Тайны Тёмного Лорда (гет)

Покроется небо пылинками звезд,

И выгнутся ветви упруго,

Тебя я услышу за тысячу верст,

Мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга.

А. Герман «Эхо»

На другой день состоялось заседание суда над Лестрейнджами и Барти Краучем-сыном. Атмосфера во время всего процесса была очень напряженной. Гробовую тишину в зале нарушали только всхлипывания маленькой хрупкой волшебницы, сидящей рядом с мистером Краучем, который выглядел мрачным и изможденным. Лицо приняло землистый оттенок, а на лице билась жилка.

— Введите их, — эхом раздался его голос.

Боковая дверь открылась, сотни пар глаз смотрели, как в зал ввели заключенных в сопровождении дементоров. Когда подсудимые опустились в кресла, то их сразу же приковали цепями. Родольфус смотрел на Крауча пустыми глазами, губы Рабастана нервно подергивались, Барти весь дрожал, соломенные волосы рассыпались по лицу, а на бледной молочно-белой коже проступили веснушки. Беллатриса же гордо восседала на своем кресле как на королевском троне, а ее блестящие черные кудри были похожи на корону.

Крауч поднялся и посмотрел на заключенных, а лицо его исказила лютая ненависть.

— Вас доставили в Совет магического законодательства, — громко и ясно произнес он, — чтобы вынести приговор. — Вы обвиняетесь в преступлении, гнуснее которого…

— Отец, — крикнул Барти, — отец… пожалуйста.

— … этот зал еще не слышал. — Крауч повысил голос, чтобы заглушить слова сына. — Мы выслушали свидетельства, доказывающие вашу вину. Вы все обвиняетесь в том, что подвергли заклятию Круциатус мракоборца Фрэнка Долгопупса. Вы думали, что он знает, где находится ваш исчезнувший хозяин, Тот-Кого-Нельзя-Называть…

— Отец, я в этом не участвовал! — еще громче кричал прикованный к креслу юнец. — Клянусь тебе! Не отправляй меня к дементорам…

— Вы также обвиняетесь в том, — надрывал голос мистер Крауч, — что, не узнав ничего от Фрэнка Долгопупса, вы подвергли заклятию Круциатус его жену. Вы намеревались вернуть власть Тому-Кого-Нельзя-Называть, чтобы продолжить сеять зло, чем вы, без сомнения, занимались, пока ваш хозяин был в силе. И я прошу присяжных…

— Мама! — воскликнул Барти (Хрупкая маленькая волшебница, сидевшая рядом с мистером Краучем, билась в рыданиях). — Мама! Останови его! Мама, это не я, клянусь, это не я!

— И я прошу присяжных, — крикнул Крауч во всю силу легких, — тех, кто, как и я, считают пожизненный срок в Азкабане заслуженным наказанием, поднять руки!

Присяжные единогласно поддержали обвинителя, зрители захлопали, а на их лицах застыло мрачное торжество.

— Мама, нет! Я не делал этого, не делал! Я ничего не знал, не отправляйте меня туда!

Беллатриса с высокомерным презрением и отвращением смотрела на все это. В зал вернулись дементоры и, как и следовало ожидать, вместе с их появлением на ведьму тоже накатило отчаяние. Ей и до этого стоило немалых усилий сидеть прямо с гордо поднятой головой, всем своим видом показывая, что нисколько не жалеет, а, напротив, гордится тем, что совершила. В теле по-прежнему была слабость, хотя боль уже успела немного поутихнуть. Во всяком случае, ее уже можно было терпеть, не то что вчера! А вот боль от осознания потери Волдеморта и ребенка была еще очень свежа. Душевные раны заживают намного дольше, а порой никогда и, затянувшись, могут открываться снова. И вот в эту самую секунду, когда Беллатриса думала, что сейчас упадет прямо на пол перед сотнями чужих людей, она вдруг неожиданно ощутила чье-то незримое присутствие. Как будто кто-то невидимый, но такой до боли знакомый и родной, стоял сейчас рядом с ней. Колдунья недоуменно огляделась, но, естественно, никого не увидела. На миг у нее мелькнула мысль, уж не скрывается ли ее повелитель здесь в зале под дезилюминационным заклинанием, как он это любил делать. Но нет! Если бы это было так, то в зале бы сейчас одна за другой загорались зеленые вспышки смертельных проклятий, сражавших всех, кто посмел так обращаться с самыми верными последователями Темного лорда. «Нет, это просто иллюзия, обман чувств!» — пронеслось в голове у Беллы. Но тут до ее ушей донесся знакомый холодный шипящий голос, который только она и слышала сейчас.

