Шахматный порядок (гет)

Уже целый месяц Альбус чувствовал себя хуже некуда. Когда он снова приступил к занятиям, он учился старательно, как никогда, но стал реже отвечать на уроках. Почти все время он выглядел потерянным и избегал общения с остальными насколько это было возможно. К середине ноября он совершенно погрузился в учебу. Ежедневно он изучал кучу дополнительной литературы по каждому предмету, так что на уроках неизменно получал только высшие баллы.

Некоторые вроде Малфоя считали, что он зазнался, но на самом деле он учился, чтобы заглушить боль. Если Ал не сидел, уткнувшись в книгу, он был подавлен. Он никогда не говорил о своих чувствах, но его печаль была настолько очевидна, что бесполезно было ее скрывать. Друзья — Эрик и Кэт — прощали ему эту молчаливость, но считали, что в компании с ним стало скучно. Он никогда не говорил о своих чувствах, но его печаль была настолько очевидна, что бесполезно было ее скрывать. Гораздо больше внимания Ал стал уделять призракам. Фактически он видел гораздо больше привидений, чем кто-либо. В свободное время он чаще всего любил поболтать с ним, гуляя в районе Астрономической башни.

Альбус заметил, что Адель Эйвери сочувствовала ему. Она нередко одергивала Малфоя если тот приставал к Альбусу и могла снять баллы, что для нее было редкостью, Ада всегда давала шанс и надеялась на самостоятельное исправление. Эйвери нередко пыталась поговорить с Альбусом, облегчить теплыми фразами.

— Я понимаю твое горе, это непоправимая трагедия, — тихо проговаривала она. — Но нужно стараться отойти и жить дальше, возвращаться к обществу. Понимаю, что нелегко — я всегда постараюсь тебе помочь.

Только в начале декабря Ал впервые вздохнул с облегчением. Он наконец начал общаться с остальными к всеобщему облегчению, и уже не с таким рьяным усердием стал относиться к учебе. Он по-прежнему получал самые высокие оценки по всем предметам, по-прежнему учил больше, чем задавали, но теперь он мог заниматься и другими делами. Он снова почувствовал вкус к школьной жизни, начал улыбаться, однако, его друзья заметили, что он всё же оставался немного отчуждённым и старался больше не упоминать о матери.

* * *

Учеба у Альбуса шла легко, зато Скорпиус Малфой все еще был весьма доволен, что в следующем году освободятся многие места для игроков в Квиддич и не уставал об этом болтать каждому встречному. Кроме того Малфой таким образом безуспешно пытался поквитаться за прошлые насмешки. Желание Малфоя в очередной раз покрасоваться не особо интересовало Поттера, к тому же двадцатого декабря появилась более важная новость, заставившая студентов задуматься.

Новая потеря мистера Поттера

Вы знаете, кто такие наложницы? Вы полагаете, что наложницы — это нечто из прошлого? (Например, русские или сербские княжны, отправленные в гаремы монголов или турок в тринадцатом или пятнадцатом веке?) Вы сильно ошибаетесь. Наложницы существуют и в наши дни. И жизнь их ничуть не лучше жизни несчастных сербок, стонавших под плетями османских султанов.

Что вы знаете, например, о мисс Персефоне Паркинсон? Ставлю пятьсот галлеонов, что почти ничего. Ровесница Гарри Поттера, она родилась второго марта 1980 г. и поступила вместе с ним в Хогвартс только на факультет Слизерин. Отношения с «Золотым Трио» у нее складывались плохо, хотя, наверное, вполне естественно для гриффиндорцев и слизеринцев. В школе мисс Паркинсон дружила с мистером Драко Люциусом Малфоем и разделяла его отношение к «Золотому Трио». Гриффиндорцы платили ей той же монетой, прозвав «мопсом».

На старших курсах мисс Паркинсон активно враждовала с мистером Поттером. На пятом курсе она была избрана старостой факультета, а также вступила в Инспекционную дружину. Однако в ходе битвы за Хогвартс она после бегства директора Снейпа призвала выдать Гарри Поттера Тёмному Лорду. За это профессор МакГонагалл отправила её и других слизеринцев в подземелья.

С тех пор о судьбе Панси Паркинсон многие забыли. Кроме Гарри Поттера, который после победы над Темным Лордом счел ее своим законным трофеем. На следующей день после победы Поттер, по свидительству мистера Гойла, подошел к симпатичной слизеринке, демонстративно взял ее за подбродок и сказал: «Хотела выдать меня Лорду? Но победил я, а не твой Лорд. Ты понимаешь, что это значит для тебя, дорогая?»

