Расти вместе (джен)

У нового дома имелся большой сад, хотя выглядел он скорее не как сад, а как коллекция низкорослых сорняков. Людоед следил, чтобы трава была пострижена — либо подравнивая ее сам, либо заставляя кого-нибудь еще, на что дети не слишком ворчали, поскольку он платил им за работу. И дальше дело не пошло. Никому особо не хотелось сажать овощи, а тем более — цветы. Газон прекрасно подходил для футбола и кувыркания, за исключением дождливых дней — которых было большинство, — когда он превращался в грязную трясину, в которой увязали ботинки.

Тот день был дождливым, и, придя домой от друзей, Каспар некоторое время простоял возле окна, задумчиво глядя на сад. Когда мелкий дождь приостановился, он надел резиновые сапоги и вышел на улицу, медленно расхаживая от угла к углу, наклонив голову.

— Что он делает? — спросила Салли, когда ей случилось выглянуть наружу. — Джонни? Ты знаешь, что замышляет твой брат?

— Нет, — ответил Джонни. — Мам, правда, что хомяки умнее морских свинок?

— Понятия не имею, дорогой.

На этом разговор закончился, и оба продолжили заниматься своими делами. В итоге бросил вызов погоде и вышел поговорить с Каспаром Малколм.

— Ты что-то измеряешь? — спросил Малколм.

Каспар выпрямился, смущенно улыбнувшись. Он вытер грязные руки о брюки, но они были так забрызганы грязью и дождем, что это мало чем помогло.

— В некотором роде, — ответил он. — Я пытаюсь определить, достаточно ли крепка почва, чтобы выдержать батут даже в дождь.

— Батут?

— Как у Эрика Морриса.

На невыразительном лице Малколма появился проблеск интереса.

— Ты его пробовал?

— О, он великолепен, — с энтузиазмом сказал Каспар. — Совсем не такой, как маленькие в школе. На нем можно делать, что угодно, и он подбрасывает тебя так высоко, это словно… ну, по правде говоря… это напомнило мне Vol.Pulv.

На секунду воцарилась пауза, пока Малколм осознавал.

— И ты считаешь, почва выдержит его? — мечтательно спросил он.

— Думаю, да. И еще же остались деньги, правда?

— Немного. Сколько стоят эти штуки?

— Не знаю.

Малколм прикусил губу, а потом сказал:

— Самое худшее, что он может сделать — накричать. И он был славным в последнее время.

Каспар ухмыльнулся:

— Так как думаешь: насколько большой батут мы можем уместить в этом саду? Я постоянно сбиваюсь со счета.

— Давай посмотрим. Если один большой шаг — три фута…

Они всё еще топтались по саду, когда пришла Гвинни, держа дождевик перекинутым через локоть. Дождь начался снова, и ее волосы висели мокрыми локонами, с которых капала вода, но она остановилась, чтобы посмотреть на мальчиков, которые промокли еще сильнее, но не обращали на это внимания.

Нечто вроде чувства старшего брата накатило на Каспара и заставило его остановиться. Он нахмурился, посмотрев на Гвинни.

— Почему он не на тебе? — спросил Каспар, кивнув на дождевик.

— Порвался, — ответила Гвинни. — А вы как одеты?

Каспар посмотрел на свой джемпер, который так прилип к телу, что можно было разглядеть каждый шов рубашки под ним. Потом он посмотрел на Малколма, который выглядел точно так же.

— Думаю, мы должны пойти в дом и переодеться, — неуверенно предложил он.

— Да, — согласилась Гвинни. — До чая осталось полчаса.

* * *

Салли видела, как они вошли, но не стала расспрашивать, даже когда Гвинни зарылась в пальто и куртках, чтобы повесить свой дождевик. К тому моменту, когда чай был готов, все трое были как следует переодеты, сухи (хотя волосы Гвинни оставались достаточно влажными, чтобы завиваться) и сидели за столом.

— Сколько стоит батут? — спросил Каспар как раз в тот момент, когда Людоед откусил яйцо. — Большой?

Людоед прожевал и проглотил.

— Не имею ни малейшего представления. Пятьдесят-шестьдесят фунтов?

— О, — произнес Каспар, довольный тем, что сумма, хотя и была пугающей по сравнению с его карманными деньгами, все-таки представлялась умеренной по сравнению с тем, что они заплатили за дом.

Сам вопрос выпалил Малколм:

— Можно нам батут в сад?

Людоед приподнял густую бровь.

— Еще же остались деньги от Peter Fillus, так? — спросил Каспар.

— Да. Остались. Почему батут?

— Понимаешь, у Эрика Морриса есть…

— А. И теперь у нас должно быть всё, что есть у Моррисов?

Каспар покраснел и напомнил себе, что ровный саркастичный тон означал, что Людоед шутит.

— Нет. Только это. Он такой здоровский, ты почти как летаешь.

— О-о-о, — восхищенно вздохнула Гвинни.

Людоед перевел взгляд с Гвинни на Каспара, а потом на Малколма. У Каспара возникло стойкое ощущение, что он забавляется.

В порыве вдохновения Каспар добавил:

— И это очень хорошая тренировка. Мама Эрика так говорит.

— Определенно, — произнес Людоед. — Если миссис Моррис поручилась за его ценность, и вы все так загорелись этой идеей, не вижу причин, почему бы вам не получить батут. Если только, конечно, кто-нибудь не планировал использовать сад именно для садоводства.

— Не я! — сказала Салли. — Никогда не стремилась к копанию и прополке.

— Ни в коем случае! — сказал Джонни. — Сомневаюсь, что после Dens. Drac. я захочу снова сажать что-то в землю.

Гвинни хихикнула:

— Может, если бы мы посадили в саду мои зубы, выросли бы маленькие девочки. Или мы можем посадить корочку от бекона, и вырастут поросята.

— И какой тогда будет бардак! — воскликнул Каспар, вспомнив, какие проблемы у них были с живыми ирисками.

Он сильно сомневался, что от непослушных поросят можно избавиться, растопив их в ванне.

