Подарки водяного (джен)

Ярмарка в Сорочинцах, известная если не на всю Полтавскую губернию, то на несколько окрестных уездов точно, уже не первый десяток лет собирала в жаркие августовские дни немало торгового, проезжего и праздного народа. Гончары, чумаки с солью и рыбой, кожевники, кузнецы, барышники, ложечники, деревянных дел мастера, торговцы зерном и простые крестьяне — все съезжались сюда себя да свой товар показать, людей посмотреть, знакомства новые свести, а может и детушек своих сосватать. Шумной, яркой, многолюдной была Сорочинская ярмарка.

Наезжал сюда из Диканьки и Бинх Александр Христофорович, уже который год бывший начальником тамошней полиции. Надолго не задерживался, потому как служба требовала его почти постоянного присутствия в деревне, но непременно на первый или второй день появлялся обязательно. Приезжал ранним утром, иногда в компании Тесака, всегда с двумя объёмными плетёными коробами, о содержимом которых можно было только догадываться, а уже к вечеру выезжал обратно, побродив по торговым рядам да опрокинув чарку-другую сливянки в местном шинке. Что привозил с собой полицмейстер, знал только он сам да кривой Андрей, торговавший в Сорочинах да Миргороде разными безделками да игрушками, до которых охочи детишки, что крестьянские, что купеческие, что дворянские.

Знакомцы Александра Христофоровича, ежели встречали его у андреева прилавка, неизменно удивлялись: что это серьёзный да важный государственный человек делает в таком неожиданном месте? Куда понятнее было, застань они его за разглядыванием работы оружейных мастеров или, на худой конец, у кузницы. Но прямо спрашивать никто не решался, а в круговерти ярмарочной толкотни да болтовни быстро забывались и случайные встречи, и торговые ряды, в которых они случились. Тесак, знавший о привычке своего начальника посещать Сорочинскую ярмарку и порой его сопровождавший, любопытствовал только, что же такое в коробах господин Бинх возить изволят, но получая в ответ неизменное "Не твоего ума дело", на третий год даже спрашивать перестал.

И не замечал никто, что как раз после визитов полицмейстера на прилавке у кривого Андрея появлялись, совсем не похожие на традиционные малоросские игрушки, лёгкие аккуратные лодки, хрупкие на вид яхты, однопалубные и двухпалубные парусники. Тонкие мачты рвались проткнуть синее полтавское небо, аккуратные кили будто просились в объятия волн (речных ли, морских ли), а паруса словно ждали попутного ветра, который подхватит и умчит туда, где могучий Днепр встречается с морем.

Цену за эдакую красоту Андрей просил небольшую, но редко когда находились покупатели среди крестьян. Разве что лодочки попроще брали в гостинец своим сорванцам те, кто удачно сторговал свой товар и хотел удивить да порадовать детишек. Да парубки с дивчинами порой задерживались у прилавка, шумно и весело обсуждая удивительную хрупкость этой игрушечной красоты. Случись такой поделке в реке утонуть — жалеть непременно станешь. А в хате крестьянской парусник и пристроить некуда, да и незачем. И почти все эти диковинки, аккуратно упакованные, отправлялись из Сорочинец в Миргород, а после — и в Полтаву, где неизменно находили своих покупателей. А если кто спрашивал, откуда берутся такие поделки, торговец игрушками лукаво улыбался в усы и загадочно отвечал: "Водяной подарил".

Но однажды в Сорочинцы с теми же таинственными коробами приехал Тесак. Один. Побродил среди ярмарочного многолюдства, посидел в шинке, выпил несколько чарок сливянки, особенно удавшейся в этом году, если верить хозяину. А под вечер уже, когда утомлённые и довольные собой продавцы и покупатели расходились, чтобы встретиться за ужином да скоротать время за беседой, привёз свою поклажу кривому Андрею. Это был последний «подарок водяного».