Поттеру неожиданно подыграла подошедшая профессор МакГонагалл. «Боюсь, мисс Паркинсон, после вчерашних событий вами всерьез заинтересуется Аврорат, — бросила она. — Такая поддержка Темному Лорду не может иметь для вас хороших последствий». Девушка вскрикнула и разрыдалась. Мистер Малфой попытался сказать ей что-то утешительное, но его прервал подошедший Рональд Биллиус Уизли. «Ты, хорек, поосторожнее теперь, — усмехнулся он. — Для твоего папаши теперь уже готова камера в Азкабане! Да и тебя можем упечь туда же с подружкой», — хмыкнул он.

Мисс Паркинсон горько плакала после обеда, а затем подошла к «победителю Темного Лорда». «Пожалуйста, прости, Поттер… Я правда не хотела», — всхлипнула она… И… я правда не хочу в Азкабан»

«А твоего папашу уже арестовали, — заметил Рональд Уизли. — Мамашу тоже».

«Гарри, помоги им, пожалуйста!» — всхлипнула мисс Паркинсон.

«Уже Гарри? — хмыкнул Поттер. — Верно меняешь направление, Паркинсон. Папашу твоего я попробую вытащить. А ты хочешь жить — дышать будешь, как я сказал. Конкретно? Забудь о том, чтобы покупать пижаму и трусики. Или Азкабан».

Сейчас мало кто помнит, что через два дня гриффиндорцы устроили праздник победы в своей изрядно пострадавшей башне. По свидетельству очевидцев на этот праздник была допущена и мисс Панси Паркинсон -в коротком прозрачном черном платье. Она восседала весь праздник на коленях Гарри Поттера, как его законный трофей. «Мальчик-Который-Выжил» время от времени просил мисс Паркинсон повторить ее слова о намерении выдать его Темному Лорду, после чего властно гладил ее бедра и колени.

Вы удивитесь: ведь у Поттера была невеста по имени Джинневра Уизли. Но она не испытывала никакой ревности к мисс Паркинсон. Напротив, она всячески поддерживала своего жениха, воспринимая слизеринку как законный трофей победителя. Она нисколько не смущалась, а аплодировала вместе со всеми, когда мистер Поттер поил Панси огневиски из своих рук. Не смущалась она и когда Поттер, взяв ее на руки, понес куда-то прочь с праздника. Право победителя никто не отменял, и мисс Уизли была вполне согласна с этим.

Что касается Поттера, то он под общий смех время от времени обещал выпороть ремнем мисс Паркинсон при всех в гриффиндорской гостиной за «непослушание». «Думаю, для такой змеиной красотки нужен двойной диван!» — подзуживал друга Рональд Уизли.

Паркинсонов Поттер в самом деле вытащил из Азкабана — слово «Избранного» в те дни было законом. Зато Панси Паркинсон стала делить ночи с победителем Темного Лорда. Разумеется, в тех случаях, когда это одобряла Джинневра Уизли. После каждой из них Поттер вел ее на завтрак в Большой Зал, демонстративно положив руку ей на талию. О том, что ночью Поттер хорошо праздновал победу, красноречиво говорил тот факт, что у мисс Паркинсон была утром неуклюжая косолапя похода. Победитель заставлял ее идти при этом на высоких каблуках под дружный смех своих друзей.

Вы спросите, куда смотрели остальные? Дураков в те дни заступаться за мисс Паркинсон не было. Сказать что-то в ее защиту означало сразу получить ярлык «прихвостня Пожирателей». Министерство к тому же издало настоящие проскрипционные списки, где записывало имена Пожирателей и сочувствующих. Кому хотелось бы попасть в них? А Кингсли Бруствер — новый министр магии в те дни слушал Поттера больше, чем самого себя. Да и в конце концов, что такого в том, что спаситель волшебного мира решил гульнуть с какой-то там дочерью Пожирателей? «Ну пусть человек забудет кошмар войны хоть немного, — рассуждали многие. — Если это ему поможет — прекрасно, не мешайте нашему спасителю!»

Месяц назад Панси Паркинсон умерла. Умерла дома, забытая и покинутая всеми. Гарри Джеймс Поттер не слишком вспоминал о своей наложнице. Зачем она нужна, если он удовлетворил страсть и с лихвой отпраздновал победу? Наверное, опечаленный смертью жены он не вспомнил о смерти бывшей наложницы. Такова их судьба, ибо «горе побежденным».

