Она всегда знает, что надеть (гет)

* * *

Алый шёлк не был однотонным. Складки тонкого одеяния переливались разными оттенками. Острый женский взгляд различил бы, как тёплый коралловый переходит в клюквенный, высвечивается в мандариновый там, где на него ложатся светящиеся солнечные блики, складывается тенями в помпейский красный и даже в цвет раскалённый лавы.

Мужской глаз, увы, видел всего лишь различные переливы алого — но это не мешало великому султану увлечённо рассматривать откровенное платье, или, точнее, облачённую в него девушку.

Лейла улыбалась победоносно: только такая сияющая королевская улыбка подходила к избранному ею наряду, а уж в чём-чём, так это в нарядах она смыслила лучше любой другой. Именно поэтому для вечерней прогулки в саду она выбрала это платье. Во-первых, алый выигрышно контрастировал с окружающей зеленью, привлекая к красавице всё внимание повелителя. Во-вторых, клонящееся к закату солнце высвечивало наряд своими золотистыми лучами, которые в это время суток тяготели к красному спектру, отчего Лейла словно сияла, выступая из солнечных бликов, как богиня заката.

Было у платья и третье преимущество: напрочь отсутствующие рукава.

Нет, лёгкие газовые полоски ткани цвета герани невесомо спадали с плеч, но всё же тонкая, фарфорово-белая благодаря такому обрамлению рука была совершенно обнажённой. С одной стороны, это выглядело прекрасно — и Лейла умело привлекала внимание повелителя элегантными, точно выверенными жестами. С другой стороны, была тут и тайная задумка: в саду вечерело, спускалась прохлада, становилось зябко.

Лейла непринуждённо, но выразительно поёжилась, словно нечаянно выдавая свой дискомфорт.

Султан не подвёл; тёплые мужские руки легли на её плечи, согревая и прижимая ближе к желанному возлюбленному.

— Тебе стоило одеться теплее, — ласково пожурил повелитель, уверенным движением проводя ладонью по плечу — и мурашки на её коже выступили вовсе не от холода!

— Увы! — Лейла бросила из-под ресниц выразительный и озорной взгляд. — Я оказалась так недальновидна!

В глазах султана мелькнуло удовольствие от начинающейся игры.

— Или, напротив, весьма дальновидна? — поддразнил он её, останавливаясь и обнимая крепче.

С притворной скромностью Лейла опустила взгляд и деланно вздохнула:

— Мой проницательный повелитель видит мои жалкие уловки насквозь, — признала она, и лишь хулиганским огоньком блестящие глаза выдавали её игру.

Вечерняя прогулка в саду — это ведь далеко ещё не хальвет! В это время султан любит отвлечься от дневных забот, развеять мысли — зачастую в приятной компании одной из наложниц — чтобы позже вернуться к делам в своих покоях. И к ночи ему приведут совсем не ту девушку, с которой он коротал прогулку.

Сегодня по золотому пути должна была впервые отправиться Клара. Рыжеволосая волоокая иноземка! Она была по-настоящему прекрасна, и Лейла видела в ней опасную соперницу.

Поэтому и выбрала именно этот наряд.

Красный — цвет невесты. Цвет первой брачной ночи. Цвет, который провоцирует мужчину и вызывает в нём желания.

...желанные объятия становились всё откровеннее... Нежный шёлк так и манил прикоснуться к нему, но эта обманчивая преграда вовсе не была прочной: под руками султана платье словно само стекало с мраморно-белой кожи...

Никаких вечерних дел.

И никакой Клары.

Эта ночь полностью принадлежала Лейле.

* * *

Бирюзовая волна нежнейшей ткани спадала с плеча небрежно и элегантно. Тончайшая золотая вышивка украшала окаёмку, расцветая удивительными бутонами — плодом фантазии талантливой вышивальщицы. Но стоило выверенным жестом повести рукой — и верхнее полотно открывало жадному взору султана откровенное зрелище: лёгкий топ заканчивался сразу под грудью, обнажая живот почти до бёдер.

Национальный индийский наряд, дополненный украшениями из лучшей турецкой бирюзы, смотрелся на Лейле диво как прекрасно.

Султан наклонил голову, с интересом разглядывая свою фаворитку.

Здесь, на этом этаже, который так манил всех девушек гарема, у него было достаточно любимиц. Чего только стоит сладкоголосая Жасмин, которая умеет развлечь повелителя нежной музыкой и пением! Или задумчивая Дафна — красоту которой так чудесно оттеняет пытливый ум и страсть к наукам! С нею всегда можно найти тему для интересной беседы...

И всё же ни одна из наложниц не манила султана так, как Лейла.

Очаровательная в своей непредсказуемости Лейла, которая в каждую их встречу представала перед повелителем в новом облике.

Сегодня она была улыбчивой индианкой — и волна белокурых волос вовсе не портила образа, напротив, создавала чувство, что перед ним восхитительная райская гурия, созданная Всевышним для услаждения мужского взора.