— Или мы могли бы посадить запеченные бобы и вырастить…

— Пукающее дерево, — невозмутимо вставил Дуглас.

— Дуглас! — Салли невольно засмеялась. — Думаю, это ответ «нет» на предложение выращивать что-то в саду, Джек. Батут звучит гораздо лучше.

— Значит, батут, — заключил Людоед. — Хотите что-нибудь еще, ненасытные, пока мы с Салли раздаем милостыню?

— Мне нужен новый дождевик, — сказала Гвинни. — Что такое милостыня?

— Деньги, которые дают бедным, дорогая, — ответила Салли. — Зачем тебе новый дождевик? Мы купили его тебе всего несколько месяцев назад.

Гвинни съежилась на стуле:

— Он порвался.

Было абсолютно ясно, что обычно откровенная Гвинни пытается избежать вопроса. Джонни положил вилку и уставился на нее. Остальные с большим или меньшим успехом постарались скрыть удивление.

— Порвался? Вот так просто? — спросил Людоед, однако мягким тоном.

— Когда я играла в парке, — ответила Гвинни, торопливо откусив тост. — М-м, мармелад просто вкуснятина!

Никто не захотел давить на Гвинни дальше, и после мгновения неловкого молчания Салли предложила:

— Завтра я схожу с тобой, и мы найдем тебе новый чудесный дождевик, Гвинни.

— Что насчет меня? — вступил в разговор Джонни.

— Что насчет тебя? — сухо спросил Людоед.

— Можно мне хомяка?

— Хомяка? Зачем, ради всего святого?

— Ну, они… забавные.

— Хм. После последних событий я не уверен, что доверю кому-то из вас живое существо. У меня нет особого желания обнаружить хомяка висящим на батарее.

Каспар поморщился:

— Честное слово, Джонни, я удивлен, что ты хочешь хомяка.

— Я мог бы кормить его и играть с ним, — уперся Джонни.

— Ты можешь делать это с трубкой, — заметил Малколм.

— Да? Теперь можно? — Джонни достаточно разозлился, чтобы передразнить выговор Малколма, чего они больше не делали, и Каспар пнул его под столом. — Трубка в последнее время скучная.

Людоед бросил взгляд на свою трубку, которая спала в его кармане, выглядя для всех обыкновенной трубкой.

— Как бы то ни было, — сказал он, — по крайней мере, она полезна. Скажи на милость, какая польза от хомяков, кроме дурного запаха, когда забудешь почистить клетку?

— Я не забуду!

— Разве они не бегают в колесе? — спросила Салли.

— Если только колесо не соединено с генератором, я не считаю это полезным. Хомяк не собака, которая выполняет настоящие обязанности…

— О, можно нам собаку? — воскликнула Гвинни.

Салли бросила на Людоеда взгляд «смотри, что ты наделал», который в сочетании с возбужденными криками детей привел его в полное замешательство.

— Вы и собака? — возразил он. — Боже, помоги мне!

— Ты сказал, собака полезнее, — с мечтательной интонацией заметил Дуглас.

Какое-то время Людоед ошарашенно молчал, пока дети болтали о том, как великолепно было бы иметь собаку, и даже в глазах Салли появился задумчивый блеск. Затем он взял себя в руки и рявкнул:

— Джонни!

Джонни вздрогнул, ожидая головомойки.

— Я заключу с тобой сделку. Если ты сможешь доказать, что ты достаточно ответственный, чтобы заботиться о животном — скажем, поддерживая порядок в своей комнате с настоящего момента и до Рождества — ты получишь хомяка.

Остальные дружно разочарованно вздохнули, оттого что воображаемая собака снова сжалась до обычного хомяка. Джонни радовался, что победил, но даже он был разочарован условием.

— Почему я должен ждать так долго, когда остальные получат свое прямо сейчас?

— Остальные пожелали вещи, за которыми гораздо проще ухаживать.

— За исключением собаки, — заметила Гвинни.

— Если Джонни сумеет хорошо ухаживать за хомяком, я буду готов обсудить собаку.

— Это очень большое «если», — горько произнес Малколм.

— Эй! — воскликнул Джонни.

Прежде чем они успели начать спор, вмешалась Салли:

— Малколм, твой отец прав. Животные подождут до тех пор, пока вы докажете, что можете брать на себя ответственность. Дуглас, ты чего-нибудь хочешь?

Дуглас вздрогнул и, кажется, собирался что-то сказать, но затем покачал головой:

— Нет, спасибо. Возможно, в другой раз.

— Даже одежду? Вы все растете как сорняки.

— Возможно, в другой раз, — повторил он.

Гвинни хихикнула:

— Если Дуглас — сорняк, Джек может скосить его, чтобы он оставался низким.

— Кстати об этом, — сказал Людоед. — Мне нужен доброволец для работы на лужайке.

Все застонали:

— Только не снова.

— Боюсь, что так. Эти ваши сорняки будто на стероидах. Каспар, не хочешь очистить место для батута?

Каспар вздохнул, но когда Людоед так преподнес дело, он не мог отрицать, что это справедливая сделка — особенно по сравнению с тем, что Джонни должен убираться в своей комнате до Рождества.

— Хорошо.

* * *

На следующий день Дуглас делал в гостиной домашнее задание по французскому, когда туда, тяжело дыша, ворвалась Гвинни с вывернутым наизнанку новым дождевиком. Увидев Дугласа, она резко остановилась и выдала дрожащую улыбку.

— О, хорошо, — выдохнула она.

Дуглас поднял взгляд от учебника, довольный возможностью отвлечься, но удивленный видеть Гвинни такой растрепанной.

— Что-то случилось? — спросил он.

Гвинни с очень торжественным видом сделала несколько нерешительных шагов вперед.

— Дуглас, можешь помочь мне кое с чем очень-очень важным?

Судя по тону, дело было серьезным, но, с другой стороны, в возрасте Гвинни всё на свете представляется серьезным.

— Ты опаздываешь со школьным проектом?