— Что мы имеем? — развел руками Эрик, идя на урок ЗОТИ — Пожиратели на свободе, дементоры по всей Британии летают, люди гибнут, а спаситель волшебного мира разрушает этот самый мир. Обществу это точно надоест после такой статьи и это может повлиять на Поттера.

— Обществу это уже надоело, — с усмешкой заметила Кэтрин. — Давно. Еще с похорон Мари.

— И всё общество это один человек? — вскинул брови Нотт, на что Забини закатила глаза.

— Это как посмотреть… Думаю, после такой статьи многие задумаются относительно Избранного, — рассудила она.

— Мы так увлеклись страданиями побежденных, что принижаем подвиг победителей! — воскликнула тем временем светловолосая гриффиндорка лет шестнадцати.

— Вот так ты даешь, Спиннет, — с усмешкой протянула Анжелика.

— Помолчала бы, Розье, твое время истекло, — надменно бросила Корнелия и быстро удалилась.

Альбус молчал, задумавшись о статье. Он не мог поверить, что его отец вытворял такое с беззащитной девушкой. Что Гарри Поттер, герой волшебной Британии, оказался просто напросто самодовольным дураком, и довольно жестоким человеком.

Но правда ли это? Однако свидетелей было достаточно. Но про них можно много чего выдумать.

— Но это может оказаться ложью, — добавила неожиданно подошедшая Моника — Была одна такая Рита Скитер, позорила людей. Узнаю у мамы, было это на самом деле или нет, — после этих слов девочка быстро направилась в совятню.

— Ты, Ал, что думаешь? — спросила его Кэт. Альбусу показалось, что в ее голосе прозвучали нотки сочувствия.

— Я? Да, особенно, ничего… — поднял брови Ал. — Мало ли что можно написать?

— То есть, ты не веришь? — с облегчением вздохнула Забини.

— А ты? — спросил Ал. — Авторша так лихо пишет, словно сама была в гостиной и сама присутствовала при этом. А ведь она там не была, заметь.

— И то верно… — задумался Эрик.

— Вот! — Ткнул пальцем Альбус. — Смотри: «Она нисколько не смущалась, а аплодировала вместе со всеми, когда мистер Поттер поил Панси огневиски из своих рук». Она там присутствовала? Она это видела?

— Ну, говорят… — протянул Нотт.

— Говорят, что кур доят! — добавил Ал. Кэт громко прыснула.

Альбус облегченно вздохнул. Он знал, что история с Паркинсон — клевета. А если и нет, то… Ну развлекся отец с Паркинсон, и что такого? Право победителя, в конце-концов! Неужели спасителю магомира с ничтожной Паркинсон гульнуть нельзя? Разве спасение магомира не стоит того, чтобы отец натянул ничтожную Панси? Разве он не имел право на награду? Панси проиграла — и заняла свое место. Да, он был жесток… Но право полакомиться Паркинсон он после победы имел? Имел!

Спор бессмыслен. Он имеет смысл только, если мы считаем, что Паркинсон равна великому Гарри Поттеру. Но если мы считаем, что люди не равны, что победитель имеет право на трофей — о чем вообще спор? «Глупость какая-то…» — подумал он, равнодушно поправив сумку.

* * *

Зима девятнадцатого года выдалась ранней и очень снежной. В середине декабря Хогвартс уже засыпало глубоким пушистым снегом. Ближе к Рождеству разыгралась такая метель, что ученикам отменили поход в Хогсмид. Снежная буря поломала деревья в Запретном лесу, и единороги ушли от стихии подальше в чащу. Хагрид, готовя к празднику Большой зал, все жаловался, что их не увидят до весны.

Все с нетерпением ждали наступающим каникул. В Большом Зале всегда жарко полыхали камины, но в коридорах стены покрылись изморосью, и ледяной ветер колотился в окна классных комнат. Профессор Слагхорн, проводивший уроки в подземелье, где дыхание вырывалось изо рта морозным облачком, наколдовывал дополнительное утепление, но детям приходилось держаться как можно ближе к своим котлам. Слизеринкам выписали грелки, чему девочки, включая Кэт, были очень довольны. Малфой буквально считал дни до отъезда, жалуясь на холода.

