И сейчас красота не помогла ему отбивать удары Мехо.

— Тирек, ты пришёл попрощаться?

Мальчик вздрогнул, услышав имя, которое он старался забыть. Учитель смотрел на него с улыбкой, но его взгляд оставался серьёзным и даже немного скорбным. Мехо Невас обошёл Эшера и, сложив руки в замок за спиной, уставился в узкое окно на туманный вид Браавоса.

— Я тоже слышал о ней, мальчик, — тихо произнёс он. — Мать Драконов… Всё возможно. Не имеет значения, правда ли это. Важно лишь то, готов ли ты бросить своё обучение ради мести.

— Готов, — пылко ответил Эшер.

— Неправильный ответ, Тирек, — покачал головой Мехо.

— Не называйте меня так, прошу.

Мехо удивлённо повернулся, встретившись с хмурым взглядом мальчика.

— Ты хочешь отказаться от имени, но твоё сердце всё равно охвачено желанием мести. Так не пойдёт.

— Они бросили меня умирать, — сквозь зубы произнёс Эшер. — Во время бунта в Королевской Гавани. Будто я никто, не часть семьи, пустое место. Варис сказал, что они даже не сразу спохватились из-за моей пропажи. Все просто забыли. — Мехо молча слушал яростную речь юноши, внимательно следя за ним мягким взглядом. — Я не хочу быть частью этой семьи, и если им плевать на меня, если я недостоин любви Ланнистеров, значит имя мне — Хилл.

— Ты решил стать бастардом, мальчик, и я тебя понимаю. Ты хочешь служить Матери Драконов, но цель твоя недостойна. Пообещай мне одно, — учитель в два шага сократил расстояние между ними и положил обе ладони на плечи Эшера, — ты отправишься к Дейенерис Таргариен и будешь служить ей, но не ради мести, а ради самого себя.

Эшер промолчал, поджав тонкие губы.

— Твой танец лёгок и смертелен, стоит только открыть глаза и отвернуться от пожирающего чувства мести, — пылко прошептал Мехо. — Если ты теперь Эшер Хилл, забудь обиды Тирека Ланнистера.

Эшер неуверенно кивнул. Он не мог вслух пообещать, что забудет прошлые обиды. Сейчас это было почти так же невозможно, как и сама идея о существовании драконов. Он не мог лгать своему наставнику и единственному другу в Браавосе, но и не хотел его разочаровывать.

— Мне нужно попасть в Залив Работорговцев.

— Хорошо, — улыбнулся Невас. — Я могу договориться с капитаном торгового судна «Дочь Титана». Тернесио — хороший человек, и ему понадобится охрана в этом непростом путешествии.

В ответ Эшер благодарно пожал руку своему учителю. В его душе не было ни капли сомнения. Браавос подарил ему новое дыхание, но теперь ему нужно двигаться дальше, оставив позади избалованного, эгоистичного и трусливого Тирека Ланнистера.

В ночь накануне отплытия он никак не мог уснуть. Ему мерещились зловещие тени, ползущие по высоким стенам комнаты, а лунный свет, пробивающийся сквозь узкое окно, добавлял этим теням потустороннее сияние. Поэтому, проворочавшись несколько часов без сна, тревожимый своими демонами и храпом соседа, Эшер покинул комнату, прихватив с собой верный деревянный меч. Остаток ночи он провёл в зале для тренировок, до седьмого пота оттачивая плавные движения танца воды. Рыцари из Вестероса посмеялись бы над ним, но Эшер знал — такой стиль боя не менее смертоносный, а то и более, чем рубящие удары мечников по ту сторону Узкого моря.

С первыми лучами рассвета, уставший, но взволнованный в предвкушении, Эшер Хилл добрался до Мусорной Заводи, где они договорились встретиться с Мехо Невасом. В гавани было бесчисленное количество самых разных торговых кораблей. Разноцветные паруса пестрели в алых солнечных бликах, то тут, то там были слышны крики и ругань матросов. Эшер вдохнул солоноватый морской воздух и улыбнулся. Ему предстоит проделать долгий путь на одном из этих суден, увидеть новые места, познакомиться с новыми людьми. В Вестеросе он не мог и мечтать о таком, но всё же… Именно ради возвращения домой он и идёт на это.

Эшер так замечтался, что пропустил неизменно следующий вместо приветствия удар. Охнув и согнувшись пополам, мальчик поднял взгляд на учителя. Мехо Невас победно улыбался, а веснушки на его носу и щеках казались особенно яркими.

— Я слышал, ты всю ночь тренировался, — заметил летниец.

— Не мог уснуть.

Мехо отвернулся, и Эшер заметил, что в сцепленных за спиной руках он держит какой-то длинный свёрток. Наконец справившись с шоком от удара, юноша выпрямился и подошёл к своему наставнику, который любовался Мусорной Заводью в рассветный час.

— Знаешь, по утрам здесь почти даже не воняет, — ухмыльнулся Мехо.

Эшер пожал плечами. Его терзало любопытство насчёт таинственного свёртка и, собственно, капитана корабля, который ему предстоит защищать. Мехо Невас потёр гладко выбритый подбородок, прищурив глаза, и, наконец, вздохнул.

— Я принёс тебе подарок.

Юноша в надежде бросил взгляд на свёрток, но промолчал. Мехо испытывал его даже сейчас. Если Эшер проявит нетерпение, не видать ему подарка. И учитель, и ученик прекрасно понимали, что находится в этом свёртке, поэтому Эшер молчал, спокойно выдерживая взгляд карих глаз.

— Ты заслужил его, — в конце концов тихо произнёс летниец. — Я бы ещё немного подождал, но при таких обстоятельствах… Уверен, ты найдёшь ему достойное применение, Эшер Хилл.

Эшер с замиранием сердца следил, как его наставник разворачивает свёрток и достаёт обычный на первый взгляд одноручный меч. Дрожащей рукой мальчик схватился за рукоять и удивлённо взвесил клинок, отмечая его необыкновенную лёгкость. Даже деревянная палка была тяжелее, чем этот меч, а ведь он из стали и, похоже…

— Валирийская сталь, — улыбнулся Невас.

— Но как же, — удивился Эшер, — она безумно дорогая!

— Ты не можешь служить королеве с обычным мечом, — пожал плечами Мехо. — На её стороне драконы, и простое железо не поможет в борьбе с врагами Таргариенов.

Эшер хотел было поблагодарить своего учителя, но слова почему-то застряли в горле, и он просто кивнул. Мехо похлопал его по плечу и отдал подходящие новому мечу ножны. Пока мальчик справлялся с подарком, привязывая ножны к поясу, к их компании присоединился ещё один человек.

— Мехо Невас, старый плясун! — за спиной Эшера раздался громоподобный смех.

— Тернесио, — Мехо с улыбкой обнял капитана и отстранился, чтобы представить его Эшеру. — Тернесио Терис — капитан «Дочери Титана» и твой работодатель. А это Эшер Хилл, — обратился он к Терису, — будет защищать твоё старое вонючее судно, чтобы его не разграбили по пути пираты.

Тернесио снова рассмеялся, но его глаза опасно сверкнули предупреждением.

— Моя красавица пахнет лучше вестеросских принцесс и уж точно получше тебя, плясун!

— Любой будет пахнуть лучше старого летнийца, — мягко улыбнулся Невас. — Но когда же вы отплываете, Тернесио?

— Да прямо сейчас. Хилл готов к плаванию, или по ту сторону Узкого моря боятся солёной воды?

— Я не боюсь! — вспыхнул Эшер. — И я готов.

Он положил руку на эфес меча, будто подтверждая свою готовность тут же броситься в бой, из-за чего и Тернесио, и Невас почему-то весело рассмеялись.

— Тогда пойдём, Хилл. Познакомлю тебя со своими сыновьями, но сначала — со своей красавицей.

— Он говорит о корабле, — подмигнул Эшеру Мехо.

Тернесио уже отправился бодрым шагом по шаткой пристани Мусорной Заводи, но Эшер немного замешкался, бросив неуверенный взгляд на своего друга и наставника. Он вновь опустил руку на эфес нового меча и едва слышно произнёс:

— Ланнистеры всегда платят свои долги.

Мехо Невас задумчиво смотрел вслед удаляющейся фигуре пятнадцатилетнего мальчика с золотыми кудрями и тонким станом. Ему было одновременно и страшно, и любопытно, чем же закончится путешествие Тирека. Пусть он и отказался от своего имени, но сказанные на прощания слова говорили сами за себя. Он никогда не забудет собственное происхождение. И обязательно вернёт долг своему учителю.

* * *

Эшер влюбился в «Дочь Титана» с первого взгляда. Это был трёхмачтовый корабль с пурпурными парусами и красивой позолоченной носовой фигурой в виде девушки, которая держала вазу с фруктами. Соль и ветер потрепали галею, но она всё ещё оставалась быстрым и искусным судном, на котором даже находиться было приятно.

Матросы Тернесио хорошо относились к Эшеру. Узнав, что на борту их новый защитник, они удивились, особенно когда поняли, что он совсем ещё мальчишка. Но отнеслись к нему с уважением, потому что Эшер владел танцем воды и был выходцем из браавосийской школы фехтования. Для Вольных Городов это значило многое. У Тернесио было двое сыновей. Старший — Йорко был счетоводом на корабле и на палубе появлялся редко, почти не помогая по работе матросам. А вот младший Денио, которому было двенадцать лет, ни секунды не сидел на месте. Он пришёл в полный восторг от знакомства с Эшером. Денио был младше всего на три года, и с ним было по-настоящему интересно хотя бы потому, что у них с Эшером был общий интерес — мореплавание. Денио знал всё о кораблях: как вязать узлы, следить за килем, поднимать и опускать паруса. Целыми днями они вдвоём слонялись по палубе, лазали по шатким конструкциям, таскали мешки, смотрели за работой матросов и учились чему-нибудь новому.

Денио нравился Эшеру. Он был весёлым и неунывающим, всегда готовый помочь, и делал он это совершенно бескорыстно. Эшеру казалось, что мальчик привязался к нему даже больше, чем к собственному брату: Йорко часто избегал младшего, прячась в каюте над своими бумагами и счётами. Но между ними всё равно была любовь, присущая лишь братьям. Такой любви Эшер не знал. Он вырос, воспитываемый одной лишь матерью, так как отец умер незадолго после его рождения. Кроме женской любви и заботы Эшер не знал, что могут быть и братские перебранки, драки и склоки. Со стороны это могло выглядеть как нечто ужасное и непоправимое, но в конце концов всё оказывалось по-другому. Как бы Йорко и Денио ни ругались, они любили друг друга и заботились не меньше, чем мать Эшера заботилась о нём. Просто выражалось это иначе.

Эшер понял это спустя три дня после отплытия, когда, смущаясь и мешкая, к нему подошёл Йорко и позвал к себе в каюту — сыграть в браавосийские шахматы.

— Я не умею, — расстроился Эшер.

Йорко робко улыбнулся. У него была красивая в своём роде улыбка. Широкий рот, тонкие губы и бледный шрам, пересекающих верхнюю губу с левой стороны. Он был темноволос, как и его брат, но только экзотичные миндалевидные глаза — серые, а не карие, как у Денио и их отца, Тернесио.

— Я научу, — пообещал Йорко и поманил за собой вниз по узкой лестнице, ведущей с палубы в нижние каюты.

Всю ночь они провели за игрой в шахматы, смеясь над неумелостью Эшера и рассказывая друг другу истории. Йорко было интересно слушать. Пусть ему и было всего семнадцать лет, он уже многое повидал, путешествуя вместе с отцом по всему миру на «Дочери Титана». Эшер заблуждался, когда думал, что он ленив или не знает корабельного дела.

— Просто болтаться на канатах — это не моё, — объяснил Йорко, переставляя слона, который представлял угрозу для Морского лорда Эшера. — Совсем недавно я открыл для себя науку счетоводства. Она так же сложна и интересна, как и всё вокруг, но для меня это больше, чем занятие. Тебе шах, кстати.

Эшер задумчиво поскрёб затылок, пытаясь спасти своего несчастного Морского лорда, но было уже поздно.

— А как ты получил этот шрам? — Эшер кивнул на губу Йорко, быстро отводя взгляд и смущаясь.

— Именно поэтому мы уже десять лун нанимаем сопровождающих, которые в состоянии защитить наш корабль. Но никто из них не был, знаешь, моего возраста. Никто из них не мог бы считаться моим другом.

— У меня есть друг, которому много-много лет, — протянул Эшер, вспоминая старика Мехо.

Йорко мягко улыбнулся, растягивая тонкие губы.

— А шрам от пиратов. Когда я был таким же зелёным как Денио, на «Дочь Титана» напали одни отморозки, пока мы перевозили дорогие пряности в Асшай. Помощи от меня было мало, а вот под ногами я болтался знатно. Вот и влетело.

— Хорошо хоть жив остался, — округлил глаза Эшер, и Йорко весело рассмеялся.

— Ещё партию?

— Опять меня сделаешь, — застонал Эшер, но отказываться не стал.

Ему было интересно разговаривать с Йорко, пусть он и безбожно проигрывал в шахматы. Наверху становилось всё тише, и можно было услышать тихий плеск ночных волн, да редкие разговоры парочки неспящих матросов.

— Отец запрещает им пить во время плавания, — сказал Йорко, словно догадавшись, о чём думает Эшер. — Поэтому спать все расходятся рано: делать-то нечего.

— Значит, ты был в Асшае, — вспомнил Эшер. — И что там интересного?

— О, много чего. Ты когда-нибудь видел храмы красных жрецов? А заклинателей змей или торговцев ароматами? В Асшае чувствуется волшебство, которое будто в самом воздухе витает.

Эшер восхищённо выдохнул и потерял очередную фигуру в обречённой на поражение схватке с Йорко.

— Но я никогда не был в Королевской Гавани, — расстроенно протянул Йорко. — Мне всегда хотелось посмотреть на знаменитые холмы, названные в честь завоевателей Таргариенов.

— Вблизи они не такие интересные, как о них говорят, — хмыкнул Эшер. — На холме Эйгона стоит Красный Замок, и это единственное место, где воняет не так сильно, как во всём городе. На холме Висеньи находится самая главная септа во всех Семи Королевствах. Там, поверь, ничего интересного, а на холме Рейнис вообще всё грустно. Ты когда-нибудь слышал о Блошином Конце?

Йорко ошеломлённо покачал головой.

— Я знал, что ты не из Браавоса, судя по светлой коже и вестеросскому имени, но… никогда бы не подумал, что наш защитник из самой Королевской Гавани! Может, ты и в знаменитую Гвардию входил?

Эшер понял, что сболтнул лишнего, но отступать было некуда.

— Я был там недолго, в Королевской Гавани. Служил оруженосцем, а потом отправился учиться настоящему мастерству. В Вестеросе никто не знает, как стать водяным плясуном.

Йорко с сомнением почесал подбородок, но расспрашивать не стал. Эшеру нравилось, что старший сын Тернесио никогда не лезет не в своё дело. При этом он всегда ухитрялся казаться неравнодушным. Кто знает, возможно так оно и было.

«Дочь Титана» содрогнулась от удара и покачнулась, свалив все шахматные фигуры на деревянный пол. Йорко тут же вскочил на ноги, Эшер последовал его примеру и, схватив меч трясущимися руками, бросился к лестнице. Что-то было не так: были слышны тревожные крики матросов и раздающего указания капитана, но вокруг корабля царило ночное море. Тёмные облака закрывали луну и звёзды, из-за чего на несколько миль вокруг не было видно и зги. Из-за чего содрогнулась «Дочь Титана», никто не знал. Кто был их невидимым врагом?

Пока Эшер думал об этом, с беспокойством глядя в беспросветную даль, корабль вновь качнуло, и тогда юноша почувствовал, откуда шёл удар.

— По левый борт! — закричал он, привлекая внимание Тернесио.

Все бросились к левому борту, не разбирая дороги. И тогда они увидели его — другой корабль. Противник потушил все источники света, и если бы не вода, в которой отражалось слабое мерцание закутанных в облака звёзд, никто бы не смог заметить пиратский корабль.

— Только через мой вздутый утопленный труп, — сквозь зубы прошипел Тернесио Терис и махнул рукой. — Тащите «куколку», будем отбиваться от падальщиков. Их место — на морском дне.

— Куколку? — удивился Эшер.

— Это наша пушка! — возбуждённо воскликнул непонятно откуда взявшийся Денио с широкой улыбкой на лице. — Одним ядром разносит судно в щепки! Пойдём, посмотрим.

— Тебе лучше спуститься в каюту, — нахмурился Йорко, бросаясь за отцом.

Денио закатил глаза и, конечно же, ослушался. Он не отставал от брата и Эшера, который вцепился в свой меч, как утопающий — за соломинку. Трое матросов толкали по палубе небольшую закопчённую пушку, кто-то тащил снаряды, и всем этим руководил капитан.

— Шевелите огрызками, доходяги! — прорычал он. — Эш, будь наготове, если они подберутся слишком близко. Тогда придётся рубить крыс, а у нас при себе нет оружия.

Эшер кивнул, чувствуя, как по виску скатывается капля холодного пота. Он ещё ни разу по-настоящему не вступал в бой. Не вонзал сталь в живую плоть, не лишал жизни человека, пусть даже и негодяя. У него сжался желудок, и тошнота подкатила к горлу, но сейчас было не время распускать сопли, поэтому Эшер, собрав волю в кулак, склонился над бортом, всматриваясь в темноту. Она будто становилась гуще, притягивая взгляд и посылая воображению чудовищные образы головорезов. Но всё ещё было темно и тихо, словно кроме «Дочери Титана» во всём море ничего и никого не существовало.

И тогда прямо перед Эшером появилось лицо, искажённое кривой ухмылкой. В воздух тихо, словно шёпот, взметнулось нечто. Выглянувшая из-за туч луна осветила в кромешной тьме блеснувшую сталь. Эшер едва успел отшатнуться, когда клинок пронзил место, где ещё недавно была его грудь. Он неуверенно поднял меч, с замершим сердцем наблюдая, как человек перепрыгивает через борт. В ушах эхом раздавались крики разбегающихся людей. Они уже здесь. Но как пираты смогли так близко подойти к кораблю, что ни одна живая душа не смогла заметить?

— Иди сюда, щенок, — осклабился мужчина, медленно проворачивая кинжал в руке.

Сглотнув, Эшер принял позу. Наступило время доказать, что сталь ему досталась заслуженно. Он взмахнул мечом, плавно выгнувшись и избежав смертоносного выпада пирата, но по ту сторону корабля уже карабкались другие. «Наверное, они закинули верёвки с крюками», — запоздало подумал мальчишка, маневрируя и избегая удары противника. Подсознание подсказывало ему, что сомнения приведут к гибели. Не только его, но и всей команды «Дочери Титана», их капитана, Йорко и Денио. Эшера наняли охранять судно, но всё, что он мог делать — лишь уклоняться, убегать, танцевать перед ликом врага, не в силах нанести ему удар.

Будь осторожен, Тирек, не поранься!

Ты слишком труслив даже для того, чтобы быть оруженосцем.

Да твоя жёнушка храбрее тебя, Ланнистер! А ведь она всё ещё носит пелёнки!

Обеспокоенный голос матери и насмешливые крики сверстников, всплывая из памяти, эхом раздавались в мыслях Эшера. Горло сдавило комом, а к глазам подкатили слёзы, размывая и без того нечёткую из-за темноты картинку. Он был слаб, мал, хлипок. Но Мехо научил его сражаться как настоящий водяной плясун, он вложил в него время и силы, и это не могло уйти впустую. Наставник не мог поделиться с ним своей храбростью, Эшер должен был сам найти её в своём сердце. Именно сейчас!

Он со злостью сжал зубы и, вместо того чтобы в очередной раз уклониться, направил остриё в скользящем ударе по направлению к раздражённому пирату. Тот не сразу понял, что произошло, потому что ещё несколько секунд пытался ранить Эшера, а потом опустил взгляд к своей груди, которая в прямом смысле была нараспашку.

— Что за… — ошеломлённо выдавил мужчина.

Кровь с бульканьем полилась из его рта и исполосованной груди прямо на чисто вымытую Денио палубу. Эшер мысленно извинился перед другом за это и перед врагом — за то, что отнял у него жизнь. Нужно избавляться от привычки вечно извиняться.

Юноша обернулся, с удивлением обнаружив, что вокруг шла битва. Так увлёкшись своими противоречивыми мыслями и боем, он совершенно не заметил, что вся команда похватала любые предметы, хоть отдалённо напоминающие оружие, и начала сражаться за свой корабль. Денио пролетел прямо над головой Эшера, цепляясь за канат, и сбил с ног летящего на неудачливого «защитника» пирата.

— Поберегись! — воскликнул мальчишка, когда увидел за спиной друга ещё одного противника.

Эшер вовремя нагнулся, и худощавый мужчина, не ожидая такого поворота, перелетел через него, чуть не врезавшись в Денио. Тот даже вскрикнуть не успел, когда сверкнул клинок, но Эшер был быстрее. Не сомневаясь ни секунды и думая только о безопасности мальчика, Эшер одним чётким ударом вонзил меч в спину пирата. Труп с глухим стуком повалился на пол, и перед Эшером появились испуганные глаза мальчишки. Он с ужасом смотрел на старшего товарища, не в силах вымолвить и слова, поэтому, терзаемый чувством вины, Эшер молча оттащил его в более-менее безопасное место, избегая пролетающих мимо них врагов с мечами наперевес. Не стоило убивать человека прямо на глазах у ребёнка. Но другого выхода не было: или Денио, или тот мужчина.

Неожиданный грохот сотряс палубу, и Эшер резко обернулся в поисках источника шума. Возле «куколки», воинственно держа факел, стоял Тернесио. Один из матросов закатывал в пушку следующий снаряд, и капитан поднёс пламя к фитилю.

— Пора осветить эту ночь, — угрожающе протянул он, и в ту же секунду ядро вылетело из пушки во мрак.

Эшер не мог поверить своим глазам: круглый снаряд горел синим пламенем. В одно мгновение он достиг цели, врезавшись в дрейфующую галею. Огонь быстро распространялся, загоняя оставшихся на борту пиратов в угол. Они кричали и звали на помощь, но их соратники сражались на другом корабле. Кто-то из гребцов вонзил кухонный нож в глотку врага, но в следующее мгновение его пронзил меч противника. Охваченный яростью Эшер бросился в бой, лавируя среди захватчиков, отражая их атаки и нанося смертельные ранения. Он перестал считать. Сначала он убил первого забравшегося на борт пирата, затем обидчика Денио, а потом тела заполнили окровавленную палубу. Враги перемешались с друзьями, пот и кровь заливали глаза. Чей-то меч оставил ему надрез над бровью, но Эшеру было всё равно. В Браавосе есть люди, поклоняющиеся смерти. Они не боятся Неведомого, боготворят его. А Эшер до жути боялся и ненавидел смерть и умирать не собирался. Не сегодня.

С оглушительным треском и почти что человеческим стоном пиратский корабль поглотили чёрные воды, унося вслед адское пламя и крики умирающих. Никто не выплыл обратно, по крайней мере никто живой. На «Дочери Титана» сражение подходило к концу, Эшер чувствовал это, видел по глазам оставшихся противников. Они тоже боятся смерти, но им её не избежать.

Тернесио голыми руками вышибал дух из последнего оставшегося в живых пирата, когда, прихрамывая, к нему подошёл Эшер и обессиленно опустился перед ним на колени.

— Чего. Вам. Твари. Надо?! — с паузами между ударами по окровавленному месиву, которое прежде было лицом, поинтересовался Тернесио. Мужчина не ответил и быстро испустил дух. — Грязные падальщики, — устало выдохнул капитан и повалился рядом с трупом, глядя в ночное небо пустым взглядом.

— Капитан, — осторожно позвал Эшер в наступившей тишине, нарушаемой лишь покряхтыванием выживших. — Мне нужно выпить.

Той ночью многое в жизни пятнадцатилетнего Эшера произошло впервые. Он впервые убил человека, впервые напился до поросячьего визга и впервые блевал, наполовину свесившись за борт корабля. Денио сочувствующе придерживал его, чтобы он не свалился в холодные воды, и что-то ласково рассказывал, но Эшер не слышал слов. Он чувствовал себя отвратительно и не только потому, что перебрал лишнего. Он понял, как же легко убивать.

* * *

Когда «Дочь Титана» была уже на подходе к Заливу Работорговцев, корабль настигла непродолжительная, но суровая буря. Галею толкало во все стороны, будто беспомощную песчинку. Матросы, Денио и Эшер скользили по мокрой палубе, пытаясь ухватиться за канаты и спустить багровые паруса, но их едва не сносило в бушующие воды. Ночь выдалась жестокой на расправу, унеся нескольких человек в морскую пучину, но Эшеру удалось пережить эту напасть. По крайней мере, он открыл для себя, что не страдает морской болезнью.

Наконец они вошли в залив. Необычайно яркое солнце после шторма палило макушки вышедших на палубу людей. Денио жался к Эшеру, вглядываясь в приближающийся золотистый берег. Где-то вдали словно марево в пустыне золотились высокие ворота неприступного города Юнкай. Но перед ним громоздились палаточные шпили, будто отдельное поселение кочующего народа.

— Кто это? — задал вопрос Денио, но ответа не последовало.

Никто не знал наверняка, что происходит у приступа в город Гарпий. Эшер с замирающим сердцем следил, как приближается берег, и чувствовал, что всё его нутро сжимается перед неизведанным будущим, которое его ожидает. Что принесёт ему эта затея? Сможет ли он справиться с новыми напастями, повстречать Матерь Драконов и убедить её в своей верности? Этого он не знал, но ему ничего не оставалось, как пойти и проверить. Вот только за время своего морского путешествия в Юнкай он так прикипел душой к семье Тернесио Териса и к команде «Дочери Титана», что уже не представлял, как может покинуть их. Похоже, Денио думал о том же, потому что вскоре послышались его жалобные всхлипывания.

— Чего ты? — ласково спросил Эшер, наклоняясь к младшему товарищу, чтобы заглянуть ему в глаза. — Мужчины не плачут.

— Плачут, если очень грустно, — всхлипнув, ответил Денио. — Не покидай нас, Эш.

Юноша промолчал и отвернулся, не в силах наблюдать за страданиями расстроенного мальчика. Ему тоже было больно. Он успел полюбить этих людей, и будущее на их корабле представлялось ему надёжным и даже счастливым. Но это был лёгкий путь, который не помог бы ему выполнить своё истинное предназначение. Поэтому, сжав зубы, он старался молчать, чтобы ещё больше не расстраивать Денио.

Незаметно к ним подошли Йорко и Тернесио. Оба выглядели обеспокоенными, будто находились не в своей тарелке.

— Как ты, малыш? — Тернесио потрепал младшего сына по макушке.

Вместо ответа Денио уткнулся лицом в плечо Эшера и засопел. Йорко хмыкнул, но промолчал. Несмотря на его улыбку, Эшер видел, что что-то терзает мысли юного счетовода.

— Похоже, перед Юнкаем выстроился целый город наёмников, — задумчиво протянул он. — Ты пойдёшь прямо к ним?

Эшер пожал плечами.

— Мне нужно попасть в город, и если придётся пройти через сборище головорезов и убийц, если другого выхода нет, то так тому и быть.

При этих словах Денио вздрогнул и, бросив на Эшера перепуганный взгляд, убежал в сторону кают, не сказав ни слова. Эшер удивлённо смотрел ему вслед, когда на его плечо мягко опустилась рука Йорко.

— Будь осторожен, друг, — тихо произнёс он, буравя Эшера внимательным взглядом серых глаз. — Я буду молиться за тебя.

— Какому богу ты молишься?

— Богу Смерти, — спокойно улыбнулся Йорко. — Если хорошо попросить, он откажется забирать тебя в ближайшее время.

— Было бы неплохо, — хмыкнул Эшер и, руководствуясь внезапным порывом, резко притянул Йорко к себе в тёплом объятии, зарывшись носом в мягкие чёрные волосы. — Я буду скучать, повелитель шахмат.

Йорко хихикнул рядом с его ухом, и его напряжение быстро ушло. Они постояли так ещё несколько мгновений, а потом счетовод отстранился, подмигнул Эшеру и отошёл к противоположному борту. Эшер видел его сосредоточенный профиль и внимательный глаз, обвинительно глядящий на спокойные воды залива. Ему стало совсем не по себе, а ведь ещё предстоял разговор с капитаном. Словно почувствовав, Тернесио обернулся и встретился с ним взглядом. На его губах появилась понимающая улыбка.

— Подойди сюда, дитя, — Тернесио поманил его к себе, и Эшер медленно подошёл к носу корабля. Неизменная красавица всё так же держала вазу с фруктами и глядела прямо перед собой нежным девичьим взглядом. — Может, ты передумаешь и останешься с нами?

Предложение капитана застало Эшера врасплох. Он никак не ожидал, что Тернесио попросит его о таком, зная, как сложно ему будет отказать. Собрав всю волю в кулак, Эшер выдавил:

— Извините.

Тернесио Терис понимающе кивнул.

— Тогда выполняй свой долг, в чём бы он ни заключался. Мехо сказал, что тебе нужно попасть в Юнкай, что там тебя ждёт твоя судьба, и я могу лишь догадываться, что на самом деле он имел в виду.

Эшер хотел было рассказать о Дейенерис Таргариен — королеве, ради которой он так стремился на юг Эссоса, всё дальше от своего истинного дома. Но вовремя остановился. Он не поймёт. Никто из них не поймёт, если они знают лишь Эшера Хилла. У браавосийского ученика танца воды нет причин стремиться к Матери Драконов, они были лишь у отпрыска Ланнистера, обозлённого на свою семью. Поэтому Эшер смолчал и в прощании сжал широкую и грубую ладонь капитана.

Обменявшись рукопожатиями, они направились лодке, которая должна была доставить Эшера на берег. Гребцы уже сушили вёсла, двое матросов спускали на воду мелкое судёнышко, а на душе Эшера скребли кошки. Он будто оставлял позади свою новоприобретённую семью, и пятнадцатилетнему юноше хотелось расплакаться.

— Мы никогда не забудем твоей помощи, — тихо произнёс капитан, когда Эшер скинул в лодку свои немногочисленные пожитки. — А ты не забывай о нас. Если снова окажешься в Браавосе, ищи в Мусорной Заводи самый прекрасный корабль с фигурой девушки на носу. Там всегда будут тебе рады.

Эшер широко, но грустно улыбнулся. Тернесио порывисто обнял его и отступил. За его спиной показался Йорко. Он больше не улыбался.

— Будь смелым, — выдохнул юноша и отвернулся.

У Эшера защипало глаза. Он спустился в лодку и посмотрел на капитана и его сына снизу-вверх. Он видел, как Йорко кусает тонкие губы, чтобы подавить слёзы, и сам едва удержался. Ему хотелось забраться обратно и броситься на поиски младшего сына капитана, заграбастать его в крепкие объятия и никогда не отпускать, но Денио пришёл сам. Запыхавшийся и краснолицый, с бегущими дорожками слёз по щекам, он свесился с борта и протянул Эшеру небольшой свёрток. Эшер потянулся и схватил подарок, но вместо того, чтобы открыть его, не мог оторвать от плачущего Денио взгляда.

— Что там? — хрипло спросил он.

— Звезда, — сдавленно выдавил Денио. — Звезда нашего дома. Ты теперь его часть. Мы будем ждать тебя обратно.

И тогда он не выдержал. Эшер почувствовал, как по щекам потекли горячие слёзы, и если бы он открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, наружу вырвались бы лишь рыдания. Поэтому он просто помахал капитану и его сыновьям, пока двое гребцов налегли на вёсла. Эшер дал себе мысленное обещание, что когда это всё закончится, он обязательно исполнит свою мечту и станет мореплавателем. Вместе с Тернесио будет ходить под парусами «Дочери Титана», вязать узлы с непоседливым Денио и играть в шахматы с умным и душевным Йорко. Эшер пообещал себе, что вернётся.

Образ «Дочери Титана» казался всё меньше и меньше, становясь похожим на игрушечный кораблик, по мере того, как лодка Эшера приближалась к берегу. Юноша открыл свёрток, в котором было завёрнуто простое украшение — пятиконечная серебряная звезда дома Терисов. Они не были вестероссцами, не носили знамён, но у них тоже был знак собственного дома. К звезде прилагался потёртый короткий шнурок. Эшер медленно повязал подарок на левое запястье и вытянул вперёд руку, задумчиво разглядывая украшение. Кажется, он только что был принят в другую семью. С сегодняшнего дня льву нет места в его сердце.

Лодка мягко упёрлась в песочный берег, и гребцы по очереди пожали Эшеру руки, пожелав ему счастливого пути. Спустя долгое время Эшер наконец ступил на землю, и его слегка зашатало. Не оборачиваясь, он направился прямо к золотому мареву, маячившему на востоке. Даже сейчас можно было сказать, что путь был близким, но его всё равно ожидало препятствие в виде остановившихся у подхода к городу наёмников. Судя по их количеству, здесь было несколько разных отрядов, и каждый держался немного в отдалении друг от друга. Чего они ожидают? Кого они ждут?

Ноги утопали в песке, но чем ближе Эшер подходил к городу, тем пустыннее и суше становилась земля. Здесь всё мертво и уже очень давно. Город в такой местности и с таким большим населением может пропитать себя только с помощью торговли. И юнкайцы выбрали торговлю людьми.

— Стой, где стоишь, юнец, — слова, брошенные Эшеру в спину, заставили его замереть на месте.

Он медленно обернулся и упёрся в недобрый взгляд высокого темноволосого лучника. Чуть раскосые глаза смотрели на него с подозрением, красивый и явно дорогой лук уже был наготове — осталось только поместить стрелу. Эшер чувствовал, что лучник может сделать это в мгновение ока, и не стал играть с судьбой. Он поднял руки, словно признавая поражение, но голову опускать не стал, следя за взглядом наёмника. Неожиданно пришло решение, и Эшер знал, что оно было единственно верным.

— Я пришёл, чтобы вступить в ряды вашего отряда.

— Ты? — удивился наёмник. — Хочешь стать частью Ворон-Буревестников? А не слишком ли ты зелен?

— Я умею обращаться с оружием, — осторожно заметил Эшер. — И мне уже приходилось убивать.

— Убивать, — хмыкнул лучник. — Что ж, не мне принимать такие решения, но раз ты пришёл с добрыми намерениями, я отведу тебя к командующему. Двигай за мной.

Эшер послушно отправился следом за мужчиной. Когда он просил присоединиться к их отряду, он не знал, с кем имеет дело, но эта проблема решилась сама собой. Теперь осталось только убедить главу Ворон-Буревестников, что он в состоянии сражаться и ему можно доверять.

Лагерь окружал частокол, и на входе Эшера и его компаньона встретили пики с насаженными на них головами. Их обмакнули в смолу, чтобы не кружили мухи, но запах всё равно был таким сильным, что Эшера замутило. Ему стало нехорошо ещё и оттого, что он уже примерно представлял, что его ожидает, если ему не удастся перехитрить командующего наёмниками. Не зная их целей и того, на чьей они стороне, Эшеру оставалось лишь надеяться на свою сообразительность. Он незаметно сжал звезду, повязанную на левом запястье, продолжая шагать вслед за лучником.

В центре лагеря происходило что-то наподобие собрания. Наёмники образовали неровный круг и что-то рьяно обсуждали. Многие из них держали в руках ржавые кружки, в которых был определённо не сок. Один смуглый мужчина с испещрённым шрамами угрюмым лицом в отдалении ото всех курил трубку. Он был первым, кто заметил лучника, сопровождающего Эшера. Мужчина даже не удивился и продолжил раскуривать трубку, не обращая на них никакого внимания.

— Мы рискуем лишиться постоянного дохода, если пойдём на поводу у этой сучки, — распинался кто-то в самом центре круга. — К тому же, она срывает оковы, а рабы тоже часть нашего дохода!

— Мы должны обмануть шлюху, — спокойно заметил другой наёмник. — Скажем, что хотим к ней присоединиться, усыпим её бдительность, а потом убьём и преподнесём её голову мудрым господам.

— И получим столько золота, что не будем бедствовать до конца наших дней, — радостно поддержал его первый говоривший.

— Если драконы Матери сами вам головы не пооткусывают.

Этот голос раздался прямо за спиной Эшера. Он резко обернулся и увидел мужчину самой необычной внешности, которую только можно представить. У него были синие волосы и борода, а усы выкрашены в чистое золото. Из-под густых ресниц внимательно блеснули голубые глаза — мужчина мельком взглянул на Эшера и тут же перевёл взгляд на разводящих демагогию наёмников. Эшер начал понимать, что этот синеволосый полубог играет немаловажную роль в рядах Ворон-Буревестников, но главным он всё равно не был. Сопровождающий его лучник сделал шаг вперёд, прерывая собирающийся начаться спор.

— Я привёл рекрута, — заявил он, толкнув растерявшегося Эшера вперёд.

Десятки пар глаз уставились на него в недоумении, а потом лагерь огласился громоподобным смехом. Эшер удивлённо поднял брови и оглянулся на ухмыляющегося лучника.

— Что смешного? — спокойно спросил он, изо всех сил стараясь не выдать своего страха.

— Откуда ты такой явился? — поинтересовался мужчина, ранее предлагающий обманом избавиться от истинной королевы.

Эшер быстро прикинул политику этого отряда наёмников. Здесь царил раздор. Лагерь явно был поделён на тех, кто был на стороне Дейенерис, и на тех, кто был против неё. Нужно было соображать быстро, пока его не приняли за вражеского разведчика-крысу, а шпили на частоколе не пополнились его смазливой мордашкой. Учитывая, что во главе отряда стоят противники Дейенерис, легенда о мальчишке-мечтателе подойдёт.

— Я путешествую уже несколько лет, набираюсь опыта, — осторожно произнёс он, не отводя взгляда от одного из капитанов отряда. — Мне нужны деньги, поэтому и хочу присоединиться к Воронам-Буревестникам. Я могу сражаться.

И снова его подняли на смех. Эшер чувствовал, как его прожигают голубые глаза Синей Бороды. Ему не было стыдно, что больше дюжины взрослых мужчин в открытую смеются над ним, потому что таков и был план. Пусть лучше потешаются, чем хотят его убить. Ох, если бы они только знали его настоящую цель, им было бы уже не до смеха.

Вдоволь похохотав, второй командир с улыбкой кивнул лучнику.

— Отведи его обратно и пусть не возвращается. Мы даруем ему жизнь за то, что знатно повеселил нас. Так пусть же идёт с миром.

Он провалился. Внутри у Эшера всё оборвалось. Если он отступит сейчас, то у него больше не появится шанса так близко подойти к Матери Драконов, но если он хоть шевельнётся, чтобы возразить капитану Ворон-Буревестников, у того вряд ли хватит терпения пощадить его дважды. Эшер стоял, боясь шелохнуться, не в силах ни отступить, ни попытаться изменить своё положение. Лучник, что привёл его, с сочувствием положил ладонь на плечо Эшера.

— Пойдём, парень, пока есть такая возможность.

— Пусть останется.

В лагере повисла тишина. Все взгляды были обращены на синебородого наёмника. Он поскрёб горбатый нос и кивнул на Эшера.

— Будет моим помощником.

Оба капитана явно хотели возразить, но тирошиец остановил их попытку холодным взглядом. Эшер с недоверием уставился на своего спасителя, не в силах понять мотивы такого поступка. Он смотрел на полубога широко открытыми глазами, когда их взгляды встретились, и на этот раз мужчина не стал отворачиваться. Лучник весело рассмеялся.

— Добро пожаловать в наши ряды, юнец. Запомни имя своего спасителя — Даарио Нахарис. А тебя-то как зовут? — вдруг нахмурился наёмник.

— Эшер Хилл.

Пожалуй, быть оруженосцем — его судьба, но почему, во имя всех богов, синеволосый Даарио Нахарис вызывал у Эшера такое доверие? Он смотрел на тирошийца, не в силах оторвать взгляд, а его сердце сжималось в сладком предвкушении. Он стал ещё на шаг ближе к исполнению своего замысла.

Всё ради семьи.

Она была очень красивой. Элинор не могла оторвать взгляд от сестры, которую облачали в воздушное свадебное платье цвета девичьих слёз. Шёлк струился по округлым бёдрам, превращаясь в нежное марево у ступней девушки. Ей никогда не стать такой же красивой, как Маргери. Цветок Хайгардена, свежее дыхание весны. Рядом с ней Элинор чувствовала себя гадким утёнком, но её всё равно переполняла гордость за сестру.

Маргери вздрогнула, почувствовав пристальный взгляд Элинор и мягко улыбнулась. От этой улыбки рыцари готовы были сражаться друг с другом за право присудить себе её благосклонность. От этой улыбки легко могла бы развернуться очередная война. Что же делает с людьми красота? Элинор улыбнулась в ответ, понимая, что ей всё равно не сравниться с Маргери. Не за чем было и пытаться. Перед носом маячила более насущная проблема, посвящать в которую сестру было бы глупо, ведь ей предстоит думать о свадьбе — о самом счастливом дне в её жизни. И самом ужасном, если всё сложится, как задумала бабушка.

Служанки порхали вокруг Маргери словно весенние пташки, чирикая и напевая ей в уши сладкие комплименты. Девушка расцветала на глазах с каждым сказанным словом и уверялась в своей безупречной красоте. Она не должна была знать о том, как Элинор избавится от её жениха. Леди Оленна решила, что так будет лучше для Маргери: это избавит её от лишних подозрений. Когда всё случится, Маргери должна будет сыграть искреннее удивление. Элинор не сомневалась, что её сестра справится с этим заданием, поэтому проверив, чтобы их никто не услышал, она наклонилась к девушке, делая вид, что поправляет складки на лифе платья, и прошептала:

— Всё будет хорошо.

На мгновение лицо Маргери застыло, но она быстро взяла себя в руки, одарив Элинор очередной улыбкой.

— Спасибо, дорогая.

Элинор незаметно покинула покои будущей королевы. Она ею станет, пусть и ненадолго, а потом они с бабушкой придумают, как вернуть ей этот статус без лишних потерь и забот. Придётся немного подождать, пока не уляжется шумиха. Если всё, конечно, пройдёт как задумывается. Если же нет… Что ж, смерть — справедливая цена за то, что она собиралась сделать. Элинор осознавала, в какое положение она попадает, случись всё при худшем раскладе, ну, а при лучшем ей придётся жить с этим на сердце. «Порой жестокость — цена величия», — угрюмо подумала Элинор, тихо прикрывая двери в свои покои.

Она быстро переоделась в неприметный наряд служанки, который ей удалось достать ранее. Хлопчатобумажная юбка в пол потрёпанно-серого цвета, блуза с длинными рукавами и множеством заплаток, старые как этот мир, но аккуратные башмаки, а также самое главное — широкая косынка, которая прикрывала всю голову и половину лица. Кто бы сейчас её ни увидел, то никогда не признал бы в ней Элинор Флауэрс — побочную дочь лорда Тирелла. Довольная проделанной работой, Элинор выскользнула из комнаты и неторопливым шагом направилась вдоль коридора, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания.

Но никто на неё и не смотрел, как будто её и вовсе не существовало. Это вполне было на руку девушке, поэтому она даже позволила себе немного пошалить. Проходя мимо двух бахвалящихся друг перед другом лордов, Элинор незаметно дёрнула одного из них за повязку шикарного плаща, подбитого соболиным мехом. Спрятавшись за колонной, Элинор с упоением наблюдала, как высокородный муж, отвешивает учтивый поклон своему собеседнику, делает шаг и распластывается на холодном каменном полу. Давясь смехом, девушка поспешила прочь, всё ещё видя перед собой багровое от стыда лицо напыщенного хрелорда и слезящиеся от хохота глаза его почтительного собеседника.

Несмотря на всё своё веселье, Элинор прекрасно понимала, что просто старается не думать о неминуемом долге, следование которому точно перевернёт не только её жизнь, но и жизнь всех Семи Королевств. Чего не сделаешь ради семьи.

В любом случае, ей всегда хотелось попасть в печально известный Блошиный Конец, который стоял на холме Рейнис. Пожалуй, её привлекали не столько запретные бордели, кабаки и чёрный рынок глубоко в тесных вонючих переулках, сколько имя одной из завоевательниц. Для Элинор Рейнис Таргариен была кумиром. Прекрасная девушка, храбрая и красивая, словно кровавый закат — закат старой империи и рассвет правления новой династии. Без помощи сестёр Эйгон Завоеватель никогда бы не смог осуществить затеянное. Это заставило Элинор задуматься, чего может добиться человек без семьи? Она бы никогда не смогла чувствовать себя в безопасности и вольной стремиться к своей цели без поддержки родных. Так же, как и Эйгон. У него были Рейнис и Висенья. У Элинор были Маргери, леди Оленна и лорд-отец. Человеку может быть всё по плечу, если он чувствует опору и знает, что ему всегда есть к кому вернуться.

— Всё ради семьи, — прошептала Элинор, ныряя в один из переулков и смешиваясь с толпой горожан.

В Блошином Конце даже люди отличались от обычных жителей Королевской Гавани. Здесь они выглядели настолько печально и опасно, что по телу неосознанно пробегали мурашки. Отчаяние доводило этих людей до крайностей, они уже даже не пытались просить милостыню, а просто внаглую тянулись за твоим кошельком. Слава богам, к Элинор никто не приставал: она выглядела почти как своя за исключением того, что её тряпьё было чистым, а кожа — без ран и грязи. Оборванцы кидали на неё подозрительные взгляды, чувствуя, что ей здесь не место, но никто не задавал вопросов. Может, её приняли за какую-нибудь шлюху, которая обслуживает парочку лордов в Красном Замке. В любом случае, Элинор удалось беспрепятственно добраться до места встречи — не самого популярного, но подающего надежды борделя, которым управлял один очень известный в этих кругах человек. Впервые Элинор увидела его в день прибытия в Королевскую Гавань. Он был в числе тех, кто приветствовал будущую королеву Маргери и её семью.

Петир Бейлиш. Даже имя у него было не из приятных, навевающее на мысль о крысах. Да и внешне худощавый мужчина с зализанными волосиками и тонкой козлиной бородкой был похож на очень презентабельного грызуна. А ещё его называли Мизинцем. Элинор слышала, что Мастер над монетой был родом с Перстов, а Мизинцем его прозвали из-за невыдающегося роста и хлипкого телосложения. Зато он был невероятно умён и хитёр — это даже бабушка признала, а она к людям относилась, мягко говоря, придирчиво.

Собственно, лорд Бейлиш вселял в душу Элинор некие опасения. Но раз леди Оленна наказала ей встретиться с этим мужчиной, значит, она была уверена, что её внучке не причинят вреда. «Это всего лишь политика, — подумала Элинор. — Я возьму то, за чем пришла, и ноги моей здесь больше не будет». Но что Бейлиш хотел взамен, Элинор не знала, да и не желала знать. Мизинец при её приближении слегка поднял брови, и его губы тут же тронула мерзкая сальная улыбка.

— Леди Цветочек, я вас ждал.

Элинор поджала губы и слегка поклонилась, всё время с опаской озираясь.

— Прошу, проходите внутрь, здесь может быть… небезопасно, — Мизинец окинул её скользким взглядом с ног до головы и отступил в сторону, пропуская её в здание.

Элинор ещё никогда не доводилось бывать в борделях. Да и с чего бы? Она росла в прекрасном цветочном замке, играя с сестрой, воспитывалась пусть и строгой, но любящей бабушкой и баловалась отцом. О каких борделях могла идти речь в её восемнадцать лет? Она даже ни разу не прикасалась губами к мужским губам. У неё не было ни первого поцелуя, ни первой влюблённости или вожделения. Она чувствовала себя маленьким ребёнком, особенно здесь — в оплоте похоти и желания. Со всех сторон были слышны приглушённые стоны и крики девушек, полные сладостной боли. Стены будто дышали наслаждением, и Элинор непроизвольно покрылась мурашками. Ей было очень неуютно находиться здесь, но, в то же время, и безумно любопытно. Когда-то любопытство загонит её в могилу, она чувствовала это.

Бейлиш провёл её в отдалённую комнату, которая, вероятно, служила его личным кабинетом. Повсюду были развешаны картины с эротическими сюжетами и даже несколько портретов самого Мизинца, на которых был виден его… мизинец, боги милостивые. Элинор поспешно отвернулась, почувствовав, как кровь приливает к щекам. Лорд Бейлиш, безусловно, заметил её смущение, поэтому, вальяжно развалившись на одном из диванов, предложил ей присесть рядом. Элинор с отвращением присела на краешек сидения, обитого бархатом, и уставилась прямо перед собой.

— Это лишь одно из моих владений, — гордо протянул мужчина. — Знаете, есть у меня мечта — стать королём этого прибыльного бизнеса. Я в двух шагах от исполнения моего заветного желания.

— Кто не хочет быть королём? — хмыкнула Элинор.

— Конечно, — широко улыбнулся Бейлиш. — Вы меня понимаете. Именно поэтому вы, леди Флауэрс, пришли сюда.

Элинор благоразумно промолчала. Пусть ломает свою комедию, но в конце концов он сделает то, о чём обещал бабушке. Она оказалась права, и долго ждать не пришлось. Петир Бейлиш подхватился, в два шага пересёк расстояние до своего рабочего стола из красного дерева. В полуденных лучах сверкнула медь ключа, прозвучал характерный щелчок, и Мизинец уже возвращался с небольшим свёртком в руке.

— Вы должны быть осторожны, леди Цветочек, — промурлыкал старый интриган. — Если коснётесь кристаллов незащищёнными пальчиками — умрёте раньше Его Милости.

Элинор завороженно следила, как Мизинец аккуратно разворачивает свёрток, в котором оказались кроваво-красные кристаллы яда, похожие на роскошные драгоценности. «За такое украшение не жаль и жизни лишиться», — с иронией подумала Элинор. Она с трудом оторвала взгляд от свёртка и посмотрела на ухмыляющегося Бейлиша. Вечно он кривил свои безобразные тонкие губы в подобии улыбки, а во взгляде всё равно сквозила ненависть ко всему миру. Если Элинор допустит ошибку, Мизинец будет первым, кто сдаст её. Этого допустить было никак нельзя.

— Спасибо, милорд, — сквозь зубы выдавила девушка. — Уверена, моя леди-бабушка побеспокоится о награде.

— О, не сомневайтесь, — сладко протянул Бейлиш. — Она уже побеспокоилась. Моя помощь вам очень скоро себя оправдает стократ.

Элинор нахмурилась, пытаясь осознать его слова, но у неё не было ни единой зацепки. Поэтому, просто кивнув и протянув руку, чтобы забрать смертоносный свёрток, девушка встала.

— Всего доброго, лорд Бейлиш.

— Увидимся на свадьбе, леди Цветочек, — подмигнул Мизинец, и Элинор вылетела из его кабинета так быстро, будто за ней гнались насильники.

Её вылазка закончилась бы хорошо и без особых приключений, если бы не внезапная встреча почти у самого Красного Замка. Опустив голову, Элинор прошмыгнула через ворота мимо зевающих стражников, когда её кто-то окликнул.

— Не найдётся ли у вас для меня вина, миледи?

Девушка замерла с бешено колотящимся от страха сердцем. Она сразу же узнала голос, обладателя которого ни с кем нельзя было перепутать, — Бес. Медленно повернувшись, Элинор склонила голову как можно ниже и пробормотала слова извинения, тут же попытавшись удрать от карлика подальше.

— Леди Флауэрс? — удивился Тирион и схватил её за руку. — Давайте отойдём в сторону.

Проклиная насмешки судьбы, Элинор повиновалась, пытаясь придумать вразумительное объяснение своему наряду и поведению, но в голову не приходило ничего достоверного. Бес отвёл её в дальний угол просторного мощёного двора и попросил снять косынку.

— Это правда необходимо? — жалобно пискнула Элинор.

— Что происходит, леди Флауэрс? — с беспокойством спросил Тирион. — Почему вы так одеты?

— Я… была в Блошином Конце, — выдохнула девушка, посчитав, что полуправда подойдёт для Полумужа как нельзя кстати. — Всегда мечтала там побывать, но леди в моём положении не положено ходить в такие места.

— Это правда, — согласился карлик. — Поэтому вы вырядились как служанка? Стоило прихватить с собой вина, чтобы соответствовать образу и, чего уж греха таить, помочь мне с жутким похмельем.

— Прошу прощения, милорд. Я не догадалась.

Тирион махнул рукой. Если байка о её мечте побывать в самом опасном и ничтожном районе Королевской Гавани и не убедила его, то уж точно утолила любопытство. Он поспешил сменить тему.

— Я хотел бы привести извинения от «лица» своего языка, миледи, — Бес расплылся в безобразной, но искренней улыбке. — Не стоило столько пить, а потом болтать почём зря, это неподобающее поведение даже для такого мерзкого карлика, как я.

Элинор сильно удивилась, узнав, что даже Тирион Ланнистер может чувствовать вину. Тем более за такие мелочи. Хотя, возможно, для него это не казалось пустяком: всё-таки он осквернял имя собственного племянника и короля на пиру в честь прибытия его высокородной невесты. Но зачем приносить извинения перед её сводной сестрой? Неужели он боится, что Элинор будет болтать об их разговоре по всем углам Красного Замка?

— Лорд Тирион, — с кокетливой улыбкой произнесла Элинор, — поверьте, я выпила не меньше вашего и уже смутно помню, о чём и с кем вела разговоры.

Она очень убедительно хихикнула, вызвав у Тириона явное облегчение, которое отразилось на его обезображенном лице. Глаза разного цвета сузились от смеха.

— Вы не перестаёте меня удивлять, леди Флауэрс! Давно я не встречал такой приятной личности.

— Бросьте, милорд, — Элинор по-настоящему смутилась от его слов. — Вы заставляете простую служанку безбожно краснеть.

Тирион сжал её ладонь своей невероятно сильной мужской рукой, напомнив Элинор об их случайной встрече в розовом саду.

— Свадьба скоро начнётся, и вам бы поспешить скинуть лохмотья и облачиться в подобающий наряд. Я бы тоже хотел иметь власть перевоплощения из бастарда в прекрасного лорда, как вы — в прекрасную леди.

— Никакие одежды не изменят того факта, что я бастард, — хмуро заметила Элинор.

— Всё зависит от того, кем вы сами себя считаете.

Тирион подмигнул ей и раскачивающейся походкой отправился в противоположном от замка направлении на своих коротеньких ножках. Элинор провела его обеспокоенным взглядом и поспешила воспользоваться советом карлика. Времени осталось совсем немного, и кто-нибудь мог заподозрить неладное, если любимая сестра будущей королевы пропустит её триумф.

Девушка с лёгкостью добралась до собственных покоев, успешно минуя патрули стражников. По пути она заметила, что её невинная шутка с плащом одного из западных лордов обернулась в самый настоящий скандал. Видимо, несолидно распластавшемуся по полу сиру не понравилось, что его друг не сдержал смеха. «И всё это время они стоят тут и бранятся? — растерянно подумала Элинор. — Надо же, людям действительно нечем заняться».

В комнате она наконец избавилась от лохмотьев и, быстро приняв холодную освежающую ванну без помощи приставленных к ней служанок, начала переодеваться к свадьбе. Она выбрала лёгкое тёмно-бардовое платье, цвет которого напоминал кровь. Подобрала к нему перчатки по самый локоть и туфли без каблука с открытым носом и на завязках. С неизменно прямыми волосами в такой короткий срок нельзя было сделать ничего путного, поэтому Элинор пришлось изрядно повозиться, чтобы вместить их в тугую сетку. Несколько локонов воинственно выбились, естественным образом обрамляя её бледное лицо. Осталось сделать самое важное и опасное.

Дрожащими руками Элинор потянулась к свитку, спрятанному в ворохе лохмотьев. Двумя облачёнными в ткань пальцами она выудила один из алых кристаллов и аккуратно поместила его в сетку. Покрутившись у зеркала, девушка решила, что яд действительно выглядит как украшение. Очень удачно. Медленно расправившись с остатком кристаллов, закрепив их в тугой сетке на своей причёске, девушка потянулась за последним и едва не выронила его, когда дверь в её комнату нараспашку открылась. Элинор вздрогнула, медленно обернувшись и пытаясь унять колотящееся у самого горла сердце. Кто бы это ни был, она не делала ничего предосудительного — просто надевала украшения.

Но незваным гостем оказалась всего лишь её бабушка. Леди Оленна молча прикрыла за собой дверь и поспешила помочь с укрытием яда, но девушка отпрянула от неё как ошпаренная.

— Не трогай! — испуганно воскликнула она, и, увидев ошеломление на лице бабушки, поспешила объяснить. — Нельзя касаться голыми руками. Я сама.

— Это оно?

— Да, — Элинор поместила последний кристалл в сетку и бегло осмотрела себя в зеркале. — Нам нужно торопиться.

Леди Оленна кивнула, и вместе они покинули покои Элинор, неспешно идя вдоль коридора по направлению к открытой площадке, где должно было проходить торжество. Элинор чувствовала жуткое напряжение, и такое происходило в её жизни впервые. Королева Шипов заметила её состояние и сильнее сжала ладошку внучки, чуть не заставив девушку вскрикнуть от боли.

— Моя дорогая, если ты появишься на празднике с таким кислым лицом, кто-нибудь может подумать, что ты совершенно не рада свадьбе любимой сестры.

— Да, бабушка, — сквозь сжатые зубы ответила Элинор.

— Дабы ты не погубила нас всех, милая, — в полголоса продолжила Оленна, — запомни одну вещь: в игре престолов нужно сохранять холодную голову несмотря ни на что.

— Да бабушка, — снова повторила Элинор, чувствуя, как сжимается от страха сердце.

— Я верю в тебя.

Девушка улыбнулась дрожащими губами и сделала глубокий вдох. Они вышли на свежий воздух, где уже разбили огромный белоснежный шатёр, под которым теснились длинные столы с разнообразными яствами и напитками. В узких проходах сновали слуги, гости постепенно прибывали, останавливаясь, чтобы поприветствовать друг друга. Повсюду стояли высокие вазы с пышными розами самых невероятных оттенков: некоторые даже были выкрашены в синий и изумрудный.

— Ну и поднапряглись же Ланнистеры, — хмыкнула Королева Шипов, принимая бокал от прошмыгнувшего мимо чашника и делая глоток. — А вино всё равно смахивает на мочу.

Элинор улыбнулась на её замечание и отказалась от предложенного вина. Нужно было сохранять голову холодной, как и советовала бабушка. А Ланнистеры действительно не пожалели денег на организацию торжества: всё так и кричало о богатстве и роскоши. Воистину, это была королевская свадьба. Даже слуги выглядели так, будто спустились с небес, чтобы обслужить знатных вельмож. В центре лужайки в окружении цветов и бренчащих на своих лютнях бардов располагался стол молодожёнов из белого древа. Богато украшенные блюда ломились от еды, к которой никто не прикасался. Маргери выглядела так, будто ей сейчас и крошка в горле застрянет, а Джоффри распинался перед ней в высокопарных речах, смысл которых явно ускользал от новоиспечённой королевы. Она лишь вежливо улыбалась и кивала своему юному мужу, что от неё и требовалось, ведь король оставался довольным, кривя пухлые губы в усмешке. Элинор почувствовала к сестре искреннюю жалость и присела с бабушкой за предназначенный им столик.

Напротив них Тирион Ланнистер поднял в шутливом приветствии кубок, прикрывая им губы, растянутые в весёлой улыбке. Похоже, он наконец-то нашёл чем опохмелиться, и это почему-то смешило Элинор. Тирион казался шкодливым ребёнком, которому удалось стащить конфету, только вот лорд Ланнистер был лет на десять старше её самой, а под конфетой подразумевалось нечто, как всегда, алкогольное. Меж тем, гости вели вежливые беседы, скрываясь за учтивыми масками. Дамы обмахивались веерами, пытаясь прогнать назойливую жару. Даже Пицель присоединился к ним, не вызывая ни у кого ни смеха, ни вопросов, ведь его сложно было назвать настоящим мужчиной. Элинор боковым зрением уловила какое-то движение и поспешно отвернулась от салютующего ей Мизинца. Ей была противна сама мысль о том, что их вдвоём может что-то связывать.

Девушка вновь перевела взгляд на королевскую пару. Джоффри держал Маргери за руку, премерзко ухмыляясь, но спустя мгновение он переменился в лице, потому что один из слуг случайно задел его руку, подливая вина в кубок. Великодушный король Джоффри с размаху влепил бедолаге пощёчину, едва не сбив того с ног, и осыпал мальчишку такими проклятиями, коими в обществе, полном дам, не пристало звучать. Но люди, прекрасно слышащие и видящие, что происходит, сделали вид, что так и нужно, и это в порядке вещей. Элинор нахмурилась, переводя взгляд к своей пустой тарелке. Она только что уверилась, что поступает правильно, и что её бабушка, как всегда, права. Этому человеку… этому существу просто нельзя ходить по земле, пороча её своим существованием. И тем более ему нельзя прикасаться своими мерзкими ручонками к ладошке её дражайшей сестры.

Неожиданно непринуждённая атмосфера праздника изменилась. Король щёлкнул пальцами, отдавая распоряжение, и на расчищенную для зрелищ площадку выбежал человек. Он был очень низкого роста, даже ниже Тириона, пухлый, с непомерно длинными мускулистыми руками и удивительно кривыми ногами. На карлике был светловолосый парик с дьявольскими рожками, но лица карлика Элинор увидеть не могла, так как он отвешивал шутовской поклон королю и королеве. Неловко пошатнувшись, «Бес» театрально упал, вызвав у зрителей бурю эмоций. Джоффри злобно расхохотался и махнул рукой, чтобы начиналось представление.

Следом за первым карликом выбежали ещё двое, одной из них была девушка. «Выбежали» было бы неправильным словом, так как маленькие человечки скакали верхом на побитых собаках, чья шерсть кусками торчала во все стороны.

— Они безумны, — в ужасе прошептала Элинор.

— Псы? — спросила леди Оленна.

Девушка покачала головой.

— Люди, которым кажется, будто это забавно.

Представление началось. Два карлика и карлица вытворяли всевозможные трюки, падали с собак, колотили друг друга палками, хватали за волосы и издавали странные пищащие звуки. Тот, что вышел первым, с рожками на златовласом парике, вскарабкался на своего собрата и жестом велел тому двигаться в сторону Элинор. Девушка так опешила, что не могла и шевельнуться, но потом до неё дошло, какова была настоящая цель маленьких шутов. Она медленно перевела взгляд на стол напротив. Тирион Ланнистер, откинувшись на спинку стула, так сильно съехал вниз, что было видно лишь его светлую макушку. Сидящая рядом с ним Санса Старк зарделась от стыда.

«Он сделал это нарочно, — поняла Элинор. — Хотел унизить собственного дядю, когда тот не может ему ничем ответить». Ей стало настолько противно, что съеденное недавно мясо птицы чуть было не полезло обратно. Она даже не представляла, каково приходится Тириону — быть посрамлённым на глазах у стольких людей, которые приехали сюда со всего Королевства. Элинор хотелось встать и прекратить этот балаган, но она продолжала молча смотреть в свою тарелку, прикусив губу и молясь про себя, чтобы всё поскорее закончилось.

Ещё несколько минут карлики бранили полупустующее место Тириона, но потом им наскучило, и шуты вернулись в центр площадки, проделав ещё несколько кругов на собаках, пару раз грандиозно с них свалившись, потом прилюдно надругались над своей напарницей-карлицей и, вычурно раскланявшись, поспешили удалиться. Народ на свадьбе хохотал так, будто от этого зависели их жизни. Возможно, так оно и было.

