Рождество для Дадли Поттера (джен)

За окном пушистыми хлопьями падает снег, а в небе рассыпаются яркие волшебные искорки.

— Ты не бойся, — говорит Гарри, ныряя под левый локоть мамы, занятой пирогом. — Когда я в Хогвартс уеду, тебя Дадли будет защищать. Он знаешь какой сильный! Он даже папу в этом... Как его...

— Армрестлинге, — подсказывает Дадли, ныряя под правый локоть.

— ...победил, — оканчивает Гарри, поправляет очки с озабоченным видом и интересуется: — А если мне в Хогвартсе скучно станет, я могу вернуться в нашу школу?

— Боюсь, что нет, — невнимательно отвечает мама, занятая тестом, которое месит прямо руками.

Дома у них де-мок-ра-ти-я и неписанное правило: только самую скучную, трудную и неинтересную работу нужно делать волшебными палочками. А что-то интересное, как, например, пироги, — обязательно без волшебства.

Да и зачем волшебство, шутит мама, когда у нее целых три таких прекрасных помощника.

Или не шутит.

— До Хогвартса еще восемь месяцев, — улыбается она, — а вы уже оба готовите протесты? Почему, интересно?

— Потому что волшебники — задаваки, — говорят братья хором.

Спустя мгновение Дадли краснеет как помидор, а Гарри торопливо поправляется:

— Ну не все, конечно. Только глупые, как Захария Смит.

— И тетя Молли точно не задавака, — подтверждает Дадли, а Гарри пихает его в бок:

— Потому что она тебя пирожками подкупила!

— НЕПРАВДА!

Мама треплет их обоих по макушкам перепачканными в муке пальцами, и мальчишки с визгом отшатываются.

— А Дадли на Джинни женится, чтобы тети-моллины пирожки всегда-всегда есть, — вопит Гарри на весь коридор. Затем раздается негодующий рев Дадли, быстрый топот ног удирающего, и, наконец, звук настигшего возмездия.

— Дадли! Ой! Не дери-и-ись... Ладно, мы вместе тетю Молли украдем и будем прятать ее на чердаке...

Дадли недовольно сопит, потом не выдерживает — хохочет.

В воздухе пахнет еловыми ветками — папа, усыпанный снегом от очков до ботинок, только что левитировал дерево в гостиную — и корицей.

* * *

На каждую ветку елки нанизан золотой колокольчик и повязана золотая лента. Когда кто-то входит в гостиную, колокольчики принимаются вызванивать рождественские гимны.

Но вдруг мелодия сбивается.

— Дадли! — кричит мама со второго этажа. — Иви опять добралась до елки!

Иви — их кошка. Особую страсть она питает ко всему хрупкому, звенящему, красивому — и к папе Джеймсу. Мама шутит, что это потому, что глубоко внутри папа немножко стеклянная вазочка.

Но сейчас цель Иви, конечно же, елка. Разве этот комок вредности может пройти мимо такого количества колокольчиков и атласных лент?

Дадли бежит ей наперерез, дыхание его сбивается, он не успевает!

Но Иви быстрее. Она вцепляется лапами в вожделенную ленту и тянет на себя.

И чудесная елка летит на пол. А Дадли ничего не может сделать. Вот мама расстроится...

И Рождество будет испорчено.

* * *

Дадли сидит в темной комнате, один. Елку давно поставили на место, Иви отругали...

Сквозь занавески видны отблески искр, которые так похожи на маггловские фейерверки, и Дадли обиженно отворачивается.

Задаваки.

И Гарри в сентябре поедет к таким же... Ему купят такую же палочку, как у мамы и папы. Не нужно будет вместе таскать их у родителей.

Может быть, им уже ничего не придётся делать вместе, и Гарри станет задирать нос так же, как Захария?

Дадли прижимает лоб к коленям и тихонько всхлипывает.

Когда никто не слышит — можно.

Дверь скрипит, и Дадли вздрагивает, пока что-то маленькое не тыкается под колено.

— А, Иви, привет, это ты, — он чешет кошку за ухом. Та мурлычет.

Внезапно кто-то сзади кладет руки ему на плечи.

— Сынок, ты чего здесь? — озабоченно спрашивает папа. — Расстроился? Ну, мы сейчас это поправим... Там подарки. И Уизли пришли. И мама огорчится, если ты не спустишься.

Дадли мотает головой.

— Все нормально, па.

— Пойдём вниз? Мы все тебя ждем.

И Дадли спускается.

И елка, как только он входит в гостиную, принимается вызванивать что-то такое... рок-н-ролльное.

И папа дарит ему совершенно волшебные коньки, с которых невозможно свалиться, а мама — совершенно маггловские — крутые! — боксерские перчатки.

* * *

Поздно вечером папа приходит в их с Гарри комнату и приносит свою мантию-невидимку.

— Мы удерем от мамы? — с восторгом спрашивает Гарри.

Дадли подхватывает:

— Круто, па! А куда?

— Это пока секрет, — подмигивает тот. — Вообще-то по плану вы и знать не должны об этой мантии, да, парни?

— Ой!

— Спалились, — вздыхает Дадли.

А потом они выходят на улицу и тихо, точно шпионы, крадутся по Годриковой Лощине под мантией-невидимкой, следом за вполне видимым папой, который рассказывает об этом древнем волшебном артефакте — настолько древнем, что папина болтовня очень похожа на сказку.

Папа говорит о том, что досталась она ему от далёкого-далекого предка. О том, какая она чудесная (в этом Гарри и Дадли убедились и сами, давным-давно)...

— И самое главное, — разглагольствует папа, задрав палец к небу. — Эта мантия создана для того, чтобы прятать не только своего владельца, но и того, кто с ним рядом. Волшебника, не волшебника, любое существо, которое тот посчитает другом...

— Получается, твой предок уже тогда знал, что у нас будет Дадли, да, пап? — спрашивает Гарри. — Как здорово!

Папа улыбается загадочно.

— Вот видишь, — яростно шепчет Гарри Дадли на ухо. — Теперь только попробуй сказать, что ты не наш! Только попробуй! В нос получишь!

— Сам получишь, — миролюбиво откликается Дадли, задрав голову к небу. Сквозь зыбкую вуаль мантии небо самую чуточку расплывается.

— Па, забирайся и ты к нам, — говорит он, — мы же все вместе удрали.

И они возвращаются домой.

Вместе. Если кто-нибудь вздумает выглянуть в окно, он увидит нечто сюрреалистическое.

По главной улице Годриковой Лощины как ни в чем не бывало топают три пары ног.

А выше ничего нет.