Рождество Альбус решил встретить в школе. Дома его вряд ли особо ждали: такая ссора, как на поминках, не могла пройти бесследно. Отец уехал в командировку, так что единственный вариант — Уизли. Уизли, которых Альбусу не хотелось даже видеть. Никто из них даже не извинился за такие оскорбления. Одна только Рокси пыталась утихомирить родственников, но и особой поддержки в сторону Альбуса не высказывала, так что неясно, на чьей она стороне. Да и Рокси не горит желанием общаться с ним, а служить предметом насмешек и издевательств своей семьи ему не хотелось. Поттер понимал, что будет лучше, если они с Уизли не будут обращать друг на друга внимания словно чужие люди… В школе, к счастью, не возникало таких проблем: Альбус нашел общий язык если и не со всеми, то со многими ребятами со своего факультета. Ему не грубили, к его мнению прислушивались, у него есть друзья. Малфой, конечно, не уставал выделываться, но в глазах окружающих был всего лишь клоуном. Поэтому Альбус был рад одним из первых записаться в список тех, кто остается в школе на каникулах.

Утром накануне каникул Альбус с удовольствием сидел в Большом зале, с удовольствием размышляя над тем, как много интересного можно сделать на каникулах. Рождественская ель сияла блестящими «дождями» и разноцветными шарами. Какими только цветами не сверкала мишура: и красные, и золотые, и зелёные, и синие… Отсылка к факультетам. Пушистая мишура важно охватывала дерево, будто бы стараясь не отставить возможности отвернуться. Обилие теплых цветов, казалось, манило к себе любого первого встречного, призывая наслаждаться праздничной атмосферой. Мимо двери проплыла группа привидений с нотами, словно уже репетируя предстоящий праздник.

— Что, в Африку захотелось, ниггерок? — поддел Малфой Роберта. Наступило утро отъезда, и он не упустил случая поддеть свою вечную жертву.

— Не вижу в этом, честно говоря, ничего смешного, — протянула Анжелика. — Учитывая, что ты считаешь дни до отъезда: небось и самому в теплые края охота?

Но тут за Малфоя заступилась Адель:

— Знаешь, тут я могу его понять… — шепнула подруге Эйвери. — Всё же пускать в школу таких откровенных горилл… — тихо вздохнула она. — Хотя кричать об этом невежливо, — добавила она.

— Просто сколько можно шуметь? От того, что Малфою нечем заняться, мало что изменится. Все вопросы, если есть у кого, к директору: зачем ежедневные бессмысленные конфликты? Боб да Боб…

— Заткнись, Малфой! — возмутилась третьекурсница из Хафлпаффа.

— А… Нора тупорылых барсуков? — издевательски протянул Малфой.

Анжелика с усмешкой возвела глаза к небу: видимо, ей успели надоесть постоянные бессмысленные ссоры, но и воспитывать зачинщиков, как маленьких, она не собиралась: почему и хаффлпаффцам, и Малфою нужна нянька?

Кэт помахала Альбусу рукой. Мимо проплыл Толстый монах, о чем-то болтавший с другим призраком молодого человека. Взглянув на горящие гирлянды, Альбус почувствовал, что не имеет ничего против одиночества. Нет никакой возможности в очередной раз оказаться втянутым в ссору, абсолютная свобода и независимость… Кроме того, весьма естественно, что многие поспешили покинуть Хогвартс, при такой то погоде.

Наконец, зал опустел. Профессор Лонгботтом подошел к елке и стал прикреплять кое-какие игрушки. Не зная, с чего начать свою свободу, Альбус наколдовал поднос наподобие планшета и раскатал на нём пергамент. Ему вдруг пришло в голову разобраться в своих ночных кошмарах. Окунув перо в чернила, Альбус закусил губу и начал записывать основное содержание своих снов.

1. Прихожая, зеркало (смотрю в зеркало, вижу Духа)

2. Лес, зеркало (то же самое)

3. Лес, маленький…

— Альбус? — раздался голос Гермионы.

— Да… мэм? — мальчик поскорее прикрыл рукой пергамент. Однако профессор трансфигурации не обратила на него внимания.

— Все хорошо? — прищурилась она.

— Да, мэм…

— Замечательное. Я сильно ошибаюсь или, мне кажется, тебя иногда мучают неприятные сны? — прищурилась декан Гриффиндора.

— Нет… — покачал головой Ал. — То есть… — бросил он взгляд на пролетавший призрак сэра Николаса… — Иногда были, но сейчас уже нет.