Элинор всё-таки сделала глоток вина, отметив, что бабушка оказалась права, и на вкус оно было отвратным. Но ей так опротивела эта показательная сцена унижения, что до неё кажется дошло, почему Тирион так беспробудно пьёт. Сейчас её ненависть к Джоффри достигла апогея, и если сохранить в себе это чувство, она почти не дрогнет. По крайней мере, она пообещала себе не дрогнуть. Набравшись мужества, Элинор поднялась со своего места, прихватив бокал, и направилась к королевскому столу. Бабушка сверлила её спину взглядом, но Элинор не обернулась. Никто даже не посмотрел на неё, пока она не замерла перед молодожёнами, почтительно выжидая их внимания. Её взгляд упал на богато украшенный кубок, инкрустированный драгоценными камнями, которые переливались в лучах солнца. Один кубок на двоих. Сердце забилось ещё быстрее.

Элинор начала лихорадочно соображать, как бы незаметно предупредить Маргери, чтобы она не пила из кубка после тоста. В голову не приходило ничего разумного, что бы не выдало её с потрохами, которые обязательно вывалятся на землю с вмешательством чьего-нибудь клинка в её живот, если хотя бы одна душа заметит неладное.

Наконец король заметил присутствие Элинор.

— Миледи? — он почтительно поприветствовал её, растягивая пухлые губы в неискренней улыбке.

— Ваша Милость, — Элинор сделала идеальный реверанс, покорно и очень осторожно опустив голову, боясь потревожить сеточку в волосах. — Позвольте произнести тост в вашу честь.

Джоффри похабно ухмыльнулся и махнул рукой. Выпрямляясь, Элинор «смущённо» пригладила волосы, незаметно выуживая кристалл яда и зажимая его в кулачке. Правая рука, держащая бокал с вином, безбожно тряслась. Девушка откашлялась и начала заранее заготовленную речь:

— Сегодня знаменательный день для всего Вестероса. Об этой свадьбе будут слагать песни, которые сохранятся в истории и будут передаваться из поколения в поколение, — если всё пройдёт гладко, так и будет. Элинор лихорадочно соображала, как бы незаметно подбросить кристалл в кубок, но молодожёны слушали её слишком внимательно, чтобы не заметить лишних движений. Да и все гости притихли, став наблюдать за сводной сестрой жены короля, будто им больше заняться было нечем. — Ваша Милость, вы принесли радость в дом Тиреллов, полюбив нашу прекрасную Маргери, — дрожащим голосом продолжила Элинор, едва не плача от безысходности. Послышались умилённые вздохи идиотов, которые решили, будто сестра Маргери расчувствовалась во время речи. Как бы не так. — Мы наслышаны о вашей смелости и доблести и с радостью отдаём Маргери в такие сильные и надёжные руки. Теперь она будет как за каменной стеной, — Джоффри расплылся в довольной улыбке: его потешенное эго было почти что осязаемым. Ну же, всего один шанс, они должны отвлечься!

Воздух прорезал высокий, скрипучий и до боли знакомый голос.

— Да у тебя поди руки растут из неположенного места! — громко возмущалась Королева Шипов, заставив всех как одного повернуться в её сторону. — Как можно было умудриться налить вино мимо бокала, ты, идиот? Моё платье испорчено, глупый мальчишка! Ему больше лет, чем твоим родителям вместе взятым!

Не было времени даже облегчённо вздыхать. Элинор быстро наклонилась над кубком молодожёнов, сделав вид, что тянется за кувшином, чтобы долить себе вина. Кристалл яда бесшумно погрузился в кроваво-красную жидкость, моментально в ней растворившись. Сердце билось где-то в горле, так что слёзы на глаза наворачивались, но кажется, никто ничего не заметил. Все ещё были слишком увлечены перебранкой леди Оленны с несчастным чашником. Элинор была уверена, что бедняга ни в чём не провинился, — бабушка скорей всего поставила ему подножку или толкнула руку с кувшином. В любом случае, её замысел удался, и всё внимание ненадолго было переключено с Элинор. Этого времени хватило сполна.

Ей ещё не удалось унять сердцебиение, когда пытливый взгляд короля снова приковался к ней. Точнее, к её бюсту. Маргери выглядела весьма повеселевшей, но это было ненадолго. «Прости, сестрёнка. Всё ради тебя». В игре престолов нужно сохранять холодную голову несмотря ни на что.

— Выпьем же за нашего защитника — великого короля Джоффри! — с широкой улыбкой Элинор высоко подняла свой бокал, наблюдая, как Джофф подносит к губам кубок.

Девушка нервно пригубила вино, чтобы не показаться подозрительной, но всё равно не могла оторвать взгляд от короля. Он продолжал пить большими глотками и вскоре осушил весь кубок, заставив Элинор облегчённо вздохнуть. Она уже готова была подавать Маргери знаки, чтобы та ни в коем случае не прикасалась к отравленному вину, но избалованный ребёнок, коим являлся Джоффри, и думать позабыл о своей жене. Он медленно вытер красные губы рукавом своей нарядной мантии, вышитой золотом, оставляя на ней грязные следы. Король обвёл взглядом лужайку, будто искал кого-то.

— Дядя Тирион! — нетвёрдым голосом вскрикнул Джофф.

Медленно, очень медленно Тирион поднялся со своего места, едва заметный среди высоких гостей. Затравленным взглядом он смотрел на племянника, ожидая самого худшего.

— Подойди сюда, дядя! — верещал Джоффри. — Я хочу, чтобы ты сегодня поработал чашником на моей свадьбе. Я король, и я хочу!

«Ублюдочный молокосос», — с ненавистью подумала Элинор, но на её лице не дрогнул ни один мускул. Тирион послушно направился к королевскому столу, стащив по дороге у чашника кувшин, полный вина. Он шёл не быстро и не медленно, держа голову высоко поднятой. Элинор была уверена, что за это Тирион может поплатиться, но, по крайней мере, он сохранит свою гордость. Поравнявшись с Элинор карлик замер в ожидании.

— Налей королеве вина, — отчеканил Джоффри.

— Ваша Милость… — голос Маргери сорвался, когда она попыталась его образумить.

Сестра хорошо играет свою роль кроткой и доброй девушки, но ей не справиться с норовом Джоффа. Элинор поймала её взгляд, кивнула на кубок и незаметно покачала головой. Даже если Джофф выпил всё до капли, оставался ничтожный шанс, что испарения от яда всё ещё в кубке. Маргери не должна была испытывать судьбу. Но сестра сделала вид, что не замечает её намёков.

Король упорно ждал, когда Тирион обойдёт стол, протягивая руки с кувшином, чтобы наполнить кубок Маргери. В одно неуловимое мгновение карлик, будто встретив какое-то препятствие, споткнулся и повалился на землю. Повсюду рассыпались глиняные осколки, трава окропилась кровавым вином. Джоффри зашёлся смехом, и его недружно подхватили гости. Маргери выглядела смущённой — она явно не знала, как ей поступить. Не осознавая своих действий, Элинор бросилась на помощь Тириону, ловко подхватив его под мышки и поставив на кривые ноги. Король напрягся, будто желая высказать сестре своей жены недовольство, но что бы не собирался извергнуть его грязный рот, Джоффри прервали появившиеся слуги, которые тащили на своих плечах огромное блюдо с пирогом.

Элинор поспешно оттащила пунцового Тириона в сторону. Казалось, карлик готов был проклясть племянника, как только придёт в себя, и девушка никак не могла допустить этого. Слуги опустились на колени, держа блюдо над головами. Вслед за ними засеменил жирный повар в перекошенном колпаке, который при низком поклоне едва не свалился в устроенную Тирионом грязь.

— Ваша Милость, сотни верных слуг готовили этот сюрприз в вашу честь! — с благоговейным (но скорее испуганным) придыханием выпалил повар.

Джоффри захлопал в ладоши как маленький ребёнок, тут же позабыв о своей маленькой «шалости» с дядей: вряд ли Тирион упал по своей воле. Один из слуг разрезал пирог, и в воздух, будто по волшебству, взметнулись с полдюжины голубей. Среди гостей послышались удивлённые вздохи, кто-то начал аплодировать, и вскоре лужайку заполнил невероятный шум. Королю и королеве поднесли кусок свежего пирога на большой тарелке. По традиции они должны были одновременно откусить от него, чтобы в супружеской паре не было разногласий. Но противоречить Джоффу было тем ещё испытанием, и ни один пирог не помог бы это исправить.

— Вы должны уходить отсюда, — прошептала Элинор, обращаясь к Тириону. — Пока король не пожелал от вас чего-нибудь похуже.

Бес не шелохнулся, решив проигнорировать её совет. Обиженный и оскорблённый он стоял на месте будто вкопанный. Неужели даже в такой момент гордость для него важнее?

Король первым впился зубами в мягкое тесто пирога, Маргери с небольшим опозданием последовала его примеру. Маленький монстр потянулся к девушке, чтобы впиться мерзкими пухлыми губами в её невинные дрожащие губы, испачканные крошками. Супружеский поцелуй почти состоялся, когда неожиданно Джоффри замер. Он стоял спиной к Элинор, поэтому девушка не видела, что происходит на самом деле. Но судя по лицу Маргери, происходило что-то ужасное. Медленно и пошатываясь король повернулся к гостям. На его лице, к которому стремительно начала приливать кровь, замерло удивлённое выражение. И тогда он начал судорожно кашлять.

Кто-то закричал, что король подавился, но когда Джоффри упал на колени, а потом повалился на бок, крики в толпе стали невразумительными. По щекам короля текли слёзы, но он не мог вымолвить и слова, судорожно цепляя пальцами кровавую от пролитого вина землю. Маргери издала испуганный и очень достоверный вопль. Она правда испугалась, никто не мог её ни в чём обвинить в этот момент. Девушка упала перед королём на колени, шаря дрожащими руками по его груди, пытаясь найти застёжку. Откуда ни возьмись появилась задыхающаяся королева-мать. Она тоже плакала, как и её чадо, — от страха и боли.

— Мейстера! — завопила Серсея, отпихивая Маргери и занимая её место у дёргающегося в припадке тела сына. — Приведите мейстера!

— Седьмое пекло, — пролепетал Тирион побелевшими губами. — Если он умрёт… они обвинят меня.

Сейчас Элинор не могла проследить за его мыслью, которая привела к такому выводу. Она просто стояла, остекленевшим взглядом уставившись на умирающего короля, слишком испуганная, чтобы продолжать играть свою роль. Нужно было утешить Маргери, одиноко рыдающую в сторонке, но об этом уже побеспокоилась леди Оленна. Она непривычно нежно приголубила внучку, дрожащей старческой рукой поглаживая её по спутавшимся каштановым волосам. Идеальное представление.

Среди общего шума, криков и плача где-то в отдалении послышалась до оскомины знакомая мелодия. Её играли в напутствие предателям с незапамятных времён отмщения лорда Тайвина Ланнистера. Ею запугивали, ею вызывали слёзы по полностью искоренённому роду. С тех пор лишь дождь в пустынный зал по лорду слёзы льёт. Это не может быть совпадением.

Кашель короля перешёл в иступлённый хрип. Его лицо приобрело синеватый оттенок, когда подоспел старый мейстер. Он бросил на юношу затравленный взгляд и с жалостью посмотрел на Серсею, печально покачав головой. Королева взревела, словно раненное животное.

— Сделай что-нибудь, старый дурак!

— Помоги же королю! — присоединилась к Серсее леди Оленна. — Не стой столбом!

«Как она может, — тупо подумала Элинор, — оставаться такой невозмутимой».

— Слишком поздно, миледи, — прошамкал Пицель. По его испещрённой морщинами щеке скатилась слезинка.

Король вздрогнул в последний раз. Кровавая пена на его губах перестала пузыриться, по посиневшему подбородку скатилась желтоватая слюна. На краткое мгновение повисла гробовая тишина, словно каждый пытался услышать голос духа, который только что испустил король. А потом началось безумие, к которому Элинор не была готова.

— Мой маленький мальчик! — захлёбывалась в рыданиях Серсея, вцепившись в тело монстра мёртвой хваткой. — Мой любимый ребёнок…

Женщины плакали, шумно сморкаясь в платки, мужчины бранились, но большинство из них выглядели удивлёнными, не понимая, как вести себя в такой ситуации. Никто по-настоящему не осознавал случившегося и уж точно не скорбел по почившему королю. Стоявшая столбом стража наконец ожила, подбежав к телу мальчика и его раздавленной горем матери.

— Где были ваши глаза… — едва слышно прошептала королева. — Как вы могли позволить… отравить моего мальчика…

— Король подавился куском пирога, — осторожно заметила леди Оленна. — То, что никто не смог ему помочь — ужасно, но в пироге не было яда, иначе…

— Яд был не в пироге, — опасно сверкнув глазами, прошипела Серсея. Она приподняла голову, затравленно озираясь, будто искала кого-то и, наконец, нашла. Взгляд зелёных глаз остановился на… Элинор на мгновение показалось, что на ней самой, но потом она с облегчением обнаружила, что это не так. Королева-мать в упор смотрела на Тириона Ланнистера. Облегчение тут же сменилось паникой. — Яд был в вине, которое подавал Бес.

Гости в ужасе зароптали, стража обступила карлика. Элинор, словно во сне, посмотрела на лорда Тириона. Его маленькое тельце сгорбилось, кривые ноги едва держали своего хозяина, а пальцы сжимались и разжимались в кулаки. Мокрые и потемневшие от пота кудри спутались, упав на бугристый лоб. Несмотря на жару, карлик побледнел, став походить на призрак. Из-за этого шрам, пересекающий половину его лица, казался особенно ярким — красное пятно на белом полотне.

Этого не должно было случиться. Никто, кроме Джоффри, не должен был пострадать. Серсея, будто сорвавшись с цепи, отлипла от тела сына и бросилась на своего безобразного брата, словно намереваясь стереть его с лица земли. Тирион отшатнулся, но его, как и Серсею, сдерживали рыцари Королевской Гвардии.

— Убийца! — верещала королева-мать. — Монстр! Чудовище!

Тирион шевелил побелевшими губами, не произнося ни звука. Он был в таком же шоке, как и все вокруг. Но обвиняли в хладнокровном убийстве собственного племянника именно его. «Он не делал этого, — едва не плача, подумала Элинор. — Он невиновен!». Она не могла допустить, чтобы Тириона обвинили в том, чего он не совершал. Человека, который так по-доброму к ней отнёсся, не требуя ничего взамен. Элинор была в шаге от того, чтобы схватить карлика за руку, но неожиданно почувствовала на себе долгий острый взгляд. Девушка подняла голову, едва не захлебнувшись в синеве бабушкиных глаз. Старушка медленно покачала головой, словно предупреждая её: «Сделаешь шаг и погубишь нас всех». Всё ради семьи.

Силы, сдерживающие её от безрассудного поступка, почти угасли. Элинор едва держалась на ногах, едва сдерживала слёзы. Глаза пекло так, будто в них сыпали раскалённую угольную крошку. Нужно было просто стоять, не делая ничего, и тогда опасность минует. Но чувство вины было сильнее страха, поэтому Элинор позволила себе ещё раз посмотреть на карлика.

Тирион Ланнистер не сопротивлялся, когда его уводила стража. На него будто вылили ушат холодной воды. Полумуж скованно передвигал коротенькими ножками, которые цеплялись друг за друга, и рыцарям практически приходилось волочить его за собой. Элинор завороженно смотрела на происходящее словно со стороны, но её дух быстро вернулся в тело, когда взгляд разномастных глаз остановился прямо на ней. Зелёный смотрел с ошеломлением, будто к Тириону только что пришла ужасная догадка, а чёрный — со злобой, будто Элинор самолично вонзила кинжал в спину карлика мгновение назад, и он ей этого никогда не простит. Девушка сделала шаг вперёд, чувствуя на себе обеспокоенный взгляд бабушки, но ноги её подвели, и Элинор неловко упала на колени. Кто-то поспешил ей помочь, вероятно думая, что она до смерти напугана тем фактом, что убийца так долго находился рядом с ней. «Нет! — хотелось закричать ей. — Это я убийца! Я!».

Но, конечно же, Элинор промолчала. Промолчал и Тирион, позволив и дальше себя волочить по праздничной зелёной лужайке. Но он всё ещё не отрываясь смотрел на неё. Один глаз не верил, второй — ненавидел.

«Он догадался», — почти со спокойной уверенностью подумала Элинор прежде чем упасть в обморок.

Верные люди.

Джон Сноу срывается с места, так ничего и не объяснив, а Тормунд и Мунда по инерции следуют за ним, обменявшись по пути недоумёнными взглядами. Вскоре они оказываются в чертоге, где братья Ночного Дозора и одичалые, будто два разрозненных лагеря, шумно ужинают, не обращая друг на друга внимания. Но когда появляется лорд-командующий, в чертоге наступает тишина. Все взгляды обращены к новоприбывшему и следят за тем, как он выходит к середине помещения. В руках у вороны — смятое письмо, кулак яростно дрожит.

— Братья, — громко взывает он к дозорным, — вольный народ, — обращается к собратьям Мунды. — Я получил известие от бастарда Болтона, который занял родовой замок моей семьи и грозится причинить боль леди Арье Старк — моей сводной сестре. — Мунда в ужасе прижала ладошку к губам. Так вот, что было в этом письме! Неудивительно, что Джон Сноу так яростно на него отреагировал. — Я знаю, — продолжил ворона, — что дал клятву вечно охранять царство людей здесь, на Стене. А теперь как лорд-командующий Ночного Дозора я должен следовать этой клятве с удвоенной прытью, но… — он на секунду замешкался. — Моя семья в опасности. — По чертогу прокатился взволнованный ропот. — Мне нужна ваша помощь. Нельзя оставлять безнаказанным того, кто угрожает дому, который сотни лет был Хранителем Севера.

— Наша война не имеет ничего общего с копошением лордов к югу от Стены, — выкрикнул кто-то из толпы ворон.

— Мы должны защищать Север!

— Бастард не имеет значения, пока надвигается армия упырей.

Чертог заполнился гневными выкриками в адрес лорда-командующего. Джон Сноу стойко выслушивал недовольство своих собратьев с каменным лицом. Даже если бы Мунда очень постаралась, она бы не смогла прочитать ни единой эмоции в его серых глазах. Наконец гомон стих, и главный ворона продолжил.

— Я знаю, что пренебрегаю своими обязанностями, — тихо сказал он, но спокойный голос разнёсся по чертогу, словно раскат грома. — Но мне не остаётся другого выхода, ведь что я за лорд-командующий, если не в состоянии защитить дорогих мне людей? Закрывая глаза на происки болтонского бастарда, я с такой же лёгкостью закрою их и на угрозу, которая идёт с далёкого севера. Я лишь призываю вас помочь мне. Тех, кто верит в меня и мою честность. Я не требую беспрекословного подчинения: в отряде, который пойдёт на Винтерфелл должны быть только те люди, которые хотят этого.

Вороны молчали. Молчал и вольный народ. Тормунд Великанья Смерть задумчиво поскрёб седую бороду, будто борясь с противоречивыми мыслями. Наконец решившись, он прорычал:

— Сноу, я готов идти за тобой, чтобы надрать задницу этому южанину.

Джон с улыбкой покачал головой.

— Ты нужен мне для другого похода. — Заметив недоумённый взгляд Тормунда, ворона пояснил: — Суровый Дом. Я не забыл об угрозе, которая нависла над твоим народом. Поход для спасения этих людей обязателен, это уже не просьба, а приказ лорда-командующего. Поэтому я выделю людей тебе в помощь, отрядом будешь командовать ты, Тормунд.

— Как прикажешь, Сноу, — поджал губы старик. — Я в твоём распоряжении.

Несколько ворон поднялись со своих мест и выступили вперёд.

— Мы пойдём с вами на Винтерфелл, лорд-командующий, — сказал один из них.

Джон Сноу благодарно кивнул. В этот момент среди одичалых происходило что-то необъяснимое. Они перешептывались, кидая злобные взгляды на противоположные столы, где сидели дозорные. Кто-то качал головой, шум всё нарастал, пока наконец со своего места не встал незнакомый Мунде мужчина в возрасте.

— Мы приняли решение, ворона, — скривившись, будто эти слова причиняли ему боль, произнёс он. — Половина наших людей присоединится к Тормунду Великанья Смерть в походе на Суровый Дом и спасёт наших собратьев от неминуемой смерти, а вторая половина — отправится с тобой в этот чёртов замок. Ты принял нас. Мы у тебя в долгу.

Уголки губ Джона дёрнулись, будто он хотел улыбнуться, но сдержался. Лорд-командующий учтиво склонил голову перед одичалым, выражая свою благодарность.

— Я пойду с тобой.

Мунда не сразу поняла, что голос, который звонко прозвучал в полном людей чертоге, принадлежал ей. Многие взгляды с любопытством обратились к девушке, но её интересовал лишь один человек и его реакция. В серых глазах на мгновение промелькнула улыбка, но тут же скрылась за серьёзной сосредоточенностью. Мунда сначала почувствовала, а потом уже увидела и услышала отца, который наконец-то пришёл в себя от услышанного.

— Чёрта с два, девочка, — прогромыхал он, сверля её тяжёлым взглядом.

— Я приняла решение, — тихо, но упрямо ответила Мунда.

— Да срать я хотел на твоё решение! Ты остаёшься здесь, с братом! В безопасности и тепле.

— Тормунд, позволь мне сказать… — начал было Джон Сноу, но, похоже, Тормунд сейчас был не в состоянии слушать.

— Я запрещаю тебе, девчонка, и только попробуй ослушаться!

Мунда насупилась. О, она попробует, пусть цена за это и будет слишком высока. Но ей надоело отсиживаться в стороне, когда мужчины сражаются за неё и несмышлёных детей. Разве она ребёнок? Мунда уже не раз доказывала, что в состоянии постоять за себя, и не видела причин сомневаться в её силе и смелости. Женщина тоже имеет право бороться за свою жизнь и жизнь своих близких. Женщина имеет право на выбор.

Но всего этого она, конечно же, не сказала. Отец выглядел так, будто любое произнесённое ею сейчас слово погасит слабый огонёк его терпения, и в чертоге настанет конец света. Да, ей было страшно перечить отцу, но дальше так не могло продолжаться. Однажды он поймёт. Но только тогда, когда она поступит по-своему, а он не сможет ничего сделать, чтобы остановить её.

Джон Сноу откашлялся, разрушая молчаливую борьбу взглядами между отцом и дочерью.

— Желающих отправиться на Винтерфелл прошу подойти ко мне. Мы выступаем завтра на рассвете.

Большая часть ворон и половина одичалых встали со своих мест и направились к лорду-командующему. Краем глаза Мунда заметила, как стюард с постоянно красной физиономией пытается незаметно выскользнуть из чертога. Несколько ворон (не очень много, но достаточно, чтобы не остаться без внимания) последовали за ним. Девушка бросила взгляд на Джона и отметила, что он тоже заметил их уход. Мунда собралась с силами и сделала шаг по направлению к главному вороне, но на её плечо тут же опустилась тяжёлая рука.

— Далеко? — коротко спросил Тормунд.

— Отец, — сквозь зубы застонала Мунда, пытаясь вырваться из цепкой хватки. — Дай мне самой принимать решения!

— Только когда я сдохну, — выплюнул старик.

Мунда воинственно вздёрнула подбородок, собираясь обрушить на него шквал негодования, но её отвлёк неожиданный шум, доносящийся со двора. Страшный рёв, полный ругательств на древнем языке, сотрясал воздух, а вдогонку ему слышались визгливые крики. Даже отсюда было видно, как нахмурился Джон Сноу, непроизвольно опуская руку на эфес своего меча. Длинный Коготь — подходящее название для орудия, которое убивает с животной яростью.

Лорд-командующий пронёсся мимо них, даже не обернувшись, и Мунда, обменявшись взглядом с отцом («Мы не договорили!» — кричало выражение лица Тормунда), поспешила вслед за Джоном. Тормунд не отставал, буквально наступая ей на пятки. А во дворе их ожидала бойня.

У одной из башен, которая выглядела так, будто вот-вот рухнет, началась потасовка, и её с трудом можно было назвать честной. Ведь одной из противоборствующих сторон был не кто иной как Вун Вун — великан из отряда Кожаного. Он явно пытался покинуть свою «тюрьму», в которую его упёк лорд-командующий, дабы не бередить терпение остальных ворон. Хотя на самом деле, дозорные просто до усрачки боялись великана. Какой-то поклонщик в разорванном плаще что-то кричал Вун Вуну на общем языке, но тот, естественно не понимал ни единого слова. Мунда различила пару крепких ругательств на древнем языке и вдруг поняла: ссора куда серьёзнее, чем может показаться на первый взгляд.

— Сир Патрек, отойдите от него! — во всю мощь своих лёгких закричал Джон Сноу, но его крик утонул в яростном рёве великана.

Земля задрожала под ногами, когда великан тяжело шагнул вперёд. Вышеупомянутый сир Патрек пошатнулся и совершил роковую ошибку — он вытащил меч. И без того маленькие глазки Вун Вуна сузились, обнаружив потенциальную угрозу, пусть стальной меч и был для него не страшнее зубочистки. Джон сорвался с места, и Мунда, пытаясь его остановить, бросилась следом, вытянув вперёд руку, но пальцы лишь зачерпнули воздух. Девушка замерла на месте, чувствуя, как внутри поднимается паника.

— Хар! Что за чертовщина! — Тормунд пробежал мимо, не преминув оттолкнуть дочь подальше от неравного сражения.

«Нельзя лезть под руку разъярённого великана, — с отчаянием подумала Мунда. — Их приплюснут, как лепёшки. И отца, и ворону. Я должна что-то сделать!». Она действительно собралась вмешаться, пусть это и было опрометчиво с её стороны, но делать ничего не пришлось: Вун Вун обратил весь свой гнев лишь на одного человека.

Поклонщик замахнулся на великана мечом, и тот спокойно ухватился за него двумя пальцами. Нагнувшись, чтобы быть на одном уровне с перепуганным лицом рыцаря, Вун Вун издал душераздирающий вой.

— Нет! — закричал Джон Сноу, но было уже поздно.

Сжав пальцы, великан с силой дёрнул, и рука сира Патрека с противным хрустом и хлюпаньем отсоединилась от тела. Мужчина заверещал словно девица, а судя по запаху, ещё и обделался.

— Вун Вун! — грозно воскликнул лорд-командующий. — Остановись сейчас же.

Вун Вун знал несколько слов на общем языке. И его любимым словом было…

— Нет, — медленно протянул великан замогильным голосом.

Он схватил брыкающегося Патрека за голову, Сноу замер на полпути, опасаясь сделать хотя бы ещё один шаг, чтобы не спровоцировать великана, а рядом с ним Тормунд бранился на чём свет стоит. Остальные вороны и одичалые наблюдали за всем с выражением ужаса и отвращения. Кое-кто из вольного народа откровенно потешался над несчастным рыцарем, но Мунде было не до их нравственности. Она сделала осторожный шаг вперёд.

— Вун Вун, — громко и отчётливо позвала великана девушка. — Ворона оказал тебе услугу, дав убежище в Чёрном замке. — Он замешкался, и этого всё, что было нужно Мунде. — Ты обязан Джону Сноу. Отпусти его человека. Дай ему возможность жить и служить главному вороне — твоему спасителю.

Вун Вун долго смотрел прямо на Мунду, не отводя от неё взгляд и вообще не шевелясь. Затем он медленно повернулся к Джону, всё ещё держа сира Патрека за голову. Мужчина уже не брыкался, и Мунда понимала, что его жизнь сейчас исчислялась минутами. Может, даже меньше. Тяжело вздохнув, Вун Вун начал опускать раненного рыцаря, будто признавая, что Мунда права. Джон Сноу обернулся на неё, и в его взгляде читалось изумление и… благодарность. Но именно в этот момент из толпы ворон выбежал какой-то безумец с топором наперевес. С боевым кличем он кинулся на великана, и Вун Вун от неожиданности сжал кулак. Брызнула кровь. У ног Мунды шмякнулся кусок жижи, которая оказалась мозгами сира Патрека. Да смилуются боги над его душой. В каких бы богов он ни верил.

От неминуемой смерти летящего на великана ворону спас Тормунд. Перекрыв ему путь, старик с силой проехался могучим кулаком по лицу «храбреца», выбив у того несколько зубов.

— Уймись ты, скотина, — прошипел Тормунд, оттаскивая его бессознательную тушку к остальным чёрным братьям. Те испуганно отступили в сторону.

Вун Вун затравленно оглядывался, будто ожидая очередного нападения, но его не последовало. Все молча и с плохо скрываемым ужасом смотрели на великана. Джон устало запустил пятерню в гриву чёрных волос.

— Ты должен вернуться в башню, Вун Вун, — медленно произнёс он, надеясь, что великан поймёт с первого раза и не будет противиться.

Вун Вун бросил на Мунду вопросительный взгляд, и девушка удивлённо кивнула. Сгорбившись, будто нашкодивший школяр, великан пролез обратно в своё убежище, по пути захватив вырванные с корнем железные ворота. Аккуратно пристроив их у входа, словно признавая свою вину, Вун Вун уселся на землю, вызвав небольшую тряску. Ворота накренились и снова упали, и великан собрался было вернуть их на место, но главный ворона поднял руку, останавливая его.

— Оставь, — в голосе такая усталость, что у Мунды непроизвольно сжалось сердце. — Возьму с тебя обещание, что ты не выйдешь, пока я не позволю.

Вун Вун пробормотал что-то на древнем языке, и Джон воспринял это как согласие. Он обернулся к братьям, в серых глазах — что-то очень тяжёлое. Из толпы ошеломлённо таращились люди королевы, но смотрели они не на лорда-командующего, а на обезглавленное тело своего товарища. По понятной причине никто не осмелился высказаться.

— Из-за чего всё началось? — спросил Джон.

— Поклонщик не удержался от тупых комментариев, когда проходил мимо Вун Вуна, — выкрикнул один из одичалых.

Что-то уткнулось Мунде в бок, и она удивлённо опустила взгляд.

— Дрин?

— Так и было, — прошептал мальчик. — Я всё видел. Поклонщик обидел Вун Вуна. Тот разозлился.

Мунда отстранённо кивнула, прижав брата к себе, чтобы он не разглядывал останки сира Патрека.

— Мне жаль, — громко произнёс лорд Сноу, — что всё произошло именно так. Но сказанного не вернуть, а содеянного — не изменить. Тело сира Патрека следует сжечь независимо от того, поклоняемся мы старым богам или богу огня.

— Ночь полна ужасов, — пискнул кто-то из людей королевы.

— Не могу не согласиться, — так тихо произнёс Джон, — что его услышала лишь стоящая неподалёку Мунда.

Труп унесли, люди начали постепенно расходиться. Мунда отослала младшего брата в их комнату, чтобы он не путался под ногами. Джон Сноу раздавал поручения, и к девушке подошёл хмурый отец.

— Ну и ночка, — проворчал он, почёсывая бороду.

— Да, — выдохнула Мунда, поднимая взгляд к небу. Оно было окутано плотными облаками, не пропуская свет звёзд и луны. Лишь яркое сияние Синего Глаза пробивалось наружу, указывая путь к дальнему северу. — Как думаешь, — вдруг спросила девушка, — последствия из-за смерти этого поклонщика будут?

— Последствия всегда есть, — прокряхтел Тормунд, тяжело присаживаясь на пенёк. Мунда села рядом, скрестив ноги. — Каждое наше действие не остаётся без внимания старых богов.

— Или бездействие.

Тормунд кивнул.

— Они всё видят, боги. Хар! Если бы можно было скрыться от их взора, в мире творился бы хаос, потому что люди пьянеют от чувства безнаказанности и начинают терять самих себя.

Мунда задумалась над словами отца. Действительно ли страх перед богами останавливает людей от полной свободы действия? Или на юге роль богов выполняет пресловутый закон королей, перед которыми всякие лорды преклоняют колено? Неужели человеку нужен кто-то свыше, чтобы контролировать его? Почему мы не можем контролировать себя сами?..

— Я узнал, что этот поклонщик на самом деле хотел завоевать расположение Вель.

— Правда, что ли? — Мунда не удержалась от смешка. — Что ж, теперь это не имеет значения.

— Ещё как имеет: он умер из-за бабы. — Мунда хмуро взглянула на отца, не веря своим ушам. — Что я хочу сказать, мужчины совершают много безумных поступков, но у них всегда есть причина. С сиськами.

— «Причина с сиськами?», — саркастически вздёрнула бровь девушка. — Иногда я забываю, какой ты неотёсанный медведь…

— А я рассказывал тебе об одной медведице?..

— Боги, отец, только не начинай!

Их смех раздавался в ночи в безлюдном дворе Чёрного замка. За спинами мрачно сгорбилась башня Хардина, словно грустный великан, а рядом не было ни души. Ну, или им так казалось. Под ногами человека захрустел снег. Он двигался в их сторону, и, обернувшись, Мунда увидела лишь тёмный силуэт. Не шибко высокий, на голове что-то, напоминающее гнездо. Человек направлялся к башне Хардина, где томился в заключении Вун Вун. Неужели и огромный великан, и маленький человечек Джон Сноу в одинаковой степени чувствуют раскаяние?

Ворона замер у перекошенных ворот, которые чисто формально перекрывали путь в башню. Сквозь железные решётки сверкнули чёрные глазки великана. Джон Сноу что-то сказал ему, но Мунда не смогла расслышать слов. Тормунд тоже следил за ними и почему-то хмурился.

— Он слишком мягкий, — наконец прошептал старик. — У него сильное чувство… как его называют южане…

— Совести? — фыркнула Мунда. — Не прикидывайся, что никогда не слышал о совести, ведь сам часто мучаешься ею.

Тормунд закатил глаза и хотел было ответить что-то колкое, но так и замер с открытым ртом. Он прищурился, тщетно вглядываясь в уже совсем непроглядную ночь. Мунда последовала его примеру и заметила, что там, где стоял главный ворона, мелькнула чья-то тень. Слишком быстро, слишком тихо. Со спины.

Когда она поняла, что происходит, было уже поздно. Было поздно, когда она, споткнувшись, попыталась встать на ноги, а дрожащей рукой вытащила меч, едва его не уронив. Было поздно, когда её отец, Тормунд Великанья Смерть, с боевым кличем кинулся на убийц. Клинки в ночи ударили прямо в спину ничего не подозревающегося лорда-командующего. Мунда видела, как он пошатнулся, оборачиваясь и устремляя удивлённый взгляд кажущихся чёрными в такой темноте глаз на своих людей. Ворона с красным лицом осклабился.

— За Дозор, — отчеканил он, вонзая в грудь Джона кинжал.

Чей-то крик наполнил морозный воздух, едва не оглушив Мунду. Спустя мгновение она поняла, кому принадлежал этот вопль ужаса и отчаяния — ей самой. Джон Сноу не шевелясь лежал в снегу, а под его израненным телом расплывалась лужа крови — чёрной, как смоль. Словно во сне девушка наблюдала, как в толпу ворон-предателей врезается её отец, занося для удара топор. Кто-то вскрикнул, сталь встретилась со сталью в приветственном звоне. Тормунд зарычал, отбрасывая от себя краснолицего стюарда. Тот упал, и начал отползать от разъярённого одичалого, а Мунда всё смотрела и смотрела на безжизненное тело лорда-командующего. В её душе начало закипать что-то, отдалённо напоминающее то чувство, когда в их шатёр ворвался Рик Длинное Копьё. Он хотел украсть её, изнасиловать, сделать своей женой. Тогда она потеряла над собой контроль, а сейчас ярость, наполняющая её, превосходила то чувство в сотню раз.

Сцепив зубы, чтобы сдержать рвущийся наружу крик, полный боли и злобы, Мунда бросилась на ворон, но те уже пришли в себя после неожиданного появления Тормунда. Похоже, никто из них не рассчитывал, что во дворе будут наблюдатели, поэтому двое одичалых застали их врасплох. Однако сейчас те, кто ещё не распрощался со своей жизнью после встречи с топором Тормунда, похватались за мечи и брошенные в снег окровавленные кинжалы, на которых ещё теплилась жизнь Джона Сноу. Они воткнули их прямо ему в спину со словами, которые должны были оправдать их поступок.

«За Дозор». Нет. Лорд Сноу делал всё от себя зависящее за Дозор, ради Дозора и его братьев. Даже ради вольного народа — врага ворон, которому лорд-командующий ничего не должен был. Пожалуй, это и стало последней каплей для предателей.

Мунда увернулась от скользящего удара долговязого доходяги, которого, кажется, звали Вик. «Ещё один предатель!», — хотелось выкрикнуть ему в лицо, но она сдержалась, зашипев, когда сталь слегка задела плечо, прорезав ткань плаща и оставив на мягкой коже неглубокую царапину. Когда ты сражаешься с одичалой, нужно быть ко всему готовым, но Вик-Строгаль этого не учёл. Мунда подобралась, словно кошка, и запрыгнула на него, сбив с ног. Вместе они покатились по мёрзлой земле, глотая грязный снег, брыкаясь и осыпая друг друга ругательствами. Ворона врезал кулаком в толстой перчатке по её лицу, но Мунда только расхохоталась и коленом придавила хозяйство тощего мужчины. Он захныкал, закатывая глаза, и его хватка немного ослабла. Этого было достаточно, чтобы перерезать мерзавцу горло.

— За Дозор, — едва слышно произнесла Мунда. Губы с трудом шевелились от сковывающего всё тело мороза.

— Девочка, сзади!

Если бы не отец, Мунда осталась бы без косы. Да и без головы тоже, но по счастливому стечению обстоятельств ей удалось вовремя отшатнуться, пусть и наугад. Сейчас ей было некому помочь: какой-то могучий парень с безобразным перекошенным лицом навалился на неё сверху, вжимая в твёрдую и холодную, как объятия Иного, землю. Девушка отчаянно захрипела, пытаясь сбросить с себя бугая, слыша, как где-то совсем рядом отец отбивается от врагов. Но недостаточно рядом, чтобы добраться до неё. Однако кто-то всё-таки добрался.

Бугай дёрнулся и, закатив глаза, безжизненно рухнул прямо на неё, чуть не вышибив последнее дыхание, когда чей-то клинок по рукоять вошёл в его сердце со спины. Спаситель не без труда сбросил огромную ворону с Мунды и протянул ей руку. Она с благодарностью ухватилась за изящные пальцы, обтянутые плотной тёплой кожей, и взглянула вверх. Было бы глупо надеяться, что Джон Сноу восстал из мёртвых, чтобы спасти её задницу, но она всё равно почувствовала лёгкое разочарование и сразу же отругала себя за это.

— Спасибо, Атлас, — выдохнула девушка. — Я у тебя в долгу.

Юноша с самым прекрасным в мире лицом кивнул. Его губы дрогнули в грустной улыбке, а потом он заметил среди валяющихся то тут, то там тел своего лорда. Издав что-то среднее между воплем и плачем младенца, оруженосец упал на колени и начал ползти к Джону, а Мунда вновь взялась за меч. Мимо с забористой бранью пронёсся Тормунд, и вскоре к ногам девушки прилетела чья-то голова.

— Это последний, — выплюнул отец. — Мешок с говном.

Наконец Мунда оглянулась и поняла, что они сражались не одни. Во двор на крики и звуки борьбы сбежались одичалые и остаток ворон, которые не участвовали в заговоре. Судя по их окровавленным клинкам и потным лицам, они и не были в курсе происходящего, потому что горящие яростью две дюжины пар глаз с ужасом смотрели на отдавшего свою жизнь лорда-командующего. За Дозор.

Пошатываясь, Мунда медленно подошла к Атласу и опустилась на колени рядом с ним. Плечи юноши вздрагивали от беззвучного плача, он сжимал ладонь лорда Сноу так сильно, будто пытался через неё передать часть своих сил. Это бессмысленно. Джон Сноу уже начал коченеть. Его глаза были закрыты, и Мунда, не понимая зачем она это делает, провела кончиками пальцев по щеке мужчины, покрытой жёсткой щетиной. В этот момент он выглядел на свой возраст. Слишком невинный и безоружный, семнадцатилетний юнец, который взвалил на свои плечи непосильную ношу — примирить ворон и одичалых. Одни из них рано или поздно должны были его убить, но Мунда не могла поверить, что это случилось так скоро. Этого не может быть, ему ещё столько всего предстоит сделать, стольких людей спасти и стольких врагов уничтожить. Она смотрела на него, пытаясь увидеть малейший признак того, что ещё не всё потеряно, и когда ей показалось, что губы Джона шевельнулись, будто он хотел что-то ей сказать, Тормунд тронул её за плечо, прогоняя иллюзию прочь.

— Вставай, дочка.

Она покачала головой. В другой ситуации Тормунд бы силой поставил её на ноги и увёл бы прочь, но, кажется, ему тоже было больно. Странно. Словно сквозь толстую каменную стену Мунда услышала какой-то шум. Скрип ворот, топот коня. Девушка медленно обернулась, и её едва не ослепил огненный всполох. Мелисандра спешилась и устремилась прямо к Джону, не обращая ни на кого внимания. Быстро оглядев его раны, женщина кивнула, будто удостоверившись в чём-то.

— Отнесите его в мои покои.

Может, кто-то и поспорил бы с ней, но не в этом случае. Тормунд, Атлас и ещё несколько одичалых подхватили тело лорда-командующего и осторожно понесли его вслед за спешащей Мелисандрой. Её красные одежды развивались, но никакого ветра не было. «Она увидела это в огне? — притупленно подумала Мунда. — Будучи с королём южан, она вернулась в Чёрный замок, чтобы спасти Джона?». Тряхнув головой, словно избавляясь от наваждения и удивления из-за внезапного появления красной жрицы, Мунда поспешила за удаляющимися людьми.

Покои Мелисандры находились в Королевской башне — на самом верху, где было так же холодно, как и везде, но при появлении этой женщины, в камине тут же запылал огонь, а каждый факел зажегся ярким пламенем. Стало непривычно светло, и по коже пробежали мурашки, когда её коснулось давно забытое тепло. Джона уложили на стол, стоящий посреди покоев. Мелисандра приказала раздеть его по пояс и склонилась над глубокими ранами, которые уже перестали кровоточить. Кровь застыла и свернулась. Дыхание покинуло грудь ещё во дворе. «Он мёртв, — снова подумала Мунда. — Окончательно и бесповоротно».

— Мне нужно уединение, — бросила Мелисандра отталкиваясь от стола и отворачиваясь к пылающему камину. — Уходите.

— Ну уж нет! — возмутился Тормунд. — Кто знает, чем ты тут собираешься заниматься, женщина. Я должен убедиться, что с лордом Сноу всё будет в порядке.

— Я тоже, — упрямо вздёрнул подбородок Атлас.

Остальные поспешили ретироваться, будто опасаясь, что гнев красной жрицы обратит их в пепел. Мунда же стояла у входа словно вкопанная и завороженно смотрела на лежащего на столе юношу. Никто не обращал на неё внимания, да и ей не было дела до приказов какой-то ведьмы. Пусть она сначала докажет, что может совершить невозможное. Пусть вернёт Джона Сноу к жизни.

Мелисандра нахмурилась, возвращаясь к столу. Её плечи были напряжены, когда она протянула дрожащие руки к окоченевшей груди юноши. Губы ведьмы беззвучно зашевелились, и Мунда почувствовала, что воздух вокруг них словно всколыхнулся от прилива потустороннего жара. Это всё казалось неправильным, запрещённым. Если ей удастся… если в эту секунду Джон откроет глаза, им всем придётся заплатить большую цену за это колдовство. Или расплачиваться придётся одному лишь Джону. Вернётся ли он прежним? Будет ли это тот самый главный ворона, юноша, который притворяется мужчиной ради блага остальных? Но подобные мысли очень быстро покинули голову Мунды, потому что Джон Сноу не открывал глаз. Как бы яростно Мелисандра ни шептала заклятия, как бы ни прижимала свои горячие ладони к его холодной груди, жизнь не собиралась так просто возвращаться к умершему.

— Да сделай же что-нибудь, женщина! — не выдержал Тормунд. Он сделал несколько шагов по направлению к Мелисандре и замер, когда та подняла на него предостерегающий взгляд. — Сделай что угодно, но верни мальчика к жизни! Он нужен нам.

— Я пытаюсь, — выдохнула женщина. На её лбу выступили бисеринки пота. — Ничего не выходит.

— Вы… делали такое прежде? — неуверенно спросил Атлас.

— Нет, — в глазах ведьмы промелькнул страх, но быстро исчез. — Но я знаю, как это делается. Если Р’глор сочтёт, что Джон Сноу должен жить, то он будет жить. Нужно лишь ещё немного времени.

— Ещё немного, и мальчишка начнёт вонять! — возмутился Тормунд. — Ты сейчас должна сдохнуть сама или вернуть его, поняла?

Мелисандра поджала губы, словно обдумывая что-то. Она снова взглянула на бездыханное тело, затем — на Тормунда. Отец Мунды тяжело дышал, и девушка видела, как дрожат его руки. Он словно потерял собственного сына, и Мунда знала, что если бы у него была возможность вернуть Торвинда или Дормунда, он бы так же не сомневался ни секунды. Какое бы тёмное колдовство для этого ни потребовалось бы.

— Хорошо, — наконец выдохнула Мелисандра, словно принимая нелёгкое решение. — Есть ещё один способ.

— Не медли, — прорычал Великанья Смерть.

— Кровь. Мне нужна горячая юная кровь.

На несколько секунд в комнате повисла тишина. Тормунду нечего было сказать, а вот Мунда с Атласом одновременно решились на отчаянный поступок. Только Мунда была быстрее. Оттолкнув ступившего было вперёд оруженосца, девушка протянула руку, обнажая бледное запястье.

— Режь.

Если Мелисандра и удивилась, то не показала виду. Она потянулась за кинжалом, висящем на поясе. Огонь отразился в стали, на мгновение показавшись Мунде пламенем в глазах какого-то существа. Очнувшись, Тормунд бросился вперёд, хватая дочь за руку.

— С ума сошла? — в его взгляде плескались страх и беспокойство. — Я не позволю…

Мунда со злостью вырвала руку.

— Ты сам сказал, — тихо произнесла она, — чтобы ведьма вернула его к жизни любым способом. Если для этого понадобится моя кровь, я готова.

— Это мог сделать смазливый воронёнок! — не сдавался Тормунд.

— Твоя дочь подойдёт, — послышался голос Мелисандры.

Она мягко взяла девушку за руку, и Мунда почувствовала сильный жар, исходящий от её кожи. Так неестественно, необъяснимо… страшно.

— Режь, — повторила Мунда.

— Будет немного больно, — предупредила её Мелисандра и, когда Мунда промолчала, полоснула лезвием по тонкой коже.

Острая боль резко охватила всю руку, и девушке показалось, что она засунула её прямо в бушующее пламя камина. На глазах непроизвольно выступили слёзы, и она прикусила губу, чтобы не застонать. Алая жидкость, стекая по её запястью, тонкой струйкой капала на грудь Джона, окрашивая его посиневшую кожу в красный. Кровь попала в раны и зашипела, на глазах превращаясь в пар. Мелисандра резко отпустила её руку, и Мунда отшатнулась, ошарашенно наблюдая, как ведьма с безумным взглядом быстро нашептывает какие-то непонятные слова, размазывая длинными белыми пальцами по груди юноши кровь, вырисовывая никому не известные узоры.

Помимо её шёпота и потрескивания дров в камине, в комнате царила гробовая тишина. По щеке Мунды скатилась слеза, и только тогда она поняла, что плачет. Оплакивает лорда Сноу, потому что вера, кажется, уже покинула её. Кто-то ободряюще опустил широкую ладонь на её плечо, но девушка не шелохнулась. Слёзы продолжали скатываться по разгорячённым щекам, размывая видение происходящего. Но ей не особо хотелось смотреть, потому что подсознание подсказывало: ничего не выйдет. Это конец.

Мелисандра замолчала и в изнеможении отступила от стола. Окрашенные алым руки сильно дрожали, но женщина продолжала неотрывно смотреть на Джона. Несколько томительных минут ожидания, и ведьма устало закрыла глаза.

— Мне жаль.

Мунда прикусила губу и отвернулась. Тормунд тяжело вздохнул, нерешительно приобнимая дочь — непривычная медвежья забота. Девушка услышала судорожный всхлип Атласа и резко обернулась, освобождаясь от объятий Тормунда.

— Нет, — выдохнула она. — Нет-нет-нет.

Она метнулась к столу, схватив Джона за плечи, и с силой тряхнула его, будто намереваясь разбудить.

— Оставь его, девочка, — со скорбью в голосе произнёс Тормунд.

Мелисандра с интересом наблюдала со стороны. Кажется, она видела больше, чем все они, но предпочитала молчать об этом. Губы ведьмы тронула лёгкая улыбка, но никто этого не заметил.

— Джон Сноу, — со злостью сказала Мунда, — не смей так просто уходить! Ты нужен воронам, нужен вольному народу и своей сестре. Она ждёт тебя в этом проклятом замке, который захватил тот чёртов бастард. И он тоже ждёт тебя, ждёт, когда ты пронзишь его мечом, потому что ты обещал!

Голос девушки сорвался, и она беззвучно задрожала, всё ещё сжимая плечи юноши, и если бы он был жив, если бы по его венам текла кровь, пальцы Мунды наверняка оставили бы синяки. Но ничего не происходило, пока…

Его ресницы слегка задрожали. Мунда отпрянула от Джона, словно её ударили, и недоверчиво уставилась на мёртвого лорда-командующего. Или уже не мёртвого? Медленно, будто пробуждаясь от долгого сна, Джон Сноу открыл глаза и неуверенно моргнул. С губ сорвался стон, полный боли.

— Проклятье… — выдохнул главный ворона и попытался сесть.

— Лорд Сноу! — взвизгнул Атлас, бросаясь к столу и помогая ожившему трупу принять вертикальное положение.

Юноша выглядел так, словно на него набросилась орда упырей, а сверху на них наступил Вун Вун. Помятый, уставший, истерзанный, но… живой. Мунда снова расплакалась, боясь поверить собственным глазам.

— Что произошло? — недоумённо спросил Джон, переводя потерянный взгляд с Атласа на Тормунда, а затем — на плачущую Мунду. Заметив Мелисандру, юноша удивлённо поднял брови. — Миледи?

— С возвращением, лорд Сноу, — сладко улыбнулась красная жрица.

— Хар! Ты живой, ворона! — придя в себя, завопил Тормунд и поспешил заключить ошеломлённого Джона в крепкие объятия.

Наблюдая за ними с бездумной улыбкой сквозь слёзы, Мунда почувствовала, как её запястье тронуло что-то холодное. Боль вернулась с двойной силой, и девушка непроизвольно вскрикнула.

— Простите, ми… миледи, — опешил оруженосец, — я всего лишь хотел перевязать вашу рану. Но мне нужно сначала её обработать.

— Да, — удивлённо выдохнула Мунда и тут же спохватилась. — Да, хорошо. Спасибо, Атлас.

Атлас лучезарно улыбнулся и принялся очищать порезанное запястье девушки от крови. Мунда морщилась и вздрагивала, но не издала ни звука, внимательно слушая разговор Джона и отца, стараясь не упустить ни слова.

— Я помню, — задумчиво протянул Джон, — Боуэна Марша. Нашего стюарда. — Он нахмурился, будто вытаскивая воспоминания из кувшина с очень узким горлышком, и вскоре его лицо озарилось неподдельным ошеломлением. — Он убил меня, — выпалил Джон. — Кинжал… но… значит, не убил?

Его взгляд опустился на оголённую грудь, пальцы начали неуверенно ощупывать багровые, будто выжженные раскалённым клинком, шрамы, оставшиеся на месте затянувшихся ран.

— Убил, — хмуро кивнул Тормунд, подтверждая ужасную догадку Джона. — Но их теперь не спасёт ни одно, даже самое тёмное колдовство.

Глаза юноши округлились, когда он понял смысл сказанного одичалым. Он вопросительно посмотрел на Мелисандру, но женщина наблюдала за тем, как Атлас заканчивает перевязывать Мунде запястье. Оруженосец отступил в сторону, открывая девушку взору Джона. Главный ворона, восставший из мёртвых, уставился на окровавленную повязку, и его густые брови сомкнулись на переносице. Он догадался обо всём раньше, чем рассчитывала Мунда.

— Зачем? — просто спросил он. — Зачем ты рисковала жизнью ради меня?

Девушка потупила взгляд. Она не нашлась, что ответить, чтобы это звучало убедительно, поэтому сказала первое, что пришло ей на ум. И это оказалось правдой.

— Ты не должен умереть.

— Пока не выполнишь своё предназначение, лорд Сноу, — серьёзно добавила Мелисандра. — Р’глор пожелал вернуть тебя к жизни, а значит, твоя роль на этой земле ещё не выполнена.

Возможно, красная жрица хотела сказать что-то ещё, но Мунда её перебила.

— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно выпалила она.

Джон с сомнением провёл рукой по волосам, пытаясь разобраться в своих ощущениях.

— Будто очнулся после долгого-долгого сна, — наконец сказал он.

— Но прошло всего несколько часов, — заметил Атлас.

— Нам повезло, — хмыкнул Тормунд. — Полусгнивший труп было бы сложнее оживить даже такой тёмной ведьме, как эта красная женщина, хар!

Кажется, его замечание уязвило самолюбие Мелисандры, потому что она, поджав губы, устремилась к выходу.

— Если понадоблюсь, лорд Сноу, я буду в чертоге, а когда мои покои будут свободны, вернусь сюда.

Джон отрешённо кивнул. Мунда не знала, чувствует ли он благодарность к красной женщине, но что-то ей подсказывало, что ему было не по душе то, как Мелисандра вернула его к жизни. Однако он не выказал по этому поводу никакого недовольства.

Когда дверь за Мелисандрой закрылась, Джон попытался слезть со стола, но Тормунд придержал его за плечо, заставив остаться на месте.

— Не торопись, — нахмурилась Мунда. — Тебе ещё нужно набраться сил.

Атлас при этих словах подскочил на месте, словно ужаленный.

— Я принесу еды и подогретого вина, лорд Сноу!

Он поспешно скрылся за дверью, и они остались в покоях Мелисандры втроём. Глубоко вздохнув, будто боясь забыть, как дышать, Джон уставился в потолок.

— Теперь у нас ещё меньше людей, — задумчиво протянул он. — И всё ещё два похода, для которых они нужны.

— Хар! — удивлённо воскликнул Тормунд. — Никогда прежде не видел такого отчаянного паренька, который даже после смерти и чудесного воскрешения ни на секунду не забывает о своём долге! Да ты поехавший, лорд Сноу.

Джон весело рассмеялся. Мунда отметила, что слышит его настоящий, искренний смех, кажется, впервые. А ещё она заметила то, как на Джона смотрит её отец. Он и раньше уважал юношу, но сейчас… в его взгляде читалось неподдельное восхищение.

— Эй, ворона, — с улыбкой прорычал Тормунд, — в моей верности и верности моих людей даже не смей сомневаться. Ты можешь на нас положиться.

— Спасибо, одичалый, — Джон вернул улыбку в ответ. — Я всегда это знал. — Он задумчиво взъерошил угольно-чёрные кудри. — После похода на Кулак Первых Людей, у Дозора осталось немного драконьего стекла, и всё оно пригодится тебе и твоим людям, когда вы отправитесь на Суровый Дом. Ведь вам предстоит идти далеко на север, спасать людей от холодной смерти… или от чего похуже. — Тормунд сосредоточенно кивнул. — Я выделю тебе столько людей, сколько потребуется.

— Многого мне не надо, — протянул отец Мунды. — Если пойдём большим отрядом, нас будет легче обнаружить. К тому же, тебе тоже нужны люди. Сомневаюсь, что бастард так просто отдаст тебе замок и сестру в придачу. Придётся вступить в битву.

— Как и тебе. Боюсь, битвы не избежать нам обоим.

— Кто будет в это время присматривать за Чёрным замком?

— Определённого человека не будет. Я не допущу одной и той же ошибки, чтобы власть никому не затуманила разум и не наплодила нам больше предателей, — строго произнёс Джон. — За порядком будут следить Атлас, Трёхпалый Хобб, Скорбный Эд и… Мунда.

— Что? — переспросила Мунда, не веря своим ушам. Она непроизвольно сделала несколько шагов к вороне, и выражение её лица заставило Джона слегка отодвинуться. — Да тебе, похоже, память отшибло после смерти, раз ты забыл мои намерения!

— Мунда, — примирительно поднял бледные руки Джон, — я не хочу идти наперекор Тормунду…

— При чём здесь мой отец?! — возмутилась девушка. — Это моё решение, и никто не вправе диктовать мне, что я должна, а что не должна делать!

На её удивление, ни Джон, ни Тормунд не проронили ни слова. Она воинственно обернулась к отцу, тёмно-каштановая коса, подпрыгнув, тяжело опустилась на спину. Девушку встретил спокойный и немного грустный взгляд.

— Ничего не скажешь? — с подозрением спросила Мунда.

Тормунд печально покачал головой.

— Ты так похожа на неё. Такая же упрямая, — тихо произнёс он.

Шёпотом, едва слышно, но Мунда услышала. Отец очень редко позволял себе вспоминать мать Мунды, словно память о ней причиняла ему боль. Хотя сложно представить, что могучему Тормунду Великанья Смерть может быть больно из-за душевных ран, а не боевых, но он тоже живой человек со своими чувствами, воспоминаниями и болью.

Неожиданное откровение прервал скрип двери: появился Атлас с подносом, на котором теснились тарелки с горячим бульоном, поджаренным до хрустящей корки заячьим окороком, не очень свежим, но большим ломтем хлеба; и кувшин, до верху наполненный подогретым вином с пряностями. Джон набросился на еду, словно голодал несколько недель.

— Там такое творится, лорд Сноу, — выпалил оруженосец, — снаружи. Дозорные и одичалые собрались под Королевской башней — целая толпа, и все они хотят видеть лорда-командующего, чтобы заново принести вам клятву верности.

Мунда подошла к окну, выглянув наружу через заиндевевшее стекло, и непроизвольно ахнула. Снаружи толпились все обитатели Чёрного замка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и вглядываясь в верхушку Королевской башни. Но взгляд Мунды был прикован к бушующему пламени огромного погребального костра.

— Там огонь, — заплетающимся языком произнесла она, оглядываясь на Атласа.

Тот утвердительно кивнул.

— Леди Мелисандра сжигает тела предателей, чтобы они не вернулись к жизни и не причинили ещё больших бед.

— Предатели должны оставаться мёртвыми, — сурово выплюнул слова Тормунд, как будто держать их на языке ему было противно.

Мунда снова выглянула в окно, завороженно наблюдая, как искры пламени поднимаются в морозный воздух и тают, опадая пеплом, ничем не отличающимся от самого снега. Огонь и лёд тесно переплетаются, порождая друг друга. Когда она вновь обернулась, Джон Сноу уже стоял на ногах, а Атлас помогал ему одеться. Тормунд открывал дверь, ожидая, когда юноша будет готов. Вернув Длинный Коготь в ножны, Джон облегчённо вздохнул.

— Пришло время взять с людей их клятвы. Грядёт война, и мне нужны только верные люди.

Головы на пиках.

Проснувшись, Эшер не сразу понял, где он находится. От сильного морского ветра над головой колыхался песочного цвета тент, создавая ощущение, что он всё ещё на борту «Дочери Титана». Но корабль славного капитана Тернесио давно уплыл, оставив светловолосого паренька на берегу у лагеря наёмников. Точно. Эшер встрепенулся, нервно оглядываясь, когда в шатёр бесцеремонно ввалился уже знакомый ему лучник. Вчера Эшер узнал, что его зовут Джокин. Раскосые глаза мужчины сверкнули в полумраке.

— Уже проснулся, малец? Поднимайся, Даарио хочет тебя видеть.

Эшер без лишних слов встал и последовал за лучником. Выйдя наружу, он невольно зажмурился, ослеплённый ярким солнцем Эссоса. Тут же его обдало волной жара, который так сильно не ощущался в защищённом шатре, куда его вчера сопроводили. Джокин особо не торопился, ведя Эшера мимо скопления других палаток, где отдыхали наёмники. Многие были заняты своим делом: кто-то чистил оружие, кто-то готовил себе пищу или уже принялся за выпивку. Здесь это казалось нормальным и самим собой разумеющимся. Лучник обернулся через плечо и выдавил кривую ухмылку.

— Ещё не передумал присоединиться к нам? — спросил он, и, на удивление Эшера, в его голосе не чувствовалось издёвки. — У нас здесь не такие нравы, как Вестеросе.

— Их нравы мне всё равно никогда не были по душе, — буркнул Эшер.

— Чего так? Ты выглядишь как самый настоящий вестеросец из какого-нибудь знатного дома. Бьюсь об заклад, по утрам тебе подавали свежие фрукты в постель и титьку с молоком, — заржал Джокин.

— В таком случае, ты проиграл заклад, — заметил парень и остановился вслед за лучником у одного из самых больших шатров.

— Пришли, малец. Смотри, не дерзи капитану — ты ему головой обязан.

Бездумно кивнув, Эшер молча вошёл внутрь, тут же оказавшись в спасительной прохладе и полумраке, к которому быстро привыкли глаза. Кто-то пихнул его в спину, заставив сделать ещё несколько шагов вперёд, и, оглянувшись, Эшер с удивлением обнаружил, что Джокин вошёл следом за ним.

— Привёл твоего парня, — весело произнёс мужчина, обращаясь к ширме, на которую Эшер поначалу не обратил внимания.

Послышался шорох, и из-за ширмы выскользнул, словно грациозный дикий кот, оголённый по пояс Даарио Нахарис. Тени вырисовывали на торсе красивые изгибы мышц, от которых сложно было отвести взгляд, но Эшер заставил себя посмотреть наёмнику в лицо. Приветственно улыбнувшись, Даарио сверкнул золотым зубом и вразвалку подошёл ближе, облокотившись на стоящий между ними стул. Только сейчас Эшер заметил, что в шатре было всё для ведения военных дел: письменный стол, стулья, карта Эссоса с воткнутыми в неё красными, жёлтыми и чёрными флажками, стенд для хранения оружия и манекен для брони. Лишь большая кровать, убранная в шёлковые простыни, выбивалась из общей обстановки. Краем глаза Эшер заметил, что два клинка, вместо того, чтобы висеть на стенде с остальным оружием, покоились на подушках в постели капитана. Это показалось ему очень странным, но для вопросов момент был не самый подходящий.

Всё это время Даарио Нахарис с молчаливой улыбкой наблюдал за парнем, и когда их взгляды наконец встретились, он оттолкнулся от спинки стула и размашистым шагом приблизился к Эшеру. Усилием воли парень заставил себя не отшатнуться, когда тёплые руки опустились ему на плечи.

— Нравится моя постель? — хитро прищурившись, поинтересовался Нахарис.

Эшер сглотнул.

— Нравится оружие.

— О, — мужчина потрепал его по голове, словно маленького мальчишку, и вернулся к столу, чтобы налить себе в чашу странный напиток желтоватого цвета. — Значит, ты разбираешься в оружии?

— Немного, — осторожно ответил Эшер под приглушённый смешок Джокина.

— В таком случае, я мог бы научить тебя военному мастерству.

— Я умею драться.

В этот раз лучник не скрывал своего смеха, который заполнил весь шатёр. Утерев выступившие слёзы, Джокин уставился на Эшера с искренним удивлением от его дерзости.

— Если носишь на поясе игрушечный меч и можешь отличить кухонный нож от кинжала, это не значит, что ты «умеешь драться», малец, — со снисходительной улыбкой произнёс лучник.

— Но я…

— Это легко проверить, — перебил его Даарио. — Джокин, если ты так сомневаешься в мастерстве нашего юного друга, почему бы тебе не сразиться с ним?

— Чего? — опешил наёмник. — Но я же из него всё дерьмо выбью! В чём смысл, Даарио?

— Сразись со мной, — вмешался Эшер, радостно ухватившись за возможность показать, на что он способен. — Или ты струсил? Испугался вестеросского мальчишку с золотыми кудрями?

— Ах ты сраный поганец! — расхохотался Джокин, и Эшер отметил, что Даарио тоже весело улыбается. — Пойдём во двор, и я покажу, как невежливо грубить старшим.

