Лучшая ведьма Хогвартса (гет)

Госпиталь святого Мунго нисколько не напоминал обычные больницы. Не то чтобы Гермиона видела много больниц — здоровье у неё всегда было отменным, — но всё же при родителях-медиках трудно вовсе не иметь представления, что и как должно быть устроено в любых медицинских учреждениях.

В Мунго не заводили на пациентов карту с историей болезни и даже не расспрашивали, чем и как они болели раньше. Не требовали переобуться или надеть бахилы, прежде чем пройти к палатам. То есть, конечно, Гермиону сюда и так доставили в пижаме и тапочках, но она своими глазами видела, как по коридору шёл волшебник в грязных туфлях и мокрой от дождя мантии, оставляя за собой следы, и никто из персонала не сделал ему замечания!

Зато для обследования пациентов целители-волшебники пользуются не только диагностическими чарами, как мадам Помфри, но и самыми настоящими ритуалами, о каких в Хогвартсе разве что в Запретной секции найдёшь! Гермиона испытала такой ритуал на себе — и, честно говоря, поначалу было страшновато. Не пентаграмма, конечно, как в ужастиках, но тоже впечатляет! Сложная, с изломами и разной величины лучами многоугольная схема, нарисованная прямо на полу, с разноцветными камнями в углах и основаниях лучей, с цепочками рун, из которых Гермиона понимала едва десятую часть. А целитель Сметвик ещё сказал, что это самый простой из диагностических ритуалов, потому что «ну чего там такого уж сложного способны наколдовать школьники»!

В центре этой фигуры Гермиона стояла минут пять, ёжась от холода и смущения, потому что пришлось раздеться догола. Целитель Сметвик и две молоденькие ведьмы-стажёрки, которые представились только по именам — Лиза и Эмили — ходили вокруг, бросая заклинания то в Гермиону, то в какие-то места на схеме, а три самопишущих пера вовсю строчили на трёх пергаментах. Потом у Гермионы вдруг потемнело в глазах, она почувствовала, что падает, а очнулась уже в кровати, одетая в пижаму и укрытая одеялом.

— Хитро тебя приложили, — сидевшая рядом Эмили выглядела страшно довольной. — Но теперь всё в порядке — уже завтра будешь как новенькая. Плохо, что поздно посмотрели, а то можно было и магический след считать. Дамблдор все тот же: когда я училась, в Мунго отправляли совсем уж безнадёжных.

— А чему радуешься? — поинтересовалась Гермиона.

— Не понимаешь? Интересно же! Здесь, конечно, не соскучишься, но в основном всякая бытовая ерунда. То пили вместе и неудачно пошутили, то муж с женой поскандалили, а нам всё это непотребство в отчёт по практике вписывать.

— Расскажешь? — Раз уж выпала возможность узнать что-нибудь интересное о настоящей, а не уровня школьного медпункта волшебной медицине, надо пользоваться!

Эмили почему-то покраснела и пробормотала:

— Рано тебе ещё о таком знать.

— Эй, я же не о непотребстве спрашиваю, а о себе, — Гермиона хотела возмутиться, но почему-то рассмеялась. Она вообще чувствовала себя непривычно легко и весело — неужели от лечения? Методы мадам Помфри такого эффекта не давали…

— О тебе тем более не могу — не положено. У целителя Сметвика спросишь, он расскажет. На вот, пей зелья и спи.

— И здесь спать…

— Многие лечебные зелья лучше действуют, пока пациент спит.

Гермиона кивнула: мадам Помфри говорила то же самое. Но как же надоело!

Эмили оказалась права: проснувшись, Гермиона впервые за последние дни почувствовала себя по-настоящему хорошо. Только есть хотелось зверски, но она знала, что это тоже признак излечения. Пока лежала в больничном крыле, её мутило от вида и запаха пищи, зато сейчас Гермиона впервые за всё время болезни позавтракала не через силу, а с удовольствием. Или пообедала? Солнце за окном стояло не по-утреннему высоко…

Она как раз думала, не поискать ли целителя Сметвика, чтобы выяснить, что с ней стряслось, да и вообще расспросить — тот казался довольно добродушным, и Гермиона втайне надеялась на интересную беседу о профессии волшебника-целителя. Но тут дверь в палату распахнулась, и вошли Сметвик, даже на первый взгляд ничуть не добродушный, а скорее крайне раздражённый, и профессор МакГонагалл, чьи поджатые губы и строгое выражение лица заставили Гермиону проглотить приветствие и замереть. Профессор так смотрела, будто Гермиона была в чем-то виновата! А целитель Сметвик, похоже, продолжал разговор, начатый ещё в коридоре или в его кабинете:

— Дети, безусловно, нуждались в госпитализации, и со стороны директора вопиющая безответственность оставлять их лечение на школьную медиковедьму.

