Искусственные души (джен)

Кирито-кун признавался сам себе, что никогда не был трусом. В те редкие моменты, когда им овладевали страх и паника, вперед выходила та часть сознания, которая с криком «Не бывать такому!» совершала невозможное. Кирито вспоминал это раз за разом, не стесняясь позорной дрожи в руках и коленях; он знал, что такого — стесняться не следует. И тогда, когда он впервые увидел гибель своих товарищей, неспособный что-либо с этим сделать; и тогда, когда на его глазах был убит его вынужденный сокомандник, а ублюдок из «Веселого гроба» смеялся над его парализованным телом; и тогда, когда выходил один на один в отчаянной попытке пройти финального босса SAO — его создателя.

Много раз и во множестве ситуаций дрожал голос и дрожали колени, но так, как сейчас, ещё не было никогда. Потому что тут — тут ничего не зависело от боевого мастерства, от взаимовыручки, от умения скользить в тенях и пользоваться скиллами… Тут всё было гораздо сложнее.

Два года назад, тогда, когда они с Асуной шли по едва освещенной улочке, их встретил Красноглазый Заза. Явление ещё из мира Айнкрада, управляемого слегка безумным, но от того не менее гениальным Акихико Каябой, который сам запер себя в игре… вместе со всеми, кто вошёл туда первый раз — и вместе с тысячами тех, кто так и не смог вернуться. То время он вспоминал, как обучение жизни, как некое приключение, не приснившееся ему — но прожитое с достоинством. Время, когда он нашёл свою любовь, Асуну, за которой был готов пойти в огонь и воду.

Самыми спокойными, на самом деле, выдались поиски Асуны в Альвхейме и последующие полгода её реабилитации. Они общались, смеялись, гуляли, летали в небесах Альвхейма, и всё пережитое казалось не более, чем историей, пусть и написанной слезами и, немного, кровью. А потом случился Турнир Золотой Пули, Gun Gale Online, и проклятущий, всеми давно позабытый и никому не нужный привет из страшного прошлого Айнкрада — Дезган. «Смертельная пушка», кажется, с немецкого; и ник носящего её — Штербен. Красноглазый Заза. Привет из кровавого прошлого.

Они разобрались — разобрались и с этим, пережили, перетерпели, снова выиграли. В их дружную компанию добавилась Синон, с виду тихая снайперша… Эх, вот ведь, знать бы тогда, к чему всё приведёт!...

Острая игла шприца и яд, текущий по венам прямо из проколотого сердца…

Два года назад, тогда, на той самой плохо освещенной улочке, он почти умер. Точнее, умер и вернулся; его сердце не билось долгих пять минут, но, к удивлению самого Кирито, — его смогли запустить. А потом — о, потом был долгий путь домой и попытки вспомнить, о ком так болит сердце и кого же так сильно напоминает Алиса.

Алиса…

Ещё одна драма в его бесконечной судьбе приключенца виртуальных миров. Не первопроходца, нет, скорее уж естествоиспытателя; вечная доля «беттера», каким бы чуждым и странным это слово ни казалось. Прижилось ведь, ещё с Айнкрада прижилось…

«Алисизация». Тот самый секретный проект, в который Кирито вляпался… да, по самые уши вляпался. Потому что у него не было выбора, нужно было вспоминать — вспоминать себя и то, от чего он сейчас был так далёк. Шутка ли, за один сеанс в игре проживать десять лет, не помнить об этом — а после с удивительной точностью перемешать реальность и вымысел, создать на их основе почти что новую личность. Вплести в канву игры — заговора? — новые краски реального, живого мира; попробовать взрастить душу, скопированную не понятно где, в истинную, полноценную личность, и при этом остаться самим собой. Таким для него был проект Алиса. До того, рокового, по сути, сбоя.

Сбои и баги в новоразрабатываемых играх не были чем-то новым или неизведанным, но раньше от этого не зависела его жизнь. Увы, не имея административного доступа, он не мог повлиять на ход событий — а ведь так было нужно! Киригая Кадзуто в тот день чуть не умер во второй раз.