Втроём они вышли наружу под палящее солнце и летящий в глаза жёлтый песок. Наёмники вокруг с любопытством уставились на всё ещё щеголяющего голым торсом Даарио, но тот, вместо того, чтобы объяснить ситуацию, махнул Эшеру и Джокину, чтобы они начинали свой бой. Лучник выхватил из ножен длинный кинжал со слегка изогнутым лезвием и ловко крутанул его между пальцев. На губах Джокина играла самодовольная улыбка, когда он начал кружить вокруг Эшера, выжидая удобный момент для нападения. Эшер, в свою очередь, отметил, что красивый лук Джокин трогать не стал. Видно, посчитал, что дело не стоит того, чтобы использовать своё лучшее оружие против юнца. Неспешно Эшер достал меч, подаренный ему Мехо Невасом. Валирийская сталь простого на первый взгляд клинка богато блеснула на солнце, но никто, похоже, не обратил на это внимания. Меч испробовал крови лишь пиратов, и для него ещё не было подходящего имени, но Эшер знал, что наступит час, когда имя придёт само собой. Пока ещё было не время.

— Ты будешь нападать или так и продолжишь танцевать вокруг меня, малец? — скалясь, крикнул Джокин.

Вокруг них уже собралась толпа народа, которая что-то выкрикивала, подбадривая то лучника, то самого Эшера, будто давно уже не видела такого интересного зрелища: опытный наёмник сражается с зелёным юнцом, вот потеха! Да только Эшеру было не до смеху. Он внимательно следил за движениями Джокина, вспоминая всё, чему его учили в школе фехтования: дыхание, шаги, взмах рукой — откровенная провокация противника, уклонение, нырок вниз, блок, очередное уклонение, выпад. Единственное, что он не учёл — постоянное отвлечение на кричащую толпу, которая кидала в соперников мелкие камушки, чтобы раззадорить их, и порывы ветра, гоняющие песок, который всё время попадал то в нос, то в глаза, то в полуоткрытый от тяжёлого дыхания рот. Эшер всё время кашлял и жмурился, но Джокин будто бы привык к такому.

Лучник напал первым, и Эшер кое-как уклонился, едва не упав, споткнувшись о камень. Покачиваясь, он попытался глубоко вдохнуть, чтобы успокоить сердцебиение и дрожь в руке, но мелкая песчаная крошка защекотала горло, вызвав приступ кашля. Джокин не стал ждать, пока парень придёт в себя, и снова нанёс удар, который Эшеру пришлось отбить — на уклонение не было времени. Сталь скрежетнула по стали, вызвав громкий звон. Шаг в сторону, вбок, прыжок по диагонали. Джокин недоумённо наблюдал за махинациями Эшера, который взмахнул клинком, будто намереваясь ударить, и лучник инстинктивно отступил назад, но запутался в своих ногах и повалился на задницу, разразившись забористыми ругательствами. Хмыкнув, Эшер нырнул вниз, выписывая в воздухе скользящий удар, но всё ещё не закончивший свою тираду Джокин выставил вперёд кулак, выбив из юноши весь дух. Какое-то время они сражались на земле, позабыв об оружии, но это был неравный бой. Эшеру удалось выскользнуть из хватки мужчины до того, как в ход пошёл бы припрятанный у него в ботинке ножик, на который Эш обратил внимание ещё при их первой встрече. Они снова взялись за клинки.

На этот раз Джокин начал атаковать без промедления. Его кинжал сверкал под лучами солнца, нанося удары один за другим. Эшеру ничего не оставалось, кроме как уклоняться. Он танцевал под градом режущих ударов клинка, а мысленно пребывал в просторном зале для тренировок, где Мехо учил его мастерству водяного плясуна. Если бы наставник увидел его сейчас, был бы он доволен своим учеником? Очередная атака Джокина прорезала воздух в том месте, где ещё секунду назад находился живот юноши.

— Проклятье, малец! — зарычал наёмник.

Не успел Эшер и глазом моргнуть, как Джокин выхватил лук и одним ловким движением выпустил стрелу. Он услышал, как наконечник рассекает воздух, и почувствовал всю тяжесть своего тела. Он не может быть быстрее стрелы. Что-то неуловимо мелькнуло, обрывая полёт снаряда, и в песок упала разрубленная напополам стрела вместе с тонким стилетом. Даарио Нахарис нагнулся, чтобы подобрать своё оружие, а затем взглянул на Джокина, вопросительно подняв тёмные брови.

— Прости, — выдохнул лучник.

Эшер удивлённо перевёл взгляд с одного на другого. Он знал, что Даарио — один из капитанов, но этого было недостаточно, чтобы остальные чувствовали к нему такое уважение. Однако, судя по исказившемуся из-за вины лицу Джокина, тому было очень стыдно. Эшер снова посмотрел на теперь уже бесполезную стрелу, что валялась в песке. Она могла убить его, а Даарио спас ему жизнь. Снова.

— Спасибо, — прежде чем смог себя остановить, произнёс Эшер. Ему совсем не хотелось казаться капитану чересчур эмоциональным ребёнком, которого вечно нужно спасать.

— Эй, малец, — Джокин устало подошёл к нему, опустив тяжёлую руку на его плечо. — Должен признать, твои танцульки очень эффективны. Я совсем выбился из сил, и в настоящем бою, если бы не мой лук, ты бы смог меня одолеть.

Эшер в шоке уставился на лучника, который, казалось, говорил искренне.

— Мне не сравниться с твоим мастерством владения луком, — нехотя проговорил он.

— Это точно, — весело хмыкнул Джокин. — Хочешь, научу?

Эшер недоверчиво уставился на наёмника. Он не ожидал такого предложения. Кому захочется возиться с парнем, который в своей жизни лук держал всего раз?

— Правда? — выдохнул он.

Джокин свистнул и махнул рукой, подзывая к себе кого-то из толпы, которая уже начала понемногу рассасываться: бой закончился, и наёмники потеряли всякий интерес к происходящему. Молодой долговязый парень подбежал к Джокину, выслушал его просьбу и скрылся в лабиринте палаток. Вернувшись через минуту, он нёс с собой аккуратно вырезанный лук, который сильно уступал красоте и гибкости луку Джокина, но, на первый взгляд, тоже был не плох.

— Пойдём, постреляем, — Джокин подмигнул Эшеру и направился к мишеням, стоящим неподалёку.

Бросив на Даарио последний взгляд и отметив довольную улыбку капитана, Эш поспешил за лучником. Они тренировались долгие часы. Поначалу у Эшера выходило из рук вон плохо: он не мог не то чтобы метко стрелять, но даже правильно вставить стрелу. Оперение царапало щёку, наконечник всё время клонился к земле, а тетива была недостаточно натянута. Но Джокин не злился. Ему даже было весело наблюдать за тщетными попытками юноши всё исправить. Он давал дельные советы и показывал на собственном примере, и когда Эшеру удалось выпустить свою первую стрелу более-менее ровно по направлению к мишени, радости у обоих было столько, будто они захватили целый город без помощи подкрепления. После нескольких удачных попыток, когда пот уже начал заливать глаза, а руки — дрожать от перенапряжения, Джокин предложил подкрепиться.

— Тебе уже можно выпивать? — весело поинтересовался лучник, ведя Эшера к одной из палаток, где разместился угрюмый наёмник наедине с целым кувшином алкоголя. — Не беспокойся о Вдовце, он наш человек, — поспешил заверить его Джокин, заметив настороженный взгляд Эшера.

— Я думал, здесь все ваши люди.

— Ты ошибался, — хмыкнул Джокин. — Раз Даарио тебе доверяет, то и мне стоит, поэтому будь осторожен со словами и действиями, когда никого из нас нет поблизости.

— О чём ты говоришь? — удивился Эш, принимая у наёмника ломоть хлеба и кусок сыра, блестящего на солнце.

— Ты же знаешь, что у Ворон-Буревестников три капитана, да? — Эшер кивнул, а Джокин налил себе полную чашу эля. — Среди нас есть люди, которые преданы лишь одному из капитанов, и порой неосторожно брошенное слово может стать причиной донесения, за которым последует «случайная» гибель.

— Но…

— Почему? Ты не понял этого сразу, как появился здесь? Я думал, ты сообразительный малый, — хмыкнул лучник. — У наших капитанов разные взгляды. Их мнения зачастую не сходятся. Кому-то ближе методы одного из них, кому-то — другого.

— А вы с ним… — Эшер неуверенно кивнул на хмурого наёмника, отметив, что всё его лицо испещрено шрамами, — преданы Даарио?

Вместо ответа Джокин улыбнулся, а угрюмый мужчина хмыкнул, вытаскивая из кармана бриджей трубку. Воздух наполнился сладковатым дымом. Теперь для Эшера всё стало проясняться. Тот разговор на собрании наёмников, где они спорили о сотрудничестве с Дейенерис Таргариен, — он должен был сразу обо всём догадаться, когда Даарио возразил двум другим капитанам. Если он против, то у него наверняка найдутся сторонники. И двое из них уже сидели прямо перед Эшером.

— Почему Вдовец? — неожиданно для самого себя спросил Эш, наблюдая за тем, как наёмник курит трубку.

— Разве это не очевидно? — поднял бровь Джокин.

Вдовец посмотрел на парня исподлобья.

— Знаешь ли ты, что значит иметь жену, любить её и чувствовать, что тебя тоже любят, несмотря на… некоторые недостатки?

Эшер пожал плечами.

— Ну, у меня вроде как есть жена. — Наёмники одновременно уставились на него с искренним недоумением. — Может, вы слышали, что в Вестеросе браки зачастую устраивают как сделки?

— Что-то такое слышал, — хмыкнул Джокин. — Ещё большей глупости сложно придумать.

— Но можно, — хмуро вставил Вдовец.

— С моим браком решили не временить, — продолжил Эшер, — и как только появилась удачная кандидатура, мы были обручены.

— И где же сейчас твоя жёнушка? — с интересом выпалил лучник.

Эшер не сдержал нервного смешка.

— Пускает слюни в своей люльке, я думаю. — Заметив вопросительные взгляды наёмников, он поспешил объяснить. — Моя суженая — грудной младенец.

Несколько мгновений между ними висела тишина, а потом Джокин разразился громким смехом, и даже Вдовец выдавил подобие улыбки.

— Да ты, небось, шутишь! — утирая слёзы, воскликнул лучник. — Как такое возможно? В Вестеросе у людей совсем нет никаких убеждений?

— Я уже молчу о том, что жену выбрали вместо тебя, — пробормотал Вдовец, — но разве же это по-человечески… с младенцем-то…

Несколько секунд Эшер недоумённо смотрел на наёмника, а когда до него дошло, щёки парня покрыл густой румянец.

— Н-нет! — неловко выпалил он. — Всё не так! Я и видел-то её всего раз! Мы женаты по документам, но брак вступит в силу после того, как она достигнет подходящего возраста.

— А до тех пор ты выполняешь роль её нянюшки? — расхохотался Джокин, щуря раскосые глаза. Эшер обижено надул губы. — Да ладно тебе, не хмурься, Нянюшка, а то морщины появятся! — Вдовец хмыкнул, а Эшер устало покачал головой. Кто-то позвал Джокина, и тот недовольно обернулся. — Чёрт, ни секунды покоя.

Он с трудом поднялся, захватив с собой чашу с элем и, отсалютовав собеседникам, поплёлся прочь, бурча под нос ругательства. Некоторое время в воздухе висела напряжённая тишина. Вдовец молча курил трубку, глядя куда-то внутрь себя, будто совершенно позабыл о присутствии Эшера. Несколько долгих минут парень неловко посидел, а потом собрался было уходить, но Вдовец его окликнул:

— Хочешь узнать, откуда у меня эти шрамы?

Эшер с интересом посмотрел на наёмника, пробежав взглядом по его лицу, шее и рукам, которые испещряли бледные кривые рубцы. Ему было любопытно, и раз Вдовец сам предложил, то было бы странно отказаться. Эш сел обратно и приготовился слушать.

— Вот этот, — Вдовец провёл концом трубки по самому длинному и уродливому рубцу, пересекающему лицо от уха по щеке к уголку верхней губы, — я получил в подарок от одного очень строптивого дотракийца. У нас был долгий бой, ещё до того, как я вступил в ряды Ворон-Буревестников. Мне удалось стащить этого ублюдка с коня… ты же знаешь, как они гордятся своими лошадками? — Эшер кивнул, хотя слышал об этом впервые. — Это взбесило засранца так, что он не задумываясь кинулся на меня с аракхом, а я не ожидал, что он так быстро придёт в себя после падения. В общем, он порезал мне лицо, а я отрезал ему косу, — с гордой улыбкой произнёс он.

Это был первый раз, когда Эшер увидел настоящую улыбку Вдовца. До этого ему казалось, что наёмник просто не умеет улыбаться, или умел когда-то, но давно позабыл, как это делается.

— Под косой ты подразумевал голову?

— Нет, — удивлённо моргнул мужчина. — Косу. Не знал, что это предмет их гордости? Каждый раз, когда дотракиец убивает врага, он вплетает в волосы колокольчик. Но если его побеждают в бою, косу приходится срезать, и всё заново.

— А если он умрёт в бою?

— То какая тогда нахрен разница? — нахмурился Вдовец. — У них забавные традиции, у этих дотракийцев, но для меня всё это кажется глупым. Косы, колокольчики, животные привычки… Настоящие дикари, — сплюнул мужчина.

Эшер задумчиво почесал подбородок.

— Они тебе просто так не нравятся?

— Всему есть причина, — Вдовец внимательно посмотрел на парня, словно решая, стоит ли и дальше посвящать его в свои мысли, или ещё рано. Видимо, решив, что Эшер пока не достоин знать всей правды, он перевёл тему. — А этот шрам над бровью у меня с детства…

— Эшер?

Эш удивлённо поднял голову, узнав зовущий его голос: низкий, хрипловатый, но, в то же время, звонкий. Из-за палатки, у которой они с Вдовцом сидели, вышел Даарио Нахарис. Эшер неосознанно поднялся на ноги и оттряхнул одежду, словно стыдясь пыли и грязи, хотя здесь все были такими. Да и, в любом случае, не во дворце же они находились, чтобы беспокоиться о приличиях, однако отчего-то Эшеру было неловко перед этим синевласым мужчиной.

— Капитан?

— О, не присоединишься к нам, Даарио? — Вдовец пьяно отсалютовал ему полупустой чашей.

— Боюсь, не выйдет, приятель, — криво ухмыльнулся Нахарис. — Мне придётся украсть у тебя хорошего слушателя, но вы можете продолжить сплетничать позже.

Вдовец фыркнул и вновь потянулся к трубке, чтобы закурить. Даарио кивнул Эшеру, чтобы тот следовал за ним. Шли они в молчании: капитан был впереди, а Эш едва поспевал за его размашистым шагом. Они миновали частокол с угрожающими пиками, напичканными отрубленными головами врагов, обошли лагерь со стороны, по щиколотку утопая в песке, и начали подниматься по небольшому склону. Эшер сгорал от любопытства, но Мехо научил его терпению, без которого, порой, сложно добиться желаемого.

Достигнув вершины холма, Нахарис замер на выступе, устремив взгляд куда-то вдаль. Одна рука покоилась на эфесе стилета, который ранее спас Эшеру жизнь. Пальцы Даарио с неосознанной нежностью поглаживали рукоятку в виде нагой женщины. Эшер медленно подошёл ближе, неслышно ступая по земле, словно котёнок рядом с большим диким котом. Проследив за взглядом капитана, он увидел в отдалении ещё одно нагромождение палаток и тонкую струйку дыма, витками поднимающуюся в закатное небо, окрашенное кровью.

— Знаешь, что это значит?

Эшер покачал головой.

— Нет, капитан, — спохватившись, ответил он.

— Завтра кто-то умрёт, — задумчиво произнёс Даарио.

Эшер нервно сглотнул, бросая на мужчину обеспокоенный взгляд, но тот не обращал на его волнение никакого внимания. Вдруг парню стало по-настоящему неуютно. Зачем Даарио привёл его сюда? Что ему нужно, и почему он говорит о смерти после того, как дважды спас его, Эшера?

— Что мы здесь делаем? — пересохший язык отказывался ворочаться, поэтому обычный вопрос стал для парня настоящей пыткой.

— Как думаешь, на что мы смотрим? — Даарио кивнул в сторону палаток.

— Это… лагерь? — предположил Эш. — Другие наёмники?

— Почти, — кивнул мужчина. — Там есть наёмники. А ещё там есть Безупречные, дотракийцы, бывшие рабы, решившие взять в руки оружие, и рыцари из Вестероса. Так чей это лагерь, Эшер?

Эшер широко открыл глаза, уже совершенно по-другому видя эти палатки. Теперь дым костра казался ему чем-то иным. Ему не обязательно было отвечать, чтобы показать, что он понял.

— Интересно, чем сейчас занята Матерь Драконов… — задумчиво произнёс Даарио, горящим взглядом наблюдая за её лагерем.

— Капитан, — Эшер сглотнул, решаясь задать вопрос, который мучал его весь день, — почему вы захотели обучать меня? Зачем я вам нужен?

Наконец Даарио Нахарис посмотрел ему прямо в глаза. Его губы тронула нежная и такая неуместная улыбка, что Эшеру захотелось стереть её, ляпнув какую-то грубость. «Всему есть причина», — пронеслись в голове слова Вдовца. Какова же причина синеволосого капитана с золотыми завитками усов и бородой-трезубцем?

— Ты очень вовремя появился, парень, — произнёс Даарио. — В самый подходящий для меня момент. Когда мне понадобился верный союзник в рядах Ворон-Буревестников, ты взялся будто из ниоткуда. Тут как тут — только протяни руку и схвати.

— Но я не понимаю…

— Мне нужен союзник, верность которого будет основана не на страхе, а на чувстве долга. Ты ведь в курсе, что обязан мне жизнью? — лукаво прищурился Нахарис. Эшер смущённо кивнул. — Среди этого сброда ты не найдёшь ни одного человека, для которого долг не был бы пустым словом.

— А как же Джокин и Вдовец?

— Хорошие люди, — согласился Даарио. — Но я бы не стал доверять им свою жизнь. Если прижмёт, они выберут свои шкуры. Но ты… в тебе что-то есть, Эшер.

Эшер почувствовал, как по спине скатилась капля холодного пота, когда внимательный взгляд пронзительно-голубых глаз окинул его с ног до головы. Честь, долг… в чём-то Даарио прав. Эти чувства навсегда застрянут в душе любого вестеросца. Они могут не придерживаться их, но совесть будет напоминать о себе.

— Я не могу, — выпалил Эшер, и чуть не врезал себе за то, что не смог сдержать дурацкий порыв раскрыть карты и сбросить груз с души. Но слов было не вернуть. — Я не могу… служить вам и клясться в верности, капитан, ведь вы собрались убить ту, ради которой я прибыл сюда.

Тирошиец удивлённо поднял брови, глядя на Эшера уже совершенно по-другому.

— Ты говоришь о Матери Драконов? — Эшер кивнул. — Ради неё ты пришёл в наш лагерь? — Снова кивок. — И ты не знал, что Вороны-Буревестники хотят её смерти?

— Я даже не знал, что это лагерь Ворон-Буревестников.

Неожиданно для Эшера Нахарис весело расхохотался и потрепал его по белокурым волосам, которые уже не казались такими золотистыми, как прежде. Огонь солнца выжигает из него последние остатки Ланнистера.

— Раньше я думал, что удача — пустое слово, — вдоволь отсмеявшись, произнёс капитан. — Но глядя на тебя, я готов изменить своё мнение. Каковы были шансы, что ты наткнёшься именно на меня — человека, преследующего такую же цель? — Эшер непонимающе уставился на мужчину, в глазах которого плескалось веселье. — Я собираюсь взять руководство над Буревестниками в свои руки и перейти на сторону Дейенерис Таргариен.

— Но как? — выпалил Эшер.

— Ну, что уж тут скрывать, — хмыкнул Даарио. — Методом убийства. Кому-то всё-таки придётся умереть, чтобы путь был свободен.

— Завтра кто-то умрёт… — выдохнул его слова Эшер.

— Завтра у нас назначена встреча с Матерью Драконов, во время которой остальные два капитана планируют вонзить ей нож в спину… буквально, — скривился тирошиец.

— Но вы же будете там! — воскликнул Эшер. — Вы должны что-то сделать.

— Я и сделаю, — согласился Даарио. — Я возьму с собой тебя. Ты спасёшь Матерь Драконов.

* * *

Как только забрезжил рассвет, Эшер уже был у частокола, стараясь не смотреть на пики и растерянно теребя звезду, повязанную на запястье. В животе тугим комком сжался узелок нервов, а в голове роились мысли, вызывающее сомнения по поводу всей этой затеи. Единственное, в чём Эш был уверен — это в том, что он хочет увидеть Дейенерис Таргариен. Ту, ради которой это всё и задумывалось. Но что, если их с Даарио план провалится, что-то пойдёт не так, и единственный шанс впечатлить истинную королеву превратится в пепел? Буквально.

Со стороны лагеря послышались шаги и глухой звон оружия, бьющего по металлическим пластинам набедренных щитков. Эшер порывисто обернулся и чуть не уткнулся носом в грудь неслышно ступающего Даарио.

— Ох, — вместо приветствия выдохнул парень, почти отшатываясь назад и теряя равновесие.

Нахарис ловко схватил его за локоть и удержал от падения, не скрывая весёлой улыбки.

— Что он здесь делает? — из-за спины тирошийца вышел один из капитанов — гладко выбритый, с короткими иссиня-чёрными волосами и острым взглядом.

Второй капитан вышел следом. Он был слегка полноват, светловолос и краснолиц. Водянистого цвета глазки недобро вперились в Эшера.

— Он мой оруженосец, — твёрдо ответил Даарио, не удостоив капитанов взглядом.

— Плевать, Неско, — скривился тучный капитан. — До тех пор, пока малец нам не помешает, опасаться нечего.

— А он помешает? — Неско окинул Эшера внимательным взглядом, и парень почувствовал, будто стоит на раскалённых углях.

— Разве что случайно прольёт вино на твоё мирийское кружево, — фыркнул Даарио.

— Это атлас! — ощетинился Неско, тут же потеряв к Эшеру всякий интерес.

— Отправляемся. Не стоит заставлять Матерь Драконов ждать, — заметил пухлый капитан и первым миновал частокол, не обращая никакого внимания на приветствия наёмников, охраняющих вход.

Лошадь Эшера шла нога в ногу с вороным жеребцом Даарио. Тирошиец улыбался своим мыслям, глядя прямо перед собой и жмурясь от лучей поднимающегося над горизонтом утреннего солнца. Эшер сжимал звезду дома Терисов, представляя, что она передаёт ему силы и уверенность. Песок под ногами лошадей поднимался золотистой пылью в воздух и кружил, словно прекрасное марево, среди которого Даарио Нахарис казался сказочным героем из-за Узкого моря, от которого сходили с ума девушки, а мужи рвали на голове волосы от безысходности. Но глядя на него, Эшер почему-то не чувствовал отчаяния. Разве можно ненавидеть красоту? Мужчина ты, или женщина — красота есть красота. Ей нужно восхищаться, и Эшер восхищался, даже не скрывая этого. Но заметив, что Даарио уже давно наблюдает за ним, он почувствовал смущение и поспешно отвернулся.

Вскоре из-за песчаного холма выросли верхушки палаток и тентов. Никакого частокола в лагере королевы не было — лишь неподвижная армия в шлемах, скрывающих лица. На звук копыт выехал всадник с длинной косой, с вплетёнными в неё золотыми колокольчиками, которые звенели при движении. «Дотракиец», — понял Эшер, не в силах оторвать заинтересованного взгляда от дикаря. Дотракиец же свистнул, крикнул что-то на непонятном языке за плечо и ускакал вглубь лагеря. Капитаны и Эшер остановили своих коней и спешились. Неско снял с седла резной сундучок, украшенный изображением переплетающихся змеек.

Из «стены» стражи вышли двое и занялись конями гостей, в то время как навстречу капитанам подоспела пара разительно отличающихся друг от друга человек. Один был темнокожим толстяком, весом не менее двадцати стоунов. На оголенной коже объёмного живота расползались, словно ядовитые змеи, белесые шрамы от многочисленных порезов. Второй человек был седым старцем. Он опирался на посох, белые волосы частично скрывали лицо, но, когда старик поднял голову, Эшер увидел ещё такие молодые и яркие голубые глаза.

— Представьтесь, пожалуйста, — с вестеросским акцентом попросил старик. У него был чистый и звонкий голос.

— Капитаны Ворон-Буревестников. Ознак зо Кандак, Неско Вороное Крыло и Даарио Нахарис, — спокойно представился толстяк Ознак.

— А это кто?

— Мой оруженосец, сир, — улыбнулся Даарио, сверкнув золотым зубом. — Учу его дипломатии.

Седобородый вздрогнул, услышав непривычное обращение от тирошийца, но быстро взял себя в руки.

— Это похвально. Что в сундуке? — старик указал на ларец, что держал Неско.

— Лишь самое лучшее белое золото Эссоса, — криво ухмыльнулся Неско и встряхнул сундучком. Внутри характерно звякнул металл. — Подарок.

Несколько долгих секунд старик молчал, явно раздумывая, стоит ли проверять, или из-за этого может начаться конфликт ещё до встречи капитанов с королевой. Видимо, решив, что может поверить наёмникам на слово, а при малейшем признаке угрозы спустить на них бойцового слона с аракхом на изготовку, он кивнул.

— Следуйте за мной, — наконец произнёс он.

Неско и Ознак обменялись взглядами, которые, кажется, кроме Эшера, никто не заметил. Он двинулся следом за Даарио, чувствуя нарастающее внутри напряжение. Они подошли к шатру, вход в который разделялся полупрозрачной лёгкой тканью, едва заметно колыхающейся, словно от дыхания невидимого существа. По обе стороны от входа стояли дотракийцы, следящие за каждым движением гостей. Эшер смотрел на завесу, и ему чудилось, что он видит размытую фигуру, которая с каждой секундой становилась чётче, приобретая черты и контуры. Осталось только войти внутрь и удостовериться, что это не мираж, но ноги парня будто приросли к земле, отказываясь двигаться. Капитаны уже проследовали внутрь за стариком и толстяком, но Даарио замер на входе, обеспокоенно оглянувшись на бледного Эшера.

— Пора, парень, — осторожно произнёс тирошиец, но Эшер будто не слышал его.

Когда седобородый приподнял завесу, ему почудилось, что он увидел её, но сейчас он снова был в этом не уверен. Существует ли Дейенерис на самом деле? Есть только один способ проверить. Но Эшер до исступления боялся узнать правду. Увидеть её и сойти с ума, броситься на колени к её ногам и умереть сразу же. Сорвать план Даарио, подвести его и приговорить к смерти. Эта мысль стала словно ушатом холодной воды. Эшер вздрогнул, как от удара, и поднял виноватый взгляд на тирошийца. Тот удивлённо склонил голову, будто спрашивая: «Ты уверен, что справишься?». Эшер кивнул и ступил за завесу.

Да так и замер, ослеплённый увиденным. На стуле с высокой спинкой восседала… девочка. Пожалуй, она была старше самого Эшера разве что на год. У неё были ещё по-детски пухлые щёки, но фигура — уже сформированной девушки: округлые бёдра, вздымающаяся в лёгких шелках грудь, тонкие ручки и ноги, обтянутые белой, как молоко, кожей. Пушистые ресницы обрамляли большие глаза фиалкового цвета, но их взгляд был серьёзным и внимательным. Дейенерис Таргариен откинула заплетённые в косу серебряные волосы, о которых Эшеру приходилось только слышать из многочисленных историй о правителях, в чьих жилах течёт кровь дракона. Когда она заговорила, Эшер почувствовал, что его накрывает волной благоговения.

— Приветствую, капитаны, — Дейенерис учтиво склонила голову, но лишь настолько, насколько позволял ей титул королевы. — Прошу, присаживайтесь.

Капитаны поклонились и поспешили занять свои места. Эшер запоздало согнулся пополам, боясь даже поднять голову и чувствуя на себе любопытный взгляд Матери Драконов. Наконец он встал за сидениями капитанов, глядя прямо перед собой, делая вид, что его не интересует ничего из здесь происходящего. Дейенерис тоже заняла своё место, и её фиалковые глаза сразу посерьёзнели, когда настало время обсуждать их с наёмниками сотрудничество. Эшеру казалось, что происходящее совершенно не приходится по душе королеве, но она умело это скрывала. Она не дерзила, не перебивала и отвечала лишь тогда, когда считала нужным. Её охраняли старик и толстяк, а снаружи — целая толпа дикарей и войска без яиц. Она чувствовала себя в безопасности.

Зря. Если бы Эшер мог, он бы подал ей какой-нибудь сигнал, но ему оставалось лишь украдкой наблюдать за девушкой, чьи красота и величие покорили его. Он не переставал гадать, как такой юной женщине удалось собрать целое войско и отправиться в опаснейший поход с целью освободить людей в Заливе Работорговцев. Он сомневался, разумно ли это, и собирается ли она вместо бессмысленной борьбы отвоевать Железный Трон, но, когда Дейенерис подняла эту тему, все его сомнения развеялись в пух и прах.

— Мне осталось завоевать ещё два города и сорвать оковы людей, которые страдали всю свою жизнь без единой на то причины. Я не могу вернуться домой, зная, что не сделала ничего, чтобы облегчить страдания этих несчастных, — голос Дейенерис едва заметно дрожал от злости.

«Она действительно переживает за их судьбы», — понял Эшер. Неско спросил о награде для Ворон-Буревестников, если они примут её сторону в этой войне. Вопрос явно разочаровал королеву, но она спокойно ответила, что наградит их по достоинству и предоставит возможность и в дальнейшем зарабатывать золото мечом в её личном войске. Ознак бросил на Неско полный сомнений взгляд, но второй капитан не обратил на него внимания. Он слышал только «золото». Эшеру показалось, что атмосфера в шатре неуловимо изменилась. Дейенерис была напряжена и следила за каждым действием наёмников, а в особенности — за молчавшим всё это время Даарио. Эшеру нужен был знак, чтобы начать действовать, но его капитан лишь внимательно слушал распинающегося о битвах и причитающихся наградах Неско. По его лицу нельзя было сказать, что он чувствует.

— Ваша Милость, я всё ещё сомневаюсь, стоит ли… — начал было старец, склонившись над королевой, но она мягко оборвала его, подняв изящную ручку.

— Мы это уже обсуждали, Арстан, — спокойно произнесла она.

Арстан нехотя отступил и продолжил буравить взглядом капитанов, будто они лично нанесли ему оскорбление своим присутствием. «А старик ведь прав, — невесело подумал Эшер. — Королеве следовало бы к нему прислушаться».

— В знак нашей преданности, мы хотели бы преподнести вам подарок, Ваше Величество, — расплылся в похабной улыбке Неско.

— Королеву следует называть «Ваша Милость», — огрызнулся старик.

— Как скажете, — Неско наклонился, чтобы поднять стоящий у его ног ларец.

Эшеру показалось, что нарисованные змейки слегка шевельнулись, и внутри у него всё похолодело. Они начали действовать. Это не просто белое золото, которым так хвалился Неско, это — смерть. Эшер заметил, как напрягся Даарио — впервые за всё пребывание здесь. Его пальцы слегка шевельнулись у рукоятки стилета, но сигнала всё равно не последовало. Эшер весь покрылся испариной, моля, чтобы Даарио не мешкал, иначе всё будет потеряно. На секунду он подумал, что смерть королевы — именно то, чего Нахарис и добивается, но быстро отогнал от себя эту мысль. Он доверял тирошийцу, но что-то всё равно было не так.

Неско поднялся, медленно приближаясь к Дейенерис, держа сундучок на вытянутых руках. На его губах играла мерзкая улыбочка, и только за это хотелось распороть ему брюхо. Но прежде чем капитан дошёл до королевы, неся в руках смерть, занавеси шатра всколыхнулись, словно от порыва сильного ветра, и воздух наполнился нечеловеческим рёвом. Неско вскрикнул и выронил ларец, Ознак попытался вжаться в стул, словно это было возможно, учитывая его телосложение, а Даарио с Эшером одновременно пригнулись. Люди же королевы, да и сама Дейенерис не подали никаких признаков удивления. Матерь Драконов слегка подалась вперёд, и сверху спикировала чёрная тень, через мгновение оказавшись на коленях у девушки, зевая, обнажив острые зубы, и выдыхая дым из ноздрей. Он был ростом со средних размеров пса, чёрная чешуя переливалась красными пластинами на спине. Дракон повернул голову, окидывая присутствующих кровавым взглядом.

Казалось, Неско так и прирос к полу, в ужасе глядя на чудовище, которое королева ласково гладила по чешуйчатой голове и нежно улыбалась. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но поспешно одёрнул себя. Бросил взгляд на валяющийся у ног королевы сундук и отступил к своему месту. Как только Неско сделал шаг, дракон угрожающе зарычал. Из чёрных ноздрей посыпались алые искры. Неско вскрикнул, потерял равновесие и повалился на бок, начав отползать к Ознаку.

— В-вы нам угрожаете?! — вскрикнул капитан.

Эшер готов был биться об заклад, что ещё немного — и сир Вороное Крыло обгадит штанишки из хвалёного атласа. Видимо, Дейенерис подумала о том же, потому что её улыбка выразила полное удовлетворение от произведённого эффекта.

— Дрогон не хотел вас напугать, — спокойно заметила она. — Он не причинит вам вреда… если я не захочу.

Неско стал белее волос королевы и совсем потерял дар речи. Вместо него заговорил Ознак.

— Мы наслышаны о ваших… питомцах, благородная королева.

Дейенерис мгновенно нахмурилась.

— Они не питомцы, — холодно ответила она. — Они — мои дети.

— Да-да, конечно, — поспешил исправиться Ознак. — Красивые твари.

Щёки королевы слегка порозовели. Эшер заметил, что она едва сдерживается, чтобы не высказать капитану всё, что она о нём думает. Но почему-то Дейенерис промолчала. Эшера осенила неожиданная догадка: наёмники нужны королеве. Действительно нужны. Без них ей не достичь своей цели, поэтому приходится терпеть невежество, грубость и неуважение. Стискивая зубы, прикусывая язык, молчать и терпеть вопреки себе. Задвигая гордость на задний план, она показывала свою благоразумность. Проблема в том, что капитаны Ворон-Буревестников не были настроены на мирное сотрудничество, чего королева, конечно же, не могла знать. Попытка убийства провалилась с появлением дракона, но это была лишь одна попытка. Ни Ознак, ни Неско не сдадутся так просто.

И вдруг Эшер заметил едва уловимое движение. Знак. Он на мгновение прикрыл глаза, делая незаметный шаг вправо. Ознак продолжал сыпать «любезностями» в адрес драконов Дейенерис, а королева, трясясь от злости, молча слушала его. Ещё один знак — в воздухе сверкнули два клинка, а в следующий момент поток речи тучного капитана оборвался, как и его жизнь. Кровь брызнула в лицо Эшера, но он даже не зажмурился. С глухим стуком головы капитанов Ворон-Буревестников упали и покатились к ногам Дейенерис Таргариен. Даарио опустил стилет вслед за Эшером и быстро вытер кровь с его щеки, пряча мимолётную улыбку. Когда Даарио повернулся к королеве, взгляд его был серьёзным как никогда. Дракон радостно вскрикнул, порываясь наброситься на свежую кровь, но девушка с трудом его удержала. Она удивлённо подняла брови, кивая на отрубленные головы.

— Что это значит? — в голосе не было злости — лишь искреннее недоумение.

Без лишних слов Даарио Нахарис рухнул на одно колено, склонив голову. На мгновение Эшер замешкался, но потом сразу же последовал примеру единственного оставшегося в живых капитана Буревестников. Королева перевела взгляд с одного на другого и покачала головой.

— Встаньте и объясните, зачем вы это сделали, капитан? — попросила она. — Убивать своих братьев по оружию является нормой в ваших рядах?

Даарио медленно поднялся и беззастенчиво посмотрел Дейенерис прямо в глаза. Девушка, не дрогнув, ответила ему тем же.

— Нормой является убивать предателей, которые покушались на жизнь моей королевы.

— Другие капитаны не хотели заключать сделку?

Даарио покачал головой.

— И я советую сжечь этот ларец с «подарком». Он вам не придётся по вкусу.

Дейенерис кивнула лысому силачу, и тот с опаской вынес ларец из шатра.

— Я так понимаю, они обманули меня, а вы обманули их, — проговорила королева, обращаясь скорее к синей бороде Нахариса, чем к нему самому. — И что вы хотите взамен?

— Лишь служить вам. Полагаю, сегодня я доказал свою верность.

— Правда? — подняла бровь Дейенерис. — Вы предали друзей, что помешает вам предать меня?

— Они не были мне друзьями! — пылко возразил Даарио. — Я клянусь быть верным вам, моя королева!

— Довольно с меня клятв, — отрезала Матерь Драконов. — Что с вашим оруженосцем? Он немой?

Эшер вздрогнул, поняв, что обращаются к нему. Подняв испуганный взгляд на королеву, он замешкался.

— В-ваша Милость, — голос охрип и отказывался слушаться, — я лишь слишком взволнован, ведь ради встречи с вами я проделал долгий путь. Я… надеюсь присоединиться к вашему войску, чтобы сопроводить вас домой и помочь занять принадлежащий вам по праву трон.

Его речь вызвала у Дейенерис весёлую улыбку. Она подошла к нему вплотную и неуловимо провела пальчиками по щеке парня. Широко открытыми глазами Эшер следил за каждым её движением, боясь вдохнуть и развеять это наваждение. Но она была такой же реальной, как и он сам.

— Ты не похож на наёмника, — заметила королева. — Ты из Вестероса? Как твоё имя?

— Эшер… Эшер Хилл, Ваша Милость, — пробормотал он.

— Бастард? Что ж, служи мне верно, Хилл, и я дарую тебе имя, замок и семью.

«Не нужна мне новая семья, пока есть та, которая меня предала», — с горечью подумал Эш, но вслух произнёс:

— Спасибо, Ваша Милость. Вы очень добры.

Дейенерис отступила назад, бросив на стоящего в замешательстве Даарио любопытный взгляд. Дракон, который до этого играл с отрубленными головами капитанов, вскрикнул, вспорхнув в воздух, и приземлился на плечо королевы. Даарио и Эшер одновременно охнули, не скрывая своего восхищения. Эш невольно бросил взгляд на пол. Капитаны вывешивали на пики частокола головы своих врагов, а теперь им предстоит пополнить их ряды.

Дейенерис повернулась к лёгкой занавеси, проведя по ней кончиками пальцев. Неуловимая улыбка тронула её губы и тут же исчезла.

— Сегодня под покровом ночи вам представится возможность подтвердить свои слова делом, — тихо произнесла она, не глядя на своих новых союзников. — Вам предстоит проникнуть в Юнкай и открыть ворота моему войску.

К Бесу.

Девушка смотрела на себя в зеркало, встречаясь с собственным обвиняющим индиговым взглядом. Вместо леди Флауэрс с шелковистым водопадом вороных волос, бледной кожей и острыми линиями скул, в отражении был кто-то другой. Кто-то, кого она не узнавала. Убийца.

Предательница.

Нет, Цареубийца.

Элинор порывисто отвернулась от зеркала, яростно сжимая кулачки. Обвела взглядом собственные, но такие чужие покои, выглянула в окно, где солнце ярко освещало мощёный двор Красного Замка. Бабушка запретила делать глупости, а то, что она собиралась совершить, иначе как глупостью не назовёшь. Вопиющий, рискованный, эгоистичный поступок, лишь бы облегчить собственное чувство вины.

Элинор собиралась пойти к Тириону. Очнувшись после обморока на свадьбе короля Джоффри и своей сводной сестры Маргери, Элинор задала единственный вопрос, даже не глядя, кто находится вместе с ней в комнате: «Где лорд Тирион?». Ей повезло, что в покоях была лишь Оленна Тирелл. Лицо бабушки исказилось в противоречивых чувствах: злость, жалость, сомнения… облегчение.

— Бес в темнице, где ему и положено быть, — коротко ответила Королева Шипов, присаживаясь на край постели.

— Но…

— Ты испугалась, дитя, но теперь всё прошло. Убийца будет наказан.

Элинор подняла на бабушку тяжёлый взгляд. Оленна держала его лишь несколько мгновений, но, не выдержав, устало вздохнула.

— Не делай глупостей, дорогая, — прошептала она. — Иначе мы все погибнем.

Элинор удивлённо моргнула. Почему кто-то должен умирать из-за неё? Это она убила Джоффри, а теперь его дядя в темнице ждёт приговора, который, скорее всего, будет не в его пользу. Это она убила Джоффри, и, если признаться в этом Тириону, вся её семья будет приговорена к смерти.

Элинор выскользнула за дверь, которая неслышно закрылась за её спиной, и спокойно направилась вдоль коридора на залитые солнцем улочки. Ноги сами несли девушку в сторону темниц, пока мысли в голове воевали друг с другом. На лице не отражалось ни единой лишней эмоции.

Два исхода: смерть Тириона или смерть её семьи. И вечные страдания, которые будут принадлежать только ей. Они будут преследовать днём и ночью, напоминая, на что она обрекла невинного человека, зато семья останется в безопасности.

Септа Бейлора выросла будто из ниоткуда — величественное здание, смотрящее в небеса, обращённое к семи ликам одного божества. Отец, Матерь, Дева, Старица, Кузнец, Воин и Неведомый. К кому из них обратиться, чтобы найти помощь, отпущение грехов? Способен ли хоть один бог на такое, кроме Неведомого?

Проводя рукой по шершавой поверхности септы, она шла вдоль здания, погружённая в свои мысли. Двери, ведущие внутрь, были слегка приоткрыты. Элинор хотела было пройти мимо, но что-то привлекло её внимание — какой-то шёпот. Девушка замерла, прильнув к прохладной поверхности каменной стены. Она знала, что внутри лежит тело короля, поэтому снаружи должна быть стража, но её почему-то не было. Лишь манящая приоткрытая дверь. Элинор прикрыла глаза, вслушиваясь в едва уловимый шёпот, словно дуновение ветра и шуршание листьев.

Один из голосов принадлежал женщине, и было несложно догадаться, какой именно. Серсея Ланнистер бдела у тела покойного сына днём и ночью, отказываясь от еды и посетителей. Она горевала так сильно, как и положено матери, и Элинор захотелось поскорее оттуда убраться, чтобы не представлять покрасневшие, некогда ярко-зелёные глаза, под которыми залегли чёрные тени, бледные впалые щёки и крепко сжатые губы, пытающиеся сдержать крик отчаяния. Она даже отвернулась, но тут услышала ещё один голос.

Совсем тихий, едва различимый, но явно принадлежащий мужчине. Он почти ничего не говорил, только слушал шипение Серсеи, изредка вставляя несколько слов, которые тут же обрывались. Элинор стало любопытно, и, вопреки здравому смыслу, она заглянула внутрь через приоткрытую дверь. В септе царил полумрак, сквозь витражи солнечные лучи, искажаясь, падали на пол, стены и мраморный стол, на котором покоился совсем ещё ребёнок. Элинор не хотелось на него смотреть, и она поспешно отвела взгляд. Серсею не было видно из-за сгорбленной фигуры мужчины… или старика, стоящего спиной ко входу. В такой темноте было сложно сказать наверняка. Элинор с трудом разглядела широкие, но сутулые плечи, длинные спутанные волосы, настолько грязные, что нельзя было даже примерно определить их цвет, и лохмотья, свисающие с костлявого тела.

Вдруг голос Серсеи повысился, заставив Элинор испуганно вздрогнуть. Теперь она могла различить каждое слово, ведь королева-мать не беспокоилась о том, что её может кто-то услышать.

— Не говори мне о семье! — взвизгнула Серсея. — Ты был нужен мне, когда за моей спиной Тирион плёл интриги, а теперь мой мальчик… Джоффри мёртв! Как смеешь ты защищать этого карлика, этого Беса, Джейме?!

Глаза Элинор в ужасе расширились, и она поспешно прикрыла рот ладонью, чтобы ненароком не издать удивлённого возгласа. Неужели этот старик там, в септе, действительно Джейме Ланнистер? Тот самый златокудрый брат-близнец королевы, известнейший рыцарь Королевской Гавани и лорд-командующий Белых Плащей? Элинор недоверчиво покачала головой. В септе снова повисла тишина, и в тот момент, когда девушка сделала шаг вперёд, чтобы поскорее убраться подальше от разборок Ланнистеров, кто-то толкнул дверь и вышел наружу.

Они врезались друг в друга, в равной мере испугавшись и отпрянув назад. В нос Элинор ударил неприятный запах грязного тела, пота и гноя. Джейме Ланнистер поспешно закрыл двери в септу Бейлора и вопросительно посмотрел на неё уставшими, но яркими и живыми зелёными глазами, от уголков которых расползались паутинки морщин. Щёки мужчины впали, лицо осунулось и выглядело желтовато-болезненным. Немытые волосы цвета грязной соломы кусками спускались до самых плеч, а в спутанной бороде запеклась кровь. Он как-то неуверенно держал правую руку за спиной, когда слегка поклонился ей.

— Миледи.

— Прошу прощения, сир, — выпалила Элинор.

Джейме одарил её внимательным взглядом, но прежде, чем он смог задать ей какой-то компрометирующий вопрос, девушка поспешила присесть в быстром реверансе и сбежать с места преступления. Она надеялась, что лорд-командующий решит, будто странная леди всего лишь проходила мимо, а не подслушивала под дверью, как и было на самом деле. Судя по всему, сир Джейме только вернулся из… где бы он ни был, и сразу же поспешил утешить горюющую мать. Взглянуть на своего мёртвого племянника, узнать о предательстве собственного брата. Вспомнив о своей настоящей цели, Элинор поспешно отогнала мысли о возвращении из своих скитаний Джейме и поспешила к другому Ланнистеру, перед которым она была в неоплатном долгу.

У темницы её встретил целый отряд стражи. Одни охраняли вход, ведущий к пыльным ступеням лестницы, другие же спускались вниз, где их, вероятно, ожидало не меньшее количество рыцарей. Пришлось сразу же отмести идею пробраться незамеченной. Если кто-то спросит её, что забыла здесь сводная сестра королевы-вдовы, сразу же возникнут подозрения, которые не приведут ни к чему хорошему. Судя по всему, без личного разрешения Серсеи внутрь не попасть. Тяжело вздохнув, Элинор приняла решение отказаться сегодня от затеи поговорить с Бесом, и отправилась восвояси.

Путь её лежал ко внутреннему саду Красного Замка, к той самой скамье, спрятанной в самом отдалённом уголке, где однажды Тирион распивал вино из кувшина и делился с ней своими мыслями. Их первый нормальный разговор. Первый раз, когда Элинор поняла, что Тирион Ланнистер — никакой не Бес, а интереснейший собеседник и мудрый человек, которого хотелось слушать и слушать, набираясь чего-то нового для себя. Не тот Бес, о котором ходили не самые приятные легенды по всему Вестеросу, которыми пугали маленьких детей, чтобы те не вздумали ослушаться.

Девушка устало опустилась на скамью, запрокинув голову к ясному небу, цвета синих волн. В такой чистый день, когда не было видно ни облачка, можно было перепутать море и небеса — такой чистой синевы они были.

Мысли невольно вернулись к Джейме Ланнистеру. Она умирала от любопытства, лишь догадываясь, какие злоключения выпали на долю брату-близнецу Серсеи. Элинор припомнила самые изощрённые слухи, среди которых фигурировали великаны, людоеды, порочные связи с разбойницами с больших дорог. Всё это казалось немыслимыми небылицами, особенно когда она увидела то, во что превратился рыцарь в сияющих доспехах: лохмотья, грязь, запах гноя. Ранний отпечаток старости, что лёг проседью в волосах и расползся россыпью морщинок по лицу. Она перепутала его со стариком! Кто бы мог подумать… Вероятно, он перенёс нечто поистине ужасное.

— Не помешаю?

Элинор вздрогнула, не заметив, как появился незваный гость. Она подняла взгляд и встретилась с грустными карими глазами.

— Что ты здесь делаешь? — выдохнула Элинор.

Маргери присела рядом на скамью с лёгкой улыбкой — вежливой и притворной, как и полагает леди.

— Хотела подышать свежим воздухом перед ужином и наткнулась на тебя. Не рада меня видеть?

Элинор рассеянно покачала головой.

— Как ты, держишься? — едва слышно спросила она.

Маргери передёрнула плечом, будто отгоняя назойливую муху. На её прекрасном лице промелькнула тень раздражения.

— Ты не представляешь, сколько раз мне довелось ответить на этот вопрос. Прошу, я не хочу снова лгать. Только не тебе.

— Прости, — Элинор легонько дотронулась до ладони сестры, что лежала у неё на коленке. Маргери не стала отдёргивать руку — лишь тяжело вздохнула. — Мне правда жаль, что тебе снова довелось потерять мужа. Второй раз ты овдовела, так толком и не побывав женой.

На самом деле, говорить о Джоффри не хотелось, как и о Ренли. Каждый из них не был достоин Маргери, каждый из них закончил одинаково ужасно. Маргери слегка качнула головой.

— Не женой — королевой. Мне так и не удалось побывать королевой, хотя я уже дважды была в шаге от исполнения своей мечты.

— Я знаю, — прошептала Элинор, немного удивлённая искренним признанием сестры.

Она не ожидала, что Маргери будет скорбеть по мужчинам, которых едва знала, но и не думала, что девушка так легко признает, что ей нужна лишь корона.

— Но у меня снова появился шанс, — мягко улыбнулась Маргери, поднимая на Элинор взгляд. Красивые глаза голубки радостно блеснули из-под пушистых ресниц. — Я выйду замуж за Томмена, когда он станет королём.

— Но ведь Томмен совсем ещё юн!

— И что? — подняла брови девушка. — Я помогу ему править. Для этого и нужна верная жена. Кстати, — Маргери поднялась, перехватывая руку Элинор и мягко сжимая её пальчиками, — мне нужно выполнить свой долг и навестить бедняков, пока не начался ужин. Не составишь мне компанию?

Элинор замешкалась, переводя взгляд на сцепление их рук. Лёгкое платье Маргери лазурного цвета едва заметно колыхалось на почти не ощутимом ветерке. Лазурная ткань, как небесная синева, как морская гладь. Так легко перепутать.

— Прости, — наконец выдохнула девушка. — Не думаю, что я способна сейчас на такой подвиг. Иди и покажи народу, что будущая королева может справиться с любыми невзгодами и всегда будет на их стороне.

— Таков мой план, — улыбнулась Маргери, отпуская её руку.

Девушка повернулась и зашагала по тропинке. Лёгкая ткань на мгновение взметнулась и безжизненно опала, стекая по нежным лодыжкам, словно вода.

* * *

В зале висела напряжённая атмосфера напускного горя. Её можно было ощутить горьким привкусом на кончике языка, который не убрать никакой едой, никаким напитком. Скользя взглядом по деланно скорбящим лицам гостей, придворных, лордов и леди, Элинор медленно продвигалась к своему месту рядом с бабушкой. Мимо неё поспешно пробежал мальчишка, держа на вытянутых руках сверкающий поднос с двумя кувшинами. Девушка провела его взглядом и на мгновение замерла, поражённая маской боли, которой стало лицо Серсеи Ланнистер.

Королева-мать, потерявшая ребёнка, глядела пустыми глазами в свою тарелку, полную мяса в меду и фаршированных яиц, пока мальчик наполнял её бокал — единственная столовая посуда, которая постоянно пустела. Единственный человек, который по-настоящему скорбел.

По правую руку от Серсеи, немного поодаль, всего в паре шагов, стоял рыцарь в доспехах Королевской Гвардии, охраняя её трапезу. Он даже не шевелился, отстранённо устремив взгляд куда-то перед собой. Лорд-командующий. Элинор не узнала его в первый раз, приняв за старика в лохмотьях, и не узнала во второй. Даже в сияющих доспехах Джейме Ланнистер не был похож на того человека, о котором ходили легенды. О его красоте, обворожительной улыбке, блестящих золотистых волосах. О его доблести, храбрости, решимости. Об убийстве короля. О кровосмесительной связи с собственной сестрой.

Элинор села на стул рядом с Оленной Тирелл и зажмурилась. Воображение подталкивало мерзкие сцены, где брат и сестра сливались воедино и не только в страстном поцелуе. Они были одним целым, одним золотоволосым зеленоглазым чудовищем, прекраснее которого не было на этом свете.

— Дорогая, ты не важно себя чувствуешь?

Элинор подняла на бабушку испуганный взгляд, словно испугавшись, что та может читать мысли. Но морщинистое лицо Оленны сморщилось, словно старое яблоко, припорошенное ранним седым снегом, и в мудрых глазах отразилась искренняя обеспокоенность.

— Я в порядке, — выдавила из себя улыбку Элинор. — День был долгим.

— Ночь будет ещё дольше, — понимающе кивнула Оленна и вернулась к трапезе.

Элинор вновь посмотрела на лорда-командующего. С прошлой встречи он успел привести себя в порядок: волосы больше не свисали беспорядочными комками, а были острижены и чисто вымыты до золотистого блеска, приличествующего Ланнистеру, но бороду Джейме почему-то оставил. Она не была такой грязной, в ней больше не было следов запёкшейся крови, кто-то искусно поработал ножницами, чтобы придать бороде приличный вид, словно так и было задумано. Зато в светлых волосках на щеках и подбородке пробивалась непривычная глазу седина. Он был слишком молод, чтобы так скоро седеть.

Рука сира Джейме покоилась на эфесе меча, словно он был готов вытащить оружие в любой момент. Левая рука. Элинор нахмурилась и пригляделась к правой руке мужчины, которую он старался держать в тени, то и дело слегка заводя за спину. Глаза девушки в ужасе расширились, когда она увидела вместо кисти обмотанную поверх культи чистую белую ткань.

— Бабушка, — пискнула Элинор, нетерпеливо дёргая старушку за рукав платья, из-за чего та едва не смогла донести вилку с нанизанным на неё картофелем до рта. — Брат королевы… ты видела его руку?

— Ты имеешь в виду то, что осталось от его руки? — проворчала старушка. — Да, это зрелище лицезрели все, беззастенчиво пялясь своими глазёнками на печальный обрубок златовласки.

Элинор проигнорировала издёвку Оленны, нетерпеливо склонившись над её ухом.

— Но что произошло?

— Дитя моё, — Королева Шипов удивлённо вздёрнула брови, — никто не знает. Одни говорят, что руку сир Джейме потерял в схватке с разбойниками, другие — что он защищал прекрасную деву от медведя, а потом украл её девственность, истекая при этом кровью. Слухами земля полнится. А почему тебя это так интересует? — подозрительно прищурилась старушка.

Элинор беспечно пожала плечами.

— Я любопытна. Разве это плохо?

— Порой даже очень. — Оленна тяжело вздохнула. — Как бы то ни было, сир Джейме без руки, которой он всегда держал меч. Я слышала в кузнице ему отливают золотую кисть. Правда, неожиданно?

— О да, почему не из бумаги? — хмыкнула Элинор, но пусть на её губах играла улыбка, в голосе звучала горечь.

Никакому мужчине не нужна жалость, тем более рыцарю Королевской Гвардии. Лорду-командующему. Гордому Ланнистеру. Но ей всё равно было необыкновенно жаль этого человека, и что она могла поделать, глядя издалека в эти пустые зелёные глаза?

Тихие разговоры и звуки поглощения еды были прерваны сдержанным позвякиванием ножа о хрустальный бокал.

— Минуту внимания, — от спокойного голоса Тайвина Ланнистера веяло суровой холодностью. — Пришло время объявить о предстоящей свадьбе будущего короля Вестероса, ныне принца Томмена Баратеона, первого своего имени, и леди Маргери Тирелл. Торжество будет иметь место вскоре после завтрашней коронации принца.

Десятки рук подняли вверх бокалы за здоровье будущего короля и его невесты — вдовы предыдущего престолонаследника, так скоро покинувшего свой народ. Сидящая рядом с Томменом Маргери скромно улыбалась салютующим ей гостям. Её улыбка говорила: «Я весьма опечалена скоропостижной кончиной моего мужа, вашего доброго короля, но ради блага Семи Королевств готова пойти на новое замужество». Томмен выглядел смущённым, явно не зная, как вести себя в этой ситуации. Вряд ли он скорбел по брату: судя по слухам, тот вечно его задирал и даже поднимал руку, пока никто не видит. Но кто-то всегда видел. Однако принц был совсем ещё дитём. Маргери будет вить из него верёвки… не на это ли рассчитывала бабушка?

Серсея тряслась мелкой дрожью в приступе ярости, но некими неведомыми силами сдерживала себя, чтобы не начать проклинать всех и каждого. В её глазах, конечно же, такие поспешные действия казались неуважением, даже надругательством над её сыном, чьё тело ещё не успело остыть. Элинор надеялась, что на этот раз двор обойдётся без пышного торжества, и это хоть немного охладит ярость королевы-матери. Неосознанно девушка ощутила прилив уважения к краснеющей и кусающей губы женщине, которая лишь чудом сохраняла гордую осанку и хранила молчание. Боги видят, ей было что сказать.

Сир Джейме, напротив, казался совершенно не заинтересованным в происходящем. Общий переполох, ярость сестры, смущение племянника и холодный взгляд отца, скользящий с одного лица на другое, были ему не важнее мухи, лениво потирающей лапками на сияющем наплечнике его доспехов. Пустым взглядом он глядел в одну точку, явно ничего не видя, кроме собственных мыслей. И вряд ли они были радужными.

Элинор тихонько встала, шепнула бабушке, что собирается лечь пораньше, и под её пристальным взглядом незаметно для остальных покинула зал. Ночной воздух окутал девушку своим свежим дыханием, практически позволяя забыть о зловонии Королевской Гавани. В пределах Красного Замка было относительно чисто, а многочисленные сады и розовые кустарники скрывали нечестивые запахи. Ночь же всегда позволяла вздохнуть полной грудью.

Словно тень, Элинор шла вдоль крепостной стены на носочках, и её шаги были сравнимы с тем, как маленький воробушек спешно передвигает лапками по камню, прежде чем взлететь. Завернув за угол, она замерла на месте, пристально следя за стражником, который только что вышел сменить напарника у входа в темницы. Они перекинулись парой фраз, один направился к ступеням, а второй остался у двери, прислонившись к стене и фальшиво насвистывая какую-то мелодию, отдалённо напоминающую «Рейны из Кастамере».

Можно было бы воспользоваться его расслабленностью, подкрасться и вырубить чем-нибудь тяжёлым. Элинор покачала головой, словно не соглашаясь с самой собой. Глупо было полагать, что она способна лишить чувств здорового крепкого мужчину в кольчуге и с мечом на поясе. Даже застав его врасплох, она всё равно не сдюжит ударить с достаточной силой.

Ломая голову над тем, как пробраться в темницу к Тириону, Элинор невидящим взглядом уставилась в каменную кладку перед собой. Свист охранника затих, и девушка не заметила, как он перешёл в тихий храп. Сейчас она бы даже не заметила, если бы кто-то пробрался вплотную к ней со спины, а потом осторожно похлопал её по плечу, заставив сердце ухнуть в пятки. Потому что именно так всё и случилось.

Сдерживая крик всем своим существом, Элинор медленно обернулась, уткнувшись взглядом в сияющий в лунном свете нагрудник. Подняв голову, полностью прижатая к стене не физической силой, но страхом, что был намного сильнее, девушка не моргая уставилась на мужчину.

— Кажется, мы с вами уже встречались.

— Сир Джейме, — Элинор усилием воли кивнула. — Что вас сюда привело?

— Люблю дышать свежим ночным воздухом, — даже в темноте была заметна его кривая ухмылка. — Пройдёмте со мной, миледи, чтобы ни у кого не возникло вопросов, почему юная дама гуляет поздним вечером в одиночестве у королевской темницы вместо того, чтобы сидеть на ужине в окружении других леди.

— А у вас разве не возникают вопросы? — дрожащим голосом спросила Элинор.

Джейме Ланнистер отступил в сторону, протянув в приглашении левую руку, и девушка, поколебавшись несколько мгновений, осторожно за неё ухватилась. Скрытые в тени, они неспешно зашагали по мощённым улочкам.

— Я надеялся, вы сами мне расскажете, — наконец ответил рыцарь.

Элинор украдкой рассматривала его профиль: нос с горбинкой, впалые щёки, покрытые колючей бородой, подбородок с ямочкой и морщинки на лбу и у глаз. Он скосил на неё взгляд, и девушка поспешно отвернулась. Она не могла доверять Ланнистеру. Она убила его племянника и пыталась пробраться в темницу к брату. Джейме без колебаний сопроводит её прямо в когти Серсеи, которая с упоением запустит их в её горло.

Но несмотря на собственные мысли, сказала Элинор совершенно другое.

— Я не верю в виновность лорда Тириона, — искренне заявила она, глядя прямо перед собой и чувствуя, как Джейме замирает на краткое мгновение, но тут же продолжает их неспешную прогулку.

Рука, за которую цепляется Элинор, слегка подрагивает, светлые брови хмурятся. Несколько секунд мучительного ожидания, и наконец он задаёт вопрос:

— Вы были близки?

— Не совсем, — ответила Элинор. — Но он был одним из немногих, кто говорил искренне то, что думает. Лорд Тирион показал себя с лучшей стороны, а не с той, которую обычно видят другие.

— Он спал с вами?

Элинор застыла на полпути, и Джейме неловко остановился. Рука девушки выскользнула из-под его руки, согнутой в локте. Мужчина удивлённо поднял брови.

— Вы считаете, что имеете право оскорблять леди из-за одних лишь догадок, не имеющих подтверждения? — голос Элинор был тихим, но звенел от нахлынувших злости и возмущения. — Только потому, что я нашла общий язык с вашим братом, которого вы ненавидите?

Глаза сира Джейме удивлённо расширились. Несколько секунд он не мог подобрать слов, глупо открывая и закрывая рот, но, в конце концов, смог взять себя в руки.

— Мне жаль, миледи, — смущённо произнёс он. — Я не хотел вас обидеть, правда. И я… не ненавижу своего брата. Леди…

— Элинор Флауэрс, — настороженно произнесла она.

— Леди Элинор, приношу свои искренние извинения за сказанную мною глупость.

Девушка пристально посмотрела в лицо рыцаря. Судя по всему, Джейме чувствовал себя не в своей тарелке, и почему-то хотелось верить, что он действительно ляпнул глупость не подумав. Мужчина неловко протянул руку, приглашая её продолжить прогулку. Вздохнув, Элинор снова мягко скользнула пальчиками за изгиб локтя.

Куда вёл её Джейме, сложно было сказать: они бездумно ступали по твёрдому камню, пару раз то поднимаясь, то спускаясь по лестницам. Джейме спросил о её семье, искренне удивившись, что она в родстве с Маргери. Он не знал, что у Мейса Тирелла была ещё одна дочь. Слова «бастард» не прозвучало, за что Элинор была ему очень благодарна. Они немного поговорили о Хайгардене, немного — о породах лошадей и совсем чуть-чуть — о Королеве Шипов. Джейме признался, что боится старушку до дрожи в коленках, но Элинор ему не поверила, хоть и вежливо улыбнулась.

За бездумными разговорами ни один из них не заметил, как поменялась обстановка, и они уже стояли на крепостной стене, глядя на простирающийся внизу город. Ночью он был почти чёрным — лишь несколько огоньков подмигивали в столь поздний час. Больше всего их было на холме Рейнис, где муравейниками роились бордели Бейлиша. Элинор поёжилась, вспомнив свой поход в один из оплотов грязной похоти, который сейчас казался таким далёким. Будто это было в прошлой жизни.

Сир Джейме тоже рассматривал город, но взгляд его снова был пустым. Элинор вновь воспользовалась ситуацией, чтобы понаблюдать за мужчиной, пока была такая возможность. Он стоял по правую от неё руку, всё время отводя культю подальше от её любопытных глаз. Левая рука привычно легла на эфес меча, брови хмурились, словно забыли, что значит быть расслабленными. С такого близкого расстояния даже в полумраке, созданном отбрасываемым тени одиноким факелом, Элинор заметила тонкие полоски шрамов, словно от острого кинжала, прячущиеся за светлой бородой. Уставшие глаза запали, но сохранили изумрудную красоту. Несмотря на перенесённые лишения, Джейме Ланнистер оставался безбожно красивым.