Гермиона кивнула. Затем, внимательно окинув мальчика взглядом, спокойно сказала:

— Мне кажется, Альбус, сегодня мы решим с вами эту проблему раз и навсегда. Подойдите ко мне около девяти вечера, и мы все сделаем.

— В девять часов? — переспросил мальчик.

— Только не говорите мне, что вы не имеете привычки нарушать правила! — на лице профессора трансфигурации мелькнуло что-то вроде легкой насмешки.

Альбус почувствовал, что день будет испорчен. До самого вечера он буквально не находил себя места. Только вбежав в гостиную, он заметил, что кроме него в школе на Рождество осталась еще и Моника Селвин. Альбус, впрочем, знал, что Мон немного не от мира сего, так что неприятностей от нее вряд ли стоит ждать. Иное дело профессор Уизли… Интересно, что именно она ему приготовила? Чтобы хоть как-то убить нетерпение, Ал решил немного полетать и снова побежал вверх.

— Привет.

Альбус был слегка удивлен, что Селвин решила к нему подойти. Они никогда особо не общались…

— Может, полетаем? Погода пока хорошая, не сидеть же в школе все каникулы, правда? — на последних словах в карих глазах мелькнули задорные огоньки.

— Давай… — немного неуверенно ответил Альбус. Сейчас он был рад любому, кто мог бы побыть с с ним.

— Хотела бы научиться летать также как ты — куда лучше и увереннее, чем Молли или Грегори, — весело протянула Моника. — Не особо люблю квиддич: на мой взгляд, очень жестокая игра, но летать мне нравится.

Вестибюль казался ужасно огромным без обычной толпы учеников. Воздух на улице был холоднее, чем Альбус мог себе представить, так что он про себя порадовался, что надел тёплый плащ. По заснеженному двору они пробрались к хранилищу метел, взяв новенький «Нимбус 3000».

— Да я не так уж хорошо летаю… Не Джеймс всё же… — ответил Ал. Моника, как он заметил, тоже куталась в зимний плащ от холода.

— Ну не Джеймс и не Джеймс, невелика потеря. Просто хороший способ развлечься, мне кажется, да и пообщаться.

Впервые после смерти матери Альбус почувствовал что-то похожее на интерес к жизни. Оттолкнувшись от земли, мальчик взлетел, ощутив странное чувство легкости. Сделав несколько кругом вокруг замка и полюбовавшись Запретным Лесом, Альбус вернулся, глядя на едва пробивавшееся сквозь тучи тусклое зимнее солнце.

Моника парила в небесах уверенно и легко. Казалось, метла была абсолютно лишней. Но иногда она схватывала древко крепче — видимо, чуть волновалась.

— Не бойся, смелее, — улыбнулся Альбус. — Мётлы чувствуют, если их боятся…

— Я и не боюсь, — мягко отозвалась девочка. — Особенно с тобой.

Тусклое зимнее солнце едва выглянуло сквозь снеговые тучи. Черная пелена с рваными просветами казалась бесконечной. Альбус спросил, не боится ли его спутница Запретного леса.

— Пока не знаю, стоит ли бояться, потому что никогда там не была, — хлопнула ресницами Мон. — А ты?

— Я подумал: а не приземлиться ли на опушке? Ну хоть на минутку… — от морозного ветра Альбус слегка раскраснелся.

— Можно, конечно! Почему бы и нет? — мягко отозвалась Моника и быстро направила метлу вниз.

— Тогда за мной! — воскликнул Альбус.

Развернувшись над зубцами правой башни, он стремительно помчался наискосок в сторону Черного озера. Моника с легким страхом держало древко метлы. Альбус механически показал ей, как нужно поворачивать его.

— Ты, кстати, тоже не поехала домой, смотрю? — мягко спросил Ал.

— Да, а почему ты не вернулся? — спросила Моника. Сейчас они мчались над Черным озером, делая кольцо перед посадкой.

— Отец уехал в командировку. А остальные мне не рады, — пожал плечами Альбус.

— А у меня наоборот: отца нет, только мать. С войны… — спокойно сказала Моника.

Альбуса чуть перекосило. Сколько же зла всё-таки принесло в мир семейство Уизли!

— Похоже, ничего еще не кончилось: судя по бродящим повсюду дементорам и постоянным жертвам началась война. Вряд ли желания обыкновенных школьников особенно что-то изменят, но не хотелось бы очередного побоища. Спасибо большое за прогулку, всегда хотела с тобой дружить.