В тот день вошла в Подмирье Асуна, пытаясь его спасти — в очередной раз.

В тот день вместо ожидаемого единичного успеха правительство получило три.

В тот день он встретил Нацу и Грея.

На самом деле, когда мир начал рассыпаться пикселями, то Кирито просто думал, что кто-то наконец-то посчитал, что с ним всё в порядке — и нажал кнопку «выход».

Только кнопки такой не существовало в этом почти что аду. Мир строгих правил и жестоких ограничений. Мир для искусственных интеллектов.

Всё, что окружало некогда «Чёрного Мечника», рушилось. Слой за слоем, пиксель за пикселем, байт за байтом. Мир, по сути являющийся своеобразной матрицей, уравнение, стремящееся к саморешению — мир получил критическую массу ошибок и теперь утягивал всё, что было ранее создано, за собой в ничто. В форматирование, глубокое и полное, когда каждый кластер жёсткого диска исчезает и очищается, становится почти первозданным…

Тогда Кирито стоял на границе двух владений, одной ногой — на живых и светлых землях, другой ногой — в пепле и саже своеобразной каменной пустыни, земли которой когда-то давно в его не-детстве коснулась рука Алисы. В разрушающемся пиксельном небе парили два дракона, бордовый — без всадника, и белоснежный, с Рыцарем Порядка в седле у шеи. А у самого Киригаи раскалывалась голова, в ней мелькали образы и глупые, явно не ему принадлежащие воспоминания, мелькало то, чего он ни видеть, ни знать не мог, и постепенно нарастающая мигрень забивала восприятие. Падающие пиксельные блоки неба как будто уносили частички его воспоминаний, его мозг просто не выдерживал такого…

Багровый дракон был больше, и, кажется, даже умел говорить. Рыцарь на белом драконе отчаянно пытался достать противника смертельным ударом, когда с земли, из-за камней в пустыне, донёсся отчаянный голос.

— ДРАГНИ-ИЛ!

И огненный шар, ударивший в пузо белого дракона, явно меньшего габаритами, чем его соперник. Вот только и сам багровый дракон получил ранение от магии всадника, и теперь едва планировал на вывихнутом крыле. Ситуация была не из лучших: небо — рушится, сам Кирито стоит на границе двух земель, почти парализованный, в небе дерутся дракон и драконий всадник, а с земли несутся огненные заклинания. Что вообще происходит в этом мире?!

И тут в пиксельное небо улетела серебряная искорка. Затем ещё одна, а после — полноценная, голубоватая звезда. Лёд? Похоже, что да. Рушащиеся небеса и падающие пиксельные блоки заменялись ледяными скульптурами, а чернявый парень с оголенным торсом, закусив губу, стоял посреди огромного каменного поля и творил, творил, творил свою необычную, не местную магию…

— Кирито! — прозвучало как в тумане. Голос Асуны — да, именно её. Что ж, по крайней мере, его предсмертным глюком будет любимая. Тело парализовало, и Кирито свалился на землю. Чьи-то руки коснулись его, кажется, кто-то что-то говорил, но глаза могли только смотреть на парня, ледяными блоками восстанавливающего небо, не дающего сорваться вниз новым кусочкам его памяти, и личности, не дающим этому странному миру погибнуть.

В небе нарастала битва.

Как потом, спустя долгих восемь игровых месяцев, Кирито узнает, что парни — Нацу Драгнил и его заклятый друг, Грей Фуллбастер — очутились тут, но сами не помнят, как. Только и того, что Нацу, услышавший очередную байку о местонахождении своего, считай, отца — дракона Огня Драгнила — ломанулся как обычно, напролом, к своей цели, а Грей, как самый правильный на свете лучший враг, попёрся спасать его задницу. И то, как они очутились тут. Гильдии Верхземелья, Хвост Феи, славная малышка Люси и странноватая Дождия — много чего поведали ему ребята. Впрочем, как и то, что Драгнилом таки оказался тот дракон, погибший в рушащемся небесном своде.