— Вы же не думаете, что ваш брат виновен? — неожиданно для самой себя выпалила Элинор.

Лоб Джейме на мгновение разгладился, но тут же снова покрылся хмурыми морщинками. Он смотрел прямо перед собой.

— Наша сестра так думает. Она уверена в этом, — коротко ответил мужчина.

— Что с вами произошло, сир? — прошептала девушка, вновь забыв прежде подумать.

Он понял, о чём спрашивала Элинор. Она поняла, что перешла все границы. Джейме медленно обернулся, и неожиданно его губы тронула усталая улыбка.

— Может, продолжим этот разговор в другой раз, леди Флауэрс? — тихо спросил он.

— Завтра? — с надеждой выдохнула девушка.

— Завтра, — с улыбкой кивнул Джейме.

Он произносил её имя в точности как Тирион. «Леди Флауэрс» — с почтением, в котором слышалась лёгкая издёвка и, в то же время, теплота. Проводив её до покоев, лорд-командующий слегка поклонился и ушёл, ни разу не обернувшись.

* * *

Весь следующий день Элинор думала лишь о предстоящей встрече, ловя себя на мыслях о сире Джейме буквально каждую минуту. Сидя в солнечной комнате с Маргери и другими леди, растерянно слушая их неторопливые речи о нарядах и славных рыцарях, вышивая с бабушкой в залитом солнцем саду, отводя глаза под внимательным взглядом старушки. Она убеждала себя, что это нормально — желать общения с новым человеком, которому есть, что рассказать. Элинор всегда была любопытным ребёнком, а став девушкой, она обнаружила в себе неудержимое влечение к приключениям. Так как бросить всё и умчаться на Рейвене с мечом наперевес она не могла, оставалось только мечтать о чужих рассказах.

Джейме Ланнистер мог бы многое рассказать. Больше всего Элинор ожидала историю о побеге из плена Кейтилин Старк, о котором ходило множество слухов. Что же приключилось после вызволения Джейме, оставалось тайной, а разгадывать тайны Элинор обожала.

Элинор была юна и всю жизнь чувствовала себя запертой в клетке птицей. Почему-то её оберегали слишком сильно, слишком трепетно относились к бастарду. Отец, бабушка, даже Маргери, будучи младшей сестрой, вела себя порой чересчур покровительственно. Поэтому, когда появился шанс взглянуть на мир со всей его жестокостью, интригами, схваткой жизни и смерти, пусть даже чужими глазами, Элинор не сомневалась ни секунды. Жить при дворе, глядя на других дам, которые наслаждаются теми крохами подобия существования, казалось бессмысленным. Она хотела стать глазами сира Джейме и увидеть его мир. Каким бы ужасным тот ни был.

Наблюдать за красивым закатом, стоя на крепостной стене, было необычайно приятно. Лилово-красные облака на самом горизонте пузырились умирающим солнцем, унося с собой долгий день и изматывающую жару, взамен оставляя едва уловимый свежий ветерок, позволяющий наконец вдохнуть полной грудью. Залюбовавшись закатом, Элинор не заметила, как появился сир Джейме, встав по правую от неё руку и облокотившись на зубчатый парапет. Она едва не лишилась чувств, когда уловила боковым зрением присутствие другого человека.

— Боги милостивые, нельзя же так подкрадываться! — воскликнула девушка, непроизвольно делая шаг в сторону.

Джейме с ухмылкой покосился на неё, но тут же снова отвернулся, хмуро уставившись на темнеющий небосклон. Внизу город начинал готовиться к долгой ночи: женщины таскали воду из колодца, мужчины возвращались с работ — кто домой, а кто — в бордели, где жизнь только начала пробуждаться. Джейме был недоволен, если не сказать больше. Он злился.

— Сир, что-то произошло? — осторожно поинтересовалась Элинор.

— Что-то постоянно происходит, если ты Ланнистер, — пробурчал мужчина. Тяжело вздохнув, он прикрыл измученные глаза и пояснил: — Отец… Десница хочет, чтобы я вернулся на войну. Сразу же после свадьбы короля Томмена.

Короля. Конечно же, прямо в этот момент в септе Бейлора происходила коронация, о которой Элинор благополучно забыла. Её отсутствие могли и не заметить, а вот то, что на таком событии не появился сам лорд-командующий Королевской Гвардии… это определённо вызовет вопросы. Но, судя по всему, Джейме это волновало в последнюю очередь.

— Женитьба короля на моей сестре состоится всего через несколько дней, — протянула Элинор. — Лорд Тайвин не мог на полном серьёзе…

— Да что вы? — саркастично вздёрнул брови Джейме, наконец поворачиваясь к ней. Всё ещё опираясь на парапет, он выглядел небрежно расслабленным, но подобное напускное спокойствие выдавало его раздражённость. — Лорд Тайвин не может смириться с тем, что один из его сыновей сидит в темнице, а второй потерял руку. Это накладывается на тот факт, что заключённый — карлик, убивший его жену, а калека — лорд-командующий, не имеющий права продолжить род Ланнистеров. Так что нет, миледи, лорд Тайвин был серьёзен. Он вообще не из тех, кто травит шутки в свободную минуту.

Элинор во все глаза смотрела на мужчину перед собой, не уверенная, что правильно услышала. Сир Джейме только что жаловался? Злился на отца и выплеснул ей это в лицо? Чужой, совершенно не знакомой девушке? Кажется, до Джейме тоже только что дошёл смысл сказанного им, так как он устало провел ладонью по лицу и виновато нахмурился, избегая взгляда девушки.

— Я не должен был…

— Сир, вы не можете уехать, — выпалила Элинор, заставив Джейме удивлённо уставиться на неё. — Вы только вернулись, до конца не восстановились… как вы будете сражаться?

— У меня есть ещё одна рука, — съязвил мужчина, помахав перед Элинор кистью. — Не делайте из меня настолько беспомощного калеку.

— О, я уверена, спустя время вы приноровитесь к использованию лишь одной руки во время боя. Спустя время, сир.

Джейме скривился, будто её слова причиняли ему физическую боль. Взгляд Элинор невольно застыл на культе, обмотанной чистой тканью. Хорошо, что кровь уже не проступала. Видимо, мейстер сумел остановить разложение и распространение инфекции. Пройдёт немало времени, прежде чем обрубок перестанет болеть, но сколько должно пройти времени, чтобы Джейме перестал ощущать отсутствующие пальцы? Может, ему всю жизнь будет казаться, что у него всё ещё есть правая кисть.

Элинор подняла голову и обнаружила, что Джейме всё это время наблюдал за ней. Стыдливо заведя руку за спину, он произнёс:

— Там не на что смотреть.

— Как это произошло? — спросила Элинор, удерживая его взгляд.

Они долго смотрели друг на друга: сир Джейме хмурился, Элинор упрямо сверлила его взглядом. Он поскрёб бороду здоровой рукой и снова отвернулся к распростёртому внизу городу. Солнце полностью село, погрузив мир в интимный полумрак. Идеальное время, чтобы делиться секретами, но для этого нужно доверять собеседнику. Хотя бы самую малость.

— Вы мне доверяете?

Джейме хмыкнул.

— Как ни странно. При этом чувствую себя последним дураком.

— Боитесь слепо верить другому человеку?

— А вы — нет? — спросил он. — Это в бою без доверия никак, а в придворных интригах я не разбираюсь. Скажешь неверное слово, и оно разлетится по всему замку, опорочив твоё имя, если не хуже. Словом можно убить, а я привык убивать мечом. В отличие от вас.

— Вы снова грубите.

— Разве? — Джейме покосился на девушку. — Я сказал что-то не то?

— Вы назвали меня интриганкой, которая плетёт заговоры и выуживает из вас информацию.

— Да простят меня боги, я не умею общаться с женщинами! — рассмеялся Джейме. — Как можно было сделать такие выводы из моих невинных речей?

Он смеялся легко и естественно. Элинор уже и позабыла, как звучит искренний смех, находясь среди цветника фальшивых улыбок. Кажется, в Королевской Гавани никто не смеялся. Не по-настоящему. Поэтому она и не заметила, что беззастенчиво глазеет на его растянутые в улыбке губы, пока они не вытянулись в удивлённое «о».

— Вы пялитесь, — спокойно заметил мужчина.

Элинор почувствовала, как к щекам стремительно приливает кровь, и поспешно отвернулась, сделав вид, что любуется городом, хотя было уже так темно, что различить внизу один дом от другого не представлялось возможным. Она понадеялась, что при таком освещении её румянца не будет заметно.

Послышались шаги, и Элинор стремительно обернулась, чувствуя, как в груди колотится сердце. Джейме спокойно переговорил со стражником, тот кивнул, зажёг один из факелов на стене и удалился. Сир Джейме вернулся, снова облокотившись на парапет, как ни в чём не бывало.

— У вас не будет проблем? — удивилась Элинор.

— Проблем? — кажется, вопрос девушки поставил его в тупик. — Миледи, может, я и калека, но всё ещё остаюсь лордом-командующим. Я имею право постоять на крепостной стене в любое время суток.

— И ничего, если вы стоите здесь со мной? — сглотнула Элинор.

Джейме взглянул на неё с насмешливой ухмылкой.

— Мы просто разговариваем, разве нет?

Девушка поспешно закивала, ругая себя за то, что дала ему повод поиздеваться. Она представляла себе Джейме Ланнистера по-другому: доблестным рыцарем, галантным и сильным. Может, немного самовлюблённым. Но тот Джейме, что предстал перед нею, совершенно отличался от сложившегося в её голове образа. Он был несчастным, уставшим, будто враз постаревшим на десяток лет, и грустным. И свою грусть Джейме превращал в поток колкостей, которые выплёскивались на неё без предупреждения. Иногда они были очень обидными, а иногда даже вызывали улыбку, но в них всё равно чувствовалась боль. Как будто включался какой-то защитный механизм внутри сломленного мужчины, и только таким образом он мог держать себя в руках… В руке. Не смешно.

Надув губки, Элинор шмыгнула носом. Это привлекло внимание Джейме, который тут же растерял всё своё напускное веселье.

— Замёрзли, миледи?

— Ваши шутки слишком мрачные и веют холодом, — отчеканила Элинор.

Он снова рассмеялся. Девушка чувствовала на себе его внимательный взгляд и то, как изменилось его настроение. Она хотела пожурить Джейме, а вместе этого — развеселила его. Что ж, это лучше, чем ничего.

— Я расскажу вам, — наконец произнёс мужчина, и Элинор тут же обернулась.

Гладкий поток волос на мгновение взметнулся в воздух, после рассыпавшись по плечам. Пристальный взгляд девушки приклеился к лицу рыцаря-калеки, но на этот раз он не отводил глаз. Глубоко вздохнув, Джейме скомкано начал свой рассказ.

Он поведал о том, как Кейтилин Старк освободила его из плена под «честное слово» найти и вернуть её дочерей. Вместе с Бриенной Тарт — большой женщиной, которая сражалась лучше многих мужчин, они отправились в Королевскую Гавань. Элинор слушала молча, не перебивая и впитывая каждое слово, которые были столь скупы на эмоции и подробности, что весь рассказ походил на заученный урок. Но под пытливым взглядом девушки, полном надежды и неподдельного интереса, Джейме начал расслабляться, и его история обрастала новыми деталями.

Когда мужчина дошёл до момента с отрубанием руки, он на мгновение замешкался. Элинор едва ощутимо притронулась к его плечу, пытаясь ободрить, вернуть затуманенный жуткими воспоминаниями взгляд обратно в реальность. Джейме вздрогнул так, словно это было не лёгкое прикосновение, а удар наотмашь, и продолжил ломким голосом:

— А потом этот жирный дотракиец просто взял — и рубанул, — глухо произнёс он и выдохнул так, будто только что признался в чём-то сокровенном.

После этого ему стало намного легче рассказывать о том, что было дальше. Порой он даже с трудом скрывал улыбку, когда вспоминал свои приключения с Бриенной Тартской. О ней Джейме отзывался весьма тепло, чего не могла не заметить Элинор. Она внимательно следила за блеском в его зелёных глазах и медленно ползущими вверх уголками губ, и неожиданно для себя почувствовала странный укол где-то в груди и необъяснимую вспышку злости. До этого она чувствовала лишь жалость, которую, по понятным причинам, не хотела показывать. Это бы только разозлило мужчину, и, кто знает, может, он бы передумал рассказывать свою историю.

Но сейчас, слушая о том, как Бриенна храбро и безрассудно бросалась ему на выручку, за что он в итоге решил вернуться в Харренхолл и спасти её, Элинор было почему-то неприятно. Он называл её «глупой женщиной», но это звучало не как оскорбление. Нельзя называть женщину глупой с такой широкой идиотской улыбкой. Элинор прежде не приходилось встречаться с Бриенной Тарт, но доводилось слышать небылицы о её невероятном уродстве. Что она огромна, волосата как медведь и тупа как боров, а лицо её словно вышкреблено из камня. Судя по тёплым чувствам Джейме к ней, такого просто не могло быть. Не мог Джейме Ланнистер так улыбаться, говоря об уродине. Не мог.

— Я бы хотела повидаться с ней, сир, — тихо произнесла Элинор, внимательно следя за реакцией мужчины.

Джейме удивлённо моргнул.

— Правда? Но, увы, это невозможно. Бриенна уехала исполнять данное нами обоими обещание.

— Она ищет девочек Старк?

— Именно так, — на его лицо легла тень беспокойства. — Надеюсь, женщина преуспеет в этом. — Неожиданно он с улыбкой выдохнул, удивлённо покачивая головой. — Я даже не знаю, почему всё это рассказываю вам, миледи!

— Порой нужно поделиться с кем-то своими чувствами, иначе можно умереть от боли, — заметила Элинор.

— Когда я лишился руки, боль была такая, что впору умереть, но я выжил.

— Вы недооцениваете душевную боль, сир. Иногда она бывает в сотни раз сильнее, чем физическая.

— Так говорит лишь тот, кому ни разу не отрубали руку, — пробурчал Джейме, но на его губах играла слабая улыбка.

Целых пять дней каждый вечер на закате они встречались на крепостной стене, где никто не мог помешать их разговору. Джейме как лорд-командующий следил, чтобы стража была где угодно, но не в их тайном месте. И каждый вечер они говорили обо всём: говорили, слушали, молчали, обнажали души, не глядя друг на друга, или бросали мимолётные взгляды, тут же отворачиваясь к ночному городу. Главное было — высказаться, а потом — выслушать. Смотреть было не обязательно, это сбивало мысли обоих.

С Джейме было легко разговаривать, но ещё легче — слушать. У него было больше интересных историй, о которых так жаждала узнать Элинор, и говорил он звонким голосом с едва уловимой хрипотцой. Ему было тридцать четыре года, за которые он успел поучаствовать во множестве сражений, пролить кровь — и свою, и врагов, побывать в каждом уголке Вестероса во время восстания Роберта Баратеона. Он убил безумного короля Эйриса в семнадцать лет. Элинор убила безумного короля Джоффри в восемнадцать, но, по понятным причинам, не стала говорить об этом. Просто ощутила приливом гигантской волны осознания, насколько ей близки чувства Джейме. Разница лишь в том, что все знали о его «злодеянии», и клеймо Цареубийцы навеки отпечаталось на нём. Своё же клеймо Элинор вынуждена была нести в одиночестве.

Было невыносимо трудно испытывать те же чувства и молчать о них. Джоффри был племянником Джейме, если не думать об ужасных слухах их более близкого родства. Они без утайки говорили о своей жизни, но у обоих всё равно оставались секреты. В такие моменты, когда с языка чуть было не срывалась правда, наступало тревожное молчание. Тогда Элинор хотелось закрыть глаза и уткнуться в плечо мужчины, чтобы он погладил её здоровой рукой по чёрным волосам. Но она не смела преступить грань дозволенного.

Джейме же порой ловил себя на том, что слишком долго смотрит на девушку, отмечая её необыкновенную красоту. Ему приходилось поспешно отворачиваться, чтобы Элинор не заметила этот любопытный взгляд, но было сложно не обращать внимания на её всё ещё почти детское очарование, особенно когда она что-то рассказывала. Тогда её лицо приобретало почти неземную красоту. Открытая улыбка обнажала белые зубы, посылая на щёки две идеальные ямочки. Она всегда приходила с распущенными волосами, устав за долгий день носить сложные причёски. И волосы были такими чёрными, словно в них поселилась сама ночь. Но самым чарующим зрелищем были глаза девушки: миндалевидные, словно она родилась в Вестеросе по ошибке, а не на каком-нибудь далёком острове Эссоса; глубокого синего цвета. Такого оттенка Джейме ещё не видел. Он был чем-то средним между тёмно-синим и фиолетовым, а в сумерках и вовсе казался чёрным. И когда Элинор рассказывала о своих конных поездках на спине любимого жеребца Рейвена (он даже кличку запомнил!), Джейме почти мог видеть её развевающиеся на ветру волосы, счастливую улыбку и светящиеся глаза. Он хотел бы посмотреть на это наяву.

В один из таких вечеров Джейме похвастался «новой» рукой, вылитой из чистого золота. Она не была подвижной — просто видимость, кричащая о его богатстве. Он говорил об этом с лёгкостью, но в его голосе чувствовалась злость на весь мир. Элинор не могла не заметить, что несмотря на отсутствие руки, морщины, вызванные пережитыми ужасами, да тонкие нити седины, проступающие в золотистых волосах, Джейме был еще молод и красив. Но слаб, очень слаб. И физически, и душевно. Потеря руки пошатнула его силы, в большей степени душевные. Он чувствовал себя слабым, хоть и старался скрыть это. В один из таких вечеров Элинор спросила его, занимается ли он с мечом левой рукой.

— У меня плохо получается, — признался Джейме.

— Старайтесь, сир, — серьёзно произнесла Элинор, и он впервые за вечер внимательно посмотрел прямо в её глаза. — Ради себя. Я верю, что у вас получится, и вы еще всех удивите, вновь став лучшим рыцарем Королевской Гавани.

Он весело рассмеялся.

— Когда это я был лучшим рыцарем столицы? Меня называли «самым молодым», но чтобы лучшим… абсурд. — Джейме вздохнул, враз посерьёзнев: — Тем более, мне больше не стать таким молодым, с рукой или без.

— Вы ещё очень молоды, — тихо-тихо произнесла Элинор, заставив Джейме вновь улыбнуться.

— Рядом с вами, миледи, я чувствую себя дряхлым стариком.

Девушка расстроенно опустила взгляд, и в этот момент Джейме неожиданно накрыл её руку, свободно покоящуюся на парапете, своей. Она подняла на мужчину вопросительный взгляд. Он больше не улыбался.

— Когда мы встретились с вами во второй раз… в первый вы, должно быть, даже не узнали меня, — хмыкнул мужчина, — вы были у входа в темницы и признались мне, что хотели повидать Тириона.

Элинор ощутимо напряглась, ожидая худшего, но Джейме успокаивающе провёл шершавым пальцем по её ладони.

— Да, это так, — наконец выдавила она, не в силах оторвать взгляд от соприкосновения их рук.

— В таком случае, я могу провести вас внутрь, — при этих словах Элинор смогла лишь глупо открыть рот, не в силах выразить ни одного связного слова. — Я тоже хочу помочь брату, поверьте, — продолжил Джейме. — Если вам удастся что-нибудь узнать, что могло бы спасти его, я готов пойти на риск.

— Но сир, — выдохнула девушка, — почему же тогда вы сами не…

— И дать повод Серсее полагать, что я с ним заодно? Тогда она избавится от двоих братьев.

— Королева бы не стала… вы же…

— Мы — что? — прищурился Джейме.

— Я думала, у вас хорошие отношения с сестрой, — промямлила Элинор.

— Я понимаю и поддерживаю её во многом, но то, что произошло с Тирионом никак не укладывается у меня в голове, — задумчиво протянул Джейме. — Не могу поверить, что он действительно убил Джоффа.

— Король Джоффри был…

— Засранцем, — хмыкнул мужчина, вызвав у Элинор ещё большее удивление, плавно переходящее в шок. — И Тирион знал это и не боялся говорить вслух. Но он не убивал своего племянника. Нашего племянника.

Спустя несколько долгих минут Элинор наконец удалось вернуть своё самообладание. Джейме легко провёл пальцами по её ладони и отстранился. От неё требовалось лишь кивнуть, и она кивнула.

Солнце давно скрылось за горизонтом. На небе появились первые звезды, когда они вдвоем подошли ко входу в темницы. Стража недавно сменилась, и двое рыцарей вели оживлённую беседу, которая изредка прерывалась взрывом хохота. Дубовая дверь, ведущая к лестнице, что спускалась в самые недра Красного Замка, была плотно закрыта. Элинор прекрасно понимала, что Джейме будет рядом во время её разговора с Тирионом и будет слышать каждое слово. Она представила обвиняющий взгляд младшего брата Ланнистера и с замиранием сердца услышала на задворках сознания его слова: «Это ты. Ты убила Джоффа, а расплачиваться должен я!».

Девушка посмотрела на решительно настроенного Джейме, который вёл её прямо к темнице, в которой она, возможно, и останется. Если Тирион обвинит её… если произнесёт свою догадку вслух — она пропала. Но что-то подсказывало ей, что другого выхода не было. Всю неделю она мысленно стремилась в подземелья замка, чтобы увидеть лорда Тириона и искупить перед ним свою вину, хотя бы частично. Хотя бы простым взглядом. Но кто бы мог подумать, что её единственным шансом станет Джейме Ланнистер?

— Леди Флауэрс, вы готовы к разговору с моим братом?

При появлении сира Джейме стража расступилась, с любопытством поглядывая на Элинор.

— Я готова, сир.

Тяжёлая дверь протяжно заскрипела, словно потревоженный болью в спине старик. Отворившись, она явила взору глубокую темноту.

Буря.

Снежинки медленно кружили в воздухе в каком-то лишь им известном танце, опускаясь на раскрасневшиеся щёки и нос Мунды. Она вглядывалась в молочно-белое небо, силясь увидеть… хоть что-нибудь. Хоть какой-то намёк на правильность сделанного ею решения. Но небесное око заволокло туманной дымкой, как у слепого старика.

Её размышления прервал громкий детский возглас, и Мунда будто вернулась в реальность, тут же оказавшись в заполненном дворе Чёрного замка, гудящим роем мужских голосов. Мимо прошёл, грузно ступая, ворона. Он тащил на спине сразу несколько тяжёлых мешков с провизией. Мунда проследила за ним взглядом до самой повозки, куда братья Ночного Дозора и одичалые сбрасывали снаряжение и продовольствие, коих было катастрофически мало. Крик повторился.

— Мунда!

Девушка резко обернулась, больно ударив косой по лицу какого-то воина.

— Осторожней, девчонка, — прошипел мужчина, морщась прикрыв рукой глаз.

Мунда промолчала, всё ещё ища взглядом того, кто её звал. Она сразу узнала голос — голос, из-за которого так часто просыпалась по ночам, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Голос, чудившийся ей в каждом ребёнке.

— Дрин! — позвала она в ответ, нервно озираясь. — Дрин, я здесь!

Где-то в толпе среди серо-чёрного месива мелькнула знакомая макушка. Мунда сорвалась с места, быстрым шагом сокращая расстояние и расталкивая зазевавшихся мужчин. В уши ударил звонкий смех за спиной, девушка застыла на месте, пытаясь восстановить дыхание.

— Дрин, сын Тормунда Великанья Смерть, я предупреждаю в последний раз, — отчеканила Мунда, прикрыв глаза.

Один выпад в сторону — пальцы мягко, но крепко сжимаются на тонком запястье мальчишки.

— Поймала! — широко улыбнулась старшая сестра, притягивая Дрина к себе — подальше от бесконечного потока ворон, которые уже начинали ворчать, мол, нашли тут место для игр, одичалые проклятые. Дикари.

Дрин явно был восхищён реакцией Мунды, поэтому тут же начал радостно скакать вокруг неё, то ли пытаясь вскружить голову, то ли снова убежать.

— Мунда! Мунда! Коса до пупа!

Девушка покачала головой, плотно сомкнув губы, чтобы сдержать так и рвущийся наружу заливистый смех. О старые боги, как же она будет скучать. Мысль о скором расставании ударила по голове боевым молотом, да так, что из глаз вот-вот посыпались бы искры-слёзы. Дрин заметил враз помрачневшее выражение лица сестры и прекратил скакать вокруг неё, озадаченно уставившись в полные тоски глаза.

— Ты обиделась? — протянул мальчик, жалостливо подняв бровки.

Мунда медленно покачала головой.

— Дрин, я… — она тяжело сглотнула, но ощущение, будто в горле застрял какой-то неприятный комок, осталось. — Я ухожу в поход вместе с главным вороной.

— Ты врёшь, — нахмурился Дрин. — Отец запретил тебе. Он не позволит…

— Отец не может мне запретить, я уже взрослая, — упрямо повторила Мунда, словно мантру.

— Настолько взрослая, что можешь завести себе своего ребёнка? — с подозрением протянул мальчик.

Мунда пожала плечами.

— Если захочу.

— Но ты же не станешь?

— Зачем мне ещё один ребёнок? — хмыкнула Мунда. — У меня есть ты.

На секунду лицо Дрина озарилось искренней улыбкой, но тут же посерьёзнело, словно мальчик не хотел так просто сдаваться.

— Не ходи с вороной, Мунда, — взмолился он, отчаянно стараясь не хныкать. — Что, если ты умрёшь?

— Я не умру.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, и всё, — Мунда опустила ладонь на лохматые волосы брата. Надо было постричь его, пока была такая возможность, а теперь уже поздно. Он похож на дикого щенка с очень добрыми глазами. Её сердце предательски ёкнуло. — Обещай мне, Дрин, что будешь присматривать за Чёрным замком до нашего возвращения. Главный ворона очень рассчитывает на твою помощь.

— Правда? — с любопытством протянул мальчик. Мунда кивнула с важным видом. — Но я всё равно не хочу, чтобы ты уезжала.

— Нас приняли здесь, спасли от вечного холода, и мы обязаны отплатить не меньшим.

Дрин задумчиво почесал нос, словно раздумывая над чем-то жизненно важным. С одной стороны, Мунде было смешно, что младший братик старается во всём походить на взрослых, в особенности — на Джона Сноу. Она стала замечать, что Дрин повторяет его жесты, слова и даже стал реже улыбаться. Но с другой стороны, она не хотела, чтобы он взрослел по-настоящему. Ему ещё не доводилось переживать настоящей зимы, а она близко, и она изменит его навсегда. Если он выживет.

«Он выживет», — строго приказала себе Мунда, будто жизнь брата всецело зависела лишь от неё. Она старалась воспитывать Дрина настоящим мужчиной, готовым к любому испытанию. Она была для него матерью, а он — её сыном. И как любая мать, Мунда не хотела расставаться со своим чадом.

— Я буду скучать, Дрин, сын Тормунда, — прошептала она.

Дрин молча уткнулся носом ей в живот, но Мунда слышала его всхлипы. «Мужчина не должен плакать», — сказала бы она в другой ситуации, но сейчас сама едва сдерживала слёзы. Лишь Старые боги ведали, смогут ли они вновь увидеть друг друга.

— Чего сопли развели, малышня? — проворчал наблюдающий за ними уже долгое время Тормунд.

Он стоял у одной из повозок, вальяжно облокотившись на неё одной рукой, а другой — почёсывая седую бороду. Безумный взгляд Громового Кулака на сей раз был необычайно задумчив. Он не был доволен решением Мунды пуститься в пляс вслед за вороной Сноу, но она была права. Она уже взрослая, и кровь сыграла свою роль. А мальчик слишком мягок, поэтому, наверное, даже к лучшему, если оставить его без няньки. Да, придётся и ему делать непростые решения. Вся жизнь — сплетение решений, большинство из которых были ошибочными, но Тормунд Великанья Смерть не привык корить себя за промахи. Он на них учился.

— Иди сюда, Дрин, — гаркнул он, и мальчик нехотя отлепился от сестры. — Давай, шевели костями, хар!

Наблюдая за тем, как Дрин, шмыгая носом и пошатываясь, поплёлся к отцу, Мунда неодобрительно покачала головой, сложив на груди руки.

— Ну что, детёныш, — Тормунд опустил широкую ладонь размером с голову Дрина на его плечо, — остаёшься здесь за главного. Был ворона главным, а теперь — одичалый, — хмыкнул он. — Торегг пойдёт за нашими сородичами в Суровый Дом.

— Туда, где Король Ночи? — пискнул Дрин.

— Надеюсь, что нет, — мрачно ответил его отец. — Мунда пойдёт с Джоном Сноу отбивать замок южан.

— Они не южане, — возразила Мунда.

— Северяне из них тоже неважные, — проворчал Тормунд.

Дрин с подозрением прищурился.

— А ты? Ты останешься со мной? Тогда почему главный — я?

— Проклятье, малый, вот, что значит — воспитание женщиной!

— Зато Торегг вон каким мужчиной вырос, — огрызнулась Мунда, вступаясь за младшего брата. — Только и делает, что спит, жрёт и пьёт. В последний раз, когда меня пытались украсть, он проспал всю драку.

— У Торегга появилась отличная возможность доказать, что он воспитан правильно, — на удивление спокойно ответил Тормунд. — Он поведёт наших людей за Стену и вернёт остаток войска в Чёрный замок в целости и сохранности.

Мунда несколько раз моргнула, пытаясь понять смысл сказанного.

— Почему он? — протянула девушка. — Отец, куда ты собрался…

— Он идёт с нами, — из-за её спины вышел бледный словно полотно Джон Сноу.

И всё же лорд-командующий слабо, но улыбался. Синеватые губы, тёмные круги под глазами, тонкая полоска ещё розоватого пореза от кинжала, тянущаяся со лба по брови и переходя к скуле, исчезая в чёрной щетине. Останется шрам, и от этой мысли Мунда ощутила странное покалывание в кончиках пальцев, словно они сами тянулись к лицу Джона Сноу, чтобы соединиться с его кожей лёгким касанием, почувствовать все шероховатости, порезы, шрамы, преждевременные морщинки. У него было интересное лицо. Ни у одного одичалого не было таких губ, носа, глаз. Таких хмурых бровей, словно лорд-командующий вечно был чем-то чуточку, но недоволен.

— Что? — выдохнула Мунда слова вместе с облаком пара в морозный воздух.

— Давно не бил морды южанам, — безумно сверкнул глазами Тормунд, растягивая губы в нахальной улыбке, что терялась в седой бороде.

Когда-то, Мунда очень плохо помнила те времена, ведь была совсем маленькой, у её отца была рыжая борода и рыжие кудри. Он был поцелованным солнцем внешне, а теперь — лишь внутри, но в нём всё ещё горел этот огонь.

Заметив замешательство Мунды, Джон кивнул.

— Я тоже поначалу был не очень рад, но Тормунд уверил меня, что Торегг справится. А я, да поберут его Старые боги, доверяю Тормунду, — хмыкнул ворона, косясь на довольного и явно польщённого одичалого.

— Вот как? — только и смогла выдохнуть Мунда, переводя взгляд на Дрина. — Видишь, братец, я буду не одна.

Дрин расплылся в широкой улыбке и потянулся к её руке, но на полпути замер. Смущённо спрятав руки за спину, он покачал головой.

— Не дело мне каждый раз хватать тебя за руку, — пробормотал мальчик. — Я теперь тоже взрослый.

— Иногда мне кажется, что ты взрослее меня, Дрин, — ласково улыбнулся Джон. — Иди, пожми мне руку на прощание. Как мужчина.

Дрин протянул руку ещё до того, как дошёл до Джона Сноу, так широко улыбаясь, что внизу во рту проглядывалась дырка на месте выпавшего зуба. Но лорд-командующий его обманул. Крепко схватив мальчишку за руку, Джон притянул его к себе и по-отечески обнял, потрепав по спине.

— Следи за порядком, юный Дрин, — серьезно сказал он, когда отстранился. — До встречи.

— До встречи, лорд Сноу! — гордо вздёрнув подбородок, произнёс мальчик.

Кивнув Тормунду и Мунде, Джон отправился выполнять свои обязанности, раздавая поручения и координируя два небольших отряда. Ту же работу выполнял Торегг, носясь между одичалыми и небольшой кучкой ворон и толкая напутствующие речи. Мунде стоило признать, что у него неплохо получалось: он говорил правильные слова, его слушали даже братья Ночного Дозора, и все мужи горели желанием ворваться в Суровый Дом и спасти людей от верной гибели. Она могла признать его силу воли и умение руководить, но не собиралась этого делать.

— Значит, делаешь это ради меня? — Мунда взглянула прямо в глаза Тормунда.

Отец фыркнул.

— Ни ради тебя, ни ради Джона Сноу. Ради себя. Хочу на старости лет вспомнить, какова на вкус кровь южан.

— Чушь собачья, — просто сказала девушка.

— Хар!

Он весело помотал головой и, подмигнув дочери, направился к стойке с оружием, что уже была наполовину пуста. Большая часть тележек и обозов была наполнена, а Чёрный замок почти опустел. Половина пойдёт к северу от Стены, а другая — к югу. У тех, кто останется в замке, почти не будет еды.

— Дрин, — позвала она, но, обернувшись, обнаружила, что младший брат уже куда-то убежал.

Мунда подняла голову к оку неба, и прямо на нос ей опустилась пушистая снежинка. Скосив взгляд, она наблюдала, как чудо природы медленно тает, превращаясь в слёзы. «Небо плачет, — поняла девушка. — Просто здесь слишком холодно, чтобы кто-то догадался».

* * *

Наездница из Мунды была не особо искусная, но она быстро училась. Ей выделили хорошего коня цвета земли после дождя и с очень умными глазами. Когда за отрядом Торегга затворились ворота, ведущие за Стену, «войско» Джона выехало на тракт. Вороны называли его королевским. Для южан всё было тесно связано с королями да королевами, даже дороги.

Отряд Джона был небольшим: лишь полторы сотни человек, включая вольный народ. Многие одичалые добровольно вызвались помочь лорду-командующему ворон, выражая свою благодарность за всё — за спасение, кров, еду. За подаренную возможность жить. Поэтому они решили последовать за Сноу на юг. Для Мунды, да и для остальных одичалых, югом было всё, что находилось по эту сторону Стены. Здешние северяне не знали о зиме ровным счётом ничего. Да благословят их души Старые боги.

Чем дальше они отступали от Чёрного замка, тем сильнее внутри Мунды разгоралось пламя любопытства. Она едва усиживалась в седле, постоянно ёрзая и вглядываясь в молочную дымку впереди. Сноу сказал, что вскоре они сойдут с тракта и до замка будут уже добираться через леса — так безопаснее. «Так интереснее», — думала Мунда. Для Джона Сноу этот поход означал возмездие, отмщение, но для Мунды — шанс познать мир. Может, она погибнет, но погибнет в битве, как воин. О чём ещё стоит мечтать?

Вороной конь впереди замедлил шаг, отставая от группы. Его наездник обернулся, ища кого-то взглядом, и серые глаза остановились на её лице. Джон Сноу улыбнулся, помахав рукой в чёрной перчатке, и вскоре поравнялся с Мундой.

— Не замёрзла?

Девушка фыркнула, с любопытством разглядывая лицо мужчины на признаки насмешки. Но судя по вполне искренне вздёрнутым бровям и вечно грустному взгляду, Джону Сноу и вправду было интересно.

— Замёрзла? Я? — дабы убедившись, что он не шутит, переспросила Мунда. Главный ворона слегка склонил голову. — Джон Сноу, я родилась и выросла за Стеной, где снег и мороз — обычный летний денёк.

— Я тоже не на юге родился, но порой мне бывает холодно, — спокойно произнёс он. — Тем более сейчас… может, ты не заметила, но погода меняется.

— Небо плачет, — кивнула девушка.

Джон удивлённо взглянул на неё, но решил не переспрашивать. Порой он искренне не понимал, о чём говорят одичалые. У них было какое-то своё мышление, как и традиции, обороты речи, жесты. Они были отдельным народом, который хотелось узнавать. А ещё одичалые были невероятно честны и говорили в лоб всё, о чём думали. Это не могло не подкупать, учитывая, что Джон ненавидел ложь. Сам он лгать не умел и не переносил, когда кто-то увиливает от правды ради собственной выгоды. Правда есть правда, какой бы горькой она ни была.

— Мунда? — девушка подняла подбородок, показывая, что внимательно слушает. Она часто отводила взгляд от Джона, особенно когда он замечал, что она смотрит. Это отчего-то веселило мужчину. — Почему ты отдала мне свою кровь? — прямо спросил Джон.

— Атлас?

— Атлас, — с улыбкой кивнул он. — Он делится со мной абсолютно всем, за что я ему и доверяю. Жаль, что он остался в замке, но его помощь там нужнее. — Мунда молчала. — Ты не хотела, чтобы я знал?

Девушка пожала плечами.

— Рано или поздно ты бы узнал, я не вижу смысла скрывать этого.

— Но ты расстроена.

— Расстроена? — подняла брови Мунда. — О, Джон Сноу, ты не видел меня расстроенной.

Губы Джона тронула улыбка. Чёрт возьми, он даже близко не представлял, о чём думает эта девушка!

— Я лишь хотел сказать… спасибо.

Наконец она подняла тяжелый взгляд. Широкая челюсть девушки сжалась, будто сдерживая слова, собирающиеся сорваться с тонких губ. Она вздохнула, прикрыв глаза, и проговорила:

— Хочешь знать, зачем я пожертвовала своей кровью, зная, к чему может привести магия ведьмы? Зная, что рискую не только твоей, но и своей жизнью? — Джон осторожно кивнул. — Я тоже хочу.

— Что? — выдохнул мужчина.

— Я тоже хочу знать, — Мунда хмуро отвернулась, глядя прямо перед собой в спины наездников. — В тот момент я просто почувствовала, что так будет правильно. Я поверила в тебя.

— Зачем? — не прекращал удивляться Джон. — Зачем слепо верить в меня, когда даже я сам порой не доверяю себе?

Она резко обернулась, сверкнув тёмно-карими глазами, перекинула тяжёлую косу через плечо.

— Ты путаешь доверие и веру. Я не доверяю тебе, Джон Сноу, — заявила Мунда. — Я не доверяю никому, кроме самой себя. Но я верю в тебя.

— В чём разница?

Это был тот самый момент, когда устами одичалой девушки озвучивались простые истины, что открывали Джону глаза на многие вещи. Однажды Игритт, сказала, что он ничего не знает, и оказалась права.

— Человек может предать, — сказала Мунда, глядя прямо в его глаза, — потому что такова его природа. Тебе не следует ожидать многого от других людей, Джон Сноу, и ты всегда должен помнить о непредсказуемости людских решений.

— Но? — выдохнул Джон. — При этом ты «веришь» в меня?

Мунда кивнула.

— Я верю, что ты будешь тем человеком, которому можно доверять.

— А это не одно и то же? — рассмеялся Джон.

Щёки Мунды раскраснелись и явно не от мороза.

— Ты ничего не понимаешь!

— Да-да, я знаю, — мягко улыбнулся Джон. — Просто это так сложно. Я привык сначала верить в человека, довериться, а потом уже разбираться.

— Это твоя ошибка, — поджала губы Мунда.

— Возможно. Зато я не мучаю себя лишними сомнениями.

— Ты же понимаешь, что однажды можешь поплатиться за излишнюю доверчивость?

— Понимаю, не дурак, — кивнул Джон. — Но излишняя недоверчивость может породить предательство. Ты своими руками создашь себе врага.

Девушка ненадолго замолчала, обдумывая слова лорда-командующего. Как ни странно, но в чём-то он был прав.

— Это замкнутый круг, — наконец заключила она.

— Да, — улыбнулся Джон Сноу, — Недоверие порождает недоверие.

— Знаешь, Сноу, а ты всё-таки что-то понимаешь, — удивлённо произнесла Мунда, глядя на Джона широко раскрытыми глазами.

Он искренне рассмеялся, запрокинув голову к небу. Снежинки опускались на его чёрные вьющиеся волосы, оставаясь там таять, и кудри мужчины словно светились. Смех оборвался, но он продолжал улыбаться чему-то своему.

— Мне не терпится увидеть Винтерфелл, — неожиданно признался Джон. — Хотя в каком-то смысле я опасаюсь того, что могу увидеть. Я вырос в этом замке с братьями и сестрами, и они не воспринимали меня как бастарда. По крайней мере, не все. Отец подарил мне счастливое детство, за что я ему безмерно благодарен.

Мунда слушала, затаив дыхание, боясь прервать воспоминания Джона, которые неожиданно стали для неё окном в совершенно неизведанный мир. Замок, братья, сёстры, бастарды, абсолютно другие обычаи, наличие правил. В самом деле, поклонщики усложняли себе жизнь этими правилами, но Мунде было невероятно любопытно.

— Я помню эти бессмертные серые стены, — продолжал Джон, — башни, по которым лазал Бран, а малыш Рикон бегал за ним, словно хвостик, внутренний двор, усыпанный снегом. Мы с Роббом и Теоном часто тренировались там на мечах, а малышка Арья тайком пускала стрелы в мишень. И преуспевала в этом, — хмыкнул он. — И за всем этим наблюдал отец.

На лицо Джона легла мрачная тень, он полностью ушёл в свои воспоминания, будто позабыв, что Мунда рядом и внимательно на него смотрит. У Джона Сноу было счастливое детство, несмотря ни на что. Мунда слышала, что к бастардам на юге относятся не так, как к родным детям, но она этого не понимала. Ребёнок есть ребёнок, родился он в браке или нет. У вольного народа не было браков, не было бастардов. Была лишь семья, и этого было достаточно.

— Ты хотела бы жить в замке, Мунда? — спросил Джон, наконец вернувшись в реальность. Он с улыбкой смотрел на девушку, пытаясь предугадать её ответ. — Винтерфелл, например, очень красив. Он отличается от замков южан.

— Ты неправильно ставишь вопрос, Джон Сноу, — хмыкнула Мунда. — Я хотела бы жить — просто жить, а не существовать. И неважно, в замке ли, в лесу ли.

— Это точно, Мунда, — вздохнул мужчина. — Это точно.

К ночи они добрались до леса, который ничем особо не отличался от лесов, которые привыкла видеть Мунда: такой же белый, заснеженный, практически не тронутый человеческим присутствием. Но что-то всё равно было не так. Словно здесь витал иной дух.

Отряд Джона разбил лагерь и как раз вовремя — все признаки указывали на то, что вот-вот разразится метель. Тяжёлыми хлопьями сыпал снег, надевая на головы людей искрящиеся шапки, которые тут же сдувал занимающийся беспокойный ветер. Чёрные братья и вольный народ грелись у костров, тесно сгрудившись над пылающими поленьями, с треском выбрасывающими в морозный воздух алые искры. Холод сковывал даже дыхание, больно сжимая грудную клетку. Вокруг лагеря был выставлен гарнизон, которому можно было только посочувствовать: там воинам не светили ни зыбкое тепло костров, ни горячее вино, ни скудное мясо. Застывшие на границе мужчины хмуро озирались по сторонам, готовые тут же поднять тревогу, но то и дело бросающие жалобные взгляды вглубь лагеря.

Казалось, народ собирался отнюдь не воевать. Если бы не холод, настроение в отряде было бы ещё выше, но даже сейчас то тут, то там были слышны взрывы хохота, непристойные шуточки, глупые споры и живые беседы. Невесело было лишь Джону Сноу, который уединился в своём шатре, склонившись над столом с какими-то бумагами. Мунде стыдно было признаться (особенно Джону), но читать она не умела. Зато умела ухаживать за мужчинами, ведь росла она в окружении сильного пола без матери и сестёр. А что мужчине нужно? Еда да крепкое вино.

Девушка робко заглянула в шатёр, сжимая в руках кубок, над которым поднимался ароматный пар, и тарелку с зажаренным на костре кроликом. Джон, казалось, даже не заметил её появления: низко склонившись над столом, он водил пальцем по изображениям гор, лесов, озёр и витиеватых троп. «Карта», — догадалась Мунда, заглянув ему за плечо. Её дыхание коснулось уха Джона, и тот вздрогнул, испугав девушку. Мунда отпрянула, едва не пролив вино.

— Извини, — нахмурилась она. — Хочешь пить?

— Я не заметил, как ты вошла, — натянуто улыбнулся мужчина, протянув руку к кубку.

На мгновение их пальцы соприкоснулись: Джона — обтянутые кожаной перчаткой, и Мунды — кровь и плоть, покрасневшая на морозе. Девушка поспешно убрала руку за спину, ставя на стол тарелку и наблюдая, как Джон делает осторожный глоток.

— Вкусно, — наконец изрёк он и снова обратил взгляд к карте.

Тарелка оказалась прямо на месте столицы Вестероса — Королевской Гавани. Но Мунда об этом, конечно же, не знала. Она с любопытством разглядывала миниатюрные изображения замков, представляя, каково это — жить в неприступных каменных стенах, где даже Иным будет трудно добраться до тебя. Джон проследил за её взглядом и попытался скрыть улыбку.

— Риверран, — сказал он, указывая на замок, который разглядывала Мунда. — Родовое гнездо Кейтилин Старк, в девичестве — Талли. Жены моего отца.

— А у твоей матери тоже был свой замок? — полюбопытствовала Мунда.

Джон хмыкнул.

— Нет… то есть, — вдруг замялся он, — не знаю. Понятия не имею, кем она была. Или есть.

— Понимаю, — кивнула девушка. — Отец всегда переводит тему, когда я пытаюсь заговорить о матушке. Думаю, её душа давно со Старыми богами.

— Ты совсем не помнишь её?

Она спокойно покачала головой.

— А ты?

— Нет, — Джон делал вид, что разглядывает карту, но его взгляд оставался неподвижен. — Хочешь увидеть Винтерфелл? — спешно перевёл он тему.

— Твой дом здесь нарисован? — Мунда уставилась на карту, но подписи, выведенные витиеватыми буквами, были для неё очередным узором.

Джон снял с правой руки перчатку и, секунду поколебавшись, накрыл руку Мунды своей прохладной ладонью. Девушка завороженно следила за его движениями, повинуясь осторожным касаниям вороны. Он вытянул вперёд указательный палец, заставляя её сделать то же самое, и повёл их соединённые руки вверх по карте, указывая на разные изображения.

— Королевский тракт, — тихо произнёс он, — Рубиновый брод… я слышал, что порой через него невозможно пройти ни человеку, ни лошади. Но это случается лишь в сезон наводнений, когда Трезубец выходит из берегов из-за тающих снегов.

— Снега тают? — выдохнула Мунда и тут же поняла, как сбилось её дыхание, хотя стояла она неподвижно.

На этот раз Джон не стал скрывать своей улыбки.

— Это же юг, забыла? Настоящий юг, Мунда, где снег — редкое явление. Люди там радуются ему, словно чуду, и выбегают на улицы дурачиться как дети.

— Ты врёшь! — возмутилась девушка.

— Честное слово! — Джон расхохотался, глядя на её раскрасневшиеся щёки, но тут же откашлялся и вновь обратился к карте. — Вдоль Зеленого зубца мимо Лунных гор поднимаемся выше…

— На север, — догадалась девушка.

— Да, именно туда, — подтвердил Джон. — Но идти ещё далеко. Слева будут Близнецы, а затем начинаются топи…

— Близнецы? Это какие-то лорды?

Не удержавшись, мужчина фыркнул, а Мунда враз смущённо покраснела и насупилась.

— Прости, — запротестовал Джон, коротко сжав её руку. — Не обижайся, я не со зла.

— Будет тебе, — упрямо вздёрнула подбородок девушка.

— Близнецы — это тоже замок. А называется он так, потому что на самом деле их два — друг напротив друга, соединённые мостом. И они похожи как две капли воды.

— Зачем строить одинаковые замки, разве это не скучно?

— А Фреи особой весёлостью никогда не отличались, — мрачно заметил Джон. — Убийцы и скоты.

Девушка хотела спросить, почему он так считает, но судя по неприветливо сомкнутым губам и сжатой челюсти, этот вопрос можно было отложить до лучших времён. Если таковые настанут.

— Что это? — первой нарушила тишину девушка, указывая на неприглядный рисунок, преграждающий тракт.

— Замок Первых Людей, — с готовностью ответил Джон, нажимая своим пальцем на палец Мунды. — Ты же знаешь, кто такие…

— Конечно! — в очередной раз возмутилась она. — Совсем глупой меня считаешь?

— Нет, — честно ответил Джон. — Но вы можете по-другому их называть, поэтому я и спросил.

Мунда пристыжено прикусила нижнюю губу.

— Скоро будет Винтерфелл? — прошептала она.

Джон быстро провел их сцепленными руками по шероховатой карте, вызвав у Мунды мурашки по всему телу, и остановился на такой же серой картинке замка, как и все остальные. Но Мунда сразу же поняла, что это и есть Винтерфелл — ещё до того, как их с Джоном пальцы остановились у надписи. Словно рассказы мужчины, его воспоминания о доме создали в её сознании собственное представление об этом месте, его картинку.

— Там, должно быть, красиво, — выдохнула девушка.

— Ты даже не представляешь, насколько, — прошептал Джон, отрешённо глядя на карту.

Он медленно высвободил руку Мунды из своих пальцев, но, спустя недолгие раздумья, оставил согревшуюся ладонь поверх её руки. Осторожно провёл большим пальцем по обветренной шершавой коже. Девушка завороженно следила за его движениями, боясь пошевелиться. С губ срывалось неровное дыхание вместе с паром. Джон Сноу едва дышал. Он поднял на девушку тяжёлый взгляд, полный такой глубокой тоски, что её сердце невольно сжалось. Она неосознанно наклонилась ближе, будто пытаясь разглядеть что-то в грустных серых глазах. Пальцы Джона сжались сильнее, когда снаружи послышались звуки рога, оповещающие о тревоге, взволнованные крики людей и топот множеств ног. Пальцы разжались, нехотя отпуская руку девушки и устремляясь к эфесу Длинного Когтя.

— Оставайся здесь, — холодно бросил лорд-командующий и не оборачиваясь покинул шатёр быстрым шагом.

Мунда видела, как к нему тут же подбежали люди, где-то рядом замаячил её отец, но широкие спины мгновенно скрыли из виду Джона Сноу. Крики смешивались друг с другом, унося с собой смысл слов.

— Ну уж нет, — сквозь зубы произнесла девушка, придя в себя и срываясь с места.

Оказавшись снаружи и почувствовав всей кожей и даже костями пронизывающий ветер и застилающий глаза снегопад, Мунда схватила со стойки боевой молот. С оружием наперевес она направилась к большому скоплению людей, бесцеремонно расталкивая взволнованных мужчин, пробираясь к невысокой фигуре главного вороны.

Он стоял неподвижно, глядя на человека перед собой с нескрываемым удивлением. Пальцы напряжённо сжимались на рукояти меча, взгляд был устремлён прямо перед собой, не предвещая ничего хорошего. Напротив Джона стоял седобородый мужчина с красным лицом и повязкой на левом глазу. Плащом могучему старику служила огромная белая шкура с капюшоном-медвежьей головой. С минуту они буравили друг друга взглядами, и, наконец, одноглазый старец пророкотал, прерывая завывание ветра:

— Так ты встречаешь гостей, Джон Сноу?

— Морс Амбер, — протянул лорд-командующий, не отрывая от мужчины настороженного взгляда.

Мунда ступила ближе, выходя в поле зрения обоих мужчин. Джон непроизвольно выставил вбок свободную руку, призывая её остановиться, а старик, которого, по всей видимости, звали Морс Амбер, выдавил кривую ухмылку.

— Одичалые да вороны-преступники, — протянул он, окидывая девушку любопытным взглядом. — Хороша армия.

— Есть лучше? — прищурился Джон.

Морс Амбер разразился хохотом, с которым мог бы поспорить даже смех самого Тормунда.

— Зачем же я, по-твоему, пришёл сюда? — вытирая от слёз здоровый глаз, спросил он. — Думаешь, с пустыми руками заявился, дабы на тебя, красавца, полюбоваться? А, бастард?

— Я лорд-командующий Ночного Дозора, — сквозь зубы проговорил Джон Сноу.

— Лорд-командующий должен сидеть в Чёрном Замке и защищать нас от грамкинов и снарков, — фыркнул Амбер. — А ты — бастард, который желает выкинуть из отцовского замка другого бастарда.

— И зачем же ты тогда пожаловал? — вспылил Джон. — Тыкнуть меня носом в моё происхождение?

Жёсткое лицо, испещрённое шрамами и морщинами, озарила довольная улыбка.

— Я привёл тебе армию, бастард, — гордо заявил он. — И не только я.

После этих слов за спиной Морса Амбера послышались неторопливые шаги. Народ расступался, давая проход нескольким людям, которые были богато одеты в меха с ног до головы. Никого из них Мунда не знала, что было не мудрено, зато, судя по ошеломлённому выражению лица Джона, он был прекрасно осведомлён об их личностях.

Первой шла девчонка лет десяти. Голову она держала высоко, вперив тяжёлый взгляд в Джона Сноу. Её мышиного цвета волосы были заплетены в куцую косичку, а пушистый воротник скрывал большую часть лица. Следом за ней вышли двое мужчин: одному из них, на первый взгляд, было чуть больше тридцати, а второй был ещё совсем молод. Он почему-то очень заинтересовал Мунду. Правая сторона лица юноши была обезображена жуткими шрамами, но, несмотря на это, он оставался очень хорош собой: каштановые волосы до плеч, аккуратная борода, правильные черты лица и очень проникновенные серо-голубые глаза, на которые Мунда беззастенчиво засмотрелась, пока их взгляды не встретились. Юноша приветливо улыбнулся, и Мунда осторожно улыбнулась в ответ.

Первой, как ни странно, заговорила девочка.

— Джон Сноу, — тонким, но громким и отчётливым голосом начала она. — Я прибыла сюда от лица дома Мормонтов, дабы поддержать вас в грядущей битве за Винтерфелл. Мои люди и оружие в вашем распоряжении.

— Кратко и по делу, как всегда, — фыркнул Амбер. — Это дитя — Лианна Мормонт, бастард. Относись к ней с должным уважением, и в долгу она не останется.

— Я могу сама за себя говорить, лорд Амбер, — заметила Лианна Мормонт, прежде чем Джон смог ответить.

— Лорд Сноу, моё имя — Хоуленд Рид, — вперёд ступил рыжеволосый мужчина, и на этот раз Мунда заметила, что он был очень невысок. — Должно быть, вы слышали обо мне от своего отца…

— Да, так и есть, — кивнул Джон. — Я удивлён, что вы покинули своё имение на Перешейке.

Хоуленд Рид по-доброму улыбнулся, сверкнув ярко-зелёными глазами.

— Мне приснился сон, Джон Сноу, — сказал он. — И я понял, что пришло время поучаствовать в происходящем. В последний раз.

Джон открыл рот, видимо, чтобы задать какой-то вопрос, но его опередил хромой юноша.

— А меня вы, должно быть, не знаете, лорд-командующий, — он хмыкнул, сделав несколько неловких шагов к Джону и протянув ему руку. Замешкавшись лишь на секунду, Джон крепко сжал ладонь юноши. — Родрик Форрестер, — представился он. — С недавних пор — глава дома Форрестеров, вассалов Гловеров… бывших вассалов, учитывая, что эти мерзавцы переметнулись к Болтонскому ублюдку.

— Верно, — растерянно протянул Джон, переводя взгляд с Родрика на Амбера. — И что это значит? Вы… решили присоединиться ко мне? Все вы?

— А на что ещё это похоже, бастард? — нахмурился старик. — Не лясы же точить мы приехали, прихватив с собой всех своих людей. В Винтерфелле должен сидеть Старк, даже такой половинчатый, как ты.

Довольный своей шуткой, Морс Амбер расхохотался, но его веселья никто не разделил. Тормунд странно попятился назад, не спуская со старика напряжённого взгляда. Лианна Мормонт продолжала буравить Джона взглядом, Хоуленд Рид улыбался чему-то своему, разглядывая людей лорда-командующего, а Родрик снова заговорил.

— Рамси Сноу встал нам всем поперёк горла, — доверительно склонив голову, произнёс он. — Это отродье убивает наших людей, сдирает с них кожу, выставляет на всеобщее обозрение, отнимая возможность достойно их похоронить. Болтонский бастард — наша общая проблема, и каждому дому он принёс много бед.

— Мы клянёмся предоставить вам любую помощь, — бесстрастно добавила девочка.

— Мне клятвы не нужны, — отрезал Джон.

— Конечно, лорд Сноу, — казалось, улыбка Хоуленда Рида была будто приклеена к его губам. — Сначала будут действия.

— Обсудим их под крышей, — гаркнул Амбер. — Этот чёртов снег мне единственный глаз замылил, бес его дери!

Джон коротко кивнул и, подтолкнув Мунду вперёд, направился к своему шатру, на ходу махнув Тормунду следовать за ним. Внутри было не так холодно, и тряпичные «стены» спасали от буйного ветра. Морс Амбер тут же отыскал графин с остывшим вином, схватил кубок, недолго покрутив его в руках, и решил обойтись без лишней посуды. Наскоро осушив высокий графин, старик присоединился к столу, возле которого собрались все остальные.

По Джону было видно, что он не может поверить в происходящее и не знает, стоит ли доверять домам Севера, которые заимели привычку предавать своего сюзерена. Мунда незаметно подошла к лорду-командующему, склонившись над его ухом.

— Джон Сноу, помнишь наш разговор на пути сюда? — мужчина бросил на неё хмурый взгляд, словно говоривший: «О чём ты?». — Ты можешь не доверять им, но, при этом, можешь поверить в них.

Он заглянул в её тёмно-карие глаза, слегка прищурившись, будто пытаясь что-то разглядеть. Спустя мгновение кивнул и обратился к собравшимся вассалам дома Старков.

— Мы выступаем на рассвете и надеемся, что вьюга к тому времени утихнет. По крайней мере, будет достаточно светло, чтобы разобрать дорогу.

— Нападём сразу, как в старые-добрые, когда все ещё помнили, почему меня зовут Воронье Мясо? — с азартом во взгляде единственного глаза спросил Морс Амбер. — Ах, да, — тут же поник он, — ты же ни одной нормальной зимы не пережил, о чём это я.

Джон оставил это замечание без внимания, продолжив обсуждать план освобождения Винтерфелла. Заметив, что его игнорируют, старик нашёл себе новое занятие: он со скучающим видом разглядывал обстановку шатра, пока не наткнулся взглядом на Мунду. Она не была уверена, как долго он смотрел на неё, но случайно заметив необычайное внимание старика, Мунда уже не могла не обращать на это внимания. В конце концов, не выдержав, девушка громко огрызнулась:

— Смотри, как бы последний глаз не выпал, дед.

В шатре повисла тишина, что тут же была нарушена громким хохотом Морса Амбера. Лианна, Джон и лорды Рид и Форрестер недоумённо переглянулись, не понимая, в чём дело.

— Дыру во мне проглядишь, — возмутилась Мунда, пока старик всё хохотал.

— Ха-а-а, — протянул он. — Чёрт, а я всё думаю, кого ты мне напоминаешь! Прям вылитая моя дочурка!

Прежде чем Мунда смогла что-то ответить, в разговор неожиданно вступил удивительно молчаливый до этого Тормунд.

— Она моя дочурка, хар! — сплюнул он. — Побереги целый глаз, Протухшее Мясо, и не лезь не в своё дело.

Пьяноватый взгляд Морса Амбера с трудом отыскал Тормунда, и улыбка от радостного предвкушения потасовки с одичалым начала медленно увядать. Поскрипев зубами, старик пожал плечами и отвернулся.

— Теперь мы можем продолжить? — поднял брови Джон. — У нас завтра битва, вообще-то.

Все вернулись к обсуждению, и на этот раз Морс Амбер был всецело в неё погружён. Он больше не смотрел на Мунду даже краем глаза, обратив всё своё внимание к тактическим тонкостям, в которых ни Мунда, ни Тормунд особо ничего не смыслили. После «собрания», девушка выбежала вслед за отцом, намереваясь задать вопрос, который больше не могла держать в себе. Понимая, что рискует ни больше, ни меньше — головой, Мунда всё же решилась окликнуть отца.

— Чего тебе, девочка? — Тормунд как раз забирался в одну из палаток, чтобы поспать и был не очень доволен тем, что его побеспокоили.

— Мне нужно с тобой поговорить, папа, — с нажимом на последнее слово отчеканила Мунда. — Это важно.

Тормунд нахмурился, но спорить не стал. Пропустив дочь в палатку первой, он забрался следом за ней и протянул девушке шкуру, чтобы та согрелась. Мунда благодарно закуталась в меха и глубоко вздохнула перед тем, как задать тот самый вопрос. Вопрос, ответ на который Тормунд отказывался давать всю её жизнь, по началу придумывая отговорки, а потом и вовсе ограничиваясь простым «нет».

— Кем была моя мать? — на одном дыхании выпалила Мунда.

— Чего? — застонал мужчина. — Опять? Сейчас?! — под упрямым взглядом дочери страдальческое выражение лица Тормунда сменилось суровым. — Нет. Ложись спать, иначе останешься завтра в лагере.

— Ты обещал! — воскликнула Мунда. — Пять лет назад ты сказал, когда мне исполнится семнадцать, ты ответишь! Уже полночь, сегодня мне семнадцать лет, я считала дни!

Тормунд устало закатил глаза.

— Я солгал.

— Чего ты боишься? — прищурилась Мунда. — У тебя бегает взгляд, будто ты в чём-то виноват, папа, а я тебя знаю… Ты что-то сделал… с мамой?

— Ещё чего! — возмутился он. — Я любил твою мать больше жизни, как теперь люблю тебя.

— Так почему же ты лишаешь меня возможности узнать что-то о ней?!

Он устало покачал головой.

— А в чём смысл, девочка? Твоей матери давно нет в живых.

— У меня могла бы остаться хоть какая-то память о ней, — в глазах Мунды блеснули непрошенные слёзы из-за злости и бессилия. — Ты обещал, — прошептала она.

Тормунд очень тяжело вздохнул, отводя взгляд. Пожевав губами, отчего его борода зашевелилась, словно живая, он что-то проворчал себе под нос. Явно какое-то ругательство, судя по интонации.

— Я хотел уберечь тебя, — наконец, нехотя произнёс он. — Знал, что ты захочешь вернуться, найти свою семью.

— О чём ты говоришь? — едва слышно выдохнула девушка, боясь шевельнуться и разрушить момент.

— Твоя мать, — Тормунд поморщился, будто следующие слова причиняли ему невыносимую боль, — она была отсюда, с юга. То есть с севера, по эту сторону Стены. Из какого-то знатного дома, я в них не разбираюсь.

— Ты украл маму… отсюда? — удивлённо моргнула девушка.

Тормунд согласно кивнул.

— Украл. Утащил за Стену. Потом родилась ты. И за это многие полегли.

— Как её звали? — с надеждой спросила она.

— Она отказывалась называть своё имя, потом отреклась от него, — задумчиво протянул Тормунд. — Я звал её «женщина».

Мунда поморщилась.

— Не сомневаюсь.

— Только, девочка, — неожиданно взгляд Тормунда стал ледяным и отпугивающим, — не заставляй меня вспоминать, как полегла она.

Мунда осторожно кивнула, решив, что этой информации ей вполне достаточно. Завернувшись плотнее в шкуры, она прикрыла глаза, но заснула нескоро. Спустя несколько минут послышался успокаивающий храп отца, но беспокойные мысли никак не отпускали сознание девушки. Веки отказывались закрываться, то и дело поднимаясь и являя ей темноту. Что же это получается, она не одичалая и не южанка? Где-то по эту сторону Стены была её вторая семья, родственники её почившей матушки, у которых были имя и замок из камня. Выходит, в какой-то степени, она тоже бастард, как и Джон Сноу?