Альбус мягко улыбнулся. Все же Моника — неплохая и милая девочка, просто чуть рассеянная.

— А ведь дементоров так и не загнали назад… — пробормотал Альбус. — Боюсь, Штирнер может использовать их как свои штурмовые отряды.

— Или Александрина. Хотя как знать — может они вообще союзники. Вот кому, кому пришло в голову выпустить дементоров? Для преступников это самая лучшая награда — какой труд сбежать и вернуться за старое? Кроме того это невероятно опасные существа: сколько невинных жертв они прибавят?

— Говорят, что в Министерстве решили, мол, негуманно будет контролировать заключенных дементорами, — пояснил Альбус.

— Тюрьма и в Африке тюрьма, а не курорт, — грустно вздохнула Моника, — Это, конечно, очень жестоко, но при свободе дементоров еще хуже: страдают многие невинные.

— Нужен способ, который устроил бы всех. И дементоров необходимо держать под контролем, чтобы невинных не трогали, и заключенным нужны условия хоть и строгие, но более спокойные. Но это, видимо, утопия, — пожала плечами Моника.

— Все думали, что дементоры будут жить в каком-то особом месте, типа Запретного леса…

Вспомнив о смерти Мари-Виктуар, Альбус поймал себя на мысли, что он не знает, куда пропал Тедди Люпин. В последние пару месяцев о нем не было слышно ни слова. «Наверное, на задании», — подумал рассеянно Ал.

— Они не могли не выбраться, если учесть, чем дементоры питаются. Это невозможно.

Незаметно для себя Альбус приземлился на заснеженной поляне. Снег присыпал листву и только кое-где через заносы поглядывали высокие стебли травы.

— Интересно, а какая у тебя любимая фигура в шахматах? — спросила Моника, когда ребята шли на ужин. — У меня ферзь. Она может ходить как угодно — как пешка, как ладья, как слон… Только прыгать через вражеские фигуры не умеет.

— Хороший выбор — фигура могучая, — улыбнулся в ответ Альбус. — У меня конь. Только представь, сколько полей он может держать под напряжением одним единственным ходом.

Предвечерний солнечный лучик озарил вершину огромной ели, мерно спавшей под толстой белой ризой.

— Напоминает какого-то очень могущественного умного волшебника. Ладья как наши гриффиндорцы — идёт напролом, без всякой хитрости. Ещё всегда был интересен король — беспомощный, но вся игра на его защите построена.

— Не забывай, что в конце король самая сильная фигура, — поучительно добавил Альбус, подняв тонкий палец.

— Я и говорю: беспомощный, но необходимый. Слон хитрюга — вот не идёт прямо, как другие, нужно обязательно по диагонали и только по диагонали.

Ужин первого дня оказался в самом деле праздничным. Из-за того, что учеников было так мало, они все сидели вместе с преподавателями за главным столом. Альбус с удовольствием придвинул горшочек с жаркое. Слушая рассказы профессора Слагхорна о старых временах, мальчик ловил себя на мысли, что ему ужасно хочется оставаться здесь каждые каникулы. Ему нравились горящие свечи, запах хвои, а еще больше — отсутствие рядом докучных Джеймса или близняшек, которые наверняка сотворили бы какую-нибудь проказу иди пакость. В глубине души он надеялся, что Гермиона забыла об их разговоре, однако тетка сразу напомнила ему об этом взглядом.

— Альбус, вы готовы? — спросила она, едва закончился ужин.

— Да, мэм… — ответил он с легким вздохом.

— Прекрасно. Тогда следуйте за мной.

В улыбке декана Гриффиндора была что-то натянутое, но Альбус безропотно пошел за ней. Вопреки ожиданиям Ала они пошли не в какой-то хитрый проход, а в коридор на втором.

После нескольких минут ходьбы они вышли к двери, которую Альбус никогда раньше не видел. Профессор трансфигурации остановилась перед ней.

— Действительно ли ты готов? — мягко спросила Гермиона. — Хорошо. Теперь, я хочу, чтобы ты пообещал мне, что ты будешь говорить мне только правду обо всем, что увидишь. Обещаешь?

— Хорошо, — кивнул Альбус, хотя про себя решил, что это совсем не обязательно.

Гермиона кивнула и взмахом палочки открыла дверь. Ал удивился, как это он не замечал ее прежде. Декан Гриффиндора остановилась рядом.