Как и то, что вернуться на Верхземелье, в гильдию магов, им всем уже не светит. Дороги назад просто нет, хотя, как оказалось, они её искали.

И как теперь они продолжили путь вчетвером: милая, славная, любимая Асуна; смешливый, наглый и непредсказуемый Нацу; молчаливый, ехидный и язвительный, вспыльчивый Грей. И он сам, Кирито, только благодаря этим двоим сохранивший разум, а благодаря Асуне — сохранивший душу. И веру в то, что все препятствия преодолимы…

Почти уже и стёрлось из памяти, как они стояли на вершине башни, спрятав за спиной Алису, и смотрели в небо. Как на этом небе, довольный и ехидный, скалился в объектив камеры правительственный ублюдок — и как он ломал его друзей, сообщая им горькую правду.

Почти забылась и истерика Алисы — непродолжительная, благо, ведь Асуна быстро увела девочку куда-то и смогла успокоить. Не забывалось только каменное выражение лица Грея, играющего желваками на скулах, его сжатые до белых костяшек кулаки, исходящие ледяным паром, и колючий, злобный взгляд синих глаз. Не забыть и Нацу; вечно смешливый и шебутной, тогда он просто молча смотрел на человека, рушившего его понятие о мире — и о себе. Смотрел и молчал; и это было страшно, потому что обычно нигде, кроме движущегося транспорта, Нацу не замолкал. И его каменное спокойствие, даже где-то схожесть со статуей, всё то время, пока они шли. Уходили прочь из проклятого города, уходили всё дальше и дальше от страхов и бед искусственного мира; Асуна молчала, поддерживая Алису так же, как поддержала бы их дочурку Юки, для которой уже было готово тело.

А Кирито смотрел на своих — да, уже — друзей, и не знал, что сказать.

Заговорили они только через неделю, порядком отдалившись от любых цивилизаций.

— Так что, Кирито, это всё — вот всё прямо, что говорил тот чувак — правда? — Нацу посмотрел на Киригаю долгим немигающим взглядом, и вот тогда-то бывший «Чёрный Мечник» и понял, что попал. Правда, еще не понял, куда и насколько.

— Он не то чтобы правильно донёс мысль, но в общем и целом… — Кадзуто даже смутился от осознания того, что не сможет объяснить так, как надо, не сможет сгладить впечатление. Ну не оратор он, не оратор!

— Так попробуй донести её до нас,правильно! — рыкнул Грей, от чего Кирито и вовсе смутился. Как же сейчас не хватало Асуны с её великим умением найти подход к каждому! Но она вышла, прихватив Алису с собой, и, наверняка, все там — где бы это «там» ни было — успели пожалеть, что так поступили, но ведь сделанного не воротишь!

— Мы ведь не кем-то созданные големы, правда, Кирито?! — Нацу слегка оживился, только оживление это было полно гнева и злости, что не сулило ничего хорошего. — Мы ведь... Ну, мы живём, думаем, они же не контролируют это, правда же?! Скажи, что да! СКАЖИ, ЧТО ЭТО ТАК!

— Ну-у, они и правда вас не контролируют, но…

— Давай без «но», — устало вздохнул Грей. — Нацу, сядь! А ты, Кирито, послушай меня. Этот мужик не говорил о тебе — значит, к тебе его слова не относятся. Но это сейчас не такой важный вопрос, как то, что мы — всего лишь скопированные с кого-то души, которые вырастили, как я выращиваю ледяных птичек на ладонях. Нас тут взрастили, как капусту, и оказывается, что мы — те ещё… фрукты, — пусть и дорогостоящие и ценные для них, но фрукты же.

— Вы не фрукты! — рявкнул Кирито, и сам себя испугался. Он вскочил с насиженного места и начал нервно мерить шагами поляну, задумчиво кусая губы, пытаясь оформить тот рой мыслей, что царил в его голове, в связную речь, понятную не только ему — но и его друзьям.