Не заметив, как закружили её размышления, Мунда забылась сладким сном, где главный ворона кружился с ней в танце, и они были похожи на снежинки, а вокруг них стояли призрачные тени людей, хлопающие в ладоши и кричащие их имена: «Сноу! Сноу! Сноу!». Глядя на эту толпу людей, не имеющих лиц, Мунда поклялась во сне, что отыщет свою вторую семью, и наутро девушка проснулась с твёрдой уверенностью, что обрела новую цель в жизни.

* * *

Они понесли потери ещё до начала битвы. Подобравшись на рассвете ближе к Винтерфеллу, пополнившееся войско Джона Сноу попало в снежный буран.

Мунда слышала отдалённое эхо голосов, но ничего не видела. Помнила, как споткнулась, упала и едва не погибла под тяжёлыми подошвами людей, копытами коней, едва не задохнулась в бесконечном потоке снега, так и лезущим в глотку, отбирая воздух. Она хотела закричать, но даже если бы голос вдруг появился, он бы утонул в гуле ветра. Девушка поначалу пыталась отползти в сторону, но как понять, где было безопасно, если всё кругом заволокло белесой дымкой? Плотная стена пурги отрезала все пути к отступлению. И тогда Мунда остановилась.

Лёжа на животе и прикрывая голову руками, она дрожала крупной дрожью, слыша будто в отдалении испуганные голоса. Кто-то зацепился об неё, больно пнув в бок, и упал рядом, судя по глухому шлепку уходящего в сугроб тела. Девушка сжалась, насколько позволяли габариты, и в этот момент чей-то ботинок отдавил ей пальцы, а в следующую секунду яркая вспышка ознаменовала удар в темечко. Белую пелену перед глазами сменило ночное небо с мерцанием миллионов звёзд. Мунда ощутила, как плавно её тело опускается на дно. Кажется, она тонула.

— …жись, …чка!

Она слегка шевельнула головой, и тут же тело пронзила такая боль, что Мунду затошнило. Она дёрнулась, понимая, что не сможет выдержать. Обхватившие её руки разжались, подкосившиеся ноги бросили тело во всё тот же до боли холодный снег. Мунду обильно стошнило, и только после этого она подняла блуждающий взгляд на своего спасителя. Ветер всё ещё завывал, и снежная буря продолжала бушевать, но он притащил её буквально на плечах в этот овраг, слегка спасающий их общее плачевное положение.

— Как желудок наизнанку вывернешь, сразу лучше становится, — мудро заметил Морс Амбер, поправляя капюшон-медвежью голову.

Мунда открыла рот, чтобы ответить, но горло пронзили горечь и острая боль, будто кто-то изнутри прошёлся по глотке кинжалом. С трудом она поднялась на ноги и, пошатнувшись, ухватилась за руку старика.

— Что… — прохрипела девушка, поморщившись.

— Произошло? — догадался Амбер. — Ну, насколько я помню, шёл со своими людьми по правому флангу, ветер всё поднимался, послал человека к бастарду, чтобы тот его предупредил о возможной буре, но…

— Человек… дошёл… — с трудом проговорила девушка, собирая по кусочкам воспоминания из недавних событий.

Они разделили силы на фланги: впереди шёл Форрестер, слева — Хоуленд, справа — Амбер, завершала процессию юная Лианна Мормонт, а в самом центре шагал отряд из одичалых и ворон. Ветер и вправду занимался, идти было всё сложнее, а Джон хмурился всё сильнее, то и дело поднимая обеспокоенный взгляд к затянутым тучами небесам. Большая снежинка опустилась на его нос, и идущая с ним рука об руку Мунда фыркнула. Джон с улыбкой потёр нос, а потом они услышали скрип снега.

— Это лошадь, — заключила Мунда, ещё не видя приближающегося всадника. — Звук похож на копыта.

Всадник выскочил справа из-за деревьев, одетый в цвета Амберов. Испуганный взгляд торопливо отыскал Джона.

— Пурга… — только и успел произнести он, как резкий порыв ветра сбросил его хлипкое тело с седла, а людей Джона заставил пригнуться к самой земле.

Тогда-то всё и началось. Она потеряла Джона, пыталась докричаться до отца, но постоянно врезающиеся в неё люди сбивали с пути, и, наконец, Мунда зацепилась о корень дерева и больше не вставала.

— Пока переждём здесь, девочка, — произнёс старик. — Потом отыщем остальных. Чёрт, потеряли людей ещё до того, как встретили ублюдка-бастарда.

— Почему вы спасли меня?

Морс Амбер кинул на неё мимолётный взгляд и снова отвернулся.

— Ты умирала, — просто ответил он.

Мунду такой ответ не устроил, но лезть в бутылку в такой момент было бы глупо. Говорить не хотелось, да и горло нещадно саднило, но, похоже, Морс Амбер не выносил молчания.

— Знаешь, девочка, я тоже был в шаге от смерти и не раз, — хмыкнул он. — Однажды после одной заварушки я выглядел, скажем так, неважно, и одна очень смелая ворона приняла меня за мёртвого…

— Ворона? Вы были на Стене? — удивилась Мунда.

— Чего? — опешил он. — А, Стена. Да нет же, глупая, обычная ворона! Так вот, приняла она меня за мёртвого ну и клюнула в глаз, а я очнулся, зажал её в кулак да как откусил ей голову! — сказав это с чрезвычайной гордостью, Морс Амбер откровенно заржал, довольный собой. — За это меня и прозвали Воронье Мясо. — Он ненадолго замолчал, но, будто вспомнив что-то, продолжил: — Раньше рассказывал эту историю сыновьям, но они все пали на Трезубце. Знаешь Трезубец?

— Речка? — вспомнила Мунда карту лорда-командующего.

— Речка, — хохотнул Амбер. — Одна из самых крупных рек Вестероса. Там происходила решающая битва при восстании… ты вообще в курсе о восстании Баратеона, чёрт его дери?

Мунда гордо вздёрнула подбородок.

— В ваших поклонщиских войнах не разбираюсь, — пробормотала она. — Был один королёк, стал — другой. Мне до этого дела нет.

— И то верно, — кивнул старик. — Так вот, сыновья мои все погибли, тебя небось тогда и на свете ещё не было.

— Мне уже семнадцать, — с обидой протянула девушка.

— Говорю же, не было, — ухмыльнулся Морс. — Жена моя при родах померла, так что даже некому теперь истории рассказывать.

Во взгляде его единственного глаза Мунда уловила неподдельную тоску. Похоже, старику действительно было так одиноко, что он готов был рассказывать о своей жизни одичалой.

— Вы говорили, — нерешительно произнесла она, тут же завладев всем вниманием старика, — что у вас есть дочь.

— Была, — поправил её Амбер. — Тридцать лет назад её украли одичалые.

Поражённая, Мунда некрасиво раскрыла рот, глупо моргая. Она была в курсе набегов вольного народа на дома Севера, но не была знакома с ситуацией с другой стороны. С этой стороны Стены.

— Вы думаете, она погибла?

— Тридцать лет прошло, дочка, — он слегка замялся, — не против, если я буду к тебе так обращаться? Просто она тоже была такая… хрупкая, как ты.

Мунда вытаращила на старика глаза, прекрасно понимая, что для своего возраста она была высокой и сильной девушкой, и «хрупкой» её уж точно не назовёшь. Но, глядя на Морса Амбера, с его ростом под два метра, огромными ручищами и необъятной грудью, она действительно казалась изящнее, чем была на самом деле. Это её развеселило, и девушка искренне улыбнулась.

— А вы как узнали, что вашу дочь украли именно одичалые? Может, она хотела приключений и сбежала сама? — лукаво прищурилась Мунда.

— Ага, сбежала бы она, — фыркнул Морс. — Жопой по скамейке! Одичалые это были, я сам видел. Как сейчас помню того рыжего ублюдка с нахальной улыбкой и бешеными глазами. Он закинул мою крошку на плечо и был таков, пока я убивал его соратников, — старик раздражённо сплюнул в снег. — Они все сдохли, но зато он выжил. Хотел я перелезть через Стену, но вороны, как вы их называете, меня остановили. Внутрь не пустили, все ходы перекрыли. Я потерял её навсегда, а за Стеной моя крошка вряд ли бы выжила. Говорю же, хрупкая она была.

Мунда понимающе хмыкнула. Она не заметила, как заслушалась стариковских историй, не обращала внимания на свой неожиданный смех над всякими глупостями. Морс Амбер был сумасшедшим, это она могла сказать с точностью. Ему было, наверное, лет сто, но он всё ещё внушал страх, всё ещё держался на плаву, пусть и остался совсем один. О брате по прозвищу Смерть Шлюхам Морс отзывался с раздражением, мол, давно ему уже помирать пора, а о племяннике и вовсе отказался говорить.

— Не семья он мне больше, не спрашивай, дочка, — покачал головой старик.

Мунда попросила не называть её дочкой, но Амбер сделал вид что не услышал, а повторять по десять раз Мунда не любила — сразу кулаком промеж глаз. Однако в случае с Морсом Амбером такой вариант отпадал сам собой, так что пришлось смириться.

Рассмеявшись с очередной стариковской нелепости, девушка запрокинула голову к небу, вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, и поняла, что что-то было не так. Она могла дышать. Резко выпрямившись, Мунда выглянула из-за оврага.

— Эй, старик, метель прошла, — крикнула девушка.

— И что стоишь, ноги не ходят? Опять тебя нести? — проворчал он.

— Голова только болит и то — от вашей болтовни, — фыркнула Мунда, первой начав карабкаться наверх.

Морс «незаметно» подтолкнул её, помогая выбраться. Мунда откровенно солгала, будто чувствовала себя лучше. Из-за ушиба головы постоянно тошнило, пальцы с трудом разгибались, а на животе явно расползался кровоподтёк. Потоптались по ней нешуточно, но девушка не собиралась жаловаться. Стараясь шагать ровно, она поравнялась с Морсом Амбером, и вместе они отправились на поиски войска Джона Сноу по пугающе тихому лесу.

— Смертельная тишина, — мрачно заметил Амбер.

Они наткнулись на первый труп в нескольких десятках метров от оврага. Человек Хоуленда Рида в некогда зелёной, сейчас — бесцветной заиндевевшей одежде, с пустым взглядом и посиневшими губами.

— Его надо сжечь, — голос Мунды предательски дрогнул.

— Если всех сжигать будем, от леса ничего не останется, — мрачно заметил Морс и рукой указал вперёд, где им открылся ужасающий вид на поле бойни без видимого врага.

— Это ужасно, — выдохнула Мунда. — Они все мертвы.

Некоторые тела лежали друг на друге, другие — на большом расстоянии, словно их отбросило невиданной силой. Там были и вороны, и одичалые, и люди Форрестеров, и Мормонтов, Ридов, самого Амбера. Вперемешку они покрывали эту часть леса, затоптанные или замёрзшие насмерть. Пурга не пощадила никого.

Мунда содрогнулась. Подсознание нарисовало жуткие картины окоченевших тел отца и главного вороны, но девушка заставила себя не думать об этом.

— Нам нужно найти Джона.

Шли они медленно, стараясь обходить стороной обмёрзшие тела, но некоторые из них были завалены снегом, и то тут, то там слышался отвратительный хруст раздробленной плоти. Остатки войска были найдены спустя четверть часа в глубине леса, где люди нашли возможность укрыться от бушующей стихии. Увидев их, Джон сделал несколько неуверенных шагов навстречу, а затем, наплевав на множество следивших за ними взглядов, подбежал и бездумно сграбастал Мунду в крепкие объятия. Оба облегчённо вздохнули, цепляясь друг за друга.

Что-то рвануло Мунду вперёд: это её отец, Тормунд Великанья Смерть, несолидно схватив лорда-командующего за шиворот, оттащил его от девушки. Его раскрасневшиеся на морозе щёки, опухшие глаза и набухшая ссадина над бровью показались Мунде самым родным, самым прекрасным на свете лицом, но прежде чем она смогла что-то предпринять, отец сам сжал её своими могучими руками, выбив из груди последнее дыхание. Отпустив дочь, Тормунд с прищуром взглянул на её спасителя.

— Спасибо, — с трудом выдавил Тормунд такие непривычные для себя слова, и Мунда с удивлением обнаружила, что сама не поблагодарила старика за своё спасение.

— Она и сама могла за себя постоять, — хмыкнул Морс Амбер. — У девочки боевой характер.

— Не сомневаюсь, — криво ухмыльнулся Тормунд, сверкнув глазами, в которых заплясали безумные огоньки.

Лицо старика вытянулось, он вперил холодный взгляд в одичалого, словно тот только что сказал что-то ужасное.

— Ты-ы, — дрожащим от гнева голосом протянул Морс, — я вспомнил тебя.

— Ч…

Но договорить Тормунд не успел, так как могучий кулак Амбера с силой обрушился на его скулу.

— Сопляк! — заорал одноглазый старик. — Моя… медовуха! Это ты выпил её вчера, я вспомнил твою рожу!

— Пьяный хрыч, — застонал Тормунд, с трудом отталкивая Амбера от себя. — Я уже с неделю не пью, хар!

Мунда прыснула, а вместе с ней и Джон, и несколько наблюдавших за этой сценой ворон и одичалых. Двое седобородых, уже давно не молодых мужчин, называющих друг друга сопляком и хрычом — такое нарочно не придумаешь.

— Так, что… — тяжело дыша осведомился Морс Амбер, — не ты это был?

— Иной тебя побери, — сплюнул Тормунд. — Не брал я твоей медовухи!

Они спорили всю дорогу, тихо переругиваясь между собой, но Мунда видела, что обоим это странным образом приходится по душе. Войско выдвинулось в путь сразу же, как собралось с силами. Джон беспокоился о погибших, которые могли вернуться упырями, но одичалые, включая Мунду, в этом сомневались — слишком далеко они находились от Стены.

Ветер подгонял потрёпанное вьюгой войско в спины, и к закату они добрались до нужного места. Встав всего в миле от Винтерфелла, они наблюдали, как солнце медленно скрывается за серыми башнями замка сквозь медленно падающие хлопья снега.

Юнкайская ночь.

— Думаете, никто не будет против?

Они возвращались в лагерь Ворон-Буревестников в кромешной тьме пустыни, но кони ступали ровно, точно зная, куда идти. Эшер скорее почувствовал, чем увидел, как Даарио Нахарис слегка склонил голову набок, словно вопрос парня его позабавил. Возможно, так и было. Скорее всего.

— У них не будет выбора.

Они говорили о наёмниках, чьих капитанов Даарио убил не без помощи Эшера Хилла. Трое капитанов Ворон-Буревестников на закате покинули лагерь, намереваясь обмануть Матерь Драконов. Двое из них точно грезили этой идеей. Но не синебородый Даарио. О его истинном плане знал лишь юный оруженосец с Вестероса, который сейчас ехал верхом подле него.

— Если вы просто поставите их перед фактом, что мы теперь на стороне королевы, — Эшер нервно сглотнул, — не захотят ли наёмники избавиться от вас?

Даарио выдавил глухой смешок.

— Парень, этому сброду нет дела, на чьей они стороне. Народ вроде Ворон сражается не во имя королей или королев, не за славу и почести.

— Неужели всё дело в деньгах? — грустно протянул Эш, натягивая поводья, чтобы его конь сбавил шаг и поравнялся с жеребцом капитана. — Для них неважно, кто будет у власти в Эссосе, не говоря уже о Вестеросе?

— А что важно для тебя, Эшер Хилл? Если не деньги и славная битва?

Эшер замолчал. Он размышлял над тем, сколько лишнего имеет право сейчас сказать. Может ли он когда-либо открыть хоть часть правды синебородому капитану наёмников? И понял, что не может. Не сейчас.

— Я хочу служить королеве. Хочу помочь ей занять по закону причитающийся ей Железный Трон, — наконец ответил он.

Даарио хмыкнул. Это не означало, что он поверил Эшеру, не означало это и того, что он его осуждает или одобряет. Вряд ли это значило хоть что-то.

Однако дальнейшие размышления на эту тему пришлось отложить, ведь мужчина и юнец добрались наконец до лагеря. Встретили их без особого удивления, и вопросы, которые так ожидал и страшился услышать Эшер, не полились рекой. Люди, верные Даарио, лишь кивнули, увидев одного капитана, вместо причитающихся троих. Остальные молча уставились на Нахариса, ожидая объяснений.

— У нас новый заказчик, — спокойным, но громким голосом возвестил Даарио, стоя в центре обступивших их с Эшером наёмников. — Милостивая королева Дейенерис соблаговолила нанять Ворон-Буревестников для важной миссии — завоевания города Юнкая. И я как новый единоличный капитан нашего отряда, взвесив все «за» и «против», согласился на данное предложение. Вопросы?

Эшер испуганно уставился сначала на Даарио, потом быстро перевёл взгляд на носки собственных ботинок, боясь даже представить, какая буря негодования сейчас обрушится на их головы. Хоть бы никого не убили. Он уже насмотрелся на летающие головы за сегодняшний день.

— Мы получим деньги Господ? — спросил кто-то из толпы.

Эшер удивлённо поднял голову. На него с усмешкой смотрел Джокин, с любовью поглаживая своё оружие. Лучник стоял прямо за наёмником, задавшим вопрос. «Понятно, — подумал юноша. — Даарио всё предусмотрел. Недовольные будут устранены, не успев возмутиться, и в этом ему помогут верные люди».

Но ни Джокин, ни Даарио не выказали и намека на беспокойство. Либо просто не подали виду. Капитан осклабился.

— Получим. К счастью, Мудрые Господа без малейшего понятия, что мы не собираемся выполнять их заказ.

— Значит, мы поимеем и с Матери, и с Господ? — снова спросил кто-то из наёмников уже с противоположной от капитана стороны.

Даарио с улыбкой кивнул. Эшер не знал, о каких Господах идёт речь, но догадывался, что это кто-то у власти города Юнкай. Возможно, что-то вроде королевской свиты Вестероса. Только без короля.

— Ещё вопросы? — Даарио обвёл взглядом перешёптывающуюся толпу. — Нет? — послышалось одобрительное ворчание. — В таком случае, отдыхайте. Завтра будете готовиться к заказу, к исполнению которого мы приступим ночью.

Без лишних объяснений Даарио кивнул Джокину и словно растворился среди наёмников. И те вскоре разбрелись по своим делам, но мало кто отправился спать. Прошло всего несколько минут, и Эшер обнаружил, что стоит в полном одиночестве посреди тёмных палаток, похожих на насупившихся хищных птиц. И понял, как же он устал за этот долгий день.

И весь следующий день капитана не было ни видно, ни слышно. Эшер знал, что тот не покидал своего шатра, и догадывался, что Даарио разрабатывает план нападения. Сам юноша никогда не участвовал в подобном, да и куда ему — в столь юные годы. Поэтому он не имел ни малейшего представления о стратегиях взятия больших городов, ему была известна лишь тактика боя, причём довольно своеобразная. Никто в лагере Ворон-Буревестников не понимал, отчего новенький так странно «танцует» с мечом. Лишь Джокин, тренировавший его уже по собственному желанию, вдруг проникся танцем воды, не гнушаясь, тем не менее, подшучивать над Эшером.

— Эй, Нянюшка, держись крепче за рукоять, а не то потеряешь свой Пока-Без-Названия клинок! — хихикал наёмник, пытаясь обойти Эшера и застать его врасплох, отвлекая разговорами.

Но юноша дважды на уловки лучника не вёлся. Просчитав не особо хитрый план Джокина, Эшер сделал плавный разворот, ловко уклонился от летящего в его грудь лезвия и мягко отбил удар, умело удержав свою позицию. Джокин, потеряв равновесие, слегка покачнулся, дав возможность Эшеру закончить бой, но юноша замешкался.

— Нянюшка! — разочарованно воскликнул Джокин. — В настоящем бою нельзя щёлкать клювом, благородно подставляя шею врагу! Ты не в Вестеросе, тут благородство засовывают… — лучник осёкся под неодобрительным взглядом наблюдающего за ними Вдовца. — Куда подальше… кхм. Либо ты, либо тебя, усёк?

Эшер пожал плечами.

— Но это же ненастоящий бой. И ты тоже не воспользовался моментом, который я упустил.

— Не обманывайся моим великодушием, малец, — нахмурился Джокин. — В бою тебе не удастся заговорить противнику зубы.

— Почему нет? — вдруг вмешался Вдовец. Он сидел неподалёку от них, методично чистя своё оружие, и вопрос этот задал, не отрывая взгляда от уже и так сверкающего клинка. — Если ты не умеешь разговаривать, Джокин, то тебе и впрямь такая тактика не подходит, а у мальца язык подвешен.

— И что же, — фыркнул Джокин, ничуть не смущённый замечанием старшего товарища, — Нянюшка юнкайцев до смерти заговорит?

— Там, где клинок не спасёт, поможет слово, — изрёк Вдовец и отчего-то задумался. — Но оно и погубить может скорее меча.

— Вот и к бесам слова! Давай сражаться, Нянюшка!

Эшера забавляли перепалки этих двоих. Ему нравилось безрассудство Джокина, который, однако, всегда вовремя переставал дурачиться. Он хорошо сражался и знал толк в оружии. Относясь ко всему новому с нарочитой издёвкой, он всё же не был равнодушен к новым знаниям, но явно не хотел, чтобы кто-то об этом догадался. Ему были интересны рассказы Эшера о Вестеросе, и даже то, что на родине Эшера мечам обыкновенно дают имена, вызвало у Джокина бурю плохо скрываемого восторга.

Вдовец же, напротив, своего интереса никогда не скрывал, ибо его было не особо много. Он не казался равнодушным, но мало уже что могло заинтриговать старого вояку. У него была своя мудрость, в которой он и застрял, живя воспоминаниями о своих шрамах. Часто его можно было увидеть, задумчиво почёсывающего длинный рубец на лице, полученный от строптивого дотракийца. В тот момент в глазах Вдовца терялся всякий смысл, и сразу становилось ясно — он не здесь, он снова в былых сражениях.

— А на шее, — не сумев побороть любопытство, протянул Эшер, — этот шрам, словно тебя полоснули по горлу… славный был бой?

Вдовец поднял на юношу удивлённый взгляд, растерянно провёл пальцами по тонкому белесому рубцу вдоль горла и вдруг расхохотался. Эшер с Джокином уставились на него с ужасом.

— Вот, что я тебе скажу, Нянюшка, — громко прошептал Джокин, — Надо уносить отсюда ноги, ибо Вдовец наш совсем головой тронулся. У меня от этого смеха внутри всё похолодело, а это дурной знак.

— Почему? — тоже отчего-то прошептал Эшер.

— Такие ощущения у меня бывают в двух случаях: либо кто-то скоро умрёт, либо я как следует просрусь.

Эшер не знал, смеяться ему или бояться, но выбирать не пришлось, так как Вдовец наконец-то ответил на его вопрос о шраме.

— Славный бой! — широко улыбнулся он, и улыбка эта, до того безобразная, до чего и искренняя, растянула морщинистое лицо. — Ты себе даже не представляешь, Нянюшка. Напился я тогда, как свинья последняя, возвращаюсь домой…

— И тут на тебя нападают какие-то отморозки! — попытался угадать Джокин.

— Не, — весело покачал головой Вдовец, — и не перебивай, засранец. Ну и ночка у тебя сегодня будет, готовь листочки.

— Да, чувство никогда не подводит, — Джокин расстроенно потер живот. — Уже чую, как бурлит.

— Так, вот, возвращаюсь я, всё плывёт перед залитыми глазами, а вокруг, если б не луна, так была бы вообще тьма кромешная. И тут до меня начинает доходить — ночь на дворе.

— Я хочу к мамочке, — жалобно протянул Джокин, щуря плутовские глаза.

— И что, что ночь? — Эшер никак не мог понять, отчего Вдовец нагоняет страху в обычной истории о попойке, если на него никто не нападал по дороге домой.

— А то, что я обещал вернуться дотемна, — тихо произнёс старый воин, и во взгляде его промелькнул неподдельный ужас. — Столько лет прошло, а я до сих пор помню, как меня обуяла тогда паника, и голова вмиг от хмеля очистилась.

— Небось стошнило в подворотне, вот и очистилась, — хихикнул Джокин.

— Думал, тактично проберусь в хату, незаметно… через окно.

— Погоди, Вдовец, — улыбнулся лучник, — не хочешь ли ты сказать, что в собственный дом пытался как вор залезть, чтоб жёнушку не разбудить и гнев ее на себя не обратить?

— В поэты заделался, хмырь пучеглазый? — разозлился Вдовец. — Я жену не боялся! Я беспокоился о ней.

— Ага, поэтому на карачках домой заходил, чтоб уж сразу пред ней на коленях быть, как застанет! — рассмеялся мужчина, уворачиваясь от летящего в него камушка размером с кулак. — Да не хмурься ты, Вдовец! Лучше расскажи, как славно от жены отгрёб.

— Она думала, это грабитель, — Вдовец нехотя улыбнулся, не в силах скрыть нежность, которую вызывали эти воспоминания. — Накинулась на меня с ножом, полоснула по горлу, да так и прибила бы, я же сказать ничего не мог — токмо хрипел.

— Почему же не прибила? — широко распахнув глаза, поинтересовался Эшер.

— По запаху узнала.

— Да ну, брешешь! — не поверил Джокин.

— С её слов, разило от меня на километр, но жёнушка как-то могла отличить мою пьяную вонь от чужой. Это-то меня и спасло.

— Наверное, она сильно сокрушалась, что напала на тебя, — предположил Эшер.

— Как же, — фыркнул Вдовец. — Залатала, а потом ещё сверху отпинала, приговаривая, что мало мне, скотине. Суровая была, но справедливая. За то и любил.

На этом он замолчал, и никто не решился заговорить первым. По необычайной задумчивости Джокина, Эшер понял, что для него эта история в новинку. Юноша неосознанно теребил свисающую с запястья звезду Терисов и думал о том, как же случилось так, что Вдовец потерял свою боевую и смелую жену. Как получилось так, что теперь он живёт прошлым, и действительно ли этот процесс необратим. Сможет ли старый воин заново научиться принимать что-то новое, как это делает Джокин.

Размышления прервал глухой звук барабана, созывающий наёмников в центр лагеря. Вдовец молча кивнул и поднялся первым, Эшер и Джокин последовали за ним. Наёмники уже столпились вокруг единственного капитана, словно повторяя вчерашнюю картину. На лагерь спускались сумерки, и последние лучи жаркого солнца Эссоса поблескивали на их клинках и чашах с элем.

— Друзья, — Даарио Нахарис обвёл вокруг себя рукой, приветствуя своих подчинённых, — час настал. Как вам известно, нам предстоит взять Юнкай, а для этого нужно незаметно проникнуть в город. Я принял решение пойти на это задание в сопровождении Эшера Хилла.

Среди наёмников пронёсся недовольный ропот. Они явно были возмущены, что капитан берёт с собой новенького, в то время как многие из них были проверены временем и делом. На Эшера косились недоброжелательными взглядами, но тому было всё равно. Он был несказанно рад предоставленной возможности. Джокин одобрительно похлопал его по плечу и улыбнулся, сверкнув своими плутовскими глазами.

Остальные отправятся в лагерь королевы Дейенерис, — продолжил Даарио, как только наступила тишина. — Когда сядет солнце. Тихо и группами по десять-пятнадцать человек. Мы не хотим, чтобы Мудрые Господа заметили, как целый отряд наёмников в открытую переходит в стан врага, если всё ещё желаем сохранить золото, так неразумно оплаченное наперёд.

Наёмники начали собираться в путь, и Эшер, попрощавшись с Джокином и Вдовцом, направился к шатру капитана. Юноша замер у входа, не решаясь войти, но этого и не потребовалось — капитан вышел сам.

— Ты уже здесь, хорошо.

Не говоря больше ни слова, Даарио направился к выходу из лагеря, минуя стойло с лошадьми.

— Мы не поедем верхом? — едва поспевая за ним, уточнил Эшер.

— Только если ты не хочешь привлечь к себе внимание, мой юный друг, — бросил через плечо Нахарис. — В противном случае, нам следует идти пешком. Путь относительно близкий, но пески будут нас замедлять, поэтому отправляемся прямо сейчас.

— Но…

— Солнце сядет скорее, чем ты думаешь, Эшер.

И действительно, с каждым их шагом под золотым песком словно нажимались невидимые плиты, что тянули верёвочки-лучи к небесному светилу, заставляя его стремительно клониться к горизонту. Небосклон окрашивался быстро меркнувшей кровью. Эшер поравнялся с капитаном и больше от него не отставал.

— Вы знаете о планах королевы? — робко спросил юноша, боясь поднять взгляд и встретиться с привычным ему людским высокомерием. Он не был уверен, что Даарио снизойдёт до ответа.

— Частично, — неожиданно добродушно отозвался мужчина. — Думаю, никто до конца не осведомлён о планах Её Милости, но одно я знаю точно: сегодня будет нечто грандиозное.

— Почему мы выходим именно ночью? — не удержался Эшер. — И почему только вдвоём? Как нам удастся захватить город? Неужели королева уверена, что у нас выйдет?

Даарио тихо рассмеялся, метнув на Эшера весёлый взгляд.

— Полегче, парень! Во-первых, королева возлагает на нас большие надежды, но я думаю, у неё есть и запасной план. Будем надеяться, что мы остановимся на первом. — Он задумчиво посмотрел на затухающее солнце, прежде чем продолжить. — Королева намеревается обмануть Мудрых Господ и прямо сейчас заключает с ними ложную сделку. Она пригласила Господ к себе в лагерь, чтобы предложить им три дня на раздумья.

— Раздумья о чём? — снова поспешил юноша.

— Дейенерис дает им три дня на то, чтобы освободить рабов, и пока Мудрые Господа будут возмущаться и торговаться, мы с тобой проникнем в город и поднимем бунт, чтобы подорвать власть Господ изнутри. Пожалуй, это будет самой лёгкой нашей задачей: терпение людей висит на волоске, к которому стоит лишь приставить лезвие, и он оборвётся.

— А дальше?

— Открываем ворота и даём возможность огромной армии Дейенерис захватить город и сорвать оковы, — ухмыльнулся капитан. — Это ведь один из титулов Её Милости — Разбивающая Оковы.

Услышанное так воодушевило Эшера, что он буквально не мог устоять на месте, значительно прибавив шагу. Ему хотелось скорее нестись к неприступным стенам Юнкая, и плевать, как они с Даарио намереваются пробраться через них в город. Скорее, скорее вершить подвиги, ведь Мать Драконов возложила на них (на него!) такую ответственность. Она поверила в юнца из Вестероса, и как он теперь может спокойно шагать по золотистому песку, когда каждая минута на счету?

— Сбавь пыл, Эшер, — неожиданно строго произнёс Даарио. Эшер опешил и споткнулся — он совсем забыл о капитане. — Тебе следует быть внимательным и осторожным. Всегда. Сначала думай, потом — хватайся за клинок. Это позволит тебе дольше сохранять свою кудрявую головку на плечах.

Они встретились взглядами. Солнце совсем погасло, но зажигающиеся звёзды ясно отражались в голубых глазах капитана. На долю секунды Эшер возмутился такому высокомерию по отношению к себе, но почти тут же смущённо потупил взгляд, не выдержав внутренней силы Даарио. Он был намного старше, опытнее, мудрее. И он был чертовски красив — настолько, что казалось невозможным долгое время держать взгляд его удивительно голубых глаз.

«Всё же, он не насмехается надо мной, — пришёл к выводу Эшер. — Кажется, он искренне хочет чему-нибудь меня научить в этой жизни». Оставался лишь один справедливый вопрос: зачем Даарио Нахарису это нужно?

Времени на поиски ответа не было, ведь они уже добрались до стен города к востоку от главных ворот — к широкой трубе, закрытой ржавой решёткой, откуда стекали отходы прямо в вонючую заводь. Эшер поморщился: запах отдалённо навеял воспоминания о Королевской Гавани, не хватало только аромата тухлой рыбы, который ни с чем не перепутать.

— Это и есть наш план? — с сомнением протянул Эш. — Отстойник?

— Не отстойник, а канализационная труба! — весомо заметил Даарио, комично подняв указательный палец, словно изрёк нечто мудрое. — Знал ли ты, юный Эшер Хилл, что такую систему впервые придумали именно в Эссосе?

Эшер отрицательно покачал головой.

— Подозреваю, что сейчас нам представится возможность лично с ней ознакомиться.

— Ты умён не по годам, — весело подмигнул ему капитан и лёгким движением отсоединил ржавые прутья загораживающей проход решётки. Эшер недоумённо уставился на проход.

— Что? — усмехнулся Даарио. — Думал, я слабак? Да ладно, — отмахнулся он от юноши, — для нас тут всё подготовили разведчики.

Эшер кивнул:

— Осталось только самое лёгкое?

— Следует подавать пример младшему поколению, — выдохнул Даарио, а затем набрал в грудь побольше воздуха и первым нырнул в разящую помоями трубу.

— Вот… пекло, — чуть ли не впервые в жизни выругался Эшер и последовал за капитаном.

Передвигались они на четвереньках, и первые несколько секунд Эш старался быть предельно аккуратным, хоть и понимал, что неизбежно замарается. Но в тот момент, когда его ладонь предательски заскользила, и коленка поползла куда-то назад на чём-то тёмном и мягком («Пусть это будет калач! Пусть будет калач!»), а лицо вдруг стало неожиданно близко к лоснящейся поверхности трубы, Эшер понял, что сейчас либо задохнётся, либо захлебнётся. Больше всего не хотелось выворачивать наизнанку желудок и добавлять обилию ароматов свой личный оттенок, поэтому юноша невероятными усилиями воли взял себя в руки и продолжил путь, следуя за молчаливым и помрачневшим Даарио.

Ползли они довольно долго. Труба время от времени петляла, словно хотела запутать непрошенных гостей. В какой-то момент показалось, что свобода уже близка, ибо почувствовался прилив не очень свежего, но всё же не застоявшегося воздуха. Ощущение было обманчивым. Оказалось, что кто-то сливал очередную порцию отходов, и призрачный ветерок был лишь последствием скорости, с которой на наёмников летела вонючая погибель. Чтобы не закричать, Эшер почему-то зажмурился, но лучше бы ему в тот момент закрыть рот. Наглотавшись продуктов жизнедеятельности горожан Юнкая, Эшер Хилл всё-таки опустошил свой желудок.

— Тише, Эш, — прошептал Даарио, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Мы почти добрались.

И действительно, вскоре забрезжил свет от факелов, и в этот раз на самом деле почувствовался свежий воздух. И тут же до них донеслись раздражённые мужские голоса. Эшер не понимал, о чём эти двое говорили, но было очевидно, что они спорили. Свет упал на профиль Даарио: мужчина был сосредоточен и напряжён.

— О чём они?..

Капитан не дал ему закончить вопрос:

— О служанке, — сквозь зубы произнёс он. — Спорят, кому она достанется.

Эшер почувствовал, как в нём стремительно закипает злость, и первым порывом было выскочить из этой вонючей трубы и показать негодяям, кому достанется его клинок. Но затем он вспомнил слова Даарио, и негодование быстро сменилось холодным осознанием происходящего. Кивнув капитану, Эшер приложил к губам палец и полез к выходу первым. Спиной к нему стояла, дрожа от головы до пят, черноволосая служанка. Её горло обхватывал, тяжело свисая, железный ошейник.

— Господа! — воскликнул Эшер, прежде чем шмякнуться в лужу у ног рабыни, натурально изображая пьяного. — Чудесный вечер!

Стражники переглянулись и запоздало схватились за оружие. Неожиданное появление произвёло нужный эффект, но Эшер не планировал нападать.

— Нет-нет! — энергично замотал головой юноша непонимающим общего языка стражникам. — Она, — Эш указал на рабыню, — у меня, — тыкнул большим пальцем себе в грудь, — много! — Он красноречиво развёл руками, пошатываясь в лужице, заставляя стражников неосознанно следить взглядами за его хаотичными движениями.

Медленно Эшер начал обходить мужчин вокруг, активно жестикулируя, указывая какой-то путь, о котором он сам не имел ни малейшего понятия.

— Туда! Много! Женщины!

Конечно же стражники ему не поверили, и их оружие уже было обнажено. Но подсознательно следуя за подозрительным объектом, они повернулись спиной к трубе, из которой и появился Даарио. Два клинка просвистели в воздухе, снимая головы с плеч. Эшер удовлетворённо хмыкнул, когда голова одного из стражников подкатилась к его ногам.

— Женщины кружат голову, да, приятель?

Именно в этот момент служанка, кажется, очнулась от шока и раскрыла рот, чтобы пронзительно закричать, но Даарио вовремя прижал ладонь к её губам. По щекам девушки текли слёзы, глаза перепугано таращились на Эшера.

— Тише, спокойно, — медленно поднимая руки и ступая к рабыне, произнёс Эш. — Мы здесь с Матерью Драконов.

Глаза служанки расширились ещё больше. Спустя мгновение она кивнула, и Даарио убрал ладонь.

— Миса, — прошептала девушка.

— Миса, — с улыбкой кивнул Эш.

Тогда девушка решительно поманила их за собой и первой нырнула в один из тёмных переулков.

— Мы можем ей доверять? — спросил Эш у Даарио.

— Думаю, спасая кому-то жизнь, стоит надеяться на благодарность, — ответил он, первым следуя за служанкой. — Но и стоит быть настороже. Я немного знаю валирийский диалект, на котором болтают эти юнкайцы. Может, удастся и помощь найти.

Девушка привела их к чёрному входу, ведущему на постоялый двор, коих в Юнкае было немерено. Даже в столь поздний час люди здесь продолжали пить, есть, лапать проходящих мимо служанок в одинаковых ошейниках и громко выяснять отношения на непонятном гавкающем языке. Их спасённая девушка нырнула внутрь корчмы, где практически не было народу из-за невыносимой духоты. Она повела их по шаткой лестнице на подобие второго этажа со скошенной крышей, где даже Эшеру приходилось склонять голову.

В комнатке собрались девушки и юноши. Они сидели прямо на полу, тихо разговаривая друг с другом, или вовсе молча забивались в угол. Предметов одежды на них было мало, на лицах виднелись следы побоев, смуглая кожа на руках и ногах — в синяках. Эшер ещё никогда не видел так много рабов. Впервые же он увидел рабов для плотских утех.

Девушка остановилась напротив них и тихо, но уверенно, повторила:

— Миса.

Рабы заметно оживились, явно заинтересовавшись новоприбывшими. Девушка, которую спасли Эшер и Даарио, оказалась для них подобием переводчика. Она неплохо понимала ломанный валирийский диалект Даарио, на котором он попытался объясниться. В итоге рабы для утех с воодушевлением начали кивать.

— Нам нужна ваша помощь, — с расстановкой говорил Даарио. — Как там будет «помощь»… зараза. Мать Драконов… Миса! Миса придёт сегодня ночью и освободит вас. Вы должны разнести это по всему городу. Пусть каждый раб берётся за оружие и не боится смерти.

Юноши и девушки решительно кивали, и в их тихом ропоте отчётливо слышалось лишь одно слово, которое обнадёживало Эшера в том, что их поняли верно, — Миса. Ради Матери рабы пойдут на смерть. Ради вожделенной свободы, образом которой и являлась для них Дейенерис Таргариен.

— Капитан, у меня есть предложение, — решительно заявил Эшер. — Я возьму двоих парней, и мы отправимся к воротам, чтобы открыть путь королеве. А вы тем временем организуете бунт.

— Я очень ценю твой героизм, Хилл, но жертвенность здесь ни к чему, — огрызнулся Даарио. — Я не могу отпустить тебя одного, это слишком опасно.

— Капитан, в свою очередь, я очень ценю вашу заботу, — улыбнулся Эшер. Ему польстило беспокойство, промелькнувшее в глазах Даарио. — Но я знал, на что иду, вступив в ряды Ворон-Буревестников. Вы не можете всё время защищать меня от окружающей нас опасности. — Даарио не отводил от него хмурого взгляда. — Вы же понимаете, что если мы преуспеем, то завоюем доверие и благодарность королевы. Кто-то должен открыть ворота, а кто-то — возглавить бунт рабов. С последним вы справитесь лучше меня… вы же капитан, — Эшер лукаво улыбнулся.

— Зараза, Хилл, в твоих словах есть смысл, но…

— Я не подведу вас.

Эти слова заставили Даарио посмотреть на Эшера как-то по-другому. Было что-то в его взгляде, чего прежде Эшер не замечал. Какой-то новый интерес и, возможно, понимание.

— Хорошо, Эш, будь по-твоему. Отправляйся к воротам, возьми двоих парней. Я останусь здесь. И не забывай об осторожности.

Перед выходом Эшер сжал звезду Терисов, свисающую с его запястья, и мысленно помолился об удаче. Он хотел было обернуться, но Даарио опередил его.

— Я ещё увижу тебя, Эшер Хилл. Не прощайся со мной.

И Эшер вышел на улицы ночного Юнкая. Двое рабов молча следовали за ним, не отставая. Уже совсем стемнело, и город освещался лишь светом многочисленных постоялых дворов. В домах жителей было темно, а особняки Мудрых Господ прятались за высокими стенами. Те Господа, которые представляли в городе особую важность, уже должны были вернуться с переговоров, но Эшер не мог знать об этом наверняка. Он со своими спутниками всё ближе подходил к главным воротам, и сердце юноши начало отбивать свой ритм быстрее обычного. Он заставил себя выровнять дыхание, вспоминая уроки водного танца. Перед боем нужно было дышать так же спокойно, как и во время него, дабы не дрогнула ни рука, ни шаг.

Прежде чем открывать ворота, нужно было дождаться знака Даарио. Планировался сначала бунт и переполох внутри, затем — атака снаружи. «Всё это очень здорово, — подумал про себя Эшер, — но сначала надо бы придумать, как эти ворота вообще открыть».

Конечно, крепостная стена Юнкая не шла ни в какое сравнение с обороной Королевской Гавани, но от вида огромных неприступных ворот, которые в полумраке казались каменным изваянием, Эшер нервно сглотнул вязкую слюну. Сегодня ему представится возможность поставить под сомнение эту неприступность. Трудность поставленной цели кружила юноше голову. Особенно учитывая, что в последние дни в городе было введено чрезвычайное положение ввиду опасности нападения. «И не зря», — пронеслось в голове Эшера.

Новоиспечённый наёмник притаился на неосвещаемом пятачке всего в нескольких десятках футов от главных ворот. Поглядывая назад — туда, где предположительно находилась центральная площадь, — Эш лихорадочно соображал план действий. Юнкайцы чтили свои традиции, одним из символов которых являлся образ гискарской гарпии. И на центральной площади (по словам Даарио) как раз находился большой памятник гарпии, вылитый из чистого золота. Эшер снова взглянул на ворота, у которых также стояли две статуи гискарских гарпий — в два раза выше человеческого роста, из сурового пожелтевшего камня, пережившего не одно столетие. Каждая гарпия держала в когтистой лапе цепь, с которой свисала чаша.

Не проронив ни слова, Эшер подал знак своим спутникам. Они всё равно не понимали общего языка, зато прекрасно соображали, какая ответственность сейчас лежит на их рабских плечах. Кивнув, мужчины поспешили каждый к своей статуе, предусмотрительно избегая освещаемых участков дороги. Убедившись, что его помощники безопасно добрались до гарпий и притаились там, Эшер ловко забрался на крепостную стену по выступам и стал присматривать за патрулём.

Их было пятеро. Ближайший к Эшеру воин как раз повернулся к нему спиной, пристально вглядываясь в ночную пустыню, словно в сам мрак. Не горело ни одного огонька — ни снизу, ни сверху. Даже звёзды сегодня были на стороне королевы. Эшер знал, что лагерю Дейенерис было приказано потушить все огни, а наёмники Ворон-Буревестников добирались к городу тихо и быстро в полной темноте, чтобы даже самый зрячий стражник Юнкайской стены не смог ничего заподозрить. Эшер знал, что десять тысяч Безупречных, десятки тысяч освобожденных рабов, несколько сотен вестеросцев и наемников уже стоят под желтыми стенами, дожидаясь своего часа.

Как славно, что стража Юнкая об этом не знала. Задумчиво почесав лысую макушку, на которой плясали отблески света от горящего факела, юнкайский воин зевнул и бросил бесполезное занятие лицезрения чёрной пустыни. Он собирался продолжить патруль стены, но Эшеру нельзя было этого допустить.

— Зараза, — сквозь зубы выдохнул юноша и сделал первое, что пришло ему на ум.

Схватив с земли небольшой камешек, казавшийся в потёмках осколком золотого слитка, Эшер метко запустил его под ноги воина. Отскочив от подошвы, камешек рикошетом ударился о стену и затих, а стражник удивлённо оглянулся, посмотрел на пол, словно что-то обронил. Следующим, что он увидел, когда наконец поднял взгляд, были зелёные глаза, в которых отражался опасный танец отбрасываемого факелом света. И эти же глаза были последним, что увидел воин. Клинок бесшумно полоснул горло, которое не успел покинуть ни один звук. Только обильно хлынула кровь на кожаный доспех. Ноги стражника подкосились, и Эшер вовремя успел его подхватить и оттащить подальше от света. Всё произошло быстро и бесшумно, хотя юноше казалось, что двигается он слишком неловко, словно его что-то тянет назад, замедляя и подвергая опасности.

Подкрадываясь ко второму стражнику, Эш понял, что теряет контроль. Чувство, будто чьи-то цепкие пальцы тащат его за лодыжки обратно, не позволяя быстро справиться с юнкайскими воинами, мешало соображать. И когда он практически добрался до второго стражника, уже приготовившись занести над ним клинок, стражник резко обернулся. И Эшер понял. Чувство, что сковывало его, было обычным страхом.

Юнкаец открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Эшер был быстрее. Валирийская сталь вошла плоть, словно нож — в масло, отделив голову от тела, будто её там никогда и не было. К горлу неожиданно подступила рвота, и только большим усилием воли Эшер сдержался. «Страх ранит глубже, чем меч», — повторил про себя юноша слова, которым учили каждого мальчика в школе фехтования. Но не мало кто мог понять их истинный смысл. До Эшера только сейчас в полной мере дошло, что, потеряв от страха сосредоточенность, он чуть было сам не лишился жизни. Ощущение смерти, следующей прямо за каждым его шагом вдоль крепостной стены, неожиданно придало ему больше уверенности.

— Всё правильно, Эш, — едва слышно прошептал Эшер, чтобы вернуть себя к реальности. — Ты не должен подвести свою королеву.

Воодушевленный этими мыслями, юноша быстро покончил ещё с двумя стражниками. Одного из них пришлось сбросить за стену, и когда тело с противным чавкающим звуком рухнуло в песок, Эшер понял, что совершил ошибку. Оно должно было приземлиться бесшумно. Это был звук размозжённого о что-то твёрдое черепа. «Камень», — слишком поздно догадался Эшер. Он уже видел, как бежит последний стражник. Но бежал тот, почему-то, не к нему, а к самим воротам. Приглядевшись, Эшер заметил объект интереса юнкайца.

— Гарпия тебя задери, — взвыл Эш, помчавшись вслед за спотыкающимся стражником, который спешил к колоколу у ворот, чтобы поднять тревогу.

Стражник что-то крикнул на валирийском. Эшер был уверен, что его по-восточному красиво прокляли, но услышав за спиной пыхтение, понял, что обращались не к нему. Резко обернувшись, юноша едва не потерял равновесие: за ним гнался ещё один стражник — шестой, которого он почему-то сразу не заметил.

Время будто замедлилось. Эшер увидел, как растерянно замерли у статуй гарпий его помощники, не зная, что им делать. Эшер и сам не знал, что им делать, а главное — что делать ему. Но тут один из рабов что-то крикнул (опять же, на валирийском) своему напарнику, в одно мгновение зажёг неизвестно откуда появившийся в его руке факел и бросил его другу. Пламя словно отделилось в воздухе, плывя вслед за летящим факелом, который был ловко схвачен вторым рабом. «Что они делают?..» — пронеслось в голове Эшера, но ещё мгновение, и он понял — Даарио подал знак.

Замедленное время вновь начало набирать обороты. Гискарская гарпия на центральной площади пылала, и помощники Эшера поспешили зажечь чаши на своих статуях. Дух Эшера словно отделился от тела и стал наблюдать за всем происходящим со стороны. Настал час открывать ворота армии Дейенерис, но пальцы одного из стражников уже тянулись, готовясь стиснуться на верёвке колокола и поднять тревогу. Ещё большую тревогу, чем ту, что сейчас сжимала сердце вестеросского юноши. Пальцы же другого стражника тянулись к его горлу.

Всё это произошло за несколько секунд, в течение которых Эшер успел принять решение. Проигнорировав мчавшегося к нему воина, во весь голос осыпающего его бранью на непонятном языке, Эш что есть духу бросился в другую сторону. Ему нужно было перехватить воина, пытающегося поднять тревогу. От этого сейчас зависело просто всё: успех королевы, взятие города, количество жертв, его собственная жизнь и возможность отомстить.

Но стражник был слишком далеко. Слишком близко к колоколу. Не разбирая дороги в потёмках, Эшер споткнулся, чуть не пробороздив носом крепостную стену. Раздирая руки о камень, он наткнулся на что-то острое, пытаясь подняться. Рядом валялся полупустой колчан, из которого высыпались стрелы одного из воинов, охраняющих стену. Того, кто погиб от руки Эшера то ли вторым, то ли третьим. Либо того, кто лежал с размозжённым черепом за стенами города. Это всё не имело значения в те мгновения, когда преследующий Эшера воин наконец оказался достаточно близко, чтобы вспороть ему брюхо. Плюнув на осторожность, Эшер полулёжа резко развернулся, выставив перед собой меч. Клинок с силой вошёл в горло преследователя, выйдя с обратной стороны. Тело юнкайца начало грузно оседать на Эшера, но времени с ним возиться не было, и, оставив стражника с торчащей из горла рукояткой, Эшер схватился за лук, натянул тетиву и выстрелил.

Мимо. Но стрела спугнула стражника, и тот вильнул в сторону, дав Эшеру время как раз на то, чтобы взять следующую. Выстрел — ветер свистит в оперении, наконечник разрезает воздух и вонзается в спину юнкайца, который наконец замирает на месте. Его рука тянется к веревке, но ноги подкашиваются, и стражник падает под колоколом, успев лишь кончиками пальцев задеть свисающую верёвку. А Эш уже бежал вниз по ступеням к тяжёлым воротам, не оглядываясь назад.

Стук крови в ушах смешивался со спешными шагами помощников Эшера, торопившихся ему навстречу. Втроём они схватились за массивное железное колесо, поднимающее балку, которая перекрывала ворота. И начали с трудом его крутить. Казалось, скрип, грохот и звон цепей было слышно в каждом закоулке Юнкая. Зловещие тени, отбрасываемые пылающим в чашах гарпий огнём, торжественно плясали на крепостной стене.

Ворота были открыты, а за ними — ночь и тишина. Одна секунда, вторая, третья. А затем эта ночь взорвалась огнями и криками. И нечеловеческим рёвом, из-за которого кровь стыла в жилах.

Один из помощников Эшера, раб, который стоял ближе к нему, плакал. Сквозь всхлипы Эшер различил знакомое валирийское слово: «Миса».

— Миса, — эхом повторил юноша, глядя на огромную армию Матери Драконов по ту сторону ворот.

И тогда в город ступила девочка с серебряными волосами и горящими торжеством глазами. Похоже, он и правда ещё увидит своего капитана.

Начало.

К удивлению Элинор, Джейме остался снаружи, дав ей возможность поговорить с Тирионом лично. Это был странный и немного наивный жест с его стороны, но Элинор осталась благодарной. Тёмный коридор темницы пах сыростью и грызунами, но девушка была равнодушна к неприятным запахам, особенно сейчас, когда она наконец увидит человека, от которого буквально зависит её судьба.

С каждым шагом по мере приближения к нужной камере сердце Элинор всё сильнее колотилось о рёбра. У ног прошмыгнуло нечто, похожее на крысу-переростка, и девушке понадобилось всё её самообладание, чтобы не завизжать. «Оно боится тебя больше, чем ты его», — уверенно подумала Элинор, но всё равно крепко сжала пальцами подол платья, готовясь в любой момент убежать прочь.

— Время питаться блевотиной уже прошло, Густав, — послышался уставший голос справа от неё. — Чего ты забыл в моих скромных покоях?

Элинор сглотнула.

— Лорд Тирион?

— Леди?.. — из темноты на звук её голоса под слабый свет луны, прорывающийся сквозь решётчатое оконце камеры, щурясь, вышел Тирион Ланнистер. — Леди Элинор. Какой… приятный сюрприз. Ожидаемый, но приятный.

— Ожидаемый? — Элинор подошла ближе к запертым дверям камеры. — Вы знали, что я приду?

— Конечно, — Тирион измученно улыбнулся. — Человек вашей тонкой душевной организации не смог бы спокойно жить с такой виной на душе.

— Вы… вы всё знаете, — Элинор не спрашивала. Она лишь убедилась в невероятном уме карлика и теперь ждала обвинений в свой адрес. Она сама подписала свой приговор, придя сюда, но по-другому не могла.

Тирион кивнул.

— Знаю. Строил догадки, имел сомнения, но теперь знаю наверняка, — он театрально вздохнул. — Милая Элинор, вы ведь понимаете, что ваших методов я одобрить не могу. Собственно, именно из-за них я сейчас сырею здесь вместе с этими проклятыми стенами. Но позвольте заметить, — он веско поднял короткий указательный палец, — хоть кому-то достало смелости совершить правосудие.

— Вы считаете, — ничего не понимая, протянула Элинор, — что свершённое является правосудием? Ваш племянник…

— Мой племянник заслужил то, что получил. Он сам довёл до этого, однако повторюсь, методы были слегка… жестокими. — Тирион отвернулся к окошку, задумчиво подняв голову к лунному свету, словно купаясь в нём. — Мы оба знаем, милая Элинор, кто был зачинщиком, а кто — лишь орудием.

— Лорд Тирион, я пришла…

— Я знаю, зачем вы пришли, — вздохнул Тирион, снова поворачиваясь к ней. — Я ждал вас. Вы не собираетесь ни о чем меня просить, но вам нужно знать. И я скажу вам: нет, я не скажу ничего лишнего на суде.

— Но почему? — с недоверием выдохнула девушка. — Вас обвинили по ошибке.

— Не было никакой ошибки с точки зрения моей дражайшей сестрицы, — отмахнулся он. — Она ненавидит меня с самого моего рождения, а тут представилась возможность избавиться от меня, да ещё и опорочив моё и так не особо чистое имя. Поверьте, леди Элинор, я был бы обвинён в убийстве своего племянника даже с ещё меньшими доказательствами, чем с теми, которые были на руках Серсеи. Назвав имя убийцы, я не останусь в живых, да мне и не хочется посылать кого-то на смерть. Тем более… когда этот кто-то сможет помочь мне сохранить жизнь.

Элинор не поверила своим ушам.

— О чём вы?

— Взгляните на меня, леди Элинор.

Элинор послушно посмотрела прямо в такие разные глаза карлика — зелёный и чёрный. Зелёный даже при таком освещении, казалось, излучает мягкость и доброту, а чёрный… чёрный притягивал, затаскивал в свою глубину без возможности выбраться на поверхность. Он был волшебным, коварным, хитрым… но не мог не увлекать за собой.

— У меня есть план, — спокойно произнёс Тирион, не разрывая зрительного контакта. Он хотел, чтобы Элинор внимала каждому его слову. — И вы мне в этом поможете. Боюсь у вас нет выбора, хотя мне и не хочется давить на ваше чувство долга, милая Элинор. Но Серсея хочет моей смерти, это без сомнения, поэтому выбора нет и у меня.

Элинор решительно кивнула.

— Я готова.

На лице Тириона проскользнула тень удивления и так же быстро исчезла.

— Убедите Джейме помочь мне выбраться из темницы после суда. Я воспользуюсь возможностью поединка. Конечно, сам я драться…

— Погодите, — перебила его Элинор, покачав головой, — погодите, с чего вы взяли, что я смогу убедить вашего брата? Кто я и, кто он? Это безумие!

— Однако вам удалось убедить его провести вас сюда, — Тирион многозначительно посмотрел на девушку.

Элинор замялась и потупила взгляд, надеясь, что в полумраке Тирион не заметит румянца, выступившего на её щеках. Но он заметил и не смог подавить довольной улыбки.

— Я удивлён не меньше вашего, милая Элинор, но факт остаётся фактом. Кроме Серсеи, лишь Джейме мог провести вас в темницы. Раз вы здесь, у вас найдутся весомые аргументы для Джейме, чтобы вывести меня отсюда. — Немного подумав, Элинор кивнула, и Тирион продолжил изъяснять свой план: — Каков бы ни был исход суда: победит ли человек, сражающийся за меня, или погибнет, меня всё равно вернут в эту проклятую камеру, а на утро казнят.

— Почему?! — возмутилась Элинор. — Если вы победите в суде поединком, это будет означать, что боги считают вас невиновным. Вас должны будут…

— Убить любой ценой, милая Элинор, — вздохнул Тирион. — Я лишь ненадолго отсрочу свою казнь. А вы слишком хорошего мнения о моей сестре, — ухмыльнулся он.

Элинор покачала головой.

— Я её совсем не знаю, и мне сложно представить человека, который так открыто пойдёт против воли богов.

— О нет, — покачал он головой, — она найдёт повод и преподнесёт всё так, что ни у кого не останется сомнений, что моей голове совсем не место на плечах. Но мы отклонились от темы. После суда при наступлении темноты Джейме должен быть здесь, чтобы открыть эту звериную клетку и выпустить меня на свободу. Никто не должен догадаться, что это его рук дело. Или ваших. Вы понимаете?

— Да, лорд Тирион.

— Хорошо, — улыбнулся он, словно такое обращение ему польстило. — Не медлите и не заставляйте моего брата ждать. Будьте искренни, но не подставляйтесь. Джейме не должен знать, от чьих рук на самом деле погиб его… племянник.

Элинор кивнула и в неожиданном порыве просунула руку сквозь прутья, чтобы ободрительно сжать пальцами ладонь карлика. Тирион улыбнулся. Зелёный глаз по-доброму заблестел, а чёрный опасливо сверкнул, словно намекая: «Я слежу за тобой».

— Благодарю, милая Элинор. Я верю в вас.

«Верит в меня, но вряд ли доверяет. Он никому больше не доверяет».

Без лишних слов Элинор напоследок сжала пальцы и затем, выпустив ладонь Тириона, поспешила из пропахшей сыростью темницы прочь. Она искренне надеялась, что младшему Ланнистеру не придётся провести здесь хотя бы ещё одну ночь.

Джейме ждал её. Он нервничал, что было заметно по тому, как время от времени он переступает с ноги на ногу и оглядывается по сторонам. Волновался ли он о тайном разговоре Элинор с его братом или о том, чтобы никто не застал их на месте преступления — одним богам известно. Но когда Джейме сперва услышал, а затем — увидел выходящую из темницы Элинор, на его лице отразилось неподдельное облегчение.

— Пойдёмте, — прошептала девушка, не задумываясь беря Джейме под руку.

Золото богато сверкнуло при свете луны. Он не стал одёргивать руку — только неловко приблизил её к своей груди и быстро зашагал по направлению к саду.

— Я проведу вас к покоям.

— Благодарю, сир, — прошептала Элинор. — Мне есть, что рассказать вам.

— Не думал, что вы захотите делиться личным разговором, — искренне удивился Джейме.

— Почему же? Вы оказали мне неоценимую помощь, и это меньшее, что я могу сделать для вас в ответ.

— Я слушаю.

Элинор передала смысл своей беседы с Тирионом, упустив, правда, факт о настоящем убийце Джоффри. По её словам, Тирион не имел понятия, кто на самом деле лишил жизни их с Джейме племянника.

В садах Красного Замка царило умиротворение. Их шаги мягко шуршали по вымощенным дорожкам, а над головами убаюкивали своими «голосами» листья плодовых деревьев. Где-то поблизости между собой переговаривались сверчки. Элинор, не отдавая отчёт в своих действиях, задумчиво рисовала затейливые узоры на руке Джейме, который внимательно слушал её рассказ. По его окончанию Джейме остановился и предложил девушке присесть на лавочку под раскидистыми ветвями вишни.

— Он обречён, — вздохнул рыцарь Королевской Гвардии. — Мой брат, — Джейме присел рядом с Элинор. Их колени соприкоснулись, но никто не стал отодвигаться. — Даже если Тирион победит в суде поединком, выставив вместо себя самого сильного и ловкого бойца, Серсея всё равно найдёт способ казнить его. Она убеждена, что Тирион — убийца её сына. Отец не сможет и не захочет ничего предпринять, а я не смогу в открытую защищать его на суде, тем более… сражаться за него.

Джейме запустил пальцы здоровой руки в светлые волосы. Взгляд его зелёных глаз постоянно блуждал, словно в поисках решения, затаившегося где-то за декоративным камушком королевского сада. Но решение он искал совсем не там.

— Да, ваш брат обречён, — тихо произнесла Элинор, заставив Джейме вздрогнуть, словно он забыл о её существовании. — Именно поэтому Тириону нужно помочь бежать.

— Что? — выдохнул Джейме, удивлённо взглянув на Элинор. — Вы серьёзно? Но… как вы себе это представляете?

— Мы найдём способ, сир, — пылко зашептала Элинор, обеими руками схватившись за его руку. — Главное лишь то, что ваш брат невиновен. Вы ведь знаете это, — с полной уверенностью произнесла она. — Знаете. И вы хотите ему помочь. У Тириона не было мотива избавляться от собственного племянника, он не то чудовище, коим его рисуют остальные.

Джейме кивнул.

— Я уже говорил вам ранее, я не верю в то, что Тирион убил Джоффри. Одного не понимаю: почему вы так обеспокоены его судьбой?

Элинор открыла рот и будто подавилась воздухом, не в силах вымолвить и слова. Почему-то она ожидала чего угодно, но не вопроса о том, почему ей так важно освобождение Тириона Ланнистера. Однако следующий вопрос совершенно и окончательно поразил её.

— Вы же… вы, случайно, не влюблены в моего брата?

— Я — что? — Элинор глупо уставилась на Джейме. Но тот был серьёзен и смотрел на неё выжидающе. — Нет! Боги, сир Джейме, я не влюблена в вашего брата, — она чувствовала, как заливаются румянцем её щёки. — Просто он хороший человек, а я не терплю несправедливости…

— Хорошо, — кивнул Джейме, но ответ Элинор его явно не удовлетворил. — Уже поздно, вам пора спать…

Элинор кивнула. На этот раз она не стала брать Джейме под руку, смущённая его беззастенчивым вопросом. Они прошли к её покоям в тишине, каждый был погружён в свои мыли. У самой двери Джейме остановился.

— Я обещаю, что подумаю, как ему помочь.

— У нас осталось не так много времени…

— Я знаю, Элинор, — он тут же спохватился, — леди Элинор! Я знаю. Завтра, как стемнеет… будете ждать меня?

— Конечно, — с улыбкой заверила его Элинор.

Джейме осторожно приблизил руку к её лицу и аккуратно убрал выбившуюся прядь иссиня-чёрных волос за ухо девушки. Элинор затаила дыхание, ожидая, что будет дальше. Джейме нежно провел одними лишь кончиками пальцев по её щеке, спустившись вниз, ненадолго задержался на подбородке, а взглядом — на её губах, а затем… убрал руку, сделав шаг назад.

— Доброй ночи, леди Флауэрс.

— Сир, — Элинор присела в изящном реверансе.

Прежде чем Джейме ушёл, она заметила на его губах довольную и даже слегка смущённую улыбку, и сама скрылась в покоях, не в силах больше таить радостное возбуждение.