— Мадам Помфри квалифицированный специалист! — недовольно возразила МакГонагалл.

— Безусловно! Однако, — Сметвик презрительно хмыкнул, — в её распоряжении нет тех диагностических инструментов, которыми располагает Мунго. Для примера: если бы вашу ученицу сразу отправили к нам, не пришлось бы гадать, кто именно на неё напал. Или руководство школы как раз не заинтересовано в объективном и беспристрастном расследовании? В таком случае то, что девочку оставили лечиться в школе, находит понятное объяснение. И кстати, именно по вашей вине девочка не попадёт на рождественский бал. Окажись она у нас сразу, давно была бы на ногах. — Тут Сметвик развернулся к сидящей на краю кровати Гермионе и рявкнул: — Кто разрешил вставать?! Вам, юная мисс, необходимо лежать ещё как минимум три дня. Пойдёмте, профессор МакГонагалл, ребёнку необходим покой. Полагаю, в школу мисс вернётся уже после каникул.

— И что это было? — пробормотала Гермиона, когда дверь плотно закрылась и шаги — тяжёлые, размеренные — целителя Сметвика и быстрое цоканье каблучков МакГонагалл — стихли в глубине коридора.

Объяснение не заставило себя ждать — в палату проскользнула Эмили и подмигнула:

— Ложись, тяжело больная пациентка, а то вдруг профессор решит снова к тебе заглянуть?

— Так это было представление?! — Гермиона облегчённо перевела дух.

— Конечно. Целитель Сметвик сказал: Дамблдора не проймёшь, но вдруг эта упёртая шотландка хоть раз напряжёт свои дубовые мозги?

— Так и сказал?!

— Как он сказал на самом деле, тебе слышать не положено — не доросла, — усмехнулась Эмили. — Когда ему мешают лечить, наш Сметвик не слишком стесняется в выражениях.

— А Гарри? — спохватилась Гермиона. — Его профессор тоже навестила? Ой, на самом деле она наверняка за ним и приходила — он же должен быть на балу?

Эмили присела на край кровати Гермионы и едва слышно прошептала:

— Скажу тебе по секрету, из-за Гарри Поттера Сметвик просто в ярости. Парень четвёртый год в Хогвартсе, и хоть бы кто-нибудь обратил внимание, что с его знаменитым шрамом что-то не так.

— Со шрамом?

— От него фонит тёмной магией. Конечно, это шрам от очень тёмного проклятья, но ведь столько лет прошло! И, в любом случае, последствия проклятий нужно лечить, а Гарри Поттера за все эти годы ни разу не видели в Мунго. Понятно, он говорит, что жил у магглов, но к магглам-то его волшебники доставили! Сам Дамблдор, судя по всему. Уж он не мог не заметить, что ребёнку нужна помощь целителей. — Эмили шептала чуть слышно, но так экспрессивно, что каждое слово набатом отдавалось у Гермионы в голове. И с каждым словом становилось всё страшней: они ведь верили Дамблдору, думали, он их защищает! Ну… на первом курсе, конечно, он намеренно дал им встретиться с Волдемортом, но они тогда же решили, что это было правильно. И никогда не сомневались в директоре.

Но оставить без медицинской помощи только что осиротевшего годовалого ребёнка точно неправильно — в этом Гермиону не заставят усомниться и сотня Дамблдоров! И, словно зацепившись за эту неправильность, в голову полезли и другие: о том, хотя бы, что так до сих пор и не выяснили, кто кинул имя Гарри в кубок — зато как будто забыли, что тот не собирался участвовать в турнире, что его участие — неправильное, против правил! А Грозный Глаз вообще заявил, что Гарри хотят убить! Но нет, он должен отстаивать честь факультета, в то время как никто, кажется, не собирается помочь ему выжить! И напавшего на неё, Гермиону, могли бы сразу найти, если бы её вовремя отправили в Мунго! А Сириус и дементоры в прошлом году? Директор правда думал, что пока два третьекурсника, нарушая кучу школьных правил, спасают Блэка, председатель Визенгамота может спокойно отдыхать в сторонке?! Среди очень разнообразного в этом году летнего чтения Гермионе попалось кое-что и о Визенгамоте. Так вот, у Дамблдора просто масса возможностей! А он, очевидно, использовал их для того, чтобы оставить маленького Гарри Поттера маггловской тётке, но ради оправдания Сириуса даже не подумал хоть пальцем пошевелить!