Улыбаясь заманчиво и призывно, Лейла принялась танцевать — и танец её, так похожий на привычный танец восточных красавиц, был удивительно самобытен, потому что она включала в него чисто индийские движения.

Нежный звон монист вторил движениям лёгких девичьих рук, и султан сам не заметил, в какой момент эти руки стали скользить по его телу, и когда девушка рассталась в танце со своим торжественным бирюзовым покровом.

...у Лейлы было много соперниц, и каждая из них очаровывала султана тем или иным несомненным достоинством.

Но все они быстро становились скучны для повелителя, потому что, узнав их ближе, он узнавал их до конца.

Лейла же всякий раз была разной; и даже если повелитель поднимался на этаж фавориток, чтобы навестить другую девушку... часто ноги сами приводили его в покои Лейлы — ведь было так любопытно узнать, какую ипостась она выбрала на сегодняшний вечер?

* * *

Ни один цвет не оттенял красоту Лейлы столь удачно, как синий. Возможно, это связано с цветом её глаз — их синева становилась глубже, если тёмный кобальт богатой ткани облегал её стан.

Сегодня Лейла надела платье, которое не носила уже два года. Оно было сшито специально для того периода, когда девушка кормила грудью своего шехзаде. Лёгкие газовые складки глубинно-синего цвета едва прикрывали пышные полушария груди, сдерживаемые одной тонкой лентой.

Лейла с нежной материнской улыбкой наклонилась к шехзаде, который сидел на коленях у повелителя.

Увы! Не одна она была матерью наследника. После визита к ним султан непременно зайдёт к Джанне — та появилась в гареме гораздо раньше Лейлы, и её шехзаде был старше. Султан уже мог вести с мальчиком беседы, поэтому оставлял визит к старшему напоследок, и часто эти визиты заканчивались в объятиях танцовщицы-Джанны.

Но в этот раз Лейла была полна решимостью изменить это обыкновение.

Стоило лишь служанке забрать мальчика, только начал султан прощаться... как Лейла поклонилась ему, и у её прекрасного сапфирового цвета платья... неожиданно порвалась та самая ленточка на груди.

Лёгкие складки материи опали на талию; Лейла замерла на пару секунд, покраснела, неловким движением попыталась подхватить ткань и прикрыться — но вместо этого словно нечаянно провела внешней стороной ладони по груди, задевая сосок, что, безусловно, привлекло взгляд султана.

Наконец, ей удалось кое-как стянуть платье на груди; это дало весьма зрелищный эффект, придав объёма столь интересной части тела и сделав её особенно аппетитной на мужской взгляд.

— Простите, повелитель, я такая неловкая... — пролепетала Лейла, опуская ресницы.

Глаза султана ярко блестели.

Он подошёл ближе, отводя её руки и вынуждая с таким трудом собранную ткань снова опасть к талии.

— Или, напротив, слишком ловкая... — задумчиво возразил он.

...поход к Джанне и старшему шехзаде откладывался.

По правде сказать, в этот день султан так до них и не дошёл.

Как и во многие другие дни — ведь гардероб Лейлы радовал огромным набором весьма функциональных в плане соблазнения платьев.

* * *

Платье на Лейле оказалось необычным.

Настолько необычным, что султан недоверчиво хмыкнул, разглядывая наложницу с головы до ног — а ведь давно уже казалось, что удивить его эта модница не сможет ничем!

По правде сказать, он настолько уверился, что Лейла — уже прочитанная книга, что давненько не звал её на хальвет.

Тем удивительнее был выбор костюма: тяжёлое, почти чёрное бархатное платье. Лишь в свете свечей оно давало лёгкие фиолетовые блики, что позволяло понять: это всё-таки не траур.

Должно быть, она так выражает своё недовольство его невниманием. До чего же предсказуемы реакции его наложниц. На первый взгляд девушки кажутся такими разными — а по сути своей все они одинаковы!

Султан уверенно скользнул рукой по талии Лейлы... и не обнаружил ни завязки, ни застёжки, ни выреза.

Это было... более чем странно, потому что обычно платья Лейлы соскальзывали с её тела без особых усилий с его стороны.

Ещё раз хмыкнув — совершенно не осознавая собственного замешательства — султан продолжил шарить по телу любимицы, ища, где же у докучливого платья застёжка.

С каждым его движением улыбка Лейлы становилась всё более торжествующей.

Ничего так и не нашарив, султан сделал шаг в сторону, нахмурился, обошёл наложницу и требовательно спросил, глядя в её лицо весьма грозно:

— Ну и где?..

Лейла улыбнулась ласково и спокойно, поправила локон, потупила глаза и выдала тайну:

— Нигде. Его зашили намертво прямо на мне.

Брови султана поползли вверх.

Разрезать платья на своих наложницах ему ещё не приходилось, и он не был уверен, что желает обзавестись подобным опытом.