* * *

Суд должен был состояться в полдень следующего дня. Сопровождая несостоявшуюся королеву Маргери по всем мероприятиям в компании других фрейлин, Элинор сокрушалась, что тратит драгоценное время впустую. Эти пустоголовые девушки не понимали, насколько бессмысленна их жизнь. Насколько глупы их зацикленные на одном действия: вышивка, чаепитие, пустые разговоры в тени садов, сплетни о других дамах, еще больше — сплетни о мужчинах. Казалось, что Маргери чувствует себя в этом окружении как рыба в воде, но Элинор знала, что испытывает ее сводная сестра на самом деле. Её планы были куда глубже, чем пустая болтовня о неудачной прическе леди Десмеры Редвин.

— Я понимаю, что ей всего пятнадцать, но…

— Можно же было обратиться за помощью!

— Как вассал дома Тиреллов ей следовало подумать…

— Стыд!

Элинор закатила глаза, подавив стон раздражения. Бездумно перебирая шитьё, она поглядывала на сдержанно кивающую Маргери. Сестра держала маску, подобающую скорбящей королеве-вдове. И в глазах ее не было ни капли искренности. Но откуда было знать об этом молоденьким фрейлинам, в чьих головах гулял ветер?

Постепенно мысли Элинор в бесчисленный раз вернулись к Джейме Ланнистеру. Интересно, где он сейчас? Думает ли он о том, как помочь своему брату? Думает ли он… о ней? Она поспешно отогнала от себя странное наваждение. Солнце уже клонилось к закату, и леди Флауэрс одолевали противоречивые эмоции. С одной стороны, было страшно чувствовать, как время ускользает сквозь пальцы, а она не делает ничего, чтобы помочь Тириону. С другой — вскоре наступит вечер, а вместе с ним придёт Джейме. Эта мысль давала надежду. Элинор понимала, что может положиться на этого мужчину. Что он поможет. Это успокаивало.

Маргери зевнула и устало потянулась. Фрейлины засуетились вокруг нее, предлагая то шаль, то очередную чашку чая. Элинор едва удержалась, чтобы снова не закатить глаза.

— Миледи, — не без нотки иронии произнесла она, — вы утомились?

Маргери с благодарностью взглянула на неё.

— О, Элинор, пожалуй. Помощь простому люду сегодня отобрала у меня все силы.

— Не стоит так утруждать себя, миледи.

— Стоит, — мягко улыбнулась Маргери, но в глазах её отразилась холодная решимость. Такой взгляд Элинор часто видела у бабушки. — Кто же ещё позаботится об этих бедных людях?

— Действительно. Вы правы, миледи. Вся их надежда — лишь на вас.

Фрейлины участливо загудели, соглашаясь со словами Элинор. Они искренне восхищались Маргери. И беззастенчиво ей завидовали. Её красоте, мягкости, хитрости. Но все они были убеждены, что всё дело, конечно же, в удаче. Как бы не так. Быть достойной своему дому леди — крайне тяжкий труд. Элинор бы не смогла нести такое бремя на своих плечах.

— Мы проведем вас в покои, — она поспешно взяла сестру под руку, опережая других девушек.

— Спасибо, Элинор, — выдохнула Маргери, когда они оставили фрейлин, путающихся в своих юбках, немного позади. — Ещё бы минута, и, клянусь, я бы выплеснула содержимое кубка прямо в лицо Джейн.

— У тебя невероятная выдержка, — хмыкнула Элинор. — Я бы давно выплеснула. Еще бы и сверху кубком шарахнула.

Маргери не сдержала смешка. Наконец-то на ее губах появилась искренняя улыбка. Усталая, но искренняя.

— О чем думаешь?

— О суде.

— Правда? — удивилась Элинор. Она была уверена, что сестру не беспокоит судьба Тириона.

Маргери кивнула.

— Чем скорее пройдет суд, тем скорее казнят карлика. И тем скорее можно будет объявить о свадьбе с Томменом.

Элинор удивлённо уставилась на Маргери. Они зашли под каменные своды замка, где уже были зажжены факелы. Их свет кружился в диком танце на стенах.

— Так, значит?..

— Да, — Маргери на мгновение довольно прикрыла веки. — Да. Помолвка уже состоялась. Осталось пожениться. Я стану королевой.

Элинор сжала прохладную ладошку сестры.

— Мои поздравления.

— Знаешь, Элинор, — вздохнула Маргери, — спустя второй брак я пришла к выводу, что рано принимать поздравления. Когда корона окажется на моей голове, а рядом будет сидеть живой муж, тогда поговорим о поздравлениях.

Они остановились у двери в покои королевы-вдовы. Элинор выпустила руку Маргери.

— Отдыхай, сестра.

— Ты тоже.

Без лишних слов Маргери захлопнула за собой дверь. Вздохнув, Элинор отправилась в свою комнату, стараясь не думать о том, что её сестра с каждым днем становится всё черствее и… бездушнее. Прежде она умела радоваться мелочам. С ней было весело. Нет, Маргери всегда была зациклена на том, чтобы стать королевой, но когда-то в её голове присутствовали и другие мысли. Одержимость чем бы то ни было ни к чему хорошему не приведет.

Сидя у зеркала в своих покоях, Элинор в сотый раз расчесывала длинные тёмные волосы, вздрагивая от любого звука шагов за дверью. Когда в коридорах всё наконец стихло, послышался едва различимый стук. Элинор подскочила, в одно мгновение оказавшись у двери. Всё это время она вслушивалась, но так и не заметила его шагов.

— Сир Джейме?

Снаружи, оперевшись о дверной косяк, стоял Джейме Ланнистер. Казалось, что в его аккуратно остриженной бороде появилось ещё больше седины. Но при этом изумрудные глаза были ещё живее, чем в те ночи, которые они проводили за долгими беседами на крепостной стене.

— Вы распустили волосы, леди Элинор, — заметил Джейме. Его взгляд скользил с высоких скул девушки, на её губы и спускающуюся по плечам тёмную гладь волос и обратно. — Я рад.

Элинор удивлённо подняла чёрные брови, но удержалась от комментариев.

— Как обычно?..

— Да, — улыбнулся Джейме. В уголках его глаз снова прорезались морщинки. — На крепостную стену.

Они шли под руку. Молча. Пока не оказались на привычном месте у парапета, за которым простиралась ночная Королевская Гавань. Тёмная и тревожная. Но здесь, наверху, было спокойно. От Джейме приятно пахло. Элинор захотелось беззастенчиво вдохнуть этот запах, прильнув носом к шее мужчины. Устыдившись собственным мыслям, девушка повернулась к нему спиной, пытаясь выровнять дыхание.

— Что-то не так? — в голосе Джейме звучало беспокойство.

Она поспешно покачала головой.

— Просто переживаю. Всё свершится уже завтра.

Собравшись с мыслями, она наконец повернулась к рыцарю. Он смотрел на неё не отрываясь. Внимательный взгляд словно пытался найти ответ на какой-то невысказанный вопрос.

— У меня есть план, — прервал молчание лорд-командующий.

Позабыв о приличиях, Элинор нетерпеливо схватилась за его левую ладонь обеими руками, сокращая расстояние в один миг. Джейме не стал отстраняться. Их разделяло лишь несколько дюймов. С такого расстояния никто не мог услышать и слова. Но если их увидят… нет, об этом сейчас не стоит думать.

— Что же вы молчали?! — яростно зашептала девушка. — В чём план? Чем я могу помочь?

На губах Джейме появилась полная нежности улыбка.

— Не спешите, леди Элинор. Как ни странно, я ничего от вас не утаиваю с момента нашей встречи. Ничего… что касается нас с вами, — смущённо уточнил он. Где-то внутри Элинор зашевелился червячок беспокойства. — После завтрашнего суда я проберусь в темницу по тайному ходу. — Девушка лишь удивлённо выдохнула, но не стала перебивать. — Я открою дверь Тириону. В этом мне поможет Варис.

— Мастер над шептунами? — не смогла удержаться Элинор. — Вы… вы уверены, что мы можем ему доверять?

Джейме отметил про себя, как приятно прозвучало из уст Элинор слово «мы».

— Я уверен, что Варису не стоит доверять. Как и любому другому человеку в этой ситуации. Но разве у нас есть выбор?

Девушка покачала головой.

— Но, как только вы откроете дверь, и Тирион будет на свободе, ему нужно будет куда-то бежать! Если вас увидят вместе…

— Не увидят. Тирион отправится по тому же тайному ходу на закрытый пляж, где его будет ждать торговое судно, держащее путь на Эссос, где он сможет начать новую жизнь.

— А вы?

— А я буду тем, кто обнаружит его пропажу, таким образом отведя от себя любые подозрения.

Элинор сглотнула, крепче сжимая ладонь Джейме. Их пальцы переплелись, и второй рукой девушка прикрывала это компрометирующее зрелище.

— Слишком рискованно, — выдохнула она, имея в виду, конечно же, спасательную операцию.

— Это лучшее, что у нас есть, — заметил Джейме, — опуская взгляд. Его правая рука была согнута в локте, словно на полпути к рукам Элинор, не решаясь дотронуться до мягкой кожи холодным золотом.

— Как жаль, что лорду Тириону приходится всё бросать из-за преступления, которого он не совершал.

Джейме пожал плечами. В его взгляде мелькнуло что-то, похожее на ревность. От этого глаза мужчины показались ещё зеленее обычного.

— Зато он не расстанется с жизнью, — заметил он. — А это было бы прискорбнее, чем лишиться парочки шлюх и запаса вина.

— Почему вы злитесь? — нахмурилась Элинор.

— Потому что у меня вечно возникают сомнения в ваших с моим братом отношениях! — не выдержал он, слегка повысив голос, но тут же спохватился. — Я сразу уточню, что не хочу вас компрометировать и, ни в коем случае, — обижать.

Элинор удивлённо заморгала. Ей вспомнился один из первых разговоров с Джейме, когда он, ни капли не заботясь о её чувствах, выпалил, что она, вероятно, спит с Тирионом. Вспомнила последующие за этим сбивчивые слова извинения. Кажется, это был уже третий раз, когда лорд-командующий задает один и тот же вопрос, интонация которого меняется, хотя смысл остается прежним. Не влюблена ли Элинор в его, Джейме, брата. Неужели сир Джейме Ланнистер… ревнует?

— Лорд Тирион — хороший человек, — медленно произнесла Элинор, осторожно подбирая каждое слово. — Он мудрый, остроумный и, в отличие от многих здесь людей, — честный. Он хороший друг, но более дружеских чувств я к нему не испытываю, сир. — Она сглотнула, переводя дыхание. — Тем более, я питаю… нежные чувства к другому… мужчине.

Джейме Ланнистер заметно оживился.

— О, и кто же он? — спросил рыцарь, совершенно не думая о том, что напрочь смущает Элинор.

— Я… вы… это так уж важно?! — возмущённо зашептала она.

— Да, — округлил глаза Джейме, словно вопрос Элинор удивил его своей глупостью.

Понимая, что он от неё не отстанет, Элинор отпустила руку Джейме. Он нехотя выпустил ускользнувшие от него пальчики.

— Что ж, человек, который мне нравится, — протянула Элинор, — он рыцарь, который при своей должности не может иметь жены. Поэтому нет смысла говорить об этом.

Джейме задумчиво нахмурился. Элинор буквально чувствовала, как в его голове складывается один к одному. В какой-то момент морщинки на лбу мужчины разгладились, а изумрудные глаза расширились в удивлении. А затем на губах Джейме растянулась совершенно дурацкая улыбка.

— Будь я на месте этого сира, — довольно протянул Джейме, — то не смог бы поверить своему счастью.

— Не понимаю, о чём вы, — Элинор смущенно отвернулась, делая вид, что разглядывает тёмный город, в чем не было никакого смысла.

— О, вы всё прекрасно понимаете.

Мужчина приблизился к ней. Их плечи соприкоснулись, и по руке Элинор пробежали колючие мурашки, переворачивая что-то чуть ниже груди, отбирая воздух из легких, заставляя чуть ли не задохнуться. Златовласый рыцарь с ней заигрывал, при этом нахально ухмыляясь! Ну что за вздор. Однако непослушная улыбка почему-то тронула её губы.

— Хотя, — вдруг протянул Джейме, — наверное, этот рыцарь безбожно красив. И руки у него все на месте.

Элинор прыснула.

— Да, это правда. Руки на месте, — при этих словах лучезарная улыбка Джейме начала увядать. Вдоволь насладившись своей коварной выходкой, Элинор опустила ладошку на его здоровую руку. — Руки на месте, — снова повторила она. — Но не все — свои.

Их пальцы переплелись в нежном молчании.

* * *

Зал суда был роскошным местом, буквально светящимся от изобилия позолоченных светильников, картинных рам, отполированной до блеска мебели. Элинор сидела подле своей сводной сестры, носящей траур по несостоявшемуся мужу. Как и королева-мать — по любимому сыну. Губы Серсеи были сжаты в тонкую нить. Она переживала, хоть и качественно скрывала это. Нетерпеливо перебирая пальцами золотой браслет на правой руке, Серсея то и дело бросала взгляд на брата, который, как и полагалось лорду-командующему Королевской Гвардии, стоял позади и будто немного в стороне.

Джейме, в свою очередь, игнорировал взгляды сестры, то и дело взволнованно поглядывая на Элинор. Чего девушка, конечно же, не могла видеть, зато прекрасно ощущала. Волнение передавалось по всему залу, словно какой-то болезненный вирус. Стоял тихий, но напрягающий гул перешептывающихся людей. Много знати собралось, чтобы лицезреть суд над Бесом. И большая часть была настроена против него.

Все с нетерпением ждали, когда распахнутся двери, но все равно вздрогнули как один, как только это произошло. Карлик шёл медленно. Он был в кандалах, под тяжестью которых маленькие ручки тянулись к земле. Его сопровождали два высоких рыцаря, и выглядело это смешно. Если бы не было так жутко.

Тирион Ланнистер занял своё место и началось заседание, которое вёл родной отец подсудимого. Обвинения в жутком злодеянии сыпались как град в самый пасмурный день. Когда пришла очередь защищаться, карлик исполнил свой план в совершенстве. Он решил признаться. Признаться в том, что спас этот город и всех его жителей. Элинор показалось, что Серсея и многие другие присутствующие готовы задохнуться от возмущения. Но не лорд Тайвин. Не моргая, он смотрел прямо в глаза своему сыну.

— Ты желаешь признаться? — снова повторил он, игнорируя сказанные до этого слова обвиненного. — Ты признаешь, что убил короля.

Это был уже не вопрос. Тирион медленно покачал головой. Он считал себя виновным лишь в том, что являлся карликом. Элинор нахмурилась. Она почувствовала, как рядом напрягся Джейме. Тирион ходил по лезвию ножа, и пока не было понятно, каким образом он сможет прийти к задуманному.

Тайвин Ланнистер напомнил, что они собрались здесь не для того, чтобы судить карлика.

— У тебя есть, что сказать в свою защиту?

И он сказал. Что хотел бы быть тем, кто убьёт Джоффри. Этого «грязного бастарда». Элинор вздрогнула при этих словах. И не одна она. Тирион специально распылял ярость. У Серсеи дрожали руки. Казалось, она готова сомкнуть пальцы вокруг шеи родного брата, лишь чудом сдерживая себя.

Тайвин Ланнистер устало прикрыл глаза и спустя мгновение приказал увести сына обратно в камеру. Джейме с дрожью выдохнул. Но Элинор знала, что это ещё не конец.

— Я не отдам свою жизнь за убийство Джоффри, и я знаю, что справедливости мне не дождаться в этих стенах. Поэтому пусть боги решают мою судьбу. Я требую суд поединком.

Зал суда снова заполнился гулом голосов, но на этот раз, люди даже не пытались шептаться. Они были возмущены, поражены нахальной выходкой Беса. Маргери повернулась к Элинор с выражением притворной ненависти и скорби на красивом личике.

— Моё сердце не выдержит, если правосудие не свершится.

— О, миледи, — Элинор не смогла сдержать язвительности, промелькнувшей в голосе, — боги всё видят. Они не допустят несправедливости.

Маргери прищурилась, внимательно глядя на сестру. С подозрением прикусив губу, она кивнула и отвернулась. Слыша всё это, за спиной девушек кашлянул Джейме. Делая вид, что осматривает зал, который пытались привести к порядку, Элинор будто невзначай оглянулась, приподняв брови. Джейме с упреком покачал головой. Да, он прав. Ей стоило помалкивать.

Элинор до последнего не знала, каким образом Тирион будет защищать себя в суде поединком. Он сказал, что за обвиненного может сражаться другой человек, но она не могла даже представить, кто выступит добровольцем. Но таковой нашелся. С широкой улыбкой в зал суда вошёл Оберин Мартелл. У него была плавная походка, напоминающая подкрадывающегося к своей жертве змея. И драться ему предстояло, что было предсказуемо, с Клиганом. Здоровым, похожим на гору рыцарем, рядом с которым Оберин казался хрупким и беззащитным. Да и, к тому же, на южанине практически не было никакой защиты, в то время как Клиган был полностью облачён в доспехи, отчего казался еще больше и непобедимее.

В тот момент Элинор вспомнила истории бабушки в одни из тех приятных вечеров в Хайгардене, когда во всю разворачивается цветущая весна, наполняя сады замка непередаваемым благоуханием. Она словно снова ощутила аромат жасмина и вкус лимонного пирога. Услышала голос Оленны Тирелл, повествующей об ужасной войне. О перевороте в Семи Королевствах. Но рассказывала она не о доблестной стороне истории, в которой фигурировал смелый и отважный рыцарь Роберт Баратеон, вершащий правосудие. Правосудие… для каждого свое. Элинор поняла это именно тогда. Тогда, когда Оленна Тирелл поведала ужасную историю — обратную сторону медали. О жестокости. Об убийстве, не имеющим ничего общего с благородством. О смерти детей, их раскрошенных маленьких черепах, стекающей по белым стенам крови. Бабушка никогда не скупилась на жестокую правду. Но правда, какой бы она ни была, лучше сладкой и одурманивающей лжи.

«Попшикай ты на говно духами, говном оно не перестанет быть», — любила поговаривать Оленна. И была невероятно права. Как всегда.

Глядя на Оберина Мартелла, Элинор начала осознавать его мотивы. Позабыв об осторожности, она резко обернулась, встретившись с печалью в глазах Джейме Ланнистера. Он медленно прикрыл веки, слегка наклонив голову. Когда Элинор снова увидела изумрудные глаза рыцаря, она уже была уверена — это вендетта. Весь этот бой — спектакль, фарс. Он не во имя спасения Тириона. Карлик всё продумал. Боги, насколько же умён этот человек? Ему не нужна была справедливость. По крайней мере, не от этих людей. Ему было просто необходимо потянуть время.

«Каков бы ни был исход суда: победит ли человек, сражающийся за меня, или погибнет, меня всё равно вернут в эту проклятую камеру, а на утро казнят».

Ему нужно было найти человека, готового рискнуть своей жизнью ради Беса. Такого человека в Королевской Гавани нет. Кроме Элинор, потому что она была обязана Тириону Ланнистеру своей жизнью. И кроме Джейме.

Но Элинор предлагать свою кандидатуру в поединке с Клиганом было просто смешно. А Джейме не имел права. К тому же, они оба и так рисковали своей жизнью ради Тириона. Просто об этом мало кто знал. И что же оставалось делать карлику?

— Найти человека, который сам желал этого боя почти двадцать лет, — проговорила Серсея так тихо, что сидящая совсем близко Элинор едва смогла услышать. — Проклятый хитрый Бес.

Она произнесла это ни для кого конкретно. Это была фраза в никуда, подтвердившая мысли Элинор. Ноздри Серсеи раздувались от ярости, а костяшки пальцев побелели от того, как сильно она сжимала кулаки. Но никто не обращал на нее внимания. Все были заворожены происходящим.

Григор Клиган был тем человеком, который жестоко убил детей Элии — жены Рейгара Таргариена, и её саму. А Элия была… родной сестрой Оберина Мартелла.

Элинор устало прикрыла глаза. Тирион даёт возможность Оберину отомстить. Он нашёл человека, который будет за него сражаться. Эта выходка с поединком сильно всех взбудоражила, что займёт время. Такое драгоценное время, невероятно необходимое Тириону, Элинор и Джейме, чтобы их план по спасению свершился. Свою часть карлик исполнил.

Объявили небольшой перерыв для того, чтобы подготовить всё к бою. С пленником нельзя было общаться, но Элинор заметила, как мимо Тириона будто невзначай прошёл Джейме, замешкавшись лишь на секунду. Его губы едва шевельнулись, а Тириона видно не было. Всё произошло в мгновение ока, но Элинор это видела, а вместе с ней и Серсея Ланнистер. Королева-мать резко встала, едва не опрокинув тяжёлый стул, но Джейме уже направлялся в её сторону.

— Не смей, — зашипела Серсея, — не смей разговаривать с ним, Джейме.

— Нам не о чем разговаривать.

Хотел бы он добавить «с тобой», но огня в глазах Серсеи было достаточно, чтобы распалить ещё одно безумное пламя. Как-то, о котором рассказывали после штурма Королевской Гавани Станнисом Баратеоном. Зелёное пламя, дикий огонь. Его можно было перепутать с глазами Серсеи.

— Поединок не спасёт его! — взвизгнула Серсея.

Джейме пожал плечами. Его напускное равнодушие только злило сестру. Затаив дыхание, Элинор наблюдала за тем, что будет дальше. Маргери о чем-то общалась с бабушкой поодаль, то и дело бросая внимательные взгляды на разгневанную королеву-мать. И на Элинор тоже. Девушка прокляла себя за то, что дала повод Маргери на подозрения в свой адрес.

Серсея, немного остудив свой пыл, приблизилась к брату, уже занявшему своё место. Элинор пришлось прислушаться, чтобы различить их шёпот.

— Даже если Оберин победит, — медленно, растягивая слова, произнесла Серсея, — Тирион будет казнён.

— Как скажешь, Серсея. На всё воля богов.

— Ты не сможешь защищать его вечно, Джейме, — снова начала злиться женщина. — Всему есть своя грань. Он убил моего сына!

Джейме ответил внимательный немигающим взглядом. Поджав губы, Серея вернулась на свое место. Спустя некоторое время в зале суда снова наступила тишина. Для боя было выделено место, Тириона определили в дальний угол, где за ним велось беспрестанное наблюдение. На губах карлика играла довольная ухмылка. Все остальные были до невозможности серьёзны.

И бой начался.

* * *

Холодящий душу крик наполнил зал. Элинор не осознала, как оказалась на ногах, прикрывая рот, чтобы не уподобиться голосящим дамам. Но зрелище не могло оставить равнодушным никого.

В луже собственной, быстро растекающейся крови лежал поверженный Змей. Рядом испуская хрипы (вероятно последние), — Гора. На последнем издыхании Григор Клиган убил на глазах сотни людей Оберина Мартелла. К поверженным уже спешили молчаливые сёстры. Они намеревались спасти единственного, у кого ещё была капля надежды на жизнь. Рядом суетился похожий на облезлого пса мейстер. А Элинор не могла оторвать взгляда от жуткого зрелища. Такого не мог ожидать никто.

Любовница Оберина Мартелла упала на колени в лужу крови своего мужчины, сотрясаясь в рыданиях. Почему-то именно на это Элинор уже не могла смотреть. Горло сжало невидимой перчаткой, и в глазах больно защипало. Она отвернулась и встретилась взглядом с широко раскрытыми в шоке глазами Джейме Ланнистера. Он как-то странно дёрнулся, будто вознамерился подойти и утешить её, но вовремя одумался. Всеобщую суматоху прервал громкий стук деревянного молотка.

— К порядку, — спокойно, но достаточно громко произнёс Тайвин Ланнистер. — Предоставьте помощь сиру Клигану в другом месте. Уберите тело Мартелла. Да, вместе с его… леди, — поморщился Тайвин. — Поединок был окончен вничью.

— Нет! — взвизгнула Серсея, привлекая к себе всеобщее внимание. — Клиган жив! Он победил! Тирион виновен!

— Серсея… — сквозь зубы прошипел Джейме, здоровой рукой сжав плечо сестры, пытаясь усадить её на место.

— Ты! Ты всегда был за него… — захлёбывалась в ненависти женщина.

— Довольно.

В зале воцарилась звенящая тишина. Все взгляды были обращены на судью. Но Элинор смотрела на Тириона. Он пытался казаться невозмутимым, но на лбу карлика выступили капельки пота, а губы были сжаты, словно он старался сдержать поток слов, рвущийся наружу.

— Отец… — просипела Серсея, не обращая внимания на руку Джейме, всё ещё сжимающую её плечо.

— Довольно, — повторил Тайвин Ланнистер. — Принимая во внимание обстоятельства поединка и факт гибели бойца осуждённого, я выношу приговор: считать Тириона Ланнистера виновным. Увести пленника.

Тирион молча опустил голову под короткий вопль облегчения собственной сестры. Она наконец упала в свое кресло, смахнув вдруг обмякшую руку брата-близнеца. В этот же момент ожил зал, восхваляя решение справедливого судьи, а Тириона увели. Вскоре начали покидать зал и зрители. Смешавшись с толпой, Элинор выскочила за дверь, потеряв след своих родственников и Джейме. Слава богам, Серсея со своим отцом остались внутри. Как только девушка уже отчаялась отыскать знакомые лица, чья-то рука схватила её под локоть и увлекла в ближайшую нишу.

— Сир Джейме! — воскликнула Элинор

— Тш-ш!

Джейме предупреждающе прикрыл её губы рукой. Он не глядел на неё, осторожно выглядывая из ниши на предмет посторонних ушей. Ниша была прикрыта гобеленом, и проходящие мимо люди не могли заметить скрывающихся сообщников. И вскоре коридор вовсе опустел. Только издалека доносились едва различимые шаги.

Элинор осторожно убрала руку Джейме, но не стала её выпускать из своей.

— Что вы делаете? — прошептала она.

— Леди Элинор, — торопливо ответил он, наконец встречаясь с ней взглядом. Глаза опасливо сверкнули зелёным светом. — Я хочу, чтобы вы проследили за тем, что мой брат безопасно доберётся до судна.

— Как?

— Вы должны видеть, как он садится на корабль и уплывает, леди Элинор.

Она осторожно кивнула, не отрывая взгляда от лица мужчины. Джейме торопился, волновался. В этот момент ей хотелось как-то утешить его и успокоить, но она не знала, как.

— А вы?..

— Сейчас я буду отвлекать свою сестру. Ей не терпится увидеть казнь Тириона, но она должна спать спокойно, чтобы не помешать нашему плану.

Что-то внутри Элинор вспыхнуло. Это было неприятное и жгучее чувство. Ей не понравилось.

— И чем же вы будете её отвлекать? — не удержалась девушка, прищурив глаза.

Джейме мягко улыбнулся. Он взял вторую руку Элинор и прикоснулся губами по очереди к каждой. Элинор почувствовала, как к её щекам приливает румянец. Джейме Ланнистер заглянул в её глаза. Глубоко. И Элинор почувствовала, что тонет. Они были так близко. Сердце гулко билось о рёбра, отсчитывая секунды до…

Джейме выдохнул и отстранился. И только тогда Элинор поняла, что их губы были уже в миллиметре друг от друга. Чувство разочарования нахлынуло на неё, заставив устыдиться собственным мыслям, но вместе с тем она поняла, почему Джейме Ланнистер не сделал того, чего им обоим так хотелось. Он не посмел скомпрометировать её.

— Леди Элинор, — прошептал лорд-командующий. Она чувствовала его приятное тёплое дыхание на своём лице. — Я даю слово, что буду отвлекать Серсею лишь разговорами.

— Сир…

— И хочу вам признаться, — прервал он её шёпот, — что есть девушка, к которой я питаю очень сильные чувства. Но боюсь, что не смогу дать ей того, чего она заслуживает.

— Джейме… — с мольбой в голосе произнесла Элинор, но он не дал ей закончить.

В последний раз оставив на её руках два быстрых и горячих поцелуя, Джейме Ланнистер покинул нишу.

Переведя дух, пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце, Элинор вышла следом спустя какое-то время, удостоверившись, что в коридоре никого нет. Она никогда прежде не испытывала ничего подобного. Вспоминая, как близко к её лицу находились раскрытые в желании поцелуя губы Джейме, Элинор ощутила, словно внутри что-то обрывается, рассылая по телу волны возбуждающего предвкушения. О, это было прекрасно. Она вожделела ощутить такое вновь и стыдилась этого. Она хотела и боялась своих желаний. Но при этом не могла сдержать улыбки, возвращаясь в свою комнату.

Вечер наступил слишком быстро. Элинор хотела поспать, чтобы взбодриться перед долгой ночью, но мысли не позволили ей сомкнуть глаз. Она переживала о Тирионе, о Джейме. Постоянно думала о том, чем сейчас занят лорд-командующий наедине с Серсеей. Его обещание в какой-то степени успокаивало девушку, но также наводило на тревожные мысли. Ей не хотелось думать о том, что слухи о порочной связи были правдивыми. Но иначе зачем ему было давать такое обещание?

Элинор покачала головой, отгоняя тревогу, и выглянула в окно. Закат. Поднявшись с постели, она торопливо оделась. Лёгкое платье из тёмно-зелёного бархата. Почти как глаза Джейме. Шаль из иссиня-чёрного шёлка, покрывающая голову, сливаясь с волосами. Мягкие туфельки, чтобы не было слышно шагов. И она специально не использовала духи — никто не должен был ни услышать, ни увидеть, не почувствовать её присутствия.

Тихо затворив за собой дверь, Элинор поспешила вдоль коридора, ведущего к выходу в королевский сад. За её спиной послышался шорох.

— Куда это ты?

Элинор вздрогнула, едва не воскликнув от удивления. Медленно обернувшись, она встретилась взглядом с сестрой.

— Маргери? — выдохнула Элинор. — Что заставило тебя выйти из комнаты на ночь глядя?

— Тот же вопрос тебе, сестра, — растягивая слова, произнесла Маргери.

Элинор медленно подошла к ней, невольно бросив взгляд в щель приоткрытой двери. В постели Маргери кто-то был. Элинор успела заметить отблеск пламени от свечи на нагом теле, прежде чем поспешно отвернулась. Сейчас это не имело значения.

— Я лишь хотела прогуляться в саду перед сном, — стараясь, чтобы её голос звучал естественно и спокойно, сказала Элинор, глядя прямо в прищуренные глаза Маргери. — Подышать свежим воздухом.

Маргери явно что-то подозревала. Она мучилась этим, но у неё не было аргументов. К тому же, Элинор невольно стала свидетельницей того, о чём Маргери говорить не хотелось.

— Что ж, не задерживайся, сестра, — наконец произнесла вдова, поправляя струящуюся ткань пеньюара. — Леди не пристало гулять ночью одной.

— Конечно, — Элинор присела в довольно насмешливом реверансе. — Одной леди не пристало быть. Особенно ночью.

Пусть лучше Маргери думает, что у неё свидание с молодым человеком в саду, чем подозревает о чем-то большем. О чем-то, имеющим связь с преступлением более масштабным, нежели невинные прогулки под луной.

Маргери сложно было не понять намёк и скрытую угрозу. Бросив беглый взгляд на собственную дверь, она выдавила из себя улыбку.

— Приятного вечера, Элинор.

— И тебе, Маргери.

Дождавшись, пока за сестрой закроется дверь, Элинор продолжила свой путь. Пожалуй, ей стоит поговорить о ночных гостях Маргери с бабушкой Оленной. Не хотелось бы кляузничать на собственную сестру, но Маргери ставила под угрозу безопасность всей их семьи.

«Будто я не ставлю», — тут же промелькнула мысль в голове Элинор, и она решила отложить принятие этого решения до лучших времён. Если таковые настанут.

До закрытого пляжа Элинор добралась, на удивление, без приключений. Под ногами шуршала галька, больно впиваясь в тонкую материю туфелек. Ночь была ясная, и первые звёзды успешно освещали дорожку к витиеватой лесенке, ведущей к стенам замка и теряющейся во мраке. У лесенки её ждали.

Элинор оглянулась на темнеющие в водах очертания торгового судна. У самого берега была пришвартована шлюпка. А у ступеней, заложив руки за спину, неподвижно стоял толстый человек. От его лысины отражался свет луны.

До сих пор ей так и не представился случай пообщаться с мастером над шептунами лично. У Вариса было гладкое лицо, заметно напудренное. До Элинор доходили слухи, что Варис был евнухом, но это её заботило куда меньше, чем слухи о том, что у него повсюду есть уши. И ничто не может укрыться от этого обходительного и подобострастного человека.

— Леди Флауэрс, — с улыбкой произнёс Варис, протягивая руку. — Рад наконец иметь возможность познакомиться с вами лично.

— Лорд Варис, — ответила она, протягивая ладонь в ответ, слегка вздрогнув от сухого прикосновения губ к своей коже. — Взаимно. Жаль, что при таких обстоятельствах.

— О да, — охотно закивал Варис, изображая почти искреннюю обеспокоенность. — Но поспешу заверить вас, дорогая леди Флауэрс, мы совершаем лишь то, что будет на пользу государству.

— Пожалуй, — протянула Элинор. — Но мои намерения…

— О, я осведомлён о ваших намерениях, — снова улыбнулся евнух, не отрывая от неё взгляда внимательных глаз. — Они весьма благородны.

Элинор прищурилась. В отличие от Мизинца, Варис был более приятным собеседником, но её не покидало то же ощущение, что и при разговоре с Бейлишем — давящее чувство, будто он знает всё на свете. Неуютно.

— Тирион задерживается, — поспешил перевести тему Варис, заметив её напряжённость. — Он должен был уже быть здесь.

Одновременно Элинор и Варис посмотрели наверх, где витиеватая лесенка терялась в тайных проходах в стенах замка. Ни движения, ни шороха, ни единого признака Тириона. Элинор забеспокоилась.

Что, если Джейме не удалось освободить брата? Что, если их поймали? Им обоим не сносить головы. Паника начала стремительно нарастать внутри Элинор. Заламывая руки, она неосознанно стала мерять шагами небольшой пятачок у основания лесенки.

— Не беспокойтесь, леди Флауэрс, — мягко произнёс Варис. — Если бы случилось непоправимое, я бы об этом уже знал.

— И как бы вы об этом узнали? — остановилась Элинор, с плохо скрываемым отвращением бросая взгляд на мастера над шептунами. — Вы здесь, со мной. А я ни о чём не знаю.

— О, у меня есть свои источники. И пока что пташки молчат.

Эта фраза повисла в воздухе вместе с неприятным послевкусием. Элинор не хотела даже знать, кто такие эти пташки, но догадки её не радовали. Если Маргери всё же станет королевой, на чьей стороне окажется Варис? Будет ли он шпионить для неё или для Серсеи? Или же… есть кто-то ещё?

Евнух сократил расстояние между ними, очень осторожно положив ладонь на предплечье Элинор.

— Леди Флауэрс, я хотел бы сразу развеять ваши сомнения. Мои интересы связаны исключительно с благом Семи Королевств.

— Несомненно, — кивнула Элинор, хотя сомнения в этом у неё все-таки оставались.

И в этот момент ночь прорезал звук колоколов. Сердце Элинор замерло, и она не заметила, как ухватилась за тонкий шёлк рукава Вариса.

— Они подняли тревогу, — выдохнула она, округлив глаза.

— Этого следовало ожидать, — евнух поднял голову, вглядываясь в тёмные стены замка. — Наконец-то.

Тогда-то и Элинор заметила её — маленькую тёмную фигурку карлика, спешащего вниз по лесенке. Спотыкаясь и пыхтя, он вскоре добрался до пляжа, тут же хватаясь за руку Элинор. Тирион был взволнован и напуган, но решителен.

— Что заставило вас так задержаться, лорд Тирион? — поинтересовался, с трудом скрывая тревогу, Варис, подгоняя карлика к ожидающей его шлюпке.

Тирион Ланнистер перелез через бортик шлюпки, где с вёслами его ждал не замеченный до сих пор худощавый моряк. Карлик обернулся, расплываясь в довольной улыбке.

— Я убил своего отца.

Элинор в ужасе выдохнула, трясущимися руками хватаясь за ладошки Тириона. Варис пытался прийти в себя, явно шокированный этим известием.

— Тирион, — со слезами на глазах прошептала девушка.

— Леди Элинор, — отбросив все манеры, Бес сжал её пальчики в своих руках. — Послушайте меня внимательно. Вы должны соблюдать осторожность. В Королевской Гавани теперь небезопасно, — два таких разных глаза карлика смотрели на неё с нежностью и решимостью. — Новым королём можно манипулировать, и все это прекрасно понимают.

— Но…

— Элинор! — он потянул её на себя, заставив склониться, чтобы их никто не услышал. — Будет ли это Серсея, или Маргери, — зашептал он, — зависит от вас. — Он отстранился, всё ещё держа её руки в своих.

Ладони карлика были шершавыми, но приятными. Эти руки только что убили собственного отца. Но шок Элинор прошёл, и теперь она чувствовала, что… всё было правильно. И эта мысль пугала больше, чем поступок Тириона.

— Я буду скучать по вам, лорд Тирион, — глотая слёзы, прошептала она.

— И я по вам, искренне, — улыбнулся карлик. — Уверен, вы ещё сыграете свою немаловажную роль, миледи.

Шлюпка отчалила от берега, стремительно приближаясь к торговому судну. Ночь скрыла его последние очертания, а солёный ветер высушил слёзы на щеках Элинор.

Нечего терять.

Они стояли примерно в миле от Винтерфелла. Солнце медленно скрывалось за башнями замка, окрашивая их бледно-алым цветом. Ветер трепал волосы стоящего поблизости Джона Сноу. Он смотрел на родной дом стеклянным взглядом, и Мунда примерно представляла, какие мысли сейчас занимали его голову. Примерно ощущала исходящие от главного вороны нотки грусти и ностальгии. И решимость перед неминуемым боем.

— Разбить лагерь, — словно очнувшись от какого-то сна, произнёс Сноу.

Народ покорно разбрёлся выполнять приказ. Зажгли костры. Разбили палатки, напоили лошадей и рассыпали им остатки овса. Еды было катастрофически мало даже для людей. Предстоящий бой был не на жизнь, а на смерть, и все это прекрасно понимали. Им нечего было терять.

Мунда всё ещё наблюдала, как последние лучи солнца скрывались за Винтерфеллом, и думала о младшем брате. Пыталась представить, как он там справляется в Чёрном замке, вспоминает ли о ней, скучает ли. Ей бы очень хотелось, чтобы он не тосковал. Даже если её не станет. Когда её не станет.

Из задумчивости её снова вывел голос Джона.

— Нападём на рассвете. Поэтому вам стоит поспать и набраться сил.

Никто не стал спорить. Перекусив жалкими пожитками, вольный народ, вороны и немногочисленное войско севера разбрелись по палаткам в попытке уснуть. Мунда тоже попыталась забыться, как её отец: лишь приняв горизонтальное положение, он тут же уснул, разнося по всей палатке громоподобный храп. Но, как бы она ни ворочалась, как бы ни сжимала веки, пытаясь не думать о бое, ей не удалось даже задремать.

Похоже, не одна она страдала от бессонницы в ту ночь. Выбравшись наружу, Мунда обнаружила, что многие воины сидят у костров либо бесцельно прохаживаются по лагерю. Кто-то добровольно брал на себя вахту. Тревожные мысли не одолели лишь старых вояк, которые привыкли к волнению перед битвой и ничего уже не страшились.

Девушка приблизилась к одному из костров, у которого грелось несколько человек. К её удивлению, одним из них оказался Джон Сноу. Почему-то Мунда думала, что как раз-таки он будет придерживаться своих слов и постарается выспаться, но, с другой стороны, она понимала, что Джону, вероятно, сложнее всего. Он идёт с боем не просто на какой-то замок, не ради зыблемой цели, не по приказу высших чинов. Он шёл по своей воле на собственный дом, а остальные шли за ним. Должно быть, груз ответственности был слишком тяжёлым, чтобы сомкнуть веки в эту ночь.

Мунда молча опустилась рядом на сырое бревно, слегка задев главного ворону плечом. Джон Сноу вздрогнул, словно она вывела его из глубокой задумчивости, и растерянно посмотрел на девушку.

— Почему не спишь? — хрипло спросил он.

— А ты? — огрызнулась одичалая.

Джон хмыкнул, пожал плечами и с любопытством посмотрел на неё исподлобья.

— Во что ты веришь, Мунда?

Вопрос застал её врасплох. Почему-то она не обращала внимание на то, что помимо них у костра сидит кто-то ещё. Когда они разговаривали, в её сознании все присутствующие словно испарялись. Были только они вдвоём. И бесконечное небо над их головами.

— Я верю, — она на мгновение замешкалась, — в Старых богов.

— А ещё?

— В семью, — уже уверенней продолжила она. — В долг перед родными.

Джон кивнул.

— Ещё.

— В тебя, Джон Сноу.

Он искренне рассмеялся.

— Точно, — смахивая выступившую слезу, сказал он, — я чуть не забыл. Ты веришь в меня, но не мне.

— Я никому…

— Не веришь, я помню. Я помню, Мунда, — Джон Сноу устало потянулся и вздохнул. А потом неожиданно сказал: — А я верю тебе.

— Зря, — Джон непонимающе нахмурил лоб. — Тебе не стоит верить мне или кому-либо ещё.

Он пожал плечами.

— Знаю. Но мне плевать.

Настал черёд Мунды хмуриться. Да простят её Старые боги, но она не могла понять этого мужчину. Возможно, поэтому ей было так интересно с ним разговаривать. Находиться рядом. Прикасаться к его руке. Вспомнив, как Джон Сноу обнял её после снежной бури, Мунда вздрогнула, устыдившись собственных мыслей и тех эмоций, что снова, словно в напоминание, пробежались мурашками по всему телу.

Ещё какое-то время они молчали. Джон взял веточку и стал бездумно тыкать ею в костёр. Окружавшие их люди действительно куда-то испарились. Мунда не заметила, когда они ушли. Наконец, Джон снова прервал молчание.

— В остальном то, во что мы верим, совпадает, Мунда.

— Семья, долг…

— Честь.

— Я не говорила о чести.

— Прости, — хмыкнул он. — Это девиз Талли. Как-то само вырвалось.

— Кто такой Талли? — с любопытством спросила Мунда.

— О, это один из домов Речных земель, — охотно пояснил Джон. — Мать моих сводных братьев и сестёр была Талли.

— Что с ней стало?

— Она умерла. Как и мой брат со своей новоиспечённой женой и ребёнком, которого она носила.

— Они были чем-то больны?

— Они… доверились, — глаза Джона расширились, и взгляд начал растерянно блуждать по пляшущим языкам пламени. — Пожалуй, им не стоило доверять другим.

— Кто бы говорил, Джон Сноу.

— Наверное, это семейное. Но теперь их не вернуть.

— Но ты всё равно не станешь учиться на чужих ошибках, так ведь? — Мунда слегка подтолкнула его плечом, вызывая на губах мужчины слабую улыбку.

— Как видишь, я и на своих-то не особо учусь, — протянул он. — Меня убили, я воскрес, божился, что никогда больше не доверюсь, но как это может касаться той, которая отдала свою кровь, чтобы я снова смог дышать?

Он снова поднял эту тему. До этого лишь раз поблагодарив её за содеянное и спросив, почему она так поступила, он не возвращался к этому вопросу. И Мунда тоже старалась не думать о случившемся. Словно ничего и не было.

— Иногда ты просто знаешь, что должен поступить так, а не иначе, — тихо сказала она.

— Да, — кивнул Джон. — Иногда ты не сомневаешься. Правильно ли это, глупо ли. Ты просто действуешь, потому что внутри себя знаешь, что так нужно. И это так просто. Но Мунда, бывает ли такое, что тебя одолевают сомнения?

Она пожала плечами.

— Иногда.

— И как ты поступаешь?

— Как чувствую. Я немного думаю и поступаю так, как чувствую, что я хочу именно этого.

Она снова вызвала у него улыбку.

— Немного думаешь?

— А зачем много думать? — вспыхнула девушка. — Так можно запутаться!

Джон рассмеялся.

— Действительно. Вот бы и мне быть таким мудрым, как ты, Мунда.

— Мне кажется, ты надо мной смеёшься, Джон Сноу, — нахмурилась она.

— Тебе кажется, — Джон тепло улыбнулся и приобнял её за плечи. Этот жест был таким естественным, что Мунда даже не успела напрячься. — Я восхищаюсь тобой.

Она не знала, что на это ответить, поэтому предпочла промолчать. Отец всегда говорил, что не стоит болтать, когда сказать нечего. В этом он был прав, как и во многом другом. Мунда восхищалась своим отцом, а Джон Сноу восхищался Мундой. В это сложно было поверить, но, кажется, она поверила. Странное чувство. Только что она впервые поверила не в него, а ему.

Джон не стал убирать руки. Они сидели плечом к плечу у костра, говоря о семье, долге и… нет, не чести. Для чести у Мунды не было понятия. И веру они больше не обсуждали. С этим уже всё было ясно. Похоже, Джон тоже догадался, что начал вызывать у девушки доверие, но он не злоупотреблял этим.

Сон так и не пришёл. Зато пришло утро, ознаменовав себя первыми лучами солнца, слабо пробивающимися сквозь снежные тучи. Как только небо слегка посветлело, Джон вмиг посерьёзнел и словно отдалился на десять тысяч миль. Убрав руку с плеча Мунды, он встал перед тлеющим костром.

— Трубите в рог, — сказал он пробегающему мимо вороне. — Мы начинаем наступление.

* * *

Их уже ждали. Войско бастарда было огромно — словно чёрный рой насекомых, выстроившихся у границы между небом и землёй. Они шумели, кричали, ветром доносилось насмешливое улюлюканье. Эфесами мечей и древками копий и боевых молотов колотили о пёстро выкрашенные щиты.

Войско под предводительством Джона Сноу молча выстроилось напротив врага. Между ними простиралось белоснежное поле с вкраплениями там, где почва была неоднородной. Взгляд Мунды, стоявшей где-то посередине немногочисленной дружины главного вороны, непрерывно следил за тёмной макушкой. Он возвышался надо всеми, сидя на пегом жеребце. Говорил что-то, что слышали только первые ряды, но дружественными криками поддерживали его все. Мунда слышала эхом в своей голове последние слова Джона Сноу, сказанные ей: «Будь осторожна».

Ветер донёс писклявый голосок, похожий на ребёнка. Капризный, противный, но опасный. Потому что Мунда поняла, кто кричал, и к кому он обращался.

— Сдавайся, бастард Старка! — вопил на той стороне Рамси Болтон. — Сдавайся, иначе погибнешь сам и погубишь своих оборванцев!

На мгновение повисла тишина. Медленно Джон Сноу вытащил из ножен свой меч. Длинный Коготь. И поднял его высоко над головой. Сердце Мунды замерло. В тот момент её сердце переполняло восхищение. Он стоял впереди, он вёл своё войско и был готов сражаться вместе с ними бок о бок. Она не видела Рамси, как бы не приглядывалась, но могла поспорить, что он прячется за спинами своих воинов. Джона Сноу это не касалось.

Он поднял меч, а затем с воинственным кличем опустил его.

— В атаку!

Земля содрогнулась. Мунда не заметила, как побежала, потому что побежали все остальные. Всё тряслось и дрожало. Она кричала вместе со всеми, чтобы подбодрить себя и своих братьев по оружию. Мунда смотрела вперёд, стараясь не потерять из виду тёмную макушку своего предводителя. Всадники были впереди, всё больше отрываясь от пехоты, в составе которой была девушка. Становилось всё труднее дышать, снег замедлял движения, морозный воздух сковывал глотку, но она продолжала бежать и смотреть вперёд — на Джона Сноу.

Войско бастарда Болтона не двигалось. Они продолжали провоцировать противника, но стояли на месте. Мунде это не понравилось. Если хочешь сражаться — сражайся! Будь честен в бою. Докажи свою отвагу на деле. «Почему они не шевелятся?» — промелькнуло у неё в мыслях, прежде чем ветер вновь донёс противный голосок Рамси.

— Лучники! — вперёд его войска ступили полсотни воинов с луками на изготовку. — Приготовились!

Она видела, как на мгновение натянулись поводья всадников, притормаживая коней.

— Не замедляемся! — крикнул Джон.

Наконечники стрел были обмотаны какими-то чёрными тряпками. Мунда догадалась, что их вымочили в смоле. Сердце пропустило несколько ударов, когда она споткнулась, и её чуть не затоптали бегущие рядом воины. Кто-то дёрнул её за капюшон и рванул вверх, заставив бежать дальше.

— Пли!

Воздух со свистом разрезал огонь. Стрелы ярким пламенем стремительно приближались в сторону всадников. В один миг Мунда потеряла из виду тёмную макушку, за которой так пристально следила. Послышались глухие звуки, будто что-то с размаху вонзается в плоть, запахло гарью, барабанные перепонки взорвались от криков боли — кричали люди, умирали под наездниками кони. Пехота продолжала бежать.

Первый труп на своём пути она перепрыгнула, стараясь не смотреть на лицо. Увидела только меховой воротник и тёмно-зелёный цвет, перепачканный кровью. Вероятно, это был один из людей лорда Рида. Больше Мунда не опускала взгляд. Боялась, что придётся перепрыгнуть через тело кого-то из знакомых. Кого-то, кто стал слишком близким.

Что-то изменилось, и Мунда не сразу поняла, что войско Джона Сноу тоже начало воинственно кричать, и бежать они стали будто бы быстрее. Совсем рядом послышались звуки встретившейся в схватке стали, и тогда девушка поняла, что битва началась.

Первый удар клинком пришёлся по железной наклёпке на плече девушки. Она развернулась, взмахивая молотом, и с силой опустила его на голову противника. Что-то противно чавкнуло под шлемом мужчины, и он неловко, словно кукла, повалился на бок. Времени на передышку не было. По большей части, Мунде приходилось отбиваться, чем наносить удары, попутно ища взглядом Джона Сноу. Отец тоже был в первых рядах вместе с предводителем, но его Мунда хотя бы слышала. Яростное «Хар-р-р» доносилось будто бы совсем рядом, но она всё равно не видела его сквозь белую дымку холодного воздуха.

Зато увидела Морса Амбера, отважно сражающегося вместе с небольшой кучкой своих людей. В его единственном глазе горело безумие, а на губах застыла дьявольская улыбка. Бой приносил ему невиданную радость. Капли вражеской крови окропляли старческое лицо, оставляя алые потёки на коже. Мунда начала пробиваться ближе, когда заметила, как сбоку к старику выскочил вражеский воин. Она успела обратить внимание, что он был невысокого роста и хорошо сложенным, двигался быстро, исподтишка.

— Берегись!

Собственный голос показался ей чужим, а ноги уже сами несли на помощь к Морсу Амберу. Молот взлетел в воздух, став продолжением руки, и с хрустом раздробил грудную клетку нападавшего. Старик ошеломлённо обернулся, пытаясь понять, откуда была угроза. Увидев под ногами хрипящего мужчину, Морс с рыком вонзил меч в его глотку, прекратив его мучения. Мунду трясло от переизбытка адреналина. Она с трудом оторвала молот от груди врага и взглянула на спасённого ею старика. Амбер хмурил кустистые брови. А затем он просто хмыкнул и без лишних слов ринулся дальше в бой.

Вокруг продолжалось безумие, разворачивая хаос во всей красе. Кровь лилась рекой, марая белый снег своей порочностью. Жестокость и смерть — их запах прочно засел в ноздрях Мунды, пробивающей себе дорогу вперёд, к замку. Она не оставляла попытки найти Джона Сноу, но продолжала выполнять свой долг. Долг перед человеком, которому поклялась в верности. Мысли о нём придавали ей силы идти дальше, кроша черепа врагов сокрушительным молотом, от которого болела рука, ныло в груди, щемило сердце и щипало глаза, когда в них неизменно попадали капли чужой крови. Но она продолжала сражаться.

Словно божественные покровители рядом с ней были её отец и Морс Амбер. Чаще всего она их только слышала, но это подбадривало. Значит, они живы. Значит, всё это не зря. Несмотря на царившую на поле битвы смерть, войско Джона Сноу становилось всё ближе к своей цели — к замку Винтерфелла.

Краем глаза Мунда заметила, как приготовили лестницы. Мимо пронёсся небольшой отряд наступления, которому расчистили дорогу воины, с которыми она сражалась бок о бок. Одна из лестниц взметнулась ввысь, прикоснувшись краями к серому небу, и опустилась на стены замка. Они были уже так близки.

Но стоило первым смельчакам начать карабкаться наверх, как на крепостной стене показались сначала головы врагов, а затем — бочки.

— Приготовить снаряды! — надрывался кто-то за стеной. — По моей команде! Запускай!

И дюжина бочек полетела вниз. Несколько людей сбило с лестниц, но большинство пострадало, когда, с грохотом коснувшись мёрзлой земли, одна из бочек разорвалась, взметнув в воздух ослепляющий огненный шар.

— Что за бесовские чары… — сорвалось с онемевших губ Мунды.

Рядом с ней взрывались снаряды, поджигая и отбрасывая людей вокруг. Она чуть не споткнулась о ворону, бившегося в агонии под ногами. У него сгорели все волосы, обуглилась кожа, покрывшись противными скользкими пузырями, и он уже не кричал. Он хрипел, моля то ли о помощи, то ли об избавлении от страданий.

Всхлипнув, Мунда перешагнула бедолагу, по пути отбившись от напавшего на неё человека Болтона, который пошатнулся, но бросился с мечом наперевес дальше — уже на другого одичалого, который его и зарубил зазубренным топором. Стало невыносимо жарко и ещё страшнее, чем в самом начале. Мунда больше не слышала отца. Она будто вообще ничего не слышала, враз оглохнув от непрекращающихся взрывов. Ослепнув от постоянных вспышек.

И тогда она увидела его. Словно разверзлось пекло и выплюнуло беса — сеять боль и страдания. Рамси Болтон восседал на вороном жеребце. В одной руке бастард держал меч, а в другой — намотанные на кулак цепи, которые тянулись к ошейникам. С цепей срывались, истерична лая и бросаясь на удирающих прочь людей, две здоровые псины. Одна была чёрной, как одеяния ворон, а вторая — рыжей. Поцелованная солнцем псина с самым безумным взглядом, который только доводилось видеть Мунде. Даже у Морса Амбера был более спокойный глаз.

Рамси Болтон что-то кричал и смеялся, натравливая сучек на людей своего врага. Порождения пекла валили одичалых и ворон на землю и вгрызались им в глотки, одним рывком унося десятки жизней. Вскоре их морды превратились в кровавое месиво, от одного зрелища которого хотелось развернуться и бежать что есть мочи.

И Мунда побежала. Но не прочь, а навстречу дьявольским отродьям. Набросившись на рыжую псину, Мунда с криком отскочила, когда челюсти чудовища едва не сомкнулись на её запястье. Собака одним рывком сбила её с ног, и девушка едва успела вновь подняться, прежде чем её не загрызли насмерть острые клыки. Нашарив в снегу рукоятку молота, Мунда медленно обходила рыжую суку, стараясь не приближаться к Болтону, который отмахивался от смельчаков мечом и поливал всех отборными ругательствами.

Голову пронзила неожиданная догадка, и Мунда кинулась вперёд, чтобы не передумать. Взмахнув молотом, она с силой опустила его на цепь. Рыжая дёрнулась и зарычала — теперь ей далеко не уйти и так просто не наброситься. Её чёрная подруга заскулила так, что невольно сжалось сердце. Мунда испуганно подняла взгляд и охнула, увидев, что Морс Амбер размозжил собаке череп. Голыми руками.

— Рыжая — твоя, — прорычал старик.

Мунда только успела кивнуть, когда над ними раздался истерический крик бастарда.

— Ах ты старый сукин сын! — вопил Болтон. — Взять его!

На Амбера тут же накинулись люди подонка, вырвавшиеся из других схваток. Их больше не могли сдерживать, и Морс потонул в куче тел. Но у Мунды не было времени следить за тем, справится старик или нет. Ей нужно было прикончить рыжую скотину, затравленно глядящую на неё, готовую броситься в любой момент. Молот сдерживал псину, но Рамси Болтон отчаянно дёргал рукой, пытаясь вырвать цепь обратно. Единственным результатом этих махинаций было то, что он елозил по окровавленному снегу труп чёрной собаки и только. Сплюнув, бастард отбросил цепь и кинулся в бой со своими людьми, которые прикрывали его со всех сторон.

Оружия у Мунды не было. Были только руки, страх за старика и ярость, медленно и неотвратимо закипающая внутри. Она накинулась на псину, сомкнув пальцы на толстой шее. Вдвоём они барахтались в снегу. Пасть псины отчаянно щёлкала зубами у самого лица девушки, но Мунда не ослабляла хватку. На её глазах выступили слёзы — не то от усилий, не то от жалости к животному, которое могло избавить её от жизни в один момент. Псина начала хрипеть, Мунда всхлипнула.

— Сдохни уже! — взмолилась она, нависая над ослабнувшей собакой. — Умри. Пожалуйста.

Но рыжая отказывалась умирать. Она барахталась под Мундой, всё ещё надеясь вцепиться в её плоть. И тогда Мунда ослабила хватку и одним движением свернула животному шею. Она даже не взвизгнула. Просто уставилась невидящим взглядом куда-то за плечо Мунды. И тогда что-то рвануло девушку наверх.

Сначала в глазах всё потемнело из-за острой боли в голове. Потом Мунда увидела, как мимо проносятся люди, и мельтешит крепостная стена. Крепко ухватившись за косу, Мунду волок по земле всадник. До ушей начали долетать обрывки ругательств в свой адрес, и девушка поняла, кто на неё напал. Бастард собственной персоной. Мстил за своих сук, намереваясь содрать с неё скальп. Из-за боли в глазах снова потемнело.

Паршивая брань сменилась истерическим хохотом, этот мерзкий смех словно отрезвил Мунду. Она согнулась, подскочив на кочке, больно ударилась боком, заорав от боли. Но дотянулась до сапога, в котором прятала кинжал. Резко вытащив его, Мунда, не сомневаясь ни секунды, поднесла оружие к косе и начала пилить. Несколько движений острым лезвием, и всадник унёсся далеко вперёд, оставив задыхающуюся от боли девушку позади.

Шатаясь, Мунда с трудом поднялась на ноги и увидела, что Болтон возвращается, размахивая мечом и её косой. «Да он псих!», — только и успела подумать она, вовремя пригнувшись, подсекая кинжалом ногу вороного жеребца. Конь споткнулся и сбросил наездника, но бастард ловко соскочил с седла и кинулся на неё, вонзив клинок в плечо. Вдвоём они повалились в снег.

Он явно метил в сердце, но промахнулся. Боль пронзила Мунду, заставив на мгновение ослепнуть. Болтон вытащил клинок, и по плечу заструилась горячая кровь. Он был сверху, скалясь и бегая взглядом по её лицу.

— Попалась, — захихикал Рамси, облизывая пересохшие губы.

— Иди к бесу, — прохрипела Мунда, пытаясь вырваться, но силы покидали её с невероятной скоростью.

— Ты убила мою девочку, грязная одичалая! — нараспев произнёс Рамси. — Хотел бы я посмотреть, что у тебя под кожей, но времени нет. Придётся довольствоваться малым!

Он взмахнул рукой, крепко сжимающей кинжал. Мунда слабо дёрнулась, широко раскрывая глаза и понимая, что вырваться у неё просто нет шансов. И в момент, когда, казалось бы, смерть была неминуема, кто-то со всей силы обрушился на Рамси, сбив его с ослабленного тела Мунды. Девушка тут же подскочила, шатаясь и пятясь назад. Кровь с плеча медленно струилась по руке, и она прижала к ней ладонь, пытаясь разглядеть своего спасителя.

— Отпусти меня, выродок! — верещал Рамси.

— Джон! — воскликнула Мунда, тут же позабыв о плече, о боли и о слабости.

Она попыталась вмешаться в схватку, но от мужчин её отрезали люди Болтона. Они оттащили своего предводителя от Джона Сноу и поволокли его в замок. Джон всё ещё поднимался на ноги, когда горстка оставшихся защитников кинулась к нему с мечами наготове.

Сталь схлестнулась в воздухе. Одним лишь кинжалом Мунда умудрилась отразить атаку. Локтем она разбила одному из воинов нос, ударом ноги в пах заставила другого согнуться пополам, скуля от боли.

Джон уже стоял на ногах. Подобрав свой меч и брошенный одним из людей Болтона клинок, он поспешил на выручку. Мунда с благодарностью приняла из его рук оружие, оттолкнув от себя раненного воина Рамси. На мгновение их с Джоном взгляды встретились. В серых глазах главного вороны читалось беспокойство и… удивление.

Мунда накинулась на жалкие остатки армии Болтона с боевым кличем. Они сражались с Джоном Сноу плечом к плечу, в то время как Рамси Болтон капитулировал в замок, стены которого уже во всю осаждала армия одичалых и северных лордов, верных Джону. На губах главнокомандующего начала появляться улыбка. Мунда же в какой-то миг почувствовала абсолютное счастье.

Биться с ним бок о бок. Видеть радость в его глазах. И плевать на боль, на реки крови. Когда Джон Сноу казался таким живым, таким настоящим и совсем рядом с ней, всё остальное отходило на второй план.

Воины уже не вступали с ними в схватку: они бежали, пытаясь достичь стен замка, но им не было пощады. Мунда было ринулась за одним из них, но её остановила рука Джона, опустившаяся на её плечо. С ужасом посмотрев на свою окровавленную ладонь, а затем на её плечо, Джон поднял испуганный взгляд на Мунду.

— Ты… ранена, Мунда.

— Я знаю, Джон Сноу.

Она попыталась улыбнуться. Но улыбку стёрли губы Джона, так неожиданно оказавшиеся у её лица. Он целовал её. Жадно, пылко. Так, будто ничего и никого не существовало на этом поле боя. Прервав поцелуй, Джон провёл ладонью по лицу Мунды, а его глаза светились восхищением.

— Пойдём. Нам нужно вернуть Винтерфелл.

Мунда не нашла ничего лучшего, чем кивнуть. Попытайся поцеловать её кто-нибудь другой, он вряд ли бы ушёл невредимым. Одна мысль о чужих губах, пытающихся к ней прикоснуться, вызывала у Мунды отвращение. Но сейчас всё было иначе. В жилах закипала кровь, разгоняя по телу приятное тепло. Такого она ещё не испытывала.

И они отправились к воротам, которые уже вовсю выносились тараном. По пути Мунда вернула себе свой молот, бросив мимолётный взгляд на тела «девочек» Рамси. Несмотря ни на что, она ощутила жгучую жалость к этим животным. Они не были виноваты в том, что их натравили. Не были виноваты, что растили их и воспитывали так, как нужно было сумасшедшему бастарду. Они просто делали то, чего от них хотели, а теперь они мертвы.

Люди Джона не были готовы к осаде замка, в отличие от тех, кто прятался за высокими стенами. На карабкающихся по лестницам одичалым обрушивались бочки с кипящим маслом, сбивали их вниз, сверху сыпались подожжённые стрелы. Повсюду разносился запах гари, крик умирающих людей.

— Занять оборонительные позиции! — надрывался Джон. — Стена из щитов!

Но щиты не спасали от шквала снарядов. Все понимали, что попытки забраться на стену тщетны, а таран был и вовсе брошен, окружённый кучкой мёртвых обугленных тел. Джон выглядывал из-за щита, испачканный в крови и грязи, а рядом с ним дрожала Мунда, видя, как вокруг смерть забирает всех без разбору.

Она вздрогнула, заметив, как от стены к ним несётся её отец. Одна из стрел пролетела совсем рядом, вонзившись в землю у его ноги. Тормунд ловко перескочил через препятствие, по пути сбрасывая пропитанную маслом накидку.

— Когда-нибудь у них закончатся снаряды! — прорычал он, врываясь за стену из щитов.

— Тогда же, когда у нас — люди, — хмуро ответил Джон.

Рана Мунды продолжала кровоточить. Даже нечем было перевязать, и силы начали покидать её тело. В голове всё было поддёрнуто лёгкой дымкой тумана. Тошнило, словно в лунные дни. На лице отца отразилось беспокойство.