— Сюда ты войдешь один, — сказала она. На ее лице внезапно мелькнула грусть!

Альбус снял ржавый железный замок, и вошел в комнату, тщательно закрыв за собой дверь. Немного дрожа, он заметил, что комната была почти пуста: толчков одном углу висело позолоченное зеркало. На полу лежала густая пыль, словно здесь давно никого не было.

Это было великолепное высокое зеркало, украшенное богатой резьбой, на подставке в форме когтистых лап. Вверху шла инкрустированная надпись: «У джедан юун йата оцилен яюаж артоя». Фраза была бессмысленной, но Альбус понимал, что она что-то означает, Альбус осторожно приблизился к зеркалу, ожидая увидеть себя, но отражение, естественно, не появилось. Зато в противоположном углу появилась лира, которая нежно зазвучала сама собой.

«Ее наколдовала Гермиона», — подумал Ал, только вот зачем, он не понимал.

Мелодичные звуки продолжали звучать, но Альбус продолжал смотреть на зеркало. Прищурившись, что бы прочитать строчку в темноте, Ал прочитал её наоборот. «Я отражаю не лицо, а тайную надежду». Так вот почему Гермиона хотела, чтобы он посмотрел в это зеркало… Мальчик меланхолично улыбнулся: ему показалась ее идея чем-то детской.

Лунный свет, струящийся в высокое стрельчатое окно, позволял увидеть серебристые нити паутины в воздухе. Лира продолжала звучать, словно в такт его настроению. Альбус посмотрел еще раз в зеркало и увидел, как отражения накладывались друг на друга. От обилия картинок мальчик прикрыл ладонью правую половинку очков и чуть не вскрикнул от удивления. Перед ним возник силуэт рыжей чуть полноватой женщины, которая ему радостно улыбалась.

— Мама? — спросил он с изумлением.

Женщина тепло махнула ему рукой, как не махала никогда в жизни. Неожиданно к ней подошел высокий, похожий на него человек, и обнял мать. Альбус сразу понял, что это был его отец. Затем к ним, счастливым, подошли радостные Джеймс и Лили, а за ними и он сам, встав в самом центре. Альбус смотрел на всю семью и не понимал, что происходит. Ему казалось, будто он не узнавал свой дом. Это было удивительно, но они все были рады друг другу.

Альбус почувствовал, как что-то кольнуло в сердце. Зеркало сказало правду: это было, несомненно, его тайным желанием. Махнув головой, он вспомнил, что его правое стекло прикрыто. Просто для интереса он закрыл левое стекло и открыл правое.

Тотчас картинка изменилась. Альбус увидел скалу, о которую разбивались огромные пенящиеся волны. Он стоял на вершине скалы в дорогой черной мантии. Его лицо было прикрыто капюшоном, но щеки казались невероятно бледными. В левой руке он сжимал палочку, а в правой держал металлическую маску из тонкой стали. Вокруг него на коленях стояла целая группа людей в железных масках, и они низко кланялись ему. Альбус, который был не совсем Альбусом, начал важно расхаживать мимо них.

Альбус открыл оба глаза, и с удивлением увидел какой-то калейдоскоп накладывающихся друг на друга образов. Бессмысленный водоворот. Он сам не понимал, что хочет? Ал развернулся и подошел к лире. Затем услышал скрип двери. Гермиона! Мерлин, он ведь почти забыл о ней. Взмахнув палочкой, она наколдовала пару летящих белых свечей. Ал, прикусив губу, несколько раз моргнул от их света.

— Все в порядке? — спросила Гермиона.

— Да, мэм… — кивнул Альбус.

— Что ты увидел, когда посмотрел в зеркало?

Альбус потупился. Одна часть его сознания велела рассказать всю правду, другая часть властно призвала его не делать этого ни в коем случае. Ал прислушался ко второй и осторожно сказал:

— Я видел себя старостой школы.

Профессор Уизли посмотрела на мальчика со смесью тревоги и смущения.

— Это было желание твоего сердца? — неуверенно спросила она.

Альбусу внезапно захотелось рассказать ей правду, но вместо этого он услышал, как его голос бодро ответил:

— Да.

Необъяснимая паника, которую он почувствовал в Комнате с зеркалом, словно возвращалась. Гермиона поджала губы.

— Ничего про маму и семью? — мягко спросила она.

Альбус снова боролся с собой, желая рассказать правду, но его тело и голос, казалось, не подчинялись ему. Противный тихий голосок в его голове, полный злорадства, снова отдал команду, и мальчик пробормотал:

— Не знаю. Она могла быть где-нибудь на заднем плане, но я не видел её.