— Вы, конечно, можете всё порвать, о мой повелитель, — ласково согласилась с его мыслями девушка, — но, право, я буду кричать и сопротивляться.

Она никогда ещё не была так мало похожа на наложницу, как сейчас. Закрытое скромное платье прятало достоинства фигуры, собранные в причудливую причёску волосы подошли бы европейской королеве, а на лице не было никакой косметики...

Невольно султан повёл носом, принюхиваясь, и отметил отсутствие привычных благовоний.

Да, эта девушка явно не планирует жаркую ночь в его объятиях!

— И чем же вызвана такая немилость, госпожа моя? — вопреки вежливым словам, в голосе султана слышался сдерживаемый гнев.

Она с минуту смотрела на него с ласковой улыбкой, смело глядя в глаза — тоже не похоже на поведение приличной наложницы! — а потом прокомментировала свой бунт:

— Не желаю, чтобы к моему телу прикасались руки, которые касаются столь многих.

От гнева султан потерял дар речи.

— Ты забываешься, Лейла, — с арктическим холодом осадил её он. — И ты лишаешься моей милости. Можешь идти. — Резким жестом отослал он её.

Девушка с достоинством поклонилась и вышла.

Она не выглядела ни капли расстроенной, и это... раздражало.

...тщетно султан искал в ней приметы страдания или сожалений о своём поступке. Он больше не звал её к себе, но и она не пыталась устроить встреч с ним.

Другие наложницы в подобной ситуации обливались бы слезами и бросались бы к его ногам, моля вернуть им его расположение... но не она.

Султан раздражался, султан чувствовал, что это ловушка, султан даже понимал, в чём именно эта ловушка заключается... но ничего не мог с собой поделать.

Из всех женщин в гареме Лейла стала казаться ему самой желанной и манящей — и это раздражало неимоверно.

* * *

Из прозрачной газовой ткани шьют рукава или платки. Никак не платья.

Но когда Лейлу останавливали подобные мелочи?

Её сегодняшнее платье почти сплошь сшили из невесомой полупрозрачной вуали цвета топлёного молока, и лишь насыщенная и плотная жемчужная вышивка прикрывала те места, которые на людях обнажать точно не стоило.

А Лейла ведь этот костюм не в своих покоях надела — нарядилась она для торжественных проводов повелителя в очередной военный поход.

Понимая, что её появление произведёт фурор, она явилась с опозданием, перед самым приходом султана. Его сестрица, конечно, попыталась услать бесстыдную наложницу, но не успела: распахнулись двери, вошёл повелитель, и всем им пришлось склониться в глубоком поклоне.

Он тепло попрощался с сестрой; попрощался с Джанной и старшим шехзаде; попрощался с Алессой, держащей на руках младенца...

Лейла стояла последней, и султан, увидев её, сбился с шага.

Платье-вуаль обрамляло фигуру нежными складками, оставляя мало просторов воображению. Белокурая и белокожая Лейла в этом наряде казалась ожившей античной статуей — невыносимо прекрасная, неизбежно недоступная.

Кажется, султан потерял дар речи, и уж точно вмиг позабыл о ссоре со своенравной красавицей и о необходимости примерно проучить её. Его жаркий взгляд выдавал его с головой.

Лейла медленно, осторожно улыбнулась.

В её улыбке чудилось обещание.

...весь поход он вспомнил это дивное видение. Ни одна наложница больше не занимала его мысли — все они принадлежали одной только Лейле.

После своего возвращения он уже не звал в свои покои других девушек.

Он разгадал её игру, но всё же решил поддаться её правилам — ведь, право, какая другая наложница умела играть столь ловко?

* * *

Золотая парча тяжёлыми складками стекала к полу. Рукава из более тонкого, летящего материала — тоже золотистого оттенка — были перехвачены на запястьях браслетами. Её обычно белокурые волосы казались золотыми в свете свечей — возможно, сыграло роль покрывало с богатой вышивкой, которое оттеняло кудри, прихваченные тонкой диадемой, больше похожей на царский венец.

Она выглядела королевой.

Султан улыбался с самым довольным видом: сегодня ему и нужны была королева рядом.

Когда он решил почтить своим визитом польского посла, то сразу решил: в этот раз сопровождать его будет Лейла.

С безошибочным чутьём та подобрала такой наряд, который самым выгодным образом представлял султана перед иноземцами.

«Лейла-султан, — писал позже польский посол на родину, — выглядит и держится, как истинная владычица. Она словно отражает тот свет, который исходит от повелителя. В столице поговаривают, что её влияние в гареме весьма высоко, и теперь, когда я видел её своими глазами и говорил с нею, у меня есть все основания предполагать, что так оно и есть».

...впереди Лейлу ждал нелёгкий путь и многочисленные соперницы.

Но она твёрдо знала: всякий день можно окончить своей победой, если только подобрать на этот день правильное платье.