— Прижми рану, — бросил через плечо Джон Сноу. — Не выходи из-за щитов.

— Ты не посмеешь отступить, ворона! — прищурился Тормунд. — Я вижу, что ты хочешь, но ты не посмеешь. Не сейчас, когда мы уже так близко!

— Другого шанса не будет, — выдохнула Мунда.

— Я знаю.

Джон поморщился. Он понимал, он всё прекрасно понимал, но не мог позволить погибнуть всем. А если они двинутся дальше, то исход будет лишь один. «Они все умрут», — с пугающим спокойствием подумал Джон.

Он развернулся к своим людям и открыл рот, чтобы приказать отступать, но его голос утонул в протяжном вое. Кто-то трубил в рог, заглушая стоны умирающих людей. Все с недоверием посмотрела на холм, из-за которого на поле спускалась целая армия. Трубили в рог, кричали и подбадривали друг друга люди, одетые в кольчугу и варёную кожу. Некоторые казались совсем дикими. Они кричали и размахивали топорами, почти как одичалые.

— Горные народы, — выдохнул Джон. — И… воины Долины Аррен.

— Кто эти люди, Сноу? — даже в голосе отца ясно слышалось удивление. — Кому они помогают?

Джон молчал и смотрел на вершину холма, на которой остались два всадника. Довольно щуплый мужчина с козлиной бородкой и девушка. Мунде она показалась очень красивой: тёмные волосы, в которых почему-то отражалось тусклое солнце, выглядывающее из-за туч, будто она некогда была рыжей; строгий наряд с воротником под шею, не скрывающий её женственности; знакомые острые черты лица… Мужчина же Мунде не понравился. Даже с такого расстояния она видела неприятную ухмылку человека, который словно знает больше всех на свете. Он казался ей таким скользким, что хотелось умыть его ледяной родниковой водой.

— Мизинец.

Джон произнёс это сквозь зубы. Мунда внимательно посмотрела на него, отмечая невиданную ранее злобу и недоверие. Но было что-то ещё. Облегчение?

— Чего? Тебе палец отдавило, Сноу? Хар! — Тормунд заржал, довольный своей шуткой.

Люди Джона приободрились, когда их ряды значительно пополнились, чего не сказать о прихвостнях бастарда. Снаряды посыпались на них с новой силой, но оборона также удвоилась, поэтому их старания результата не принесли. Раненных оттащили в сторону, где им стали оказывать первую помощь.

— Заберите её, — Джон подтолкнул Мунду к одному из людей Мизинца.

— Нет! — она и сама не поняла, откуда у неё взялось столько сил, чтобы вырваться из рук здорового мужчины.

— Слушай, что тебе говорит главный ворона! — рявкнул Тормунд.

Они тут же отвернулись от неё, став обсуждать новый план. Мунда этого не слышала. Пошатываясь, она отходила всё дальше от стен замка, придерживаемая человеком из Долины. В другое время она бы с интересом рассматривала южанина, но сейчас ей было не до этого. Мунда не хотела пропустить возможности войти за стены Винтерфелла в числе одной из первых. А всё шло к тому, что правлению бастарда Болтона пришёл конец.

Южанин оставил её ждать своей очереди возле женщин с окровавленными руками, которые поспешно штопали раненных. Мунда покорно ждала, пока снова не протрубили в рог. И атака на стены замка возобновилась. Пополнившиеся ряды армии Джона кинулись в бой, избегая снарядов, ловко карабкаясь по лестницам и скидывая защитников со стен. Взялись за таран, и за несколько ударов ворота покосились.

— Навались!

— Р-раз! Два-а!

— За лорда Сноу!

— За главного ворону!

Казалось, что земля сотрясается от самих криков. Внутри Мунды поднималось что-то волнующее, горячее. Она чувствовала это, когда губы Джона Сноу соприкоснулись с её губами. Когда он улыбался ей искренне и по-мальчишески щурился. Когда волосы падали на его серые глаза, и он смахивал их небрежным движением руки. Что-то закипало и бурлило внутри неё, и Мунда решительно двинулась вперёд.

Никто не окликал её, не принуждал к перевязке раны. Все, кому было дело, сражались впереди, куда она и направлялась. Взмахнув молотом раз-другой, Мунда набрала в лёгкие побольше воздуха и закричала что есть силы. Она бежала с молотом наперевес и кричала, выпуская накипевший внутри адреналин.

Первый враг выскочил перед ней у самих ворот. Должно быть, он пытался убежать с поля боя, потому что битва уже перенеслась во внутренний двор, но молот Мунды не дал ему спастись. Оказавшись внутри, она со слезами на глазах от боли и восторга сбивала с ног приспешников Болтона, смутно осознавая, что… вот оно. Винтерфелл. Она внутри, во дворе, и мимо глаз мелькают стены замка. Одна башня, вторая, третья. Из крытого перехода на них посыпалось ещё больше людей, которых встретили радостно, будто старых друзей. Это заставило бедолаг попятиться назад, но объединённое войско было слишком воодушевлено предчувствием победы, что не давало ни малейшего шанса на то, чтобы избежать кровопролития.

И Мунда была одной из них. Она рубила, ломала, добивала и радовалась. Скоро, совсем скоро всё это закончится, и Джон Сноу покажет ей Винтерфелл во всей его красе. Где-то на подсознании Мунда не хотела, чтобы бой заканчивался. Хотела сохранить это чувство победы до последнего.

А потом была вспышка боли — яркая, застилающая глаза, россыпь звёзд, острый приступ тошноты и удар по коленям. Очень поздно Мунда поняла, что удар пришёлся о землю. Она стояла на коленях, пошатываясь и чувствуя, как по лицу струится горячая кровь. Над ней стоял и скалился мужчина с совершенно безумным взглядом. Почему-то Мунда обратила внимание, что у него не было одного зуба. На щите, которым он её ударил, мерцало пятно её крови.

Мужчина занёс меч рассекающим движением. «Он хочет снести мне голову», — подумала Мунда. Она стоит на коленях, а над ней — палач. У ворон так расправляются с дезертирами. Это называется «казнь». Сейчас её казнят, как настоящую ворону.

Эта мысль почему-то рассмешила Мунду, но вместо смеха изо рта вырвался хрип. Меч со свистом летел к её голове, когда она закрыла глаза. Но ничего не произошло. Нехотя Мунда открыла один глаз. Дышать было тяжело. Из груди напавшего на неё мужчины торчало лезвие клинка, а его взгляд навечно застыл в удивлении, тогда как рот всё ещё был открыт в оборвавшемся крике. Без одного зуба.

Морс Амбер толчком ноги отбросил тело, вытаскивая свой меч. Земля закружилась вокруг Мунды, вызывая новый приступ тошноты — сильнее, чем предыдущий, и её обильно вырвало возле самого лица пытавшегося убить её трупа.

— Вставай, девочка. Вставай.

Старик с лёгкостью поднял её на ноги, но не стал отпускать, придерживая одной рукой за талию. Плечо болело, а голову и вовсе разрывало. Драться уже не хотелось.

Он куда-то повёл её, и Мунда слабо запротестовала. Она не хотела уходить, они ведь уже за воротами! Она хотела посмотреть на замок, хоть вокруг всё и расплывалось, превращаясь в смутные пятна и вспышки. Поэтому Мунда не сразу поняла, почему Морс Амбер остановился.

Перед ними пятился безоружный человек. Он спотыкался и хныкал, тут же распылялся в отборных ругательствах, и снова хныкал. Грозился содрать кожу.

— Хр-р…

— Да, девочка, бастард.

А на него медленно наступал Джон Сноу. Он отбросил Длинный Коготь, который приземлился у ног Мунды. Она хотела бы поднять его, но поняла, что не может шевельнуться.

— Ты пожалеешь! — взвизгнул Рамси.

Джон промолчал. Он загнал бастарда в угол. Мунда хотела закричать, чтобы Джон был осторожен, но из горла вырывался лишь хрип. Даже если Болтон и хотел что-то сделать, он не успел, потому что Джон одним ударом кулака заставил его глаза закатиться, и бессознательное тело Рамси рухнуло на землю.

А следом за ним провалилась в темноту и Мунда.

Возмездие.

Её Милость королева Дейенерис решила не задерживаться в Юнкае. Захватив с собой освобождённых рабов, количество которых составляло бόльшую часть населения наследника древней империи Старого Гиса, она указала новый путь для своих подданных — Миэрин. Эшер мало что знал о Миэрине. По правде говоря, он мало что знал об Эссосе и практически не видел Вестероса, кроме частички Западных земель и Королевской Гавани. Каждый раз удивляясь новым видам, Эшер чувствовал себя слепым котёнком. А глядя на смешинки в глазах капитана Буревестников, мог поклясться, что Даарио так о нём и думает.

В первый день пути вдоль жёлтой как сам песок реки Скахазадхан Эшер постоянно ловил на себе этот взгляд. Он не мог ничего поделать с тем, что река посреди пустыни и, к тому же, запах солёного моря удивляют его, а Даарио ничего не мог поделать с тем, что его это веселит. Они шли впереди королевского кортежа посреди всей процессии, которую вели Безупречные и которую замыкали они же. Наёмники же под капитанством Даарио Нахариса окружили Дейенерис со всех сторон. Эшер считал, что это не имеет особого значения, раз рядом с ней постоянно находятся драконы, вестеросец, евнух и странный старик. Если Эшер что и помнил о Королевской Гавани, так это о существовании Малого Совета, который, судя по всему, и создала Дейенерис, сама того не осознавая. Или осознавая — Эшер не мог судить, да и не его это было дело. Его дело — учиться бою, скрытности, ловкости и мудрости.

Этому его продолжал учить капитан. На второй день пути они немного оторвались от процессии, решив позаниматься на берегу Скахазадхана. Танцуя с мечом по влажному песку вслед за неспешно передвигающимся лагерем Дейенерис, Эшер старательно избегал целенаправленных ударов Даарио. Лезвия аракха и стилета со свистом рассекали воздух, изредка звонко сталкиваясь с мечом, у которого всё ещё не было имени.

— Ещё не придумал, как назвать его? — словно прочёл мысли капитан, занося стилет справа.

Эшеру показалось, что обнажённая красавица на рукоятке подмигнула ему, когда он увернулся в последний момент.

— Ничего не приходит в голову, — выдохнул юноша, силясь отдышаться, но Даарио не дал ему такой возможности, нанося очередной удар.

— Это потому, — шаг, — что твоя голова, — разворот, — занята дурными, — замах, — мыслями!

Эшер скрестил лезвия, но краем глаза заметил, как Даарио направил левой рукой в его сторону аракх. Резко пригнувшись и ослабив защиту одновременно, Эшер заставил капитана оступиться.

— О! — удивился Даарио, пошатнувшись от неожиданной контратаки. — И что дальше?

Юноша выпрямился и попятился назад, разводя руками, готовый в любой момент защищаться.

— Что?

— Не надоело защищаться? — парировал Даарио. — Ты мог закончить контратаку. Мог ударить меня в живот рукояткой. Я был бы достаточно дезориентирован, и тебе осталось бы только прикончить меня.

Эшер покачал головой, уже начиная спотыкаться. Ноги вязли в песке, солнце напекло макушку.

— Я бы предпочёл избежать кровопролития по возможности.

— По возможности? — капитан не стал сдерживаться, и его громкий низкий смех разлился по речному берегу, потревожив грустную пару журавлей. — Эш, красивый, ты забыл, в чьи ряды успел вступить?

— Я — ворон-буревестник.

— Ты наёмник.

— Наёмники выполняют разные задания. Поэтому их называют наёмниками, а не ассасинами.

— Ты гляди, какой дерзкий, — фыркнул мужчина, нанося ленивый удар, который с лёгкостью был отбит. — А что, если тебя наймут на убийство?

— Я откажусь от задания.

— Отказываться в праве капитан. Кто твой капитан?

— Вы — мой капитан, — пробормотал Эш.

— Кто твой капитан?! — взревел Даарио, вдруг нападая на юношу с новой прытью, осыпая того чередой ударов.

Эшер запутался в ногах, получил длинную (хоть и неглубокую) царапину на плече, забыл, как пользоваться мечом, и начал медленно и красиво падать на спину. Но не преминул ухватиться за Даарио, который засмотрелся на оставленную им царапину, и повлёк его за собой.

Даарио не упал, а грациозно приземлился рядом, подперев подбородок перепачканной в песке ладонью. Эшер тяжело дышал и смотрел на лазурное небо. Вокруг них медленно оседали потревоженные песчинки.

— Вы. Мой. Капитан.

— Умница, — расплылся в кошачьей улыбке Даарио и тоже перевернулся на спину. — Слушай меня, пока я рядом. Если я говорю: «Пользуйся моментом и доводи контратаку до конца», то ты пользуешься моментом и доводишь контратаку до конца, красивый. Ты должен всё доводить до конца.

Он даже не спрашивал, понял ли его Эшер. Потому что Эшер понял, а Даарио не нужно было подтверждение. Какое-то время они ещё лежали, переводя дух, а потом вернулись в процессию. Догнать Безупречных не составило особого труда — их постоянно задерживали не такие выносливые подданные королевы, бывшие ещё пару дней назад рабами. И пока они добирались до своих Буревестников, Эшер молил богов, в которых окончательно поверил лишь когда встретил Даарио Нахариса. Потому что Даарио Нахарис был, никак не иначе, Полубогом.

Эшер молил богов, чтобы они забрали его юношескую смазливость. Его золотые кудри, изумрудные глаза и чёртовы ямочки на щеках. Чтобы Даарио Нахарис перестал называть его красивым, потому что Эшеру это не нравилось. Ему казалось, что в такие моменты капитан насмехается над ним. Даарио тоже был красивым, но никто и никогда не говорил этого с такой улыбкой. Разве что женщины.

Мысленно перекочевав на раздумья о наставлениях капитана, Эшер не заметил, как упёрся лбом в чью-то спину. Подняв взгляд, юноша пожалел, что высунул нос из Браавоса. Над ним возвышался здоровенный чернокожий евнух, который при столкновении с Эшером слегка лениво повернул голову. Солнце богатым золотом отражалось от его лысины, а по мощным обнажённым рукам ручейками стекал пот. Наконец заметив врезавшегося в него юношу, евнух грузно обернулся, и на его гладком лице расцвела широкая улыбка.

— Мальчишка из канализации и его синебородый капитан! — пробасил здоровяк. — Королева хочет вас видеть.

Эшер переглянулся с Даарио, ожидая увидеть обеспокоенность, но, похоже, Даарио даже обрадовался. Он по-дружески хлопнул евнуха по плечу размером с бочку мёда и кивнул Эшеру, мол, всё в порядке.

— Приятно осознавать, что мы теперь своего рода знаменитости.

— Такой известности я бы и врагу не пожелал, — расхохотался евнух. — Эй ты, Червь! Останавливай своих — у нас привал по распоряжению Матери Драконов. Синяя Борода, своих Воронов тоже тормози.

Даарио свистнул, и из толпы вынырнул Джокин. Понимающе кивнув своему капитану, он побежал командовать Воронам-Буревестникам привал.

Грузно ступая, словно боевой корабль железнорождённых, чернокожий евнух отвёл их к шатру королевы. Безупречные, наёмники и рабы отскакивали от него, будто рассыпанный горох, освобождая путь. Евнух одной ручищей раздвинул продуваемую ткань королевского шатра, пропуская Даарио и Эша внутрь.

— А, Бельвас. Ты как раз вовремя… Миссандея решила порадовать нас ужином.

Дейенерис Таргариен была ещё прекраснее, чем Эшер запомнил за прошлую их встречу. Сегодня она была облачена в тёмно-синее платье из Асшайского призрачного шёлка, похожего на ясное ночное небо. На плечи была накинута шаль, мягко сползающая на изгибы локтей. Волосы Дейенерис были заплетены в дотракийскую косу с двумя колокольчиками — по одному за каждую победу над городами-работорговцами. Она смотрела прямо, но не на него. В фиалковых глазах неуловимо что-то поменялось. Словно что-то детское и наивное уступило место любопытству и решительности.

— Моя королева, — пробасил евнух Бельвас, — капитан наёмников и его мальчик.

Королева не сдержала улыбки, заметив, как вспыхнули щёки Эшера. Даарио сохранял невозмутимое выражение лица.

— Замечательно, — склонила голову Мать Драконов.

Даарио Нахарис тут же опустился на одно колено, и Эшер, чуть замешкавшись, повторил за ним, чувствуя, как его щёки всё ещё пылают от неловкости, смущения и небольшой злости на силача.

— Ваша Милость, — тихо, но чётко произнёс Даарио. — Мы рады предстать пред вами.

— И я рада видеть вас перед собой, — мягко улыбнулась капитану королева. — Я хотела поблагодарить вас, сир Нахарис, и юношу за проделанную вами работу во взятии Юнкая.

— Прошу, Ваша Милость, зовите меня Даарио.

Улыбка Дейенерис ещё больше расцвела. Если бы Эшер имел право судить о своей королеве, то он бы подумал, что капитан мил её сердцу. Но нет, он не имел никакого права судить. Тем более не о Матери Драконов и не о своём капитане.

Тем временем королева перевела взгляд на Эшера, приподняв брови и продолжая улыбаться. Решив, что она ждёт какого-то ответа от него, Эш промямлил:

— Эшер Хилл рад служить, Ваша Милость.

— Ах да, Эшер Хилл…

— Бастард из Вестероса, Ваша Милость, — услужливо подсказал старик, склонившись над её креслом в три погибели.

Этот был тот самый Арстан, которого они с капитаном повстречали перед первой встречей с королевой. Длинные серебряно-седые волосы падали на морщинистое лицо, а из-под кустистых бровей сверкали на удивление молодые и печальные бледно-голубые глаза. Он не был похож ни на одного жителя Эссоса, которых встречал Эшер, и, к тому же, говорил с вестеросским акцентом.

Дейенерис Таргариен с любопытством склонила голову, разглядывая Эшера ещё несколько секунд, показавшихся ему вечностью, и наконец перевела взгляд на Даарио.

— Скажите мне, чего вы желаете за вашу неоспоримую доблесть?

— Я желаю ничего боле, чем служить вам, моя королева.

— А вы, Эшер Хилл? — ещё больше развеселилась Дейенерис.

— Служить вам верою и правдою, Ваша Милость.

Королева кивнула, явно довольная полученными ответами.

— В таком случае, позвольте мне отблагодарить вас хотя бы ужином, — она расслабленно махнула рукой, и на её зов в шатёр тут же впорхнули две служанки-дотракийки. — Присаживайтесь.

Эшер неуверенно последовал за капитаном к низкому столику и осторожно опустился на мягкие подушки, пока девушки споро накрывали на стол. Вскоре перед юношей появились тарелки, полные пряного мяса, варенного картофеля, печёных яблок и свежего винограда. Бельвас лично наполнил кубок Дейенерис и подал его в её протянутую руку. Всё это время наблюдавшая за ухмыляющимся Даарио королева, поспешно перевела взгляд на его оруженосца.

— Что ж, Эшер Хилл, — она сделала небольшой глоток вина, — расскажите мне о доме. Откуда вы родом?

— Я… я из Западных земель, Ваша Милость.

— Отсюда и фамилия, — услышал Эшер незнакомый голос.

Этого человека, в отличие от Бельваса и Арстана, он видел впервые. Ниже старика ростом, этот вестеросец был смуглым и мускулистым, но не так сильно, как евнух-силач. Несмотря на то, что он был примерно возраста Даарио, волос на его голове уже почти не осталось. Вестеросец окинул взглядом Эшера и в два шага оказался у ног королевы, опустившись на одно колено.

— Кхалиси.

— Рада тебя видеть, Джорах, — улыбка Дейенерис была искренней. — Как наши дела в покинутом Юнкае?

— Всё так, как вы оставили, кхалиси, — ответил Джорах. — Все рабовладельцы казнены, город начал дышать по-новому.

Дени благосклонно кивнула, и мужчина поднялся на ноги.

— Не отужинаешь с нами?

— Почту за честь, кхалиси.

Джорах опустился на одну из свободных подушек рядом с креслом королевы и окинул взглядом присутствующих. Задержавшись на Арстане, Джорах нахмурил брови. Почему-то Эшеру не хотелось, чтобы вестеросец смотрел на него, но это было неизбежно. Бывший рыцарь (а по-другому и быть не могло, судя по его доспехам и привычке держать себя) принял из рук служанки кубок и сделал крохотный глоток, не отрывая взгляда от юноши.

— Далеко тебя занесло от дома, Хилл, — произнёс он сквозь зубы.

Воинственно вздёрнув подбородок, Эш отчеканил:

— Мой дом там, где моя королева.

Наблюдая, как на лицах Дейенерис и капитана появляются едва уловимые улыбки, Эшер понял, что ответил правильно. Только не сразу понял, что улыбки были вызваны разными причинами.

Матери Драконов явно польстило его заявление. Она выглядела расслабленной и довольной. Махнув Джораху, который тут же перевёл всё своё внимание на неё, кхалиси весело заговорила с бывшим рыцарем о своих планах касательно благоустройства Юнкая. Поняв, что его это не касается, Эшер перевёл взгляд на мирно трапезничающего капитана. Даарио медленно и с упоением вгрызался в зажаренное крылышко перепёлки. Заметив на себе взгляд Эша, он облизнулся и подмигнул юноше.

Почувствовав, как его словно обдало горячим воздухом из жаровни, Эшер поспешно отвёл взгляд, уставившись на свою перепёлку. Есть почему-то не хотелось.

Спустя некоторое время, когда большинство тарелок опустело, а содержимое кубков обновилось уже несколько раз, Дейенерис подняла на присутствующих слегка затуманенный взгляд.

— Мне следует отдохнуть.

— Как скажете, Ваша Милость, — весьма резко как для старика подскочил Арстан.

Эшер и Даарио низко поклонились королеве и, поблагодарив за трапезу и пожелав ей доброй ночи, направились к выходу из шатра под пристальным взглядом бывшего рыцаря Джораха.

— Видел его лицо? — звонко рассмеялся Даарио, когда они отошли на безопасное расстояние от колышущейся ткани шатра и чуткого слуха верных слуг королевы.

— Словно застоявшегося дорнийского вина хлебнул, — хмыкнул Эшер.

Даарио кивнул на берег Скахазадхана, и вдвоём они направились к его спокойным водам, отражающим мерцающие звёзды ночного неба Эссоса. Эшер пнул подвернувшийся под ботинок камушек, случайно отправив его в сторону капитана. Не растерявшись, Даарио отпихнул камешек в ответ. Перебрасывая его друг другу и посмеиваясь, мужчина и юноша быстро добрались до берега и опустились на влажный песок. Даарио шутливо толкнул Эшера плечом.

— Кажется, королева купилась на твои сладкие речи.

— О чём вы? — опешил Эш, слегка побледнев.

— Брось, Эшер, — мягко улыбнулся Даарио, не глядя на него и крутя между длинных пальцев тот самый камешек. — Со мной можешь быть честен.

— Я всё ещё не понимаю, — Эшер пожал плечами, чувствуя, как внутри всё холодеет.

Даарио глубоко вздохнул и наконец посмотрел на юношу. Капитан больше не улыбался, внимательно разглядывая лицо Хилла, словно любуясь им. Эшер чувствовал себя неловко, но не мог оторвать взгляда от Даарио, с замирающим сердцем ожидая, что последует за этим.

— Ты здесь на ради королевы.

— Не правда! — вспыхнул Эш, совершенно не ожидая такого выпада. — Я здесь только ради королевы.

— Да? — хмыкнул капитан. — А как же Вороны-Буревестники? Как же я, твой храбрый капитан?

Эшер окончательно зарделся, пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы избежать магнетического взгляда Даарио.

— Думаю, моя преданность нашему отряду и вам в особенности не должна поддаваться сомнению.

— О да, не должна, Эш, — хмыкнул Даарио. — Но я лишь подтруниваю над тобой. Дело ведь не в нас и даже не в королеве Дейенерис.

— А в чём же? — выпалил юноша, молясь про себя, чтобы этот разговор поскорее закончился.

— Ты хочешь домой.

— Мой дом там, где…

— Твоя королева? — фыркнул мужчина. — А как же. Не пытайся делать из меня дурака, Эш. Я не глуп, не слеп и весьма недурен собой.

Несмотря на довольно щекотливую ситуацию, Эшер не удержался от смеха.

— Что есть, то есть, капитан.

Даарио кивнул.

— Я хочу, чтобы ты знал, что я — с тобой. Даже если ты хочешь воспользоваться ситуацией, будучи на «правильной стороне», чтобы оказаться снова в родном Вестеросе и показать своим ублюдочным родственникам, кого они потеряли… я с тобой.

— Вот так просто? — не верил своим ушам Эшер.

— Да, вот так просто, — улыбался Даарио.

Он осторожно приобнял Эшера за плечи, слегка прижав его к себе и устремив взгляд на звёздную гладь Скахазадхана. Юношу била мелкая дрожь — то ли от ночной прохлады, то ли от неожиданной близости безбожно красивого мужчины. Проклиная себя за робость, Эшер сумел лишь едва выдохнуть:

— Я…

— Тш-ш, — перебил его Даарио, — я сохраню твою тайну, Эшер Хилл.

* * *

Миэрин, на взгляд Эшера, отличался от Юнкая лишь тем, что выглядел ещё более неприступным. Те же высокие стены из жёлтого кирпича, те же гарпии, та же вонь и чувство безнадёжности. Невооружённым глазом было видно сточную трубу, из зарешётчатого отверстия которой в реку потоком сливались нечистоты. С содроганием Эшер вспомнил, как нелегко им с капитаном пришлось прокладывать свой путь через канализацию Юнкая, и понадеялся, что в случае с Миэрином будет по-другому. Ну или, хотя бы, на этот раз они будут по другую сторону — ждать, когда кто-то откроет им массивные ворота.

И ворота действительно открылись. Перед внушительной армией Матери Драконов предстал человек в чешуйчатых доспехах из меди и тёмного янтаря. Белый жеребец, на котором восседал воин, ступал медленно и вальяжно под тяжестью доспехов и четырнадцатифутового копья в руке всадника. Когда этот напыщенного вида воитель остановился достаточно близко, чтобы его можно было внимательно рассмотреть, но достаточно далеко для его же безопасности, Эшер едва удержался, чтобы не прыснуть со смеху.

— Что, Эш, тебя позабавили его бараньи рога? — в полголоса поинтересовался Даарио, наблюдая за всадником с ленивой улыбкой на губах. — В Эссосе так модно носить причёску.

Они с капитаном стояли впереди наёмной армии во главе Ворон-Буревестников. Компанию им составляли Джокин и Вдовец.

— А меня больше веселят его выпученные поросячьи глазки, — хихикнул лучник. — Так и хочется проткнуть их наконечником стрелы да посмотреть, какое дерьмо потечёт.

— А что, дерьмо разным бывает, по-твоему? — пробурчал Вдовец.

— Ты удивишься… — еле слышно произнёс Эшер, скосив взгляд на капитана, улыбка которого стала ещё шире.

— Хочу, чтобы Её Милость вызвала меня, — ни к кому в особенности не обращаясь, сказал Даарио.

Эшер недоумённо посмотрел на мужчину.

— Куда? Зачем?

— А что тут непонятного, Нянюшка? — хохотнул Джокин. — Драться с этим индюком напыщенным!

Эшер снова перевёл взгляд на всадника, который начал размахивать своим копьём и что-то возмущённо кричать на валирийском. За спинами наёмников послышалось какое-то копошение, и через мгновение, расталкивая на своём пути солдат, показался Силач Бельвас.

— Посторонитесь, — гаркнул евнух, проходя мимо капитана и Эшера.

Джокин, которого Бельвас случайно задел, чуть не опрокинув лучника на землю, скривился и сплюнул.

— У бараноголового нет шансов, — сказал он. — Хоть мне этот евнух здоровенный и не по душе.

— Он тебе может хоть десять раз быть не по душе, Джокин, — прохрипел Вдовец, потирая шрам на лбу, — но королеве важно, чтобы от миэринца и мокрого места не осталось.

За боем Эшер наблюдал с открытым ртом и замирающим сердцем. Он нисколько не сомневался в силе Бельваса, но даже не догадывался, насколько этот здоровяк может быть ловким и быстрым. Несмотря на то, что миэринец был верхом на скакуне, а Бельвас — пешим, эта досадная несправедливость вскоре была устранена.

— Ух-х, — зажмурился Джокин, даже немного отшатываясь от увиденного. — Коняшку жалко.

— Умный ход, — кивнул Вдовец.

— Я бы сделал так же.

Эшер снова покосился на капитана. Даарио больше не улыбался, внимательно наблюдая за ходом боя. Наверное, было бы опрометчиво заявить, что Даарио Нахарис — капитан Ворон-Буревестников обиделся, что Дейенерис не оказала честь вступить в бой с миэринским воином именно ему. Эшер вообще сомневался, что в этом была хоть какая-то честь, глядя на то, как Бельвас добивает воина с причудливой причёской, рассекая воздух аракхом и окропляя песок свежей кровью.

— Бой окончен, — услышали они нежный, но при этом властный женский голос позади себя. — Сейчас самое время открыть ворота и сдаться, либо судьба Ознака зо Паля постигнет каждого из вас.

Какое-то время в воздухе висела звенящая тишина, нарушаемая лишь плеском реки и предсмертными стонами Ознака зо Паля, которые, впрочем, очень быстро утихли. А потом случилось то, от чего большая часть людей в войске Дейенерис Таргариен выдохнули с облегчением (и Эшер Хилл не был исключением) — ворота открылись.

Из города высыпали грязные и ободранные до крови рабы, которые вели за собой на цепях… бывших работорговцев. «Они тоже сражались, — понял Эш. — Пока шёл бой снаружи, внутри рабы дрались за свою свободу ради Драконьей Королевы».

Наёмники расступились, чтобы Дейенерис смогла выйти вперёд. На её плече сидел чёрный дракончик, свесив по изящной спине девушки шипованный хвост. Дейенерис обвела взглядом стоявших перед ней на коленях людей, ещё несколько часов назад бывших работорговцами. Некоторые из них всё ещё активно сопротивлялись, пытаясь вырваться из цепей. Кто-то плюнул в королеву, но кровавая слюна, не долетев до ног Дени, размазалась по песку.

— Казнить всех, — скривилась Мать Драконов. — Здесь и сейчас. А кто захочет присоединиться ко мне — милости прошу. Я готова выслушать клятву в верности.

Толпа бывших рабов разразилась приветственными криками, среди которых чётко выделялось одно слово — Миса. Пара рабовладельцев упала навзничь перед Дени, прося её о прощении и рассыпаясь в уверениях в собственной верности. Остальные же лишь хмуро ждали своей смерти.

— Валар Моргулис, — произнёс Даарио Нахарис, когда голова последнего рабовладельца присоединилась к остальной куче отрубленных голов.

Спустя многое время Эшер всё ещё видел эту картину перед глазами, а в его ушах звенел голос капитана: «Валар Моргулис».

Жизнь в Миэрине начала налаживаться, хоть многое и пришлось устраивать заново. Благо Дейенерис Таргариен знала, что таким большим городом в одиночку управлять не получится, какой бы великой правительницей она ни была. Так был официально организован Малый Совет, в который входили старик, евнух, бывший рыцарь и синебородый капитан наёмников, а нынче — ещё и капитан личной стражи королевы.

Эшер теперь тоже входил в почётный круг королевских стражников и часто сторожил покои королевы. Особенно ему везло на вечера, которые Дейенерис проводила в компании его капитана. Стоять под дверью одной из комнат Великой пирамиды Миэрина и слушать сладострастные стоны, которые не предназначались для его ушей — не этим он мечтал заниматься на службе у королевы. Пожалуй, со своими желаниями нужно быть осторожнее.

Когда Эшер не охранял сон (если это можно так назвать) и не ходил по пятам за Даарио, он патрулировал улицы города. С каждым днём Эш начал замечать, как накаляется обстановка в Миэрине. Дотракийцы докладывали, что в Астапоре и Юнкае ситуация не сильно отличается, и это уже начало беспокоить саму Дейенерис. Импровизированное королевство трёх древних городов претерпевало небывалый ранее кризис, связанный, как ни странно, с освобождением рабов.

— Они голодают, Ваша Милость, — сказал на одном из собраний Арстан. — Раньше у них был кров и пища, а теперь…

— А теперь у них есть свобода! — вспылила королева. Она грозно обвела Совет взглядом. — И что же вы предлагаете делать?

— Если позволите, Ваша Милость, — снова начал Арстан, — им нужно дать возможность снова зарабатывать на жизнь своим трудом.

— В городах нет денег, чтобы платить бывшим рабам, — заметил Бельвас.

Дейенерис поднялась со своего кресла, расправив лёгкие шёлковые юбки, и неспешно подошла к окну, из которого в зал Великой пирамиды проникал тёплый воздух.

Разглядывая улицы Миэрина, королева проговорила:

— Я позволю желающим продать свою свободу за кров и пищу, так уж и быть. Если они хотят быть рабами…

— У них нет другого выбора…

— Выбор есть всегда, сир Барристан!

Все в недоумении уставились сначала на Дейенерис, а затем не старика Арстана. В зале повисла тишина.

— Ваша Милость… — выдохнул Арстан.

— У меня состоялся разговор с Джорахом Мормонтом, которого, как вы могли заметить, сегодня с нами нет. И уже не будет. Я изгнала его за предательство. — Королева обернулась и посмотрела в упор на старика. — Он раскрыл мне ваше истинное имя, сир Барристан Селми. И вашу историю. Я не вижу в ней ничего постыдного, хоть и огорчена, что вы не признались раньше. В отличие от Мормонта, ваш поступок не угрожал моей жизни, поэтому вы прощены.

Барристан Селми рухнул на колени перед своей королевой, низко склонив голову.

— Благодарю, Ваша Милость.

Тогда Эшер и понял, почему лицо старика казалось таким знакомым. Он помнил его. Глаза старого рыцаря ещё при первой встрече показались ему слишком живыми, а ещё этот вестеросский акцент… Но Эшер и представить себе не мог, что всё это время Арстан Седобородый был прежним капитаном Королевской гвардии у Роберта Баратеона. Что правда…

— Я служил вашему отцу и раскаиваюсь, что не пришёл к вам раньше.

— Мой отец был безумцем, — протянула королева. — Но вам действительно не стоило служить после него узурпатору. Но, как я и сказала раньше, всё прощено. Продолжайте верно служить мне, сир Барристан, будто ничего и не было.

— Слушаюсь, Ваша Милость.

— Пусть только те, кто желают того по своей воле, снова продаются в рабство, — продолжила Дейенерис, как ни в чём не бывало. — Мы обяжем работорговцев уплачивать десятину за каждого приобретённого раба и, таким образом, возьмём под контроль рабовладение, поднимем казну сначала Миэрина, а затем и остальных городов Старого Гиса. Рабам будет, что есть, а в городах снова появится золото.

— Отличный план, Ваша Милость! — пробасил Бельвас.

Дейенерис едва заметно скривилась. Было заметно, что идея о возвращении рабовладения радовала её ещё меньше, чем изгнание Джораха Мормонта. Знакомство Эшера с ним было скоротечным и не самым приятным, и он не знал, каким образом Мормонт подставил под угрозу жизнь королевы, но он чувствовал, что старый рыцарь был очень ей дорог. И его потеря, хоть и добровольная, слегка надломила Дейенерис.

— Сир Барристан, я хочу, чтобы вы отправились в Астапор и наладили там новую систему. И как можно скорее, пока голодающие не подняли бунт.

Бывший капитан Королевской гвардии низко поклонился в ответ.

— Даарио, мой верный капитан, — при этих словах королевы нынешний капитан новоиспечённой Королевской стражи вышел из тени, — я прошу тебя отправиться в Юнкай. Сделай так, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Я верю в тебя.

— Будет исполнено, моя королева, — Даарио расплылся в ленивой улыбке, чуть ли не подмигнув Дейенерис, но у него хватило ума ограничиться поклоном.

Внутри себя Эшер чувствовал, как всё закипает, и разгорается пламя — обиды, горечи и жуткой тоски, которым не было объяснения или оправдания. Он едва сдержался, чтобы не выбежать из зала после этой сцены, но стоял неподвижно, и лицо его ничего не выражало, скрывая за безразлично учтивой маской бурю эмоций.

Вечером после собрания, как только на город начали опускаться сумерки, Эшер чистил своё оружие, сидя на подоконнике в небольшой отведённой ему комнатке. Он готовился к ночному патрулированию, но мысленно витал где-то очень далеко. Пытался понять себя и свои чувства. Если с эмоциями он и мог совладать, то задвинуть обратно то, что вышло из глубины души, казалось невероятным. Почему-то в этот момент Эшер испытывал к себе злость, граничащую с ненавистью. А ещё странное чувство, которое было настолько жарким и волнительным, что бросало в пот.

В комнату постучали. Эшер по привычке сжал звезду Терисов на запястье, словно на удачу, и направился к двери, но её уже бесцеремонно открыли, не став дожидаться ответа.

Какое-то время они стояли и молча смотрели друг на друга. А затем Даарио спросил — просто, как умеет только он:

— Будешь скучать?

— Вы же не навсегда уезжаете, чего мне по вам скучать, — протянул Эшер почти так же безразлично, как и хотел.

— Ну не знаю… — Даарио начал обходить комнату, нарочито не глядя на Эшера. — «Наладить систему рабовладения» звучит довольно долго, как по мне.

Юноша хотел ответить что-то резкое, чтобы задеть капитана, сделать ему больно. Так же больно, как и ему сейчас. Но, вместо этого, сложил на груди руки, изо всех сил сдерживая себя.

— Почему ты злишься, Эшер Хилл? — Даарио наконец остановился.

Он был прямо за спиной Эшера, и Эш мог поклясться, что чувствует на затылке его пронзительный взгляд.

— С чего мне злиться?

— Вот и я о том же.

Юноша медленно выдохнул, успокаивая себя.

— Я абсолютно не злюсь.

— Злишься.

Всё. Это конец. Конец его терпению. Капитан вёл себя как ребёнок, который прекрасно всё понимает, но зачем-то выводит на эмоции. Эшер резко обернулся, встречаясь со взглядом Даарио. Он ожидал увидеть в его глазах насмешку, но голубые глаза смотрели внимательно, словно пытаясь понять.

И тогда Эшер растерялся. Почувствовал жжение в глазах и понял, что сейчас разревётся как девчонка. И от злости на самого себя плакать захотелось ещё больше. В один шаг Даарио преодолел расстояние между ними и заключил Эшера в крепкие объятия. Зарываясь пальцами в его пшеничные волосы, капитан прошептал юноше на ухо:

— Я тоже буду скучать.

Он медленно, словно нехотя, отстранился, а Эшер всё ещё продолжал цепляться пальцами за его рубашку, не понимая, что он делает и зачем.

Тогда Даарио Нахарис медленно склонился над лицом Эшера и запечатлел на его губах лёгкий, почти что невесомый поцелуй. А потом он ушёл.

* * *

После отбытия Барристана Селми и Даарио Нахариса Эшер находился рядом с королевой всё своё время. Он сопровождал её на прогулках, присутствовал при её трапезе, сторожил её покои, охраняя королевский сон. Эшер боялся, что однажды не сможет защитить свою королеву, и боялся не зря.

В Миэрине процветал разбой, связанный теперь не только с голодом освобождённых, но и с новым явлением в виде сынов Гарпии. Так себя называло тайное братство, объединённое общей идеей — возрождением рабовладельческого строя. Но не в таком виде, в котором предлагала Дейенерис Таргариен, а в прежнем.

Сыны гарпии тайно боролись против королевы Дейенерис, убивая вольноотпущенников, выслеживая их и сторонников королевы на улице, вламываясь в дома после заката. Королевская стража, в которую входили дотракийцы, наёмники и Безупречные, за всё то время, за которое пропадали и находились мёртвыми их соратники, не смогли вычислить ни одного сына Гарпии. И у Эшера, который после отъезда капитана почувствовал на своих плечах неподъёмный груз ответственности, появилась новая цель.

Каждую свободную от патрулирования и охраны покоев королевы ночь Эшер выходил на охоту. Тихий, словно тень. Невидимый и смертоносный он крался по самым тёмным закоулкам, но каждый раз оказывался на месте преступления слишком поздно. Наталкивался на залитые собственной кровью тела, поднимал тревогу, но всё было тщетно. До той ночи, когда он всё-таки успел.

Эшер вынырнул из тени и нанёс склонившемуся над умирающим вольноотпущенником человеку удар. Меч звонко встретился с невидимой в темноте железной пластиной, защищающей шею сына Гарпии. Человек развернулся и отскочил, едва не споткнувшись о бывшего раба. Лунный свет выхватил из темноты отблеск золотой маски.

Убийца хотел бежать, но замешкался. Он явно узнал в Эшере одного из главных стражников её личной охраны, и жадность возымела своё действие. Сын Гарпии двигался изящно — его стиль боя так же походил на танец, как и Эшера. Но Эшер был быстрее. Клинок рассёк воздух, едва задев живот убийцы, но этого было достаточно, даже несмотря на то, что человек отскочил в последний момент. На одежде сына Гарпии начало быстро расползаться кровавое пятно. Он попятился неровным шагом, едва держась на ногах.

Эшер не сдержал победной улыбки, мягко надвигаясь на врага и занося оружие — символ возмездия. «Возмездие! — вдруг осенила его мысль. — Отличное название для…».

Мысль прервала резкая боль. От неожиданности и ослепляющей агонии в руке Эшер отступил на пару шагов, и этого хватило сыну Гарпии, чтобы скрыться в тени бесконечных улиц Миэрина. Эшер посмотрел на плечо, из которого торчал наполовину вошедший в плоть арбалетный болт. Посмотрел наверх — на крышу, на которой уже, естественно, никого не было, но откуда явно был осуществлён выстрел.

— Они не ходят по одному, — выдохнул Эш. — Какой же я дурак.

А затем он провалился во тьму.

— Ты потерял много крови.

Первое, что увидел Эшер, придя в себя, было прекрасное юное лицо Дени. Она смотрела на него как-то совсем по-доброму — не так, как полагается смотреть королеве, чей слуга подвёл её.

Из окон пробивались предрассветные лучи, и воздух был ещё по-ночному свеж. Дейенерис Таргариен выжимала полотенце, которым промывала рану Эшера, и поглядывала на него из-под полуопущенных ресниц. Он был в её покоях, рядом суетились королевские служанки, а болт больше не торчал из плеча.

— Как… как я здесь оказался?

— Тебя нашёл Бельвас, — спокойно ответила королева, принимаясь перевязывать рану Эшера. — Он сказал, что заметил, как ты пропадаешь по ночам. Заподозрил неладное и решил проследить за тобой, — она вдруг внимательно посмотрела на Эшера. — Я хочу, чтобы ты знал — я никогда не сомневалась в твоей верности, Эшер Хилл. Но пускаться на ловлю сынов Гарпии в одиночку было по-детски глупо. Ты больше не будешь принимать подобные решения в обход своей королевы.

— Простите меня, Ваша Милость, — прохрипел Эшер, с трудом разминая перевязанную самой королевой руку. — Этого больше не повторится.

— Конечно не повторится, — кивнула королева. Она всё ещё сидела на кушетке под его боком, одной рукой упираясь на его бедро. — Потому что я немеряна положить этому конец.

— Я в вашем распоряжении.

— О нет, ты сделал достаточно, чтобы подтолкнуть меня к принятию этого решения, — мягко улыбнулась королева. — Сначала Даарио, потом этот твой дерзкий и абсолютно глупый поступок…

— Что вы… что вы имеете в виду? — заволновался Эш. — Что-то случалось с капитаном?

Дейенерис покачала головой и со вздохом поднялась с кушетки. Она молча прошла к низкому столику из голубого стекла, на поверхности которого танцевали первые лучи солнца. Налила себе в кубок вина, отмахнувшись от бросившейся к ней служанки, и подошла к окну. Эшеру пришлось перевернуться на другой бок, чтобы видеть её.

— С Даарио всё в порядке, насколько мне известно. Он прекрасно справляется со своей задачей, и в Юнкае вновь образуются мир и процветание. Но, — она замялась, — в Миэрине этот метод не поставит точку в кровопролитии. Понимаешь, Эшер, есть вещи, которые позволительны для королевы, а есть такие, которые приносят ей радость. Как ты думаешь, что должна выбрать королева?

— Я не имею права, Ваша Милость.

— Какого права, думать? — хмыкнула Дени.

Эшер покачал головой, но она этого, конечно же, не увидела. Тогда он сказал:

— Королева выбирает то, что пойдёт на пользу её народу. И королевству.

— Королевство и есть народ, Эшер Хилл, — задумчиво протянула она. — Если бы все короли это понимали, а не боролись за куски земли за счёт жизней своих людей. Чего будет стоить эта земля, если на ней некому будет жить?

Решив, что это был риторический вопрос, Эшер благоразумно промолчал. Он никак не мог взять в толк, к чему вела королева, к какой мысли она его подталкивала.

— Я знаю о твоих чувствах к Даарио.

Эти слова оказались громом среди ясного неба. Королева стояла напротив окна, повернувшись к нему в пол-оборота. Её мягкие юные губы были растянуты в нежной, будто материнской улыбке. И Эшер не стал спорить. Потому что сейчас Дейенерис Таргариен произнесла то, что он всё это время сам для себя усердно отрицал. И как только она это произнесла, ему стало легче.

— Вы любите его? — спросил Эшер и тут же пожалел.

Какая небывалая дерзость — задать подобный вопрос королеве! Но Дейенерис рассмеялась. Так звонко и по-девичьи, словно они были двумя подростками, безмятежно гуляющими по саду. Они действительно были двумя подростками, только обстоятельства так сложились, что им приходилось вести войну и управлять государством. Он был её воином, а она — королевой. И чистый искренний смех казался чем-то удивительным и непривычным для слуха каждого из них.

— Я люблю его. По-своему, — всё ещё улыбаясь, добавила Дени. — И я не против, если ты будешь делать какие-то шаги навстречу своему капитану, ведь что дурного в любви?

Слова Дейенерис заставили Эшера зардеться от смущения. Вдруг в комнате стало невыносимо жарко, и юноша взмолился, чтобы королева говорила о чём угодно, но не о его чувствах к Даарио Нахарису. И словно прочитав его мысли, Дейенерис произнесла:

— Я выхожу замуж.

— Что? За кого? — забыв про все приличия, выпалил Эшер.

— Я же сказала, что ты меня подтолкнул принять решение, — Дени сделала глоток вина и, прищурившись, посмотрела на пробуждающийся город. — Я не имею права развлекаться с тем, кого пожелает моя душа, когда страдают мои люди. Миэрин можно спасти, лишь разобравшись с сынами Гарпии. Поэтому я приняла решение выйти замуж за Хиздара зо Лорака. Мы заручимся поддержкой Господ, откроем бойцовские ямы, и с сынами Гарпии будет покончено раз и навсегда.

Покидая комнату Дейенерис Таргариен, Эшер вспоминал полное решимости выражение её лица. Она уже давно перестала быть ребёнком, навсегда забыв про эгоизм. Дейенерис тоже была влюблена в Даарио Нахариса, пусть и «по-своему», как она выразилась, но с лёгкостью отказалась от него на благо своего несуществующего государства и вполне существующего народа.

Вспоминая глаза своей королевы, Эшер впервые ощутил такой сильный прилив благоговения перед человеком — перед женщиной и королевой. Он поклялся себе, что его верность Дейенерис Таргариен и вера в неё никогда не пошатнётся.

Вернувшись к себе в комнату, Эшер Хилл упал на колени перед постелью и сложил руки в замок, опустив на них подбородок. Впервые за очень долгое время он по-настоящему молился Семерым за скорейшее возвращение своего капитана и за здравие Дейенерис Таргариен, Матери Драконов, его королевы, Разрушительницы Оков.

Шпилька.

Удары сердца вторили звону колоколов, оповещающих тревогу, когда Элинор была уже на полпути к своим покоям. Ей казалось, что сейчас из-за угла выскочит стража и схватит её, но никому не было дела до сестры новоиспечённой королевы. Каждый в замке уже знал о смерти лорда Тайвина, и ни у кого не было сомнений в том, кто совершил это преступление.

— Пустил болт прямо в живот и сбежал!

— Родного отца!

Слуги и придворные высыпали в коридоры и обменивались слухами с ужасом и тем волнением, которое бывает, когда происходит что-то трагическое, но слишком интересное, чтобы сдержать своё любопытство. Элинор завернула за угол длинного коридора, ведущего в её покои, и уже была готова выдохнуть с облегчением, когда кто-то схватил её за руку. Вздрогнув, девушка чуть было не закричала, готовясь отрицать всё на свете, но это была лишь её сестра.

— Ты уже слышала? — взволновано прошептала Маргери.

Её окружали испуганные фрейлины, да и в глазах самой королевы плескался неподдельный страх.

— Да, — выдохнула Элинор. — Я вышла узнать подробности. Говорят… говорят, это сделал лорд Тирион.

— Бес! — зловеще зашипела Маргери. — Ты можешь представить? Сначала Джоффри, теперь десница…

— Маргери, ты же знаешь, что Джоффри…

— Молчи! — Маргери сильнее сжала пальчики, всё ещё держащие руку сестры. — Ты от шока не ведаешь, что говоришь. Я понимаю, смерть лорда Тайвина — ужасная трагедия…

— Пусти!

В коридоре раздался истерический крик и приближающиеся шаги, которые вскоре явили взору сестёр растрёпанную Серсею Ланнистер в сопровождении лорда-командующего.

— Не торопись, — просил её Джейме, едва поспевая за Серсеей. — Уже ничего не исправить.

— Конечно не исправить! — взвизгнула королева-мать. — Он убил его! Как и нашу мать! Как и нашего… с Робертом сына! Твоего племянника! Он кровожадный маленький Бес и убийца!

— Серсея, прошу…

Она резко остановилась и обернулась к своему брату, не обращая внимания на столпившихся в коридоре придворных и сестёр Тирелл. До Элинор донёсся злобный шёпот Серсеи:

— Ему кто-то помог, Джейме. Я уверена — он не смог бы выбраться в одиночку.

— Приди в себя, — холодно произнёс Джейме. — У Тириона здесь нет сообщников. Как и нигде в мире. Он один, покинутый всеми за свои преступления. Всё, что у него есть — это деньги. А люди любят деньги.

— Откуда у него деньги в темнице?!

— Не забывай, сестра, Ланнистеры всегда платят свои долги.

На мгновение Серсея замолчала, поджав губы и что-то обдумывая. Затем она развернулась и продолжила свой путь — уже менее поспешно, стараясь держать шаг и осанку. Джейме последовал за ней, пройдя мимо склонивших перед Королевой Матерью головы Маргери и Элинор. Ни взглядом, ни жестом он не дал Элинор никакого знака, но девушка чувствовала, что он держит ситуацию под контролем и хочет, чтобы она сохраняла спокойствие.

— Она едва держит себя в руках, — тихо заметила Маргери.

— Это не к добру. Прошу меня извинить, сестра. Все эти волнения плохо сказываются на сне, я бы хотела вернуться в свои покои с твоего позволения.

Маргери слегка нахмурилась.

— Конечно, Элинор. Доброй ночи.

Как только за спиной Элинор закрылась дверь, и девушка убедилась, что в комнате нет ни одной служанки, она смогла выдохнуть — впервые за эту долгую ночь.

Наутро в комнату постучались, выводя Элинор из беспокойного сна. Остаток ночи ей виделись длинные коридоры-лабиринты, по которым она преследовала злобно хихикающего карлика с лицом Джейме Ланнистера. Ей всё никак не удавалось его поймать, а если она ошибалась дверью, какой-то механизм запускал арбалет, который пронзал живот находящейся в комнате Маргери. Сестра смотрела на неё полными непонимания глазами, а у её ног копошились запятнанные кровью котята маленького короля.

— Миледи? Вас ожидает леди Оленна в своих покоях.

Элинор быстро собралась, не желая заставлять бабушку ждать. В коридорах всё ещё шептались о вчерашнем происшествии, но уже не так открыто. Видимо, стража пригрозила зевакам расправой за распространение слухов. «Это не помешает людям промывать косточки несчастного Тириона», — уныло подумала Элинор, остановившись перед дверью в покои Королевы Шипов.

— Войди уже да поскорей! — послышался голос бабушки на её стук.

Элинор вошла в комнату и замерла на проходе, не веря своим глазам: всюду сновали слуги, перетаскивая вещи Оленны Тирелл из угла в угол, и на какой-то миг Элинор подумала, что Серсея приказала обыскать комнату бабушки.

— Что происходит?

— Закрой дверь.

Элинор послушно закрыла за собой дверь и неуверенно прошла вглубь комнаты. Из открытых окон в комнату проникал свежий бриз, развевая тонкие белые занавески. Мимо неё пронеслась одна из служанок, едва не выронив из рук фарфоровый сервиз. У кровати с пологом две девушки упаковывали платья Королевы Шипов, а сама Оленна Тирелл перебирала какие-то бумаги на рабочем столе, отправляя ненужное ей в мусор. И тогда до Элинор наконец дошло.

— Ты уезжаешь.

— Как проницательно с твоей стороны, дорогая.

— Но почему? — Элинор медленно подошла к бабушке и положила ладонь на её плечо, а затем добавила шёпотом: — У них ничего нет.

— Я знаю, — леди Оленна прервалась лишь на то короткое мгновение, когда взглянула на внучку из-за плеча, и тут же снова вернулась к своему занятию. — Но они найдут, если захотят. И они захотят.

— Почему?

— Потому что им нужен крайний, Элинор, дорогая, — она наконец бросила бумаги и обернулась к девушке, взяв её ладони в свои мягкие морщинистые руки. — Мне нельзя здесь оставаться.

— Но разве это не вызовет к тебе лишь вопросы?

— Возможно, — согласно кивнула она. — Но я знаю, как отвести от себя внимание. Благо, у меня больше причин находиться в Хайгардене, чем здесь, на что я и делаю ставку.

— А как же я? — выдохнула Элинор, чувствуя, как будто земля уходит у неё из-под ног.

Зная, что Королева Шипов рядом, она ощущала поддержку и уверенность, что здесь есть человек, который её непременно защитит, но что будет теперь?

— Ты должна остаться. Должна быть рядом с Маргери.

О Маргери она и не подумала. В свете последних событий, которые ей довелось пережить, Элинор совсем позабыла подумать о том, каково приходилось сейчас её сестре. Да, Маргери всегда хотела быть королевой, она готовилась к жизни в постоянных интригах и кознях и должна чувствовать себя в этих дворцовых страстях как рыба в воде. Но это вовсе не значило, что ей было легко.

Элинор вспомнила свой сон и будто заново пережила свои ощущения от зрелища умирающей Маргери. Могло ли это что-то значить, или просто её подсознание подсказывало, что совесть Элинор не в порядке из-за пренебрежения родным человеком?

— Конечно, бабушка. Я останусь ради Маргери.

Леди Оленна кивнула.

— Я в тебе не сомневалась. И ещё кое-что, — она снова вернулась к своим бумагам, будто избегая взгляда Элинор, — я хочу, чтобы ты знала. Для тебя уготована великая участь, Элинор, — она обернулась через плечо, кивая на дверь. — Стоит только подождать.

Однозначный намёк не оставил сомнений в том, что леди Оленна пожелала остаться одна. Поспешно поцеловав её в щёку на прощание, Элинор выскочила из комнаты, едва сдерживая слёзы, и столкнулась нос к носу с лордом-командующим Королевской гвардии. Джейме замер лишь на мгновение, а затем едва уловимым жестом указал ей следовать за ним.

Элинор держала дистанцию, двигаясь в сторону внутреннего двора, который, в свою очередь, выходил в тот самый сад, где ночью под аккомпанемент сверчков они гуляли с Джейме, обсуждая план по спасению его брата. При свете дня королевский сад уже не казался таким волшебным, скорее прилизанным, словно выверенным под «линеечку». Вишнёвые деревья отбрасывали спасительную тень, под которой прятались перешёптывающиеся придворные, но Джейме держал путь в сторону смотровой площадки, окружённой живой изгородью.

Оглянувшись лишь раз, Джейме нырнул куда-то в сторону, и подоспевшая было к нему Элинор удивлённо замерла перед зелёной изгородью, не зная, куда идти дальше. Джейме и след простыл. Она подняла голову, убедившись, что прилизанные кусты доходили в высоту до её груди. Да и она была бы не в своём уме, попытавшись прыгать через кустарники в платье с таким разрезом, что было страшно даже ногу на ступеньку поставить.

— Миледи, — услышала она приглушённый голос. На секунду ей показалось, что с ней разговаривает сама изгородь голосом Джейме Ланнистера. — Пройдите вдоль изгороди.

— Но там дальше замковая стена, сир, — с глупым видом прошептала Элинор в ответ, наклонившись к кусту.

— Там есть проход, о котором мало кто знает. Просто двигайтесь вдоль, не бойтесь.

Глубоко вздохнув и, на всякий случай, оглядевшись вокруг на предмет любопытных глаз, Элинор убедилась, что рядом никого нет, а между живой изгородью и каменной стеной всё ещё не было видно и просвета, и решительно направилась вдоль кустов. Левую руку щекотали постриженные листочки, правую — шероховатость стены. Было так узко, что Элинор диву далась, как же здесь сумел пройти в своих доспехах сир Джейме. Но эти мысли её занимали не слишком долго, так как прямо перед её глазами из кустов показалась золотая рука, за которую она охотно схватилась. Рывок — и вот Элинор стоит перед улыбающимся Джейме Ланнистером на тайной смотровой площадке, со всех сторон окружённой живой изгородью. За спиной Джейме простиралась Королевская Гавань — было видно, как искрится на солнце Черноводная, а в Блошином Конце копошатся нищие. В небольшом фонтанчике посредине площадки плескалась вода, а каменная скамейка в тени будто приглашала присесть и отдохнуть. Несмотря на красоту этого места, оно выглядело весьма заброшенным.

— Мало кто знает о местонахождении этой смотровой, — словно прочёл её мысли Джейме. — Именно поэтому мне всегда нравилось сюда приходить.

— Вы каждую сообщницу сюда приводите? — нервно улыбнулась Элинор.

Джейме добродушно рассмеялся.

— У меня не так много братьев, которых нужно спасать. Давайте присядем?

Элинор кивнула и медленно направилась к скамейке, хотя внутри неё было ощущение, будто она бежит к ней с глазами навыкате. Отчего-то в груди заходилось стуком сердце в странном волнении. Она избегала взгляда Джейме, и когда они оба присели на скамейку, и он взял её за руку, Элинор испуганно вздрогнула.

— Вы боитесь меня?

Она наконец решилась посмотреть ему прямо в глаза, и голова закружилась от волшебной зелени, которая отражалась в них. Джейме смотрел взволнованно, будто переживая о её здоровье у тифозной койки. Этот взгляд ещё больше смутил Элинор — она не привыкла так реагировать на мужчин. Раньше ей вообще были не интересны все эти сантименты и вздохи-охи её многочисленных ухажёров у балкона в Хайгардене. В основном, все они были молоды и хороши собой, но Элинор больше интересовали прогулки верхом, охота и чтение, чем обмен слюной под звёздным небом. Грех было портить прекрасный вид мерцающих звёзд в ночи чьим-то похотливым присутствием.

Всё было именно так до встречи с ним. Джейме Ланнистер не был молод, но от его зрелой красоты у Элинор каждый раз перехватывало дух. Даже когда она увидела его впервые не в самый лучший период его жизни, она будто сразу рассмотрела за грязными лохмотьями и сальными волосами, закрывающими лицо, живые зелёные глаза, красота которых затмевала собой всё — даже отсутствие одной руки. Чем больше они проводили вместе времени, чем больше разговаривали о жизни, о приключениях, о книгах и семье, тем больше Элинор понимала, что эти эмоции для неё — нечто новое. И ей не хотелось останавливаться.

— Я боюсь другого.

— Кого? Или чего? — нахмурился Джейме.

— Что вы покинете меня.

Сжав челюсти, из-за чего на лице заходили желваки, Джейме отвёл взгляд, и Элинор всё поняла. Позабыв о приличиях, она придвинулась ближе, неосознанно хватаясь за его здоровую руку, сжимая её пальчиками и слегка притягивая к себе. Джейме так же неосознанно и немного отрешённо переплёл их пальцы и притянул её руку к своим губам. Тёплый и сухой поцелуй к тыльной стороне ладони. А затем ещё один и ещё один. Элинор рвано вдохнула воздух, неотрывно следя за его губами. Наконец Джейме посмотрел прямо на неё, и время будто остановилось, когда он произносил:

— Мне придётся оставить вас. Я должен отправиться на войну в Речные земли.

— Нет, — словно ребёнок покачала головой Элинор.

Джейме положил руку на её щёку, слегка погладив большим пальцем уголок губ, заставляя его приподняться в подобии смущённой улыбки.

— Я постараюсь вернуться как можно скорее. Слышал, Королева Шипов покидает Красный Замок. Что ж, вы всё равно не останетесь здесь одна, верно?

Элинор покачала головой.

— Но неужели вам так необходимо уехать?

— Необходимо. Боюсь, я не смогу ни писать вам, ни даже нормально попрощаться. Наши встречи слишком опасны для нас обоих, но на себя мне, в общем-то, наплевать. Я не хочу подставлять вас, миледи.

— Это всё вздор.

— Не глупите. Зачем вам такой старый однорукий вояка? Десять лет назад я бы ещё понял, ведь тогда моя красота заставляла дам падать в обморок, — самодовольно зажмурился Джейме, расплываясь в улыбке. — Сир Лорас бы плакал горькими слезами, будь он тогда со мной одного возраста. Вы уж извините за брата, но у него не было бы никакого шанса!

— О, я не сомневаюсь, сир Джейме, — прыснула Элинор. — Да вы и сейчас недурны собой.

Джейме слегка поморщился, но Элинор видела, как приятны ему были эти слова. Он продолжал поглаживать её щёку, даже не заметив, что прикасается золотой рукой к её колену, о чём Элинор не могла перестать думать. Пусть Джейме не чувствовал этого прикосновения, она не могла игнорировать приятную прохладу от соприкосновения золота к своей оголённой коже. Слегка пошевелив ногой, она случайно толкнула его руку, и опустив взгляд, Джейме смущённо поднял обе ладони, будто сдаваясь.

— Я перехожу все границы, миледи, мне очень жаль.

— По вашей улыбке так и не скажешь, — в её голосе не было упрёка — лишь веселье и любопытство.

Она хотела, чтобы Джейме Ланнистер её поцеловал. Но он лишь глядел в её глаза — долго до неприличия, заставляя сердце девушки колотиться у самого горла. Она не могла себе позволить сделать первый шаг. Он не мог себе позволить поставить её в компрометирующее положение.

Лорд-командующий Королевской гвардии и сестра королевы. Они смотрели друг на друга, грустно улыбаясь и отказываясь прощаться. Но прощаться было нужно.

— Я сожалею, что должен вас покинуть.

— Останьтесь.

— Это невозможно. Я…

— Я знаю, — Элинор опустила взгляд, и Джейме тут же поднял её голову, придерживая подбородок двумя пальцами.

Что-то взорвалось внутри, когда, не говоря ни слова, он притянул Элинор к себе в тёплом объятии. Это всё, что они могли себе позволить, и это уже было очень много и за гранью дозволенного. Но даже это объятие было самым интимным и нежным в жизни Элинор. Оно подарило ей такие эмоции, которые — она знала — она будет лелеять до конца своих дней.

* * *

Со дня отъезда Джейме на войну в Речные земли прошло уже несколько недель. Каждый день Элинор проводила подле своей сестры, как и полагалось. Жизнь юной королевы замужем за мальчиком оказалась далеко не лёгким времяпрепровождением, наполненным чаепитием и светскими раутами. Нападки Серсеи с каждым днём становились всё очевиднее и заставляли Элинор всегда находиться начеку, в то время как сама Маргери не придавала им особого значения или, по крайней мере, делала вид, что они её не волнуют.