Снисходительная усмешка, которой она встретила это предположение, контрастировала с серьезным выражением.

— Я сказала: важное. Мне нужна твоя помощь с Гадкими Детьми.

Это прозвучало настолько похоже на название какого-нибудь моралите⁽¹⁾, что Дуглас удивленно рассмеялся.

— Что?

— Гадкие Дети, — повторила Гвинни. — Они бывают в парке во второй половине дня. Не каждый день, но почти. Отнимают у тебя вещи, бьют и… ну ты знаешь.

Дуглас знал. Его лицо стало жестким. Если Гвинни столкнулась с хулиганами, она не должна справляться одна.

— Поэтому твой дождевик вчера был порван?

— Да. Обычно я могу убежать от них, — поспешила заверить Гвинни, не желая, чтобы он подумал, будто она беспомощна перед лицом опасности. — Но вчера я шла домой с Питером, а он не очень быстро бегает. Мне пришлось остановиться, чтобы помочь ему. Так что сегодня они были очень злы. Достаточно злы, чтобы выйти за пределы парка. Боюсь, я могу не пережить эту неделю.

Хотя ее страхи были преувеличением, то, что могло случиться на самом деле, являлось достаточным основанием для тревоги. Из их дома мало куда можно было пойти, минуя парк. Дуглас кивнул:

— Чего ты хочешь от меня?

— Пойдем завтра со мной — припугни их. С тобой лучше сработает: ты гораздо больше и страшнее, чем Каспар или Джонни.

Дуглас был польщен просьбой, хотя не больно-то сложно быть страшнее пары учеников средней школы. И он, конечно, хотел помочь Гвинни, но…

— Если ты хочешь их припугнуть, не лучше ли тебе попросить моего отца?

Из всех пятерых детей Гвинни легче всего обращалась к Людоеду с просьбами, но на этот раз она энергично помотала головой:

— О нет, я не могу вмешивать взрослых. Это против правил.

«Правила» не то, что Дуглас стал бы принимать во внимание, когда речь шла о хулиганах, но он понимал ее точку зрения. Если станет известно, что она со своими проблемами бежит к папочке, у нее будут неприятности не только с этими так называемыми Гадкими Детьми, но, вероятно, со всей школой.

— Однако старшие братья допускаются, — продолжила она. — Позвать старшего брата — это даже ожидаемо.

Дуглас вспомнил, сколько раз мечтал о старшем брате вместо Малколма. Завтра он собирался встретиться с друзьями в музыкальном магазине, но неважно.

— Хорошо. Рассчитывай на меня.

* * *

На следующий день Гвинни ждала его возле его школы. Она явно привыкла к тому, что требуется от младшей сестры, поскольку не махала и не кричала, как другие дети при виде старших (к величайшему унижению их братьев) — она просто шагнула в поле его зрения.

— Привет, Дуглас, — сказала она, когда они подошли ближе.

— Привет, Гвинни, — ответил он, заметив, что хотя она выглядела и говорила совершенно непринужденно, ее ладонь подергивалась, словно она хотела взять его за руку.

К счастью, дальше подергивания не зашло. Дуглас сделал вид, будто не заметил, но как только они вышли из поля зрения его друзей, он немного взъерошил Гвинни волосы.

Парк находился на той стадии осени, когда земля цвела скорее мусором, чем цветами. Им встретилось очень мало людей — только пара собачников, — пока они не дошли до детской площадки.

Полдюжины мальчиков и девочек, которые собрались в песочнице около качелей, совершенно не выглядели гадкими. У них не было шрамов или неприличных футболок, и они не были слащаво красивыми с золотыми кудрями и белыми оборками. Они выглядели как любые другие дети — большинство из них в школьной форме, двое в абсолютно нормальных слаксах и рубашках. Их носы были чистыми, а одежда не грязнее, чем можно ожидать от детей, стоящих в песочнице. Они даже улыбались.

Но Дуглас знал эту улыбку. В течение лет он видел ее несколько раз адресованной ему самому и друзьям, и — в тот короткий период, когда они ходили в одну школу — чаще, чем он мог сосчитать, Малколму. Эта улыбка говорила: «Мы можем сделать всё, что захотим, и поверь, сделаем».

Как если бы она была недостаточной подсказкой, один из мальчиков смертельной хваткой держал за шею тощего парнишку младше него. Дуглас нахмурился. Юный захватчик побледнел при виде этого, и его улыбка дрогнула, когда он переместил руку с побелевшими пальцами на плечи тощего мальчика.

— Привет, Брент, — поздоровалась с Гвинни одна из девочек.

В ее голосе так и сочился яд, но ей удалось сохранить каменное лицо, и это выглядело впечатляюще.

Гвинни вздрогнула и бросила взгляд на Дугласа, который нахмурился сильнее. Гадкие Дети начали переминаться с ноги на ногу.

— Что тут у нас? — спросил самый нахальный, пытаясь казаться беспечным.

— Я здесь с моей сестрой, — медленно произнес Дуглас, не утруждаясь добавить «сводной», — а она здесь с ним.

Он кивнул на тощего мальчика. Он понятия не имел, действительно ли это друг Гвинни, но слова произвели предполагаемый эффект. Захватчик отпустил пленника так, словно обжегся.

Покрасневший и задыхающийся мальчик тут же подбежал к Гвинни, встав к ней так близко, что Дуглас мог бы, если бы захотел, дотянуться до него через Гвинни и хлопнуть по спине. Но сейчас у него были другие приоритеты.

— Мы просто шутили, — осмелился произнести второй по нахальности Гадкий Ребенок.

— Да что вы? — ответил Дуглас. — Что ж, теперь шутки закончились.

После чего он поведал им, что именно с ними будет, если они не остановятся.

Впоследствии он не мог точно сказать, что говорил, или получилось ли у него оставаться таким холодно-саркастичным, как Людоед — он подозревал, что скорее всего нет. В любом случае, Гадкие Дети начали отступать, потом побежали, и только когда они окончательно скрылись, Дуглас глубоко вдохнул и замолчал.