— Белла! — Чародейка вся напряглась, обернувшись в слух. — Белла! Беллс! Я вернусь, обещаю, жди меня, Белла! Я вернусь и освобожу тебя! Помни о том, что ты хранишь в Гринготтсе.

После этих слов Беллатриса, взглянув на Крауча из-под тяжелых век, воскликнула.

— Темный Лорд вернется, Крауч! Можете запереть нас в Азкабане! Мы и там будем ждать его! Он освободит нас и осыплет милостями! Мы одни остались ему верны. Старались найти его!

В отличие от Крауча-младшего ведьма и не думала что-либо отрицать и оправдываться. Она говорила «мы» и за себя, и за мужа с деверем, вместе с ней покорно и молча принимающих свою судьбу. Белла и для них желала таких же наград, как и для себя. Все трое поднялись со своих кресел. Сказав эту маленькую речь, колдунья быстрым шагом вышла из зала, ведя себя не как узница, под конвоем отправляемая в темницу, а как богиня, в окружении почетной свиты взлетающая на Олимп.

В коридоре ведьма неожиданно столкнулась со своим старшим кузеном Сириусом. Два дементора, заломив волшебнику руки, вели его на заседание суда, на котором ему сегодня тоже должны были огласить приговор. За Беллатрисой тоже плыли над полом два дементора. Кузен и кузина не имели времени перекинуться даже словом, но вполне могли обменяться взглядом, в который каждый вложил все презрение, какое только мог.

— Ну что, дорогой Сирри! — говорили горящие под тяжелыми веками глаза. — Посмотри теперь и подумай, ради кого ты отрекся от семьи и поднимал против нас волшебную палочку! Твои любимые грязнокровки и маглолюбы осудили тебя и упрятали вместе с нами в Азкабан в качестве награды за твою преданность им. Твой ненаглядный Альбус Дамблдор просто использовал тебя в своих целях, а теперь выбросил за ненадобностью! Он слывет великолепным легилиментом и должен знать о твоей невиновности, но не воспользовался своим влиянием или же не употребил его сполна, чтобы освободить тебя. Зато он сделал это для Северуса Снегга, который втерся к директору в доверие, хоть и носил темную метку, которая для вас все равно, что клеймо позора. Ты же, мой дорогой кузен, ее не носил, но это тебя все равно не спасло. Ты, чистокровный чародей, теперь этим простецам не нужен, когда они победили! Думаешь, мой дорогой Сирри, наш повелитель такой? Нет, он ценит верную службу своих сторонников и умеет наградить за преданность. Я буду сидеть в Азкабане, как ты и мечтал, мой дорогой кузен. Но и ты окажешься там же. Однако мне, в отличие от тебя, Сирри, есть на что надеяться! Милорд вернется и освободит меня. О, после всего, но что я пошла ради него, мой повелитель всегда будет держать меня рядом с собой! — в мечтах подумала Беллатриса. — А тебе, кузен, ждать теперь совершенно нечего!

От этой мысли ведьма злорадно усмехнулась и воспряла духом так, что даже дементоры сейчас не могли ничего сделать ей, пусть и лишенной волшебной палочки: Патронус-змея был в ее сердце.