В один из походов Маргери в город, во время которого Элинор её, как обычно, сопровождала, девушки неспешно прогуливались по рыночным улочкам. Маргери благосклонно отдавала распоряжения поднести еду тем или иным замызганным гражданам, которые благоговейно склоняли головы в её присутствии. Королева мягко улыбалась, но Элинор уже не дивилась красоте её улыбки, потому что видела, каким пустым и безжизненным казался её взгляд. Ей не было особого дела до нищих и страждущих — она просто выполняла свой долг, чтобы казаться лучше, чем королева-мать, которая дни напролёт пила вино и смотрела свысока на всех вокруг. Конечно, жители Королевской Гавани не могли об этом знать, ведь им не представлялось воочию лицезреть мать короля — слишком много чести. Элинор считала, что Серсея сама себя закапывала, зная, чем занимается Маргери, и какую тактику она избрала. Но у Серсеи были свои методы. Элинор помнила слова, сказанные ей Тирионом на прощание, о том, что королём можно манипулировать, и будет это Серсея или Маргери — зависит от неё.

Маргери остановилась у лоточника, самозабвенно делая вид, что её заинтересовал гнилой лук. Не поднимая головы, она обратилась к Элинор:

— Свекровь посчитала, что проверка моей девственности — недостаточное унижение на этой неделе.

— Что опять? — хмыкнула Элинор, морща носик от дурного запаха.

Маргери лучезарно улыбнулась лоточнику.

— Уважаемый, да здесь всё протухло. Как же вы собираетесь заработать? Позвольте компенсировать ваши затраты продуктами, — она слегка наклонила голову, и на её зов тут же прибежала служанка, покачиваясь от тяжести мешка с зерном. — В следующий раз вы не будете выставлять на продажу испорченный продукт. Договорились? — Лоточник подобострастно закивал, принимая дар от королевы, а Маргери тут же о нём позабыла, продолжив свой путь вдоль лавок с молочными и мясными продуктами. — Она решила подослать ко мне соблазнителя.

Не удержавшись, Элинор прыснула.

— Да что ты? И на кого же пал её выбор? На Ланселя? Маслобоя?

— С ума сошла? Маслобоя привезла сюда бабушка.

Они обе добродушно рассмеялись, привлекая к себе внимание унылых граждан, которым было не до смеха. Какой-то оборванец сплюнул под ноги совсем рядом с Маргери, и, нахмурившись, Элинор жестом указала на него одному из сопровождающих их стражников.

— Уведи.

— Не горячись, сестра, — Маргери мягко положила на её плечо руку и прошла прямо к оборванцу, который испуганно переводил взгляд с неё на стражника. — Чего тебе не хватает, уважаемый? Могу ли я чем-то помочь?

— Я… — бедняк совсем растерялся, но нашёл где-то в себе мужество (наверное, терять ему было нечего) и выпалил: — Лекарства! Моя жена чем-то тяжело больна.

Маргери кивнула и обратилась к стражнику:

— Сопроводи этого господина к нему домой и сделай всё необходимое, чтобы они с женой больше не страдали.

— Слушаюсь.

Маргери и Элинор продолжили свой путь, а Элинор всё никак не могла перестать думать об этом несчастном человеке и о том, что именно имела в виду Маргери. Спросить напрямую она не могла, ведь что-то подсказывало ей, что Маргери не даст честного ответа. Возможно, она действительно имела в виду помощь лекарствами или мейстера, и думать в этом русле было… удобно.

— Она подослала ко мне Осни Кеттлблэка, представляешь? — как ни в чём не бывало продолжила королева. — Бедолага пыжился как мог, весь раскраснелся, но у меня даже желания не возникло ему подыграть.

— Кандидатура крайне неудачная, — вдоволь отсмеявшись, заметила Элинор.

— Кстати о соблазнителях, — вдруг остановилась Маргери, хитро прищурившись. На её губах играла та самая улыбка, не предвещающая ничего хорошего. — Есть ли новости от лорда-командующего?

Элинор внимательно посмотрела на сестру, но в её взгляде она видела лишь догадку. Не став ни подтверждать её, ни отрицать, она решила сменить тему.

— Я знаю не больше твоего. Говорят, осада Риверрана всё ещё длится. Чёрная Рыба никак не хочет сдавать замок.

— Я в этом ничего не смыслю, — разочаровано отмахнулась Маргери и, что-то вспомнив, подозвала к себе одну из фрейлин. — Не забудь заглянуть к Пицелю насчёт того, о чём мы договаривались.

Девушка кивнула и поспешила в сторону замка.

— Маргери, — Элинор почувствовала странное напряжение и не предвещающее ничего хорошего предчувствие. — Это то, о чём я думаю?

— Не забивай себе голову, сестра, — холодно улыбнулась Маргери, и они продолжили свой путь.

Элинор догадывалась, зачем ей понадобился Пицель, и что именно она хотела у него взять, и эта мысль не давала ей покоя. Не слишком ли беспечно Маргери относилась к угрозам Серсеи?

На следующий замечательный солнечный день королева со своей свитой расположилась в саду во время чаепития. Солнце нежно ласкало крышу беседки, а лёгкий ветерок шевелил налившиеся бутоны кроваво-алых роз. Маргери выглядела как никогда прелестно в платье цвета зелёной волны, лёгком, как морская пена. Вокруг неё щебетали фрейлины и придворные дамы, стараясь угодить королеве и развлечь её.

Элинор хмурилась, всё время пытаясь поправить замысловатую причёску, в которую служанка понатыкала невообразимое количество шпилек. Она порой очень скучала по тем временам, когда могла свободно распустить волосы, и они развевались вороным крылом по ветру во время прогулки верхом на Рейвене. Давненько она не навещала своего верного скакуна и мысленно дала себе обещание вскоре наведаться в королевскую конюшню.

Её размышления прервала Маргери, мягко толкнув сестру локтем в бок. Элинор растеряно уставилась на неё.

— Довольно ёрзать, дорогая. Ты же не собака на сене.

Элинор недовольно прищурилась. Когда-то они могли спокойно перебраниваться друг с другом, не боясь никого задеть. Теперь же ей приходилось сносить замечания Маргери, соблюдая осторожность, чтобы, не дай боги, не нагрубить королеве. Она сделала глоток чая, не отрывая взгляда от сестры, которая фальшиво смеялась над дурацкой шуткой одной из дам, и вдруг чашка будто сама собой выскользнула из её рук, упала на пол беседки и разбилась ровно на две части. Остатки чая выплеснулись на подол её тёмно-зелёного платья. Неожиданность и громкий звук заставили девушек испуганно вскрикнуть, но добродушный смех Маргери всех успокоил.

— Ты бываешь такой неловкой, — она подала Элинор полотенце, вполне искренне улыбаясь. — Не поранилась?

Элинор покачала головой, не в силах оторвать взгляд от идеально расколовшейся чашки. Но ей пришлось, когда в саду показалось какое-то мельтешение, а затем они услышали звуки шагов, сопровождаемые лязгом доспехов.

— Что происходит? — нахмурилась Маргери, и когда в их поле зрения оказалась Серсея в сопровождении гвардейцев, она медленно поднялась со своего плетённого кресла и натянула самую добродушную и самую ненастоящую из своих улыбок. — Королева-мать, какой сюрприз. Соизволите ли присоединиться к нам? Правда, боюсь, в таком количестве ваших спутников нет нужды. Здесь нам ничего не угрожает, я вас уверяю.

Серсея осклабилась, даже не пытаясь скрыть свою неприязнь. Она сделала шаг вперёд, и Элинор заметила, что Маргери едва заметно отступила.

— Взять её.

Рыцари Королевской гвардии не мешкали ни мгновения, целенаправленно устремившись к ошеломлённой Маргери, которая, казалось, потеряла дар речи.

— В чём дело? — зашептались придворные дамы.

— Ваше Величество, скажите что-то! — взмолились фрейлины.

Элинор попыталась загородить Маргери собой, но один из гвардейцев грубо оттолкнул её. Девушка оступилась на осколках разбитой чаши и совсем не грациозно повалилась в кресло. Замученная служанкой причёска вовсе растрепалась, и на колени Элинор упала одна из шпилек, с трудом державшаяся в её тяжёлых волосах. Элинор машинально зажала её в кулачке.

— Маргери Тирелл, вы обвиняетесь в супружеской измене и разврате, — торжественно заявила Серсея. Её голос дрожал от радостного возбуждения. — Я готова предоставить свидетелей на суде. Тем временем вы будете находиться под стражей в темнице септы Бейлора. Уведите её!

Элинор в ужасе наблюдала за тем, как гвардейцы сопровождают её сестру из сада мимо злорадствующей королевы-матери. Маргери шла, высоко подняв голову, и даже не обернулась, не кинула взгляд ни на Серсею, ни на саму Элинор. Элинор попыталась встать, но замерла, встретившись взглядом с Серсеей.

— На каких основаниях… — начала было она, но Серсея грубо перебила её.

— Элинор Флауэрс, вы обвиняетесь в совращении и преступной связи с лордом-командующим Королевской гвардии. Нет нужды дожидаться суда, чтобы представить свидетеля этого отвратительного поступка, — она обернулась и махнула кому-то, скрывающемуся за розовым кустом. — Этот мальчик-садовник видел вас с лордом-командующим. И не один раз.

Побледневший мальчишка испуганно кивнул, избегая взгляда Элинор.

— Это вздор, — сквозь зубы проговорила Элинор, всё-таки поднимаясь с кресла и гордо выпрямляя спину.

На сгибе её локтей сомкнулись сильные пальцы двух гвардейцев, смотревших на неё с осуждением и даже презрением.

— У вас будет возможность сказать что-то в свою защиту, — осклабилась Серсея. — На суде. Учтите, в этот раз вас не выручит раздвигание ног. Пожалуй, у вас с сестрой это в крови. Уведите её. Пусть составит компанию Маргери, — королева-мать уставилась на перепуганных фрейлин и придворных дам, будто только сейчас заметила их. — Ох, как невежливо с моей стороны. Прошу, продолжайте своё чаепитие, я не в праве вам мешать. Или в праве? В конце концов, на данный момент я становлюсь королевой-регентом. Пока не уладятся все мелочи!

Развернувшись на каблуках, Серсея Ланнистер промчалась мимо стражи и самой Элинор, которая не могла поверить, что это происходит с ней на самом деле. Идя по каменной тропинке королевского сада, сопровождаемая по обе стороны гвардейцами, она сжала от отчаяния и злости кулачки, и почувствовала, как что-то резануло по ладошке. Вспомнив про шпильку, которую она до сих пор сжимала в руке, Элинор осознала, что в темнице её переоденут и оставят без личных вещей. Не зная, чем может помочь ей шпилька, она всё-таки незаметно спрятала её за щекой под видом несуществующего кашля, и стала мысленно молиться Семерым, чтобы им с Маргери позволили ещё увидеться.

Сердце всё ещё колотилось о грудную клетку словно птица в заточении, когда Элинор завели в септу Бейлора и повели по длинному коридору с витражными окнами, но в мыслях она была спокойна и сосредоточена. Адреналин не мешал ей ощутить вселенское облегчение от того, что её обвинили не в цареубийстве или в освобождении убийцы короля и десницы, что было практически одним и тем же по степени преступности. К счастью Элинор, её обвинили в том, чего она не совершала.

Маргери резко обернулась, когда в небольшую комнату под стражей втолкнули её сестру. До этого королева нервно расхаживала от окна к двери и злилась так, что с трудом сдерживала крик отчаяния. Но она должна была держать лицо даже в таком незавидном положении. Тиреллы всегда остаются при своём.

— Что тебя выдало? — спокойно спросила Элинор, когда дверь за стражником захлопнулась, оставив сестёр наедине.

Маргери нервно передёрнула плечами и наконец остановилась, заставив себя взглянуть на Элинор. Рвано выдохнув, она устало опустилась на перекошенную скамью — на самый краешек, глядя на Элинор снизу-вверх.

— Я послала фрейлину к Пицелю за лунным чаем.

— Я догадалась.

— Пицель, должно быть, тут же побежал докладывать. Старый прихвостень.

— Стоило догадаться, что он служит Серсее, — заметила Элинор.

— Или Пауку. Или Мизинцу. Они все кому-то служат. Это сводит меня с ума.

Маргери на мгновение зажмурилась, медленно покачав головой. Элинор осторожно присела рядом с ней на скамью и мягко укрыла ладонью слегка подрагивающие пальцы сестры.

— Я пониманию.

— Элинор, я не для себя, — в глазах Маргери вдруг вспыхнуло то, чего Элинор давно у неё не видела — мольба. — Лунный чай нужен был моей фрейлине. Она не могла взять его сама.

— Кто это?

— Тейна Мерривезер, — выдохнула Маргери.

— Она не могла взять его сама, но под видом того, что он нужен тебе, подставила тебя под удар… Маргери, — Элинор слегка сжала руку королевы, — Тейна всё это время служила Серсее. Серсея устала ждать, когда ты сама оступишься, и решила подтолкнуть тебя.

— Как я могла быть так наивна… — прошептала Маргери, устремив невидящий взгляд в стену напротив.

— Тебя одурачили, — сказала Элинор и тут же добавила: — Как и меня.

— Что насчёт тебя? Это касается Джейме Ланнистера?

Элинор слегка опешила от такой прямолинейности Маргери. На мгновение показалось, будто они сидят в садах Хайгардена за чаем с лимонным пирогом и сплетничают о замковых чашниках. Только они были заточены в септе в ожидании суда, а предметом сплетен был брат королевы-матери и, по совместительству, лорд-командующий Королевской гвардии.

— Серсея сказала, что мы спим. Мне даже кажется, она сама в это верит.

— А это не так? — на мгновение губы Маргери тронула тень озорной улыбки.

— Нет! — воскликнула Элинор, а потом уже спокойнее добавила: — Нет, Маргери. Не буду говорить, что между нами с Джейме ничего нет, но мы никогда не позволяли себе переходить грань дозволенного.

— С Джейме, — уже по-настоящему расплылась в улыбке Маргери, и Элинор её слегка толкнула в плечо, заставив рассмеяться. — Брось, даже не целовались?

Элинор покачала головой и вздохнула.

— Хоть и очень желали этого.

Маргери вдруг прижалась к ней, совсем как раньше, и тихо сказала:

— Мне очень страшно, сестра. Мы здесь совсем одни. Бабушка уехала, отец в Хайгардене. Некому нас защитить.

— Мне тоже страшно. Но мы не одни. Мы есть друг у друга.

Они уснули в обнимку, прислонившись к стене на покосившейся скамье. Элинор снился Джейме, сражающийся с Маслобоем за её честь в башнях Близнецах. На покачивающемся мосту выл ветер, путающийся в золотых волосах рыцаря, а искажённое ненавистью лицо Маслобоя превратилось в лицо Серсеи. Она начала хохотать. Так громко, так оглушительно громко, что Элинор проснулась, и поняла, что они с Маргери больше не одни в этой комнате.

— Ваша Милость, — у дверей мялся рыцарь Королевской Гвардии, — мне приказано сопроводить вас обратно в замок. С вас сняты все обвинения.

Маргери уже давно не спала и сидела, всё ещё сжимая Элинор в объятиях, прямо глядя на рыцаря.

— Кто приказал?

— Рендилл Тарли прибыл в Королевскую Гавань и уговорил септона… после признания сира Осни Кеттлблэка.

— Кеттлблэк признался в клевете? — не поверила своим ушам Элинор.

— Уверена, пришлось немного надавить, чтобы правда, подобно гною, вышла наружу, — сквозь зубы произнесла Маргери и медленно поднялась, оставив Элинор сидеть на скамье в недоумении. — Что с королевой-матерью?

— Взята под стражу, — пролепетал рыцарь.

Маргери обернулась, взглянув на сестру с торжеством.

— Я вернусь за тобой, — прошептала она.

— Ваша Милость, вы находитесь под протекцией лорда Тарли и пока не сможете покинуть Красный Замок.

Маргери так взглянула на рыцаря, что тот замялся и отступил в сторону, позволяя королеве пройти в коридор септы. Маргери больше не оборачивалась, и почему-то Элинор показалось, что захлопнувшаяся за нею дверь больше никогда не откроется.

Дни тянулись как густая смола. Липкие дни одиночества и чувства покинутости. В ожидании суда Элинор медленно сходила с ума, гадая, забыли ли о ней или ждут, когда она будет готова признаться в том, чего не совершала. Маленькая комната с окошком под потолком и хлипкой скамьёй стала казаться ещё меньше, будто с каждым днём стены сужались и давили на девушку.

Она знала, что даже если её оправдают, на ней навсегда останется клеймо распутницы, коей она не являлась. Чувство несправедливости душило до слёз — таких горьких, что сжималось горло в хрипоте и злой обиде. Элинор боялась, что доведёт себя до точки невозврата, когда захочется взорваться правдой и покрыть себя бóльшим позором, чтобы смыть нынешний. По крайней мере, он будет оправданным. Она убивала, нарушала закон, освобождала преступника, но никогда — никогда! — не ложилась в постель с мужчиной до брака. Тем более с мужчиной, который дал обет безбрачия.

Может, стоило.

Элинор лежала на скамье и смотрела в потолок, представляя Джейме Ланнистера. Может, стоило согрешить, раз её всё равно судят за это. И сейчас бы она не лежала взаперти, гадая, какими были бы на вкус его губы. Маргери уже знала, каково это, целоваться. И не только… Элинор начала жалеть, что упустила эти простые и, в то же время, невероятные радости жизни. Маргери на свободе и под протекцией, Элинор — взаперти и в плену своих мыслей и сожалений.

В какой-то день было так пасмурно, что она сбилась со счёта, не в состоянии определить, ночь за окном или день. Большую часть времени Элинор спала или блуждала по закоулкам своего сознания. Еду приносили раз в день и никогда — в одно и то же время. От неё разило немытым телом, она исхудала и потеряла веру. И это было самым страшным на тот момент.

Элинор не знала, зачем спрятала шпильку, когда их с Маргери схватили. Она не знала, чем ей может это помочь. Но на всякий случай всегда держала её при себе. Это была единственная вещь, которую не смогли забрать стражники. Никто не стал проверять, что у неё во рту. Каждый день Элинор сжимала шпильку в руке, причиняя себе боль словно в напоминание о том, что она всё ещё жива.

Задрав голову к потолку, под которым ютилось крохотное оконце, ведущее на улицы Королевской Гавани, Элинор впервые за долгое время ощущала ясность своего ума. Когда она уже начала осознавать, что теряет рассудок, эта ясность пришла к ней благословением в виде шпильки. Её спасение всё это время было в её же руках.

Элинор настолько преисполнилась решимостью, что не услышала шагов за дверью, которая вскоре распахнулась. Рука замерла, дрожащие пальцы крепко сжимали заточенную о каменную кладку шпильку. «Уйди скорее», — мысленно взмолилась Элинор, зажмурившись, ожидая услышать стук деревянной тарелки с очередными помоями о пол.

— Элинор…

Она резко обернулась, в глазах — безумие. Рука со шпилькой замерла над венами другой руки. Губы медленно растянулись в сумасшедшую улыбку, переросшую в истерический смех.

— Когда я решила уйти из жизни, сознание начало посылать мне видения, пытаясь меня отговорить! В пекло! Я уйду, и твой призрак меня не остановит! — срываясь на визг, она занесла над рукой шпильку, намереваясь оставить как можно более глубокую рану.

Разорвать вену. Чтобы было быстро. Чтобы нельзя было спасти и остановить. А кто её будет спасать? Призрак Джейме Ланнистера?!

Он бросился к ней, с силой оттолкнув к стене и выбивая из дрожащих пальцев шпильку. От удара Элинор показалось, что из неё вышибло весь дух, а потом его резко вернули в тело, которое тут же обмякло от слабости и голода. Она схватилась за сильные плечи, пытаясь устоять на ногах и недоверчиво заглянула в его лицо.

На неё смотрели зелёные глаза Джейме Ланнистера из-под отросших золотистых волос, падающих на лоб. Он тяжело дышал. И он был живым прямо под её пальцами. Мгновение рассыпалось битыми осколками по каменному полу, когда Джейме притянул её к себе в крепком объятии, словно в попытке поглубже затолкнуть обратно уже было вырвавшийся дух. В отчаянии и ужасе Джейме чувствовал, как по его щекам текут слёзы, а Элинор всё ещё до конца не могла прийти в себя.

И тогда он поцеловал её. Так, как всё это время мечтал. Жадно, глубоко, словно затерявшийся в песках Дотракийского моря путник у родникового источника, который всё это время казался миражом. Когда Элинор всхлипнула и ответила на поцелуй, он понял, что жив. До этого момента он не был уверен. А теперь знал наверняка. Она с ним, и он жив.

— Ты не видение, — прошептала Элинор в его губы.

— Нет, леди Флауэрс, — улыбнулся Джейме, вытирая свои же слёзы с её щёк. — Я вовсе не видение.

Из септы Бейлора они вышли под руку. Джейме придерживал ослабевшую девушку, а септы и придворные провожали их взглядами. Элинор не было до них дела. Ей казалось, что она умерла и попала в иной мир. Может, шпилька всё-таки достигла цели?

Если бы не тёплые губы Джейме, не живые прикосновения его пальцев, не сверкающие счастьем глаза, она бы поверила в свою смерть прямо здесь, на этом самом месте.

— Почему никто не вмешивается? — вдруг спросила Элинор. — И куда мы идём? На мой суд?

Джейме покачал головой.

— Никакого суда не будет.

— Как это? — «Нет, я точно умерла».

— С тебя сняли обвинения, — спокойно ответил Джейме.

— Но почему?

— Как только я прибыл в Королевскую Гавань и узнал… обо всём этом, — челюсть Джейме сжалась в приступе неконтролируемой злости, — я признал тебя своей невестой, и все обвинения сняли.

Элинор искренне рассмеялась.

— Джейме Ланнистер! — всё ещё посмеиваясь, произнесла она. — Ты не можешь иметь невесту… или жену, — её улыбка начала понемногу гаснуть. Словно кто-то несмешно подшутил над ней. — Ты — лорд-командующий Королевской гвардии.

— Больше нет.

Леди Последнего Очага.

Крупные снежинки медленно опускались на недавнее поле битвы, понемногу скрывая следы крови и смерти. Даже после осады Винтерфелл казался Мунде очень красивым замком, пусть он и был единственным, который ей удалось повидать. Она стояла на крепостной стене и смотрела вдаль, вдыхая чистый морозный воздух. Временами её ещё мутило после удара по голове и ушиба во время снежной бури, но она верно шла на поправку. Тем более, привезённый Мизинцем мейстер неплохо её подлатал и перевязал плечо. Пусть замок и манил Мунду своей красотой и величием, на свежем воздухе ей находиться было привычнее.

— Наслаждаешься видом?

Мунда вздрогнула и резко обернулась. Этот голос волновал что-то внутри неё с самого первого раза, как она его услышала, когда они прибыли на Стену. Казалось, это было вечность назад.

— Зима здесь такая же, как за Стеной, но всё равно немного другая.

— Я тоже это заметил, — Джон подошёл к ней и положил руки, облачённые в кожаные перчатки, на крепостную стену. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше не бывает, — Мунда покосилась на перевязанное плечо. — Я хотела сказать…

— Спасибо, — перебил её Джон. — Во время битвы ты была великолепна. И не раз прикрывала меня.

Мунда покачала головой.

— Это тебе спасибо. За то, что спас мою жизнь.

Впервые за разговор Джон Сноу посмотрел прямо на неё, не пряча взгляд. В его глазах боролись какие-то противоречивые чувства. Он осторожно сжал пальцы её здоровой руки и улыбнулся.

— Тебе идёт такая причёска.

— Вот уж враки! — рассмеялась Мунда.

— Нет, правда! — он широко улыбнулся. — Мне, конечно, нравилась твоя коса, но так тебе тоже очень хорошо.

Она не знала, что ответить, поэтому просто тоже слегка сжала его ладонь. В голове пронеслись воспоминания о жарком поцелуе в разгар боя, и щёки девушки поневоле залились румянцем. Словно почувствовав, о чём она думает, Джон смущённо улыбнулся и медленно приблизился к ней, склонившись над порозовевшим от мороза и смущения лицом. Мунда зажмурилась и почувствовала, как её касаются тёплые и шершавые губы. Сначала осторожно и несмело, затем — требовательнее, жарче. Как путник, мучающийся жаждой, Джон Сноу прильнул к её губам, словно к живительному источнику. Неосознанно из груди Мунды вырвался сладкий стон, когда вторая рука Джона смело обхватила её талию и прижала к себе.

— Я рад, что ты в порядке, Мунда, — выдохнул мужчина в её губы, прерывая поцелуй.

— Я рада, что в порядке ты, Джон Сноу, — прошептала девушка.

— Сир, вас повсюду ищет лорд Бейлиш!

На крепостную стену взлетел прыщавый юноша, но, увидев обнявшихся Мунду и Джона, смущённо замер на последних ступеньках. Он не знал, куда деть взгляд от стыда, поэтому смотрел себе под ноги и, вероятно, мечтал поскорее убраться долой.

Джон нехотя выпустил Мунду из объятий и вздохнул.

— Скажи ему, я буду ждать в Большом чертоге.

Когда макушка юнца скрылась из виду, Джон снова обратился к Мунде. Взяв двумя пальцами её подбородок, он нежно поднял её голову, заставив посмотреть на себя.

— Мы ещё увидимся, Мунда, — сказал он. — Завтра на рассвете будет суд над Рамси, а потом мы с тобой поговорим.

— Хорошо, Джон Сноу.

Нежно поцеловав её на прощание, Главный ворона ушёл по своим важным делам, оставив Мунду одну продолжать любоваться белоснежным видом и дышать свежим воздухом.

Конечно же, пропустить суд над кровожадным бастардом она не могла. Поэтому первым делом на рассвете Мунда тепло оделась и спустилась во внутренний двор. При мысли о Рамси у неё болела голова, словно оживляя в памяти, как он волочил её за волосы. От копыт коня отлетали грязь и снег прямо ей в лицо, а в ушах звенел нечеловеческий смех. Сейчас бастард Болтона выглядел совсем по-другому: в грязных лохмотьях он стоял на коленях в грязи посреди двора, в спутанных волосах запеклась тёмная кровь — его явно пытали накануне. Вокруг собрался, казалось, весь замок, и даже вольный народ вышел, чтобы посмотреть, как будут судить ублюдка.

Мунде было тяжело отвести взгляд от Рамси, но ей пришлось это сделать, так как она начала ощущать, как в жилах закипела от ярости кровь. Перед бастардом стоял, держа в руке Длинный Коготь, Джон Сноу. Он смотрел на подсудимого сверху-вниз с таким презрением, которого Мунда ещё никогда прежде не видела на лице Главного вороны. Она встала подле отца, и взгляд её упал на свиту Джона. Краска стала сходить с прекрасных волос молодой женщины, стоящей по правую руку от Джона, являя взору глубокий рыжий цвет. Санса Старк держалась так, как подобает знатной леди в представлении Мунды: с высоко поднятой головой, прямой спиной и сложенными перед собой в строгости руками. Она почему-то пугала Мунду. В глазах Сансы было нечто, говорящее о том, сколько тягостей пришлось пережить этой девушке в столь юном возрасте.

Джон Сноу перечислил преступления Рамси Болтона громким голосом, слегка подрагивающим от едва сдерживаемой злости. Бастард смотрел ему прямо в глаза, а его тонкие губы искажал злобный оскал.

— Ты совершаешь большую ошибку, Джон Сноу. Отец отомстит за меня. Отберёт твой Винтерфелл. Убьёт всех, кто встанет на его пути.

— И я встречу его с мечом в руке, — спокойно ответил Джон. — Твоя судьба уже решена, Рамси Сноу.

— Я Болтон! — взвизгнул бастард. — А вот ты… ты никогда не познаешь отцовского признания! Ты вечно будешь изгоем для Старков и всего Севера!

— За совершённые тобой преступления, Рамси Сноу, — продолжил Джон, игнорируя брызжущего слюной Рамси, — я присуждаю тебя к смерти как лорд-командующий Ночного Дозора. И наказание я лично приведу в исполнение сию же минуту.

— Будь ты проклят! Клятвопреступник! Бастард…

Договорить он не успел. Взмахнув Длинным Когтем, Джон Сноу опустил лезвие на шею Рамси Сноу, чья голова с глухим стуком ударилась о землю и покатилась по грязи к ногам Сансы Старк. Девушка вздёрнула подбородок, с ненавистью глядя в опустевшие глаза бастарда. Она не отступила ни на шаг и даже не дёрнулась — только скривилась от отвращения.

Тяжело дыша, Джон воткнул меч в землю и поднял взгляд, встретившись глазами с Мундой. Кажется, что люди вокруг них на мгновение исчезли, и наступила тишина. Мунда медленно кивнула, и Джон кивнул ей в ответ. А потом двор содрогнулся от всеобщего крика и ликования. Люди начали скандировать «Король Севера! Да здравствует Джон Сноу!». И вперёд, переступив через отрубленную голову бастарда, выступила Санса Старк.

— От лица дома Старков, — громко заявила она, и её голос звучал чище и громче общего гула, — я голосую за то, чтобы провозгласить Джона Сноу королём Севера! Кто со мной?

Двор дружно закричал, подняв в воздух руки, мечи и топоры. Рядом с Мундой к общему ликованию присоединился и Тормунд Великанья Смерть.

— Да здравствует Главная ворона! Да здравствует король Севера!

Ошеломлённая Мунда наблюдала за не менее обескураженным Джоном Сноу. Но вот, он взял себя в руки, обхватил рукоять Длинного Когтя и рывком поднял его высоко в воздух. Острие меча прорезало серое небо, блеснув на редких лучах утреннего солнца.

— Король Севера! Король Севера!

* * *

Пир в честь коронации Джона Сноу был назначен на тот же вечер. Никто не желал тянуть с официальной церемонией, и, к тому же, уставший народ, перенёсший долгий поход, снежную бурю и кровавую битву, давно заслужил отдохнуть и отпраздновать. Благодаря провизии, привезённой людьми Мизинца, еды и вина было достаточно, чтобы удовлетворить аппетиты даже вольного народа.

Мейстер наконец снял повязку с плеча Мунды, и она снова могла свободно двигать рукой. Стоя перед зеркалом в выделенной ей комнате, девушка рассматривала своё отражение. Она была благодарна Джону за то, что он побеспокоился о её комфорте, но чувство, будто она получала то, чего не заслужила, глодало её изнутри. Мунда ловила себя на мысли, что предпочла бы сейчас находиться в хлеву вместе с остальным вольным народом. Там было много места, хлев убрали и почистили, посреди него в очаге ярко горел огонь, звучали песни и смех её людей. А в этой комнате она чувствовала себя будто наказанной и невыносимо одинокой.

Отражение в зеркале словно скукожилось от тоски, и Мунда обхватила себя руками, разглядывая собственное бледное лицо и осунувшееся тело в ночной сорочке. Ночная сорочка! Как она могла опуститься до этого? Некогда длинные волосы сейчас торчали во все стороны неровными прядями, на лбу всё ещё красовался уже пожелтевший синяк. Взяв со стола свой охотничий нож, девушка села прямо на пол перед зеркалом и начала аккуратно обрезать волосы, пытаясь привести их к одной длине. Она подумала о волосах Сансы Старк — густых, шелковистых, янтарно-рыжих у корней и древесно-тёмных на концах. Может, ей тоже стоило выкрасить свои в какой-нибудь другой цвет?

— В зелёный, например, — в полголоса ответила сама себе Мунда с раздражением.

Закончив с волосами, она взяла с кровати платье, принесённое ей слугой в подарок от Джона. Вместе с платьем он передал ей записку, которую слуга смущённо согласился прочесть, удивлённый, что Мунда сама не умеет. Указав ей на буквы, мальчишка медленно произнёс: «Надень это платье на пир. Джон Сноу».

Мунда задумчиво провела пальцами по буквам, которые означали его имя. Платье было простым, но очень красивым. Она никогда прежде такое не носила. Ткань была тёплой, но совсем не грубой, тёмно-зелёного цвета, она опускалась по бёдрам, облегая их и свободно распускалась до самого пола. На груди был небольшой вырез, но даже такого было достаточно, чтобы полная грудь Мунды двумя мягкими вершинами выглядывала из-под ткани, приковывая к себе взгляд. Длинные рукава платья были сотканы из полупрозрачной ткани с витиеватыми узорами. Вместе с платьем Джон также передал тёплую меховую накидку и закрытые туфли на небольшом каблуке.

— Проклятье, — пробормотала Мунда, втиснув ноги в узкую обувь.

Встав с кровати, она слегка пошатнулась с непривычки и медленно подошла к зеркалу, окинув себя придирчивым взглядом. Мунда себя не узнавала. Ей захотелось снять всё это и запереться в комнате — с одной стороны. А с другой… ей тайно нравилось то, что она видела. Нравилась та девушка, которую она видела в отражении. И в этом ей не хотелось признаваться даже самой себе.

Настало время выходить, и уже в коридорах Мунда услышала весёлые голоса и смех, доносящиеся с Большого чертога. В нос ударил пряный запах жаренного мяса и горячего вина, как только она переступила порог. Длинные столы ломились от блюд и кувшинов с выпивкой, вороны, южане и вольный народ сидели друг с другом, радостно обнимаясь, травя байки и вкусно кушая.

Мунда замерла у входа, с трепетом и счастьем наблюдая за дружной атмосферой, витающей в чертоге. Затем она увидела за главным столом Джона. Он восседал на троне и с улыбкой переговаривался со своей сестрой. Мунда растерялась, не зная, куда ей идти, но тут её позвал Тормунд, голося на весь зал и размахивая свиным окороком в руке.

— Мунда! Дочурка моя, иди сюда! Я налью тебе нашего мёда, а то их кислятину невозможно пить, хар!

Мунда прыснула и поспешила к отцу, стараясь придерживать подол платья, чтобы не растянуться перед всеми на полу. Мельком взглянув на главный стол, она увидела, что Джон Сноу с улыбкой смотрит на неё. Не удержавшись, она тоже широко улыбнулась ему и помахала рукой. Возможно, леди так себя не ведут, но она чхать хотела на леди и их правила. Ей хотелось улыбаться и махать, даже кричать от радости, глядя на Джона Сноу.

Приобняв отца одной рукой, она звучно чмокнула его в бородатую щёку и села рядом, принимая из его рук кубок с подогретым мёдом.

— Смотрю я на тебя, и глазам не верю, хар! — сказал Тормунд. — Так похожа на свою мать.

Вместо слов Мунда просто сжала его большую мозолистую ладонь. Её глаза говорили всё за неё — в них была благодарность и безграничная любовь.

Вскоре с главного стола донёсся звон — это Санса Старк стучала ножом по своему кубку, привлекая всеобщее внимание.

— Я отвлеку вас совсем ненадолго, — с улыбкой произнесла она. — Мы исполним то, за чем здесь сегодня собрались, а после вы сможете продолжить есть и пить от души в честь моего брата, Джона Сноу.

Мунда видела, с какой нежностью Джон смотрит на Сансу, и почувствовала непонятный укол в области сердца. Ей это чувство не понравилось. Джон поднялся вслед за сестрой и обвёл взглядом чертог.

— Я готов принести клятву всему народу Севера.

Санса обернулась к слуге, который протянул ей подушку с водружённой на ней короной из белого золота. Она была простой, без излишеств, но от неё веяло величием, прямо как от самого Джона.

— К сожалению, — продолжила Санса, держа корону прямо перед собой, — я не обладаю правом дать тебе наше родовое имя. Это мог сделать лишь наш отец, да упокоят боги его душу.

— Да упокоят боги душу лорда Старка! — вторил ей Большой чертог.

— Но я обладаю правом выбирать. И я выбираю Джона Сноу своим королём — королём Севера! Вы со мной?

— Да-а! — взревел народ, и Мунда вместе с ним. — Да здравствует король Севера! Да здравствует Джон Сноу!

Под общее ликование Санса водрузила корону на голову Джона. Выпрямившись, он окинул взглядом весь чертог со сдержанной улыбкой на губах.

— Тем самым, вы клянётесь мне в верности, а я, в свою очередь, клянусь вам, народ Севера, что мы победим все невзгоды, одолеем наших врагов и вернём Северу величие прежних зим. За Север!

— За Север! За короля!

Звякнули бокалы и кубки, кто-то протрубил в рог, снова зазвучала музыка, и многие пустились в пляс. В душе Мунды вместе с горячим мёдом разливалось чистое неподдельное счастье — за себя, за Джона, за весь вольный народ.

Но беззаботное настроение не могло длиться слишком долго. Вскоре Мунда боковым зрением заметила приближающуюся к ней статную фигуру. Гомон и рёв вольного народа на мгновение словно стих, когда девушка медленно обернулась, встречаясь со стальным взглядом Сансы Старк. Она остановилась совсем рядом, но всё ещё на расстоянии вытянутой руки, как бы держа не только физическую, но и моральную дистанцию между ними. Мунда не спеша поднялась со скамьи. Некоторое время девушки молча сверлили друг друга взглядами, а потом Санса заговорила — тихо, но при этом каждое слово слышалось холодным эхом в голове Мунды.

— Держись подальше от Джона. Я не одобряю вашей с ним связи. Одичалая недостойна моего брата и короля Севера.

На секунду Мунда опешила от этого заявления. Она ожидала, что Санса не была рада её присутствию в жизни Джона, понимала, что её происхождение в её глазах и глазах всего народа Севера накладывало отпечаток на репутацию короля. Но, несмотря на то, что Мунда отличалась пониманием, мало кто мог назвать её размазнёй, не отстаивающей своё мнение.

— Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы быть одичалой, — в отличие от Сансы, голос Мунды прозвенел на весь Большой чертог, привлекая к себе внимание празднующего народа. — Как бы там ни было, одичалая я лишь наполовину. Но я бесконечно горжусь этой половиной.

Что-то со звоном упало на пол — это Морс Амбер уронил свой кубок. Вставая со скамьи, он опрокинул следом несколько блюд и одного замешкавшегося ворону.

— Этого не может быть… — прозвучал его голос в наступившей тишине.

Мунда встретилась взглядом со стариком и всё поняла. В его глазах были слёзы, пока он медленно приближался к ней, отталкивая попадающихся ему по пути людей. Ей казалось, она знала это всегда, с момента первой их встречи, но упрямо не желала признавать. Ведь, если это было правдой, если всё действительно было так, Мунда больше не сможет считать себя по-настоящему одичалой. Больше не сможет быть частью вольного народа. Но назад дороги больше не было.

— Я одичалая лишь наполовину. Отец украл мою мать из знатного дома Севера.

— Мунда! — это был голос Тормунда.

Он появился словно из ниоткуда и загородил её широкой спиной, будто пытаясь защитить от незримой опасности. Но Морс Амбер уже стоял с ним лицом к лицу. Схватив Тормунда за грудки, Морс притянул его к себе, бегая взглядом по поначалу растерянному, но тут же решительному лицу.

— Ах ты рыжая паскуда, как я сразу тебя не признал…

В воздухе запахло назревающей дракой, Мунда буквально ощущала электрические разряды, исходящие от её отца и деда. Большой чертог начал шуметь, подначивая мужчин к потасовке. Мунда заметила, как Санса Старк делает растерянный шаг назад, на её лице отражалось недоверие. Властный голос заставил всех вздрогнуть и замолчать.

— Поставь его на место, Морс.

Мунда с благодарностью взглянула на приблизившегося Джона Сноу. Несмотря на серьёзность ситуации, он улыбнулся ей. А Санса Старк, фыркнув, взмахнула юбками и ушла восвояси.

И тогда Морс Амбер отпихнул от себя Тормунда, который едва устоял на ногах, и бросился прямиком к Мунде. Сграбастав девушку в крепкие медвежьи объятия, старик зарыдал. Помешкав лишь секунду, Мунда уткнулась носом в меховой воротник деда, чувствуя, как по щеке скатывается слеза. Возможно, она не была обязана отрекаться от вольного народа. Возможно, только что она приобрела новый дом. Второй дом.

— Выпьем же за мою новоприобретённую внучку!

Морс нехотя разжал объятия и схватил первый попавшийся кубок со стола. Он приобнял Мунду за плечи и поднял кубок высоко в воздух. Кто-то всучил девушке графин с вином, и она со смехом подняла руку, присоединяясь к деду. Напротив них вороны, северные народы и даже южане присоединились к поздравлениям во главе с Джоном Сноу. А вольный народ замешкался, бросая взгляды на Тормунда. Мунда встретилась с ним взглядом и осторожно кивнула, молясь всем богам, чтобы отец не отрёкся от неё в этот момент. Мысленно она прощала его за молчание, за утаивание личности своей матери, а в ответ просила лишь о принятии. О возможности остаться частью вольного народа.

И Тормунд Великанья Смерть медленно поднял кубок со стола.

— За нашу с Миной дочь. Она бы очень тобой гордилась.

Впервые за всю её жизнь отец спокойно говорил о матери. В день семнадцатилетия Мунды он сказал, что её мать не называла своего имени, а потом и вовсе отреклась от него. Опять солгал. Но теперь он смотрел прямо в глаза дочери и, наконец, говорил правду.

— Мина… — прошептал Морс. — За мою внучку и за Мину Амбер!

— Ура! — заголосили люди и осушили свои кубки.

Мунда сделала несколько глотков из кувшина и крепко зажмурилась. Голова закружилась от обилия происходящих событий и чувств, которые всколыхнулись в её груди. Одно она знала наверняка — облегчение, которое она сейчас ощутила, было самым настоящим, определяющим её дальнейшую жизнь. Определяющим её саму.

Отец медленно приблизился к ним, глядя на Морса Амбера исподлобья.

— Протухшее Мясо, она всё ещё моя дочь, хар.

— Она всё ещё моя внучка, одичалый. И я слишком рад, что приобрёл её, поэтому не хочу воевать с тобой.

Они не пожимали руки, лишь молча сверлили друг друга взглядами, но Мунде показалось, что топор войны был зарыт.

— Я люблю вас, — сказала она, и крепко поцеловав в щёку сначала деда, потом — отца, скрылась среди гостей.

Им было о чём поговорить и без неё.

А пир, тем временем, продолжался, как ни в чём не бывало. Сансу Старк нигде не было видно, и это не могло не радовать Мунду. Она вернула кувшин на стол и украла у кого-то кубок с медовухой. Медленно прохаживаясь среди рядов, девушка рассматривала гостей. Мизинец что-то втолковывал Хоуленду Риду, который, казалось, слушал его вполуха, зато Лианна Мормонт внимала каждому слову, поджав губы. В один момент она не выдержала и вмешалась в разговор. Её звонкий юный голос заставил окружающих взрослых мужчин вздрогнуть.

— Что за чушь вы несёте, лорд Мизинец?

— Прошу прощения? — опешил Бейлиш.

— О какой-такой лестнице вы говорите? Хаос — это хаос. Это всё и ничто одновременно. Это то, что наступит, если мы продолжим точить лясы, не воспринимая всерьёз угрозу, которая идёт на нас из-за Стены! — голос Лианны звенел возмущением и неприязнью.

Петир Бейлиш вежливо улыбался, но улыбка эта не касалась его глаз.

— Позвольте, миледи, но никто же не говорит о том, что мы несерьёзно относимся к… Иным, или как вы предпочитаете их называть? Грамкины?

— Вы хоть понимаете…

— Миледи, милорд, — спокойно прервал их Хоуленд Рид, — мы здесь все заодно, давайте не будем поднимать неудобные вопросы…

— Я хочу быть уверена, что в бою смогу подставить спину этому человеку, — сквозь зубы произнесла девочка, сверля взглядом Мизинца, — не опасаясь, что он воткнёт в неё кинжал и начнёт карабкаться по своей лестнице!

Они ненадолго замолкли, и в воздухе повисло такое напряжение, что, казалось, его можно потрогать пальцами. Но, наконец, Мизинец снова выдавил из себя вежливую улыбку и сказал:

— Можете быть уверены, я не стану так с вами поступать.

Лианна фыркнула, но, встретившись взглядом с зелёными глазами лорда Рида, предпочла промолчать. Наблюдавшая за ними всё это время Мунда наконец смогла выдохнуть, осознав, что готовилась вмешаться в любой момент, который, к счастью, не наступил.

— Миледи Амбер?

Мунда собралась было продолжить путь по Большому чертогу, но кто-то осторожно коснулся её локтя. Девушка обернулась и увидела перед собой скромно улыбающегося Родрика Форрестера. Он, как обычно, опирался на трость, а в другой руке держал кубок. На обезображенном шрамами лице озорно горели проникновенные серо-голубые глаза.

— Родрик! — счастливо улыбнулась ему Мунда.

— Вы не отреагировали на миледи Амбер, — широко улыбнулся мужчина. — Понимаю, для вас это в новинку.

Мунда кивнула.

— Мне непривычно такое обращение. Зовите меня просто Мундой.

— С радостью. Я хотел бы выпить за вас, — он поднял кубок, и Мунда смущённо подняла свой. — Мои поздравления. Я всегда чувствовал, что вы — одна из нас.

— Правда? — девушка почувствовала, как рдеют щёки, и поспешно сделала глоток медовухи.

— Кстати, вам очень идёт новая причёска. Коса была прекрасной, но короткие волосы вам к лицу. Отражают ваш сильный характер.

Не выдержав, Мунда расхохоталась.

— Да неужели?

— Я сказал что-то не то? — смутился лорд Форрестер.

— Не могу представить, как причёска может говорить что-то о характере, — заметив, как растерялся Родрик, она поспешно добавила: — Но спасибо, мне очень приятно!

Он снова широко улыбнулся, заметно расслабившись.

— Я бы пригласил вас на танец, но, боюсь, с моей ногой это будет весьма неловко.

— О, я не уверена… Родрик, — она перешла она шёпот, слегка склонившись к мужчине, и он доверительно склонился ей навстречу, — я не умею танцевать, — прошептала Мунда.

Родрик тепло рассмеялся. У него был очень приятный смех — низкий, грудной, обволакивающий, как шелест травы в бескрайнем поле. Он напоминал ей о лете, которого она никогда не видела. О зное, о запахе листвы и сладости мёда. Они всё ещё стояли близко, склонившись друг к другу, словно заговорщики, когда кто-то приобнял Мунду за талию и слегка потянул за собой назад. Она удивлённо оглянулась и оказалась прижата в откровенном объятии к Джону Сноу. Он смотрел прямо на Родрика, и в его взгляде не было и намёка на дружелюбие.

— Лорд Форрестер, развлекаетесь?

Родрик почтительно склонил голову.

— Ваша Милость. Прекрасный праздник.

— Джон, — выдохнула Мунда, пытаясь унять колотящееся в груди сердце. Ей было ужасно неловко перед Родриком, но она была беспредельно счастлива видеть Джона и даже через плотную ткань платья чувствовать его крепкие пальцы. — То есть, Ваша Милость, всё в порядке?

Так же не глядя на неё, Джон ответил:

— Разумеется, миледи Амбер. Я лишь хотел бы поставить лорда Форрестера перед тем фактом, что имею намерение украсть вас на этот вечер.

— О, — Родрик перевёл удивлённый взгляд с Джона на Мунду и обратно, — конечно, Ваша Милость. В таком случае, я удаляюсь. — мужчина с теплотой посмотрел на Мунду, даря ей грустную улыбку. — Приятно было с вами побеседовать.

— И мне…

С этим Родрик Форрестер удалился, прихрамывая и опираясь на трость. Мунда с грустью смотрела ему вслед, прежде чем перевести растерянный взгляд на Джона.

— Было приятно?

— Да, а что? Он добр ко мне.

— Ещё бы.

— В чём дело, Джон? — Мунда осторожно высвободилась из его крепкой руки. — Мне нельзя разговаривать с другими?

— Почему же? В Большом чертоге сейчас полно людей. Ты могла поболтать с каждым, включая Мизинца и малышку Лианну, но выбрала, почему-то, красавчика Форрестера! Хотя нет, знаешь, с Мизинцем тебе не о чем говорить.

— Ты… — Мунда вспыхнула от внезапного осознания. — Ты заревновал?

Джон поджал губы.

— Он тебе нравится?

— Приятный человек, — согласилась Мунда. — Но всё, о чём я думаю сейчас, — это какие же тесные на тебе штаны! Боги, вы всегда так по эту сторону от Стены одеваетесь?

— Мунда! — щёки Джона забавно заалели.

— Знаешь, ты сказал Родрику, что намерен меня украсть. У моего народа это означает…

— Я знаю, что это означает. Может, я это и имел в виду.

— О, — глаза девушки округлились. — Меня и раньше пытались украсть, даже в присутствии спящего Торегга. Ну, моего старшего брата. Так вот, он всю драку и проспал.

— Ты подралась с тем, кто попытался тебя «украсть»?

— Конечно. Мне нравятся наши обычаи, это… распаляет кровь. Но не когда это пытается сделать Рик Длинное Копьё.

— Рик… какое-какое Копьё?

Они дружно рассмеялись, привлекая к себе внимание сидящих поблизости гостей.

— Я к тому, — тихо сказала Мунда, и Джону пришлось наклониться, чтобы услышать её смущённый шёпот, — если бы ты решил меня украсть, я была бы не против.

Джон выпрямился, довольно улыбаясь, а потом вдруг кое-что вспомнил — опухшую губу замкнутой в себе девушки с длинной косой. Их первые неловкие разговоры, её осторожность и недоверие.

— Погоди… тот человек… ты говорила о нём? Который хотел взять тебя в жёны, а ты отбивалась? — он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к её уже давно зажившей губе. — Такие у вас обычаи, значит?

Он снова увидел этот взгляд загнанного зверька и почти почувствовал, как заскрежетали прутья клетки доверия Мунды. Её плечи поднялись будто в защитной позиции, и она даже почти что сделала шаг назад, но сдержалась.

— Да, такие. И то, что Воронье Мясо признал меня своей внучкой, не отменяет того, кем я являюсь. Кем я выросла.

— Я знаю, — поспешил заверить её Джон. — И я обещаю, что не причиню тебе вреда, как это пытался сделать этот… Рик.

— Дважды мёртвый.

Джон кивнул, борясь с желанием поёжиться.

— Ваша М… ик… илость! — в разговор внезапно вмешался знатно перебравший с выпивкой Морс Амбер. — Моя дражайшая внуч… ик… ечка! Я так счастлив, что едва стою на ногах!

— Мы это заметили, — снисходительно улыбнулся Джон. — Иди-ка приляг, лорд Амбер.

— Всенепр… ик… еменно! Но сначала, я торжественно поклянусь, — он обратил блуждающий взгляд единственного глаза на Мунду. — Я люблю тебя больше жизни, дорогая внучка. Ты так напом… ик… инаешь мне о Мине… но именно поэтому я не могу простить этого рыжего ублюдка. Я не буду н… ик… икому портить сейчас праздник, но, клянусь, при первой же удобной возможности… я… ик… его убью.

С этими словами Морс Амбер поковылял к первому же столу и, завалившись на лавку, мгновенно уснул. Джон перевёл ошеломлённый взгляд на Мунду, которая была удивлена не меньше.

— Думаешь, он правда имел это в виду?

— Как бы то ни было, я не позволю Морсу навредить твоему отцу, будь уверена.

Он взял её за руку, и Мунда только сейчас осознала, как близко друг к другу они стоят. Она чувствовала его дыхание на своей щеке. От него пахло мёдом и пряностями. Голову заволок уже знакомый туман, голоса гостей вдруг стали приглушённее.

— Джон…

— Ты мне очень дорога, Мунда.

На мгновение забыв о полном людей Большом чертоге, Джон склонился и накрыл ртом приоткрывшиеся в ожидании тонкие губы Мунды. Почувствовал, как сладко она выдохнула в ответ, едва сдерживая стон. Джон нехотя отстранился и оглянулся в поисках любопытных глаз, но, кажется, каждый был занят своим весёлым делом, и не обращал на них внимания. Всё ещё держа Мунду за руку, Джон кивнул на дверь, и они поспешно покинули чертог, не подозревая, что одна пара глаз всё же пристально следила за ними.

По дороге в его покои они время от времени останавливались, чтобы украсть поцелуй или два. Джон умудрился оставить несколько кровоподтёков на нежной шее Мунды, которая, в свою очередь, спугнула слугу своим несдержанным стоном. Пробегая мимо собирающего второпях упавшую с подноса посуду зардевшегося парнишку, они смеялись, словно дети. И, наконец, добрались до спальни.

Там уже озорной взгляд Джона переменился на серьёзный. Мунда тяжело дышала, наблюдая, как он осторожно расшнуровывает её платье. Она не знала, что делать в такой ситуации. В её арсенале был только кулачный бой в защиту своей чести, но с Джоном ей не хотелось защищаться.

Она аккуратно потянулась к его рубашке, как только платье заскользило по её плечам, плавно опустившись на пол. Джон замер, не в силах оторвать взгляд от оголившейся округлой груди.

— Помоги мне, — дрожащим голосом шепнула девушка, и Джон поспешно избавился от своей рубашки.

Одним быстрым движением он притянул Мунду к себе, чувствуя приятное соприкосновение с её прохладной кожей и затвердевшими сосками. Скользнув языком по её губам, он аккуратно приоткрыл их, проникая внутрь и вырывая из её груди сладкий стон. Стараясь быть нежным, он взял её на руки, не прерывая поцелуй, и отнёс на постель, тут же нависая сверху. Он видел, как она боится и, всё же, желает этого. Желает его.

— Не бойся, — тихо произнёс Джон, убирая волосы с её лба и тут же ласково целуя, — я не причиню тебе вреда.

— Я знаю, Джон Сноу, — прошептала она в ответ и потянулась к его губам.

Она чувствовала, что он тоже хочет её, особенно в моменты, когда соприкасались их бёдра. Ей казалось, что сердце, так неистово колотящееся в груди, вот-вот выскочит наружу, если Джон продолжит мучить её ожиданием. Поэтому Мунда сама решительно потянулась к его штанам, пока он целовал её в шею. Он тут же помог ей с завязками и отбросил мешающую одежду прочь. Теперь ничто им не препятствовало.

Мунда обвила его ногами, прижимая ближе к себе, и Джон замер, не отрывая от неё взгляда серых глаз, словно ожидая разрешения. Прикусив губу, Мунда решительно кивнула, и Джон поцеловал её, а вместе с поцелуем медленно двинулся вперёд. Сначала Мунда чувствовала лишь сопротивление своего лона и мягкие, но настойчивые толчки, а затем — ослепляющую в одно мгновение боль, которая быстро прошла, оставив лишь жжение как от открытой раны.

— Расслабься, — выдохнул в губы Джон. — Расслабься, Мунда…

Он произносил её имя с придыханием, со сладким наслаждением, и Мунда постаралась расслабиться, чувствуя, как боль становиться всё меньше, а потом и вовсе отходит на второй план. Она начала ощущать что-то ещё, что-то, чего не было прежде — растущее наслаждение. Джон легонько укусил её за мочку уха, подавляя тихий стон, и Мунда задохнулась от горячего прилива удовольствия, достающего до самой груди.

— Джон…

Он двигался быстрее, неосознанно сжимая пальцами её кожу, и из груди Мунды вырвался низкий стон, вторящий тихому стону Джона. Уткнувшись носом во влажную шею мужчины, Мунда всхлипнула, крепко зажмурившись. Под веками заплясали разноцветные огни, и в какой-то момент ей показалось, что они с Джоном — одно целое. И ей не хотелось, чтобы это заканчивалось.

После они лежали, прижавшись друг к другу, разгорячённые и счастливые. Мунда рисовала невидимые круги на груди Джона и глупо улыбалась. Он играл с её волосами, и между ними была такая тишина, в которой было больше понимания, чем во время самых душевных разговоров.

* * *

Наутро за завтраком в Большом чертоге Джон Сноу удивил всех своим решением отправить большую часть вольного народа и братьев Ночного Дозора в Чёрный замок под предводительством Тормунда.

— Стену всё ещё необходимо охранять. Может, я и король Севера, но обязанности лорда-командующего до сих пор ни на кого не возложены, поэтому временно править в Чёрном замке будешь ты, Тормунд.

— Там мне самое место, хар! — обрадовался одичалый. — Я уже соскучился по настоящему холоду.

— Тогда я отправлюсь с тобой, — решительно заявила Мунда.

— Тебе там делать нечего!

— Как ни странно, я согласен с Протухлым Мясом.

— Но отец!

Тормунд покачал головой.

— Мне неспокойно оставлять тебя, но я знаю, что ты будешь не одна.

— Не волнуйся, рыжая паскуда, я свою внучку в беде не оставлю! — гаркнул Морс Амбер.

Неожиданно Тормунд расхохотался.

— Знаешь, старик, ты единственный, кто ещё помнит, что я когда-то был рыжим.

К обеду они уже распрощались. Тормунд коротко и крепко обнял дочь, прижавшись сухими губами к её лбу.

— В следующий раз, когда я тебя увижу, ты будешь ходить в шёлковых платьях?

— Если это случится, прошу, убей меня на месте, — усмехнулась Мунда.

Дни шли за днями, и, несмотря на непрекращающийся снег, замок понемногу восстанавливался. Работа неустанно кипела, и Мунда старалась приносить пользу по мере своих сил. Она не привыкла сидеть в стороне, когда остальные работали, поэтому таскала тяжёлые балки и мешки с песком наравне с мужчинами. К её удивлению, все жители Винтерфелла и его гости были рады её помощи. Все, кроме Сансы Старк.

Она умудрялась задирать Мунду при любой возможности, не давая ей даже шанса на передышку. Колкие замечания по поводу её женственности и отсутствия манер сыпались на голову девушки как хлопья снега с серого неба. Но огорчение из-за холодного отношения к ней Сансы сглаживалось постоянным вниманием Джона. Он проводил с Мундой каждую ночь, даря ей щемящие сердце чувства и ощущение безопасности. Его поцелуи даже в самые холодные дни разжигали огонь по всему телу — там, где его губы прикасались к её коже, расцветало тепло. Всё норовило сорваться с губ такое чуждое слово… любовь? Мунда любила отца и братьев (даже Торегга), но это было другое чувство. Рядом с Джоном же ей казалось, что она неуязвима и счастлива настолько, что при желании может воспарить к самой высокой башне замка. Впервые стали появляться мысли о том, чтобы остепениться: выбрать очаг, который она будет оберегать до конца своих дней, связать свою жизнь с одним человеком и продолжить род, подарив ему сыновей и дочерей. Эти новые мысли приятно волновали Мунду, заставляя порой улыбаться без видимой причины.

Также свободное от работы время Мунда часто проводила в компании деда. В один из таких дней в замок пришла весть, которая ясно дала понять — ничего уже не будет как прежде. Но пока Мунда и Морс Амбер не знали об этом, тихо переговариваясь, устроившись в Большом чертоге за обедом. Джон со своей свитой тоже трапезничали, но король Севера был слишком занят бесчисленными бумагами, чтобы уделять время кому-то ещё.

Морс Амбер тешил внучку рассказами о её матери. В его памяти она навсегда осталась юной, весёлой и беззаботной.

— Она была как пташка — всё время порхала, всё время ей было что-то интересно, — говорил дед, полностью погружённый в воспоминания. — Помню, однажды она вбила себе в голову, что на соседнем с нашим замком холме живёт семейство фей, и решила во что бы то ни стало с ними подружиться.

Мунда весело рассмеялась.

— Сколько ей было лет?

— Да где-то как тебе, — неопределённо махнул рукой Морс.

— Мне семнадцать!

— О, — старик смешно округлил обрамлённый косматой бородой рот, — тогда чуть помладше. Вполовину. В общем, она тайком сбежала, но я-то знал, что у неё роились планы в маленькой головке, поэтому незаметно проследил за ней.

— И что, она оказалась права насчёт фей?

— Ну, на холме действительно кое-кто обитал, — хмыкнул Морс. — Но это были не феи, а самые, что ни на есть настоящие разбойники. Дезертиры Ночного Дозора. Едва не угодила к ним в лапы.

— Повезло, что ты за ней проследил.

— Да-а… Жаль, что я не смог всё время быть рядом…

— Ты всё равно жалеешь, что папа её украл? — тихо спросила Мунда. — Что родилась я?

Морс Амбер всполошился, вырываясь из плена собственных воспоминаний.

— Гони прочь такие дурные мысли! Я самый счастливый старик на всём Севере, потому что у меня теперь есть ты, кроха.

Мунда молча уткнулась носом в его широкую грудь, и крепки руки здоровяка нежно укрыли её, будто защищая от целого мира. И тогда всё изменилось.

В Большой чертог, спотыкаясь, вбежал мейстер. У него на плече, пошатываясь и недовольно каркая, сидел ворон, а в руках мейстер крепко сжимал свиток. Джон отвлёкся от своих бумаг и беспокойно поднялся на ноги. А в чертоге повисла такая тишина, что было слышно лишь запыхавшееся дыхание мейстера.

— Весть из Чёрного замка!

Джон выхватил свиток и быстро прочёл его. Затем свернул и опёрся обеими руками о стол, опустив голову. Все ждали, когда он объявит новости, и каждый знал, что они не будут приятными. Чёрные крылья — чёрные вести.

— Это не из Дозора, — осипшим голосом произнёс Джон Сноу. — Странно, что ворон — не белый. Только белые вороны приносят такие известия.

— Он прилетел из Цитадели? — вмешался Морс Амбер. — Неужели…

Джон кивнул.

— Зима пришла.

— Ваша Милость, — замялся мейстер, — я имел в виду, что, помимо письма из Цитадели, из Чёрного замка тоже есть вести. Она принесла их лично.

— Кто — она? — нахмурился Джон.

Двери Большого чертога распахнулись, и на пороге появилась женщина, которую Мунда никак не ожидала увидеть — Мелисандра. Присутствующие молча наблюдали, как она медленно приближается к главному столу, не отрывая взгляда от Джона. Жрица Р’Глора была в бордовом дорожном плаще с капюшоном, подбитым соболиным мехом, заиндевевшем на морозе. Мелисандра замерла перед королём Севера, и Мунда увидела в её обычно стальном взгляде страх.

— Ваша Милость, — поклонилась красная женщина, — Чёрный замок пал под натиском Белых Ходоков. Смерть и холод убивают всё на своём пути, который они держат на юг. Спасти удалось лишь мне.

Она замерла, опустив голову, и на мгновение Мунда отключилась. Очнувшись, она обнаружила, что стоит на ногах и с криком вырывается из крепких рук деда.

— Пусти! — срывающимся голосом взмолилась она. — Я должна вернуться! Я должна быть с отцом!

— Успокойся, девочка! Остановись!

— Мунда! — Джон схватил её за плечи, и хватка Морса немного ослабла. — Дыши. Ты здесь, со мной. Чёрного замка больше нет, — его голос едва дрогнул.

— Нет… — Мунда почувствовала, как по щекам текут слёзы. — Но… Моё место там!

— Твоё место рядом со мной! — Джон повысил голос. — Другого выхода не остаётся. Созвать всех в Большом чертоге!

Общими усилиями Джона и Морса Амбера Мунду удалось немного успокоить и уберечь от опрометчивых поступков. Когда народ собрался в чертоге, король Севера выступил вперёд и объявил твёрдым, полным решимости голосом:

— Теперь единственная возможность для всех нас, для всего Вестероса спастись — это объединиться и вместе уничтожить Белых Ходоков! Я принял решение отправиться в Королевскую Гавань, чтобы предложить им мир, который нам необходим всем. Мир ради общего блага, без которого нам не выстоять против смерти и холода.

Большой чертог согласно загудел, и Джон обернулся к застывшей в оцепенении Сансе.

— Сестра, я оставляю тебя править в Винтерфелле. Только тебе я могу доверить наш дом.

Девушка растерянно оглянулась, встретившись с одобрительными взглядами, полными поддержки. Петир Бейлиш криво улыбнулся и едва заметно опустил голову. И тогда Санса Старк тоже уверенно кивнула.

— Я сделаю всё, чтобы защитить Винтерфелл, Ваша Милость.

Джон коротко обнял её и зашагал к выходу, бросив напоследок:

— Мы выдвигаемся на рассвете.