Гвинни потянулась дрожащей рукой и благодарно похлопала Дугласа по руке. Хотя она знала, что он на ее стороне, ей на это понадобилось почти больше мужества, чем у нее осталось после происшедшего. Она посмотрела на своего друга, который выглядел ошеломленным.

— Питер? Ты в порядке?

Питер громко сглотнул и кивнул.

— Тлчно, — тихо ответил он. — Они насыпали песок мне в брюки.

Дуглас вздохнул, повернулся к детям и правой рукой взял за руку Гвинни, а левой — Питера.

— Пошли, — сказал он. — Хорошо, что мы все-таки поняли, как работает стиральная машина.

* * *

Когда они вернулись домой, батут уже прибыл, и все были слишком заняты, устанавливая его, чтобы заинтересоваться, почему в семье вдруг появился лишний ребенок, или почему этот ребенок двигается так скованно. Возможно, Джонни заметил бы собственные брюки на Питере пятнадцать минут спустя, когда они трое запустили стиральную машину и вернулись на улицу, но кто может обращать внимание на такие вещи как брюки, когда подпрыгивает на несколько футов в воздух?

— Я вижу, — выдохнул Джонни, вытягивая шею, — комнату Малколма.

— Эй, осторожнее, — Каспар чуть не врезался в него.

Джонни изо всех сил старался держаться подальше от Каспара и Малколма, продолжая заглядывать в окна третьего этажа.

— Она… невыносимо… чистая, — сказал он. — Малколм, не мог бы ты… убраться в моей… за плату?

— Нет! — хором ответили Малколм и Людоед, и Людоед добавил: — Ты сам убираешься в комнате, чтобы получить хомяка, Джонни, таков договор. Если я узнаю, что ты подкупил других или как-нибудь заставил их…

— Как будто я могу, — пробормотал Джонни, по-прежнему подпрыгивая выше и выше.

Гвинни как загипнотизированная наблюдала за летающими фигурами.

— О, можно мне тоже? — крикнула она.

Каспар замедлился и осторожно подобрался к краю батута, чтобы спрыгнуть с него. Он подал Гвинни руку и аккуратно помог ей подняться, пока Джонни и Малколм сохраняли безопасную дистанцию.

— Хорошо, — Каспар повернулся к Питеру. — Я могу… о.

В его сознании наконец отложилось, что мальчик в слишком больших брюках был совершенно незнакомым. Он моргнул.

— Привет.

— Привет, — робко прошептал Питер.

— Хочешь тоже попрыгать?

— О да, пожалуйста!

Каспар поднял на батут и Питера, и вскоре они с Гвинни, будучи гораздо легче остальных, взлетали высоко в воздух — выше крыши.

Дуглас окинул батут критическим взглядом.

— Ты натянул его слишком туго, — сказал он Людоеду.

Людоед усмехнулся:

— Я сделал точно то, что было написано в инструкции.

— Они так собьют друг друга самым глупым образом.

Угрюмое выражение лица Людоеда выдавало подозрение, что Дуглас мог быть прав.

— Держитесь подальше от края и друг от друга! — проревел он прыгунам. — Вот. Они в порядке.

Салли пожевала губу и перевела взгляд от батута к ближайшим твердым предметам, которыми оказались садовые стулья.

— Думаю, стоит передвинуть их на всякий случай, — сказала она и направилась к ним.

Взяв один из стульев за спинку, она потянула его — но стул не шелохнулся. Еще несколько попыток не произвели вообще никакой эффекта, даже когда Людоед и Дуглас подошли помочь. Даже зонт от солнца, казалось, приклеился к земле.

— Да что такое? — выдохнула Салли. — Джек, ты же не залил стулья бетоном?

— Чего ради я стал бы делать нечто подобное? — огрызнулся Людоед, явно раздраженный тем, что его сил не хватило на стулья. — Должно быть, они увязли в земле во время дождей. Мы можем выкопать их завтра или в выходные.

— Может быть, — ответила Салли. — Как странно!

В этот момент Гвинни испустила торжествующий крик, когда ей удалось прыгнуть достаточно близко к дому, чтобы стащить несколько листьев с водостока. Она тут же принялась разбрасывать их на других прыгунов, хотя Питера и не стала трогать, поскольку понимала, что с него уже довольно на сегодня.

Пока Джонни и Малколм отрясали листья с одежды, Каспар посмотрел на Дугласа и они обменялись понимающим взглядом. Сознавали их родители или нет, с батутом происходило нечто великолепно неправильное.

* * *

Джонни начал убираться в своей комнате на следующий день, когда образ комнаты Малколма с полом без единого пятнышка и безупречно организованными полками еще был свеж в его сознании.

Первая часть была довольно простой: убрать всё с полок и со стола, чтобы вытереть пыль с поверхностей. Однако само вытирание пыли оказалось проблематичным. Во-первых, когда все его вещи лежали на полу, Джонни едва мог передвигаться, чтобы добраться до разных предметов мебели. Во-вторых, в расчищенных местах упрямо оставались приклеенными какие-то вещества.

— Фу! — сказал наблюдавший от двери Каспар. — Ладно еще жвачка, и думаю, я могу понять пролитый лимонад, но сэндвич, Джонни? Серьезно?

— О, заткнись или помоги! — ответил Джонни, выбрасывая заплесневелый сэндвич в мусор.

Он искренне надеялся, что прикосновение к нему не опасно для здоровья — судя по виду, могло быть и опасно. Каспар заткнулся, но продолжил наблюдать с удовлетворением человека, чей собственный бардак выглядел в сравнении куда лучше.

Джонни попытался оттереть липкие пятна водой, а потом спустился на первый этаж, чтобы спросить у матери:

— Как отчистить жвачку от мебели?

— О, Боже, — ответила Салли, роясь в погребе. — Не сейчас, Джонни. Я пытаюсь найти лопаты.