— А летом я почему-то об этом и не подумала, — забывшись, вслух сказала Гермиона.

— О чём?

— Как будто я настолько верила в то, что Дамблдор лучше знает… и делает всё, как лучше… что не заметила несоответствий, которые просто обязаны в глаза бросаться!

— Так, а ну-ка, рассказывай. Хотя стой, — Эмили развернулась к дверям, бросила на них какие-то чары и объяснила: — Заглушка. Никто не услышит. И, кстати, не войдёт никто, кроме целителя Сметвика. Ну а его можешь не опасаться, Клятва Гиппократа — слышала о такой?

— У меня родители врачи, — кивнула Гермиона. И начала рассказывать. Сначала путаясь и перескакивая с одного на другое, стыдясь собственных мыслей о Дамблдоре — как она вообще может думать плохое о директоре школы и великом светлом волшебнике?! Но ведь… как говорил Шерлок Холмс, если отбросить все невозможные гипотезы, оставшаяся верна, даже если невероятна? Ведь невозможно же, чтобы великий волшебник Дамблдор не почувствовал на ребёнке след от тёмного проклятья? Не знал, что сразу после проклятья можно снять с пострадавшего магический след нападавшего? Не догадался о василиске? Не может же быть, чтобы председатель Визенгамота вдруг забыл, что имеет право и даже обязан инициировать пересмотр дела Блэка и допросить Гарри, Рона и Гермиону как свидетелей? К тому же у волшебников есть средства обеспечить правдивые показания… и кстати, ведь тогда даже допрос одного только Сириуса помог бы?! Не говоря уже о том, что директор школы, лично ставивший защиту на Кубке, мог бы перед всей школой объявить, что Гарри никак не мог её обойти!

Чем дальше, тем меньше Гермионе всё это нравилось.

Где-то в середине её рассказа появился Сметвик. Слушал молча, лишь иногда то кивая, то скептически хмыкая. Когда Гермиона наконец-то выговорилась, вывалила всю гору несуразностей и сомнений, которая вдруг обнаружилась в голове, она спросила жалобно:

— Я совсем дура, да? Дамблдор ведь не мог? Но что ещё всё это может значить?

— Успокойся, — Эмили обняла её, предварительно сунув в руку флакон с успокоительным. — Ты просто ещё ребёнок, который верит учителям. И это нормально! Ненормально, когда учителя предают веру учеников.

— А ещё, милая мисс, у вас отличные способности к аналитическому мышлению, — с уважением добавил Сметвик. — Стоило слететь навязанной извне пониженной критичности, как вы тут же самостоятельно отыскали если не всё, на что стоило обратить внимание и крепко задуматься, то, во всяком случае, многое. Полагаю, ментальная магия вам тоже должна неплохо даваться.

— Ментальная магия? — растерянно переспросила Гермиона. Тут в её голове, словно наяву, прозвучал голос волшебницы с Косой аллеи: «Ваш директор настоящий виртуоз копаться в чужих головах». — «Навязанная извне пониженная критичность»? —растерянность быстро переходила даже не в злость, а в самое настоящее бешенство. Теперь многое из жизни Хогвартса становилось понятным!

— Тебя ведь пролечили от всего, что нашли, — объяснила Эмили. — Ты не волнуйся так, там ничего по-настоящему опасного не было.

— Не скажи, — возразил Сметвик. — Воспитывать в детях неумение самостоятельно думать — это, я считаю, поопасней иных проклятий.

— Но зачем ему это?! — Гермиона сжимала кулаки, боясь то ли разрыдаться, то ли начать крушить всё вокруг. И снова вспомнилось: «Ты же ведьма!»

«Я просто должна захотеть», — напомнила себе Гермиона почти забытый совет. Тогда она не поняла, как это возможно, но теперь… о-о-о, теперь, на волне ярости, она точно уверена, что больше в её голову никто не залезет без разрешения, будь то хоть Дамблдор, хоть сам Мерлин!

— Думаю, вы попали под раздачу заодно с другом. Вполне очевидно, Дамблдор желает контролировать Гарри Поттера.

— Зачем?!

— Это же Гарри Поттер! — в один голос ответили целитель и его стажёрка.

— Политика, — объяснил Сметвик. — Мордредова политика.

— А что с Гарри?

— К Рождеству отпустим, не волнуйтесь. Сложный случай, но ничего непоправимого.

— А увидеть его я могу?

— Сколько угодно, — Сметвик отчего-то подмигнул. — Для пациентов положительные эмоции — то что доктор прописал.