— Вслух, пожалуйста, — едко бросил Грей, и Кадзуто взорвался.

— Вслух?! А что я могу вам сказать?! Так, чтобы вам было понятно?! Я не оратор, Грей; я совсем, совсем не умею правильно говорить, да и правда из моих уст порой весьма расплывчата и неточна, и, пусть у меня ушло много времени на исправление этого недостатка хотя бы частично, — что, что я могу сказать вам такого, чего бы вы — хотя бы ты, не обижайся, Нацу, — не поняли уже сами?! — Кирито выдохнул и остановился глядя в холодные синие глаза Грея, слегка приукрашенные ехидным прищуром и саркастично приподнятой в немом вопросе бровью. — Да, вы, можно сказать, искусственные души, вас скопировали с реального образца тогда, когда сам образец был чист и ничего из себя не представлял, я не знаю, как это объяснить, но... Это как если бы у тебя была тучка, а ты потом взял — и скопировал воду из этой тучки, чтобы слепить другую тучку, или чтобы она слепилась сама... Да, так будет вернее — просто скопировал воду и оставил её как есть, что с ней дальше будет — это не от тебя зависит. Ты к этой копии тучки уже не имеешь отношения; так и тут, так и с вами…

Кирито торопился сказать. Уловив мысль за хвост, он боялся её потерять, он боялся не успеть сказать всего, боялся что не получится объяснить, что его не простят за хранение такой тайны, не простят за то, что он сотворил с доверием своих товарищей. Кирито не был оратором, но он был воином — воином и учёным, как бы это странно ни звучало, а потому бросился в этот разговор очертя голову, как в очередной последний бой, и ему казалось, что непонимание спутников — это Дезган, их неверие — Акихико Каяба в доспехах командора, их страх и злость — Нобуюки Суго, самозваный Оберон-король-всех-фей… И с каждым из них нужно сразиться сразу, поразить если не одним ударом, то точной комбинацией, словами убрать их с дороги так же, как когда-то — убрал с дороги клинком.

— Вот, для примера: берется душа младенца. Что знает младенец об окружающем мире, если он только что рождён? Он ничего, ничего не знает! — Кирито всё больше распалялся, начинал махать руками и жестикулировать; мимика его приобрела сосредоточенное выражение, как во время самой тяжёлой из всех его битв. — И этот-то чистый лист, душа младенца, который только-только понял, как дышать — вот она-то и копируется и помещается сюда. Пусть это и искусственный мир, с искусственными душами, но все, кто тут живут — они просто.. Как же это сказать? Они сами развиваются! Сами выбирают, носить им чёрное или белое, пить вино или воду, любить или ненавидеть… Вы не болванки, поймите же! Набил бы я рожу... — тут его прервал смешок. Асуна, знакомый голос и тепло рук, обнявших его со спины. Успокойся, Киригая! Ты можешь не паниковать, всё будет хорошо, — вот это словно бы говорили лёгкие объятия Асуны.

И Кирито предпочёл поверить ей — в неё; точно так же, как она поверила в него — и ему.

— Он сказал всё совершенно не так и не заботясь о вас. На самом деле, — Кирито глубоко вдохнул, всё же решился посмотреть в глаза хотя бы одному из тех, кто стал ему другом. — Вы искусственные души, но настоящие личности…

Два сияющих, улыбчивых лица и весьма мощные хлопки по плечу стали ему наградой.

Ну и что, что души — всего лишь копии? Каждый из них сделал себя сам, каждый из них принял правду и живёт с ней — просто потому, что другого они не знают. У них был выбор, были альтернативы, был конструктивный диалог. Только повлиять на того, кто свободен разумом, очень сложно, если он сам того не хочет.

Так и вышло; пусть он живёт на два мира, порой не отличая один от другого; но и там, и там его ждут его друзья и вечные спутники его бессмертной кармы «беттера».

Искусственные души его друзей.