Надувшись, он ушел из погреба и отправился поискать в шкафу с моющими средствами. Вещества, с пометкой «Х» и «коррозийное средство» показались ему наиболее эффективными, так что он прихватил парочку бутылок и резиновые перчатки. Держа всё в руках, он зашел на кухню и наткнулся на Малколма, который приподнял брови.

— Ты чистишь водосток или заново красишь мебель?

— Ни то, ни другое, — ответил Джонни. — Я просто пытаюсь отчистить жвачку от книжных полок.

Малколм фыркнул:

— С этим ты точно избавишься от жвачки, а еще от отделочного покрытия и, возможно, кусочков дерева.

— Тогда что вы предлагаете, ваша чистоплотность? — спросил Джонни, уставший от насмешливых комментариев.

Малколм открыл один из кухонных шкафов и протянул Джонни столовый нож.

— Вот. Потри пятно кубиком льда, а потом соскреби жвачку этим.

Джонни бросил на нож сомневающийся взгляд.

— Ты уверен, что разделочный нож не подойдет лучше?

— Еще раз: ты пытаешься избавиться от жвачки, а не от отделочного покрытия.

— Ладно, спасибо, — Джонни поставил бутылки, чтобы взять поднос и вернуться в свою комнату.

Покромсав полки ножом (который он поклялся скорее закопать в саду, чем снова использовать его для еды), Джонни сумел очистить их достаточно, чтобы снова заполнить. Он начал с книг, поскольку их было проще собирать и ставить, и он не думал, что Людоед будет настолько противным, чтобы потребовать расставить их в алфавитном порядке или еще что в этом роде. Кроме того, полки были устроены так, что большие книги не помещались наверху — только внизу, а сортировать можно и по размеру, не так ли?

Закончив с книгами, Джонни перескочил через комиксы, поскольку не смог придумать как сложить их так, чтобы они не были бесформенной кучей. Он позже спросит Малколма. Вместо этого он заполнил оставшееся на первой полке место моделями машин и аэропланов. Когда Джонни покончил с этим, уборки с него было уже достаточно, и он решил, что остальное может подождать до завтра. Если кто-нибудь будет жаловаться или отпускать ехидные комментарии, он всегда может указать на чистые полки и выдвинуть аргумент, что совершенство требует времени.

К своему удивлению, Джонни никого не нашел ни в комнатах, ни внизу. Он вернулся к себе, чтобы взять нож и выполнить клятву. Выйдя в сад, он наконец обнаружил остальную семью, собравшуюся вокруг садовых стульев. Они вспотели и испачкались, некоторые из них опирались на лопаты, но никто больше не копал. Вместо этого они стояли с разнообразными выражениями шока и неверия на лицах.

Джонни тихонько бросил нож в куст — не то чтобы остальные заметили бы, даже если бы он сначала исполнил с ножом воинственный танец.

— Что происходит? — спросил он, подойдя к ним.

— …как будто они стали саженцами, — бормотал Людоед.

Каспар повернулся к Джонни и молча указал на дыру, выкопанную возле ножки одного из садовых стульев. Белая краска на стуле облезла рядом с землей, уступая грязи и голому коричневому дереву, которое углублялось на несколько дюймов под землю, пока не разветвлялось в… Джонни моргнул.

— У него выросли корни?!

— Должно быть, они зацепились за сорняки, — огрызнулся Людоед.

— Я говорил тебе, это не так, — заметил Дуглас. — Здесь нет ничего кроме стула — и его корней.

— В последнее время часто шел дождь, — предположила Гвинни.

Даже Джонни понимал, что это ерунда. Все покачали головами.

— Дорогая, это дерево было срублено, отшлифовано песком, покрашено и сколочено в стул, — сказала Салли. — Оно мертво.

Джонни в голову пришла мысль, и он поспешно опустил голову, усиленно глядя на дыру, чтобы не встретиться ни с чьим взглядом и не выдать мысль. Либо он опоздал, либо рассуждения Людоеда текли в том же направлении, поскольку Людоед на удивление мягко спросил:

— Кто-нибудь из вас, дети, сохранил что-нибудь из химических наборов?

— Нет, — ответил Джонни, поспешно поднимая взгляд, чтобы его не заподозрили.

К его удивлению, все остальные тоже сказали «нет».

— Каспар? — спросил Людоед.

— Нет. Почему ты спрашиваешь меня? — ответил Каспар, оскорбленный тем, что попал под перекрестный огонь.

— Потому что у тебя честное лицо, — пояснил Людоед лишь с каплей сарказма в голосе.

Его взгляд переместился на Малколма, но, конечно же, никогда невозможно понять, о чем думает Малколм. Наконец, его взгляд остановился на Дугласе, который пожал плечами:

— Ни малейшего представления.

Людоед медленно кивнул, принимая, что они все говорят правду.

— Прекрасно. На самом деле, могло быть и хуже. По крайней мере стулья не отрастили зубы и не попытались утащить нас всех под землю. Поскольку мы не знаем, из-за чего это произошло, мы не можем с этим бороться. Конечно, мы всегда можем отпилить корни…

Последнее предложение он высказал с явной неохотой, и всем показалось, что это будет жестоко по отношению к бедным садовым стульям, которые потратили такие усилия.

— О, пожалуйста, не надо! — воскликнула Гвинни, озвучив общие мысли.

Губы Людоеда дрогнули в сдерживаемой улыбке:

— Полагаю, нам придется смириться с тем, что у нас весьма… уникальный садовый набор.

Джонни задумчиво посмотрел на батут.

— Или весьма уникальный сад, — пробормотал он достаточно тихо, чтобы взрослые не услышали.

* * *

Первая суббота в октябре против обыкновения выдалась солнечной, и дети воспользовались возможностью побольше поиграть на батуте. Они прыгали все вместе и по очереди по двое и по трое, отрабатывая сальто и кувырки, вертясь вокруг друг друга в воздухе, словно мячики жонглера. Даже Дуглас участвовал, хотя к обеду он объявил, что ему надо «готовиться» и исчез в своей комнате, после чего следующий час его не было ни видно ни слышно.