Почувствовав головную боль справа, Альбус помассировал лоб. Карие глаза профессора Уизли засветились беспокойством, и она в упор посмотрела на племянника.

— Ал, что только что произошло? — тревожно спросила она.

— Я… я не знаю, — пробормотал мальчик сквозь ладони, прислоняясь к стене и сползая на пол.

— Альбус! — Гермиона подошла к ребенку. — Альбус скажи мне, в чём дело!

Ал не смог ответить. Сейчас он был близок к тому, чтобы расплакаться. Все, что он смог, это присесть на пол.

— Почему это происходит? — зашептал Ал, прижав колени к груди, как в детстве. — Почему я?

После нескольких жутких минут голоса утихли, отняв руки от лица, поднял глаза на строгое лицо Гермионы. Неожиданно она тряхнула мальчика за плечи.

— Том, перестань! — строго она, направив на него палочку.

Эффект оказался поразительным. Боль справа начала спадать. Неприятное существо словно поспешило убежать в свою норку. Альбус с удивлением посмотрел на тетку. Кажется, он и сам не очень понимал, что произошло. Лунный свет за окном озарял мокрую метель, которая становилась все сильнее.

— Теперь ты хорошо себя чувствуешь? — осторожно спросила Гермиона.

В ее глазах снова стоял страх, словно она ожидала увидеть все, что угодно, только не это: как в тот день, когда Альбус смог перед всеми выполнить набор сложных заклинаний.

— Да… — пролепетал мальчик.

— Хорошо. Чего ты хочешь? — строго спросила Гермиона.

— Я хочу вернуться в гостиную, — рассеянно сказал он, потирая лоб. — Пожалуйста! — Жалобно пролепетал он.

Профессор Уизли не стала останавливать его, когда Альбус развернулся и помчался в сторону гостиной Слизерина. Гермиона вышла из класса и посмотрела вслед ученику со смесью волнения и тревоги.

* * *

Теплая атмосфера предстоящего Рождества позволяла отойти от грустных мыслей. Утром в Сочельник никому не хотелось бы долго нежиться в кровати: ощущение наступающего Рождества побуждало скорее вставать и погрузиться в праздничный день. Поправив одеяло, Альбус заглянул под кровать.

Сердце немного кольнуло: никто из семьи Уизли не прислал ему ничего, даже паршивой зубочистки. Рядом, однако, лежали и другие подарки — видимо, от Эрика и Кэтрин. Альбус почувствовал, что на душе стало тепло — все же очень хорошо, когда у тебя есть друзья. Эрик прислал вкусные баранки, меняющие цвет с красного на оранжевый. Мак также был непрост: он мог становиться и сахаром и солью и посыпкой. К пакету было прикреплено письмо:

Поздравляем с Рождеством,

Радость пусть войдет в ваш дом,

Бог хранит от всех проблем,

Бед чтоб не было совсем,

Мир, спокойствие, уют

Вместе с Рождеством придут,

Мы желаем вам добра,

Благ всех, счастья и тепла!

Альбус улыбнулся: Эрик всегда Эрик — веселый, преданный, легкий на подъем. Кэт прислала книгу про призраков, а Дерек с Адель — книгу про поиски египетской магии. Альбус очень обрадовался, увидев, что в конце есть маленький словарь иероглифов.

Особый подарок был завернут в черную фольгу. Альбус поскорее его раскрыл и сразу увидел книгу в мятно зелёном переплете. Поверх забавного черного котла на рисунке было выведено золотыми буквами: «Расширенное зельеварение».

«Расширенное зельеварение»… Альбус едва удержался от улыбки: это без сомнения был подарок от Булстроуда! Его подарок! Мальчик помнил, что это только внешняя оболочка ради избавления от проблем и неудобных вопросов; на самом деле он сможет узнать подробнее о загадочном Круге Тьмы.

— Yaviciome! — прошептал мальчик, направив палочку на книгу.

Обложка тотчас изменила цвет. На черном фоне появилась золотая надпись «Круг Тьмы: изучение черной магии». Альбус улыбнулся. Он не слишком уверенно чувствовал себя, но все же он изучает Темную магию только ради того, чтобы лучше разобраться в ситуации, не так ли? Повертев в руках черную книгу, Альбус довольно улыбнулся и поскорее открыл ее.