Оставшиеся четверо продолжили и вскоре разработали алгоритм, который выглядел весьма впечатляюще — пока Гвинни не заметила знакомые фигуры, смотревшие поверх садовой стены. Она тут же запуталась в ногах и упала вперед, приземлившись на руки, после чего подпрыгнула обратно и села прямо.

Там стояли всего трое из Гадких Детей, а не вся банда, но и трое — достаточно плохо, особенно, если они знали, где она живет. Гвинни сглотнула и приготовилась к борьбе.

Каспар каким-то образом уловил, что происходит, поскольку колесом кувыркнулся через край батута и крепко встал, расставив ноги и уперев руки в бока. Его одежда блестела на солнце — вместо поношенной голубой тенниски, в которую он был одет секунду назад, на нем теперь была кольчуга, как на рыцаре. Мгновение спустя Малколм приземлился рядом с ним, одетый примерно так же. Гвинни изумленно посмотрела на них и решилась бросить взгляд на Джонни, который как раз вытаскивал меч из кустов.

Гадкие Дети попятились, но не ушли совсем. Затем хлопнула дверь, и в сад вышел Дуглас. Вначале он был просто обычным Дугласом, хотя и в выглаженной рубашке и при галстуке, но потом он увидел Гадких Детей и что-то изменилось. Его одежда не изменила форму и не стала расплывчатой, но столь же очевидно, как прежде он был в обычной одежде, когда он прошагал через сад, на нем оказался длинный темно-синий плащ и серебряные доспехи.

Он распахнул ворота и рявкнул:

— По-моему, я велел вам держаться подальше!

Гадкие Дети бросились врассыпную и помчались тремя разными улицами. Дуглас покачал головой и вернулся в сад, чтобы взять своего коня — нет, свой велосипед. Это, без сомнения, всё еще был его пятискоростной велосипед с пятнами ржавчины на зеленой краске, но в то же время он был жемчужно-белым конем, и от наложения у Гвинни заболела голова.

— С тобой всё хорошо? — крикнул ей Дуглас, снимая замок с велосипеда.

— Порядок, — ответила она, и поскольку ситуация этого требовала, добавила: — А ты рыцарь.

Он улыбнулся:

— Да, я твой рыцарь, который спешит на помощь.

Гвинни посмотрела на остальных. Похоже, они тоже ничего не заметили, несмотря на собственные странные наряды. Малколм бросил на своего брата строгий оценивающий взгляд, но он явно имел в виду не доспехи, когда спросил:

— Куда это ты собрался в таком пижонском виде?

Дуглас выпрямил спину.

— Если так хочешь знать, — высокомерно ответил он, садясь на велосипед. — Я веду Джо Седли на концерт.

— Это не та, которая любит Дика Шелдона? — спросил Малколм.

Конь Дугласа заартачился, но он вернул его на тропу и, проезжая мимо остальных по пути из сада, огрызнулся:

— Дик Шелдон — идиот.

Гвинни смотрела, как он едет по дороге — фигура в плаще на старом потрепанном велосипеде, или мальчик в роскошной рубашке, скачущий на лошади. И чем дальше он отъезжал, тем больше снова становился просто Дугласом.

— Это было странно, — произнесла Гвинни.

— Ага, — ответил Каспар. — Кто они такие?

— Что? О, Гадкие Дети. Нет, я имела в виду — ты не видел? — Гвинни уставилась на Каспара, который снова был в обычной одежде. — Как называются эти рубашки из металлических колец, которые носят рыцари?

— Кольчуга. А что?

— На тебе только что была такая.

Он нахмурился:

— Гвинни, ты уверена, что ты в порядке? Эти дети напугали тебя так, что у тебя помутилось в голове?

Она собиралась объяснять дальше, но после такого оскорбления ее здравого рассудка сдалась. Наверняка они сами обнаружат правду рано или поздно, а пока она не была уверена, что сможет сказать хоть что-то, что убедит их.

— Забудь, — сказала Гвинни. — Это просто игра.

— А эти дети? — спросил Малколм.

— Не беспокойся о них. Они не вернутся.

Ей гораздо больше времени понадобилось на то, чтобы убедить их, что Гадкие Дети неважны, чем на то, чтобы заставить их забыть ее слова про рыцарей и кольчуги. Неудивительно, учитывая, что ее собственная твердая убежденность, что она видела хулиганов в последний раз, была основана на том, что по выражению их лиц она поняла: они видели точно то же, что она.

Наконец, Каспар и Малколм согласились с ее утверждением, что всё хорошо, и вернулись к батуту. Джонни остался.

— О, в самом деле, Джонни! — воскликнула Гвинни. — Не надоедай.

— Не буду, — ответил он и после короткого колебания тихо добавил: — То, что ты сказала, насчет рыцарей…

Гвинни внимательно посмотрела на него, видя, что он крайне серьезен.

— У тебя был меч.

Джонни показал его. Теперь он был восьми дюймов в длину и с желтой ручкой.

— Это столовый нож.

— Вижу. Но был ли он столовым ножом минуту назад?

Джонни прикусил губу и так сильно нахмурился, что Гвинни торжествующе улыбнулась раньше, чем он ответил:

— Нет. Не был.

— Тогда почему они не смогли этого увидеть?

Глядя на остальных двоих, которые кувыркались в воздухе и не заметили бы даже взорвавшуюся бомбу (разве что она повредила бы батут), Джонни сказал:

— Думаю, возможно, это проще заметить, если ты сам не преображен. Я не видел кольчугу, про которую ты упоминала, или еще что-то странное, кроме меча.

— Как ты…

— Поверь, — с нажимом произнес он, — очень сложно не заметить, что держишь меч длиной с твою руку.

Гвинни рассмеялась:

— Могу представить. Как и то, что мы никогда ничего здесь не сажали, а? Давай наперегонки до батута!

Не дожидаясь согласия Джонни, Гвинни помчалась к батуту и запрыгнула на него, готовая продолжить игру.

* * *

Джонни содержал свою комнату в чистоте — более или менее — еще несколько недель. Потом его братья и сестра начали замечать брошенную на полу одежду, разбросанные по комнате игрушки и как попало засунутые на полки книги. Вначале, когда они указывали на это, Джонни убирал вещи, но некоторое время спустя он стал просто пожимать плечами и говорить:

— Сам делай.

Каспар пытался поколотить его, но даже это не помогло. И так случилось, что однажды Каспар вошел в комнату Джонни и обнаружил там Малколма, который стоял на коленях, рассортировывая игрушки Джонни по коробкам.

— Ты не должен этого делать, — заметил Каспар.

— Не должен, — гневно ответил Малколм, толкая полную коробку на место. — Чертовски проще, чем заставить его.

Каспар вынужден был признать его правоту. Он даже сел помочь, хотя казалось, что какую бы вещь он ни положил в коробку, Малколм тут же брал ее и перекладывал в другую.

— Бесполезно, да? — некоторое время спустя сказал Каспар. — Осталось два месяца. Они узнают.

Малколм схватил с пола спирограф, маленькую куклу в голубом платье и вертолет и швырнул их в коробки. Каспар был уверен, что кукла — одна из бипперов Гвинни, или как там они назывались, но ему не хотелось на это указывать. Скорее он надеялся, что друзья Джонни однажды обнаружат ее в коробке.

— Если он больше не хочет хомяка — его дело, — сказал Малколм. — Но он и для нас всё портит.

Каспар вынужден был угрюмо признать его правоту. У него были надежды на лабрадора — ему всегда нравилось, как они лоснятся, — или, может, на немецкую овчарку, но теперь вряд ли эти желания когда-нибудь осуществятся. Нечестно, что они должны зависеть от умения Джонни убираться.

— Возможно, мы могли бы убедить маму и Людоеда заключить с нами отдельный договор? — предложил Каспар, не уверенный, что сам верит в такую возможность. — Если бы мы смогли убедить их, что мы четверо ответственные, Джонни уже будет не так важен, правда?

Малколм прервал работу и внимательно посмотрел на Каспара, выражение его лица колебалось между надеждой и сомнением.

— А ты ответственный?

Каспар отметил это «ты», а не «мы», но, в сущности, это было справедливо.

— Не знаю, — честно ответил он. — Мне хотелось бы попробовать.

Малколм кивнул, на автомате подобрав еще несколько вещей, пока думал.

— Возможно, ты мог бы поговорить с Салли, — предложил он. — Пусть она начнет переговоры с Людоедом. Это будет более…

Он замолчал, вытащив из-под кровати Джонни грохочущую коробку.

— Что? — спросил Каспар и наклонился ближе посмотреть, что нашел Малколм.

Это оказалась наполовину полная коробка с кормом для хомяков.

— Я убью его, — сказал Каспар. — Клянусь, я убью его.

Он помчался вниз, но убийство Джонни оказалось делом непростым, поскольку его нигде не было. Каспар обыскал дом, сад и сарай, не найдя ни следа Джонни или его хомяка, а к тому времени, когда Джонни с покрасневшими щеками и грязными пальцами зашел в дверь, взрослые тоже были дома и не было времени поговорить. Только после ужина Каспару удалось оттащить Джонни в сторону и напрямую спросить про хомяка.

— Какой хомяк? — ответил Джонни и попытался проскользнуть под рукой Каспара. — Я не получу его до Рождества.

Каспар вцепился в дверной косяк, перегораживая Джонни дорогу.

— Да, но он у тебя уже есть, не так ли? Мы видели еду.

— Нет. Пусти меня! Эта еда на потом.

— Она наполовину пустая.

— Ты не имеешь права рыться в моих вещах! В любом случае, я получил ее от друга.

— Тот же друг дал тебе хомяка? Где ты его держишь? Им нужны подходящие клетки, знаешь ли.

— У меня нет хомяка. Пусти!

Джонни вырвался и исчез наверху. Каспар не пошел за ним. Он был почти уверен, что Джонни лжет, но не полностью — даже если Джонни был достаточно глуп, чтобы купить хомяка без разрешения, Каспар не мог представить себе место, где можно держать хомяка так, чтобы остальные четверо его не обнаружили. Он решил посовещаться с остальными и нашел Гвинни на кухне, где она организовывала антарктическую экспедицию для своих кукол в холодильнике.

— О, оставь его в покое, — отмахнулась она на объяснение Каспара. — Если будешь шпионить, он попадется. Кроме того, я перед ним в долгу.

— За что? — спросил Каспар.

Гвинни бросила на него оценивающий взгляд, а потом вернулась к куклам, которые устраивали лагерь за Гороховой Скалой.

— Хотя бы скажешь мне, если что-нибудь обнаружишь? — спросил он.

— Да, — ответила Гвинни.

И поскольку ответ выглядел достаточно честным, Каспар оставил ее и пошел поговорить с Малколмом, который проявил гораздо больше желания поискать хомяка Джонни.

— Поскольку коробка была наполовину пуста, — сказал Малколм, — хомяк у него, наверное, уже какое-то время. Скорее всего, недалеко от корма, но не в его комнате — мы бы его там нашли. Думаю, первое место для тщательного обыска — чердак: он достаточно близко.

Они обыскали чердак — безрезультатно.

— Возможно, стоит поговорить с Дугласом? — предложил Каспар.

— Эм, — ответил Малколм, и Каспар понял и — неохотно — согласился.

Дуглас в тот вечер пришел домой угрюмый и рычащий. Никто не знал почему, но каковы бы ни были причины, натравливать сейчас Дугласа на Джонни казалось перебором.

В итоге им пришлось сдаться и пойти спать, не найдя хомяка. Если Каспару показалось, что Джонни выглядел самодовольным, когда они прошли мимо друг друга возле ванной, возможно, он не так уж и ошибся.

* * *

Отвратительное настроение Дугласа сохранялось несколько дней. Это расстроило Гвинни, у которой возникло четкое ощущение, что Дуглас грустит, а не злится, и потому вместо того, чтобы держаться от него подальше, как мальчики, она пыталась расследовать дело, изучая факты.

Факт: он больше не надевает выглаженные рубашки, как в прошлом месяце. Факт: он дома по вечерам, делая всех такими же несчастными, как сам. Факт: прямо сейчас, глядя на Корри, он жевал губу, и его глаза необычно блестели.

Гвинни села и спросила:

— Ты в порядке?

— Почему я должен быть не в порядке? — огрызнулся он.

Определенно, не в порядке. Она посидела молча, глядя шедший по телевизору крикливый взрослый спектакль о любовном треугольнике, и вдруг, даже не сопоставляя факты, поняла.

— О! — произнесла Гвинни.

— Что?

— Ничего.

Потому что, даже если Гвинни знала, в чем дело, это не означало, что она знала, что по этому поводу предпринять. Чтобы дать себе немного времени, она прибегла к временному средству — вскочила и пошла взять шоколадных плиток из тайника Каспара за кроватью. Прибежав обратно, она откусила от одной и бросила остальное Дугласу на колени:

— Вот. Я подумала, они тебе нужны.

Дуглас вздрогнул, а потом слегка улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он и начал есть, не задавая вопросов насчет почему и откуда.

— Пожалуйста, — Гвинни села обратно на диван и некоторое время ничего не говорила, но поскольку шоколад, похоже, немного смягчил его, она, наконец, попыталась: — Дик Шелдон — идиот, да?

Дуглас отложил шоколад, и на мгновение она подумала, что, наверное, не стоило этого говорить, но он фыркнул и ответил:

— Да.

Пока Гвинни пыталась придумать, что еще сказать, по полу промчалось нечто маленькое, пушистое, золотисто-коричневое. Она пораженно посмотрела на Дугласа:

— Ты…

Он сел прямо, приоткрыв рот:

— Это был…

Гвинни точно знала, что это было, но из сестринской солидарности перебила:

— Крыса!

— У крыс есть хвост, — заметил Дуглас, вставая. — Поверить не могу, что Джонни позволил своему проклятому хомяку бегать на свободе!

Он положил шоколадки на стол и побежал за маленьким зверьком в коридор. Гвинни последовала за ним, как раз вовремя, чтобы увидеть, как хомяк исчезает за полкой для обуви.

Обувь посыпалась на пол, когда Дуглас отодвинул полку. Отшвырнув два странных длинных сапога, он обнаружил дырку в стене и засунул туда руку.

— Не могу найти, — сказал он. — Но здесь сквозняк. Этот проклятый зверь нашел дорогу наружу.

Гвинни машинально выглянула в окно. Она на самом деле не ожидала что-то увидеть, но, к ее удивлению, одна из теней под батутом пошевелилась, и зная, что искать, Гвинни могла разглядеть, что это животное. Однако тень была черной, а не золотисто-коричневой. Два хомяка? Она моргнула и торопливо отыскала в куче обуви свои резиновые сапоги, чтобы выйти на улицу и посмотреть.

Улегшись на живот возле батута, она позвала Дугласа:

— Тебе стоит подойти посмотреть!

Дуглас посмотрел, увидел и, не беспокоясь о том, кто может услышать, проревел:

— Джонни!

* * *

— Я понятия не имел, что их станет так много, — защищался Джонни.

С некоторым трудом им удалось убедить Людоеда, что не происходит ничего необычного, и теперь все пятеро детей, одетые в дождевики и лежащие возле батута, вглядывались в дырки в земле, из которых время от времени выглядывали усатые мордочки, а снизу доносился тонкий писк.

— Сколько их? — спросил Каспар.

— Не знаю. Я посадил примерно двадцать зерен, но не все они выросли, и теперь я думаю, что у первых хомяков родились детки. Некоторые из них тоже умерли. Вы не представляете, как они дерутся друг с другом.

— Конечно, дерутся, — сказал Малколм. — Хомяки одиночки. Ты что, даже книгу не почитал, прежде чем начинать это?

— У меня не было причин думать, что это сработает. Если, конечно, не считать того, что произошло со стульями.

Каспар смотрел на дыры в явном восхищении:

— Это же гениально, а?

Дуглас пронзил его определенно убийственным взглядом.

— Я хочу сказать: хомяки, выросшие из корма? Круто.

Джонни ухмыльнулся на комплимент, но потом его улыбка дрогнула.

— Только хотел бы я, чтобы они не дрались так. Уже трое умерли, и мне жутко не нравится выбрасывать их. Я не могу их даже похоронить. Я пытался с первым, и… — он сглотнул. — Он вернулся. Весь искромсанный.

— О, фу, — горячо произнесла Гвинни, и даже Дуглас выглядел так, словно его сейчас стошнит.

— Надо как-то вытащить их отсюда, — сказал Каспар. — Если мы сможем заманить их в клетки и перенести так, чтобы Людоед не заметил, ты сможешь продать их и заработать кругленькую сумму.

— Однако это надо сделать быстро, — заметил Малколм, — прежде чем начнутся холода. Не думаю, что они переживут зиму.

— Не уверен, что здесь это будет иметь значение, — возразил Каспар.

— Будет, если не хотите, чтобы тут позвякивало эскимо из хомяков, — сказал Дуглас. — Слушайте, вы, легкомысленные мелкие придурки…

Пока он продолжал в таком духе, Гвинни выползла и села на краю батута. Частично, она сделала это, чтобы убедиться, что их не увидят или — более вероятно — услышат. Частично, она хотела тихонько, но от всей души посмеяться так, чтобы Дуглас не видел ее. Пусть он перешел в свой повелительный сердитый режим, но по крайней мере, больше не был несчастным. И ее братья снова стали друзьями. А главное — сад, в котором из зерен можно вырастить хомяков, обещал множество чудесных приключений.

1) Особый вид драматического представления в Средние века и Возрождение, в котором действующими лицами являются не люди, а отвлеченные понятия.

Вернуться к тексту